Читать онлайн
"Плац: Стефан"

- Рота! Подъём! Подъём! Подъём! – заунывно надрывался дневальный в начале расположения.

По всей казарме раздался дикий скрип железных коек и короткие сонные маты. Врубился свет, явивший миру лысые блестящие макушки. Худые, одинаково сонные и хмурые тела лениво соскальзывали с теплых постелей, влазили в тапки и торопливо шаркали в сторону белой полосы грубо намалеванной на крашенных половых досках. В помещении стоял ранний тяжелый воздух, вобравший в себя все ароматы комнаты, где жили бок о бок пять десятков молодых парней.

Стефан Завнич – тощий голубоглазый юноша с трудом продрал глаза, и всей своей массой стал стекать с мятой постели на пол. Постепенно, народ просыпался и помимо матов стала слышна осмысленная, но совершенно обезличенная речь. Солдаты строились в центре расположения и нервно оглядывались, будто поторапливая взглядом тех, кто еще не отлип от постели.

Засунув ноги в тапки на два размера больше, Стефан поспешил к построению и вклинился между двумя худощавыми парнями. Постепенно над строем поднимался привычный галдеж, густо сдобренный матами. Нахального вида сержант дежурный по роте держась за пояс с висящим на нем штык – ножом шагал вдоль строя, заглядывая за спины и выискивая глазами тех немногих, кто еще возился у коек.

- Ижмеев! Чего ты там возишься? Быстро в строй, - сержант тут же потерял интерес к солдату и пошел дальше. – Желудь! Ты какого хрена массу давишь, дембель недоделанный! Долго ждать будем? – обратился он к шуганному старослужащему, с трудом поднимающемуся с постели.

Сержант остановился напротив Стефана и смерил его презрительным взглядом:

- Завнич смирно!

Стефан отбил пяткой к пятке, прижал кулаки по швам и задрал подбородок.

- Вооооольно, - расслабленно протянул сержант осклабившись и пошагал дальше.

В коридоре раздалось торопливое цоканье сапожных каблуков и в расположение вкатился толстопузый лейтенант: командир 1 – го взвода Камшин. Офицер совершенно равнодушно окинул взглядом роту, пару раз хмуро зыркнул на тех, кто особо рьяно галдел и встал перед строем:

- Смирно, – лениво бросил русак офицер и начал елозить толстыми пальцами в планшетке на поясе. Вскоре он выудил оттуда штатную ведомость и стал буднично зачитывать фамилии. Из строя доносились сонные «Я». Те, кто уже проспался, вкидывали более оригинальные реплики: «здесь» «на месте» «тут».

Стефан задумался: он был занят рассматриванием узоров на полу. Хитросплетением треснувших, выкрашенных в тошнотворную оранжевую краску дощечек. Солдат искал в них закономерность, пытался уловить и понять ход мыслей того, кто выкладывал полы в казарме, ведь это тоже своего рода творческая работа! А в любом творчестве есть след человека, его мысли и старания. В полу этой казармы не было ничего из этого, ни капли эмоций, воображения и красоты… Из забытья Стефана вырвал визгливый голос лейтенанта:

- Завнич! Зав – нич! Воин! – брызгая слюной кричал лейтенант.

- Я! – хрипло подал голос Стефан.

- Я тут на кой хрен надрываюсь ору тебя, а? – офицер исподлобья глянул на Стефана и обидно матернувшись себе под нос продолжил утреннюю поверку.

Фамилии продолжали звучать одна за другой, обезличенные, совсем бездушные, больше похожие на порядковые номера. Как у скота. Порой Стефану кажется, что хватило бы и простого числового номера. Номер один, номер два, номер три. У каждого своя циферка, совсем всё просто же. Солдаты отзываются на фамилии только лишь по привычке, которая каким – то чудом еще сохранилась, выжила и не содрогнулась под ударами армейского сапога. А удары были суровы и жестоки, интересное же дело: фамилии стали уже подобны кличкам, именем зовут лишь изредка, оно осталось там, далеко, за забором, опутанным поблескивающей под светом луны колючкой.

Перекличка закончилась, Камшин сдержал отрыжку, прочистил горло и оглядел роту:

- Рравняйсь! Смир – но! Готовимся к завтраку, времени вам… - взводный задрал рукав и уставился на циферблат часов. – Ровно десять минут. Вольно, разойдись.

Тягучая, дурнопахнущая масса, под названием рота растеклась и разбежалась по расположению. В сторону умывальника зашаркали тапками молодые новобранцы Сталегорской армии, а койки вновь заскрипели под напором старослужащих. Стефан поспешил к своей тумбочке, однако, как и боялся – опоздал. На тумбе уже раскорячился ефрейтор Маревич по прозвищу Радо: сутулый смуглый Молдованин в гражданской майке. Старослужащий лениво ковырялся зубочисткой в кривых желтоватых зубах. Заметив Стефана, он оживился, взглянул исподлобья и ухмыльнулся:

- Завнич, куда собрался?

- В умывальник, товарищ ефрейтор, - заискивающе приклонил голову Стефан.

- А старику своему ты сапоги не забыл полирнуть?

- Никак нет.

- Как же? Подпылились, - Радо поднял с пола начищенные до блеска сапоги, и швырнул в молодого. - Две минуты тебе.

Стефан устало взглянул на дедовские сапоги, и опустился на корточки выудив из под матраса щетку и гуталин.

- Давай - давай, шурши, молодой, - подгонял Радо.

Как всегда, то был только первый «заказ». Затем подошел еще один грузный военнослужащий Сталегорской армии старшего призыва с задачей метнуться в сушилку за формой, затем еще один с требованием выгладить стрелки на брюках, да так и кончились и положенные десять минут, а затем истекли и привычные в армейском бардаке еще двадцать минут. Минуты, когда можно было привести себя в человеческий вид. Стефан вновь остался небрит, не умыт, не чищен и противен сам себе. А задачи всё не кончались и вновь рушились на бедные худые плечи. Сделай! Сходи! Подшей! Почисти!

Очнулся от бесконечных шуршаний Завнич уже в строю, вышагивая, отбивая каблуками разношенных сапогов по сырому после утреннего дождя асфальту. Впереди угрюмый скучный камуфляжный бушлат, также отбивает неистово стараясь. Сзади то и дело на пятки наступает и шипит очередной дедушка Сталегорской армии.

Шагай, солобон! Спину ровно! Нога двадцать сантиметров от пола! Энергичней! Вот так!

Еще миг и рота стоит в очереди в столовую. Скучный и тусклый капитан дежурный по части стоял на крыльце и разглядывал блеск своих туфель. Изредка, он поднимал голову, рявкал на галдящие подразделения обуревшие от утреннего отсутствия старших командиров, затем вновь отвлекался на более интересные вещи.

Стефан поднял голову и посмотрел в небо. Свинцовое, серое, совсем – совсем мрачное и жуткое. Казалось, оно может вот - вот рухнуть под своей тяжестью, придавить собой нас - муравьишек, маленьких человечков, совершенно несуразных и смешных в своём этом всём военном и камуфляжном. На фоне затянутого тучами неба кружили стаями черные, как смоль вороны и неустанно гаркали, казалось, укоряли нас, что мы подобны животным на бойне ждем когда нас наконец пустят прикоснуться к еде. А ворон – он же птица умная, гордая. Никогда не стал бы ворон стоять в очереди.

- Справа в колонну по одному. Головные уборы снять, - пробурчал капитан.

Рота стала плавно таять с правого края и перетекать внутрь душного, покрытого от пола до потолка жиром здания. В лицо ударил жаркий кухонный воздух, стойко воняло капустой, подгорелым мясом и тухлятиной. Лейтенант Камшин поморщился, но по - хозяйски растолкал какое – то подразделение и оперся о длинную железную стойку с крючками:

- Первая танковая бушлаты снять!

Рота стала линять, скидывать шкуры, кидать на вешалки и старательно прятать свой бушлат в толще других. Стефана практически сразу снесло толпой и придавило где – то под вешалкой. Нелепо трепыхаясь, как перевернутый жук, солдат поднялся и стал расстегивать пуговицы. Дневальный, привалившись к стойке равнодушно глядел на Стефана, лишь держал руку на рукояти штык – ножа, дабы отпугнуть стаи воров из других рот.

- Че встал? Иди жри, - как – то даже по доброму бросил он.

Стефан побрел в сторону столов роты. Солдаты уже рвали, дергали, терзали пищу. Рисовая мерзкая каша отправлялась ложка за ложкой в чрева, пережевывалась, застревая в кривых зубах и тонула в желудках. Самые неудачливые бойцы нависали грустной тенью над кастрюлями и разводягами раскладывали пищу по тарелкам. Чуть в стороне, с дикими воплями шикарно расселись за двумя сдвинутыми столами старослужащие.

Завнич примастился за молодым тесным столом, раздатчик хлопнул половником по тарелке, шлепнув кучку риса и чуть ли не кинул чайником. Стефан удивился щедрости сослуживцев и с радостью приступил к поглощению пищи. Он даже не думал об отвратном вкусе, лишь закидывал еду в себя, просто подпитывая свой немощный, слабый организм и пустыми глазами пялился в спину ефрейтору Маревичу. Интересно же, что у него на уме? Дааа, поймешь тут разве. Все они тут звери, не люди. Давно уже не люди. Так, животные, с натянутой на лица человечьей мордой.

Еще мгновение и вот, организм под названием рота - уже стоит на плацу. Её окружают такие же роты большие и малые, а перед всеми ними упиваются властью наши погонщики с большими звездами на плечах. Коренастый, сурового вида полковник с серьезным лицом заслушивал доклады от старших подразделений и косился вбок, будто намереваясь как можно раньше покинуть плац и вновь скрыться за дубовыми дверями.

- Полк, р-р-равняйсь! Сми-и-рно! Подбородки поднять! Пакли свои прижать! Напра – ВО!

Единый организм, доминирующий над ротой – полк, гулко ткнулся вправо.

- Строевым, шагом… Марш! – скомандовала упитанная пунцовая харя полковника. – Раз! Раз! Раз Два Три! Левой! Левой! РАЗ! РАЗ!

Полк пришел в движение и начал ход. Начинался очередной монотонный, закрученный в спираль день. Вновь рядовой Сталегорской армии Стефан Завнич пахал до самого заката. Он работал так, как не работал до армии вообще. Каждый день и каждый час Стефан был занят бесконечными задачами, он получал работу от командира, спустя пару минут к ней добавлялась и работа ефрейтора Радо Маревича, грузного, как бык младшего сержанта Лазара, белобрысого чубатого рядового Живича и многих других. Так было день за днем. Солнце сменялось луной, дождь жарой, но не менялась роль Завнича в армейском механизме. Стефан научил себя воспринимать каждый день чисто механически, особо не задумываясь о том кто он, где он и зачем всё это делает. Это помогло, стало гораздо лучше, чем в первые дни… Порой, Стефан хотел иметь в мозгах функцию автопилота. Просто взять, нажать тумблер и отключить сознание и самоуважение, чтобы мозг не вдаваясь в моральную дилемму, усталость, принципы и гордость просто делал то, что от него требует. А Стефан потом, года через два снова вернется в свое тело и и как страшный сон забудет первые дни в армии.

Однажды, во время работ в парке к Завничу подошел сержант Марков. Один из немногих кто относился к нему хоть как – то нейтрально. Сержант поморщился от разившего потом рядового, выдержал небольшую дистанцию и завел разговор:

- Как служба, Завнич?

