Читать онлайн
"Катюша"

Началась война, когда Катюше было 12 лет. Отца и брата сразу же забрали на фронт. Они с больной матерью остались одни.

В деревне детям не разрешали играть с ней, потому как мать у неё болела туберкулёзом. Поэтому она находила себе компанию в виде собак и кошек. Можно даже сказать, что каждая собака в деревне, в полном смысле слова, знала её. Когда она шла по улице, то одна - две лохматые морды обязательно сопровождали её. Они даже миролюбиво реагировали на котов, сидящих на заборе, мимо которых так же не проходила девочка. Каждый получал свою порцию ласки. В Катюшиной семье никогда не было хозяйства. Разве что иногда мать заводила куриц. В начале войны осталась одна курица, которая была ручная. Катюша звала её Чучей. Она откликалась на своё имя, услышав, бежала на зов. Катюша разговаривала с ней по-птичьи. Имитировала звуки, напоминающие кудахтанье, а Чуча отвечала. Она научила её выполнять команды. Садилась на крыльцо, постукивала по ногам ладошкой, звала на птичьем языке и Чуча с громким кудахтаньем, взлетала и усаживалась к ней на колени. Однажды мать встретила Катюшу встревожено, сказала, что приходил председатель, велел за курицу платить налог.

- Придётся её зарубить!- такое было решение матери.

- Мама, но это же Чуча!- возмутилась Катюша.

- А для власти что одна Чуча, что целая куча - всё одно. Налог для всех един. Нам и так есть нечего. А так…Нет курицы, нет и налога. Бери топор и иди - руби!- прикрикнула мать.

Катюша долго плакала, сидя за поленницей, Чуча ходила, кудахча рядом. Топор зловеще торчал на берёзовой чурке.

Не сумев решиться, девочка зарёванная вернулась в дом:

- Мам, а может, мы её спрячем?

Мать всплеснула руками:

- Да что ты выдумываешь, девка! Я сказала - руби! Да за что меня бог наказывает…- далее пошли слёзы и причитания матери по поводу тяжёлой судьбы. Этого Катюша терпеть не могла. Она решительно вернулась к сараю, схватила кудахчущую Чучу и решительным движением отсекла ей голову. Маленькое куриное тельце забилось в конвульсиях. Катюша, решительными шагами шла к дому, струйка крови каплями растекалась по земле, оставляя следы. Зашла в дом, швырнула курицу у порога, сама стремглав бросилась на улицу, побежала за огород, упала в траву и, зная, что никто её там не увидит, дала волю слезам. Домой вернулась, когда было уже темно. В доме пахло сваренным супом.

- Садись, ешь.- сказала мать.

- Не хочу!

- Ешь, не дури. Вкусный суп, когда ещё такой попробуем.

Суп и правда пах так вкусно, что кружилась голова от его аромата. Катюша хлебала суп, а слёзы безудержно стекали струйками по щекам.

***

В первый же год войны отец и брат пропали без вести. Не было ни писем, ни похоронки. Катюша с матерью остались без средств к существованию. Единственным способом прокормиться стал небольшой огород, который засаживался картошкой. Этой картошки хватало совсем ненадолго. Нужно было по максимуму растянуть её. Весну встречали голодом. Катюшка вынуждена была бегать на колхозное поле. Там оставалась картошка, которую не успели выкопать осенью, и она ушла под снег. Это перемёрзшее месиво было спасением от голода. Но что бы добыть его, мало было перелопатить кучу земли, важно было не попасться верховым - людям в форме, которые охраняли поле. Стоит только удивиться и ужаснуться тому, как нужно было ненавидеть собственный народ, что бы выкопанную после зимы, на колхозном поле мороженую картошку приравнивать к воровству. Но голод диктовал своё, и Катюшка шла на колхозное поле в надежде выкопать несколько перемороженных клубней. Нужно было торопиться, следить за тем, чтобы не появились верховые, а когда они появлялись, то нужно было стремглав убегать, иначе всё могло закончиться плачевно! Тех, кого они настигали, могли забить до смерти. Картошку, которую приносила домой, важно было быстрее отмыть от грязи, пока та не растаяла и не превратились в грязное месиво. Затем потереть на тёрке и, слепив что-то вроде лепёшек, запечь на печке. Этим и питались.

