Читать онлайн
"Пепел и искра"

Тяжелое, свинцовое небо нависало над головой, не обещая ни проблеска солнца, ни глотка свежего воздуха. Серый, промозглый туман, словно саван, окутывал тракт, ведущий в неизвестность. Нет, Балдуин знал, что он должен привести в город Каор, рано или поздно, однако, что было на расстоянии пятнадцати футов оставалось для воина загадкой.

Осенний холод, пробирал до костей, поглощая последние отблески уходящего дня. Он забирался под грубую ткань плаща, облеплял лицо ледяной сыростью. И даже та самая знаменитая маска прокаженного не спасала, хотя металл же, от чего она должна была спасти? Разве что от ветра, но не от холода.

Земля под ногами хлюпала, превращая дорогу в скользкие полосу грязи, где каждый шаг требовал неимоверных усилий, учитывая, что свой отпечаток накладывал недуг и доспехи.

Деревья, обронив свои последние золотые листья, стояли голыми скелетами, качаясь на пронизывающем ветру. В воздухе висела унылая тишина, нарушаемая лишь печальным карканьем ворон да глухими шагами по мокрому тракту. Ветер донес запах прелой листвы и дыма от печных труб. Даже, несмотря, на насморк он почувствовал это. Значит город рядом.

И да, показались стены свободолюбивого Каора. Они, казалось, источали сырость и уныние, словно отражая настроение этой суровой осени. И это все на юге, а что ж тогда творилось на севере. Хотя, родной Тревизо по прежнему тепл, ласков и приветлив.

Между тем опустились сумерки. Но ворота стояли всё ещё открытыми и Балдуин ускорил шаг.

Лица людей, стоящих на стенах, скрытые под капюшонами, выражали усталость и покорность перед лицом непогоды, а в их глазах читалось предчувствие скорой зимы. Эта промозглая осень словно проникала в самую душу, заставляя сердца тосковать по теплу и свету, словно это было вечной наградой, которой никто не заслуживал.

Балдуин зашёл внутрь.

- Эй, стоять! - окликнул его стражник, - чужакам надлежит оплатить входную пошлину, а также сбор на ремонт мостовых и на ремонт городских стен. Два каролингских динария. Также имена чужаков подлежит вносить в специальный реестр. И вы должны сообщить цель своего визита.

- Ладно, - глухо отозвался прокаженный, - мое лицо и имя не позволяет раскрывать мой рыцарский обет поэтому прошу записать меня как “Странствующий рыцарь”. А что касается цели, то на нее обет не распространяется. Я приехал сюда чтобы пополнить припасы и отправится дальше в Испанию, в крестовый поход.

- Благородный что ли? - недоверчиво смерил взглядом стражник, со знаками отличия сержанта, Балдуина, однако оценив его оружие и доспехи решил что то говорит правду, - Хорошо, сеньор, но времена нынче неспокойные, того и гляди протестанты нагрянут. Мы должны знать всё-таки кто вы такой. Может вы один из них.

- Я отправляюсь в крестовый поход в Испанию, сражаться за истинную Вселенскую Католическую церковь и кроме того я слышал в Каоре протестанты имеют часть мандатов в городском совете.

- Да, сеньор, вы хорошо осведомлены, но это наши протестанты и мы о них знаем все, а вот вы что за птица это нам не ведомо.

- Я не могу сказать о себе больше, а это, - он положил на тумбу на которой лежала огромная книга, по видимому в нее записывали всех приезжих, четыре каролингских динария, - пошлина и надбавка к вашей зарплате за вашу бдительность и ратные труды. Пожалуйста запишите меня как Странствующего рыцаря. И то что я тут проездом, чтобы пополнить свои скудные припасы. И верьте мне: я добрый католик. К тому же я рыцарь, мое слово правдиво.

Сержант посмотрел на деньги, затем на товарища, затем на Прокаженного.

- Вижу вы богаты сеньор, у нас так просто деньгами никто не разбрасывается. Даже рыцари из серой стражи живут скромно. Зарплатой их не балуют, собственно как и нас, - солдат усмехнулся ловко сгреб в поясной мешочек деньги, подальше от любопытных глаз. Мало ли что, может другие стражники увидят.

- Остатки былой роскоши. Pecunia est malum.

- Латынь, протестанты не говорят на ней. Сеньор рыцарь не из их числа… - обратился сержант к другому стражнику, - Ну для верности прочтите на латыни отче наш и перекреститесь.

- Что ж… Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum. Adveniat regnum Tuum. Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo. Quoniam Tuum est regnum et virtus et gloria in saecula. Amen, - он чинно перекрестился как надлежит доброму католику.

- Добро пожаловать, милостивый сэньор, в Каор - град виноделия и моста спятью башнями, который самому дьяволу даже не зубам.

