Читать онлайн
"Солнцедар"
«СОЛНЦЕДАР»
Рассказ
Мне надоела книга. Я бы давно захлопнул ее. Но заняться было нечем. Глаза скользили по строчкам, но в голове ничего не оставалось. Еще даже вечер не наступил. И тут на пороге возник Борька. Он всегда появлялся неожиданно и никогда не стучал.
У него закончился рабочий день.
– Есть копейки? – спросил Борька с порога.
Здороваться он считал излишней роскошью. И всегда сразу переходил к делу. Не знаю, хорошо ли это.
Я пошарился в куртке и выгреб всю мелочь. Он пересчитал, перекладывая монетки из одной ладони в другую.
– У меня немного осталось. Хватит на пузырь.
Он пошел в магазин. Один. Идти вдвоем за одним пузырем – это же смешить народ. Если бы он не вернулся с пузырем, я бы не обиделся. Но он вернулся. Хотя он не всегда так поступал. Достал из внутреннего кармана бутылку. Это был «Солнцедар». Через бутылку «Солнцедара» можно смотреть на солнечное затмение, не боясь за глаза. С год назад с винных прилавков исчезли все крепленные вина: портвейн, вермут, плодово-ягодное. Остался один «Солнцедар» в гордом одиночестве, но в большом количестве. Говорили, что пятна от него не отстирываются и что его используют в качестве красителя. И тогда можно смело стирать окрашенные вещи, не боясь, что они полиняют. А еще говорили, что все внутренние органы становятся цвета кумача. Представляете, каково патологоанатомам, когда перед тобой сплошной кумач?
Принес с кухни два граненных стакана. Борька зубами открыл пластмассовую пробку. Поддел пробку клыком и резко дернул бутылку вниз, причем не выплеснул на себя ни капли.
Разлил по самые края. Но в бутылке еще оставалось почти на полстакана. Когда пьешь на двоих, всегда так. А вот если разливать на троих, то ничего не останется. Но тогда стаканы не полные. Поэтому лучше пить на троих. А полстакана ни туда, ни сюда.
Борька поднял стакан, следя за тем, чтобы не капнуло. Ни капли жалко, а скатерти на столе.
Отпевал сначала некрупными глотками, потом глотки стали больше. Каждый глоток сопровождался характерным звуком бульканья. Он поднимал и закидывал назад голову. Кадык его ходил вверх-вниз. Ритмично, как будто отчитывал такт, как дирижерская палочка. Допил, выдохнул и поставил стакан. Вытер тыльной стороной ладони мокрые губы. На ладони осталась красная полоса. Я вспомнил раненого в руку Чапаева.
– Пей!
– Сейчас!
Вино было сладкое и тёплое. И даже приятное. Вроде как напиток, если бы не запах алкоголя. Через пищевод вино разливалось по желудку, который становился цвета флага нашей великой родины. Наверно, это самое патриотическое вино в истории Союза. Главное, чтобы не было отрыжки. Тогда вся эта жидкость польется из тебя. Хорошо, если успеешь добежать до помойного ведра. А если не успеешь, то это будет катастрофа. Зальешь одежду и пол липкой жидкостью, которую ничем невозможно вывести.
Борька посмотрел бутылку на свет. Хотя что там можно было увидеть? Но он увидел.
– Лохмотья! Выброси!
Я отнес бутылку в помойное ведро.
– У кого занять? – спросил Борька. – Выпить, блядь, хочется. Душа требует. Пожар в душе.
И тут же ответил.
– Хотя хер кто даст.
И тут же без всякого перехода:
– Пойдем?
– Куда?
– Ко мне.
Борька жил на Колыме. Так называется окраина нашего рабочего поселка. Идти далеко. И мне не хотелось. Но Борьке никогда не требовалось мое согласие. Если он сказал, значит, так и должно было быть.
– Я…
Я не знал, как отказаться.
– Я знаю, где достать.
Он сказал это так уверенно, что я уже не мог сомневаться, он достанет. Он был хозяином своего слова.
Вышли на крыльцо. Небо было серое. Еще только дождика не хватало. Хотя дождик был бы прекрасным предлогом для отказа.
Двинулись по родной Портовой, где мы родились, провели детство и где нас знала каждая собака. Мы жили в одном доме. Борька на первом этаже, я на втором. И одно время ходили в один класс, когда Борька остался на второй год. Перешли через земляную насыпь, под которой проходил бетонный туннель. По нему городские нечистоты сбегали в Вонючку. А Вонючка впадала в реку. А река в Северный Ледовитый океан. За насыпью начиналась Колыма.
