Читать онлайн
"Таа’барр"
Провинциальное Юдово, погруженное в знойное марево, как на дно заброшенного песчаного карьера, куталось в лёгкую гарь тлеющих торфяников. Под вечер приходил слабый ветерок, взбивающий пыль во дворах с прогретыми насквозь панельными пятиэтажками. Внутри мучимые жарой старожилы шумно расчёсывали на груди густую вспотевшую поросль, а давно разведённые матроны наставляли непутёвых дочерей:
- Когда же ты найдёшь себе мужа, Мария?.. Вроде ходил к тебе парень..., - приглушив звук очередному безмозглому ток-шоу, сказала мама, обмахиваясь программой передач, как веером. Ещё нестарая женщина, вполне желанная среди тех мужчин, у кого два-три брака уже позади и алименты давно выплачены.
- Парням в Юдово надо только одно. И не стоит начинать снова разводить хрень, а то уйду... - Мария считала доски в ёлочке старого паркета. Обычно успевала дойти до чугунной батареи отопления под окном, прежде чем мама начинала тянуть свою унылую волынку. Сегодня паркет не успел нырнуть даже под стол.
- Так и ты не дева Мария, чтоб зачать непорочно. Без этого одного не родишь...
- То есть тебе уже не важно, с кем, лишь бы внука от абы кого, который будет расти без отца? Ладно, я пошла.
- Пережди жару, - и дополнила привычной нотой всех юдовских старожил: - Не помню такой...
- Солнце парит почти до девяти. Завтра опять на работу, хочу раньше лечь спать...
Сухой асфальт, покрытый паутиной трещин, словно русло высохшей реки, нагревал, сквозь подошвы шлепанцев пятки Марии. Редкий прохожий, решивший выйти в горчащий гарью туман до заката, увидел бы стройную девицу в коротких шортах, семенящую по вспоротой корнями тополей дороге, старавшуюся не наступать на трещинки. Иногда шаг был длиннее, иногда короче. Получалось - точка-точка-тире-точка... Одержимый паранойей полковник в отставке с другой стороны улицы, заподозрил вражеский шифр, но попытавшись прочесть морзянку, получил бессмысленный набор букв:
- Чертям, что ли сигналит?..
Кроме жары, были ещё и цыгане. Но цыгане жили в Юдово всегда. Теперь, правда, казалось, что и липкая жара, и ленивые пылевые вихри поселились в городе одновременно с цыганами. А те галдели, передвигаясь стаями, и каждая - отдельный организм, перетекающая амёба.
Складывалось ощущение, что чем жарче, тем больше одежды они на себя надевали. Дети в растянутых шерстяных свитерах, женщины в цветных хламидах, а взрослых мужчин почти не видно, если и попадались, то тёмные фигуры в центре стрекочущего иноязычного роя. Одна стая двигалась к рынку, где в крытом павильоне среди протухающего из-за в очередной раз перегоревших морозильных камер мяса работала в пункте выдачи посылок Мария.
- Опять гадать сюда идут. Ну твою ж мать... - протянула клиент, забирающая первую в этот день посылку с номером 303 - её собственная подруга. Мария делала ставку на номер 867, но не судьба, и теперь её башенка коробок в подсобке - идеал перфекциониста - разделится надвое, испортив настроение окончательно. В посылке скорее всего очередной корм для животных: подруга Катя - кошатница. Ведь тем “дерьмищем”, что продавали в зоомагазинах Юдово, по её словам, кормить можно было только с целью медленного отравления.
“Одного моего кота, конечно, зовут Наполеон, но я не желаю ему судьбы императора, быть отравленным мышьяком. Хотя, говорят, это только легенда...” - как-то обмолвилась Катя.
- Что с этим городом не так?.. - выдыхая в неподвижное марево, дрожащее, как желе, спросила Мария у подруги. Ни о каких кондиционерах с постоянно коротящей проводкой и речи быть не могло. Электрики в городе постепенно спивались, замена выключателя была вершиной их профессионального мастерства.
- А почему же с городом? - вопросом ответила Катя: - Может с нами? Почему ты вообще ещё здесь, Маша?.. Чего не уехала навсегда?..
- Думала, когда ж ты спросишь в этот раз. До того, как развернёшь посылку, или после.
- Это типа прикол такой?.. Я тебя раньше никогда и не спрашивала, - аккуратно разрезая зазубренным ножом для бумаги упаковку на небольшой коробке удивилась Катя.
Мария сделала вид, что потеряла нить разговора. Жара отупляла.
- Кстати, что там у тебя?.. - содержимое посылки постепенно обнажалось.
- Дезодорант, хорошие духи, кое-что из косметики. Кормом впрок запаслась в прошлый раз...
- Сегодня, выходит, не угадала. Не корм...