- Хорошо, товарищ сержант, - не отвлекаясь от выдирания травы вдоль бордюра, ответил Стефан.

- Вставать надо, когда старший по званию обращается, - без злобы сказал Марков.

Стефан поднялся и встал по стойке смирно. Марков оглядел Стефана, задержал взгляд на ремне и добродушно улыбнулся:

- Слушай, Завнич, давай ремнями до завтрашнего развода махнемся, а? Я свой посеял, выдали этот, а он маловат, - Марков ткнул пальцем в висящий у себя на упитанном животе ремень. – После развода отдам, честное слово. Сам понимаешь, мне туда в таком виде никак.

- Конечно, товарищ сержант, - Стефан сильно удивился едва ли не дружеской просьбе и тут же стянул с себя ремень.

Ремень отданный сержантом оказался Стефану великоват и толком не затягивался, но на время работ можно было походить и так, потом в строю затеряться, потому Завнич со спокойной душой продолжил работать. Тем более и правда, как сержант пойдет на развод в таком виде? Стефан и сам ходит туда, знает, как проверяющие командиры требуют идеальной подготовки от заступающих в наряд.

***

- Стефан… Стефан… Спишь? – мелодичный, сладкий голосок щебетал где – то рядом.

- Твоими усилиями, не сплю более, - улыбнулся он в темноту.

Мягкая ладонь опустилась на грудь Стефана, а за ней мелькнула в темноте светлая макушка. Пушистая шевелюра приятно щекотала и колола кожу, а на животе тут же стало ощущаться теплое дыхание. Парень запустил руку в густые волосы и стал их нежно поглаживать.

- Долго мы с тобой будем скрывать всё? – внезапно, последовал вопрос.

- … Хочешь, завтра всё расскажем?

- Мирко тоже? – в бархатном голосе девушки проскользнула нотка отчаяния.

Стефан смутился и промолчал, но не убрал руки.

- Думаешь, он так просто отпустит? Простит мой обман? - продолжила наседать она.

Стефан задумался, вспоминая всё, что помнил о брате. Его вечно перекошенную от злости ко всему вокруг гримасу, острые скулы и злобный взгляд. Мирко сильно выделялся среди жителей небольшого провинциального городка своим буйным и агрессивным нравом. Мало кто переживал, когда Мирко уехал служить на границу, а затем и пропал там под конец службы.

- Зачем же ты его вообще выбрала? – спросил юноша.

- Ох, Стефан, едва ли ты поймешь… - девушка глубоко вздохнула. - Ты его совсем не знаешь, с первым звонком жди беды. И я – и ты, - Алекса подняла голову и взглянула Стефану в глаза.

- Отец будет ему предостережением, - широко улыбнулся он.

- Твой отец ничего не сделает, когда Мирко вернется, - всплакнула Аля, уткнувшись мокрыми от слез глазами в податливое тело.

- Ну… Не факт, что он вообще вернется. Он же больше не пишет писем? Сгинул там поди…

- На моё последнее он не отвечает уже месяц.

- Оно и к лучшему, говорю тебе. Он в любом случае не достоин тебя.

Слезы блестнули во тьме, Алекса посмотрела в лицо любовнику:

- Он везде и всегда приспособится. Он жив и здоров, Стефан… Я это чувствую…

Парень ничего не ответил, лишь отвернулся и в раздумьях уставился в стену. Служить Мирко еще пол года, но писем он не слал уже больше месяца ни родителям ни своей невесте. Отец написал запрос в часть, но пока ответа не было, лишь военкомат обещал разобраться. Стефан надеялся, что брат влез в неприятности и сейчас где – нибудь мотал срок. Он был готов проклясть брата и обречь его на небытие, слишком непоседливый, слишком проблемный – самый настоящий позор семьи.

***

- До свидания, товарищи! – приставив руку к козырьку фуражки, пробасил ротный.

- До свидания, товарищ капитан! – раздалось нестройное прощание в ответ четырех десятков глоток.

Ротный скривился, поиграл желваками, думая стоит ли отчитать роту за неладный хор, но, видимо откинул эту идею и поспешил домой. К семье. Стефан грустно взглянул ему в след. Грустил он не только от зависти к свободе офицера, но и от того, что взор парню тут же закрыл своим коренастым туловищем дневальный рядовой Живич:

- Куда пялишься, придурок? – раздался басовитый голос дедушки.

- Никуда, товарищ солдат.

- Так, короче, берешь тряпку и шуршишь в умывальник перед отбоем. Понял, да? Если мне потом предъявят, что я спать пошел, а полы не мыты… - Живич пригрозил кулаком, не стал заканчивать фразу и ушел по своим крайне важным дедовским делам.

Стефан пожал плечами, вздохнул и пошлепал к своей тумбочке. Живич еще чрезвычайно гуманен, по сравнению с другими, шутка ли, только перед отбоем быстро полы вымыть. Совсем ничего, даже не Очки. В приподнятом настроении Завнич впервые за долгое время сумел почистить зубы, щеткой для обуви прошоркать почерневший от грязи и пота китель, выстирать брюки и вывесить всё это на спинке койки.

Уже лежа в кровати Стефан с грустью взглянул на камуфляжную форму. Когда – то солдаты виделись ему эдакими суровыми героями, как пожарные. Он думал, что военные кости кладут на защиту родины и граждан, приносят присягу и строго блюдут её, учатся и практикуются в военном деле. Теперь же, военная форма ассоциировалась с грязью, моральным уродством, жестокостью и лицемерием. На что только рассчитывал отец? Неужто, думалось ему, что Стефан – добрый, образованный и эрудированный интеллигент найдет здесь себе место? А может, он специально? Разочаровался в сыне, да решил бросить на произвол судьбы? Не – е – т, Стефан мотнул головой и отмел эту мысль, отец не мог пожелать плохого, мать бы точно не позволила. К тому же, все мужчины проходят армию, разве нет? Но – это ведь так долго… Целых 24 месяца гнить, разлагаться и прозябать в трясине под названием рота. Видеть эти жестокие, глупые до омерзения лица, исполнять наитупейшие, но доведенные до автоматизма приказы…

- Э, слышь… - Живич ткнул кулаком в плечо Стефану. – Иди толчок мой, мне спать пора нах.

Стефан на автомате встал с койки и пошел в умывальник. Там он взял швабру, смочил тряпку и, уклоняясь от моющих в умывальниках ноги солдат, стал натирать полы. Плитка как всегда перед отбоем была улита водой, что позволило даже не отжимать тряпку. Стефан поводил тряпкой, отжал для вида и побрел «домой». Сегодня еще хорошо. Совсем почти не напрягли. Можно и поспать…

Утром Стефан обнаружил, что китель со спинки украли, а штаны скинули на пол и затоптали грязными сапогами…

***

- Раз! Раз! Раз два три! ЛЕВОЙ! ЛЕВОЙ! – надрывался командир первой танковой роты: капитан Сотин.

Рота уже привычно отбивала строевой шаг после вечернего построения, высекая искры из асфальта, пока офицеры шли рядом и неистово старались углядеть каждого, кто недостаточно старается. В какой – то момент взгляд капитана зацепился за Стефана, лицо тут же скривилось гримасой гнева:

- Кто этого урода в строй пустил, а? Какого хрена это чучело тут делает?!

Тут же чьи – то могучие руки выдернули Завнича из середины строя и вытолкнули на плац прямо перед ротным. Низкорослый капитан цыган с презрением оглядел Стефана, облаченного в чьи – то древние обноски с висящим ремнем и с ненавистью стал отчитывать подчиненного:

- Что за вид, воин? Привести себя в порядок, немедленно! Ремень затянуть!

Стефан устало вздохнул, попытался еще раз затянуть ремень, но пазов на большом ремне предательски не хватало, заправил китель по кругу, достал грязный почерневший платок из кармана и начистил сапоги. Закончив всё это, Завнич выпрямился и вопросительно взглянул на ротного.

- Что вы смотрите, рядовой? Выговор вам за то что не постирались, строгий выговор за то что не помылись! Ты дебил, солдат?

- Никак нет, товарищ капитан…

- Хлебало заткни! Что за тряпки, а? Ты их на помойке нашел, или где? – уже немного остыв спросил командир.

- В каптерке, товарищ капитан!

- Рудкевич! Ты солдата одеть нормально не можешь, что ли? – обратился ротный к старшине.

- Стыбрили форму, Миш, одел во что было, - стыдливо поправил фуражку старшина.

- Это правда?

- Так точно… - проблеял Стефан.

- А ремень какого хрена висит?

- …

- Что молчишь? Тоже спиздили?

- Никак нет. Поменялся…

- Так и скажи, дедушка забрал, да?

Стефан промолчал, он не знал стоит ли говорить об одолжении сержанту. Армия не терпит доброты. Не любит и не приемлет дружеского и человечного отношения, а потому Стефан ценил каждый момент, каждую частичку доброты, которую только мог найти в этом болоте.

- Ладно, зайдешь ко мне после работ. А вы! Воровства в роте я не потерплю! – повернулся капитан к стройным рядам военных.

- Да нужны кому обноски придурка этого, Миша, - вставил свои пять копеек замполит роты Макаров.

- Нужны - не нужны, какая разница? Сегодня он тряпки крадет, завтра автомат со стрельб уведет, да? – обратился под конец к роте капитан. – Шагаем дальше! Лазар! Хрен тебе, а не увольнительная пока солдата в порядок не приведешь, понял меня? Шагаем, долбаебы! Вот так! Энергичней!

Завнича вновь впихнули в середину строя, рота снова поглотила худощавое туловище, довольно буркнула и побрела дальше, а над ухом снова раздался грозный счет «раз – два». В мире тяжелых пыльных сапог и камуфляжных одежд не менялось ничего и никогда. Как начальник не отчитывал подчиненных, как не меняли командиров и офицеров на местах: всегда было всё одинаково и по - армейски глупо. Стефан подметил это в очередной раз и уже заранее решил для себя, что не пойдет к ротному в кабинет. Всё равно тот забудет, ведь нет ему дела до какого – то Завнича, пока тот еще может ходить и херачить в парке.

Уже спустя десяток минут Стефан стоял перед кучкой досок с ножовкой и молотком в руках. Задачей было наколотить поддонов, в целом, если больше никто не удосужится спихнуть на солобона свои дела, то можно поработать спокойно. Завнич наметил шагами метр восемьдесят, напилил с десяток досок, да начал спокойно их сколачивать между собой, как вдруг, внимание его привлекла мрачная фигура в воротах ангара. На фоне спящего крепким сном танка стоял юноша с раскосыми нахмуренными глазами и налезающими на них челкой. Волосы пробивались из под «блатной» армейской меховой шапки старого образца, а тело обвивал нулевый камуфляж прямо со склада. Парень ухмылялся и с некоторым укором смотрел в сторону Завнича. Стефан посмотрел в сторону наблюдателя, но быстро потерял к нему интерес, юноша не двигался, лишь наблюдал и не предпринимал никаких действий, а затем и вовсе растворился где – то на горизонте.