– Пизды что ли кому-нибудь дать? – задумчиво спросил Борька самого себя.
Иногда он задавал себе интересные вопросы. А когда он недопивал, он становился агрессивным.
Мы подошли к продуктовому магазину, единственному магазину на Колыме. В магазине до сих пор было печное отопление.
– Не заходи, – сказал Борька. – А то может не дать.
Я отошел за некрашеный забор и закурил. Сигареты были болгарские. Я их курил полмесяца после стипендии. Мимо прошла тётка в черном капроном плаще.
Посмотрела на меня. Но без всякого интереса.
Борька что-то задерживался. Наконец он вышел. Посмотрел по сторонам. Я помахал ему из-за забора.
- Скоро у нее рабочий день закончится. Принесет.
Я понял, что это его очередная пассия. У него постоянно был кто-то. Но он часто менял их.
Подошли к его дому. Это была двухквартирка. Такие дома называли финскими. Строили их из готовых панелей. И за весну – лето – осень налепили с десяток таких домов. Почти целую улицу. Можно было бы ее назвать Финляндией. Было бы красиво.
Борьке дали здесь квартиру. Он работал на заводе. Был женат и у него была дочь. Женился он, когда я еще учился в школе. А он только закончил седьмой класс. Правда, два раза оставался на второй год. Он отлупил жену. То ли поймал ее с мужиком, то ли еще что-то, и она ушла с дочерью к матери. Так что теперь он жил один.
Сразу чувствовалось, что здесь живет холостяк. На кухне гора грязной посуды. Живым не пахло. Угол потолка на кухне был черным. Наверно, там бежало, когда шел дождь. Борька заглянул в шкаф.
- Блядь! Надо было сказать ей, чтобы принесла пожрать. Ладно пожарим картошку. Маргарин есть, соль есть. А главное есть картошка. Значит, с голоду не умрем.
Он дал мне нож. Из кухонного погреба достал в тазике десятка два картофелин, которые мы и принялись чистить, сидя друг напротив друга и лениво переговариваясь. Картошка заскворчала на сковородке, и на кухне запахло жизнью. Мне всегда нравился запах жареной картошки. Для меня он лучше всех других кухонных запахов.
Борька поставил сковородку на стол. Остатки прежней еды выбросил в помойное ведро. Достал три граненных стакана, посмотрел на них и ополоснул водой. выложил вилки, порезал черствый хлеб, который нещадно крошился.
– Скоро придет, – сказал он, поглядев на часы-ходики, которые висели над пустым холодильником. Хотя холодильник был пустой, но регулярно включался и тарахтел, как трактор.
Картошка остывала. Борька нервничал.
– Хуже нет, блядь, чем ждать и догонять.
Он взял вилку, ткнул ею в сковородку и отправил в рот несколько узеньких пластиков картошки.
На веранде послышались шаги, дверь распахнулась и на пороге возникла Ирка. Так звали Борькину подружку. Она была низенькой и худенькой и выглядела, как девочка-подросток. Не верилось, что ей уже двадцать лет и она сама себе зарабатывает на жизнь.
– Наконец-то! – обрадовался Борька.
Он подскочил. Я был уверен, что он сейчас обнимет ее и поцелует. Но он не сделал ни того, ни другого.
– Кассу сдала, закрылась, сторожа дождалась, – скучным голосом говорила Ирка.
– Мне по хуй твоя касса, твой сторож. Принесла?
Борька всегда брал быка за рога и не любил лишних разговоров. Когда много болтали, он начинал злиться.
– Конечно.
Она выставила из сумочки рядом со сковородкой с картошкой две бутылки «Солнцедара». Хороший получался натюрморт! Жалко, что я не художник. Борьке же вообще искусство было неинтересно.
-–Блядь, куда делся «Агдам»? – спросил Борька.
«Солнцедар» стоил рубль сорок, «Агдам» рубль сорок две. Разницы по деньгам почти никакой. Но по качеству они были неравноценны. Про «Солнцедар» сложили стишок «Термоядерный удар под названьем «Солнцедар». Политики много говорили об ядерном паритете. Пару стаканов «Солнцедара» хватало, чтобы вырубиться.
– Грузчики говорят, что все склады забиты «Солнцедаром», – сказала Ирка. – от пола до потолка. Начальство говорит, что пока от «Солнцедара» не освободят площадя, ничего другого отгружать не будут. Хотя у заведующей магазина в кабинете стоит ящик «Агдама». Но это для своих и для себя.
На Ирке была сиреневая кофточка и черная юбочка. Чуть бугрились груди. Что в ней нашел Борька? Подержаться не за что. И мордочка какая-то лисья: остренький носик, маленький ротик.