Вместе с жарой, затянувшейся удушливой петлёй вокруг города неведомо когда, людям стали сниться черти. В целом все знали, что они есть. Их вроде бы никто не видел наяву, но по умолчанию твой сосед, встреченный на лестничной площадке утирающим пот с покрасневшей лысины, знал, как они выглядят. Черти ни разу не напоминали тех, из сказки Пушкина...
Чёрные шелестящие вихри, похожие на пылевые, но размером не больше некрупного пса, а плотностью с гадючий клубок. Они стремительно шмыгали вокруг голых ног - жители Юдово даже во снах ходили в шортах, забыв про брюки и джинсы, ставшие ненавистными в не отпускающий угарной хваткой зной. Чертей можно было только ощутить, но не разглядеть их. Чёрные вихри ускользали от прямого взгляда, норовя укрыться в слепом пятне, если человек во сне пытался сфокусировать на них взгляд.
Некоторым черти царапали руки или ноги. Возможно, своим жёстким ворсом, который должен был покрывать созданий?.. Люди утверждали, что царапины остаются даже наяву, демонстрировали отметины родственникам и друзьям. Те усмехались скромным порезам, полученным, скорее всего, от котов и кошек, и неоригинальной фантазии пересмотревших ностальгических ужасов из прошлого века.
А ещё от чертей разило смрадным чадом. Все знали как - из снов, но, когда к Марии в пункт выдачи, словно стихийное бедствие, грузно вкатилась цыганка Лача, чад пришёл наяву.
На массивных, широких бёдрах цыганки держались многочисленные цветные юбки. Когда её огромное неясного возраста тело-чрево, давшее миру ватагу галдящих в застывшем зное чумазых детей-попрошаек, уселось на стул с железными ножками, Мария получила возможность оценить под наружной, количество нижних юбок. Неопределённые узоры прятались в складки, а юбок там было точно не меньше десятка. Женщина-капуста.
Мария не видела цыганских женщин, которые бы скромно сводили колени вместе, и Лача не подвела, широко расставив ноги-колонны. Обнажив припухшие щиколотки, цыганка выпустила запах. К резкому коричному аромату специй добавился смрад подола - затхло-ароматный, сладковато-приторный, исподний, серный...
“Боже...” - подумала Мария, но, оказалось прошептала вслух. Юбки и подол жили своей жизнью. В помещении не было сквозняков, а юбки дрожали, подол беспрерывно двигался, впуская и выпуская что-то невидимое. Мария силилась разглядеть просвет под юбками Лачи, но ничего кроме подрагивающей серости, перетекающий в спектр тьмы не видела. Вокруг задвигался даже воздух, не приносивший облегчения.
- Такая молодая и несчастная ты, милая. Не “боже” поможет, Лача поможет.
- Какой у вас номер?..
- Какой номер, милая! - мир тотчас туго стянулся вокруг толстых, похожих на красных слизней, губ цыганки. Поверх верхней губы росли чёрные волосы-щетинки, а глаза были колюче черны - свирепо и мудро глубоки, - Я к тебе пришла! Помочь тебе хочу. Мужа найду... - Лача по-жабьи похабно закатила жирно подведённые растёкшейся тушью глаза, а “мужа”, произнесла как-то размашисто - “мужжа”.
Марии её невроз навязчивых состояний открывал лёгкие суперспособности, позволяя выявлять закономерности. Юбка отчётливо шевельнулась один раз, подол качнулся вовне - и вал тёплого тошнотворного нечто окутал Марию, выпустив невидимое. Юбка задрожала ещё раз, подол завернулся в исподнюю нутряную темноту - что-то скрылось под ним.
- Чего глядишь туда недовольно, девка?.. Я кручу этот грязный город вокруг своего сладкого места, мотаю на давно переспевшее нутро заместо этих ваших прокладок, - цыганка поёрзала на стуле, имитируя развратные движения - железные ножки заныли, спинка прогнулась, - Вы слепые котята, но вы получаете своё... А к таким, как ты, не пробиться. Приходится идти к вам самой. А старые чресла уже вязнут в вашем киселе реальности. Где ты видела, девка, чтоб пауки сами спускались с паутины к мухам?..
Лача словно раздулась. Границы её тела немного стёрлись, поплыли. Мария видела паучиху с растущей из толстого брюха паутиной. Паутина заматывала пространство в липкий, душный кокон где-то в небе. Одно наложилось на другое, моргнуло, как двадцать пятый кадр, молнией высвечивая зловещую тень в облаках.
- Я вызову... - Мария хотела сказать “полицию”, - но вышло бы очень наивно, как в прежнем мире, где самыми опасными существами были только дебоширы, которым не понравилось, что их не поприветствовали перед выдачей посылки, и идиоты, проверяющие рабочий ли кипятильник, предварительно не засунув его в воду. - От тебя смердит чертями! - а это звучало уже так, как если бы реальный мир разбился о чудовищный айсберг скрытого, - Кто ты?.. Вы же не... цыгане.