- Благодарю. Наслышан, непременно посещу, - затем немного вкрадчиво попросил, - Послушайте, я уставший с дороги, не могли бы вы подсказать где тут трактир или постоялый двор, потому что бродить в темноте в дождь не зная дороги по незнакомому городу затея не из удачных.

- Ну что ж, я дам вам проводника по городу лучшего в мире, но это будет стоить некоторой… эммм… благодарности, мы бедные стражники и зарплатой нас не особо балуют.

- Слушайте, сержант, а вы не еврей?

- Боже упаси! Чтобы меня черти в ад забрали если я породнюсь с этим нечестивым племенем и приму их бога у которого сам Люцифер в братьях ходит! Я честный француз и добрый католик, - и он стал спешно крестится, затем продолжил, - Вы знаете сколько они с вас бы денег содрали?! Знаете-знаете?! Пять каролингских динариев. А я всего один прошу.

- Ладно, держите, заслужили.

- Эй, Маленький Пьер, - довольный сержант запихнул деньги в мешок. Меж тем из какой-то боковой двери выбежал подросток лет десяти.

- К вашим услугам, господин сержант.

- Отведи достопочтимого сеньора в лучший постоялый двор.

- Да, господин сержант, - мальчик взял фонарь.

- Это и есть ваш лучший проводник?

- Сеньор, маленький Пьер знает город как свои пять пальцев, уж поверьте. Он проведет вас куда хотите самым кротчайшим путем.

- Для такого здоровяка не все пути подойдут, да ещё в этих неудобных железяках. То ли дело я, в любую нору крысиную пролезу, - выпятив грудь заявил мальчик.

- А ну цыц! - оборвал его сержант и торжественно продолжил, - не смей дерзить гостю! Перед тобой сэр рыцарь. Он идёт с Испанию, чтобы сражаться с неверными маврами.

Но Балдуин остановил рукой сержанта и тихо сказал.

- Весьма вам благодарен, маленький господин, за презентацию Ваших недюжих способностей, когда мне понадобятся такого рода услуги я обязательно попрошу Вас о помощи. А в этот раз мне просто нужен постоялый двор. Полагаю, что к нему можно дойти по широким мостовым, а не крысиным норам.

- Соблаговолите следовать за мной, - сказал маленький Пьер и направился на улицу.

Балдуин кивнул и двинулся вслед за юношей в темноту. Меж тем бездна неба (интересно так можно говорить? Или это нечто вроде “горячего снега”), похоже, сорвалась с цепи обрушив на город проливной дождь. Капли, холодные и крупные, хлестали по лицу, пронизывая насквозь одежду. Балдуин поплотнее закутался в плащ, пытаясь хоть немного защититься от разгулявшейся стихии. Городские ворота остались позади, и теперь они с проводником спешили по широкой улице.

Однако, несмотря на погоду и вечер улица была полна людей. Они спешили спрятаться по своим теплым домам от непогоды. Похоже стихия застала их в расплох, за важными делами.

Мостовая, обычно пыльная и сухая, превратилась в скользкое месиво. Камни под ногами то и дело ускользали, заставляя Прокаженного соблюдать удвоенную осторожность дабы не споткнуться и не упасть. Вода мешала видеть дорогу, и он то и дело смахивал её рукавом, только делая хуже. Каждая капля, казалось, проникала под одежду, добираясь до самой кожи, вызывая озноб.

Дома по обе стороны улицы, с покосившимися стенами и крышами, пропускали дождь, и струи воды стекали по ним, словно слёзы. Из распахнутых окон доносились отголоски домашней суеты и приглушенные голоса. В воздухе витал запах мокрой земли, дыма из печей и чего-то протухшего, что, казалось, только усиливало общее уныние.

Маленький Пьер ускорился стараясь побыстрее добраться до цели. Но замечая едва видневшийся впереди силуэт знакомого трактира он ощутил прилив надежды. Свет, пробивающийся сквозь запотевшие окна, казался манящим маяком в этом море дождя и холода.

- Вот он, сеньор, трактир, лучший в городе.

- Спасибо, маленький господин, - затем Балдуин великодушно вручил ему динарий, - это за труды.

- О, сеньор, спасибо. Рад служить.

- Что ж, ещё увидимся.

Рыцарь ускорил шаг, вода, хлюпая, заливалась в обувь, но теперь это не имело значения.

Наконец, он достиг деревянной двери трактира. С глухим стуком распахнув её, он вошел внутрь, оставляя за собой мокрый след. Дождь остался позади.

“Виноградная лоза Давида” так назывался этот трактир.