Этот юноша невольно напомнил Завничу о доме, и сердце тут же пронзила тоска и тревога. Всё, что еще не давало Стефану утратить всякую надежду – это мать, которая обещала вытащить его отсюда. Когда ты оказываешься в тяжелой ситуации, когда конца и края ей не видно, ты невольно ухватываешься за любое слово и надежду, хоть даже максимально призрачную. Раньше, на КМБ Стефан каждую неделю писал письма домой и с превеликой блажью получал их в ответ. Нежные, пропитанные бесконечной любовью материнские письма грели души, сочились заботой и переживаниями. Стефан писал в ответ о том как проходит день, чему обучился и рассказывал о забавных ситуациях в учебной роте. Но сейчас, Стефан давно уже не пишет ничего. Родительские письма всё также доходят, но их приходится рвать раньше, чем даже Стефан успеет прочитать, он не желал чтобы к этой частичке родного дома прикоснулась хоть одна грязная и суровая рука дедов. Организм под названием рота представлялся Стефану неким хтоническим ужасным существом с сотней щупальцев отростков, каждый из которых смертельно опасен и жалит и режет и кусает, каждая частичка этого организма готова уничтожить его – безобидного, бесконечно доброго юношу.

Вскоре, надежда ушла на дальний план, и Стефан задался вопросом: как не утратить то, что всегда с ним, что дает ему силы быть собой: человечность. Армия – тягучее и грязное болото, где не место умственному труду, как же не свихнуться здесь? Порой, Стефану казалось, что он буквально тупеет день ото дня проведенный здесь. Потому, Завнич стал писать стихи. Совсем редко, лишь когда налетало и сжимало в своих объятиях золотое вдохновение. Вот и сейчас, Стефан привалился к стене, опустился на корточки, достал из трусов спрятанный там измятый блокнот, огрызок карандаша и начал коряво выводить слова:

Сколько же мне терпеть вас,

Видеть мутный, грязный анфас?

Чувствовать стыд, грязь.

Отсчитывать раз – два, нервно мирясь?

Уже вечером, когда Стефан вернулся с ужина, его обступил золотой квартет дедушек в виде сержанта Лазара и его подручных Живича, Драго и Радо. Тут же, Живич схватил бойца за шкирку и грубо потащил в туалет. Радо по пути схватил табурет, садист Драго издевательски ухмылялся, а вот Лазар на удивление был хмур.

Когда Завнича затолкали в туалет, предварительно выгнав оттуда дневального, солобон уже понял что будет дальше. Драго и Живич схватили Стефана за руки, развели их и крепко держали. Лазар же с руками в карманах подошел к Завничу вплотную:

- Ну че, в порядок тебя привести надо, да? Людей любишь подставлять?

- Товарищ сержант, я поменялся с сержантом Марковым, он попросил!

- С сержантом Марковым, ого! А почему ты думаешь, что нам не насрать? Может ты еще и отсосешь сержанту Маркову?

- Никак нет.

- Конечно да! – Лазар недобро ухмыльнулся. – Так ладно, Радо, ну ка набери водички, будем приводить солдатика в божеский вид. И Маркова сюда!

Радо убежал за ведром, а Лазар тем временем стал нервно ходить по комнате:

- Короче, солдат. Ты подставил меня, меня наказали, а значит, я теперь накажу тебя. Я же твой командир, смекаешь? Воспитывать буду, раз сам товарищ главнокомандующий не может, так может у меня получится, как думаешь? – надменно спросил он.

Вскоре в туалет вошел широкоплечий сержант Марков. Он тупо уставился на Лазара и перевел встревоженный взгляд на Стефана в глазах которого еще теплилась надежда. Лазар хмыкнул и развернулся к товарищу:

- Ты че, Юрец, у духов ремни отжимаешь?

- Первый раз слышу, братец. О чем базар? – оперевшись о дверной косяк спросил Марков.

- Да вот, наговаривают на тебя, получается, - пожал плечами Лазар.

- Ну и разбей ему хлебасосину, - Марков пожал плечами и ушел.

Стефан совершенно поник и опустил голову. Это место гнилое насквозь и нет здесь правды никому. Все, и каждый хотят обмануть его. Но самое важное, что Стефан сумел извлечь из этого урок, даже утрачивая последние извилины от постоянных моральных и физических побоев, дух пытался найти и вычленить максимум, чтобы в дальнейшем не попадаться на тех же ошибках и не давать повода щупальцам роты вновь дотянуться до его горла.

- Ты еще и пиздеть будешь нам, а?

Стефан тупо уставился на Лазара, не зная что ответить. В любом случае, исход был один. Это был разговор лишь ради разговора, этот монстр пытался оправдать себя, свою сущность и действия. Не удостоившись какой – либо реакции от Завнича, сержант резко пнул ногой в живот духу. Стефан отшатнулся, брюхо пронзила резкая боль, но держащие его руки дедушки не дали упасть и вернули на исходную. Затем последовал мощный удар в солнышко и куда – то в район печенки, Стефан закашлялся. Тут же его облили ведром воды и врезали по почкам. Процедура повторилась несколько раз, окончанием стал удар табуретом в корпус от которого Стефан отлетел на пол, ударился головой и потерял сознание… Маленькое, худое и беспомощное создание. Он одновременно испытывал и горечь утраты последней надежды в доброту сержантов, но и в то же время и словно камень упал с души. Ведь зачем забивать голову такой бесполезной вещью, как доверие окружающим?

***

Тот день Стефан запомнил особенно хорошо, хотя всё произошло буквально за доли секунды. Вот он сжимал в своих объятиях Алексу и вот громкий хлопок разрезает ночную тишину и в лицо юноше брызжет теплая склизская кровь. Молодое и прекрасное девичье лицо окрашивается гримасой боли и страдания, губы подрагивают и пытаются что – то сказать, но лишь размыкаются и изо рта вытекает тонкой струйкой алая жидкость. Красота тут же уходит, оставляя увядающий цветок, медленно гася звезду и разворачивая планету от солнца. Алекса медленно умирает. На фоне всего этого стоит чумазый юноша со злобой в глазах и автоматом в руках. Он отодвинулся от ствола, недобро глядя на Стефана.

Еще мгновение назад парень обнимал это податливое мягкое тело, водил рукой по плоскому животику и наслаждался линиями стройного тела, а сейчас мог лишь бестолково затыкать стреляную рану на шее и смотреть в некогда живые глаза, в которых сейчас угасала жизнь. Стефан бросил испуганный взгляд на стрелка и едва успел упасть на землю вместе с телом девушки, как ночную тишину разрезал хлопок, и над головой просвистела пуля, затем еще одна вонзилась совсем рядом в землю. Стефан перекатился, вскочил и кинулся бежать. Вдогонку раздалась сразу автоматная очередь, которой юноша избежал совсем чудом, укрывшись за удобно попавшимся камнем. Разгоряченный стрелок дико закричал и выпустил целую очередь в камень, после чего раздался множественный щелчок пустого патронника. Стефан выскочил из – за камня и побежал меж нависающих над ним деревьев. Вдогонку слышался благой мат, проклятия и оскорбления, но Завнич бежал так, как никогда. Он не оглядывался, но всё равно боялся, что убийца преследует его и вот – вот настигнет. Со страху он совсем забыл об Алексе: образ умирающей любви затмил животный дикий страх, который диктовал бежать как можно быстрее, Стефан совсем уже не думал о том, как помочь любимой, он мог лишь бежать без оглядки под бешеный стук сердца и отдышку…

Забежав домой, Завнич затарабанил по двери родительской комнаты. Измятый, выпивший отец в расстегнутом полицейском кителе выкатился из – за двери и непонимающе уставился на запыхавшегося сына, который пытался сбивчиво что – то объяснить, заикаясь и давясь от отдышки. Уже спустя 15 минут Стефан шел впереди наспех сколоченной отцом дружины из соседских мужиков и спешил в глубину леса на ИХ поляну. Поляну, где он и Алекса могли проводить время друг с другом, не опасаясь взглядов знакомых. Сзади слышались тревожные мужские говоры и лязг ружей.

Вот Стефан увидел засечки на деревьях в виде перечеркнутого сердца: так они отмечали путь до поляны, по мере приближения засечек становилось всё больше, и вот, юноша увидел тот самый камень, который спас его от жалящей автоматной очереди, а за ним открылся вид на залитую лунным светом поляну…

Алекса уже не дышала. Некогда румяное личико подобно мелу побелело, а в застывших и остекленевших глазах читалось полное недоумение вперемешку с ужасом. Мать земля под телом пропиталась кровью, стойко пахло порохом и сложно уловимым запахом смерти.

Стрелка не нашли.

Полиция осмотрела место убийства, но не нашли даже гильз, а Стефан ощутил на себе взгляд подозрительно косящихся соседей. Его расспросили, записали все показания. Парень ничего не скрывал, он сразу назвал имя убийцы, которого знал с самого своего детства: Мирко.

***

А ведь поначалу всё было достаточно неплохо… Стефан успешно впитал КМБ, прекрасно овладев всем, чему учили отцы командиры: обучился строевому шагу, выучил свои обязанности и часть устава которую требовали, прекрасно знал как выходить из строя, как отвечать и как приветствовать командиров. Завничу не было в этом равных, он был на особом счету, пользовался благосклонностью офицеров, но почему же они, образованные и хорошие люди отправили его сюда? Почему эти прекрасные, получившие высшее образование военные отправили его, Стефана Завнича – образцового военнослужащего в эту дыру?

Хотя… Столько дней минуло, но Стефан до сих пор уверен, что утратил последнюю попытку утвердить себя в роте именно в первую ночь своего «заселения». Этот день запомнился ему особенно хорошо…

Тогда, в прохладный, осенний и очень суетливый день сборов КМБ–шников, один из сержантов сопроводил Стефана и еще четверых новобранцев на новое постоянное место службы. Там рекруты встали в коридоре по стойке смирно и ожидали указаний. Ждали час, два… Дневальный, раскорячившийся на дверном косяке, с интересом поглядывал на свежее мясо, а проходящие мимо бойцы съедали парней не то сочувствующими, не то злобными и нездоровыми взглядами. Наконец, из канцелярии выполз низкорослый длинноносый ротный, уже будто собравшийся домой, и тут же спохватился, подлетев к пополнению:

- Таааак, а вот и воины!

- Здравия желаем, товарищ капитан! – ответил старший.

Ротный не ответил, лишь козырнул от фуражки и оценивающе оглядел наш стройный ряд, а затем посмурнел:

- Так, уродцы, на КМБ вас жалели, вам спускали всё с рук, закрывали глаза на всю херню и усиленно делали вид, что вы чего – то стоите. Но! Теперь вы в настоящем подразделении и здесь всё совсем по - другому. Ко мне обращаться товарищ капитан Сотов, по всем вопросам, жалобам, предложениям. Понятно?

- Так точно, товарищ капитан! – стройно ответил хор новичков.

- Сергунов! Дай молодым койки! - крикнул ротный куда - то в сторону и ушел.

В тот день рекрутов оставили наедине с ротой. С этим тягучим, шумным и жутким био организмом, каждая клетка которого имеет свою пару глаз. Эти глаза пялились, прожигали взглядом, изучали и подмечали каждую малейшую деталь. Стефан боялся сделать хоть шаг, ведь рота это видела и запоминала: под каким градусом поднялась его нога, как опустилась и как громко хлопнула о вымощенный досками центральный проход.

Рота вела себя почти привычно, как единый организм, в который еще не успели вторгнуться вчерашние КМБ–шники: все просто занимались своими делами. Кто – то стирался, кто – то просто общался со своими друзьями и знакомыми, игнорируя молодых, кто – то читал, но кроме внимательных взглядов новобранцы почти ничего не ощущали, все спокойно вымыли ноги и легли спать там, где показал старшина.