- Важно, девка, не кто мы, а где вы. Чёртово место. Две доски - два кирпича, - Мария погрузилась в складки цыганской юбки, разросшейся хребтом - безумно, неправдоподобно крутым и острым, - пронеслась над разноцветным кружевом исподнего, увидела танцующие чёрные вихри в глубине, и над ней выросло огромное раздутое лицо Лачи, ставшее снова (или бывшее всегда?) обыкновенно человеческим - смуглым, толстогубым, брыластым: - И это будет последняя твоя переправа. И ты не будешь знать, куда поставить свои красивые ноги. Не обойдёшь. А значит, он придёт в любом случае. Твой мужж. - Снова как “мужж”.
Звякнул колокольчик - завороженное пространство резко сделалось обычным, сдулось резким порывом ветра. В пункт выдачи вошёл высокий мужчина, по слегка пафосному виду - из чиновников местной администрации, заказывавший каждую неделю коллекционную модель советского автопрома. Лача стремительно для женщины с её комплекцией пронеслась вихрем в ещё не успевшую затвориться стеклянную дверь.
- Прости, милая, не туда зашла...
Мужчина брезгливо поморщился. Подождал, пока цыганка вольётся в шумный табор на улице и неоригинально прокомментировал:
- Откуда они только берутся?.. Депортируем их, депортируем, а они опять...
- А тут сейчас такое было!.. - воскликнула Мария, перечислять галлюциногенные видения на грани сонного паралича не имело смысла, напрашивалось самое очевидное - и добавила: - Кажется, меня прокляли.
- Когда ж успели? - мужчина недоверчиво хмыкнул, - Она только влетела передо мной и тут же, как в зад ужаленная, вылетела... Да и хрень это всё, проклятия ваши.
Все последующие дни, Мария старалась избегать мест, где на неустроенных юдовских улицах можно было встретить переправу: две доски, два кирпича. Слишком широких дыр и разломов в асфальте, последний раз отремонтированном ещё в прошлом веке, иногда присыпанных кирпичной крошкой. Троп, проложенных “наискосок” от основных дорог местными жителями, с целью сократить расстояние на десять метров, а время на пять секунд, и раскисавших в дожди. Ну и огромных “миргородских” луж с цветущими в них сине-зелёными водорослями, подолгу не исчезающих...
Впрочем, никаких луж уже не осталось. Липы липко плакали, выпив из обезвоженной земли последнюю влагу. Листья на самых терпеливых дубах желтели и заворачивались. В бетонных пятиэтажках все окна были распахнуты настежь. Только два наглухо запертых заметила Мария, спеша к подруге-кошатнице Кате. С утра та кинула в мессенджере короткое, странное сообщение: “У меня сгнило”. На вопрос: “Что именно?”, пришёл ответ: “Заходи сегодня до вечера, пока мужж не пришёл”
Но мужа у подруги никогда не было. Тупые приколы. Жара видимо действительно сводила с ума. Бабки в безразмерных сарафанах что-то плели в неподвижном загазованном воздухе, глядя пустыми васильковыми глазами в никуда. Алкаши отплёвывались от пойла, крича, что оно протухло, мамочки с детьми, сплошь попадались брюхатые вторым.
Катя встретила у порога одна. Без трёх своих кошек и одного кота - Анюты, Ляли, Кыси и Наполеона, обычно наворачивающих суету вокруг её ног. Они виделись позавчера в пункте выдачи, но подруга как будто немного поправилась на лицо за это время. А может снова сыпала слишком много специй в еду, оттого опухла - в тесной каморке прихожей явно несло едким перцем.
- А твои нахлебники где?.. - спросила Мария, зная, что их просто не может не быть в квартире - Катя никогда не выпускала кошек на улицу.
- Муж выгнал, - вышло как “мужж”.
Мария резко схватила подругу за худые плечи. Жест был наполовину не серьёзным, шутливым отчасти. Вдоль рассохшихся плинтусов лёгкий сквозняк гонял клоки кошачьей шерсти. Животные были пушистые.
- Ты меня за дуру держишь?.. Какой ещё муж?.. - она примирительно выдавила улыбку: - И что с кошками?
Неизвестно, что ещё более не укладывалось в голове - то, что человек, которому кошки вместо детей, мог позволить выгнать их, или непонятный муж, которого никогда не было и ему позволили.
Катя действительно посмотрела на подругу, как на дуру.
- У меня всегда был мужж, Маша. Он просто вернулся ко мне... в меня. В Юдово уже почти у всех есть мужжы. И у них на подходе... Ты видела беременных? А кошкам не было больно или горько. Они ушли за ним - туда. Скрылись...