И в один прекрасный момент, если этот момент можно так назвать, Катюшке предстояло ехать в город. Нужно было решать вопрос с отцом и братом. Мать была больна, ей было тяжело передвигаться, она снарядила дочь в город в военкомат, дав с собой несколько пресловутых синюшных лепёшек. Девочка добралась до города, разыскала военкомат. Войдя туда, она растерялась. Там было много народа, вокруг стоял гул, все двигались, открывались и закрывались двери. Девочка растерялась и не знала, что делать. Она села в уголок на стул и стала ждать, пока кто-нибудь обратит на неё внимание. Но люди проходили мимо, они были заняты своими делами, её никто не замечал. Сколько времени прошло, Катюша не знала. Рабочий день подошёл к концу, коридор опустел. Она продолжала сидеть, не понимая, что нужно делать. Наконец из кабинета вышел мужчина в военной форме, увидев его, Катюша соскочила со стула и бросилась навстречу со словами:

- А вы здесь самый главный, дяденька?

Мужчина остановился и внимательно посмотрел на девочку:

- А что ты хотела?

Катюшка начала рассказывать, как заученный урок, историю о том, как отца и старшего брата призвали на фронт, что было единственное письмо осенью 41 года и что больше писем не было. Не было и похоронки, поэтому в колхозе ничего не дают, и им с матерью, которая больна, нечего есть.

Мужчина вернулся в кабинет, долго сидел, рассматривая письмо отца с фронта. Было видно, что он сосредоточенно о чём-то думает. Он тёр рукой свой лоб, перебирал какие-то бумаги. Наконец, пристально посмотрел в полные надежды глаза девочки. Затем, сделал какие-то записи, после решительно встал и сказал, что она может возвращаться домой и больше ни о чём не беспокоиться.

Довольная Катюша вышла из военкомата. Весенний день близился к концу. Закатное солнце всё так же, игриво плюхалось в лужах. Но холод забирался под платье и трогал спину. Катюшка почувствовала, что замёрзла, да и голод, который постоянно напоминал о себе, стал невыносим. Она прижимала к себе мешок, где хранились лепёшки, и шла вдоль улицы к станции, разглядывая дома. Ей вдруг показалось, что если она войдёт в один из них, то ей обязательно дадут чаю и непременно с сахаром. Она просто физически почувствовала этот божественный напиток. Горячий, ароматный и тягуче сладкий! Дома тянулись вдоль улицы, она шла, оценивая и представляя хозяев. Но всё никак не решалась постучаться. Улица кончалась, осталось три дома. Почему-то в добротные дома она постучаться не решилась, а выбрала покосившуюся избушку. Вошла в тёмные сени и не сразу заметила собаку, которая бросилась ей навстречу. Катюша отпрянула, поскользнулась и упала на сырой земляной пол. Вышла хозяйка. Отогнала собаку, сказала строго: «Хлеба нет, самим есть нечего». Катюшка поднялась, поправляя испачканную юбку, и ощутила на руках липкую грязь. Мечта о горячем сладком чае мгновенно испарилась. Она торопливо заговорила, чтобы скрыть своё отчаяние:

-У меня лепёшки есть, дайте только воды, я на вокзал иду, приезжала в военкомат за папкиной похоронкой.

Женщина пустила её в дом, зачерпнула воды из ведра, стоящего на скамейке. Катюша достала свои синюшные крахмальные сгустки, с трудом напоминающие лепёшки, и стала есть. Она хотела казаться спокойной, уверенной, но зубы дребезжали, касаясь железной кружки, предательски выдавали её отчаяние, а образовавшийся в горле ком мешал глотать. Она с усилиями проталкивала еду, запивая её холодной сырой водой. Женщина, наблюдавшая за ней, пробормотала что-то вроде молитвы: «Господи, Исусе Христе….» и отвернулась к маленькому, покрытому копотью, окну. Доев лепёшку, Катюша поспешила уйти, сказав хозяйке: «Спасибо». На что женщина, не повернувшись, махнула рукой. Девочка увидела её вздрагивающие плечи и как та краем фартука вытирает слёзы. Ей почему-то стало неловко за свои мечты о сладком чае. Военком, действительно, не обманул и вскоре они с матерью стали получать паёк.

***

После шестого класса возле деревни разместилась войсковая часть №7406, там с 1-го августа 1943года в подсобном хозяйстве Катюша стала работать счетоводом - учеником. Работа была нетрудная. Нужно было аккуратно вносить записи в тетрадь. Девочка старалась изо всех сил. За это она получала паёк и могла содержать мать, которая так же была довольна. После долгой голодной жизни появилась стабильность, каждый день они получали свой кусок хлеба. В части было подсобное хозяйство, где держали свиней. Для них варили картошку, а для себя рабочие варили настоящую толчонку, разбавляя её молоком. После синюшных лепёшек это было царское блюдо. И ничего, что оно подавалось в большом ведре, возле которого все вставали кругом. Каждый доставал свою ложку, которую носил за голенищем сапога. Ели молча, черпая прямо из ведра. За время войны она не раз встречала людей, которые помогли ей не умереть с голоду. Она после не раз вспоминала о них. Говорила, что не помнит ни их имён, ни лиц. Она помнила только еду, которую ей давали и необыкновенный вкус этой еды.

