Читать онлайн
"В тени Солнца. Том I"

Что случилось на Королевской площади, остаётся на Королевской площади

Март 1661 г. Париж

- Он увёз мою сестру!

Панический возглас взорвал тишину уютного кабинета. Из деликатности князь Радзивилл собрался выйти, но дю Плесси-Бельер жестом остановил его. Отложив гусиное перо, маркиз промокнул бумагой кляксу в письме, а затем не торопясь поднялся из-за стола и подошёл к пылающему праведным гневом де Неверу.

- Так это была она?

Вопрос был задан тихо, но вовсе не затем, чтобы убедиться в ужасающей истине. Видя в глазах Филиппа отчаянье, дю Плесси-Бельер хотел прекратить истерику и возможный скандал.

- Да, боже всемогущий! Этот каналья похитил её! - юный герцог кричал, смешивая французскую и итальянскую брань, при этом не обращая внимания на распахнутую дверь кабинета. - Да! Это была О...

- Не надо имён! - оборвал его маркиз и, резко схватив за руку, заставил юношу сесть, после чего захлопнул дверь.

- Да, это была она! - повторил Филипп, переводя умоляющий взгляд с маркиза на князя.

- А он - это тот господин в маске с ястребиным носом? - уточнил князь.

- Да! Это был он! Это Конде, я узнал его! - выпалил Филипп и, запустив тонкие пальцы в белокурый парик, сорвал его с головы и в сердцах отшвырнул на пустой табурет.

Оба его собеседника переглянулись между собой. Дю Плесси-Бельер с тяжелым вздохом провёл рукой по лицу, взгляд его синих глаз помрачнел. Однако он не спешил озвучить свои мысли, так же, как и Радзивилл, который оставался невозмутимым внешне, и только отбивал пальцами ритм по подоконнику.

- Мы должны спасти её! - воскликнул де Невер и патетически заломил руки над густыми каштановыми кудрями, готовый рвать их в исступлении. - Вы же знаете, что этот негодяй способен на всё... Он погубит мою сестру!

- Принц не лишён галантности, - произнёс Радзивилл, занявшись напитками, стоящими на столике у окна.

Он разлил арманьяк по бокалам и предложил выпить де Неверу и дю Плесси-Бельеру со словами:

- Насколько я успел узнать Его высочество, он - человек чести.

- Предатель! - выпалил Филипп и взмахом обеих рук едва не опрокинул протянутый ему бокал.

- Выпьем! После бурного вечера всем тут не достает ясности в головах, - посоветовал дю Плесси-Бельер и в качестве примера пригубил тягучую янтарную жидкость, - как и логики в суждениях.

- Как вы можете оставаться таким спокойным? - запал Филиппа не иссяк и после того, как он выпил всё до дна.

С силой поставив бокал на стол, он вскочил на ноги и принялся ходить взад и вперёд, то и дело заламывая руки в жесте отчаяния:

- Он везёт её к границе. Может быть, пока мы тут рассуждаем, уже увёз её во Фландрию. Может, он уже... Или в Шантильи?

- Спокойствие, друг мой! - князь прервал бурный поток речи, вызванный страхом за сестру, и крепко обнял де Невера за худые плечи, заставив смотреть себе прямо в глаза. - Не станем предполагать самое худшее в человеке, который покуда не дал нам повода считать себя подлецом.

- Я не согласен с вами, князь, - заговорил дю Плесси-Бельер и кивнул де Неверу. - Да, принц не поступит бесчестно с дамой, равной себе по положению. С королевой. Или с принцессой крови, - он выдержал пылающий гневом взгляд герцога, - но любая другая особа в его глазах - всего лишь женщина.

Он замолчал и поправил перевязь со шпагой, а после добавил:

- Из этого следует, что певица из Итальянской оперы, каковой вы представили на маскараде вашу сестру, всего лишь трофей в глазах принца. Не более того. Когда же...

- Этого не будет! - вскричал Филипп.

- Когда же выяснится, кто она, это сразу охладит его пыл, но вряд ли остановит от нанесения оскорбления, - холодно закончил свою мысль дю Плесси-Бельер и распахнул дверь кабинета. - Я намерен предотвратить это. Пока принц не знает, кто на самом деле находится в его руках, мы можем спасти положение.

- Положение? Я готов убить его, а не спасать!

Филипп первым выбежал в коридор, но грозный оклик дю Плесси-Бельера остановил его:

- Вы погубите её!

- Что? Как? Я?

Теряя контроль над собой под действием крепкого арманьяка, брат жертвы похищения был готов обрушить гнев на любого, кто встанет у него на пути.