Катя, несмотря на отсутствие семьи, пусть она и не признавала одиночества и считала семьёй животных, жила с огоньком в глазах. Производила цельное впечатление, личную жизнь ей заменял блог, книги, кино, друзья по переписке. Часто к ней приезжали и настоящие друзья из областного центра, из других городов. Мария догадывалась - с кем-то из них у Кати могла быть сексуальная связь, подруга не любила обсуждать интимное. Но Юдово держало её, держало их всех. И теперь Мария видела - огонёк во взоре не просто погас, ощущение, словно и глаза подменили, проняло до дрожи. Лёгкая торфяная поволока замазала зрачки, обесцветила радужку.
- Всё, что я получила у тебя в прошлый раз, испортилось. Духи воняют болотом. Дезодорант брызгает гнилью, а в кошачьем корме завелись черви. Хотя он мне больше не нужен.
- Можно познакомиться с твоим... мужем? - спросила Мария, чувствуя комок, подступающий к горлу. Что-то, от чего надо бы срочно бежать, вызывало острое желание заплакать.
- Ты немного неверно произносишь. Он не муж, там растянутое “ж”. И тебе нельзя его ждать, - с Кати, будто сошёл на короткое время завороживший её туман, - Лучше бы тебе вообще уйти прямо сейчас. А ещё лучше уехать из города совсем.
- Но мама здесь...
- Нет, ты не поняла. Я думаю, нет уже никакой мамы, а может и вообще уже ничего нет, - Мария почувствовала изо рта подруги пугающий запах протухшей воды, в которой долго стояли увядшие цветы, когда та приблизилась очень близко, дотронулась до её затылка холодной влажной ладонью и продолжила говорить: - Если ты ещё не прошла через свою переправу, не встретила её, то возможно можешь убраться отсюда. Только надо прямо сейчас. Может быть, ты ещё проскочишь, но скорее всего нет. Мы должны были видеть, что тут что-то не так. Ты и сейчас видишь. Если ещё видишь, то хорошо. Давай проваливай отсюда, подруга... - Катя распахнула махровый халат, скорее мужской, чем женский, демонстрируя округлый живот, характерный для беременных: - Он скоро выйдет. Я не хочу, чтобы это случилось при тебе.
Живот с едва слышным треском ещё немного раздался.
- Бред, бред, бред... - уходя, повторяла Мария, ощущая, что нет.
Следующим утром жёлтый солнечный шар растекался по небу овальным желтком, проколотым вилкой. Мария сильно опоздала на работу, встретив-таки свою переправу. На главной улице вяло вытекала вода из прорванной под землёй трубы, кто-то уже кинул две доски и два кирпича через ручей на тротуаре, грозящий разлиться в реку.
Можно было просто перейти на другую сторону улицы, где неровный асфальт и выщербленные поребрики довели бы до рынка, но там как нарочно подрагивали в мареве цыганские сборища. Чёрно-пёстрые, плотно сбитые рои галдели, не давая пройти редким гражданам Юдово, на вид пьяницы с большого бодуна - нетвёрдая походка, рассеянный взгляд, рыхлая кожа. Отдельные фигуры, похожие на малолетних детей отделялись от распухшего табора, окружали человека и подталкивали ближе к сборищам.
Но Мария не пошла по главной, решив обогнуть вдоль реки Вележи, которая текла в овраге, густо поросшем ивами. Благо до нее один квартал. Асфальтированной улицы там не было. Тропу протоптали местные, давно она уже стала полноценной дорогой, раскисавшей в дожди. “Вот это и есть проблема, о ней ты не подумала”
Досок с кирпичами через окаменевшую, потрескавшуюся от засухи грязь там должно быть хватало - первые встретились уже через пару десятков метров. У Марии давно не было маникюра, иногда она даже грызла ногти, поэтому решение отдирать доски, вросшие в грунт, пришло быстро. Интересно, с юридической точки зрения - что считать проходом через переправу?.. Ясно, что просто обойти - банальный мухлёж. Значит надо разрушить и пройти. Она решительно отодрала от тропы красные, сколотые кирпичи, кинула в овраг.
Между двумя досками уже проросли испепелённые солнцем пучки травы, рассохшееся дерево почти слилось с грунтом. Явно с ними будет сложнее. Марии пришлось встать, но не нависнув над двумя параллельными прямыми переправы (вдруг нечто засчитает это за переход?), а присев на корточки перед ней, и ставя нещадные заусенцы на пальцах, потянуть на себя одну доску, затем другую. Пыльные, слабо пропахшие почвой, они тоже полетели в овраг.
- Так тебе! - объявила Мария белёсому небу с расплывшимся солнцем, мегалитам панельных домов и погрозила кулаком. Зашипела, почувствовав, как защипало под ногтем.
Дисплей смартфона, замотанный в старый чехол, показал, что она опаздывает на работу больше, чем на полчаса. Хозяин не появлялся в городе с месяц-два, взбучки быть не могло, и не звонил две недели или около того - ощущение времени в Юдово перестало быть точным, став относительным, неопределённым. Мария решила идти по тропе вдоль Вележи, не возвращаясь в центр.