Начальником подсобного хозяйства был молодой лейтенант Бянкин. Он был комиссован с фронта по ранению.

Ответственная, маленькая девчушка с умными чёрными глазами сразу же привлекла внимание лейтенанта. Её словоохотливость и искренность подкупали. Поношенная одежда (одна только портянка, покрашенная матерью в чёрный цвет, которую она использовала вместо шали, чего стоила!) не вязалась с открытостью, оптимизмом и добротой, которую она излучала.

Ему нравилось говорить с ней. Сочетание детской наивности с тем непростым жизненным опытом, из которого она выходила, не озлобившись, с чистой душой - подкупали. Он любил её приветствовать так:

- Здравствуй, Катюша Маслова!

- Я не Маслова, я Сладкова – уже в который раз поправляла его девушка, думая, что он не может запомнить её фамилию. Пока лейтенант не объяснил ей, что Катюша Маслова - героиня романа Льва Толстого и велел ей при случае почитать его.

Катюша также уважительно относилась к лейтенанту. Он для неё стал первым мужчиной, который заботился о ней. То выпишет помощь и, целую подводу уже наколотых дров, привезут прямо к её дому, то похлопочет и ей выделят мешок отрубей, а то и муки дадут. Эти «мелочи», несомненно, делали её жизнь легче. Она ценила эту помощь и безмерно была благодарна, испытывая к лейтенанту самые добрые чувства.

Однажды ей выделили отрез, который мать выкрасила в чётный цвет для большей практичности, а потом сшила из него платье. Катюша надела его, первое платье в своей жизни. В нём она и предстала перед лейтенантом. На голове аккуратно уложенные косы, которые вымыты настоящим мылом, полученным по пайку, на ногах хоть и кирзовые, но, опять-таки не без участия лейтенанта, подобранные по размеру сапоги. Внутри тогда она себя ощущала необычайной красавицей.

И он сразу заметил это, а его слова:

- Да ты просто красавица сегодня, Катюша!- словно дали ей свободу и множество слов благодарности потоком выплеснулись на него. Они стояли так близко, что в завершении всего, она вскинула руки, обняв лейтенанта, и прикоснулась губами к его колючей щеке. Он инстинктивно обнял её, задержал на мгновение. Катюша почувствовала, как что-то внутри всколыхнулось от необычного запаха, от близости. Лейтенант совсем на мгновение задержал её в объятьях, но этого хватило, что бы почувствовать, как что-то новое, необыкновенно доверчивое и нежное родилось к этому мужчине. Ещё мгновение и лейтенант резким движением отодвинул её от себя. А Катюша почувствовала, как восторженные чувства перерастают в стыд. Словно она сделала что-то запретное. Это усугубилось молчанием, которое длилось недолго, но которое показалось вечностью. Лейтенант прервал его:

-Да не за что меня благодарить. Всё это тебе положено.- сказал сухо и сделал вид, что ничего не произошло. Катюша была благодарна ему за это. А о своём фейерверке чувств она постаралась забыть.

В деревне же заметили заботу лейтенанта и расценили это по-своему. До матери доходили разговоры о том, что «Катька Сладкова не смотри, что мала и неказиста, а уже мужиками вертит!»

- Как только у людей язык поворачивается! - сокрушалась она.

Катюша же тогда вообще не понимала о чём идёт речь и что под всем этим подразумевается.

Так прошёл год. К осени 44-го лейтенант стал убеждать её вернуться в школу. Говорил он так:

- Война подходит к концу. Скоро мужики начнут возвращаться с фронта. Любой инвалид может занять твоё место, а тебя, как несовершеннолетнюю всегда могут уволить. Тебе нужно учиться, получать специальность и подумать о будущем.

Так он убедил её вернуться в школу. Но в учёбе ей отказали, сославшись на то, что она «переросток». На самом деле слухи сделали своё дело. Многие учителя побоялись, что «распутная» жизнь этой девочки пагубно отразиться на моральном облике класса.

Катюша вновь пришла к лейтенанту, объяснила ситуацию и попросилась обратно. Он долго молча сидел за столом, теребил свои усы, морщил лоб, нервно жевал губы. После посоветовал в любом случае идти в школу:

- Ты ходи каждый день. Учи уроки, поднимай руку.

