Читать онлайн
"Гимназистки. Старые письма."

“Живя, умей все пережить,

Печаль, и радость, и тревогу…”

Ф. Тютчев.

ГИМНАЗИСТКИ. СТАРЫЕ ПИСЬМА.

Мишка маялся на платформе вокзала. Разгар лета, жарко, самое время купаться в море, а он должен встречать какую-то незнакомую тетку. Но его попросила об этом его соседка, Зинаида Викторовна, или, как он ее называл с самого малолетства, Бабуля. Конечно, он не мог отказать.

Поезд опаздывал, на платформе суетились женщины с объявлениями в руках о сдаче квартир. Переговаривались, обменивались информацией о ценах, жаловались, что курортник не тот пошел, жмотничает и не соглашается на то, что дают. Мишка их не слушал, все это было ему знакомо и неинтересно.

Наконец, дежурный по станции ленивым голосом объявил, что скорый поезд номер восемь из Ленинграда прибывает на первый путь.

Поезд остановился и из вагонов начали выходить прибывшие курортники. Тетки тут же облепили их, как мухи, предлагая наперебой свои услуги.

Эту женщину Мишка узнал сразу. Вернее, конечно, не узнал, он ее никогда не видел, но понял, что именно ее он пришел встречать на вокзал. Прямая, неуловимо похожая на его соседку, одетая в непривычно длинное, не по сезону платье и с широкополой панамой на голове. В одной руке у нее был большой необычного вида кожаный потертый чемодан, а на другой болтались маленькая сумочка и нелепый зонтик с бахромой. Она была явно уставшая, с тяжелыми темными тенями под неожиданно яркими серыми глазами, но шла сквозь толпу прямая, и казалась, не замечала суетящихся вокруг людей, а местные женщины не приставали к ней со своими койками для сдачи и молча расступались, давая пройти.

Мишка подошел

- Здравствуйте. Вы Варвара…

Тут он понял, что не знает ее отчества.

- Извините, мне сказали только Ваше имя.

- Добрый день, юноша. Этого вполне достаточно. Давайте так, Вы представьтесь, пожалуйста, и расскажите, кто Вас прислал?

Она говорила как-то слишком правильно, даже с каким-то иностранным акцентом.

- Я Михаил. Меня попросила встретить Вас наша соседка, Бабуля. Извините, Зинаида Викторовна.

- Бабуля, говорите, молодой человек… Она усмехнулась

- Ладно, потом будем разбираться. – Да, может, в конце концов Вы возьмете мой тяжеленный саквояж?

Мишка спешно выхватил чемодан, и хотел взять и сумочку с зонтиком.

- Юноша, Вас разве не учили, что ридикюль и парасоль – это принадлежность дамского гардероба?

Мишка растерялся и не знал, что сказать этой странной особе. А она продолжала

- Ну, а где наше авто?

Он буркнул

- Поедем на трамвае. Подходит прямо к нашему дому.

Она притворно вздохнула

- Ну, что же на трамвае, так на трамвае.

Уже в стареньком, ветхом вагончике гостья с любопытством глядела в окно. Увила море, всплеснула руками и, как показалось, едва не всхлипнула.

На повороте показалась белоснежная церковь с синим куполом, стоящая в паре сотен метров от берега. Женщина выпрямилась и перекрестилась. Мишка растерянно огляделся, не заметил ли кто-нибудь.

- Нет, пронесло.

Трамвай проскрипел и остановился.

- Наша остановка, - он выскочил из вагона с чемоданом в руке.

Гостья постояла на подножке, ожидая помощи, и не дождавшись, ворча что-то себе под нос, с трудом спустилась.

- И наш двор. - Мишка открыл калитку, и они вошли в маленький дворик, усаженный деревьями акации и шелковицы. Деревянные лестницы и балкончики уходили вверх, до самого верхнего, третьего этажа дома, а через открытую калитку напротив виднелось спокойное голубое море.

На приезжую тотчас уставились все, кто был во дворе, но она спокойно кивнула ближайшим женщинам, и с поднятой головой пошла вверх по скрипучей деревянной лестнице.

