Читать онлайн
"Кикальский ветер: Весна и лето"

Едальня «Кикасо» была набита людьми пуще прежних дней. Под высокими сводами крыши собрались местные жители, вернувшиеся после долгого труда, да гости, заехавшие по пути. Располагалось это здание столь удачно: позади находилось правление Ашвал, откуда многие выезжали повидать мир, впереди маячили снежные переходы в Тритри, а сбоку можно было уйти или в Калам, или в горные массивы – поистине, хозяин этого заведения знал, где строить.
- Тучи скрыли Калиэль, мастер - проговорил мужчина, отодвигая от проема ткань. – Сегодня мы не увидим заката.
Ему ничего не ответили. Его спутник смотрел куда-то в сторону толпы людей за столами. Но мужчина знал – сказанное было услышано.

Черные тучи сокрыли от всех небесный теплый источник, именуемый здесь Калиэль – в честь великого создателя мира, Кикалэ. И столь яркое название имело под собой много оснований: начиная с древних легенд о выходе людей из Халева до все еще существовавших ангеологов и демонологов, призывавших первых созданий мироздания, верных словам единого творца.

- Наш путь омрачен с этого момента, Малк - спустя время ответил мастер.

Малк кивнул, принимая слова мастера. С неба посыпались крупные капли дождя, постепенно просачивающиеся во все уголки правления. Ветер лениво перебирал по проходам листья лара, что осыпались совсем айли [1]назад, устилая почву фиолетово-лиловым ковром. Время холодов стремительно подбиралось к Ашвал, вгоняя природу в короткий сон до прихода киос-мес.

- Да осветит наш путь Кикалэ. Не даст миру своему провести нас черными тропам, ведущими до самых страшных созданий созданий его, - тихо проговорил мастер слова верности создателю.

Гогот и ярые голоса жителей перебивали слова его, что утопали в неясной какофонии звуков, смешанных в столь тесном помещении. Большие пузатые столы, напоминавшие больше бочонки, ломились от еды: тут была и рыба карей, верный спутник трапезы у ашвальцев, и жирные вкусные соба, чья мякоть казалась настоящим нежным лучиком тепла на языке – хозяин выставил лучшие блюда на сегодня. И люди радовались этому, распевая песни и квитаясь[2] словами.

- Мастер, - обратился Малк, усиленно что-то высматривая в темноте прохода, - давно Калиэль не скрывалось тучами?

- Три сотни годов, - отрываясь от воспевания слов, ответил мужчина. – С момента окончания Глобальной войны.

Между ними повисло молчание. Упоминание событий прошлого тяжким грузом садилось на сердце каждого, кто слышал это название. Годы унесли горький вкус крови и печаль в душе, но оставили на Кикал слишком глубокие рубцы: больше третий четверти населения погибло в то время, усеивая почву трупами. И без того скудный на количество народ людей стал совершенно малым. А уж то, что каждая из сторон битвы разошлась по разные уголки Кикал, привела к раздробленности.

Впрочем, уроки прошлого выучила каждая из сторон. Одни сокрылись во льдах, окружая свой мир стенами и горными насыпями, иных поглотили сопка Буф и их теплые озерные края, часть же вознеслась в небеса, обрывая возможности общения с себе подобными. И лишь Ашвал, ровно расположившийся посередине Кикал, сдвинулся глубже к Великим Водам Доблести, но остался центром добродушия и памяти.

Хозяин едальни медленно ходил между столами, расставляя припасы. Пузатый, как столы, он едва двигал своими тонкими, для такой туши, ножками. Но все же, несмотря на тихоходство, добрался и до путешественников.

- Хелка от меня во имя счастливого дня.

Сказав это, он поставил две не менее пузатые кружки на стол. Пенный сладкий напиток, столь любимый в Ашвал, полился на стол, покрывая поверхность мелкими пузырьками.

- Что за день, хозяин?

Малк отвлекся от разглядывания мокрых крыш лачуг и темного страшного неба, вселяющего в небо грусть. Он коротким цепким взглядом оценил хозяина едальни, словно настоящий Демон (отчего тот икнул в ответ), и уселся за стол.

- Как же ж, - ахнул хозяин, - три сотни годов как кончилась Глобальная война! Больше никакой крови на почве Кикал. И пусть слышит это Кикалэ!

Мастер в ответ хмыкнул: громко и непосредственно. Его бледные глаза, больше похожие на льды Снежного леса, пристально следили за отмечающими день жителями города. Он не был столь внушительным на внешний вид, как Малк. Наоборот, худощавый, светлокожий, коротко стриженный, как то не делали в Ашвал. Напоминающий юного мальчишку, только вышедшего из лачужного дома от родителей. Но что-то (и хозяин едальне не мог сказать что именно) пугало его при взгляде на мастера: то ли слишком бесцветные глаза, как у мертвого шалона[3], то ли жесткая хватка при первом знакомстве, впивающаяся в ладонь, словно хищник в добычу.