Через шагов десять затылок сковало ощущение льда, проникающего под череп, она испуганно обернулась - позади лежала нетронутая переправа. Две доски, два кирпича.
- Проклятье...
Перед глазами вдруг заплясали чёрные мушки, голова закружилась. Мария увидела в окне первого этажа ближней панельки больную желтухой старуху бабу Клаву. Та выглядела неживой, сморщенной копией сидящего Будды, безмятежно улыбаясь нескончаемому мареву. Мария пригляделась, заметив, что старуха оголила огромный раздутый жёлтый живот.
- Прикрылись бы хоть.
Через полминуты, не обращая внимание на ноющие заусенцы, она вновь отдирала, казалось ещё сильнее вросшие в почву доски, и злобно шипя матом раскидывала кирпичи. Еще через две минуты широким шагом шла вдоль оврага, полного сохнущих трав в человеческий рост и желтеющего ивняка.
Шла, не оборачиваясь.
У пункта выдачи образовалась очередь. Пришли не за посылками, все возвращали товар.
- Заржавела. За один день! - заявил чиновник из администрации, проведя рукой по седеющему пробору волос на голове и вручая в коробке изрытую ржавыми пятнами модель “ГАЗ-21”. Мария, если честно, думала он моложе, а сейчас выглядел постаревшим лет на десять минимум.
- Я не вижу чёртовых букв! Вы издеваетесь?.. - мать троих детей, поглаживая в животе четвёртого, вручила два любовных романа в мягкой обложке. Серые страницы оказались пусты. Самое главное, и мать вроде бы была пуста и не беременна очередным, когда около недели назад заходила за своей посылкой. По лицу ее с крупными порами струился странно розоватый пот.
- Предлагаете моей жене это туда запихивать?!.. - муж из семейки шалунов, известных всему Юдово, пятидесятилетний дородный мужик без малейших стеснений притащил двадцатисантиметровую секс-игрушку. Игрушка преобразилась в чёрный искривлённый сталактит, покрытый острыми зазубринами. - А моя “виагра” превратилась в руках в вонючую жижу! - Сам мужик обзавёлся зобом под подбородком, выросшим за пару дней, похожим на бычьи яйца.
Люди несли мягкие игрушки, которые съела чёрная плесень. Мобильные телефоны, показывающие по словам несостоявшихся владельцев какую-то дичь: чёрно-белый “снег”, как в аналоговом телевиденье и возникавшие сквозь снег зловещие “смерчевые воронки” со звуком “хууу”. Бабушка, соседка Марии по подъезду, притащила в литровой банке огромных, жирных слизней-альбиносов. Пожалуй, чего-либо более мерзкое сложно было найти на свете.
- Я заказывала внуку набор “Юный натуралист” с маленькими личинками рачков-дафний, которых надо залить водой и вырастить, а не вот это вот... И ещё! Васенька их ест! - бабушка, сама напоминающая слизня-альбиноса с почти прозрачной кожей, поставила банку перед носом Марии. Едва успев добежать до подсобки, Мария сблевала в растущую горку возвращённой одежды и обуви в углу. “Ткань гнилая, нити напоминают глистов, как будто движутся по спине”, “цветки на сарафане стали уродливыми”, “кожа на куртке сочится гноем”, “кроссовки меня ужалили” ...
Мария не стала выходить в зал выдачи, умыв рот. Проверила в сумочке паспорт, кошелёк с банковскими картами и минимумом налички. Глянула расписание электричек в приложении. В Юдово ходили только две - утром и вечером. Зато междугородний автобус отправлялся с автовокзала в областной центр каждые три часа. Ближайший через тридцать минут. Мария покинула место работы через черный ход, тихо объявив в почти осязаемую духоту, которая заставила забыть, что такое холод:
- Катя, наконец-то я уезжаю...
Слова подруги: “Может быть, ты ещё проскочишь, но скорее всего нет...” - неприятно зудели в мозгу, как расчёсанный укус слепня.
Обычно товарняки напевали привокзальным жителям колыбельные в жанре “хэви металл” и, монотонно громыхая, проносились мимо Юдово. Цистерны потели запахом мазута, вагоны для скота навозным смрадом. Мария нашла себе занятие - в белом, как его называли, комфортабельном автобусе с никогда неработающим биотуалетом, она пыталась вспомнить, когда слышала стук колёс поездов в последний раз. В маленьком городе их стальные песни доходили и до окраин. Вспомнить не получалось.