- Но ведь меня нет в списках, меня не спрашивают!

- А это ничего, придёт время и спросят! Ты самое главное учи уроки, слушай внимательно, выполняй домашнее задание. И всё будет хорошо.

Катюша в очередной раз доверилась и послушалась этого мудрого человека. Так началось противостояние, которое длилось несколько месяцев. Ежедневно она приходила в школу, ежедневно шла перекличка, где она не называлась. Ежедневно она кропотливо делала уроки и поднимала руку, что бы её спросили, но её не замечали. Её словно не было! И вот однажды, на вопрос, кто пойдёт к доске, класс отреагировал полным молчанием. Только одна рука была поднята. Эту руку подняла Катюша. Учителю ничего не оставалось, как пригласить её к доске. Что испытала она в те минуты - она помнила всю жизнь. У неё тряслись руки и ноги, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Если ног было не видно, то руки выдавали её, и она спрятала их за спину. Подойдя к доске, собрав всё своё внимание, стала уверенно отвечать урок. Это был не просто выученный урок, это был урок жизни, где она доказывала своё право жить, учиться, своё право просто быть. Урок она прошла! С тех самых пор её внесли в список, и она стала полноправной ученицей. О слухах больше никто не вспоминал, и она успешно закончила учебный год.

***

После чего поступила на курсы медсестёр. Эта была её мечта детства: научиться лечить людей и вылечить маму. Мать нелегко отпустила дочь в город. Она была не довольна выбором дочери. Ей так хотелось, что бы та быстрее начала зарабатывать себе на жизнь, а два года учёбы казались вечностью и пугали неопределённостью. Катюшке пришлось соврать, сказав, что тем, кто учится - будут давать паёк на иждивенцев. И для этого вновь пришлось голодать, чтобы сэкономить для матери хлеб, который получала по учебной карточке. Его она сушила, складывала в рюкзак, а в конце недели вставала на лыжи и шла в деревню. Училась она упорно. Некоторые предметы в буквальном смысле приходилось зубрить. Жила она на квартире вместе с двумя девушками. Одна из них - Любка была её односельчанка. Она была младшая дочь в семье. Её отец волочил ногу, благодаря чему не был взят на фронт, поэтому семья держала корову, а когда старший брат был комиссован по ранению, то семья зажила ещё лучше. К концу войны они уже имели небольшое хозяйство. Девушка хорошо одевалась по тем временам. У неё было настоящее зимнее пальто, и даже пуховая шаль. Для Катюши это был «космос». Она по-прежнему ходила в крашеной портянке вместо платка, а фуфайка была основной верхней одеждой с осени до весны. Любка всегда считала себя красавицей и нередко подтрунивала над внешним видом однокурсницы. Катюша же, как стойкий оловянный солдатик, достойно сносила это, понимая, что только своим трудолюбием и упорством может доказать себе и всему миру, что она чего-то стоит. Она хорошо училась, и её ставили в пример. Однажды, когда у Любки дела с учёбой стали совсем плохи и её чуть не исключили из училища, её мать, которая всегда пренебрежительно относилась к Катюше, заискивающе попросила её позаниматься с дочерью. А случайно услышанный разговор, где та ругала Любку и ставила в пример Катюшу, прозвучал высшей похвалой и признанием её достоинств! Они стали заниматься вместе. Катюше это даже нравилось. Читая, затем, объясняя урок, она сама его лучше усваивала. Пятёрки сыпались, как из рога изобилия, она стала получать повышенную стипендию. Это придавало ей уверенность. При любом удобном случае помогала хозяйке и та, из благодарности, иногда разрешала пожарить ей картошку на рыбьем жире, нередко даже молока наливала. И это помогало справляться с голодом, который был неотъемлемым спутником на протяжении всей учёбы. А потом, в течение всей жизни, она всегда удивлялась и задавалась вопросом: «Как можно не хотеть учиться, когда для этого всё есть? И крыша над головой и еда!». Других причин она просто не представляла.