Всё изменилось рано утром того дня. Стефану кажется, что именно в тот момент и решилась его судьба. В ту ночь пожаловала внезапная проверка, достаточно серьезная. Старшиной в роте был уже завтрашний дембель: младший сержант Сергунов. Высокий, крепкий и омерзительный молодой человек, который крайне остро реагировал, когда офицеры хоть чуть - чуть сомневались в его «командирских» способностях, хотя даже дальнейшие дембеля насмехались над ушедшим старшиной, подмечая что тот кроме как командовать он ничего не умел, но в то утро он был особенно грозен.

Есть такое правило в каждой роте: назначить утренних уборщиков закрепленной территории. В ту ночь их либо не хватило, либо они не справлялись, потому, Сергунов соскочил в 5 утра, затряс койки прибывших новобранцев и дико заорал на всю казарму:

- Подъём, суки ебаные! Подъём!

Вскочили в основном черпаки, Стефан едва отодрал голову от подушки, как тут же чуть не слетел с койки, когда дикий сержант начал её шатать. Сонный, всё ещё пребывающий частичкой себя дома Стефан соскользнул с койки и стал протирать глаза, силясь понять что происходит, а Сергунов тем временем только расходился и разгонялся:

- Подъём я сказал! Быстро соскочили и собрались, гандоны блять!

Стефан обвел взглядом соседей и заметил как собирались как уже послужившие роты и так вчерашние товарищи по КМБ, рассудив, что это не западло, Стефан стал торопливо натягивать термобелье, как Сергунов резко придвинулся и навис над Завничем:

- Быстрее, уебище ебаное! Собрался мигом!

В тот момент Стефан понял, что должен ответить. Он просто обязан показать, что не потерпит такого общения с собой. Парень застыл и тупо уставился на сержанта и уже было открыл рот, чтобы возразить и осадить агрессора…
- Хули ты вылупился, дебил!? – завопил сержант и отвесил мощного пинка под зад новобранцу, от чего тот свалился на пол.

В тот момент Стефана охватил животный страх и беспомощность, только сейчас он понял где находится и ощутил всю тщетность своего положения. Лежа на холодном казарменном полу Завнич понял, что слова здесь не помогут и просто разобьются об эту перекошенную гримасой ненависти морду.

Поэтому ответа не последовало…

Его не было ни в первый ни во второй, ни в третий месяц…

Каждый день Стефан видел, как вчерашние товарищи по КМБ становились всё ожесточеннее, они противостояли гнету старослужащих и у них получалось. И в очередной раз кто – то из них впихивал Завничу в руки ведро и швабру, заставляя делать работу за себя.

День за днем, неделя за неделей. Стефан уже привык и адаптировался, проще сделать и не пререкаться и тогда обходилось без давления и побоев. Так было всё просто и привычно. Привычка… Да, «служить» у Стефана вошло в привычку.

***

В полк пришла зима. Снег укрыл промерзшую за осенние холода землю, засыпал крыши и голые уродливые деревья и подарил бойцам самую монотонную, но относительно простую работу – уборку снега. Целые дни военные проводили за расчисткой плаца к построениям, чистили дороги и выгребали под чистую территорию вокруг штаба. Как только снега за бордюрами становилось много, солдаты притаскивали тяжелую деревянную дверь и кантовали снежные кучи, превращая их в идеальные прямоугольники.

Дырявая, прохудившаяся форма, висящая на Стефане, уже совсем не спасала от морозов и парень едва не скулил от пронизывающего и обжигающего зимнего ветра, проникающего в самое нутро, прямиком к окаменевшему сердцу.

Вся работа в парке свелась к уборке снега, технику перевели на сезонное хранение, а это означало, что большую часть времени солдаты первой танковой роты слонялись без дела, приводя офицеров в неистовый должностной гнев. Ротный проявил крайнее рвение, заставляя подчиненных держать идеальный порядок в расположении, постепенно перфекционистские настроения передались и младшему командному составу.

Завнич стоял с метлой в руке возле дедовских коек и тупо пялился на собравшихся стариков. Они были заняты самой настоящей инспекцией проведенной уборки в расположении роты. Ефрейтор Радо оглядел висящие полотенца, приценился, оценив на глаз расстояние от железных стоек койки, и обернулся к Завничу:

- Товарищ дневальный, что у вас тут за бардак? Полотенчики с краешку должны быть, - назидательно укорил он.

- Это еще ладно, ты глянь сюда, - пробасил сержант Лазар, он запустил палец под койку и провел по дощатому полу. Подняв абсолютно чистый палец прямо к носу дневального, он наигранно закашлялся и скривился, изображая отвращение.

- Это залет, рядовой, пылища! - заключил стоящий рядом Живич.

- Пацаны, вы гляньте еще подоконники, там мухи дохлые с лета аж валяются! – поддержал сослуживцев каптер Драго.

- Тааак, рядовой Завнич… Лося! – скомандовал сержант.

Стефан устало вздохнул, бросил метлу, наклонился буквой г и приставил раскрытые ладони ко лбу. Драго бросил взгляд на Лазаря, тот со злобной улыбкой кивнул. Каптер размял кулаки, потянул пальцами гулко хрустнув, встал в боевую стойку и чутка побоксировав с воздухом, с размахом бахнул кулаком в тощие ладони. Руки обожгло мощным ударом, худое тельце отшатнулось и шлепнулось на пятую точку.

- Лось не убит! Повторить, - гыгыкнул Лазар.

Солобон поднялся, затравленно глядя на старослужащих и принял ту же позу. Ухмыляющийся каптер уже хотел было с новой силой размахнуться, как был остановлен сержантом:

- Э, стоять. Что за вид, рядовой? Заправиться!

Стефан вытянулся и стал медленно заправлять китель в брюки и отряхивать форму.

- Лося! Драго, отдыхай. Э! Мазур, сюда иди! – позвал Лазар крепкого вида лысого духа с оттопыренными ушами – одного из тех, с кем Стефан служил на КМБ. – Приказываю, убить лося.

Мазур вздохнул, очевидно, раздосадованный тем, что попался на глаза дедам, но побрел в сторону веселья. Он с сомнением глянул на сержанта и его свиту, а затем посмотрел на Стефана, который исподлобья пытался разглядеть Мазура, ожидая чуда. Завнич думал и в глубине души надеялся, что вот сейчас, по старому товариществу сослуживец заступится, откажется плясать под дудку экзекуторов и Стефан сможет улизнуть под шумок, но чуда не случилось. Мазур равнодушно пожал плечами и ткнул кулаком в раскрытые ладони.

- Че за херня? Бей нормально, - бросил кто – то из дедов.

Солдат постоял в нерешительности, будто ожидая подвоха, но все же легко ударил Стефана, от чего тот слегка пошатнулся и, уже было собирался убрать руки, как вновь услышал рев Лазара:

- Лось не убит! Убить лося была команда, а не дразнить, как шлюха на бульваре!

Мазур занервничал, опасаясь дедовского гнева, он размахнулся и мощно влупил кулаком по «рогам». Завнич вновь полетел на пол и зашипел от боли.

- Вот так. Свободен, - отпустил Мазура сержант. – А ты устраняй недостатки. Времени тебе до обеда. И в толчке приберись.

- Есть, - обрадовавшись концу издевательств, отдал честь Стефан.

Наконец отстали. Первым делом Завнич поспешил в туалет, здесь он мог побыть наедине с собой, пока рота была на уборке территории. В последние дни Стефан понял, что он настоящий солдат. Исполнительный, подготовленный, умелый и послушный. Он прекрасно овладел холодным оружием «швабра», знал ТТХ своего вооружения и крайне эффективно применял в бою с грязью. Казалось, случись войне и этот щуплый солобон сможет сразить наповал врагов видом идеально чистого туалета. Он ослепит их блеском кафельной плитки и керамики раковин и унитазов, удивит их видом идеально очищенных зеркал и добьет метлой, подобно буддисткому монаху с бамбуковой палкой.

Вот только, сегодня его покой решил нарушить Он. Молодой человек в военной форме сидел на подоконнике и потягивал сигарету, с интересом наблюдая за Стефаном. Он молчал, как и всегда, просто наблюдал. Завнич застыл на пороге, уставившись на подоконник. Серая пара глаз впилась взглядом в солобона, юноша с усмешкой глянул на повязку дневального, а затем и вовсе расплылся в улыбке от швабры, которую Стефан сжимал в руках. Впервые, Он был так близко, буквально в нескольких шагов. Нужно было что – то сказать, спросить наконец, что ему нужно, прогнать, оскорбить, да что угодно, сделать хоть что – то, но слова застряли в глотке парня. Ситуацию спасла распахнувшаяся дверь кабинки, заслонившая Его, а из кабинки вышел солдат, поправляющий ремень. Он равнодушно глянул на дневального, выпихнул его из проема и выскользнул в коридор. Дверь по инерции закрылась. Подоконник был пуст.

***

В декабре, незадолго до нового года командир полка объявил о внеплановых командно – штабных учениях. Первая танковая отвечала за развертывание командного пункта, местом выбрали заброшенный танковый полигон в глубине глухого соснового бора. Возили роту на автобусе через город. Изголодавшиеся по свободе и гражданской жизни солдаты прилипли к окнам, оживленно обсуждая происходящее на улочках заштатного военного городка. Стефан тоже был в их числе, он с завистью глядел на простых людей, бредущих по своим делам. Они шли не строем, не подстраиваясь под идущую впереди спину. Школьники возвращались с уроков с огромными рюкзаками на спине, старушки шаркали в сторону рынка, проносились машины и уплывали за видимый горизонт монолитные фигуры панельных домов с горящим в окнах светом. Там, за этими окнами простые свободные люди спокойно смотрели телевизор, читали книги и пили чай, могли лежать когда захотят, и по первому желанию выйти прогуляться на улицу.

Теперь, эта жизнь казалась какой – то чуждой, несомненно, желанной, но ужасно далекой и непривычной. Стефан уже забыл какого это – быть свободным. Печаль и тоска обрушивалась на бритую голову каждую поездку и давила, давила и раздавливала всё сильнее. К концу работ, Стефан уже не мог смотреть в окно, он просто закрывал глаза, не в силах вынести желания сбежать и вернуться к образу жизни, которым, он казалось уже не жил никогда.

Развертка КП оказалась делом интересным, хоть и тяжелым физически. Рота облагораживала территорию вычищенными дорожками, чистили и выносили мусор из трехэтажного заброшенного здания, бывшего некогда административной постройкой на территории полигона. Сам полигон давно уже зарос кустарниками и тонкими деревцами, какую – то часть расчистили под палатки и навесы с маскировочной сеткой, под которые планировалось загнать боевую технику. Разгружали и раскладывали по местам бесконечный армейский инвентарь и мебель, который привозили грузовик за грузовиком, оборудовали огневые точки. Поначалу, Стефану нравилось всё это: хоть какое – то разнообразие, однако, непривычные к физической мужской работе тощие интеллигентские руки оказались попросту не готовы к труду. Огромное моральное давление оказывали отцы командиры, кроющие благим матом за любое лишнее и неправильное движение. Например, старшина Рудкевич любил бить Стефану по каске колышком от палатки, когда тот не понимал, как собрать палаточный каркас, а взводный Камшин частенько заряжал снежком прямо в лицо, если ему не нравилось, как натянут брезент.