Поднялись на второй этаж и остановились перед дверью. Мишка хотел было открыть ее, но она его остановила.

- Погодите, Михаил. Погодите пару секунд. Она провела рукой по лицу, и сама открыла дверь…

Она вошла в небольшую побеленную комнату с открытыми настежь окнами, через которые было видно уходящее вдаль море и зеленые верхушки деревьев. Воздух был наполнен запахами цветущей акации и водорослей, выброшенных морем на берег…

Две пожилые женщины молча стояли и смотрели друг на друга…

Обнялись и все также продолжали молчать. Наконец, хозяйка смогла прошептать

- Боже мой, Варенька…

- Зина, Зиночка…

Зинаида, просиявшая своими голубыми глазами, пришла в себя

- Господи, пятьдесят лет прошло, а я и не знаю, что сказать и как начать.

- Да, и не надо. Само получится.

Мишка кашлянул.

- Бабуля, я пойду.

- Да-да, конечно. Иди, мой хороший. Спасибо тебе.

- Зиночка, молодого человека надо бы отблагодарить?

Мишка вспыхнул

- Еще чего… Ничего мне от Вас не надо.

- Варенька, ты чай не в Париже, не обижай парня, у нас не принято.

Мишка широко раскрыл глаза

- Как, Вы из самого Парижа?

- Да, Мишенька, из Парижа. Варенька – моя лучшая подруга еще с гимназии, из того прежнего Петербурга. И еще она моя невестка, жена брата. Они смогли уплыть на пароходе из России почти пятьдесят лет тому. Ну, иди, иди. Потом все тебе расскажу, если захочешь.

- Варенька, это моя Надюша.

В кресле сидела, или вернее полулежала женщина с недвижимыми кистями рук и с недвижимыми ногами, но с сияющими живыми глазами.

- Ты ее помнишь, наверно совсем маленькой. Она заболела в то страшное время, а лечить было уже нечем. Папенька пытался что-то сделать, но даже он уже не смог. Лекарств нет, ничего нет… На улицах грязно и холодно… Он тогда и надумал отправить нас на нашу дачу в Воронежской губернии, думал на юге в тепле лучше будет. Да только и туда мы не попали, полыхал уже юг. Пришлось податься сюда. Так вот и живем здесь с тех пор… Привыкли как-то, а теперь и вовсе хорошо. Я так и продолжала здесь обихаживать всех нуждающихся в помощи, как когда-то, в ту большую войну, в госпитале. Поэтому, наверно, и не тронули нас ни белые, ни красные.

Варвара подошла к Надюше, погладила ее руку и ласково улыбнулась.

- Я ведь тебе гостинцев привезла, моя хорошая. Потом откроем саквояж, и я все достану.

- Она у нас умница. Хоть ручки-ножки плохо работают, но приспособилась шить на машинке. И голова светлая, языки мы с ней выучили, а по математике всем ребятишкам здесь помогает.

Надюша cпросила звонким, слегка дребезжащим голосом

- Vous venez de Paris? (Вы прямиком из Парижа?)

- Non via Saint-Petersbourg. (Нет, через Санкт-Петербург).

Зинаида поправила

- Теперь говорят Ленинград.

- Да бог с ними, пусть будет Ленинград.

- Как ты нас разыскала? Это прямо чудо какое-то. Я ведь уже и не надеялась, а как весточку от тебя получила, так успокоиться не могу… Столько лет.

- Да все действительно было непросто. Судьба помогла, да и добрые люди, как всегда, нашлись. Ты, наверно, помнишь бравого кавалергарда, графа Игнатьева. Красавец, офицер и, как оказалось, настоящий друг. Он долгое время был посланником России, а потом и Советов во Франции.

- Алексей. Конечно помню. Помню, как он ухаживал, как водил нас в Русский музей. Все помню.

- Так вот, после Парижа он вернулся в Москву и занял какой-то значительный пост по дипломатическому ведомству. Коленька мой списался с ним, и Алексей обещал помочь. Удивительный и благородный человек, столько лет прошло, а он нас всех помнил… Офицер… К сожалению, не успел. Умер лет десять тому. А потом и Николаша ушел… Да, но люди, которым это было поручено, не забыли и продолжали хлопотать. Так что я здесь.