Вскоре сын хозяйки приехал в отпуск. Он служил сверхсрочно. Любке он сразу понравился, она постоянно заводила с ним разговор, будто невзначай, попадалась к нему на глаза. Он же вёл себя со всеми девушками ровно. Балагурил, шутил. А в канун Нового года он взял да и подарил Катюше открытку. Эти трофеи он привёз с фронта. Нарисованный красивый пейзаж, иностранная поздравительная надпись с рождеством. В то время это было большой диковинкой. Девчонки и раньше видели их у него, рассматривали, но никто не ожидал, что Катюша станет обладательницей одной из них. Любка не смогла сдержаться и рванулась к открытке с возгласом: «Отдай!». Катюша вовремя спрятала её за спину. Та, поняв, что нахрапом здесь не возьмёшь, начала уговаривать отдать открытку, даже предлагала обменять на продукты, но Катюша на все уговоры отвечала отказом. Так открытка была отвоёвана, но ненадолго. Однажды, придя домой, она обнаружила её порванной и валяющейся на полу. Увидев это, её тело пронзила такая боль! Что-то тяжёлое и тёмное, готовое раздавить, опустило её на колени. Свидетелем этой сцены случайно стал тот самый молодой человек, вошедший в комнату. Увидев её, сидящую на полу и корчившуюся, словно от физической боли, он спросил: «Кто это сделал?» Катюша ничего не могла ответить, только замотала головой и пожала плечами, собирая с пола разбросанные клочки. Её тело вдруг начало содрогаться в рыданиях. Он присел перед ней, убрал со лба выбившуюся прядь волос, прижал голову к своей груди. У Катюши от этого прикосновения словно открылся невидимый засов, и что-то горячее и больное полилось изнутри большим потоком. Впервые в жизни она прилюдно рыдала и не стеснялась своих слёз. Она чувствовала рядом сильное тело, понимание, а главное, защиту. Ей всегда приходилось отстаивать и защищать себя самой, но в тот момент она почувствовала, что можно довериться и принять помощь другого. Стук входной двери заставил их встать. Это пришли однокурсницы. Молодой человек вышел из комнаты. Любке он не позволил раздеться, накинув на плечи шинель, он увлёк её за собой на улицу. Катюша не знала, о чём они говорили, только спустя некоторое время Любка вернулась, как в воду опущенная. Процедив сквозь зубы: «Извини», она рухнула на кровать и отвернулась к стене. Больше она с парнем не разговаривала и всячески избегала его. Скоро ей нашли другое жилье, и она съехала. Да и сын хозяйки, спустя некоторое время, уехал на службу. Но то чувство благодарности за защиту и поддержку она пронесла через многие годы.

***

После окончания учёбы стала работать в детском туберкулёзном санатории. Вначале ей отгородили койку в одной из детских спален. Она никакой работы не боялась и не делила её на свою и чужую. Это откликалась в людях, и они отвечали взаимностью. Кухонные работники могли подогреть остывшую еду, а то и просто побаловать вкусненьким. Несмотря на послевоенное время, детей в санатории хорошо кормили. Возможно, это ей просто так казалось, потому, что после голода любая еда покажется мёдом. Одним словом, голод остался позади, но его отголоски всю жизнь сопровождали её. Когда кто-то появлялся в её доме, то первое, что она делала, так это кормила. И неважно, близкий это человек или зашедший по делам, типа почтальона или врача. В доме всем предлагался, если не полноценный обед, то перекус к чаю, непременно.

Вскоре умерла мать. Она похоронила её и вернулась в санаторий с одним узелком. Больше брать из дома было нечего. Главврач – Елизавета Дмитриевна была во время войны эвакуирована из Ленинграда, где потеряла всю свою семью. Эта одинокая женщина, жившая на территории санатория в отдельном домике, забрала её к себе, сказав: «Живи у меня, нечего по углам скитаться!»- и они стали жить вместе. Эта была новая, другая жизнь для Катюши. У врача она увидела много вещей, которых раньше не было в её жизни. Одним из них был чайный сервиз, в который Елизавета Дмитриевна наливала ароматный чай. Катюша долгое время считала, что блюдце, которое подставлялось под чашку, служит для того, чтобы остудить горячий чай. Так она и делала, вызывая этим улыбку у Елизаветы Дмитриевны. А ещё её приводило в восторг нижнее бельё, которого она в жизни не видела. Шёлковое, обшитое кружевом. Катюша, оставаясь одна, открывала шкаф, брала его в руки и разглядывала. Словно знакомилась и впитывала в себя другую жизнь. А когда затевала стирку, то собирала все грязные вещи в доме, в том числе и это пресловутое бельё. Елизавета Дмитриевна, видя развешенные перед крыльцом трусы и комбинации, уже с порога начинала ворчать, называя подобные действия «партизанскими вылазками». При этом она морщила лоб и, изображая строгость, говорила:

-Катерина, сколько раз говорить тебе, что рыться в чужих вещах неприлично!?

-А я и не роюсь. Я просто их стираю.- парировала Катюша и продолжала делать по-своему, в твёрдой уверенности, что ничего постыдного в этом нет.