Однако, к удивлению солобонов, старослужащие действительно работали наравне со всеми, а то и больше молодых, выполняя наиболее каверзную и тяжкую работу, от чего благосклонность к ним офицеров росла в геометрической прогрессии и вся офицерская ругань сыпалась в основном на плечи неумелых и неопытных духов.

День за днем, и спустя неделю КП уже был готов, однако, выяснилось, что сами учения пройдут значительно позже, аж в январе. Стефану особенно запомнилось, как ротный брызгая слюной сетовал замполиту на нерадивое командование, преждевременно давшее старт развертыванию. Собирать и вывозить всё обратно уже никто не желал, потому офицеры посовещались и построили роту перед рядом брезентовых палаток:

- Довожу до вашего сведения, товарищи военнослужащие, что командный пункт признается военным объектом. Объект должен что? Ижмеев? – задал вопрос одному из низших дедов ротный.

- Кхм, ээ, не знаю, - глуповато заблеял в ответ солдат.

- Охраняться, придурок! Так, шаг вперед, кто желает остаться добровольцем до проведения учений, - скомандовал Сотов.

По строю прокатились перешептывания и покашливания. Нависла полная тишина, каждый отводил взгляд, дабы не пересекаться с офицерами. Стефан, же просто боялся и не желал оставаться здесь небольшим тесным коллективом, потому затравленно уткнул взгляд в свои нечищеные сапоги.

- Ну че, стоим, а? Лазар! – вклинился в ситуацию замполит Макаров.

- Я! – Лазар вышел из строя.

- Ну вот, один есть.

- Товарищ, капитан, разрешите остаться в роте?

- Не разрешаю. Че не нравится – то? Природа, свежий воздух, отдохнешь перед дембелем, оздоровишься. Это тебе не картошку жрать в прокуренной каптерке, - отрезал ротный.

Лазар поиграл желваками, явно недовольный таким решением, но, вздохнув, не стал ничего говорить.

- Кого еще… - Макаров обвел взглядом роту. – О! Ушастый, да - да ты, Мазур, шаг вперед! Так… Опааа, кто у нас там прячется на задах? Живич, бляха муха!

- Че?

- Шаг из строя, рожа хорватская, чокает он, совсем обурел?! – рявкнул ротный.

- Есть… - Живич понуро выполз из строя и встал рядом с Лазаром и Мазуром.

- Как думаешь, хватит? – с сомнением в голосе спросил ротный у замполита.

- Да хрен его знает. Давай, еще двоих может? По пайкам выиграем.

- Пайки он выиграет, Рудкевича отъебали на неделе за банку краски в бушлате, какие тебе пайки?

- Ну так пайки не краска, Миш, не в дефиците.

- Ай, хрен с тобой. Радо! И… Завнич! Урод грязный, тебя на плац выводить стыдно, тут хоть глаз чужих нет.

Душа Стефана упала куда – то в глубины нутра и страх пронзил хрупкое тельце мерзкой дрожью. Они хотят, чтобы он, забитый душара остался на целый месяц наедине с… ними? Разве они не видят, не понимают? Почему же их сердца так жестоки и черствы? Откуда такая ненависть к нему, совершенно безобидному, доброму и хрупкому интеллигенту? Стефан затрясся, он не мог, совершенно не мог остаться вместе с ними хоть даже на денек в полной глуши. Нужно было предотвратить, помешать этому решению, вычеркнуть свою фамилию из их уст и всех списков мира! Стефан открыл было рот, чтобы наконец возразить, помешать отделившемуся от роты уродливому, вонючему и склизкому черному сгустку ненависти, который представляют все те трое, кто сейчас стоял перед строем и нагло ухмылялись, смотря на духа как на загнанную жертву, но его взгляд наткнулся на Него…

Всё та же подтянутая и стройная фигура стояла позади офицерских спин. Юноша привалился спиной к дереву и скалился. Он сжал руку в кулак, оттопырил большой палец и провел вдоль шеи…

- Куда ты уставился, рядовой Завнич? Команда была выйти из строя! – раздалось совсем над ухом. Стефан на секунду обернулся на источник звука, а фигура моментально растворилась среди многолетних сосновых стволов.

***

Отец не поверил. Никто не поверил Стефану. Ведь на следующий день к дверям родительского дома приехал военный КАМаз. Из кабины вылез тощий низкорослый лейтенант, он протянул опешевшему отцу мятую бумагу, пожал руку, сухо поблагодарил за сына и извинился за произошедшее. Когда стало понятно что произошло, убитая горем мать кинулась к кузову грузовика. Там зловеще стоял свинцовый гроб с циничной наклейкой: «груз 200».

Мирко был убит дезертировавшим сослуживцем на посту.

Стефан испытал полное отчаяние. Он ведь собственными глазами видел, как брат стрелял в Алексу, как он пытался убить и его. Что же произошло? Неужели, постоянная ложь и страх разоблачения свели его с ума, и Стефан увидел совсем не того? Парень не мог ни спать ни жить не задаваясь этим вопросом, как и отец и соседи. Знакомые и друзья отца подозрительно косились, переговаривались и шептались. Все подозрения сводились к бедному маленькому Стефану, что никогда в жизни не поднял руку ни на какое живое существо.

День тянулся за днем, подозрения всё больше подкреплялись народной молвой и после поминок Мирко, добрая половина города были убеждены, что Стефан повинен в убийстве невинной девочки. Его оскорбляли, прогоняли из общественных мест, в окна дома кидали камни и поджигали забор. Следствие также не обнадеживало, хоть против Завнича и не было прямых доказательств, но подозреваемых больше попросту не было. Это всё неминуемо привело к раздражительности отца и попытке его решить проблему. В один из тусклых дождливых дней он подозвал к себе сына на серьезный разговор:

- Стефан… Пойми, я хочу тебе лучшего. Семье… Да что там семье - и тебе самому нужны результаты следствия. Ты не виноват, я знаю, но нужно всё это доказать людям, - будто оправдываясь сказал он.

- Да, я понимаю. Может мне стоит уехать?

Папа смутился. Он виновато отвел взгляд в сторону:

- Стоит. Мы посовещались с матерью, лучше места не найти, оно не вызовет подозрений, да и в целом дело всё равно благое…

- За границу?

- Нет. Я позвонил дяде Самбору, он готов тебя зачислить вне очереди в одну из столичных частей. Два года и твоя репутация будет чиста. Вернешься, найдешь себе нормальную…

- Что? Вам Мирко мало? ВЫ хотите и меня туда отправить? Еще сына потерять хотите? – вскочил Стефан.

- Сядь! – рявкнул отец, - Мирко мужиком был! Дурной, но мужик! А ты? Вырастила мать сыночку!

- Я вырастила? А ты в это время где был, а? – вскрикнула мать, трудившаяся на кухне.

- Я работал, как ишак, чтобы хватало вам всего! А ты сюсюкала это вот чудо аморфное в это время! Стефан плачет, Стефан кушать хочет, Стефан на ручки хочет! Вот результат! Вырастила нюню.

Отец махнул рукой и сел за стол, нервно закурив. Мама не стала отвечать, лишь подошла к Стефану и приобняла его за плечи:

- Пойми, правда, тебе так лучше будет…

- Чего? Как лучше – то? С кем мне там? С придурками этими, типа Мирко два года вариться?!

- У Мирко хоть дух был. Стержень! – пробурчал отец, скидывая пепел с сигареты.

- Стержень? Морды он бить умел только, на большее башка уже не варила, - покрутил у виска Стефан.

- Стефи, тише - тише… Ты же веришь мне? – спросила мать, обнимая Стефана и поглаживая его плечи.

- Не верю… - буркнул он.

- Давай договоримся? Папа решит все проблемы, ты побудешь там, а мы, как сможем, так тебя сразу заберем? Не два года в самом деле – то. Пол годика хотя бы дай нам, а?

- Пол года? Вы обещаете? – пробормотал разнеженный Стефан, оглянувшись на отца, который лишь недовольно отвернулся.

- Я обещаю, клянусь тебе… - мама приподняла голову Стефана и заглянула ему в глаза. По её щекам текли слезы.

- Я не знаю… Я… Может, просто уехать в другой город? Нам всем?

- Ну ты же знаешь, мы с твоим папой не можем работу оставить, я не могу детишек в школе оставить, совсем не могу, пойми, сын… Когда – нибудь все равно нам пришлось бы что – то решать с этим… Ты веришь мне?

***

- Э, подъем, Завнич!

Стефан с трудом поднялся, скидывая одеяло, и сразу поежился от холода. Утренний мороз тут же пробрал под самую кожу, загоняя обратно под тонкое шерстяное полотно, но чей – то сапог пнул под койку и новый голос раздался над ухом:

- Вставай, придурок, выспался? – с некой заботой спросил Радо.

- Выспался, конечно. Время знаешь сколько? – спросил Лазар. Стефан отрицательно мотнул головой.

- Девять дня! Сколько дрыхнуть можно? Ушуршал за дровами!

Стефан спал всего пару часов. Как только офицеры и рота уехали, Живич ушел в магазин и под самый закат вернулся с парой пузырей водки. Всю ночь старослужащие пили, смеялись над духами, особенно уделяя время Стефану, то и дело подначивая второго солобона Мазура на издевательства над сослуживцем, хотя тот и всячески отнекивался. Наконец, когда Стефан им надоел, великодушный сержант Лазар дал команду отбой и духи улеглись спать на задах палатки подальше от печки буржуйки, вокруг которой разместили свои койки дедушки.

Завнича и Мазура выпихнули на улицу. Холодный воздух драл горло при вдохе, окружающие запасной район сосны нависали над молодыми военными и давили свои великими стволами. Еще ночью кончился мусор с заброшенного здания, которым печку и топили, где брать дрова теперь было совершенно непонятно. Стефан вопросительно взглянул на сослуживца. Мазур закурил, огляделся и остановил свой взгляд на Стефане:

- Чего уставился? Пошли.

Стефан кивнул и посеменил за Мазуром. Из палатки высунулась пунцовая харя Радо:

- Э, снега наберите еще, только чистого! – он кинул в Стефана железный 40 литровый бак и тут же скрылся в глубинах теплой палатки.

Мазур вздохнул, пнул бак ногой и махнул рукой Стефану:

- Оставь пока, после дров наберем.

Солдаты взяли топоры и побрели по автомобильной колее в сторону соснового бора. Всё же, были и плюсы нахождения здесь – это несомненно запах относительной сладкой свободы. Никаких формальных и официальных команд, устава и требований командиров, а еще бесконечно красивая природа. Мазур молчал, лишь оглядывался по сторонам. Бойцы спустились с колеи и через сопки скользнули к опушке бора. Мазур с сомнением поглядел на могучие сосны и рассудив, что лучше поискать сухостой повел Стефана дальше. Крайне некстати поднялся сильный ветер, от которого даже не спасали стволы деревьев.

- Интересно, тут волки водятся? – спросил Стефан.

- Если зайцы есть, то вполне. Наверняка, и медведь где – нибудь, - приятно удивленный простой беседе ответил Мазур.

- А что нам делать, если встретим? – немного испуганно спросил товарищ.

- Черт его знает… Фонарем слепить, напугать как – нибудь, - с явным сомнением ответил Мазур.

