Читать онлайн "Тайна Тоньки Сысоевой"

Эта история посвящается пикабушнику с ником Revolen.

Без его ценных советов криминалиста и особенно — без редких архивных фото о работе Пермской милиции сороковых годов, которыми он со мной любезно поделился, мои истории не были бы такими классными. А эта вообще бы не состоялась.

Судьба не баловала Тоньку Сысоеву с самого рождения. Появилась она на свет хилой, а в три месяца тяжело заболела и чуть не умерла, но всё же выкарабкалась. Отец девочки пропал без вести в конце Первой мировой, а в 1922 году умерла от воспаления лёгких мать. Шестилетнюю Тоньку забрала в Пермскую губернию бабушка по отцу, Нина Петровна Сысоева.

Бабушка жила в деревне с забавным названием Верхнегаровка. Рослая крепкая старуха, Нина Петровна была единовластной главой семьи. Железной рукой правила она домочадцами, и все принимали это как должное. Нина Петровна рано вышла замуж, быстро овдовела и второй раз под венец не пошла, хотя звали. Работая как вол, держа себя и детей в строгости, она одна вырастила двоих сыновей. В Верхнегаровке и в окрестностях её уважали и побаивались: все знали суровый нрав и тяжёлую руку Нины Петровны.

Кроме неё, в избе жил старший брат Тонькиного отца, дядя Ефим, с женой Дарьей и тремя детьми. Теперь ещё и прибавилась Тонька. Сиротку не ущемляли, но и не жалели, никак не выделяя среди детворы. К тому же Тонька оказалась второй по старшинству и теперь, кроме дел по хозяйству, должна была присматривать за младшими, Данькой и Ленкой.

Поначалу Тоньке было очень тяжело. Почти каждую ночь она тихонько плакала в подушку. А днём, когда выдавалась свободная минутка, девочка пряталась куда-нибудь в кусты или на чердак, обнимала себя за плечи, закрывала глаза и представляла, что её обнимает мама.

Однажды за этим занятием её застала бабушка. Погрузившаяся в грёзы Тонька не услышала шагов. А когда наконец ощутила чужое присутствие и открыла глаза, то увидела нависшую над собой бабку Нину! Старуха пристально смотрела на девочку с непонятным выражением лица — то ли ударит, то ли приголубит, то ли на смех поднимет. Тонька ойкнула и съёжилась, ожидая выволочки: скора была на расправу бабка, и дети куда чаще получали от неё удары хворостиной, чем ласку. Но сейчас старуха улыбнулась, по-доброму и даже слегка виновато, и сказала с грубоватой нежностью:

— Чаво в кустах сидишь, как псина линялая? Вылазь. Обидел кто? Или по мамке скучаешь?

Тонька ухватилась за твёрдую, всю в мозолях, бабушкину ладонь и встала. Старательно отряхнулась и только потом тихо сказала:

— Скучаю… И по папке тоже.

— А ты его разве помнишь? — удивилась бабка Нина. — Ты же совсем малая была.

— Помню, как усы щекотались. И руки помню, большие, они меня берут и высоко-высоко поднимают. А я визжу, мне страшно и весело.

Тяжело вздохнув, старуха провела рукавом по глазам, смахивая навернувшиеся слезы. Она обняла Тоньку, прижала к себе и зашептала:

— Эх, сиротка моя горемычная… Тяжко без мамки и папки… Но надо, деточка, друг друга держаться — мы одна семья-то. Вместе сдюжим как-нибудь. Мамку с папкой не вернёшь, а ты живи. Чтобы большая и сильная выросла, чтобы лучше нас, стариков, жила! Поняла?

— Ыгы, — уткнувшись лицом в бабушкин фартук, ответила Тонька и… разрыдалась.

Слёзы хлынули неудержимо, как бурный горный поток. Всё, что девочка не могла сказать или осмыслить; всё, что накопилось в детской душе, рвалось наружу. Громко, горько, аж подвывая, рыдала Тонька.

А Нина Петровна с высоты своего роста смотрела на худую девчушку с русыми косичками, с ямочками на щеках, высоким лбом и ярко-зелёными глазами, и так ясно видела в ней своего младшего сына — упрямого, своенравного, рано отделившегося от семьи и сгинувшего молодым на этой проклятой и никому не нужной мировой войне…

Старуха гладила внучку по голове, ласково приговаривая:

— Ну ладно, ладно, будя… Тонечка, успокойся.

Наконец поток слёз иссяк. Девочка отстранилась от бабушки и обессиленно прислонилась к спиной к дереву. Нина Петровна, уже привычно строго, но ещё с ласковыми нотками в голосе сказала:

— Ну, всё. Целое море наплакала, вон фартук насквозь мокрый. Умойся, деточка, волосы прибери и иди спроси у тётки Дарьи, что сделать надоть по дому. Не грусти, будем работать — проживём.

— Иду, — откликнулась Тонька и поплелась к рукомойнику — приводить себя в порядок.

С того дня Тоньке полегчало. Ещё не умея в полной мере осмыслить жизнь, смерть и свою сиротскую судьбу, девочка каким-то интуитивным знанием усвоила, что жизнь идёт вперёд, а ей, Тоньке, несмотря на что, всё же повезло — есть родня, готовая её растить и любить, как может. И потихоньку Тонька оттаяла.