Вокзал напоминал выжженную пустошь, городок на Диком Западе. Не только клубами пыли и песка, что гонял палящий ветер, но и пустотой заасфальтированной наглухо площади. Посередине небольшой газон сухой травы, а вокруг полное отсутствие людей. В салоне автобуса Мария была единственным пассажиром, до отправления оставалось меньше пяти минут, но водитель ещё не пришёл. Впрочем, широко раскрытые двери приглашали войти внутрь, автомат исправно напечатал билет, а значит, рейс не отменен. Немного смущал слой пыли на креслах, подголовниках, полу и панели управления, и густой застарелый запах, как в чреве старого пылесоса. Словно эта машина стояла уже долгие недели без движения.
“Не может такого быть, чтоб я не уехала...” - думала Мария, блокируя способность своего разума методично подсчитывать все странности последнего времени, анализировать их, но не находить ответов.
Через пять минут водитель не пришёл, зато на вокзале появилось дрожащее, расплывающееся пятно, напоминающее разбухающую плесень в чашке Петри. Мария, щурилась, силясь разглядеть, что скрадывает от нее знойная влажность, формируя из воздуха то ли мираж, то ли нечто реальное. Через несколько секунд неопределённое обернулось толпой цыган, обступившей огромную, бочкообразную, похожую на самовар фигуру.
В ней смутно узнавалась Лача, раздавшаяся ещё больше, раздутая туша, чьё бесформенное одеяние поддерживали высокие фигуры в чёрных грубых хламидах, скрывавших даже лица, если они вообще были. Цыгане гомонили на странном гортанном языке, гомон сливался в песню, и не было в песне ничего, что обычно поют люди, относящие себя к кочевому народу - доносились ломаные, отрывистые, утробные звуки, производимые не ротовыми отверстиями, а скрытыми от глаз - нечестивыми.
Лача и её выводок, резво направлялись к автобусу. “Она сюда не влезет, - подумала Мария, - если только...”
Автобус начал меняться. Крыша треснула, чёрный пластик на потолке и в салоне вспух нарывами, растворился мгновенно, прыская на голые щиколотки Марии в шлёпанцах липким. Обнажилась мерзкая хитиновая хорда с отходящими тараканьими ребрами, зарастившими окна вдоль бортов коричневыми щетинками. Корпус автобуса должен был железно лязгать, расширяясь, чтобы впустить в себя катящуюся через зной поющую процессию, но корпус по-насекомьи трещал, как большой жук, потирающий огромные раскрытые надкрылья, стрекотал и сочился густой, белой сукровицей. Все звуки порождало живое, а не искусственное.
Кресла отъезжали от Марии, деформировались, превращаясь в застывшие, пронизанные трубками, похожими на сосуды, яйцевидные массы. За спиной забулькало, Мария обернулась, увидев, как ребристое пространство внутри брюха, а она была именно в брюхе, заполняется белой, мерзкой, снежной пастой. Помнишь, как ты давила в детстве тараканов или майских жуков, а они, лопнув выпускали из себя белый крем? И ты думала, откуда в них это? На какие-либо органы совсем не похоже...
- Если не хочешь, чтобы Хррогр использовал тебя, милая, сделав частью себя, лучше быстрее выходи к нам, - донёсся, будто из другого мира, звонкий певучий голос той, кого раньше знали под именем Лача.
Мария уже пробиралась к быстро зарастающему коричневым желе отверстию, бывшему недавно выходом из автобуса. Влажные выделения капали на нее сверху, пока она двигалась, стараясь дотрагиваться до скользкого и липкого как можно меньше, но всё равно вымазалась слизью с ног до головы. Вокруг клубились белые испарения, раздражая носоглотку.
- Давай быстрее! - подбодрили её снаружи.
Мария решительно протиснулась головой вперёд, в стягивающийся сфинктер на месте двери автобуса, и выкатилась на раскалённый асфальт с той стороны, даже локтей не ободрав - прямо к кожистому подолу Лачи.
Асфальт оказался мелкопористой лёгочной тканью, простиравшейся до старой двух-трёхэтажной юдовской застройки, и дальше уходящей в город. Каждый дом вокруг вокзала напоминал цветом и видом чёрную печёночную ткань, съеденную чужеродным раком. Голые деревья - вены с застоявшейся кровью. Фигуры в хламидах вокруг Марии и раздутого существа, стремящегося раздуться сильнее, будто что-то распирало его изнутри, дымились размытыми клубами древнего вулканического пепла.
- Куда же ты решила сбежать, девка?.. Столько проблем от тебя! Почти все твои сородичи ничего не заметили, став нашими - омом. А ты так обременяешь меня, отрываешь от моей важной работы... - Лача развела кольчатые руки, похожие на дождевых червей, охватывая ими белёсое небо-кокон с востока на запад. Мария увидела - небеса пронизаны плотными лохматыми нитями. Некоторые беспорядочно провисали гигантскими белыми лодочками и гамаками, почти касаясь вышек мобильной связи, подозрительно похожих на позвоночные столбы, или образовывали клети, что крепятся к толстым смахивающим на канаты неведомым структурам ещё выше. Небо подсвечено каким-то нездешним светом, размазанным вдоль всего пространства. И душно, очень душно...