- Прости… Так, значит, Коленьки нашего уже нет… Что же, царство небесное ему…

Они перекрестились и одинаковыми движениями достали из манжеток маленькие платочки и промокнули уголки глаз. Как учили когда-то. Помолчали грустно. Посмотрели друг на дружку и вдруг неожиданно дробно рассмеялись.

- Варенька, извини, но я должна спросить. Надолго?

- Не извиняйся. Это первый вопрос и для меня тоже. У меня разрешение на поездку в Россию всего на десять дней. Три дня я уже потратила, осталось всего семь дней. И еще, мне сказано, что я должна отметиться где-то здесь, не знаю где и у кого.

- Так, ты пока начинай распаковывать свой багаж, а я поднимусь к Мишиному папе. Он в нашем городе человек заметный, думаю, поможет. Там за ширмой твой уголок с кроватью и тумбочкой. Надюша подскажет, если что.

Минут через пятнадцать Зинаида вернулась.

- Все в порядке. Завтра в девять тебя ждут в нужном ведомстве. Михаил зайдет за тобой без четверти и отведет. Здесь недалеко.

- Это полиция?

- Нет, это не полиция. Вообще-то полиции в стране давно нет, у нас теперь вместо нее милиция. Но это другое. Надеюсь, все сложится… Ну что, будем чаевничать с дороги? Я пирожков тут напекла разных.

- А я уже гостинцы достала. Из Парижа, наши с Коленькой любимые выбирала.

- Эх, шампанского бы сейчас хорошего за встречу, как когда-то.

Усмехнулись, вздохнули.

- Ну, да ладно, давай пока чаем обойдемся.

Женщины споро накрыли на стол. Большой фигурный чайник, накрытый салфеткой, старые фарфоровые чашки, сахарница с кусковым сахаром и щипчиками, вазочка с вареньем и красивые корзинки с булочками, пирожками и с невиданными, нездешними вкусностями.

- Ну, девочки, приятного аппетита.

Варвара вдохнула запах чая с травами, откусила кусочек булочки и не удержалась

- Господи, забытый вкус и забытый запах чая с травками…И настоящее клубничное варенье…

Помолчали пару минут.

- Зиночка, как вы здесь? Очень тяжело было?

- Пережито много, а рассказывать особенно нечего. Как сюда попали ты уже знаешь. Ну, а дальше - людям помогала, как могла. Так что живем и в скромном достатке, и с чистой совестью. И еще старалась и стараюсь держать удары судьбы, как нас учили.

- И то верно… Под немцами тоже здесь были?

- И это пережили. Заходили они к нам однажды. Искали раненых моряков и евреев. Я им все объяснила, как могла. Они подивились моему немецкому и ушли. Так что бог миловал. Ну, а потом уже наша армия пришла, и я опять со своим саквояжиком по всему городу ходила, помогала, и в госпитале служила, как когда-то сестрой милосердия.

- Увидела я твой саквояж. Такой же был у Виктора Николаевича, у папы твоего?

- Да, стараюсь быть похожей на него. Он ведь всю свою жизнь врачом был, людям помогал…, и я стараюсь. Варенька, скажи лучше, как ты? Как в Париже оказалась?

- Мы с Николаем успели попасть на пароход, который шел в Югославию с остатками его полка в Феврале двадцатого. Название парохода забыла конечно за столько лет, да это уже теперь и неважно.

Помыкались там, а затем решили во Францию податься, как многие офицеры с семьями.

Несладко было, особенно на первых порах, да и вспоминать не хочется. Николай наш умница, нашел себя, нашел службу хорошую. Устроились, успокоились и слава богу, достойно пожили. Деток бог не дал, так вдвоем и остались. Знаешь, я привезла тебе письма, там все написано.

Варвара достала из ридикюля несколько пожелтевших конвертов.

