Читать онлайн
"Деревня Кресты. Семеро козлят."

Пожалуй, осеннюю тайгу можно приравнять к особому виду искусства, вобравшему в себя всю палитру имеющихся в природе красок. Настоящий "клондайк" для художников, поэтов и писателей всех мастей. Кладезь природных богатств для заядлых грибников, охотников и рыболовов. Квинтэссенция эмоций и впечатлений для туристов, экстремалов и просто искателей приключений.

Впрочем, свой выходной в окружающей среде Илья проводил исключительно по работе. Была бы его воля, он предпочёл бы более подходящее своей душевной организации времяпровождение, чем коротать этот день вдали от цивилизации, бродя по непролазным дебрям в обществе хмурого небритого майора. Да и неприятную компанию одной звезды последнего также не без удовольствия променял бы на куда более благородные пять. На худой конец можно довольствоваться выдержанными тремя, что вопреки погодным условиям грели душу во фляжке во внутреннем кармане куртки. Но от этого шага его удерживали мрачный вид спутника и предстоящая работа.

Помимо того, что Илья к своим сорока годам был отнюдь не дурак выпить, он ещё являлся и гением криминалистики, как минимум, на ближайшие три сотни километров вокруг. По крайней мере, примерно такое расстояние сейчас разделяло его текущую локацию с ближайшим человеческим поселением. Да и там пришлось бы прежде хорошенько покопаться в архивах, чтобы для начала отыскать хоть что-то человеческое среди воров, насильников и убийц, составлявших бо́льшую часть контингента исправительной колонии, из-за обитателей которой Илья и проделал немалый путь. И хоть за основную часть его маршрута отвечал вертолёт, последние километров пять от разбитого лагеря он честно прошагал на собственных двоих, успев за это время ни единожды проклясть и направившее его сюда начальство, и своего спутника, и семерых сбежавших зеков.

-Пришли...,-наконец, выдохнул майор, и Илья, будто марафонец, пересекший финишную черту, сел прямо на землю, пытаясь отдышаться.

Провожатый же прислонился спиной к стволу дерева, лениво достал из кармана пачку сигарет и протянул Илье, предложив:

-Будешь?

Тот лишь отрицательно помотал головой, с усталым выдохом выдавив из себя:

-Не курю...

-Я и гляжу - спортсмен,-хмыкнул майор, выудил одну из папирос и закурил, терпеливо выжидая, пока Илья придёт в себя.

К тому времени, как эксперт совладал с дыханием, его спутник расправился уже со второй сигаретой, а также успел выслушать доклад одного из солдат, что были поставлены бдить за трупами. Илья мысленно хмыкнул: "Наверное, чтобы те в очередной раз не сбежали". Вслух же, поднявшись и отряхнувшись, обречённо произнёс:

-Ну, показывайте, что тут у вас за чертовщина?

От взгляда криминалиста не укрылось, как при упоминании о потустороннем майор едва заметно скрежетнул зубами, но, как известно, шила в мешке не утаишь. Пересудов и сплетен краем уха Илья успел наслушаться в лагере от несущих там службу солдат. Да и собственное начальство перед отправкой частично ввело его в курс дела, охарактеризовав ещё неведомые странности довольно размытым эпитетом - "какая-то хрень". Сам же Илья к проявлению сверхъестественного относился со скепсисом, потому желал поскорее привести суеверные домыслы к научному и вполне логично обоснованному знаменателю и убраться восвояси обратно к цивилизации.

-Вот, полюбуйся, Илья Юрьевич...,-майор подвёл эксперта к небольшой поляне, на краю которой лежал труп, и тут же его представил: -Кабанов Виктор Павлович, он же Кабан...

Кабан кривился от боли и стискивал зубы при каждом шаге. Сказывалась так неудачно подвёрнутая накануне нога, простреливающая электрическим разрядом от кончиков пальцев и вплоть до корней волос, при каждом неаккуратном движении. Миндальничать же с ним никто не собирался - возвращаться за решётку не хотелось никому. Потому лишь деревья и совсем уж непролазный бурелом удостаивались того, чтобы компания их огибала. Заросли кустарника же беглые зеки вовсе преодолевали напролом, не считаясь с ущербом, причинённым казённой тюремной робе.

Звуки дикой природы заметно притихли, опасливо отступив подальше от незваных гостей, и теперь та настороженно со стороны наблюдала за спешно продвигавшимися по её владениям чужаками. Под подошвами чёрных ботинок шелестели листья, с хрустом ломались сухие ветки, и лишь шумное человеческое дыхание могло соперничать с вероломно громкой поступью.

-Шах... Тормознём...,-хрипло взмолился Кабан и, тяжело дыша, остановился, перекладывая вес тела с плеч своих спутников на ближайшее дерево, росшее с краю небольшой поляны. -Не могу больше...,-пожаловался он, сползая по стволу на землю.

Возглавлявший отряд мужчина остановился и, обернувшись, с брезгливостью посмотрел на просителя. Затем его бритвенно острый взгляд метнулся за спины в глубокую чащу, отчего все, кто оказался на его пути, отшатнулись, словно опасаясь о него порезаться.

-Привал - десять минут,-по-военному коротко дозволил Шах, сплёвывая тягучую слюну.

Только дождавшись разрешения, освободившиеся от ноши помощники, как подкошенные, рухнули на четвереньки, пытаясь восстановить дыхание. Их живой груз весил не меньше центнера и немногим не дотягивал до общей массы подпиравших его с двух боков доходяг. И хоть те попарно периодически подменяли друг друга, за трёхчасовой марш-бросок практически каждому из далёкой от спорта компании довелось на своём горбу прочувствовать, насколько Кабан соответствовал своей погремухе.

Уступал габаритами он разве что Белому, минут десять назад также заменявшему травмированному один из костылей. Но и тот сел на землю, давая, наконец, ногам долгожданную передышку, которой те не знали с обеда. Солнце меж тем, всё ещё с трудом пробивающееся сквозь редеющую листву, давно перевалило за зенит. Ещё пара часов, и лес окутает сумрак, затрудняя путникам дальнейшее продвижение. И хорошо бы на этот раз выбрать местечко для ночлега заранее, чтобы не рыскать в потёмках в поисках еды.

Уже с неделю компания подавшихся в бега уголовников перебивалась подножим кормом. Осенний лес хоть и изобиловал грибами и орехами, но сколько семеро взрослых мужиков протянут на таком скудном растительном рационе?!

Позавчера, можно сказать, повезло - поймали ежа. Сожрали его сырым и не поморщились. Да, именно СОЖРАЛИ, не утруждаясь разведением костра, потому как, чем дольше людям приходилось обходиться без еды, тем, казалось, всё меньше человеческого в них остаётся. И всё чаще недобрые взгляды тощих голодных спутников затуманивались на крупной туше Кабана.

Впрочем, желудок последнего также выводил протяжные рулады, с исключительной теплотой вспоминая тюремную баланду, стабильно выдаваемую трижды в день в общей столовой. Тонкий же матрас на нарах по сравнению с лиственно-хвойной подстилкой вовсе казался воздушной периной. Впрочем, поворачивать назад было уже поздно.

Даже добровольно сдайся он властям, никто за побег по короткостриженой голове его не погладит. Единственным плюсом от подобной выходки станут разве что ещё четыре года, добавленные к сроку, выпрошенному у суда стороной обвинения. И ведь мог отделаться условкой, на крайний случай - поселением, но уж больно зубастый попался молодой прокурор. Видимо, решил выслужиться за счёт Кабана или имел личные счёты к коллекторам. Тем не менее, расстарался так, что к основному делу подшили стопку заявлений от других потерпевших, хотя он практически никого и пальцем не трогал: зачастую хватало одного его грозного вида и наглого поведения, чтобы должники резко изыскивали возможность расплатиться с кредиторами. Единственная накладка, по которой он и сел, вышла с мужиком, что имел глупость связаться с микрофинансами - у бедолаги попросту не выдержало сердце в следствии показной демонстрации возможностей биты в умелых руках. В результате чего судья разлучил Кабана с женой и детьми на восемь лет, два года из которых он уже отсидел.

Но даже новый срок не страшил его так, как если бы другие сидельцы прознали, на что он пошёл, чтобы скостить половину срока. Попросту говоря, был Кабан стукачом. Собственно, то, что они оказались в Тайге без припасов - также его заслуга. А ведь, сдай он вместе с нычками и навострившего лыжи Шаха, не пришлось бы сейчас выживать в дикой глуши. Вот только при том же раскладе участи Кабана не завидовал бы и самый распоследний петушара, прознай тот о его шашнях с руководством зоны. И поймать боком заточку при этом покажется не самым худшим вариантом. Есть в тюрьме вещи и куда пострашнее смерти...

-Подъём!-скомандовал Шах, на мгновение напомнив вертухая на побудке.

-Шах, будь человеком...,-вновь взмолился Кабан, весь привал растиравший травмированную ногу.

Короткий отдых погоды не сделал. Конечность сильно распухла и налилась чернеющей синевой, не предвещая её обладателю ничего хорошего. Кроме того, всё тело буквально изнывало, прося нормального отдыха, а желудок требовал пищи.