За тяжелой дубовой дверью царил совсем иной мир, разительно отличавшийся от промозглых улиц средневекового города. Запах жареного мяса, свежеиспеченного хлеба и хмельного эля, смешиваясь с табачным дымом и ароматом специй, создавал пьянящую и уютную атмосферу. Тепло очага, пылающего в самом центре зала, растекалось по всему помещению, прогоняя прочь уличный холод и сырость.

Стены трактира, украшенные дубовыми панелями и декоративными виноградными лозами, искусно вырезанными из дерева; они казались прочными и надежными, словно оберегая посетителей от всех невзгод. Свет от свечей, установленных в кованых подсвечниках, мерцал, отбрасывая причудливые тени. Мебель, выполненная из крепкого дерева, была отполирована до блеска: массивные столы, за которыми с удобством размещались гости, и широкие скамьи, приглашающие к неспешным разговорам.

За стойкой, украшенной медными кружками и глиняными кувшинами, хлопотал сам хозяин. Рядом две служанки на любой вкус. Высокая и стройная брюнетка, а также коренастая блондинка с пышными формами.

За столами сидело не много людей: каких-то пару купцов о чем-то договаривались, похоже; пожилой стражник в изношенных доспехах с упоением наворачивал сырную похлёбку и то и дело прикладывался к винному кувшину; какой-то путешественник в плаще и кожанном камзоле с пыльными дорожными мешком внимательно разглядывал карту то и дело отпивая эль с кружки.

В углу зала, у камина, расположился некий менестрель играющий in taverna [тот вариант, который звучит в crusader kings II]. Его мелодия переплетающаяся со сдержанным шумом голосов, создавала атмосферу некой вкрадчивости и таинственности.

Балдуин встретился с взглядом с трактирщиком, привлекая к себе внимание. Затем поправив ремень дорожного мешка направился к нему. Раздался звук соприкосновения металлических сабатонов о деревянный пол, что слегка нарушило дремную идиллию этого места.

- Добрый вечер. Я Давид, чем могу служить, усталому путнику?

- Мне бы комнату на пару суток на одного. И ужин.

- Как скажете, сеньор, два динария наших каролингских, но я должен записывать имена всех кто останавливается у меня.

- Мое имя не позволяет раскрывать данный обет, так что впишите меня как “странствующий рыцарь”, это за комнату и кормежку, - и с этими словами Балдуин выложил четыре каролингских динария.

- Хм… - трактирщик смерил, - секретничаете? Хм… хм… а вы часом не протестант?

- Пожертвуйте Святому Престолу, - и с этими словами прокаженный вынул ещё одну монету.

Вижу что нет. Ладно, хорошо, - трактирщик снял увесистый ключ с доски позади него и протянул его блондинистой служанке, - Флер, подготовь комнату гостю. Я вижу вы цените одиночество, Изольда принесет Вам ужин наверх.

Прошу за мной, - высоким голосом сказала блондинка.

Комната предназначенная Балдуину была под номером четыре. В воздухе витала смесь запахов: старого дерева, дыма от очага и неявных ароматов еды и выпивки, которые просачиваются из трактирного зала. На столе стояли две восковые свечи в кованных подсвечниках. Флер тут же зажгла обе лучиной, которую она предусмотрительно взяла с собой. Затем оглядевшись и убедившись, что все в порядке она покинула комнату.

Балдуин присел на кровать и огляделся.

Стены покрыты гобеленами слегка выцветевшими от времени. Прямо напротив Балдуина была тайная вечеря, справа на стене Иисус верхом на осле выезжает в Иерусалим. Рядом крещение Господне и Рождество Христово. Слева от Тайной вечери распятие. Как будто те кто развешивали имели цель показать ретроспективно от распятия до рождения, если смотреть на сюжеты в направлении движения стрелки часов.

Прокаженный обернулся. Позади него также были гобелены, но уже на Ветхозаветные темы: Давид и Голиаф, Самсон и Далила, переход евреев через красное море, а также Ева в весьма откровенном наряде (точнее без оного) и змей. Ветхозаветные сюжеты изображены не в пример лаконичнее и композиционно переходят один в другой.

Потолок в комнате был низкий, с деревянными балками, которые украшенны резьбой. Между балками видны доски, потемневшие от времени. Иногда в таких заведениях встречаются паутина и пыль, скопившиеся в углах. Но в этой комнате было все чисто.

Каменный пол покрытый грубыми циновками, возможно бля теплоизоляции и удобства. Как раз кстати, для человека пораженного хворью.

Балдуин заприметил темное пятно возле грубо сколоченного стола, возможно след пролитого вина или масла, которые впитались в поверхность. Рядом простой стул.

Кровать, на которой сидел рыцарь простая, но прочная, с деревянным каркасом на не больших ножках. На ней лежат соломенный матрас и толстое, грубое покрывало из льна. А также подушка, набитая пером или соломой.