- Это от твоего папы, там он немного про ту “окаянную новую” жизнь пишет, про него и про маму. Письмо от твоего Димочки, которое он написал в Петербурге, не застав тебя, по пути на Дон в белую армию. Письмо от моего Колюшки, там про папу с мамой и про нас и нашу жизнь там, во Франции. И еще одно письмо от полковника Янковского, руководителя Общества нашего лейб-гвардии Кексгольмского полка в эмиграции, наверное, самое главное для тебя.

Зинаида взяла письма, подержала их в руке. Лицо застыло, помолчала, а потом прошептала.

- Сейчас читать не буду, силы нужны. Завтра с утра вы с Мишей уйдете, а я соберусь и прочту.

Утром следующего дня, ровно без четверти девять раздался осторожный стук в дверь.

- Входи, Мишенька, входи. Мы уже готовы.

Михаил зашел.

Варвара, одетая, как она сказала, в деловое платье, взяла в сумочку с документами, махнула рукой Зинаиде и Надюше и подошла к своему “чичероне”.

- Юноша, мне тяжело будет спускаться по лестнице. Разрешите я возьму Вас под руку? И пожалуйста, не обращайте внимания на злых, завистливых людей и на их косые взгляды. Знаете, зависть - это всегда ненависть. А Вы просто думайте о том, правильно ли Вы делаете.

Мальчишка улыбнулся, протянул Варваре руку, и они вышли из квартиры.

Зинаида подождала минуту, взяла со стола письма.

- Надюша, я выйду на балкон. Не волнуйся, со мной все хорошо.

Варвара вернулись часа через два. С тревогой посмотрела на подругу, но та была спокойна и молчалива.

- Зинуля, ты как?

- Не волнуйся, моя дорогая. Прочитала, все знаю теперь и про папу с мамой, про их судьбу, действительно окаянную. И про Димочку моего. Это главное… Главное, что знаю. Наверное, наконец, смогу жить спокойно.

Варвара выдохнула облегченно и через несколько минут не выдержала и затараторила.

- Представляешь. Такой обаятельный молодой человек в штатском, но с военной выправкой. Видно, офицер. Посмотрел мои бумаги, сделал какие-то отметки. К сожалению, он не может изменить сроки моего пребывания в стране. Он рекомендует покинуть город послезавтра, с билетами он поможет – Михаил завтра должен пойти в назначенную кассу, я ему уже дала требуемую сумму.

И ты знаешь – она кокетливо улыбнулась – мне показалось, что он готов был поцеловать мне руку… Офицер…

В этот момент Мишка не выдержал и рассмеялся.

Варвара обиделась, или сделала вид, что обиделась.

- Нет, мне действительно так показалось.

Зинаида вмешалась.

- Варвара, угомонись - сказала она строго. – И отпусти, в конце концов нашего молодого человека.

- Идите, Мишенька, идите. Спасибо большое. Завтра увидимся.

Зинаида прикрыла дверь и начала накрывать на стол.

- Давайте полдничать, а потом пойдем в церковь. Хочу заказать молитву и свечи поставить.

Варвара молча кивнула, погрустнела и тяжело вздохнула.

Пополудни, в Церковь святого Николая угодника, в ту самую, которую Варвара видела из окна трамвая, вошли две пожилые женщины, одетые в строгие длинные платья и с повязанными платками на головах.

Перекрестились на образа и направились к пожилому священнику, стоявшему недалеко от алтаря.

- Добрый день, отец Геннадий – сказала одна из них, прямая и голубоглазая.

Тот радостно улыбнулся в ответ

- Добрый, добрый. Давно к нам не захаживали, Зинаида. Зинаида Викторовна. С чем пожаловали?

- Знакомьтесь, батюшка. Это Варвара, моя невестка. Без малого пятьдесят лет не виделись. Издалека, из Франции, из самого Парижа к нам. Повидаться, и еще привезла старые-старые весточки ото всех, от моих. Я ждала их все это время и уже не чаяла дождаться.

- Господи, из Парижа! Догадываюсь, милая моя, что за весточки. Что же, в любом случае, может с божьей помощью и камень с души снимете.

- Да, батюшка, да. Хотим свечки поставить за упокой и молитвы соответствующие попросить.

- Конечно-конечно. Ну, со свечами – туда к кануну, а молитву я сам прочитаю чуть позже.