-Человеком, говоришь...,-недобро прищурился Шах. -А ты, Витенька, по-человечески поступал, когда общак сдавал вертухаям?-неожиданный вопрос, казалось, даже ветер заставил замереть в кронах и прислушаться к человеческой болтовне.

-Д-д-да ты чё, Шах...,-Кабан аж заикаться начал. -Да чтоб я...,-он лихорадочно заозирался по сторонам, судорожно выискивая в чужих глазах хотя бы искру поддержки: -Братва! Вы ж меня знаете! Да вы ж все в курса́х, что с мусорами я только за свиданки с женой базарил.

-Значит, корешей на бабу променял...,-подытожил Шах, и в его руке появилась заточка. -А ведь о трёх закладках никто, кроме тебя не знал. Выходит, ссучился ты, Витя...

- Да пошёл ты!-внезапно ощерился Кабан, мгновенно превращаясь из раненого зверя в загнанную в угол крысу. -Мне через пару лет УДО светило, а ты всю мою малину засрал своим побегом.

-Что ж ты в отказ не пошёл, когда была такая возможность?!-поинтересовался Шах.

-А у меня был выбор?!-усмехнулся Кабан. -При любом раскладе я крайний. Не ты, так вертухаи меня б сначала на больничку определили, а потом и на парашу прописали на весь оставшийся срок, за одно то, что знал и не доложил вовремя. А я шесть лет гнить на зоне не собираюсь, понял?! Потому и сдал им только загашники - решил, что у тебя кишка тонка порожняком уходить.

-Потому гнить ты будешь здесь,- вынес окончательный вердикт Шах, подходя к Белому, и, вкладывая тому в руку заточку.

-Шах, я на мокруху не подписывался...,-неуклюже попытался возразить здоровяк, назначенный палачом, выписывая недоумённым взглядом треугольники между судьёй, обвиняемым и вложенным в ладонь самодельным предметом казни.

-Сеня, не надо!-поспешил Кабан прикормить червячка его сомнений. -Думаешь, нас просто так с собой взяли?! Да они и тебя, и меня сожрали, едва бы припасы закончились. Мы для них просто ходячие консервы.

-Да х.ли ты уши развесил!-лёг на другую чашу весов окрик одного из недавних костылей. -Гаси эту суку!-и, подавая пример, зек первым накинулся на подельника.

Не учёл он только того, что при травмированной ноге кулаки у Кабана оставались целыми и невредимыми. За что быстро поплатился, угодив под горячую руку своим лицом.

-Сука! Он мне зуб выбил!-вылетела жалоба из разбитых в кровь губ. -Пацаны, валите его!

Наблюдая низвержение своего приятеля и не спешащего примыкать к ним Семёна, остальные зеки не стали лезть на рожон. Вместо этого они закружили хоровод вокруг ощетинившейся жертвы, выжидая и не решаясь напасть, памятуя о неудаче первой разведки. В какой-то момент один из уголовников, подкравшись со сбоку изловчился и саданул подобранной палкой по больной ноге Кабана. Тот взвыл от боли и, не удержавшись, упал. На конечностях павшего тут же повисла вся четвёрка, пригвождая общей массой его тело к земле. Однако, даже в таком положении на какое-то время силы оказались равны.

-Помоги же...,-поймав взгляд Белого, просипел Кабан, постепенно всё же сдававший позиции.

Семён сделал было ещё один неуверенный шаг к сваре, всё ещё сомневаясь чью сторону принять. Однако сделать окончательный выбор ему не дали.

-Дай сюда!-потребовал Шах, немедленно выхватывая у Белого заточку и сам шагнул к куча мале...

Глаза Кабана навечно застыли, глядя в небо с немой укоризной. На бычьей шее виднелось несколько колотых ран. Кровь из них давно вытекла и впиталась в землю, оставив после себя на коже лишь грязные высохшие дорожки.

Илья поморщился. Нет, вид покойника его ничуть не коробил. За шесть лет учёбы и почти пятнадцать практики он и не такое повидал. Однако сам факт того, что его, опытного специалиста, направили в дремучую Тайгу констатировать смерть беглого уголовника в результате колото-резаных ранений в душе отзывался крайней степенью негодования. Простая задачка для любого студента-медика третьего курса. Да тут нужно быть, как минимум, незрячим, чтобы не видеть очевидного! Тогда что это?! Чья-то насмешка? Издёвка? Глупый розыгрыш? В конце концов Илья бросил поиски подвоха и вместе с диктофоном включил режим профессионала.

-...Тело частично обнажено...,-вещал его монотонный голос, заканчивая пересказывать увиденное. -По всей видимости, одежду с покойного сняли уже после смерти.

Илья выключил запись и в задумчивости уставился на труп и лежавшую рядом тюремную робу.

-Сожрать хотели...,-раздался за спиной голос майора. -Да, видать, помешало что-то...

Илья обернулся и взглянул на сопровождающего, будто подозревая того в каком-то заговоре.

-Да не смотри ты так...,-отмахнулся майор и пнул лежавшую у ног охапку веток. -Обычная практика для бывалых рецидивистов - берут с собой в бега одного-двух "кабанчиков" поупитаннее, а когда в пути голод прижмёт, пускают под нож.

Мужчина бросил окурок и втёр в землю носком берца.

-Ты, Илья Юрьевич, если здесь закончил, я велю ребятам тело паковать и в лагерь нести. А нам с тобой нужно будет малость ещё прогуляться...

Прогулка растянулась часа на полтора. При этом криминалист не переставал удивляться тому, каким образом его проводнику удаётся ориентироваться на местности. Сам Илья, оставь майор его здесь в одиночестве, вряд ли нашёл бы обратную дорогу - уж слишком однообразным казался пейзаж: сплошные деревья, отличавшиеся, на его взгляд, лишь высотой и толщиной стволов.

Единственной выделяющейся особенностью стало болото, преградившее им путь. Вдоль его края майор и продолжил идти прогулочным шагом. Илье же не оставалось ничего другого, как не отставать и просто следовать за ним, снимая с лица невесть откуда липнувшую к нему паутину.

О том, что они практически у цели, эксперт понял по запаху дыма. И в этот раз исходил он не от провожатого, что смолил, как паровоз. Нет. На этот раз вместо табачного дыма тянуло дымом от костра.

Не прошло и десяти минут, как они с майором, расположившись на стволе упавшего дерева, пили чай и выслушивали доклад очередного служаки. А ещё через двадцать проводник представлял второго покойника, которого издали Илья принял за кучу грязи:

-Шурупов Константин Владимирович. Он же Шуруп...

Для Шурупа эта ходка была второй. Свой первый срок он получил ещё по молодости, отправив в реанимацию какого-то студента после ночного клуба. За нанесение тяжких телесных немногим позже отправлен был и сам, только уже в колонию и на пять лет.

По возвращении из мест не столь отдалённых ни с работой, ни с личной жизнью у него не складывалось. Работодатели отказывались брать к себе человека без образования, да к тому же с уголовным прошлым. Приличных женщин, видимо, также не прельщал бывший зек, промышлявший мелкими шабашками. Однако с помощью последних Шурупу удалось за пару лет накопить на старенький потрёпанный жигуль, и парень, которому на тот момент стукнул тридцатник, подался в частный извоз.

Несмотря на ставший стабильным заработок, с женщинами ему по-прежнему не везло. Мимолётные связи, конечно, случались, но чаще это были услуги, оказываемые придорожными жрицами одноразовой любви. И за них приходилось платить.

В тот роковой день заработок не шёл. Клиенты отдавали предпочтение более презентабельному транспорту его коллег, и сделав за смену всего две поездки, Шуруп поехал домой, когда по дороге с остановки взмах женской ручки, заставил его прижаться к обочине.

Короткая джинсовая юбка, кожаная чёрная курточка, броский макияж: внешне дамочка походила на одну из плечевых, обслуживающих водил на въезде в город. Её же состояние сильного алкогольного опьянения внушило Шурупу оптимизм на приятную компенсацию не самого удачного дня. Девушку практически сразу сморило на заднем сиденье, и, недолго думая, парень свернул в укромный уголок.

Чего Шуруп никак не ожидал, так это того, что она очнётся посреди процесса и окажет сопротивление, расцарапав ему лицо. Договориться полюбовно, откупившись заработанной тысячей, у него не вышло. Девушка, как оказалось, к проституткам никакого отношения не имела, а в таком виде возвращалась со дня рождения подруги. И, возможно, для неё обошлось бы всё поруганной честью, не возжелай она немедленно засадить насильника за решётку. Возвращаться же в тюрьму Шуруп не хотел, и его пальцы сжались на тонкой девичьей шее.

Труп вместе с вещами несчастной он сбросил в реку, решив, что вода скроет все следы, и частично даже оказался прав. Не учёл он разве что свидетелей, запомнивших как эффектная красотка по шафе садилась в его потрёпанное ржавое корыто.