- Вы останетесь, Филипп! Численность не сыграет нам на руку, а приведёт к большему шуму. В итоге разразится скандал. Я еду один.

- Нет! Он же бандит и не посмотрит на то, кто она, кто вы!

- Принц и не поймёт, кто похитил у него трофей, - заявил дю Плесси-Бельер, завязывая на затылке шнурки полумаски, - а если и поймёт, то спишет это на наше с ним старое дело, - и совсем тихо добавил:

- Молитесь, чтобы он не узнал её вовсе.

- Я не могу отпустить вас одного. Как временный поверенный в делах принца, - князь Богуслав встал между молодыми людьми и мягко надавил ладонью на руку дю Плесси-Бельера, сжимающую эфес шпаги, - я обязан помешать принцу совершить поступок, который запятнает честь дамы и погубит его репутацию. Будь эта женщина хоть герцогиней, хоть примой Итальянской оперы - в глазах выборщиков в сейме Речи Посполитой этот поступок будет одинаково расценен как преступление. Более того, как грубое нарушение законов гостеприимства. Ведь все мы здесь являемся гостями мадам де Брэ, не так ли?

- Князь, к сожалению, в отношении законов гостеприимства ваш кандидат давно преступил все мыслимые границы, - возразил дю Плесси-Бельер, но позволил отвести свою руку от рукояти шпаги. - Что ж, едем!

- Я сейчас же велю заложить карету!

- Не время ждать! - вмешался де Невер. - Невозможно медлить и полагаться на галантность этого негодяя! Он предал моего дядю и королеву! Он предал самого короля!

Князь взглянул в лицо де Невера, и даже в темноте, царившей в коридоре, было видно, как сверкнули его серые глаза, но он с тем же хладнокровием произнёс:

- Мы отправимся верхом. Но вы же не хотите, чтобы я или маркиз привезли Великую графиню обратно в Париж поперёк седла, как отвоёванный трофей? Карету для её светлости пришлют в то место, которое я укажу.

- А вам известно, куда? - с недоверием спросил Филипп.

- Я сам оплатил аренду особняка вблизи дороги, - ответил Радзивилл. - Надеюсь, друзья мои, этот факт будет благополучно забыт впоследствии?

- Ничего этого не было, Ваше высочество, - согласился дю Плесси-Бельер и кивнул де Неверу, - мы не слышали этого из ваших уст. И если этот факт не вскроется каким-либо образом, мне не о чем будет сообщать королю.

- Разумеется.

Оставив де Невера наверху, дю Плесси-Бельер и Радзивилл спустились по лестнице для прислуги и вышли во двор. Князь ушёл в конюшню для того, чтобы распорядиться о карете и сборе своих людей. Зная несговорчивый характер Конде, он рассчитывал на успех стремительного налёта и похищения Алой Маски, но вовсе не на то, что принц беспрекословно позволит вернуть её в Париж.

Франсуа-Анри шёл к коновязи, погружённый в мысли. Зачем, что подвигло графиню де Суассон на этот безумный поступок? Отправиться на маскарад, когда не прошло и двух недель после смерти её дяди, кардинала Мазарини! Риск быть узнанной под ненадёжной маской столь велик! С другой стороны, даже он, не сумел разглядеть Великую графиню в скрывавшей лицо под алой маской дерзкой особе, которая не оставила ни единого шанса на продолжение знакомства никому из круживших вокруг неё весь вечер поклонников. И нет, причиной тому была не разборчивость опытной и знающей себе цену примадонны, а гордость римлянки, готовой пронзить врага и себя кинжалом, чтобы не уступить свою честь.

- Безумство! - вырвалось у него, когда, вскочив в седло, маркиз перебрал повод и направил коня к воротам.

- Воистину! - согласился с ним князь. - Женщины способны на многое из того, о чём мы можем лишь фантазировать.

У Франсуа-Анри было что сказать на этот счёт, но бешеный галоп не располагал к философствованию. Всю дорогу до особняка, который нотариус парижской коллегии снял от имени Радзивилла, оба ехали молча. Каждому было что обдумать и взвесить, прежде чем с головой окунуться в эту авантюру.

Похищение женщин из низшего сословия и даже дворянок не было из ряда вон выходящим событием, хотя и осуждалось законами как светским, так и церковным. Рассчитывать на снисхождение и тем более на благоразумие мятежного принца было глупо. Конде считал себя вторым по значимости лицом после короля, который, в его глазах, владел правом судить и миловать всего лишь формально. Каким образом убедить принца отказаться от притязаний на захваченный трофей в лице безвестной певички, какой представилась особа, явившаяся в Алой маске на маскарад в салоне матери дю Плесси-Бельера, Сюзанны де Брэ?