- Твоя подруга - хорошая девочка, хоть и на короткое время избавилась от шор - но она была права. Ты не проскочишь. Некуда. Давно уже некуда, девка! Переправа нашла тебя, её не обманешь. Возвращайся домой и жди своего мужжа. Здесь каждому найдена цель, каждый работает на метаморфозу. Из кокона да родится новое! - подол платья Лачи раскрылся, выпуская из бесконечной необозримой нутряной тьмы чёрные вихри - они ли снились юдовцам чертями?.. - И лучше бы тебе поспешить до вечера. И не бунтовать, а не то Хррогр разделается с твоим своеволием. Напрасно ты надеешься сейчас умереть. Смерть вам дана только один раз и эту данность ты уже потратила. Но если хочешь быть с Хррогром, он и тебе найдет предназначение. Внутри себя...
Хррогр - ядовито-красная кольчатая сколопендра, или скорее что-то похожее на нее, всё неопределённое время беседы находился за спиной Марии, притаившейся сотканной из стянутых оборками мышц сегментированной кишкой. Его хелицеры вгрызались в сетевой супермаркет “Пикси”, обычно пристанище вокзальных алкашей, но теперь магазин густо кровоточил бордовой, насыщенной железом кровью. Хррогр пронзительно довольно попискивал, выедая внутренности. Или это попискивал от боли магазин?..
- Хррогр!..
По многометровому телу сколопендры пробежала оргазмическая дрожь, когда существо услышало своё имя. Чавканье и хруст прекратились. Хррогр стремительно заклацал россыпью костистых лапок числом в сотни, подтянул к эластичному подбрюшью, и начал величаво разворачиваться на привокзальной площади, приближаясь окровавленными хелицерами к Марии.
- Хочешь к нему - только скажи!..
Непрестанно ощупывающие густой мглистый воздух плотные усики неожиданно ласково дотронулись до лба Марии - и она закричала...
- Наркоманка чёртова! Вставай давай! Чего орёшь-то?..
Перед ней стояли покрытые пылью чёрные ботинки. Из ботинок вырастали, тоже чёрные, брюки с не проглаженными стрелками. Мария лежала перед раскрытыми дверями междугороднего автобуса, свернувшись в позе эмбриона и смотрела снизу вверх на мужчину с красным от солнца лицом, он упёр руки в боки - эмоция гнева медленно сменялась в нём на беспокойство и участие.
- Может, врача?.. Хрен вас знает, наркоманов! А вдруг передоз? Я гляжу ты пять минут назад зашла в салон, а потом корчась и извиваясь вывалилась из него. И как заорёшь! Я, епта, аж чуть не подавился! И упала, будто вырубилась, - он наклонился и вгляделся в лицо тяжело дышавшей девушки, - Да вроде не похожа на наркоманку. Может приступ?.. Сердце как?..
Мария машинально подала грязную, вспотевшую ладонь мужчине. Тот подтянул, помогая подняться. Автобус - не Хррогр - серел бортами, когда-то чисто белыми. Мужчина оказался водителем, на синей форменной рубашке пришпилен бэйдж с личными данными.
- Так что всё-таки случилось, девушка?
- Паническая атака, - сходу выдала Мария, - Жара.
- Такая кого угодно доконает. Кстати, ты думала уехать?.. И небось уже билет купила?.. Иди сдавай. Сегодня рейсов не будет. Уже где-то неделю нет, - водитель призадумался, - Или больше... А завтра не знаю. Каждый день нас завтраками кормят. Байда какая-то с нашими областными. Мы с ними не можем связаться. Хочешь, попутку лови...
Только сейчас Мария заметила лёгкую туманную поволоку в его глазах.
В Юдово начинала пропадать мобильная связь и поэтому люди снова должны были ходить друг к другу в гости без предупреждения, как в старые времена. Телевизор всё больше показывал “копошащихся червячков”, как сказала Марии соседская девочка и добавила:
- А ещё у мамы - пузо! Но ночью оно сдувается... Может, кто-то, кто там живет, уходит на охоту, а потом возвращается с дарами для мамочки?.. Может он использует мамин животик, как белочка свою норку и прячет там съестное?.. Почему у вас нет пуза?.. Даже у меня скоро будет.
В холодильнике протухла еда. В сочетании с непроходящей тяжёлой духотой, пространством, всё более походящим на густой кисель, запах становился невыносимым. Вряд ли кто-то в Юдово обратил внимание на отсутствие Луны. Хотя старомодный отрывной календарик на стене под ощетинившейся иголками для шитья подушечкой, доставшейся в наследство от бабушки, как и вся квартира с обстановкой, показывал полнолуние.