Когда за ним пришли, парень не стал отпираться. Однако, несмотря на чистосердечное признание, оформленную явку с повинной и помощь следствию, суд решил, что Шуруп лишь к сорока пяти годам будет достоин вновь глотнуть воздуха свободы...

Сейчас же его лёгкие усиленно гоняли по дыхательным путям болотные миазмы. Но это была наименьшая из проблем Шурупа. Куда сильнее напрягала кровь, хлеставшая из разодраной ноги. И тут не требовалось обширных медицинских познаний, чтобы понимать, что рану следует поскорее перевязать. Вот только для этого нужно сперва хотя бы добраться до суши.

Недавняя картина практически повторялась, за исключением того, что теперь их осталось шестеро, а вместо буреломов приходилось пробираться сквозь вязкий вонючий кисель, повиснув на плече Белого, как часом ранее покойный Кабан. Холодная вода всё неотвратимее подступала к поясу. Ноги вязли в густом иле, и тот с каждым шагом всё неохотнее выпускал ускользающую добычу из своих склизких лап.

Метрах в пятидесяти в стороне меж затопленных деревьев также сквозь топь продирались три фигуры подельников, на всю округу поминавших недобрым словом покойника, вонючее болото и позорных волчар. Главарь же молча месил болотную жижу в паре десятках шагов впереди, ощупывая дно перед собой подобранной на берегу жердиной, и изредка оборачиваясь на отставшую парочку.

-Они теперь меня сожрут,-озвучил Шуруп свои опасения.

-Вряд ли...,-шумно выдохнул Белый. -Твои кости даже волкам пришлись не по вкусу.

Шуруп вымученно улыбнулся:

-Спасибо, Сень... Если б не ты...

Закончить фразу он не успел. На следующем шаге нога не ощутила привычного илистого дна, и они вместе с Белым с головой, словно в бездну, канули под воду. Топь, что радушная хозяйка, приняла оголодавших гостей, желая тотчас их накормить. В приоткрытые рты хлынула болотная каша в гораздо большем объёме, чем они могли бы на пару переварить.

Шуруп интенсивно заработал конечностями, пытаясь всплыть за глотком воздуха. Рядом тем же самым занимался и Белый. Но на сей раз трясина не пожелала отпускать своих пленников, словно холодными щупальцами обвивая их тела, и, неторопливо погружая на глубину. Люди барахтались, отбиваясь от них, но на смену одним отставшим тут же десяток новых обволакивал трепыхавшуюся добычу и всё ближе подтягивали её к неведомой пасти.

В окружающем киселе пальцы Шурупа тщетно выискивали любую соломинку, что могла бы помочь вырваться на поверхность, но натыкались лишь на Семёна. Однако недавняя поддержка и опора неожиданно превратилась в балласт, тянувший его на дно. И с каждой секундой сил сопротивляться погружению становилось всё меньше. Как и кислорода в лёгких, что конвульсивно сжимали грудь изнутри, требуя от организма сделать хотя бы один привычный вдох.

Краем сознания Шуруп уловил, как его соседа по несчастью вдруг что-то потянуло наверх. Размеренно и неспеша. Однако слишком медленно, чтобы ухватившийся за Семёна, как за спасительную соломинку, Шуруп не понял - остатков воздуха попросту не хватит дотянуть до поверхности, и, если он не хочет сдохнуть в этой трясине, ему необходимо выцарапывать у той своё право на жизнь, выгрызать его зубами, если потребуется.

Стиснув челюсти, он подтянулся к Белому, и объятия щупальцев бездны еле заметно ослабли. В отличие от хватки Шурупа, что вцепился клещом в одежду амбала, начав взбираться по тому наверх, как неожиданный удар заставил его пальцы ослабить тиски. А последовавший дальше толчок вовсе разорвал тонкую нить со связующей материей.

Всего пара секунд потребовалось Шурупу, чтобы придти в себя. Но как бы тщательно он не шарил вокруг руками, подельника обнаружить не удалось. Зато окружающая бездна никуда не исчезла, вновь обхватывая тщедушное тело. И, не в состоянии больше противиться единственному желанию, Шуруп жадно вдохнул в себя мутную болотную жижу. А затем ещё раз и ещё. Будто альтернатива в виде пары литров грязи могла заменить ему хотя бы один глоток кислорода...

Илья скривился. Помимо раздражения к начальству, сославшему его в эту глушь, теперь ещё и нестерпимая вонь раздражала слизистую - амбре гнилостных разложений, источаемое самим болотом, в сочетании с благоуханием подопечного давали эффект, крайне далёкий от свежести морского бриза. Кроме того, разбухшее тело утопленника не удосужились отнести подальше от раскисшего берега, и криминалисту приходилось проделывать акробатические кульбиты, чтобы, в прямом смысле, не упасть в грязь лицом.

-...Штанина на правой ноге разодрана, видны отчётливые следы укусов... Предположительно, собачьих или волчьих...,-с последней заметкой Илья выключил запись и в задумчивости оглядел покойника.

Тот лежал в густой слякоти с приоткрытым ртом, будто оборванный по середине фразы. На какой-то миг Илье показалось, что губы мертвеца шевельнулись. Криминалист чуть подался вперёд, но тут же замер, когда из застывшего мрачного зева наружу высунулся чёрный тонкий язычок. Облизав губы, он на секунду замер в уголке рта и начал вытягиваться, скользя по щеке, пока не выбрался полностью, оказавшись на деле жирной пиявкой.

-Я здесь закончил,-сообщил Илья, подходя к майору, что на этот раз предпочёл держаться подальше от работы эксперта. -Ведите к следующему.

-Ну, пойдём...,-легко согласился проводник и дал отмашку дежурившим солдатам, чтобы забирали тело.

На этот раз идти пришлось недалеко. Путь до третьего трупа занял не дольше пятнадцати минут. И даже густой кустарник, вставший перед людьми непролазной стеной не стал им помехой. Майор быстро отыскал вырубленный в нём проход и шагнул внутрь.

-Вот, познакомьтесь...,-предвкушающе произнёс он, выйдя из зарослей и отходя в сторону, открывая обзор шедшему позади Илье: -Сучков Дмитрий Олегович, он же Сучок.

От представшего перед глазами зрелища криминалист едва не сбился с шага. За свою жизнь он насмотрелся на разные ипостаси смерти, но подобную картину наблюдал впервые. Не сильно доверяя собственному зрению, Илья подошёл поближе, попутно подыскивая хотя бы одно более-менее рациональное объяснение увиденному, но так и не подобрав ничего подходящего, обернулся на ухмылявшегося майора и спросил:

-Это... Что...?...

Для Сучка эта ходка была не первой. Свою карьеру он начал ещё с детского дома, угодив оттуда на малолетку за воровство и хулиганку. И чем старше становился, тем больше расширялась его криминальная биография: разбой, грабёж, вымогательства. На свободе, как правило, он не задерживался дольше полугода, а потом зона-мать вновь брала его на поруки, воспитывая в нём "правильного" пацана. И, если родной матери, которой Сучок вовсе не помнил, оказалось на него плевать, то тюрьма не забывала ничего, как и не прощала ошибок, допущенных пусть даже по юности и глупости.

За косяки молодости топтался Сучок в тюремной иерархии на ступени шныря - конечно, не самая завидная участь, но могло быть и хуже. И даже последняя статья, по которой он заехал, не могла ему помочь подняться выше и выбиться в люди. Зато обеспечила бесплатным питанием на ближайшие двенадцать лет. Хотя всё могло ограничиться куда меньшим сроком, вот только "не фартануло" - хозяин квартиры, которую он решил выставить, так не вовремя вернулся домой...

Из болота Сучок выбрался мокрым, грязным, голодным и злым. Впрочем, двое его спутников мало чем от него отличались. Каждый из них уже шагнул за грань, где готов не только убить своего ближнего, но и утолить им свой голод. Жаль, что с Кабаном вышла такая подстава...

-Дров принеси!-скомандовал Шах. -Может, тут от тебя будет хоть какая-то польза...

Сучок по привычке собрался было подорваться, но тут сообразил, что главарь обращался не к нему, хотя прежде подобные поручения вменялись ему, как шнырю, в обязанность. Сейчас же Шах бодался взглядом с Белым, и здоровяк дал слабину. Сучок же внутренне ликовал падению авторитета того, по чьей вине получил по роже и лишился фиксы. Ведь, если бы тупоголовый увалень не затупил, всё прошло бы без ущерба для его здоровья.

-А вы мясом займитесь,-велел Шах оставшимся. -Если жрать хотите...

-Хоть и звался по жизни Кабаном, а сдох всё равно, как свинья,-хмыкнул Сучок, сплёвывая на опавшую листву кровь изо рта, и принялся избавлять труп от одежды.

Процесс подходил к завершению, когда на полянке с охапкой веток в руках появился Белый, пятясь спиной вперёд.

-Братва...,-шёпотом привлёк он внимание подельников. -Там собака...

-Какая ещё собака?!-отвлёкшийся Сучок вгляделся в чащу, но никого не обнаружил. -Белый, ты мухоморов что ль обожрался?

-Заткнись, Сучок!-резко прошипел Шах и тише добавил, уточняя: -Это не собака... Это волк.