Зинаида передала батюшке записку с именами. Он развернул, прочитал, перекрестился.

- Родители, брат и муж… Царствие небесное всем им… Не беспокойтесь, мои дорогие. Все сделаю, как положено… Вы идите спокойно… Да, может, хотите увидеть матушку. Она там, в саду в беседке по хозяйству хлопочет. Будет рада вас повидать. И про Париж заодно расскажете, про нашу давнишнюю мечту. Варенька, вы знаете, она ведь у меня тоже гимназистка, только Московская. Вздохнул тяжело и чему-то улыбнулся затем в седую бороду.

Женщины поставили свечи перед образами, перекрестились и тихо что-то прошептали, каждая о своем.

В маленькой беседке в церковном саду хозяйничала пожилая женщина, чем-то неуловимо похожая на подошедших подруг. Только большая и полноватая, с добрым лицом и мягким взглядом.

- Оленька, здравствуй. Батюшка сказал, что ты хозяйством занимаешься, вот мы и решили наведаться. Знакомься, Варвара – моя невестка и гимназическая подруга.

- Варенька, это по-простому, Ольга, тоже моя давнишняя подруга.

Ольга всплеснула руками.

- Ну, как же вы так нежданно-негаданно. Мне вас даже угостить нечем. Сейчас хоть чаю соберу.

Зинаида рассмеялась.

- Не беспокойся, Оленька. По чашечке чаю будет очень здорово. Варвара никак не может напиться нашим чаем. У них там в Париже, говорит, такого нет.

- Как в Париже? Здесь, в нашей провинции и из Парижа! Это же extraordinaire!

- Вероятно, вероятно, душечка. День, как приехала и послезавтра уже обратно. Повидаться, передать письма, пошептаться. Кто знает, удастся ли еще когда свидеться.

- Да, и то верно. Годы наши немалые, да и пережито немало.

Ольга споро собрала чай, пряники, баранки и обязательную плошку с вареньем.

- Девочки, варенье у меня свежесваренное, абрикосовое из нашего церковного сада. Из тех плодов, которые на успели сорвать мальчишки. Я их стегала – стегала прутиком, да разве уследишь за всеми. Кстати, твоему любимчику тоже доставалось.

- Мишка, что ли? – Варвара рассмеялась.

- Он самый. Ну, да ладно, пустяки все это. Варенька, а что Париж? Удалось там пожить как следует?

- Трудно, скромно, но красиво. Конечно, город шикарный и шарм особенный. Чем-то наш старый Петербург напоминает, а в чем-то совершенно другой. Тепла только там, Оленька, маловато, да и бараночек таких нет с вареньем. – Варвара улыбнулась.

- А мы так и остались здесь в Крыму. Тоже уже собрались было отплывать с военными кораблями. Геннадий мой ведь до принятия сана флотским офицером был, мичманом служил на миноносце. Бравый такой офицер и красавец. Так перед самым отплытием свалился с тифом. Я только всем нашим друзьям с эскадры платочком с берега и помахала… А его потом Зиночка выхаживала. Выходила, слава богу! Я ей до сих пор так благодарна!

- Она всегда такой была. Сколько ее помню, всем помогала. А вот самой… Извини, Зиночка.

Ольга растерянно посмотрела на подруг.

- Что-то не так?

- Да нет. Все так. Варенька привезла несколько старых – старых писем от родных людей, и я их прочитала нынешним утром. О папе с мамой, о брате… И главное, о муже моем, Димочке… И от него весточка, последняя… Теперь, наверно до самого моего конца помнить буду.

Ольга прошептала

- Господи… А ты поделись, Зиночка. Выговориться надо. Люди говорят, легче на душе будет… Наверное…

Зинаида покачала головой, прикрыла глаза рукой и начала тихо говорить, как будто читать.

“Дорогая Зинаида Викторовна,

Мне выпало сообщить Вам, что Ваш муж, Свистовский Дмитрий Николаевич, лейб-гвардии Кексгольмского полка штабс-капитан, был расстрелян большевиками в Феврале 1919 года. Мне не довелось близко знать его, но наши офицеры помнят его, как храбрейшего и достойнейшего.