Мысленно князь перебирал аргументы, ища наиболее убедительные, чтобы воздействовать на Конде и избежать громкого скандала, который неизбежно приведёт к срыву договоренностей с выборщиками в сейме, до чьих ушей неминуемо дойдут слухи о нелицеприятном проступке претендента на корону Польши.

- Особняк вон там, за холмом, - князь указал на виднеющийся вдали огонёк.

- Вы постарались выбрать наиболее отдалённый уголок для решения ваших дел, - оценил одинокое расположение старинного особняка дю Плесси-Бельер.

- Достаточно близко к Парижу, но в стороне от главной дороги.

- От той, по которой проедет королевский двор? - усмехнулся дю Плесси-Бельер.

- Да. И от дороги на Венсенн.

Об этом можно было и не упоминать, и маркиз лишь кивнул в ответ. Радзивилл не мог знать о том, что покойному кардиналу, даже, когда на время тяжёлой болезни он поселился вдали от двора в замке Венсенн, докладывали не только о бурной светской жизни, которую князь вёл в Париже, но и о том, что он появлялся в салонах Сюзанны де Брэ и Дианы де Латур, где щеголял эрудицией в обществе одиозных философов - вроде де Сент-Амана и янсенистов, скрывающихся в тени литературных собраний. О том, что князь завязал переписку с польским и австрийским дворами и в ожидании папского вердикта о значимом для него личном вопросе вёл переговоры с Луи де Конде, несмотря на опалу последнего, Мазарини вплоть до последней недели его жизни докладывали первому. Более того, кардинал лично распорядился не чинить препятствий для встреч мятежного принца и князя. И не без оснований, ведь он надеялся на то, что Конде увлечётся идеей заполучить корону, пусть и в далёкой и неизвестной ему Речи Посполитой, о мироустройстве и законах которой он, как и остальные претенденты на трон, имел ничтожно малое представление.

***

Ворваться в окно ярко освещённой комнаты пришло им в головы одновременно. Оставив лошадей у одинокого дуба, растущего на перекрёстке дорог, дю Плесси-Бельер и Радзивилл прошли весь остаток пути по занесённой снегом колее от колёс недавно проехавшей кареты. Франсуа-Анри оценил остроумный план похищения неприступной красавицы в нанятой её спутником карете. Дерзость и готовность рискнуть всем, вплоть до жизненно важных вопросов, роднила Манчини и Бурбонов. Не потому ли Людовик был так сильно увлечён Олимпией?

Звон разбитого стекла смешался с криками и разбудившим сонную округу выстрелом из пистолета. Брызги выплеснутого на пол вина смешались с россыпью осколков, искрясь в свете яркого пламени в камине.

- Можете забирать её! - рявкнул Конде, правой рукой зажимая рану на рассеченном до крови виске, а левой указывая на замершую с пистолетом в вытянутой руке гостью поневоле.

- Господа, я ждала, что за мной приедут, но, право слово, через окно?! - в прорезях алой маски сверкнули чёрные, как опалы, глаза. - И что же, вы предложите мне бежать с вами? Променять одного похитителя на двух?

Неприкрытая издёвка в насмешливом приветствии больно уколола Франсуа-Анри. Теперь, когда Алая Маска не прибегала к таинственному шёпоту, её голос вызвал в его сердце волнение.

- Сударыня, я приношу мои глубочайшие извинения за этот инцидент, - заговорил Радзивилл, но Конде резко перебил его:

- Прекратите! Извиняться перед второсортной певичкой? Чего ещё изволите? Забирайте её, сударь! - это относилось к дю Плесси-Бельеру, лицо которого всё ещё оставалось скрытым под маской.

- Не смейте! Вы посягнули на честь дамы, не усугубляйте своё падение, пытаясь оскорбить и меня!

- Дамы?

У Луи де Конде были свои понятия в отношении женщин. Из всех женщин Франции, в его глазах, всего три особы были достойны его личного уважения - обе королевы: мать Людовика Анна Австрийская и его супруга Мария-Терезия, а также Анна Мария де Монпансье, приходившаяся ему и Людовику кузиной. Особа, выстрелившая в него из подвернувшегося ей по нелепой случайности пистолета, являлась одной из никчемных и слабых нервами и моралью созданий божьих, чьим уделом было жить в тени мужчины, удовлетворяя все его прихоти или устремления.

- Независимо от её положения, - заговорил Радзивилл, при этом почтительно поклонившись гордо вскинувшей подбородок Алой Маске, - эта особа оказалась здесь явно не по своей воле. И этот проступок, мягко говоря, не красит репутацию дворянина, Ваше высочество.