Одинокий хищник наблюдал за зеками с небольшого пригорка в метрах двадцати от полянки.

-Шах, чё делать-то?-растерянно спросил стоявший рядом Шуруп.

-Заткнитесь и не дёргайтесь,-посоветовал всем главарь, высматривая среди частокола стволов сородичей серого. -Нас больше. Не думаю, что он рискнёт напасть.

-Давай тогда, может, мы его шуганём?-выдал он предложение и как-то разом осёкся, получив в ответ оскал острых зубов со стороны ощетинившегося зверя, будто тот не только услышал речь человека... но и понял.

По спинам зеков пробежал холодок, когда спустя пару секунд зверь поднял голову к макушкам деревьев и протяжно завыл. Но не успел уняться первый озноб, как следом табун лошадей проскакал по проторенным тропам - лес, перешёптывавшийся до этого лишь шелестом листвы, ответил на призыв многоголосым воем, и уже вскоре между деревьями замелькали размытые серые тени.

Сучок первым поддался панике, едва количество стягивающихся на зов хищников вдвое превысило численность их компании. Следом, не сговариваясь, и остальные ломанулись в лес, наплевав на наставления Шаха. От недавней сплочённости в коллективе не осталось ни следа. Теперь каждый сам пёкся за свою шкуру, унося ноги куда глаза глядят, а там уж кому какая карта ляжет.

Пришёл в себя Сучок, стоя по пояс в болоте, и испытал облегчение, когда обнаружил недалеко за спиной двоих своих подельников, вместе с которыми они держали Кабана. Что было с Шахом, Белым и Шурупом шнырь не знал. Те последними ударились в бегство, и, кажется, он даже слышал чьи-то крики...

Отставшие в полном составе обнаружились метрах в пятидесяти в стороне, также отыскав спасение в топях. Впереди шёл Шах, а в десятке метров за его спиной Белый тащил на себе Шурупа. О том, что произошло, Сучок мог лишь догадываться. Впрочем, судьба сокамерника с каждый шагом волновала его всё меньше.

С сердцебиением, входящим в привычный ритм, адреналин в крови завершал свою работу, и голод вновь напоминал о себе. Волчьей стае лишь ненадолго удалось его спугнуть. Теперь же, когда он вернулся, а вариант, чем набить утробу, остался лежать в лесу на небольшой полянке, планы пришлось корректировать на ходу...

Хищники, как правило, выбирают из стада самую слабую особь. И Белый, буквально выползший из болота на четвереньках и в той же позе изрыгавший из себя грязную жижу, казался сейчас лучшей кандидатурой на заклание.

Не сговариваясь, вся троица кинулась на Семёна. От удара под рёбра тот упал на бок и скорчился, потому Сучок, выцеливавший ногой голову амбала, прошёлся лишь по касательной. А в следующее мгновение тот уже прикрывал её руками и, несмотря на обрушившийся на него град ударов, стал подниматься.

По спине шныря второй раз за час пробежал холодок - если они дадут сейчас верзиле встать на ноги, тот всю их кодлу вколотит в землю по шею своими пудовыми кулачищами. Кажется, осознание неправильно сделанного выбора дошло и до двоих его соратников. Только, пока те ещё соображали, что делать при таком развитии событий, Сучок, как на амбразуру, повалился своим телом на Семёна, прижимая того к земле. Следом к нему присоединились и остальные.

Отработанная схема сегодня уже дала положительный результат. Оставался всего один неучтённый фактор - Шах, наблюдавший за происходящим со стороны. Для того отводилась хоть и короткая, но решающая роль - поставить точку в этом противостоянии.

Краем глаза Сучок заметил, как в руке главаря блеснула заточка, и тот шагнул к сваре. Не дошёл он буквально два шага и замер, словно уперевшись в невидимую преграду. Уподобляясь главарю, невольно напряглись и остальные. Даже жертва перестала дёргаться. У каждого ещё свежа оставалась в памяти недавняя встреча с волками.

-Шах, чё там?-сипло осведомился Сучок.

Но тот вертел головой по сторонам, будто чего-то выискивая среди кустов и деревьев. Наконец, взгляд остановился на шныре, и Шах произнёс:

-Чуете? Кажись, дымом пасёт...

Поддавшись общему порыву, все втянули глубоко в себя воздух носом.

-И курит кто-то... Кажись...,-неуверенно подтвердил один из нападающих наличие в воздухе посторонних запахов.

-Сучок...,-Шах обратился к шнырю: -Сгоняй, осмотрись...

-А как же...,-замялся тот, намекая на Семёна, и на то, что они собрались с ним сделать.

-Не переживай...,-ухмыльнулся главарь. -Сеня обязательно тебя дождётся...

Не было Сучка минут пять. О его приближении присутствующих оповестил шорох листвы, а затем появился и сам посыльный.

-Братва... Там это...,-видок у шныря был взъерошенный. Похоже, тот сильно спешил, доставить результаты разведки, аж запыхался, отчего приходилось ждать, пока он вставлял по паре слов в сбитое дыхание. -Деревня там... И дед... Какой-то... Курит.

-Ну, пойдём...,-хмыкнул Шах. -Покажешь, что там твой дед курит...,-и, повернувшись, к лежащим на земле зекам, как ни в чём не бывало, весело поинтересовался: -Ну, что разлеглись, фраера? Не на курорте! Пошутили и будет!-попытался он всё свести к забавному розыгрышу.

Остальные зеки, поддержав Шаха, позубоскалили, изображая прежнее дружелюбие, один даже похлопал Семёна по плечу, но поднявшись, на всякий случай, отошли от здоровяка подальше. Следом за ними встал и Белый...

Деревня... Ошибся Сучок - если когда-то это и было деревней, то сейчас от неё осталось одно название. "Кресты" - как гласили кривые буквы, выцарапанные на иссохшей дощечке, прибитой к вкопанной на окраине палке, отчего создавалось впечатление, что указатель, склонившийся к земле, нарочно установлен олицетворять то, что на нём написано. За ним неровным строем чернели пять полуразвалившихся лачуг, покосившихся, что крест на входе. Сырость и плесень термитами въелись в подкорку бревенчатых стен и теперь неспешно выедали их изнутри, что раковая опухоль. Деревянные крыши давно прогнили и рухнули внутрь. Окна пустыми глазницами взирали на разросшийся колючий кустарник, опоясавывший хибары вместо забора. Деревня скорее напоминала заброшенный погост, а дома - гробы. Трудно поверить, что тут вообще могла теплиться жизнь. Но древний дед, сидящий на лавочке у центрального дома, опровергал обманчивое первое впечатление.

Жилище за его спиной - единственное из пяти, что каким-то неведомым образом ещё цеплялось за эту жизнь, подобно хозяину, потягивающему самокрутку. В тон старику из печной трубы курился лёгкий дымок, угоняемый ветерком в сторону леса и разносящий по нему помимо запаха дыма манящие ароматы еды.

Пустые животы уголовников взвыли в унисон. Тем не менее бдительность рецидивисты не ослабляли до самого дома, пробираясь вдоль кустов, постоянно озираясь и выискивая подвох, казалось, даже в покачивании листочка на ветру.

Когда до старика оставалось с десяток шагов, тихое бормотание заставило компанию замереть и обратиться в слух.

-Семеро козлят по лесу гуляли...,-вещал из-за кустов старческий голос. -Пока не оказались на небольшой поляне. Разыгрался аппетит, захотелось есть. И дальше их отправилось в дорогу только шесть...

Старик то ли закашлялся, то ли засмеялся, то ли вовсе закаркал. Когда же всё стихло, скрипучий дребезжащий голос вдруг громко поинтересовался:

-Вы чего там шкеритесь, сынки? Малину мою воруете? Али недоброго чего замыслили?

-Здоров, отец!-Шах, уже не таясь, вышел и подошёл к деду. За ним последовали и остальные. -Не поделишься табачком с заплутавшими путниками?

-Отчего ж не помочь хорошим-то людям?!-удивился старик, выглядевший намного древнее окружающих развалин.

На его голове ореол седины обступил проеденную поляну плеши. Один глаз затянула мутная плёнка, а здоровым он пристально осматривал Шаха и обступившую его полукругом публику. Оглядев всех, он широко улыбнулся, являя зрителям пару гниловатых зубов. -Для хорошего человека ничего не жалко,-протянул он уже готовую папиросу и коробок спичек.

Шах прикурил, несколько раз глубоко и с наслаждением затянулся и зашёлся кашлем.

-Хорош табачок!-откашлявшись, похвалил он угощение, передавая самосад дальше.

-Так сам же и выращиваю!-с гордостью ответил дед, чуть ли не выпятив сухую грудь колесом.

-А не тяжело ль тебе одному с таким хозяйством управляться?-поинтересовался Шах.

-Да где ты тут хозяйство разглядел?-хмыкнул дед и сплюнул: -Скажешь тоже - ХОЗЯЙСТВО! Тьфу! Шесть метров огорода - всё моё хозяйство. Да и то - в периметре. Но мне, старику, много и не надо... Да и не один я...-добавил он с какой-то грустью, а зеки невольно напряглись, заозиравшись по сторонам. -Вдвоём со старухой ютимся. Да, бывает, внучатки захаживают. Но тепереча уж редко... Забывают старика...