В правом углу сундук, выполненный из дерева с простым замком, в котором торчал ключ.

Какой-то нехарактерный шум, отличный от того, что издает ливень, заставил Прокаженного подойти к окну, закрытому промасленной бумагой. Балдуин приоткрыл окно. В свете рано поднявшийся луны на мостовой сцепились два каких-то пополана. Они, абсолютно измазанные грязью колотили друг друга в хвост и гриву. Что не поделили неизвестно. Но они явно не в себе, кому понадобится драться под проливным дождем.

Наблюдать за ними рыцарь дальше не стал, спускаться и разнимать драчунов тем более. Это не его проблемы. Простолюдины всегда так ведут себя. Дерутся, потом мирятся.

Между тем в дверь постучали.

- Кто там?

- Сеньор, это Изольда, ваш ужин вот.

- Входите, открыто.

Она вошла с подносом, быстро поставила сырную похлёбку и мясо на стол, положила столовые приборы и салфетку, а также вино.

- Вы можете принести воды?

- Сию минуту, - ответила Изольда и быстро вернулась с кувшином с водой.

Затем удалилась.

Балдуин подошёл к двери и закрыл ее на замок, ему предстояло сделать то, должно быть подальше от посторонних глаз.

В полумраке комнаты, где тусклый свет свеч едва пробивает густую пелену сумерек, прокаженный рыцарь медленно и с трудом начинает свой тягостный ритуал. Сначала он снял плащ и положил на кровать. Затем он развязал свой дорожный мешок и вынул оттуда тряпицу с чистыми льняными бинтами. Сегодня день его измотал.

Он прикладывает дрожащие руки к своей коварной из стали маске. Его движения осторожны, словно боятся причинить себе боль. На лбу рыцаря проступают капельки пота. Наконец, маска снята, обнажая короткие, слипшиеся от пота волосы и бледное, изможденное лицо. На нём видны язвы и следы болезни, которые он старается скрыть.

Далее он приступает к развязыванию ремней латного нагрудника. Его руки двигаются неловко, пальцы, изъеденные болезнью, с трудом находят нужные застёжки. Сталь, которая ещё утром была его защитой, теперь ощущается тяжёлым бременем. Под нагрудником проступает грубая льняная рубаха, местами прилипшая к телу от засохшей крови и гноя.

Следующими поддаются плечевые латы, с которыми он обращается так же осторожно, стараясь не задеть поражённые болезнью участки кожи. Каждая деталь доспехов, с тихим стуком ложась на пол, словно напоминание о его былой славе.

Особая осторожность требуется при снятии наручей и поножей. Эти части доспехов туго охватывают его конечности, где болезнь особенно жестока. Сквозь щели между пластинами проглядывают тёмные, мокрые от гноя бинты. Он морщится от боли, но не издаёт ни звука, словно уже привык к своему страданию.

Теперь, когда рыцарь практически освобождён от доспехов, он, опираясь на деревянный стол, садится на жесткий стул. Он бережно снимает верхнюю рубаху, обнажая иссушенную грудь, покрытую язвами и поражённой кожей. Бинты, обёртывающие тело, кажутся грязными и истёртыми. От них исходит отвратительный запах гноя и разложения.

Его руки дрожат, когда он начинает аккуратно разматывать старые повязки, стараясь не повредить хрупкую кожу. Процесс болезненный, и по лицу рыцаря пробегает гримаса муки. Но он продолжает, не останавливаясь, пока не снимет все старые бинты.

Затем он обмывает язвы слегка тёплой водой из кувшина, используя кусок мягкой ткани. Каждое касание вызывает новый приступ боли, но он терпит, сжимая губы. После этого он начинает аккуратно накладывать чистые повязки, стараясь не слишком туго их затягивать. Его движения становятся более уверенными, словно он повторяет этот ритуал изо дня в день.

Когда последний бинт на месте, рыцарь, кажется, слегка расслабляется. Он оглядывает груду доспехов, лежащих на полу, и снова переводит взгляд на свои, пусть и перебинтованные, но всё же чистые раны. Лицо его остаётся печальным, но в глазах появляется крохотная искра надежды. Он надевает чистую рубаху, и, опираясь на стол, встаёт. Его тело остаётся слабым и измождённым, но его дух, кажется, немного окреп после этого болезненного и утомительного процесса. И в этой мрачной комнате, вдали от мира, он снова одерживает маленькую, но важную победу над своей болезнью.

Расправившись с ужином Балдуин лег спать. Стоило конечно сложить грязные бинты и выбросить подальше от глаз, но он настолько устал, что отложил это на утро ибо утро, как известно, вечера мудренее.