Борька зубами открыл пробку и разлил вино.
-–Мне поменьше! – сказала Ирка. – Дуреешь с этого «Солнцедара». Башка вот такая становится.
Было уже поздно. Борька разлил на троих всю бутылку. Оставались лишь на дне всякие ошмётки. Говорили, что эти ошмётки тоже потребляют. И тогда «Солнцедар» действует сильнее.
Выпили. Картошка была вкусной. Мы ее быстро смели. Закурили. Пепел стряхивали в жестяную банку из-под кильки. Это были самые дешевые консервы. И поэтому их чаще всего покупали. Банка была полна окурков. Выпили вторую бутылку. Опьянели. Ирка обняла Борьку за шею. Он сбросил ее руку. Она не обиделась.
– Пойдешь домой? – спросил Борька.
– Ага, по такой темени, чтобы убиться! – фыркнула она. – Чо ты меня гонишь?
– Тогда стели! – сказал Борька.
В зале у него стоял раздвижной диван. Но кажется, он никогда не собирался и был всегда
раздвинут.
– Где ляжешь? – спросил Борька. – Посередке?
– Сяс! – гаркнула она. Да так громко, что я вздрогнул.
Борькин вопрос ее обидел.
Посередке лёг Борька. Я с краю. Ирка у стенки. Я уже начал засыпать, как услышал сопение.
– Борь! Не надо!
– Да ладно ты!
– Погоди! Я сама сниму.
Сопение. Диван ритмично покачивало. Такое ощущение, что плывешь на лодке по речке, и лодка покачивается на волнах. Борька сопел. Ирка тихонько постанывала.
Борька шумно выдохнул. Тишина. Я снова стал засыпать. Но Борька ткнул меня локтем.
– Будешь?
Я подумал: «А почему бы нет? Хорошее завершение дня. Конечно, Ирка – не фонтан, но за неимением лучшего». «Солнцедар» пили. И на пару одну девку отодрали.
– Ну, пусть обсохнет хотя бы, – пробормотал я.
Не то, чтобы я брезгливый или разборчивый, но всё-таки хоть какую-то деликатность проявить.
Через некоторое время голосок:
– Я ему не дам.
– Ты чо?
Это Борька.
– Дырки жалко?
–Ты чо дурак? Я вообще-то к тебе пришла.
– А за дурака по ебальнику не хочешь?
– Пошел ты!
– Ладно! Давай спать! Завтра на эту ёбанную работу.
Почему так? Борьке дают и девки, и бабы замужние. А мне никто. А я ведь не урод какой-нибудь. А мне даже шлюхи не дают. А Борьке все дают. Нет! Одна шлюха мне давала. Даже два раза. Но всё равно. Я Борьке даже не говорил об этом, чтобы не видеть его саркастической улыбки. А он рассказывает о всех своих сексуальных подвигах.
Ночь промчалась как одно мгновение. Мы поднимались по темноте. Лампочка светила тускло, но всё равно глазам было неприятно. Осень. Ирка стояла ко мне спиной и одевалась. Я видел ее узкую спину и острые лопатки. Можно было сосчитать ребра. Маленькая жопка в синих трусиках и худые ножки. Неужели она возбуждала Борьку?
Ребенок… Хорошо, что она мне не дала. Сейчас бы я стыдился этого. А так моя совесть чиста. Я не считаю себя педофилом.
Мы вышли из дома по темноте. Закурили с Борькой. Состояние после вчерашнего «Солнцедара» было паршивым. Жить не хотелось и вообще ничего не хотелось. Обходили грязь и лужи. Ирка остановилась.
– Я дома.
Это был небольшой бревенчатый домик с завалинкой и низенькими окнами. Чтобы заглянуть в них, нужно было наклониться. Ирка жила с глухой бабкой.
– Посплю сейчас немного. Мне в обед на смену. Не люблю, когда мне работать с первой смены.
– Тебе, блядь, хорошо, – сказал Борька.
Мы пошли к автобусной остановке. Перевалили земляной вал и вышли на асфальт. На остановке много народу. Значит, скоро подойдет автобус. Начинался новый день. На востоке начинало алеть. Цвет был такой же, как у «Солнцедара». Кажется, в этом мире ничего нет, кроме «Солнцедара». И похмельного утра.
Ирку зимой зарезал алкаш. Пришел просить в долг, чтобы дала бутылку. Она не давала. Он пырнул ее ножом. И унес пять бутылок «Солнцедара». Больше просто не мог унести.
13 - 18 мая 2024
.
ЛитСовет
Только что