Со стороны дома раздался протяжный скрип, а следом такой же голос спросил:

-Ты там опять сам с собой болтаешь, старый?

-Гости у нас, бабка!-неожиданно строго рявкнул дед. -На стол собирай! Потчевать будем. И баньку потом затопи...

-Ой!-пискнуло из-за кустов. -Это я живенько!

И повторившийся тут же скрип, оповестил всех о том, что бабка умчалась выполнять поручение.

-Голодные, небось?!-осведомился старик, прищурив здоровый глаз.

За нежданных гостей ответили их животы ноющим урчанием.

-Ну, пошли тогда в хату...,-крякнул старик, поднимаясь. -Щас чаво-нито сообразим...

Апартаменты состояли из одной единственной комнаты, выглядевшей весьма аскетично: длинная лавка, деревянный стол, глиняная печь, дышавшая на ладан, что её хозяева, и кровать, пристроившаяся у той под боком, за поеденной молью тюлью. Освещала скромный обитель керосиновая лампа, подвешенная под дощатым потолком. Охая и причитая, под чадящим светильником суетилась такая же древняя, как и хозяин дома, старуха, выставляя на стол угощения: соленья, грибочки, картошка в мундире орнаментом сгрудились вокруг большого чугунка, исходящего паром и изумительным ароматом.

-Чем богаты...,-скромно пожал плечами старик, отодвигаясь в сторонку, чтобы уступить дорогу молодым.

Голодных зеков долго упрашивать не пришлось. Стаей саранчи они набросились на еду, глотая и не пережевывая всё, что попадалось на глаза и под руку. Лишь Семён страдальчески морщился, посматривая на выставленное перед ним гастрономическое великолепие. В носу и во рту до сих пор стоял тухлый запах и гнилостный вкус болота. Оттого кусок в горло не лез, а тот, что находил лазейку в утробу, рвался наружу с рвотными позывами.

-Кушайте, кушайте...,-приговаривал в сторонке дед, а старуха кивала головой в такт его словам.

-Да что ж это я стою?!-внезапно спохватилась бабка, будто вспомнив что-то важное, но при этом виноват оказался старик: -И ты, старый, не напомнишь! Пойду баньку затоплю!

-Пойди-пойди...,-пожевал губами дед вслед исчезающей в сенях согнутой спине. -А я погодя тебе помощничка организую...

-Так я помогу,-вдруг вызвался добровольцем Сучок, вытерев руки после застолья о свою робу. -Так-то не западло помочь старикам,-пожал он плечами, отвечая на вопросительный взгляд Шаха.

-Пусчай ступает...,-поддержал его дед, присаживаясь на освободившееся место, и едва тот скрылся в сенях добавил, вытянув довольную почти беззубую лыбу: -Уж больно охоча моя карга до молодых помощничков...,-и продолжил убаюкивающе приговаривать оставшимся: -А вы кушайте-кушайте...

Долго искать бабку не пришлось. Возню Сучок услышал сразу, едва вышел из сеней в огород. Тут же и обнаружилась баня, больше походившая на небольшой сарай, откуда доносилось старческие причитания, перемежаемые с тяжкими вздохами и кряхтением.

Дойдя до порога, шнырь остановился и воровато огляделся. Убедившись, что из дома за ним никто не последовал, Сучок шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь.

В тусклом свете такой же лампы, что висела в доме под потолком, перед парнем предстала сгорбленная фигурка. Заслышав за спиной шум, старуха обернулась. И её беззубый рот расплылся в улыбке, отчего в тусклом свете морщинистое лицо скукожилось и стало похоже на дубовую кору.

-Никак помощничек сыскался?!-только и успела она произнести, как Сучок схватил её за горло и угрожающе прошипел:

-Только пикни, старая, придушу! А потом и деда твоего порешу. Поняла?

Бабка в ответ что-то неразборчиво промычала, но тот её уже не слушал. Повалив старуху на пол, отчего та сдавленно крякнула, Сучок стал одновременно стаскивать с себя штаны и задирать на ней подол юбки...

Как же давно у него не было бабы... Лет пять?! Да. Примерно столько времени прошло с тех пор, как он откинулся в последний раз. А потом практически сразу сел, подчистив хату терпилы, которого пришлось посадить на перо, чтобы тот не поднял шума. Но часть награбленного Сучок сбыть всё же успел, на что и куражился по кабакам и съёмным хатам с проститутками, пока до него не дотянулась лапа правосудия.

На зоне же услугами "опущенных" Сучок попросту брезговал, и даже будучи шнырём у Шаха, мнил себя "правильным" пацаном. А правильный пацан не будет месить глину! Сейчас же под ним лежала баба! И пусть той сто лет в обед - на возраст можно и глаза закрыть. И всё же это была БАБА! А не драный петушара.

Со штанами Сучок так и не справился полностью. Едва стянув их с задницы, он нетерпеливо занялся бабкиным подолом, представляя, какое блаженство испытает после стольких лет воздержания, наконец, войдя в женское лоно. Отвлечённый этими мыслями, он не сразу ощутил, как её ноги скрестились у него за спиной. И потянули к себе... Затем руки обвили шею...

"А бабка-то сама не прочь...",-промелькнула в голове Сучка шальная мысль. "Ну, уж он-то тогда расстарается, чтобы и старуха, которой осталось от силы полтора понедельника, напоследок хоть познала мужика",-едва успел шнырь потешить своё самолюбие, как осознал, что что-то не так - слишком уж крепки оказались старушечьи объятия. И на поцелуи с беззубой бабкой, к которым та явно его склоняла, притягивая к себе за шею, Сучок не соглашался.

Он попытался было отстраниться, но не тут-то было. Старуха держала его, словно в тисках. И только тогда Сучок решил открыть глаза.

Света лампы едва хватило, чтобы рассмотреть извивающуюся щупальцу, что вырастала из беззубого рта и тянулась к нему. Сучок заорал от охватившего его ужаса, но тут же подавился своими воплями вместе с вошедшим в его рот отростком, и теперь уже хрипел, сипел и булькал, чувствуя как инородным предмет, ломая зубы, расширяется в его ротовой полости и проникает дальше сквозь мягкие ткани к основанию черепа и с небольшим сопротивлением затылочной кости с хрустом выходит наружу...

-Он решил дерево трахнуть?!-спросил, наконец, криминалист у майора, решив убедиться, что зрение его не обманывает.

-Кто тут из нас эксперт?-хмыкнул провожатый. -Но поначалу я тоже так подумал.

-А потом...?-поинтересовался Илья.

-А потом мне показали других, и я решил, пусть специалисты с этим разбираются,-пожал плечами майор и добавил, взглянув на часы: -Ты б, Илья Юрьевич, заканчивал здесь поскорее, а-то часа через четыре темнеть начнёт. Не хотелось бы в лагерь в потёмках возвращаться.

Криминалист кивнул и повернулся к трупу.

Мертвец лежал в довольно пикантной позе с приспущенными штанами, сверкая обнаженными ягодицами, меж раздвоением ствола упавшего дерева. Тело в районе пояса и лопаток, словно плющом, обвивали сухие ветки, а из затылка произрастал извилистый наконечник сука́ с засохшими пятнами крови, прилипшими кусочками кожи и волосами. Судя по всему, именно это ранение и оказалось для уголовника смертельным. Других внешних значимых повреждений на теле, насколько позволяли углы обзора, Илья не обнаружил. Вот только он никак не мог взять в толк, насколько сильной нужно было воспылать страстью к валежнику, чтобы так извернуться: и, во-первых, сначала пролезть под ветками, а, во-вторых, насадить свой рот на сук, чтобы тот ещё и вышел из основания черепа.

Так, перебирая варианты один безумнее другого, и, прикидывая в уме различные траектории, криминалист закончил с осмотром тела.

-Давайте следующего,-словно терапевт, ведущий приём, попросил он майора, и тот отвёл его шагов на тридцать в сторонку.

-Мыльников Станислав Борисович и Макаренко Арсений Егорович. Соответственно, Мыло и Макар,-ознакомил проводник криминалиста с двумя новыми телами... Или, точнее, тем, что они из себя представляли.

Картина пронимала до мурашек: частично обглоданные до костей лица, конечности, лишённые части плоти... И во всём этом явно читались следы человеческих зубов. Не возникало сильных сомнений куда всё это делось: рты до отказа оказались набиты частично пережёванными, но ещё не проглоченными кусками мяса. И этот факт вызывал у эксперта, как минимум, недоумение. У Ильи попросту не укладывалось в голове, как такое вообще могло произойти: будто люди настолько оголодали, что добровольно жрали друг друга, причём живьём. И даже банальный инстинкт самосохранения не остановил эту парочку.

Впрочем, криминалист теперь понимал майора, пожелавшего отстраниться от всех этих непоняток. Да, что сказать, сам эксперт даже не представлял, что будет писать в отчётах. Сделав для проформы снимки со всех нужных ракурсов, Илья вернулся к провожатому.

