Читать онлайн "Кара Божья"

Афанасий очень любил август. Потому что в августе он каждый день ходил на охоту. Один. Сына с собой не брал уже больше года, с тех пор как тот научился стрелять и выслеживать птицу не хуже отца.

«Чему его ещё здесь учить? Только мешать будем друг дружке.» – рассудил Афанасий, и позволил сыну самому ходить на охоту. На болоте всегда дичь есть. Нужно только знать как её добыть. Старый охотник был терпелив. Он сидел в камышах и ждал. Ждал и слушал. Старый пёс, такой же терпеливый, сидевший подле него вдруг начал беспокойно принюхиваться. Зарычал.

Афанасий осторожно взвёл курок, приподнял ствол. В высокой траве послышался шорох. Хлюпанье. Затем чьё-то тяжелое дыхание. Охотник затаился, и положил руку псу на голову, чтоб тот притих.

Из высоких зарослей камыша показался мужчина. Грязный, растрёпанный, в старом изношеном тулупе и стоптаных, худых сапогах. Одежда заляпана бурыми пятнами: то ли грязь, то ли кровь – не понять. Всего один миг понадобился Афанасию, чтобы смекнуть, что перед ним каторжник. На вид годов не больше тридцати. Беглец затравленно озирался и с опаской глядел на ружье.

– Мил человек. Мил человек, послушай. – обратился беглый, – Не стреляй. Я тебе ничего плохого не сделаю.

– Знамо не сделаешь. – заверил его Афанасий, направляя дуло ружья в живот незнакомцу.

– Не стреляй, Христа ради. Отпусти. Я своей дорогой пойду. Добро?

– Стой, где стоишь. – приказал Афанасий, из-под густых бровей разглядывая беглеца.

– Бог с тобой, мил человек. Меня Иваном звать. Ты только не стреляй. Всё сделаю как скажешь. – глядя в глаза Афанасию вкрадчиво заговорил каторжник и сделал осторожный шаг вперёд. – Всё что скажешь. Не стреляй только. Я же не убийца. За воровство срок дали. У меня мать в Заго…

Грохот выстрела оборвал речь беглеца. Стая уток взметнулась из камышовых зарослей. Эхо разнеслось по болоту. Иван со стоном упал, схватившись за живот.

– С-с-сучий сын… За что? – простонал он.

Пёс гавкнул, беспокойно глянул на хозяина и закружился на месте. Афанасий молча присел рядом. Достал кисет и трубку. Набил табаком. Закурил.

– Что ж ты делаешь? За что? – раненный истекал кровью и корчился от боли, а старый охотник глядел на него. Курил. И молчал.

Затем, заговорил тоном таким спокойным, словно со старым знакомым завёл беседу.

«А я тебе расскажу историю. Щас сам всё поймёшь. Был у меня сосед, Аким. Хороший мужик. Добрый. Никогда в помощи не откажет. Не сказать, чтоб мы уж очень дружили, но я его уважал. Сердце у него было, что кроличий пух мягкое. Глаза, знаешь, такие… как у ребенка.

Ну так вот, случилось, года четыре тому, пошел Аким на охоту. По уточку, да по куропатку. Да повстречал в перелеске двоих мужичков. Навроде тебя, оборванцев. Они ему значит: «Не губи, мол, братец. Пособи Христа ради! Все мы – божьи дети. Гнус на болотах заел. Вертухаи всю спину плетьми исполосовали. Срок тянуть уже никакой мочи нету!»

Ну Аким – добрая душа. Сердце мягкое. Сжалился над ими. К себе на хутор отвёл. Накормил. Харчей в дорогу дал. На беду, у него дома жинка была, да дочка малая.

Видать, они этим хлопцам на глаза и попались. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять, чего этим скотам захотелось. А? По глазам твоим вижу, что и ты понял.

Так вот... С соседом моим эти стервецы разделались, а затем… и за баб взялись.

Задумали терем Акимов спалить, как дела свои гнусные кончили. Сын мой их увидал. Сразу ко мне бегом. Я за ружьё и к Акиму. По дороге молюсь, лишь бы успеть. Лишь бы живы были. Да только молитвами делу не поможешь… Так ведь?»

Афанасий помолчал. Слышно было только, как скрипнули сжатые зубы. Трубка его едва дымила. Охотник поглядел на неё и отложил в сторону. Затем продолжил.

«Прибежал я значит. Глядь, они уже огонь развели. Лошадь с конюшни выводят. Прицелился… Одного на месте убил. Второй успел шагов двадцать ещё пробежать. Отродье». Афанасий сплюнул на землю, затянулся.

«Я в терем к соседу. Там всё в крови. Аким, чуть живой, над дочкою рыдает. Рассказал мне всё. Как есть рассказал. Под вечер только полицмейстер приехал. Справлялся: не видали ли мы беглых с каторги. Нас с Акимом потом в город на допросы таскали. Жену его и дочку мы схоронили. Царствие небесное. А Акимушка… Сердце у него было. Сердце-то... уж больно мягкое.»

Афанасий тяжело и отрывисто вздохнул, мрачно глянул на лежащего перед ним человека и указал на молодую березку неподалёку.

– Вот там тебя закопаю. Как собаку... Да что собаку. Много чести – такого как ты с собакою ровнять.

– Мил человек. Молю. Христом Богом заклинаю! Не губи! Не бери грех на душу! Ведь я же…

Афанасий поднял ружье. Каторжник резко замолчал, не сводя с него глаз. Видно, понял, что мольбы его совершенно не трогали старого охотника.

– Ты что ж это, бес, не боишься кары Божьей? – в ужасе каторжник начал сучить ногами, в отчаянной, но бесполезной попытке убраться подальше.

– Кары божьей? Паскуда! – в ярости взревел Афанасий. – Я! И есть! Кара Божья!

Иван обречённо взглянул на тёмный провал ружейного дула. Последнее, что он почувствовал был грохот и яркий свет.