В санатории работал некий Иннокентий Львович. В многочисленном женском коллективе одни его считали красавцем, другие бабником. Но тех и других он будоражил своим присутствием. Ходил он всегда в начищенных до блеска сапогах, лихо разъезжал на мотоцикле, и, как отмечала Катюша, считал себя неотразимым. Он был призван на фронт в самом конце войны. Удалось ли ему воевать - никто не знал, а вот вступить в партию он успел, чем очень гордился. Когда вернулся с фронта, то получил должность заместителя главврача по хозяйственной части. Как-то Катюша шла после дежурства, и он догнал её на своём мотоцикле.

- Сладкова, мы сегодня агитаторами едем в соседнюю деревню.

- Я же после суточного дежурства!

-А это никого не волнует. Ты комсомолка? Комсомолка! Так отвечай: «Есть!» Через час заеду.

В деревню поехали на мотоцикле, он посадил её в люльку. Одной рукой она держалась, чтобы не вылететь из неё, другой придерживала платье, которое раздувал ветер. Иннокентия Львовича явно забавляло это зрелище. Он посмеивался и поддавал газа. Когда приехали на место, то положил ей руку на плечо, покровительственно сказал:

- Ну что, дорогуля? Растрясло тебя?

Катюша отстранилась, но ничего не ответила. В деревне решили все вопросы быстро и отправились обратно. Доехав до перелеска, он остановился.

- Что-то случилось?- поинтересовалась девушка.

- Да, нет.

Обошёл мотоцикл, подошёл к ней, подал руку:

- Давай, вылезай!

Она послушно выпрыгнула.

Он достал из люльки сидение и положив на траву, поманил её:

- Ну, иди сюда.

- Зачем?

Иннокентий усмехнулся:

-А то не догадалась! Хватит ломаться, иди!

Затем сделал несколько шагов, Катюша попятилась. Он ловко обнял её одной рукой, второй стал поднимать юбку. Его губы прямо-таки впились в её рот. Катюша почувствовала липкую горячую слюну, и ей стало противно.

Тут она вспомнила брата, который учил её драться, вернее защищаться. Он, говорил ей: «Бей, не раздумывая по яйцам! Бей сильно, насколько сможешь и не жалей!» Что она и сделала.

Иннокентий скорчился от боли, выругался матом. Она высвободилась и отскочила. Брезгливо вытерла губы рукой, потом твёрдо, словно не своим голосом, сказала:

- Если тронешь – расскажу всем, что ты меня изнасиловал!

-Да кто тебе поверит? Шлюха!- пытался возразить Иннокентий.

- Поверят или не поверят - дело десятое, а с партбилетом можешь распрощаться.

Она знала, как он кичится им и как кайфует от той власти, которую тот ему даёт. Это возымело действие. Для него это заявление прозвучало, возможно, даже больнее, чем удар между ног. Иннокентий с остервенением забросил сидение в люльку. И не стесняясь в выражениях, велел ехать сзади. Тогда он, как мог, отыгрался, везя её по ухабам, где её лихо подбрасывало на металлическом сидении. Она же, стиснув зубы, молча переносила боль. Напоследок пригрозил: «Скажешь кому - убью!»

- Да ладно, гнида, не дрефь!- ответила Катюша и вновь удивилась звучанию своего голоса. Повернулась и пошла, не оборачиваясь, стараясь изобразить лёгкость в движении, хотя страшно болел копчик, ныли тазовые кости, а икроножную мышцу сводила судорога.

После она долго залечивала синяки, оставшиеся после такой езды, но в ту минуту была полна достоинства, чувствовала себя сильной и свободной. Одним словом - победительницей!

***

Катюша рано познакомилась со смертью. Когда была маленькой, то заболела сыпным тифом. Её отвезли в город, в больницу. Девочка была так плоха, что до деревни дошли слухи о её смерти. Но когда отец приехал за телом, то застал дочку слабенькой, но живой. Долго ещё гроб, изготовленный для неё, ждал своего «хозяина». Он стоял в мастерской, которая располагалась за деревенской конюшней. Катюшка не раз прибегала туда и смотрела на него, даже представляла, как бы она там лежала. В мастерской всегда пахло свежей деревянной стружкой и это совсем не вязалось с чем-то страшным. Возможно, уже тогда пришло принятие смерти без чувства страха. Возможно, этому поспособствовала и её мать, болевшая туберкулёзом, которая готовила Катюшу к своей кончине и постоянно внушала ей, что все люди когда-нибудь умирают. Трудно сказать, но очевидно одно, что она относилась к смерти, как к естественному процессу.