-Куда дальше?-устало спросил он, желая поскорее всё закончить.

-Тут недалеко...,-обнадёжил его майор и, пройдя с пару десятков метров, представил очередного пострадавшего, подвергнув психологическую устойчивость эксперта новой проверке: -Шамаев Александр Харитонович. Он же Шах...

Тяжело первоходу Семёну давалось постижение тюремной науки. В СИЗО перед отправкой в колонию ему хоть и разъяснили добрые люди как себя стоит вести, а как - западло, всё же в омуте блатной романтики он плавал едва ли лучше кирпича. Чем и воспользовались сухощавые Мыло и Макар, вознамерившиеся определить крупногабаритного Семёна на парашу, едва конвоир сопроводил его и оставил обживаться в бараке. Парень уже приготовился к драке - борзых, но худосочных у́рок, казалось, можно было и соплёй перешибить - как из дальнего угла одна лишь фраза избавила Белого от штрафного изолятора и быстро нажитых врагов. Это и был Шах.

Смуглолицый, жилистый мужчина лет пятидесяти, забитый наколками, сидел в самом дальнем углу, играя в нарды с невысоким, но коренастым Кабаном. Оценив габариты Семёна, а заодно поговорив за жизнь, Шах велел суетившемуся по бараку Сучку разместить новичка на шконке неподалёку, что тот и сделал, согнав оттуда какого-то сидельца вместе с казёнными пожитками. Так у Белого и началась тихая размеренная тюремная жизнь.

Ни Мыло, ни Макар с тех пор его больше не прессовали, скорее наоборот, явно набивались к нему в приятели, разъясняя текущие расклады, чему простодушный парень был только рад. Всё же вместе с этими людьми предстояло провести бок о бок ни один год, а поддержка ближних в таких местах играет далеко не последнюю роль. На воле-то у него никого больше не осталось.

Шах также примечал первохода, частенько выделяя тому ништяков с общего котла. И, не сказать, что Семёну всё доставалось даром, но дополнительную пайку он честно отрабатывал на пару с Кабаном своим внушительным видом и кулаками, когда в том возникала необходимость, за что неоднократно довелось коротать время в ШИЗО. Впрочем, данная запись в личном деле не сильно омрачала его сносное и временами вполне себе человеческое существование за решёткой. Большинство арестантов и мечтать не могли о такой лёгкой отсидке. Вот только о досрочном освобождении по этой же причине пришлось забыть.

-Белый...,-как-то на прогулке окликнул Семёна Сучок.

Забавное прозвище принадлежало забитому наколками бледноватому парню лет тридцати такой же комплекции, что и Мыло с Макаром. Тюремный рацион, в принципе, не располагал к тому, чтобы арестанты за забором нагуливали жирок. Так что Семён - один из немногих, кто мог похвастаться ещё не прилипшим к позвоночнику брюхом. Хотя полгода, проведённые на казённых харчах, сделали своё дело, и лишний вес понемногу покидал его организм.

-Там Шах перетереть зовёт,-воровато оглядевшись, сообщил гонец и кивнул в сторону бараков.

В тюремной иерархии Сучок занимал не самую почётную нишу "мальчика на побегушках". Проще говоря - шныря. Однако, тот же Шах отчего-то ему покровительствовал, потому и гнобить парня особо никто не осмеливался. Если же кто-то не внимал советам не донимать Сучка по беспределу или нечестно оплачивал его труд, приходил черёд Семёна доносить смысл понятий непосредственно через физический контакт. Благо, явных отморозков было немного, и большинству хватало лишь внушительного вида Белого. Впрочем, однажды из-за шныря ему всё же довелось скоротать недельку в ШИЗО.

-Ну, веди...,-на всякий случай, вздохнув на прощание прекрасному летнему дню, Семён побрёл за провожатым в обитель неволи, разминая по дороге кулаки.

Собственно, они и привели его на скамью подсудимых, когда вернувшись с командировки раньше запланированного срока, Белый застукал давнего друга на своей теперь уже бывшей жене. Очнулся он, когда четверо ментов скрутили его и повалили на пол. Только вот пойманному любовнику, чьё лицо больше напоминало кровавую кашу, это уже не помогло. Затем был суд, приговор, во время оглашения которого мать Семёна увезли на "скорой" в больницу прямо из зала суда, дальнейшие похороны, прошедшие уже без его участия, развод и бессмысленные запоздалые сожаления, что запачкался в крови из-за какой-то шлюхи.

Сучок довёл Белого до барака и остановился перед дверью, изображая секьюрити. На что Семён только хмыкнул и прошёл внутрь.

На его удивление, в бараке было пусто. Лишь в углу Шаха расположились сам Шах, Макар с Мылом и Кабан с ещё одним сидельцем по прозвищу Шуруп. На счету каждого из присутствующих числилась, как минимум, одна загубленная жизнь. И хоть никто здесь не любил распространяться о том, за что угодил за решётку, всё же особой тайны из этого не делали.

Макар и Мыло мотали свои срока за поножовщину. Шуруп, насколько Семён помнил, задушил какую-то девку, а Кабан избил должника, что тот отдал богу душу. Даже Сучок, что стоял сейчас на стрёме, присел по сто пятой.

О самом же смотрящем за бараком ходило много различных слухов. Но не подойдёшь же и не поинтересуешься напрямую, что из того правда - моветон, однако. А ещё за проявление подобного интереса обязательно спросят: "Для каких целей тебе такая информация? Не стучишь ли в администрацию?" Пёрышко под рёбрышко, может, и не сунут, но от людской молвы и косых взглядов потом не отмоешься и не открестишься. Так что, как говорится, что прокурор смог доказать, за то и срок.

У Шаха же он был выдающимся - четверть века. И, сдавалось Семёну, докажи прокурор хотя бы треть из того, что слышал он, заехал бы смотрящий в лагерь на ПМЖ.

"Подобное притягивает подобное...",-мелькнула в голове Белого когда-то услышанная фраза, глядя на собравшихся.

Подойдя к компании и устроившись на шконке, Семён вопросительно посмотрел на главаря. Тот поначалу долго и пристально вглядывался в его глаза, а затем, видимо, придя для себя к какому-то решению, прищурился и вкрадчиво так поинтересовался:

-Сеня, ты на волю хочешь...?

Разговоры... Нет... Скорее полунамёки на возможность покинуть казённый дом гораздо раньше положенного срока проскакивали в незатейливых беседах с участниками внезапного собрания уже как пару месяцев. В конце концов каждый из таких заходов сводился к беседам за жизнь и незавидную тюремную долю. Семён лишь безразлично кивал, соглашаясь со словами, что на свободе будет получше, чем здесь за забором. Однако себе признавался, что там за этим забором его больше никто не ждёт. А ещё через десяток лет, когда лагерь вытянет остатки его здоровья, ему только и останется, что бомжевать и спиваться. Совместно нажитое имущество бывшая жена, наверняка, к тому времени уже продаст, так что возвращаться, по сути, Семёну будет некуда. Но, главное, не к кому.

Шах же предлагал ему новые документы и шанс начать новую жизнь, вот только сперва до них необходимо добраться. Но, как часто бывает, с самого начала всё пошло не по плану: буквально за несколько дней до назначенного на побег срока администрация прошерстила и вскрыла практически все их нычки, потому уходить пришлось в спешке и порожняком...

Последнюю ночёвку компания провела на пологом склоне оврага, по дну которого бежал небольшой ручеёк. Холодная вода чем-то даже напоминала жидкую тюремную похлёбку, подаваемую арестантам на обед в общей столовой. Хотя в последней, если хорошенько поискать, можно было обнаружить варёный лук, капусту и даже картошку. А ещё к ней прилагалась пара кусков ржаного хлеба, по вкусу и консистенции больше походившего на глину. Но за неимением альтернатив здесь и сейчас выбирать не приходилось, чем на сон грядущий набивать утробы.

Температура ночью не намного отличалась от градуса ужина. Не спасал даже разведённый костёр. Оттого, чтобы хоть как-то согреться, семерым мужикам пришлось жаться друг к другу. Это за оставленным забором подобная картина могла вызвать усмешки на рожах недалёких озабоченных зубоскалов. Здесь же посреди Тайги в её ночной прохладе до тюремных предрассудков никому из беглецов не было дела. Была лишь цель - выжить. Так что это утро, как и несколько предыдущих, выдалось не самым добрым для компании рецидивистов. Усталость и постоянный голод озлобили людей настолько, что те готовы были зубами рвать друг другу глотки. Не помог и добытый накануне ёж. А потом ещё и Кабан неудачно подвернул ногу, что теперь с трудом передвигался без посторонней помощи. А ещё спустя несколько часов после продолжения пути где-то вдалеке за их спинами послышался собачий лай, вынудивший беглецов ускорить шаг и распотрошить последнюю пачку сигарет, чтобы попытаться сбить ищеек со следа.