Внезапно, взгляды солдат выцепили некое строение. Подойдя ближе, солдаты увидели приземистую хижину. Более близкий осмотр показал, что это солдатский самострой из пустых ящиков от боеприпасов, обшитый досками и с крышей из профнастила. Мазур присвистнул и зашел внутрь, однако, там кроме кирпичной печки и кучки дров не оказалось ничего. Хижина давно была покинута, видимо, здесь обитали обслуживавшие полигон солдаты.

Мазур огляделся, достал из кармана зажигалку, отломал бересты с дров и разжег небольшой костерок в печи. Как только пламя разгорелось, он запихнул в печь дрова и привалился рядом к стене, закурив.

- Че встал? Садись, погрейся.

Стефан немного зашуганно примастился к противоположной стене и снял перчатки, положил рядом с печью. Жуткий ветер завывал, словно голос леса и пытался что – то донести до инородных организмов, оказавшихся в его сердце. К ветхому запаху покинутого жилища добавился вонючий сигаретный дым. Мазур тупо уставившись в пол потягивал сигарету. Очевидно, ему было скучно, вскоре он поднял взгляд на Стефана:

- Слушай, вот объясни мне, как ты живешь так?

- Как? – съежился от неприятного вопроса Стефан.

- Вот так. Всегда грязный, битый, вонючий?

- Я…

- Ты не подумай, я тоже дух, тоже ебашу, только ты ведь умный человек, я же видел, стихи пишешь там… Разве тебе не противно?

- Противно… - Стефан нервно сжался в уголке, недоумевая когда его хобби успел кто – то заметить.

- То то же… Я бы так не смог. Сбежал бы. Хоть сейчас, - Мазур взглянул в сторону оконного проема обтянутого пленкой.

- А куда бежать?

- Да хоть куда. Куда глаза глядят. Не смог бы так жить и всё. Ладно, а на другой вопрос ответь, вот зачем армия тебе допустим?

- … Ну, все должны служить же…

- Не, ты не понял, какой от тебя толк здесь? Да и тебе какой толк? Ты же мозговитый пацан, закосить не мог?

- Я… Пытался…

- Обосрался ты, - вздохнул Мазур. – Ты запомни, я не мразь, но здесь каждый сам за себя.

Стефан с тревогой взглянул на спокойного сослуживца и уткнулся лицом в колени.

Когда дрова кончились, солдаты нехотя поднялись и, ежась от холода, вылезли на улицу. Мазур тут же приценился к обшивке хижины, зацепил топором край доски и потянул на себя. Трухлявая доска поддалась и со скрипом выпала, Стефан начал торопливо подбирать досочки и скидывать в кучу, попутно погружаясь в собственные мысли. Что хотел сказать Мазур? Намекал, что лучше бежать? Или предупреждал, что его доброта не продлится долго? Да черт с ним, Стефан итак знает, что оказался не там где должен, но уже поздно что – то менять. Пути назад нет. Да и куда бежать? В лес? В палатке хоть еда есть и относительно тепло, а остальное можно и пережить. Вскоре, воины уже тащили на горбу доски, то и дело проваливаясь в сугробы, набивая полные сапоги мокрого и гадкого снежка.

У палатки было совсем тихо, видимо, старослужащие наконец легли спать после ночной пьянки. Стефан и Мазур уселись за палаткой, взяли пилу «дружба» и начали пилить доски на мелкие куски скидывая их в ящики из – под снарядов, найденные в здании полигона. Дело монотонное, даже успокаивающее. Вперед – назад, на себя – от себя. Стефан очистил разум от лишних мыслей и сосредоточился лишь на дровах. Он совсем не заметил, как за этим делом пролетело время и вот доски кончились. Мазур поднялся, отряхнулся от опилок и взяв ящик пошел к палатке, а Стефан тем временем сбегал с бачком за снегом. Дело тоже простое, набрать полный бак легкого снега и дотащить его до палатки. Может, получится здесь скоротать время и дотянуть до обещания матери? Здесь неплохо, нет командиров, дел немного, природа, свежий воздух…

Мечтания Стефана разрушились, когда он вернулся в палатку. Почти все деды дрыхли, лишь полупьяный завернутый в спальный мещок Лазар раскорячился на койке и что – то говорил Мазуру. Увидев Стефана он тут же оживился:

- О, где шлялся?

- Снег набирал.

- Ладно, ставь у печи и слушай.

Стефан кротко подчинился, поставил бак у печи и встал по стойке смирно морщась от дикого запаха перегара.

- Короче, побалдели и хватить. Мы же на охране, не забыли? Будем дежурить, ты с Мазуром ночники: один обход КП делает, второй в это время греет дедушек. Меняетесь… ну, каждые два часа пока, потом посмотрим, - ковыряясь в носу заключил Лазар.

- А спать? – спросил Мазур.

- Че ты, спун дохуя? – гыгыкнул сержант. – Днем спите, главное дров приготовьте на ночь.

Мазур кивнул и повернулся к Стефану. Тот особо эмоций не выражал. Сказали и сказали, спать же не запрещают, да и кто помешает забиться в кунг радейки и поспать там? Вероятность того, что кто – то из старослужащих решит проверить минимальна.

Так как деды были сражены зеленым змеем, то Мазур устроился у потрескивающей печи и стал топить. Лазар наказал соблюдать строжайшую тишину, а потому палатку наполнял лишь храп дедов, треск дровишек и скрип железных коек под тяжелыми солдатскими боками. Стефан ощутил ужасную скуку. Скуку, подобную чувству клаустрофобии, когда ты буквально чувствуешь как тянется каждая секунда. Ты ощущаешь себя совсем лишним, будто бы тебя тут быть не должно и душой невольно погружаешься в былые воспоминания. А ведь когда – то Завнич был свободен, имел волю и желания. Сейчас это всё растворилось в солдатской похлебке из приказов, устава, распорядка и дедовщины.

Дни тянулись один за другим. Каждый одинаковый, абсолютно обезличенный и скучный. Всё, что делал Стефан – это таскал доски с хижины, пилил их, выжидал момент, когда все деды уходили прогуляться в КП и пытался спать. Ночью же, Завнич бродил среди мрачных фигур военных машин и брезента, после чего залезал в одну из кибиток и сворачивался в позе эмбриона на холодном железном полу. Спустя время приходил Мазур, недовольно постукивал по стенам и менял товарища. Иногда он не приходил вовсе или сильно опаздывал. Стефан не осуждал. Достаточно было того, что Мазур единственный в палатке, кто относился к нему ровно никак. Сослуживец тщательно отлынивал от работы, старался не нарываться и не вестись на провокации. Самого Стефана почти не трогали, лишь за дело.

Например, в первый день Живко проснулся с похмельем и побрел к бачку с топленым снегом. Он деловито зачерпнул воду, побултыхал и взревел. Оказалось, Стефан сгреб в бачок снег вблизи палатки, набрав целую кучу пепла, грязи от недавних машин и с сапог. Получил по шее. А в один из дней Лазару всё же приспичило проверить, как Стефан охраняет КП. К счастью, Стефан не спал, но выпивший сержант всё равно нашел до чего докопаться. Ему ужасно не понравилось, что рядовой Завнич ходил по КП, светя фонарем во все стороны. Лазар подкрался поближе, после чего побежал на Стефана и с разбегу снес солдата в сугроб.

- Ты дебил? Поздравляю, солдат, тебя только что убил вражеский диверсант!

Однако, сержант всё же сжалился и показал как надо держать фонарь. Оказалось, нужно сжать фонарик в кулак и светить себе строго под ноги на небольшом расстоянии. Стефан кивнул, но попробовав, понял, что проще будет совсем без фонарика и дальше патрулировал в полной тьме.

Питались исключительно сухпайками, деды же разбавляли свой рацион походами в магазин, но это не спасало духанские пайки и часто Мазуру со Стефаном приходилось выложить на стол шоколад, кофе, сахар и другое, что потребляли старослужащие в гигантских количествах.

Питание одними консервами вскоре дало о себе знать, причем в самый неподходящий момент. Стефан спал в бендеге под столом с радиостанциями. Что – то было не так, совершенно не так, солдат ощутил тревогу и непонятное ощущение поднимающееся с самих глубин организма. Желудок ужасно скрутило, что то внутри забурлило, тело прошиб и жар и холод одновременно, а разум тут же был охвачен дикой паникой. Завнич соскочил и кинулся к двери на улицу, нервно пытаясь расстегнуть ремень и стянуть штаны, но ослабевшие от недосыпа духанские ноги запутались на уличной лестнице, соскользнули, зарылись в снег и Стефан рухнул на землю, застонав от своего бессилия и отвращения к себе. Воздух вокруг тут же наполнился диким смрадом, а под задницей ощущалось мокрое и мерзкое нечто, что покинуло недра измученного организма. Стефан зарылся в снег и просто заплакал, не в силах больше выносить всего этого. В чем он провинился? За что, а главное кто решил его так наказать?

На эти вопросы ответ знает один лишь бог. Всё, что оставалось Завничу – это с трудом подняться, оглядеться и поковылять в сторону леса. Там он снял брюки, выкинул трусы, как мог подмылся снегом, вывернул штаны наизнанку и пошоркал всё тем же снегом, но мерзотная жижа уже успела впитаться в ткань и смрад всё никак не уходил. Стефан надел мокрые штаны и опустился на колени. Как же теперь вернуться туда? Может, и правда, не стоит? Да. Нельзя возвращаться. Лучше уйти в лес, может принять свою смерть от холода или волков, но это будет лучше, чем явить остальным свой позор.

Стефан поднялся и побрел куда глаза глядят. Направление он не выбирал, лишь ковылял, ежась от холода и ощущая, как нижняя часть тела постепенно промерзает насквозь. То и дело он падал в сугроб, но поднимался и шел дальше, и лес принимал его в свои распростертые объятия, заботливо окружая симфонией ночного зимнего леса из завывания волков, глухих угуканий сов и колыхаемых ветром верхушек сосен.

Постепенно светало, а лес всё не кончался, но кончались последние силы в ногах Стефана, в очередной раз солдат перескочил овраг и обомлел в ужасе: впереди виднелась всё та же палатка с валящим из трубы дымом. Неужели, судьба его привела обратно? Что за злая шутка бога, будто бы он желает явить позор Стефана всему миру? Из палатки показалась обеспокоенная морда Мазура, он что – то крикнул вглубь палатки и оттуда выбежал разгневанный Лазар.

***

- Пиздец, что за вонища? – спросил сержант с другого конца палатки.

Стефан угрюмо молчал, уткнувшись глазами в пол из деревянных поддонов.

- Че ты молчишь, а? Обосрался?

- Попущенец… - устало вздохнул Живич.

- Ладно, а куда ты свалил? Ты вкурсе, что твои товарищи искали тебя всю ночь?

- Говори, мудозвон! – Радо пнул Стефана в голень.

- Радо! Погоди. Ты нас слышишь вообще? – Лазар немного подошел и наклонился, чтобы заглянуть в глаза Стефана.

- Простите… Желудок…

- Пиздец какой – то, - прошипел Живич.

- Короче, Мазур! Ушастый мля, иди к засранцу, поднимай поддоны. Поливать будешь этого придурка.

Мазур нехотя поднялся с койки, взял ведро с топленым снегом и с отвращением приблизился к Стефану:

- Че встал? Оголяйся! – крикнул Лазар.