Работая в больнице, она очень часто сталкивалась с ней и воспринимала её обыденно. Часто приходила домой после дежурства, говорила, что устала, потому что кто-то умирал, мыла руки и начинала заниматься обычными делами, больше не вспоминая об этом, словно переворачивала страницу и начинала новую главу. И не потому, что она была бесчувственной, напротив, она умела, как никто другой, проявлять сострадание. Просто она воспринимала смерть, как часть жизни и видела в ней нечто большее, чем банальное завершение работы физического тела. Катюша считала, что умереть не так-то просто. Она наблюдала, как у людей отказывали многие жизненно важные органы, деформировалось до неузнаваемости их тело, отказывал разум, они становились неподвижными, но умереть не могли! И в то же время утверждала, что умереть очень просто. Сегодня человек живёт, а завтра его уже нет. Она не противоречила себе, просто видела в смерти божественный замысел, который человеческому уму не подвластен, и принимала это как данность. Поэтому никогда не впадала в рассуждения о том, что кому-то уже следует умереть, а кто-то несправедливо рано ушёл из жизни. И хоть воспитана была в духе атеизма, но выражение «на всё воля божья» принимала как аксиому.

К ней приходили люди со своей болью. Она часто ночью просыпалась от стука в окно. Это означало, что кому-то стало плохо и к ней пришли, чтобы она сделала укол. Катюша никогда не отказывала, не сетовала, просто вставала и шла туда, где была необходимость. После выполненной работы, она так же спокойно укладывалась спать, при этом мгновенно засыпала. У неё были постоянные клиенты - больные хроники, которым она регулярно ставила уколы. Делала она их мастерски. Все говорили, что у неё «лёгкая» рука. Особенно это ценили те, кому ставились внутривенные инъекции. Если вены плохие, она никогда не пыталась искать их на руке. Находила в самых разных местах, а после берегла. Колола всегда тоненькой иглой. Тогда не было одноразовых шприцев и инструменты кипятились, поэтому дома от них всегда стоял запах лекарств. А ещё, она точила затупившиеся иглы, которые приносила из больницы. Это не входило в её обязанности, просто ей было не всё равно, какой иглой делать инъекцию.

Работая в туберкулёзном диспансере, она никогда не делила людей на тех, кого нужно спасать, а кто не достоин, чтобы о нём заботились. Часто в стационар привозили людей из мест заключения свободы и, общаясь с зэками, Катюша хорошо научилась говорить «по фени». Было очень забавно слышать из её уст этот сленг, тем не менее, те, кому он был адресован, понимали и принимали её. Она наставляла молодых сотрудниц: «Не нужно вступать с ними в разговор. А если уж говоришь, то говори на их языке. Нужно стремиться хорошо выполнить свою работу, а им лишь чётко подавать команды».

Однажды поступил такой больной с кровохарканием. Он задыхался, озлобленно кричал. Необходимо было оказывать помощь. Когда Катюша подошла к нему со шприцем, он встретил её тирадой нецензурной брани, суть которой выражалась в следующем: «Засунь этот шприц куда подальше, ни одна сволочь в мою вену попасть не может». Подойдя к кровати, Катюша даже не взглянула на руки, которые тот вытянул вперёд и, размахивая ими, продолжал своё красноречие, сетуя на свою долю и обвиняя всех и вся, при этом брызгая кровью.

- Пасть закрой и повернись!- спокойно, но твёрдо сказала она, откидывая одеяло. Он явно не ожидал такого поворота, и это привело его в некоторое замешательство, заставив замолчать.

-Чё? – не понял он.

- На бок повернись!

Он повернулся.

- Ноги раздвинь. – Катюша начала осматривать вены на ногах.

- Да чё ты мне тут…– только собрался возмутиться он, как она скомандовала:

- Лежать! Я сказала раздвинуть ноги!

Тут она увидела хорошую вену, идущую вдоль ноги от паха. Дальше было делом техники, и через несколько минут он мирно спал, успокоившись сам и не мешая другим больным, лежащим в палате.

Подобный опыт общения помогал ей и в быту. Она с первого взгляда узнавала «братву». Однажды, подойдя к киоску, где сдавалась стеклопосуда, увидела девушку, которая призывала приёмщика начать заниматься своими прямыми обязанностями. Тот вёл беседу с приятелем и, судя по собравшейся очереди, продолжалась она уже довольно долго. Катюша быстро распознала «своего брата», как она выражалась, и на доступном ему языке объяснила, что разговор пора заканчивать. К большому изумлению всех присутствующих, тот моментально прекратил беседу и со словами:

-Мать! Базара нет!- стал выполнять свои обязанности.