На последнем привале, наконец, нервы у людей сдали, и итогом стала смерть травмированного Кабана. Может, конечно, тот и заслужил свою участь, но дальнейшее Семёна ужаснуло - его спутники без намёка на отвращение собрались употребить того в пищу, будто это был кусок мяса, а не человек. Благо, появившаяся так вовремя стая волков загнала зеков в болото. И Белый испытывал облегчение, что не стал каннибалом, хоть при этом теперь ему приходилось тащить на себе Шурупа.

Тому не повезло оказаться в числе аутсайдеров забега на пару с Семёном. Вместе с ним они и отступали в болото, отмахиваясь от наседавшей стаи опавшими ветками, пока не очутились на спасительной глубине. Только товарищу до того всё же один из волчар успел подрать ногу.

А потом вместе с Шурупом они угодили в трясину...

Сознание уже уплывало за безвозвратный горизонт, когда в мире пустоты его руки коснулось нечто материальное, что-то, что гораздо твёрже окружающей бесхребетной слизи. И Белый вцепился в свой последний шанс. Крепко. До боли. Оставалось лишь подтянуться, чтобы оказаться на поверхности, но на это уже сил не хватало. Мешался Шуруп, что также хотел жить, но при этом тянул Семёна на дно. Так что пришлось, спасая себя, ударить приятеля и оттолкнуть.

Словно почувствовав, что он избавился от балласта, неведомая сила потянула Белого наверх, освобождая узника из болотного омута.

Вдохнуть получилось не сразу. Содрогаясь в рвотных спазмах, Семён сначала изверг из себя зловонную жижу в родную стихию. И только затем задышал короткими урывками, чередующимися с кашлем и рвотными позывами. Болотные миазмы сейчас казались слаще сахара. И лёгкие лихорадочно закачиваливали их в себя, будто желая отложить про запас.

Рассеянный взгляд, наконец, обрёл осмысленность и сфокусировался на спасительной соломинке, что до сих пор сжимала ладонь. Скользнув по ней вверх, он уткнулся на другом её конце в грязного и вспотевшего Шаха.

-Живой?-осведомился спаситель, выдёргивая свою жердь из его рук.

Семён согласно кивнул, выискивая лазейку между приступами рвоты и снабжением лёгких кислородом. Наконец, пауза между этими процессами стала достаточной, и Белый, махнув себе за спину, выдохнул:

-Шуруп...

Его вымученный комментарий, в принципе, не требовался. Шах уже ковырялся палкой в болоте, мутя и без того взбаламученную воду. Безрезультатно порыбачив таким образом ещё пару минут, он остановился и устало диагностировал:

-Всё. Кончился Шуруп...

На берег Семён выбирался на четвереньках. Остатки сил ушли, чтобы отползти от топи на пару метров и рухнуть на твёрдую почву. Его ещё пару раз скрутило, но на подобные мелочи Белый уже не обращал внимания. Сейчас доставляло удовольствие просто дышать, слушая, как оставленное позади болото жадно чавкает, словно пережёвывая Шурупа.

Резкий тычок под рёбра сбил не до конца восстановившееся дыхание. Семён рефлекторно сжался. Поэтому следующий удар, предназначенный голове, прошёл вскользь, лишь чиркнув по макушке. Инстинкт самосохранения, привитый ещё вертухаями в лагере, тут же заставил прикрыть её руками, и чей-то ботинок уже угодил в выставленный блок.

По всей видимости, прогулка по болоту не сказалась на планах других уголовников пожрать сегодня мясца. Скорее наоборот - шакалы нагуляли аппетит и решили воспользоваться слабостью более грозного противника, пока тот не оказался на ногах. Тогда свалить его станет задачкой не из лёгких.

В своей лучшей физической форме Семён всю четвёрку мог бы скрутить в бараний рог. Да и сейчас не стоило его сбрасывать со счетов - дали бы встать. Но подняться ему не дали...

Едва тот сквозь шквал обрушившихся на него ударов начал было вставать, навалившаяся сверху тяжесть развела в стороны руки и приковала Белого к земле. Тактика троицы, что и близко не была причастна к святости, не отличалась от той, что использовали при расправе над Кабаном. Всё верно! Зачем менять схему, если та рабочая?! Изолировать главную угрозу - кулаки - собственным весом, с чем Макар, Мыло и Сучок вполне неплохо справились. Последний так едва ли не брызгал слюной в предвкушении скорой трапезы. Была б его воля, он бы ещё в живого Семёна вцепился зубами. Но только по той же схеме завершить всё должен приближавшийся с заточкой Шах. В этом даже присутствовала некая ирония - спас от смерти в болоте, чтобы в результате собственноручно прирезать на берегу.

Не дойдя двух шагов, тот вдруг замер и принюхался.

-Кажись, дымом пасёт...,-неуверенно произнёс он.

Уже дважды за этот день Белый оказался на волосок от смерти. И, если в первый раз, спас его Шах, то вторым шансом он оказался обязан странному дряхлому деду, без опаски приютившему их компанию у себя в доме и усадившему за стол...

-Уж больно охоча она у меня до молодых помощничков...,-захихикал старик, занявший место Сучка, ушедшего помогать бабке топить баню, и продолжил убаюкивающе приговаривать: -Да вы кушайте-кушайте... На мясцо вот налегайте, ребятки...,-дед пододвинул поближе к Макару с Мылом чугунок. -Вы молодые, у вас зубы крепкие. Это у нас с бабкой их почти не осталось,-и словно в доказательство он широко раскрыл рот, демонстрируя оставшуюся пару гнилушек. -А мясцо свежее, вкусное... Кушайте на здоровье...

И они кушали... Жрали, как не в себя. Ныряя грязными руками в чугунок, откуда вытаскивали крупные разваренные куски мяса, еле державшиеся на косточках. Мясо тут же проглатывали, практически не жуя, грызли кости, порыкивая друг на друга, подобно голодным псам. А потом ещё с наслаждением слизывали растекающийся по пальцам жир и вновь запускали руки в общий котел, извлекая оттуда новую кость...

Под уговоры старика, руки Семёна сами тянулись к пище. Вот только нутро противилось и всячески желало её отвергнуть. Маринованный грибочек стал последней каплей. В конце концов организм дал понять хозяину, что более не намерен терпеть подобные издевательства над собой, и потребовал свежего воздуха.

Слишком резко поднявшись из-за стола, Белый кинулся к выходу, попутно опрокинув с лавки Шаха, что перекрывал ему дорогу к двери. Еле успев сбежать с крыльца, он упал во дворе на четвереньки, где его и вывернуло наизнанку. Стало немного легче. Последующие пара очищений организма практически привели Семена в норму.

Он собрался было вернуться в дом, как в темноте дверного проема увидел фигуру.

-Ты, Сеня, зла на меня не держи,-голос Шаха шагнул из темноты на крыльцо вместе с его обладателем. Деревянные ступени жалобно заскулили под его ботинками. -Не маленький, должен понимать - обстоятельства...

-В гробу я видал твои обстоятельства,-оборвал его Семён, сплюнув мокроту с привкусом желчи. -А, если у тебя случайно совесть проснулась, и ты покаяться решил, можешь не утруждаться!

-Не забывай, я тебе жизнь спас,-напомнил Шах происшествие на болоте.

-Ты свою шкуру спасал,-возразил Белый. -Сдохни я там, и тебя твои же шакалы первым бы и сожрали!

-Может, и сожрали...,-не стал тот спорить. -А, может, и подавились... Главное, что всё обошлось,-Шах спустился с крыльца и подошёл ближе протягивая руку для примирения: -А кто старое помянет, тому глаз вон...

-А кто забудет - оба долой!-неожиданно гаркнуло со стороны дома и оба зека уставились на вышедшего вслед за гостями хозяина.

-Шел бы ты, отец, в избу, от греха подальше,-миролюбиво произнёс Шах.

-Это от какого такого греха?!-искренне удивился старик. -Ведь на тебе их, что блох на шелудивой дворняге. Может, ты про тех стариков, что со свету сжил ради цацок?! Или про своих подельничков, что на тот свет спровадил?! Или детей, что си́ротами оставил?!

-Да что ты знаешь старый пень?!?-взревел Шах и шагнул к деду. В его руке в тусклом свете ночного неба блеснуло остриё заточки. -Не тебе, плешивый чёрт, меня судить!

-Уж поболее твоего ведаю...,-перебил его старик. -И не смотри, что на один глаз слеп. Уж что-что, а тебя насквозь вижу. Гнилой ты человек. И падалью от тебя смердит аж за три версты. Тебе ж что комара прихлопнуть, что человека убить - разницы никакой. Только о своей драной шкуре и печешься. Али ты думал, раз убёг от правосудия людского, не сыщется на тебя справедливости?-старик вздохнул и покачал головой, будто о чём-то сожалея: -Но ты прав - не мне тебя судить. Деяния твои пусчай тебя судят...

-За дела свои я отвечу!-ощерился Шах. -Только сперва тебя на тот свет спроважу, и старуху твою туда же следом отправлю, и спать при этом буду, что сытый младенец!-с этими словами он шагнул к деду и замахнулся рукой с зажатой в ней заточкой.