Добрая память ему!

Прилагаю записку, которую ему удалось передать через верных людей перед расстрелом.

С глубочайшим почтением,

лейб-гвардии Кексгольмского полка,

полковник Евгений Ямпольский.“

Помолчали. У Ольги навернулись слезы, но она сдержалась. Через пару минут Зинаида продолжила.

- И от Дмитрия моего, перед расстрелом.

“Дорогие мои Зинуля и Надюша,

Верю, вы получите эту мою записку.

О себе не беспокоюсь – мне все известно заранее. Молюсь за вас, мои дорогие и любимые. Все, что я могу желать, чтобы вы были в безопасности, и могли прожить спокойно вашу жизнь. Не беспокойтесь обо мне.

Храни вас бог!”

Зинаида отняла руку от глаз и неожиданно спокойно улыбнулась.

- Ну, вот и все, девочки. Теперь знаю, что он упокоился и знаю, что ушел достойно.

Ольга вздохнула., перекрестилась

- Царствие ему небесное.

Зинаида снова горько улыбнулась

- И всем, кого уже нет с нами.

- Девочки, помянем. Мы ничего крепкого в доме не держим, а вот вишневка как раз поспела.

Варвара подхватила.

- Я вишневку пробовала последний раз лет пятьдесят тому, в Воронеже. Зиночкина мама ее готовила.

Ольга поставила на стол бутыль с густой темной наливкой и три крошечные граненые рюмочки. Наполнила. В беседке раздался густой, слегка терпковатый запах спелой, перебродившей вишни.

Сделали по глоточку и продолжали сидеть молча в тишине сада. Опускались сумерки, слышался шорох прибоя и говорить особо не хотелось.

- Господи, как хорошо и как этого не хватает там! Спасибо вам, девочки!

- Да не за что.

- Пойдем мы, Оленька домой, у меня там Надюша одна. Спасибо, что выслушала.

- Да, конечно, пора. Дай нам всем бог всего! Варенька, тебе доброй дороги домой.

Ольга обняла их своими теплыми большими руками, всплакнула, промокнула уголки глаз маленьким платочком и махнула рукой.

- Идите уже…

Около десяти утра следующего дня Михаил принес билеты на поезд и убежал по своим делам.

Женщины уже позавтракали и начали обсуждать, чем занять последний день. Решила все Надюша.

- Вы идите, погуляйте, посмотрите наш городок. Мне оставьте покушать на столе, и попросите Мишину маму зайти через пару часов. Она сегодня выходная.

Варвара обняла ее и улыбнулась.

На набережной вдоль пляжа удивленные отдыхающие разглядывали двух пожилых дам “Чеховского” вида, одетых в длинные сарафаны и с ажурными зонтиками над головами. Самые отчаянные просили сфотографироваться с ними, а местный старый, носатый фотограф даже предложил им поработать с ним за “хорошие” деньги. Дамы рассмеялись, поблагодарили и жеманно ответили, что они давно вышли из модельного возраста. Так что пусть он поработает сам, как работал до сих пор.

В мороженице они попробовали замечательный сливочный пломбир и попросили шампанского, причем, непременно Брют, которого, конечно не было. Им пришлось выпить по бокалу полусладкого, смеясь и рассказывая друг дружке какие-то им одним понятные истории.

Потом уже по дороге домой им на глаза попался тир. Варвара заправски взяла винтовку, что-то подкрутила в прицеле, спокойно расстреляла все мишени, без единого промаха, и забрали все призы – детские игрушки, которые Зинаида немедленно раздала детям, глазевшим на старых теток, без промаха поражающих мишени. Ну, а на робкое замечание работника тира, что у него нет больше призов, Варвара громко заявила, что хорошо, что в тире нет нагана, иначе она показала бы, как стреляют навскидку жены настоящих офицеров.

Уже ближе к вечеру подруги вернулись домой, раскрасневшиеся и смеющиеся. Перебивая друг друга, они рассказывали Надюше о сегодняшних приключениях. Казалось, время чуть повернулось назад. Надюша посмотрела на них, улыбнулась и только покачала головой.