Пока Мазур поднимал и убирал поддоны, Стефан затравленно расстегивал пуговицы выцветшего бушлата, скидывал на пол черный от грязи китель и дурнопахнущие штаны.

- Это в печку! Хотя, на улицу и закопать нах! – ткнул пальцем в штаны Радо.

- А в чем ходить ему? – спросил Живич.

- Найдем, - заключил Лазар. – Живич, глянь в КП, подменка была для соляры.

- Так она тоже воняет…

- Ну не говном хотя бы!

Живич пожал плечами и ушел, а Мазур в это время обливал Стефана ледяной водой. Завнич нелепо разводил руками по телу, размазывая грязь и ощущая пристальные взгляды сослуживцев, полные отвращения и неприязни. Стефан и себе был отвратителен.

Кое – как отмывшись, Стефан надел кинутые ему грязные, пропахшие соляркой и бензином брюки и тупо встал посреди палатки.

- Ну че? Как жить дальше будем? – спросил Лазар.

- …

- Молчишь, да? Чмо, - заключил Живич.

- Спишь теперь там. Жрешь тоже. И даже не вздумай к печке подойти, - сказал сержант.

- А в ночную его че?

- Пока обойдется, где ты был, а? Гулял?

- А кто охранять то будет? – спросил Радо.

- Ты и будешь, и ты тоже, - махнул рукой Лазар.

- Нихуя дела, а ты че, дрыхнуть будешь? – возмущенно спросил Радо.

Лазар промолчал, лишь поднялся и двинул с размаха в лицо сослуживца. Радо отлетел под койку, схватившись за щеку, вскочил, но тут же был опрокинут новым ударом.

- Рыпаться будешь, а?! Обурел, ефрейтор? – навис над ним старший.

- Ты че, Лаз, за чмыря вписываешься? – спросил Живич.

- Нах он мне нужен, если его выпустить, он опять съебет в лес, а мне потом на дизеле откисать что ли?

- Разумно. Ну ладно, понял, Мазур! Ты теперь главный печник.

- И смотри за этим дебилом, чтобы не дрыгался никуда. Старшина приедет сдам сразу, пусть везут его лечиться. Или в дурку сразу, нах, - добавил Лазар.

Деды собрались и ушли на КП проводить ежедневные работы по подкачке надувных палаток, уборке снега и прогреве машин, а Стефан остался наедине с Мазуром. Тот расслабленно потягивал сигарету сидя у печки и вглядываясь в пляшущий огонек. Вскоре, ему стало скучно и он поднял взгляд на товарища:

- Почему не ушел?

- Я пытался…

- Плохо. Не доживешь ты до приезда старшины. Как пить дать, не доживешь, - покачал он головой.

Стефан нервно сглотнул и отвернулся.

- В следующий раз от избы иди. Там дорога железная километров в десяти. Потеряешься, поезда жди и на звук иди.

***

Под вечер вернулась вся троица дедов наперевес с пакетами алкоголя и закуси. Они весело переговаривались, полностью игнорировали духов и стали накрывать на стол, лишь иногда морщась от пропитавшегося соляркой воздуха. Однако, уже спустя пару рюмок, разгоряченные старослужащие обратили свое внимание на бедного духа.

- Э, чмо! Смирно! Хуль улегся? – прокричал Лазар.

Стефан медленно поднялся и встал, подняв подбородок к потолку.

- Упор лёжа принять!

Последовали бесконечно долгие команды раз – два, повторяющиеся раз за разом, лишь менялись упражнения и позы, которые Стефан должен был принять на очередной счет. А они всё скалились и смеялись, очевидно, от скуки, почти без злобы. И Стефан их понимал, ведь здесь совсем нечего делать.

Делая очередное отжимание, Завнич ощутил, что в кармане стало пусто, а об деревянный поддон ударилось что – то мягкое. Живич внимательно присмотрелся, подлетел и схватил валяющийся на полу мятый блокнот:

- Ма – а – а – ть моя! – воскликнул он.

- Че там?

- Стихоплет, что ли? – со смешком спросил Живич.

- Оо, зачитай чего – нибудь! – весело крикнул Радо.

- Ща, вот:

Сколько же мне терпеть вас,

Видеть мутный, грязный анфас?

Чувствовать стыд, грязь.

Отсчитывать раз – два, нервно мирясь?

Солдатом я стал,

Надеясь, честь свою отстоять,

Но увидел я лишь падаль и мразь...

- Я не понял, это про нас? – спросил Радо.

- Ты че, охренел? – Живич поставил сапог на спину Стефана и вдавил его в пол.

Со стороны дедовских коек послышался свист и благой мат. Следующие мгновения Стефан запомнил плохо. Его били, окунали тяжелые ботинки в живот, били в лицо одновременно с трех сторон, сокрушали могучими ударами сразу двумя руками. Искры сыпались из глаз, лишь искаженные злобные гримасы мелькали на фоне бесконечных вспышек и кулаки мелькали перед глазами. Его били стоя, когда падал поднимали и били снова, когда поднимать стало в тягость – били уже лежа, пока не запинали провинившегося духа под койку на холодный пол. Насладившись наказанием, изуверы ушли продолжать пить и обсуждать Стефана в самом негативном свете.

Завничу оставалось лишь лежать и тихо шмыгать разбитым носом. В голове мыслей не было совсем, только один вопрос крутился в уме: «за что же?», разве можно так ненавидеть человека за его творчество, ведь он не писал чего – то конкретного, не сочинял каких – то злобных паксвилей на сержанта Лазара, не унижал и не оскорблял солдат Живича и Радо. Разве они не понимают, где находятся? Разве им приятно здесь? Опережая логические размышления Стефана, вдрабадан пьяный сержант опустился на корточки перед койкой и обратил свои остекленевшие дикие глаза на духа:

- Ты понял, за что получил? – относительно спокойно спросил он.

- …

- Молчишь, да? Как всегда блять! Ненавижу я тебя и таких же чмырей! Все как один, на публике милые пушистые, добрые, умники бляха муха, цвет нации! Но вот, вот что у вас на уме, суки позорные! – кинул он в лицо Стефану блокнотом. – Вот, что вы думаете. Все вы! Был бы ты мужиком, ну ненавидишь ты кого – то, скажи в лицо, в морду двинь, но нет же! Будете терпеть унижения, парашу щеткой своей намывать, пиздюли принимать как данное, а сами втихушку проклинать, думать, мол, лучше вы нас, это мы – быдло неотесанное.

Лазар сел на пол и закурил. Сейчас он выглядел вполне обычным человеком. Погруженным в свои мысли, воспоминания. Его ведь также ждет дома мать, может девушка, родительский дом и любимая работа. Отчего же он так хочет испортить жизнь Стефану, такому же обычному парню?

- Гноил и всегда гноить буду таких как ты. Понимаешь, даже не в духанке дело, я и дедушку умника сломаю и в очко макну головой, будь хоть намек на такую же парашность у него за душой. Да что там армия, вас таких и в жизни полно же, ублюдков! Видимо, долг мой дух из вас выбивать, обличать мразоту и наказывать.

Сержант злобно ухмыльнулся, потушил бычок об щеку Стефана и ушел спать. У печи всё также сидел загадочный рядовой Мазур. Стефан всё никак не мог понять, почему этот солдат в любой ситуации относится к нему нейтрально. Ведь он едва ли чем отличается от дедов, также любит напрягать других, перекладывать свои обязанности и лезть с кулаками, Стефан не раз видел, как Мазур дрался на КМБ, выбивая для себя лучшие условия. Может, ему просто интересно как долго его товарищ протянет здесь?

В любом случае, побои на сегодня, очевидно, окончены. Можно наконец спать…

***

Утром приехал старшина Рудкевич, низкорослый, но массивный прапорщик вылез из военного внедорожника, открыл багажник и двинулся к встречающим его старослужащим.

- Здарова, парни, как служба? – весело спросил он.

- Нормааально трщ прапорщик, охраняем, - ответил ему Лазар, пожимая руку.

- Происшествий не было?

- Неа. Всё тихо и спокойно, пару раз охотников шугали, да зверье. У вас как?

- Всё путём, рота в поте: тревоги, антитеррор. Втухаем. Выкроил хоть денек проведать вас, - прапорщик хлопнул сержанта по плечу. – Вы тут вообще как маслята в банке.

- Не сказал бы, холодина, трщ прапорщик! – пожаловался Живич.

- Ладно вам, холодина, сидите поди целыми днями в палатке, дымища вон валит! – старшина ткнул пальцем в валящий из трубы дым.

- Никак нет, греемся время от времени, а так целый день на кп–шке!

- Ладно, шучу. Так, а где этот придурок? Завнич! – прапорщик заглянул за спину Лазар и позвал Стефана.

Дух в это время сидел на корточках и пилил ножовкой дрова. Лицо он задраил капюшоном и надвинутой на глаза шапкой. Усталые глаза не выражали никаких эмоций, казалось, это был живой робот, запрограммированный на бесконечную работу.

- Завнич! – крикнул прапорщик, приближаясь к солдату. – Мааать моя… - прапорщик опешил, уставившись на свернутый в сторону нос и расплывшиеся фингалы под заплывшими кровью глазами.

- Кто тебя? – растеряно спросил Рудкевич, оглянувшись на дедов.

- Ночью в лесу споткнулся, упал в овраг… - равнодушно ответил Стефан. Лазар и остальные отвернулись и сделали непричастный вид.

- Кхм, ладно, ротному расскажешь. А вот, скажи мне солдат, почему домой писем не пишешь?

- Бумаги нет…

- Как нет? На коре берестяной пиши тогда! Совсем охренел, мать там с ума сошла уже! – брызгая слюной кричал старшина. – Короче, мама твоя дозвонилась до ротного, в пятницу уже будет здесь. Собирай манатки свои, послезавтра заменим тебя, и поедешь с матерью увидишься. В порядок себя приведи, балбес!

Стефан коротко кивнул и снова вернулся к дровам. Неужели, мать выполнит своё обещание? Завнич представил, как она, убитая горем, переживаниями и бессонными ночами собирает вещи и садится на поезд. Огонек надежды разжегся с новой силой, осталось лишь продержаться чуть – чуть, но… Разве станет ли Стефан приятен ей? Пережив весь свой позор, постоянные побои и избиения, как он сможет смотреть в эти прекрасные любящие глаза, обнимать худые женские плечи? В этот момент Стефан представлял себя чудовищем, носящим маску некогда доброго парня Стефана Завнича, и руки его грязны, отвратительны. Казалось, от его прикосновения увянут цветы, не в силах вынести всю боль и жестокость, которой пропитался измученный организм парня.

- Ну ты понял да, - убедился прапорщик, после чего развернулся и остановился уже открыв дверь машины. – А вы! Смотрите у меня! Партизаны...

Старшина погрозил пальцем дедам, сел в джип и уехал, вновь оставив Стефана наедине с этим булькающим и злобным сгустком, отделившимся от роты. И вновь сгусток начал кровоточить и покрылся ужасными язвами из которых пробивались черные щупальца, кружащие и проносящиеся вокруг Стефана. Изредка они жалили, часто просто били словно хлыстами, опрокидывая бедного духа на землю, а когда тот пытался уклониться, скользкие и могучие щупальца обвивались вокруг горла и швыряли его из стороны в сторону. Когда жуткая масса наконец удовлетворялась физическими издевательствами, то открывалось её чрево, откуда вылетали едва различимые и членораздельные булканья, в которых отдаленно угадывались оскорбления и насмешки. Буро черная жижа играла со Стефаном, наслаждаясь запахом его страха и беспомощности, упивалась своей безнаказанностью, но не спешила проглотить его и переварить.