-Не смей!-раздался из-за его спины мужской голос, а запястье оказалось перехвачено.

-Сень, ты чего?!-обернулся Шах и в изумлении уставился на руку, сжимавшую его кисть.

-Брось!-потребовал Белый, усиливая нажим.

Шах зашипел от боли, выпуская оружие. То упало на землю.

-То-то же!-удовлетворённо хмыкнул Семён и дёрнул главаря на себя.

Тот по инерции сделал шаг навстречу, и тут же в его лицо прилетел крупный кулак. Шах рухнул на землю, схватившись за челюсть.

-Ты за это ответишь!-пообещало парой секунд позже злое шипение снизу.

-Обязательно...,-согласился Семён. -Все мы за всё ответим...

-А вот и внучатки мои пожаловали!-воскликнул старик и добавил: -Как раз к ужину...

Белый обернулся, и сердце его на мгновение замерло. До того непроглядно черневший лес светился, и оттуда выходили люди: десятки... сотни... старики, женщины, мужчины, дети. Кожа каждого источала сияние серебра, а глаза... глаза сверкали хищным блеском мрака, обрамлённым зелёной радужкой. Точно такой же блеск Семён уже видел сегодня днём, когда смотрел на одноглазого серого волка.

Белый невольно попятился. Далёкие голоса инстинктов первобытных предков нашёптывали на ухо, что стоит бежать подальше от непонятного, спрятаться, запереться на все засовы пусть даже в той убогой лачуге у него за спиной. Семён развернулся, но застыл, холодея от ужаса, уставившись в точно такой же зелёный глаз старика. Морщинистое лицо чуть дрогнуло в ироничной ухмылке, и хозяин посторонился, пропуская Белого.

-Ступай...,-произнёс дед. -Поди, заждались тебя...

Семён молча кивнул и шагнул в сени. Не задерживаясь, прошёл дальше в огород, где из стоявшей там сарайки раздался резкий вскрик, столь же быстро, впрочем, и оборвавшийся. Не останавливаясь, Белый продрался через кустарник, не обращая внимания на уколы и царапины, какими его награждали острые шипы. И, едва выбравшись из его цепких лап на ровную тропинку, ускорил шаг, а потом и вовсе перешёл на бег. Даже, когда за его спиной раздались истошные вопли, он не обернулся, а всё бежал и бежал... Но не так, как обычно, бегут от себя, а так, как бегут по перрону в предвкушении встречи с кем-то близким и родным, будто только сошедшим с поезда и ещё не видимым в толпе, но внутренне уже осязаемым...

-Вспомнив в разгар застолья -

Никто копыт не мыл в помине -

Двоих заела совесть,

И от четверых козлят осталась половина...,-вслед спине Семёна продекламировал старик непонятное четверостишие и обернулся, встречаясь взглядом с Шахом.

-Конец тебе, старый!-оскалился зек, размазывая рукавом кровь по лицу. -Слинял твой защитничек...,-ехидно заметил он, поигрывая в руке подобранной заточкой. -Посмотрим, как теперь ты запоешь!

Шах сделал шаг вперёд и с силой всадил самоделку старику под рёбра. Затем ещё раз и ещё. Вот только лезвие каждый раз, будто натыкалось на невидимый барьер, а старик, как стоял, так и продолжил стоять, не шелохнувшись, и, не выказывая никаких симптомов проникающих колюще-режущих ранений.

Зек, скорее, почувствовал, нежели проникся и осознал... Примерно то же самое ощущает и хищник, когда добыча оказалась ему не по зубам, и тому стоит отступиться, пока цела шкура. Он развернулся к калитке, собираясь сбежать... Вот только было уже поздно - двор наполнялся людьми, проход в дом загораживал непробиваемый старик, а с боков непролазные кусты отсекали варианты бегства.

-Ну, давайте, суки, подходите!-метаясь тигром в клетке орал Шах, описывая кончиком лезвия перед собой уложенные в горизонталь восьмёрки. -Всех покрошу!

И, вняв его пожеланию, клетка неотвратимо принялась сжиматься...

-Семёша!-ласково окликнул Белого до боли знакомый голос.

И так его называл лишь один человек в этой жизни...

-Мама?!-остановившись и обернувшись, выдавил Белый из себя.

-Здравствуй, сыночка!-невысокая хрупкая женщина улыбалась ему, разводя в стороны руки для объятий.

-Мама!-радостно воскликнул Белый, в один миг растеряв и несколько десятков лет и набранные вместе с ними сантиметры и килограммы.

Словно ребенок, успевший соскучиться, он подбежал к женщине, но вместо объятий рухнул перед той на колени. Лицо серной кислотой выжигали слёзы, а он всё повторял и повторял одно единственное слово:

-Прости...

Земля на небольшом пятачке посреди леса была усыпана костями и разбросанными по нему ошмётками плоти. Растущие вокруг деревья были частично лишены коры и истыканы острым предметом.

-Тут же без ДНК экспертизы не обойтись,-Илья вопросительно уставился на майора. -Как опознали?

-По особым приметам...,-усмехнулся проводник и указал криминалисту под ноги.

Тот опустил взгляд и отшатнулся. Снизу на него тарашился вырванный глаз, а рядом лежала оторванная кисть с приметными татуировками, сжимавшая заточку...

-Ну, что, Илья Юрьевич, какие будут версии?-спустя пятнадцать минут поиниересовался майор. -Через какую мясорубку его пропустили?

-Думаю, это сделали волки...-неуверенно предположил криминалист.

-Пусть будут волки,-безразлично пожал плечами майор. -Ты эксперт, тебе виднее.

-Но я не понимаю...,-честно признался Илья. -Почему они его разорвали, но не стали есть? Нетипичное поведение для хищников...

-Ничего удивительного...,-хмыкнул майор. -Волки - существа крайне разборчивые в пище и не станут питаться падалью. А этот товарищ, поверь мне, с делом его я успел ознакомиться, гнидой был знатной ..

Эпилог.

-А я тебе говорю, Роман Викторович, сделать такое просто физически не возможно!-заплетающимся языком доказывал криминалист свою точку зрения. -Это научно доказанный факт. Ну, не может человек задушить себя собственными руками!

Красный, как рак, майор шумно вздохнул и убрал свои конечности от своей же шеи.

-Вот видишь!-констатировал эксперт. -Тебе инстикт... Тьфу! Инстинкт!-поправился он. -Самосохранения этого просто не позволит...

-А ты напиши, что может!-столь же нетрезво убеждал его майор. -Считай, что это...,-мужчина задумался, а потом поднял вверх указательный палец: -Считай, что ты сегодня научное открытие сделал!

-Предлагаешь, мне себя перед другими идиотом выставить?!-возмутился Илья.

-Ни в коем разе!-заверил майор собутыльника и в подтверждении своих слов отрицательно помотал головой: -Предлагаю нам с тобой ещё выпить!

-Поддерживаю!-не стал спорить криминалист.

-Но сам посуди...,-продолжил майор после пятидесятиграммовой церемонии. -Следы на шее присутствуют? Присутствуют! Размеры отпечатков соответствуют покойному? Соответствуют! Чего тебе, Илюха, ещё не хватает?

-Результатов вскрытия!-воскликнул криминалист.

-Да будет тебе вскрытие!-отмахнулся майор.

-Мне ещё рано,-возразил Илья.

-Да не тебе, конечно,-поправился майор и закусил. -Ну, ты понял...

-Не совсем...,-признался эксперт.

-Что тебе непонятно?-вздохнул майор.

-Не понимаю, как ему удалось задушить себя собственными руками. Это просто физически невозможно! Научно доказанный факт!-диалог вернулся к изначальным истокам, причиной которого стал последний беглец.

Тело Белова Семёна Александровича по прозвищу "Белый" было обнаружено в полукилометре от останков последней жертвы. Издали Илье даже показалось, что человек жив и просто... молится.

В пользу последнего предположения говорил и торчащий перед мертвецом из земли самодельный крест, сделанный из двух веток, и поза самого Семёна, застывшего перед ним на коленях, склоня голову. Тело каким-то непостижимым образом сохранило равновесие и не заваливалось, хотя все мышцы после смерти должны были расслабиться, и покойник никак не смог бы остаться в таком положении.

Глаза полуоткрыты. От них по щекам засохшие кровавые дорожки вели к шее, где отчётливо выделялись на коже проступившие отпечатки пальцев.

-Да не нужны никому твои доказательства!-воскликнул майор. -Что ты напишешь в отчёте, то и будет доказательством. Думаешь, там кто-то станет сильно вникать от чего конкретно в Тайге сдохло семь сбежавших зеков? Я тебе так скажу - всем плевать. Главное, чтобы в отчётности дебет с кредитом сошлись! А что у нас?-мужчина вопросительно взглянул на Илью.

-Что?-переспросил тот.

-Семь сбежало, семерых и нашли!-подвёл итог майор. -Ни больше - ни меньше.

-За это обязательно надо выпить, Роман Викторович!-произнёс Илья.

-Поддерживаю!-согласился майор, разливая по стаканчикам трехзвёздночный коньяк из фляжки криминалиста.