- Что?

Удивление на этот раз объединило похитителя и его жертву: Конде и Олимпия воскликнули в один голос, и в их глазах сверкнула угроза.

- Я не француз и не подданный Его величества, - продолжал Радзивилл, не обращая внимания на потянувшуюся к перевязи со шпагой руку принца и кинжал, блеснувший в свободной руке Алой Маски, тогда как отработавший свой выстрел пистолет тяжело упал возле подола её юбки.

- Я говорю лишь о законах Речи Посполитой и о законах чести и гостеприимства, которые, как я полагаю, одинаково чтят во всех уголках цивилизованной Европы, - договорил князь.

- Здесь есть только один закон, князь, - огрызнулся Конде, - и это мой закон.

- Не могу с вами согласиться, - дю Плесси-Бельер встал между ними и с высоты своего роста посмотрел в лицо Конде, - здесь, как и в любом уголке Франции, правит королевский закон.

- Кто говорит? - Конде пристально смотрел в его глаза.

- Маршал королевского двора, - представился Франсуа-Анри и сорвал свою маску.

- Вы? Снова вы! Арлекин двора Его величества! - на скуластом лице принца на какой-то момент мелькнуло подобие улыбки.

- Паяц, - тихо выдохнула Олимпия, осознав, что оказалась в шаге от ещё большей опасности, чем общество непризнающего правил чести и королевских законов мятежника: ненавистный наперсник Людовика узнает её и будет шантажировать всю жизнь!

- Паяц, но не мерзавец! - обернувшись к ней, Франсуа-Анри дал понять, что расслышал нелестный эпитет в свой адрес. - Сударыня, мы отвезём вас в любое место, куда прикажете. И если у вас нет претензий к этому человеку, я предлагаю забыть этот вечер.

- Говорит королевский закон? - процедил сквозь зубы Конде.

- Говорит маршал королевского двора, - с издёвкой поправила его Олимпия.

- Говорю я - Франсуа-Анри маркиз дю Плесси-Бельер, - ответил тот, - и я готов ответить за свои слова, когда вам будет угодно!

- Маркиз неровня принцу крови! - хмыкнул Конде. - Не обольщайтесь, я не приму ваш вызов. Как бы вам того не хотелось! Впрочем, если мы встретимся в сражении, я удовлетворю ваше желание отправиться к праотцам столь почётным образом.

- Я - ровня Вашему высочеству! - напомнил о себе князь. - Радзивиллы состоят в родстве с эрцгерцогами и принцами, мы - князья Священной Римской империи. Мой титул соответствует положению принца крови во Франции. До времени выборов на трон Речи Посполитой я обязан представлять ваши интересы, но…

- После выборов я стану вашим королём! Вопрос исчерпан. Или дамочка тоже желает высказаться? Если вы королева, конечно же...

- Я…

Бросить ли в лицо зарвавшемуся принцу, что она - возлюбленная короля Франции? Но вмешивать в этот скандал имя короля ей не хотелось. Открыть Конде, кого на самом деле он оскорбил, не позволяли ей гордость и не вовремя проснувшееся сомнение в прочности их отношений с Людовиком.

- Так я и знал! Даже ваш патрон, этот напыщенный Манчини, получивший герцогский титул из вороватых рук зарвавшегося дядюшки, не способен защитить ваши интересы...

Олимпия быстрыми шагами приблизилась к Конде и нанесла хлёсткую пощёчину.

- Я не нуждаюсь в защите своих интересов, а за честь спрошу с любого! Сама! - громко заявила она и потёрла горячую от сильного удара ладонь. - Вы зря сняли свою маску, Монсеньор принц. Я запомню вас! Царапина у вас на виске и след от пощёчины будут напоминанием о долге передо мной.

- Стерва, - зло, но не без уважения прошептал Конде, которого решительность безвестной певички подстегнула куда больше, чем аргументы польского князя и королевского наперсника.

- Мы уезжаем! - заявил Радзивилл и посмотрел на зиявшее пустотой разбитое окно.

- Но не хотите же вы вытащить меня отсюда как какой-нибудь трофей? - протестующе воскликнула графиня.

- Нет, сударыня, - возразил князь. - Мы выйдем через двери. Люди принца не посмеют помешать нам.

- Без моего приказа никто и пальцем не шевельнет, - с кислой миной заверил Конде, - а мне не охота никому приказывать, я устал. Если у вас более нет ко мне дел, господа, то прошу оставить меня. Князь, напишите мне в Шантильи, как только у вас будут известия, достойные моего внимания.