- Вы не считаете это радостным днем, путник? – уточнил хозяин, набираясь смелости.

- Это радость, - мотнул головой мастер, - радость на костях горя. И война наша так и не закончилась с того дня. Она осталась в душе каждого.

Кто-то из гостей открыл бочонок с хелка. Пена поднялась до потолка, а люди, будто беззаботные дети, принялись с кружками танцевать под каплями напитка. И в их действиях угадывался не менее знаменитый, как сам Кикалэ, танец «ногой из-под горой». Тот самый, который предок Торглон исполнил на братском пире после окончания Глобальной войны.

Резкие, судорожные движения каблуком по полу. Широкие выпады и ярые выкрики. Задорные улыбки женщин в цветных юбках и громкие хлопки от мужчин, подбадривающих их без конца. Не узнать этот танец было нельзя.

- В любом случае, то радость, путник. Особенно для тех, кто больше не умирает на Перепутье Десяти Дорог во имя неясных идей.

- Идеи были вполне ясными, - заметил Малк, отпивая хелка.

Хозяин замялся перед гостями. Оба вызывали в нем неясные жуткие чувства, кои никогда не трогали душу и сердце. Он аккуратно, стараясь не задеть острых моментов прошлого, сказал:

- Вы правы, но то было ясно лишь демонологам и ангеологам. Простой люд шел за них без понимания, ослепленный событиями раннего прошлого. Времена Шеусхосз фхуо[4] ослабили силу людей.

- Я думаю, нам стоит закончить разговор об этом, - вмешался молодой парнишка, вышедший из-за тканевой завесы, ведущей в одну из комнат. – Он иногда говорит сущие сказки, не думая.

Мастер слегка повернулся в сторону мальчишки, переводя на него медленно взгляд своих бесцветных глаз. Зрачок его сузился до продолговатой тонкой линии и впервые, с момента нахождения путников в едальне, в них вспыхнула синяя крапинка – всего на долю вздоха. Но этого хватило, чтобы юноша вжался в стену и судорожно вздохнул.

- Думаю, я согласен с парнем, - улыбнулся Малк, снимая напряжение. – Это ваш сын?

Хозяин, не понимая происходящего, честно ответил:

- Внук. Роколон звать.

- Назвали его в честь Роколон Торглон?

- Так и есть. - После некоторого молчания, хозяин уточнил: - Меня звать Ромул. А вас? В такой мес к нам редко заезжают путники. Удивительно, да?

И хоть вопрос был задан Роколону, он ничего не ответил, продолжая рассматривать спину мастера, которого уже не интересовал новый участник разговора. Малк, отпив в очередной раз из кружки, после облизывая губы от пены, что мягко лопалась на коже, рассказал:

- Меня Малк зовут. Мы по делу от гилдома. Трудимся на будущее Ашвал, Ромул.

- Полезное дело! – похлопал довольно в ладоши хозяин.

Люди принялись распевать песни, уже полностью опустошив бочку с хелка. Их горловые пения неприятно саднили уши, но, в прочем, никто их ашвальцев петь хорошо не умел. Кроме кила, конечно же.

- А вас как зовут, путник?

Смелость хозяина тешила веселье мастера. Ромул боялся, но продолжал любопытствовать – настоящий ашвалец, любящий поговорить без умолку обо всем, даже с врагом на поле боя. Такого не остановит ничего, кроме погибели.

- Голор. Голор Демонраш, - подсказал Малк.

Приятная расслабленность на лицах Ромула и Роколона сменилась удивлением, а после перешло в полный ужас. Глаза хозяина едальни забегали из стороны в сторону, пытаясь найти опору. В то время пока мальчишка сжимал край своей рубахи в неистовом страхе.

Голор же упивался поведением под тихие смешки Малка, что старался скрыть их за кружкой хелка.

- Как же мы не признали, - прошептал, в конце концов, Ромул. – Роколон, подготовь лучшие места для гостей! Их сон должен быть крепок под взглядом Лилиэль!

Мальчишка, бросив последний взгляд на мастера, скрылся в темноте прохода в комнату, словно никогда и не стоял здесь. Хозяин же, распинаясь в извинениях, подкрепленных словами во имя Кикалэ, обещал им больше не беспокоить достойных своего имени людей и не портить их передышку холскими [5]разговорами.

Когда же путники остались одни, Малк откинулся на стену и искренне принялся хохотать. В свете жировых свечей его темные волосы искрились, подобно воде в Перелесье Ханаг, настолько же блестяще и переливаясь оттенками всего Кикал. Широкая открытая улыбка не скрывала веселья.

- Все же вы выиграли, мастер, - сказал Малк.

И в ответ Голор смягчился. Тонкие губы мастера, больше похожие на две ветки лара, растянулись в улыбке. В нем больше невозможно было признать сурового людя, коим он показался Ромулу – напускная серьезность и важность исчезли, как исчезает пена от хелка на столе.