Опять накрыли стол и чаевничали. И говорили, говорили. Никак не могли наговориться напоследок.

На платформе вокзала провожающие с удивлением наблюдали странную пару. Пожилая женщина в длинном, явно заграничном платье и молодой парнишка, внимательно смотрящий в глаза женщины и слушающий, что она ему говорит. Он уже отнес ее вещи в купе, и они стояли у подножки вагона.

- Михаил, можно я к тебе буду на ты обращаться?

- Конечно, надо было с самого начала.

- Нет, мой дорогой, не обучена. Но теперь ты для меня Мишенька. Я вот что хочу тебе сказать. У тебя все будет хорошо и когда-нибудь, не скоро, но ты обязательно побываешь в Париже. Он тебе понравится, и ты его полюбишь так же, как полюбили его мы с моим Николенькой, и как мы любили город нашей юности, Петербург, этот ваш Ленинград. Я это вижу по тебе, и я это теперь знаю. Погуляй тогда по бульварам, Сен-Жермен, Монпарнас, Капуцинов. Обязательно зайди в Люксембургский сад, это мое любимое место в Париже. Посиди просто на лавочке у пруда или под деревьями и посмотри на людей.

А потом, потом зайди в любое маленькое кафе, не обязательно пафосное и попроси…

Нет, погоди, попроси “ un café avec un croissant et de la marmalade” – кофе с круассаном и мармеладом. Запомнил? И все, больше ничего, и вспоминай… Вспоминай…

И еще. Спасибо тебе за Бабулю. Слава богу, она не одна в этом вашем мире. Ведь те окаянные годы разрушили все, что составляло ее, да и нашу жизнь… Теперь я знаю, почему ты ее так зовешь... Я очень хочу… Нет, не так. Я очень хочу тебя попросить, можно у тебя будет еще одна Бабуля – там, в Париже? Мне наверно, так будет теплее жить.

Отвернулась и, не дожидаясь ответа, пошла в свой вагон, прямая и молчаливая.

Мишка стоял неподвижно и смотрел, как она с трудом поднимается по подножке, как закрываются двери тамбура... Колеса заскрипели и состав стронулся с места. Мишка очнулся, в руке у него был ее зонтик.

Он закричал

- Зонтик, ты забыла свой зонтик…

Поезд скрылся за поворотом, мальчишка махнул рукой и медленно поплелся к трамвайной остановке.

Было лето, обычные летние дела и развлечения. Прохладное, ласковое море, жаркое солнце, приезжие и местные друзья и подружки. Самое веселое время в году.

Незаметно пролетели два месяца и пришло время Мишке собираться на учебу в институт в далеком северном Ленинграде.

Перед самым отъездом он зашел к Бабуле с Надюшей. Его ждали.

Надюша сидела в кресле, как всегда. Посмотрела на него и улыбнулась. Зинаида встала, взяла пакет, который лежал на столе, и протянула его Михаилу.

- Здесь книги, Мишенька. Те, которые ты любишь, и еще немецкий словарик, еще с моих гимназических времен. Не знаю, зачем я его тебе даю, но там пометки, сделанные моей рукой… Не люблю долгие проводы, так что ты иди… Погоди… Будет возможность и желание, там, в Ленинграде, зайди в Никольский собор. Мы там недалеко жили тогда, на канале… Венчались там, крестили и отпевали… Поставь свечи, я в пакет вложила записку, покажешь служителю, он поможет… Подойди…

Мишка подошел и наклонился. Она поцеловала его в лоб и перекрестила.

- Все у тебя получится.

Надюша погладила руку, отвернулась, и он пошел к двери.

У самой двери оглянулся.

Зинаида стояла прямая и, облокотившись о кресло, смотрела на него сухими голубыми глазами.

- Ступай, ступай…

Много лет спустя, Михаил сидел на лавочке в Люксембургском саду, в Париже. И вспоминал, вспоминал. Все сложилось, почти что все получилось так, как и говорили давным-давно в маленьком южном городке две старые женщины. Состарившиеся гимназистки из далекого прошлого, из другой далекой жизни.