Ближе к ночи монстр усладился страхом и довольно буркнув расплылся по койкам в палатке, оставив Стефана в своем углу. Битого, униженного и слабого. Завнич дополз до своей кровати и улегся, надеясь быстро уснуть, лишь бы дожить, дотянуть до встречи с заветным светочем, уткнуться в материнское плечо и оставить эту массу тухнуть здесь, но из дремы его поднял до жути знакомый голос.

- Ну что, братик, как служба? – над Стефаном стоял всё тот же молодцеватый румяный юноша. В его глазах читалась уже не насмешка, лишь жалость.

- Плохо…

- Оно и видно. Что же ты, семью позоришь? В обиду себя даешь…

- Я не могу ничего не сделать… Я слабый, - ослабевшими губами пробубнил Стефан.

- Слабый бы выдержал такие издевательства? Не верю.

- Я не выдерживаю…

- Вполне себе держишь, ты же еще здесь и живой. Значит, можешь бороться. Посмотри, они спят. Нажрались, и спят. Друг твой по дрова ушел. Что же ты медлишь?

- Что мне сделать? Может ты знаешь? – раздраженно спросил Стефан.

- Знаю. Подсказать? – улыбнулся Мирко.

- Угу, - младший брат коротко кивнул.

- Ты точно готов? Дороги назад уже не будет, но ты сделаешь важное дело. Очистишь наше общество от гнили. Быть может, подвиг твой даже запомнят, - Мирко опустился на корточки и заглянул в глаза брату.

- Я готов, - прошептал Стефан.

- Рад слышать. Наверное, ты поймешь что делать с этим… - брат ткнул пальцем в канистру с бензином для розжига печи.

Стефан ошалело уставился на канистру, раздумывая над тем, что ему предложил брат, а когда решил задать еще один вопрос, то с удивлением увидел, что Мирко исчез точно также, как исчезал раньше. Но теперь Завнич знал. Он знал, что нужно делать, чтобы навсегда упокоить эту дрянь и спасти многие жизни. Только огонь может спасти и очистить души, которые стали жертвой монстра и отдались ему со всей страстью.

Тело действовало само, будто на автопилоте. Стефан взял канистру, прошел мимо опутанных частями чудища коек и напоследок взглянул на мерзкую дурнопахнущую злобную массу, умиротворенно похрапывающую. Сегодня, твой последний день.

Завнич вышел на улицу, вдохнул полной грудью свежий ночной воздух и ощутил себя как никогда счастливым. Только сейчас, спустя многие годы жизни Стефан наконец ощущал себя свободным. Только пережив издевательства, он пришел к этому пути и сейчас готов был окончательно сбросить оковы и отомстить хотя бы кусочку роты. Солдат открыл канистру и стал лить содержимое на тканевые стенки палатки. Запах бензина дурманил, весело испарялся, то и дело, попадая в нос и горло. Когда в канистре осталось совсем немного, Стефан зашел внутрь и вылил остатки на пол, после чего торопливо чиркнул спичкой и выцепил шерстяной утеплитель под стенкой палатки. Огонек весело заплясал и стал быстро разбегаться, вступая в запретную незащищенную связь с парами бензинами. Солдат выскочил из палатки и стал закладывать выход стоящей рядом стопкой поддонов, пока изнутри слышалось, как чудовище отходит от сна и обеспокоенно начинает булькать и переговариваться. Спустя пару минут, зверь запертый внутри палатки, стал в ужасе вопить.

Монстр в панике выбрасывал свои щупальца, пытаясь найти выход, зацепиться хоть за что – нибудь, но любой ценой выжить. Одному из сгустков удалось нащупать выход, и в поддоны последовал мощный удар, но Стефан всей своей массой привалился к стопке, не желая дать и шанса чудовищу. Огонь всё больше охватывал логово монстра, стены, внутренние перекрытия и, наверняка, полы уже полыхали, а внутри всё метался и бился об стены мерзкий ползучий гад. Оно тоже умеет бояться, но боится оно лишь чего – то самого низменного, например, погибнуть. Всю жизнь оно не страшилось смерти своей души, не боялось потерять свой облик и принципы, что и отразилось в его внешности.

Краем глаза Стефан заметил, что одну из стенок пытается вспороть щупальце одним из своих режущих отростков. Завнич схватил топор лежащий на заднем дворе палатки и кинулся защищать последний рубеж обороны. Монстр уже во всю кромсал брезент, Стефан даже видел через открывшийся разрез голое тело монстра, но рука солдата не дрогнула, неуклюжим, но сильным ударом он врезал лезвием топора по стенке, в ответ изнутри раздался крик полный боли и щупальце отступило.

***

В ту ночь рядовой Мазур решил прогуляться подальше в лес. Его воротило от спертого воздуха палатки, потому он с радостью ушел за командный пункт и залез в один из оврагов, прячась от ветра. Солдат достал банку тушенку из карманы, быстро вскрыл её ножом и стал с наслаждением есть, слушая симфонию ночного леса. В целом, служба идет неплохо. Жить можно. В идеале, протянуть в лесу как можно больше. Здесь классно, никаких командиров и построений, ешь когда хочешь. Дедушки почти не напрягают, кайф.

Внезапно, лес полностью затих, будто все звери разбежались по норам в страхе чего – то. А вскоре, Мазур и сам услышал то, чего испугалась вся живность. Дикие вопли и крики раздавались от их палатки. Солдат выглянул из – за оврага: вдалеке, среди деревьев виднелся полыхающий огонь. Неужели, пожар? Мазур же точно помнит, что закрыл печь.

Бросив банку, солдат кинулся в сторону палатки. Иногда он запинался за корни деревьев и падал в снег, вяз в сугробах и до крови царапался ветками, но на всех порах несся на помощь сослуживцам. Но не успел. К тому моменту крики уже стихли. Лишь огонь продолжал плясать на обрушившихся сводах палатки и на фоне всего этого с топором в руке стоял чмырь Стефан. Этот бедный, забитый парнишка тупо пялился на пожарище и тихонько шмыгал носом.

- Эй, че случилось? – крикнул Мазур.

Стефан полностью проигнорировал вопрос и продолжил наблюдать за огнем, пока Мазур остервенело закидывал пожар снегом. когда огонь более менее утих, солдат начал голыми руками рыться в пепелище, откидывая в сторону алюминиевые стойки и куски брезента, переворачивал проглядывающиеся остова коек с обгоревшими матрасами. Под одним из упавших кусков брезента показалось обгоревшее обугленное тело, лицом отдаленно напоминающее сержанта Лазара. Рядом с ним придавленный стойкой палатки ефрейтор Радо, почти целохенький, видно, задохнулся. Чуть в стороне, у края палатки с ножом в руке лежал рядовой Живич, рука изрублена, обгоревшее мясо свисает лохмотьями.

Мазур устало вздохнул и повернулся к чмырю. Тот всё также недвижимо стоял, только взгляд на тела перевел. Ликовал будто. Мазур закашлялся от дыма и вылез из пожарища, нащупывая в кармане перочинный ножик.

- Ты поджег?

- Я, - совершенно спокойно ответил Стефан.

- Понимаешь, что теперь будет?

- … Мне плевать.

- Да? Ты трех человек убил! Всё? Крышняк отъехал?

- Ты был не прав.

- Че?

- Что не доживу… До старшины… - Завнич посмотрел в глаза Мазуру.

- Дожил так дожил. Пережил бля! Меня тоже пришибешь?

- Нет… Ты не монстр.

- Я да. А вот ты! – Мазур резко дернулся к психу и пнул ногой в живот.

Хилое тело опрокинулось на спину ногами кверху.

- Что? Стоит тебя в угол загнать, так ты как крыса исподтишка, да? А как мужик ты не можешь, сбежать даже и то не осилил! Дебил… Ну ниче, сейчас я тебя повяжу, поедешь лечить башку свою…

Только Мазур приблизился, как Стефан извернулся и врезал сослуживцу топором по ноге. На снег хлынула кровь, а могучие ноги подкосились, и солдат рухнул на землю с диким воплем боли. Стефан суетливо поднялся и побежал куда – то в лес.

- Мразь! Беги беги! Далеко ты уйдешь, а? – кричал ему вслед раненый сослуживец.

Мазур оглядел рубец на ноге, кровь текла рекой.

- Тварь… Вот ублюдок… Вену задел поди, - приговаривал солдат, пытаясь перетянуть ногу оторванным куском от штанов.

В теле стал ощущаться неприятный холодок от потерянной крови и дикая слабость. Боль пришла значительно позже, когда рана была уже перетянута. Мазур трясущимися руками торопливо нащупал пачку сигарет, суетливо вытряхнул из пачки заветную трубочку набитую табаком и закурил, будто пытаясь ощутить вкус к жизни в каждом вредном вдохе.

- Мда… Замерзну так… Братская могила мать его… - Мазур брезгливо сплюнул, оглядев обугленные тела.

Кое как поднявшись на трясущиеся ноги, солдат взял подвернувшуюся палку как трость, и поковылял в сторону избы. Там хоть ветра нет. Временами Мазур оглядывался, всюду мерещился псих с топором, будто за каждым деревом караулил придурок. А ведь не добил, хотя мог. Ссыт поди.

У хижины следов не было, хорошо… Завалившись в домик, Мазур привалился к обледенелой печке и достал пачку сигарет, с усмешкой подметив, что осталась последняя папироска.

- Вот и конец, похоже… Сама судьба намекает… Как глупо – то…

За окном послышался тихий скрип снега, будто крался кто – то. Тихо – тихо, как мышка. Шаги всё приближались, в полной тишине стало слышно даже сбивчивое нервное дыхание. За дверью стоит…

- Что встал там? Добить пришел, да? Или смерть это за мной пришла? – нервно посмеялся Мазур. – Ну давай, заходи на огонек.

Ответа не последовало, кто – то всё также стоял, игнорируя приглашение.

- Смерть бы зашла уже. Ты, значит. Ну молодец, молодец. Сделал дело всё же, отыгрался… А я то думал, когда же ты сломаешься. Сколько выдержишь, на сколько хватит тебя жить по чмыриному. Оказалось, немного. Думал, до самого конца протянешь. Ну… Да… Молодец… А я вот нет. Так тупо сгинуть… Постараться еще надо.

Человек у двери вздохнул, послышался скрип досок у входа, а затем заскрипел и снег под его ногами.

- Уже уходишь? Добил бы… Ссыкло ты, как мужик в глаза не можешь посмотреть, смерть даровать достойную. Ну и вали, гандон…

Человек на улице остановился, подумал, но вскоре вновь заскрипел снег под отдаляющимися шагами. Лес поглотил его, пожевал, переварил да вновь начал жить своей спокойной жизнью. Живность вернулась на места, заводя озорную песню. Ну, пусть идет. Станция там железнодорожная, если догадается, так зацепится зайцем да укатит за лучшей жизнью. А Мазур тут пожалуй, отдохнет наконец. Заслужил.

Мазур закончил курить последнюю сигарету и затушил окурок об железную печку. Глубокий вздох, будто попытка насладиться им перед небытием. Последний раз ощутить вкус этой дрянной, но такой , сука, желанной жизни. Солдат закрыл глаза и прислонился головой к печи…