Пока все трое были заняты этой пикировкой, дю Плесси-Бельер пристально изучал разбросанные на письменном столе бумаги. Издали было сложно разобрать мелкий почерк одного из писем, но он узнал вензель в подписи - Анна Мария, не иначе. Итак, Великая Мадемуазель сообщала последние новости двора своему опальному кузену, как и предполагал кардинал.

Чтобы не привлечь к себе подозрений, дю Плесси-Бельер с легкомысленной улыбкой протянул свою маску Олимпии:

- Прежде чем мы выйдем отсюда, я прошу вас завязать шнурки моей маски, сударыня. Не хочу, чтобы домочадцы принца узнали, что к нему были вопросы от маршала королевского двора.

- Паяц! - на этот раз нелестный эпитет вырвался у Конде, который вот уже второй раз получил щелчок по носу от молодого выскочки. - Мы ещё встретимся! В условиях, более располагающих к беседе на равных.

- Когда вам угодно, Монсеньор! Вы знаете, где найти меня.

- А вы прекрасно знаете, где я не имею права искать вас!

- А как же неравенство положений? - напомнил Радзивилл. - Не забывайте, мой принц, маркиз не имеет права требовать от вас удовлетворения. И я намерен проследить, чтобы так оставалось впредь до выборов на польский трон!

- Не беспокойтесь, - буркнул Конде и отвернулся к камину.

Однако стоило Радзивиллу и поддерживаемой им под руку Алой Маске выйти за дверь, как принц круто развернулся на каблуках и преградил дорогу дю Плесси-Бельеру.

- А вас я прошу задержаться. У меня есть личное предложение. Но не к вам, - криво усмехнулся он, заметив торжествующий блеск в глазах маркиза, - а к моему кузену. Если Людовика интересует содержимое одной из шкатулок, оставшихся от его бабки Марии Медичи, пусть пошлёт за мной.

Это прозвучало неожиданно, как гроза в январском небе. Выдержав долгую паузу, чтобы не выдать своего интереса, маркиз сухо спросил:

- В чём состоит ваше предложение?

- Я предлагаю обмен, - заявил Конде, пристально глядя в глаза дю Плесси-Бельера.

- И какой же?

- Полное прощение моих давних грехов и возвращение всех привилегий первого принца крови.

- В обмен на что? - Франсуа-Анри устало зевнул, сделав вид, что не знает, о чём идёт речь.

- На архивы Медичи, чёрт меня раздери! - рявкнул Конде. - Доложите об этом моему кузену. Наверняка старый прохвост, этот Мазарини перед тем, как отдать душу дьяволу, ввёл его в курс дела. И не тяните! Мне смерть как надоело сидеть без дела в Шантильи. Я хочу вернуться ко двору!

- Это всё? - холодно спросил дю Плесси-Бельер.

- Всё! Можете идти!

Не отдав чести бывшему мятежнику и опальному принцу, пусть и приходящемуся кузеном королю Франции, Франсуа-Анри молча вышел.

Он был рад избавиться от необходимости находиться в присутствии этого человека, не имея возможности вызвать его на дуэль. Но послание для короля заставило его по-новому смотреть на произошедшее. А не было ли похищение Олимпии де Суассон наживкой, на которую принц поймал не желавшего иметь с ним дел маршала двора?

Радзивилл вместе со спасённой незнакомкой в алой маске, имя которой он, как истинный дворянин, не посмел бы спросить даже при откровенном её желании открыться, ждали маркиза в карете. Прибывшая свита князя внушала опасения собравшимся во дворе людям принца своим численным превосходством, а кроме того, непонятным говором и грозным видом. Ни у кого из нанятых Конде бывших кондотьеров не возникло желания помешать похищенной принцем певичке беспрепятственно уехать.

- Надеюсь, вы остались не для того, чтобы обсудить условия вашей дуэли, друг мой? – спросил князь у севшего напротив него и графини дю Плесси-Бельера.

- О нет, только затем, чтобы выслушать, насколько ему всё это безразлично, - беспечно ухмыльнулся тот и кивнул Олимпии, едва удостоившей его своим взглядом.

Погружённый в анализ событий, произошедших в течение этого затянувшегося вечера, дю Плесси-Бельер казался крайне молчаливым и скучным спутником. Радзивилл списал это на смертельную усталость, тогда как Олимпия тихо радовалась, что неразборчивый волокита и дамский угодник, каким прослыл благодаря молве маршал двора, не докучал ей вопросами или что хуже, попытками расположить к себе. Она надеялась, что он так и не узнает её, и в скором будущем забудет и о ней, и об этом приключении, следуя негласному правилу салона Сюзанны де Брэ: что случилось на Королевской площади, остаётся на Королевской площади.