***

Как уже здесь говорилось, Катюша с детства дружила с животными. Эта привязанность к меньшим братьям сохранялась у неё на протяжении всей жизни. Все соседские собаки её хорошо знали, и когда она шла по улице, то подбегали, чтобы поласкаться. Те, которые сидели на привязи, поскуливали за оградой. Соседские коты, сбегались на её голос и сидя на изгороди, терпеливо дожидались порции её внимания, ревностно взирая на столпившихся возле неё собак. В любой дом на своей улице Катюша входила беспрепятственно, какая бы внешне страшная и грозная не была там собака. При стационаре, во дворе тоже всегда жили дворняги, которые каким- то чутьём знали, когда она придёт на дежурство, и всегда встречали её у входа. Катюша никогда не выходила как из дома, так и с работы, с пустыми руками. Остатки еды, которые можно было скормить животным, никогда не выбрасывались, а рассортировывались и доставлялись по назначению. Однажды к ней прибежала соседка и сказала, что за их забор зацепился поводком, видимо сбежавший от хозяина, огромный пёс. Она не знала, что с этим делать. Собака не могла высвободиться больше суток, никого к себе не подпускала, рычала и лаяла. Катюша, прихватив лакомство, пошла на выручку. Заговорив с пленником ласковым тоном, она приблизилась, в одной руке протягивая еду, второй, освобождая поводок. Через пару минут, пёс был на свободе. Отбежав, он оглянулся, облизнулся и замахал хвостом в знак благодарности, а потом стремглав, бросился восвояси. Катюша всегда восхищалась поведением животных, и часто, в проявлении моральных качеств, сравнивала их с людьми. И порой такое сравнение было не в пользу последних.

Родившись от больной матери и проработав более 40 лет с туберкулёзными больными, она знала эту болезнь в разных проявлениях и никогда не боялась заразиться. Когда самой приходилось обращаться к врачам, то многие, узнав, где она работает, сразу ставили диагноз: туберкулёз. К подобному развитию событий Катюша относилась снисходительно, говоря, что многие просто бояться этой болезни, «как чёрт ладана», поэтому перестраховываются. Когда однажды случилась проблема с зубом, а врач, опасаясь туберкулёза, отправил её на обследование, то она пошла к заведующей и сказала:

- У меня уже пытались найти туберкулёз уха, глаза, мочеполовой системы. Смените мне, пожалуйста, доктора, который не будет у меня выискивать очередной туберкулёз, а займётся-таки лечением обыкновенного абсцесса.

Благо такой доктор нашёлся, и зуб быстро вылечили.

Очень не любила проверяющих и теоретиков, которые знали болезнь только по книгам. Однажды на курсах повышения квалификации, одна такая дама задала ей вопрос:

-Ваши действия при профузном лёгочном кровотечении?

На что Катюша уверенно ответила:

-Не продлять агонию, а дать больному спокойно умереть.

- Как вы можете?- возмутилась та! - Вы должны бороться до последнего за жизнь пациента!

- За жизнь – да! Но покажите мне хоть одного больного, выжившего после профузного кровотечения? В своей практике я не припомню ни одного случая. Поэтому самое разумное, оставить его в покое и дать подготовиться к смерти, а не отягощать его, без того тяжёлое состояние, дополнительной болью, в виде различных манипуляций.

Экзаменатор, хоть и сказала, что не согласна с таким ответом, но зачёт всё-таки поставила.

***

Обладая крепким физическим здоровьем, она смогла пережить тяжёлые годы и не погибнуть. Хорошая физическая форма сохранялась за ней до самых последних дней. И уже, будучи в преклонном возрасте, по утрам она энергично вставала с постели и моментально включалась в физическую работу. До последнего вела активный образ жизни, никогда не ходила вразвалочку, передвигалась только быстрым шагом, да и вообще, всё делала быстро. Она словно торопилась всё в этой жизни сделать по максимуму.

Свою болезнь она сама диагностировала. Осенью сказала, что надо готовиться, хотя УЗИ и МРТ не показывали серьёзных отклонений. В марте скоропостижно ушла, задержавшись в реанимации на девять дней, видимо для того, чтобы затормозить привычный темп и приготовиться к переходу. Ушла, оставив при этом на земле своих больных, которым до последнего дня делала уколы, которые были слабее её и нуждались в помощи. Сразу после смерти приснилась своему любимому внуку. На его просьбу остаться, ответила: «Не могу. Мне надо!». Тем самым подтверждая своё убеждение в том, что у каждой смерти есть промысел божий.