Мария второй год собиралась сделать ремонт, выкинуть пропахшую старостью и клопами, которых пришлось долго и нудно выводить, мебель. В одном нижнем белье, или, как его принято было называть “пеньюаре” - её последнего парня, а может любовника, увлекали лёгкие ролевые забавы, - она сидела в кресле со стёртой обивкой в горошек, ощущая пружины ягодицами, словно хрупкие рёбра в грудной клетке небольшого животного.
Мария ждала неизбежного. Мужжа. Понравится ли ему пеньюар? Она не переставала думать о мужже, как о муже. Но может быть, он или оно совсем не то, о чём она пытается воображать, как об очередном самце?.. Мария была плохой девушкой. Знала не только о точном числе родинок на теле своих мужчин, причём наощупь находила любую, но и подмечала малейшие изменения в поведении, говорившие о контактах с другими женщинами. Но в Юдово было принято держать догадки при себе. “Засветить в глаз” догадливой почиталось за доблесть.
Старомодный, с электронно-лучевой трубкой, телевизор сквозь помехи в виде “копошащихся червячков” демонстрировал обрывки какого-то вечернего ток-шоу. Раздутое лицо ведущего Валахова покрывали пульсирующие изнутри хитиновые панцири, неподвижные глазки-бусинки врастали в череп, напоминающий яйцо и личинку одновременно. Позади него в студии происходило бесконечное шевеление - червеобразные сегменты завивались в кольца, кольца выворачивались наизнанку и лопаясь заливали экран стрекочущей шипящей массой, в которую, как в бесконечный фрактал, засасывало взор Марии...
Валахов неразличимо болтал:
- Вогррр! Ожжж! Можжж? Вукх! Охм!..
От стены со вздутыми отставшими обоями, обнажившими искрошенный кирпич старой “брежневки”, медленно отделился, чавкая, чёрный дёготь. Бесформенный похрюкивающий сгусток, размером с овчарку обрастал иглами, приближаясь к креслу с Марией. На него наползали глубокие тени, словно стараясь упрятать, замаскировать истинный запредельный облик по глубже. Можно было сойти с ума, лишь взглянув.
Мария стала медленно раздвигать ноги, считая число выкрашенных оранжевым половиц, через которые оно спешило на первое свидание. Паркета в старой квартире не было.
- Мужж пришёл, - громко сказала девушка.
- Доченька!
Мама очень давно не называла её так. С порога ощущалось счастье. Мария словно сама вынашивала счастье. Счастье уходило от нее только в безлунные сумерки, всё больше напоминающие жидкость, и живот сдувался, обвисая складками-гармошкой, погружая в тяжелейшее чёрное уныние на короткое время. Мужжы, уходя, что-то делали с настоящими юдовскими мужьями - те практически исчезли, а возвращаясь внутрь своих носителей, мужжы что-нибудь приносили на память от мужей.
Чаще выбеленные до блеска кости - фалангу пальца, кусок челюсти или россыпь зубов и прятали в схрон внутри, Мария ощущала, что там становится безразмерной, понятие внутреннего пространства в Юдово стремительно утрачивало смысл на всех уровнях реальности. Метаморфоза, изменения в городе пошли быстрее, как только чьи-то отцы, мужья и сыновья преобразовывались.
Мария выходила на балкон и видела - небо больше не свисает беспорядочными шёлковыми ошмётками. Кокон затягивался над городом сильнее, не прогибаясь безобразно вниз. А главное, всё вокруг становилось органическим - Иным. Балконные поручни живые и пористые. Стены дышат, пол устлан вкусовыми сосочками. Стены пульсируют густо-жёлтым. Но от горизонта, подпирая сверху кокон, единым валом уже надвигалась снежная, жучиная, чужеродная белизна. Ползла через мясные луга и венозные леса плотная белая масса.
- Скоро, дочка, из Юдово родится новое! - поглаживая огромное брюхо, говорила мама, - Подумать только, а ты ещё сопротивлялась! Ещё не хотела. Посмотри, как она работает!
Мария увидела колоссальное мохнатое существо. Паучий апофеоз с бессчётным количеством суставчатых лап взошёл над горизонтом вместо солнца, цепляясь за шёлк паутины, выстилающий кокон изнутри. Переползая, грузно переваливаясь, оно обновляло нити. То, что раньше было подолами множества платьев, тянулось газовой вуалью, которую поддерживали (или подпитывали?) чёрные дымные пятна, размером с дом.
- Лача-Охр-Ра’хгх... - прошептала Мария, мужж в животе дёрнулся. Создание на коконе оторвалось от небесной паутины и обратило головогрудь с россыпью тысяч глазок-галактик на Марию, - Будут и другие города. Она соберёт богатый урожай...
...В конце мая - никогда и нигде, - разбавив холодную весну жарой, в провинциальное Юдово вошел не цыганский табор, но кочевой - Иной - Таа’барр...
.