- Ваше имя и звание много где нам открывает дорогу. Нужно пользоваться этим чаще, - подытожил Малк.

- Не стоит.

Голор поднялся с места, перед этим громко хлопнув по бедрам. Он был достаточно высоким для ашвальца, но все же гораздо ниже Малка. Тело его скрывал троповый плащ для путешествия, расшитый знаком озера – те, кто принадлежат гилдому и трудятся на дело Шэрнэля Торглон, потомка того самого Торлон, что танцевал на Перепутье Десяти Дорог после окончания Глобальной войны.

- Плащ мне твой не в пору, - шутливо заметил мастер.

- Если бы вы были в своем, то вас признали бы сразу. Такой подсказки я давать этим людям не желал, - хохотнул Малк.

И мастер одобрительно кивнул на слова подмастерья, продолжая улыбаться. Люди в едальне уже начинали расходиться после веселья, гонимые холодом и временем по лачугам. Хелка закончился, а новый бочонок открывать хозяин отказался, обязуясь сделать это завтра. Он все еще продолжал иногда озираться в сторону Голора и Малка, точно шуганный зверь.

- Пойду, разыщу парнишку.

- Да осветит вас Кикалэ, мастер. Я же попрошу нам еды в комнату. Среди хелкинских людей есть нет ни капли желания, - разминаясь, поведал Малк.

На том и порешали.

Уже сидя у огня, который разжёг хозяин предварительно, они попивали горячий тимала, отдающий холодным теплом Снежного леса, потому что настояли его на серд – дереве тех мест.

Тучи все еще скрывали за собой небо, оттого холодный ветер, извиваясь и кружась, продолжал гнать опавшие листья лара. Поднимая в воздух лиловые точки, он переносил их дальше, в сторону гор Красные, откуда уже двинется к самым продолжительным горам, названных из-за этого Длинные. А после, когда пройдет еще айли, подуют шхокские ледяные ветра, гонимые со стороны Тритри, с ледяных полей и пустырей, и обширного льдового края, коим заканчивался Кикал.

Голор присел на шкуру тавроса: она была мягкая, с множеством тонких нежных волос, коими согревалось животное во времена мол-мес. Ноги его замерзли за время в зале едальни, оттого он вытянул их, стараясь согреть. Мужчина, сейчас, когда разделся, действительно казался хиловатым на внешний вид. Однако, то было лишь обманом, который раскрыть мог не каждый.

Мастер наслаждался отдыхом после долгого пути. Тропа вела их от Врат Белеу – входа в правление Тритри – по заснеженным лугам, скрывающих промерзлую почву. И без того тяжелый переход омрачился пургой, которую называли на старый манер Злостью Кикалэ. Долгие дни, несмотря на светящий Калиэль, снежинки, больше похожие на тонкие колья, впивались в расголубовевшую кожу. Оттого лицо их стало покрываться корочкой, стараясь выжить, как во времена выхода их Халева. И корочка эта стала сходить только недавно, оставляя раны из которой текла голубовато-синяя кровь.

- Не нравится мне этот дождь. Размоет тропу, замедлит движение, - проворчал Голор, отрывая очередную сухую кожу, - мы и без того уже задержались.

Малк согласно кивнул. Он расселся на пузатом стуле, похожего больше на лишенного боковых досок бочонок, и без устали рассматривал в проеме то, что происходило в проходе. На душе у подмастерья было тревожно, как бывало в дни непогоды. Он не любил дождь, как и любой каламец.

Подмастерья высказался:

- Будем опаздывать слишком, вызовем помощников. Пока не стоит тратить силы.

Голор вытер кровь, выступившую на ране, тканью. Он аккуратно обмакивал каждый участок поврежденной кожи водой, смешанной с соком кипрес (мастер припас это растение заранее, зная последствия холода для ашвальцев), отчего поверхность начинала шипеть и брызгаться, смешиваясь с солью в теле.

- Ветер гонит тучи усиленно. Кикал желает освободить нас от дождя, - наконец высказался Малк, принюхиваясь. – Скоро появятся личила-точки и Лилиэль.

- Да славен Кикалэ, что создал этот мир, - закончил Голор.

Перевязав руки тонкой тканью, которую делали только тритрийцы, поделившиеся с ними во время отбытия, Голор разлил новую порцию тимала. По комнате разошелся густой и вязкий аромат, похожий на мокрую почву. Малк принялся есть пай с карей, выпрошенный у хозяина едальни.

Тихие разговоры с зала прекратились. Люди разошлись или по лачугам, или по комнатам – время личила, когда наступала темнота и мир уходил в период сна, не давал им права засиживаться. Лишь изредка доносился скрежет дерева о пол, когда хозяин или его внук передвигали вещи, скорей всего, наводя порядок.

- Как тебе? – с улыбкой спросил Голор, глядя на пай.

- Хуже я не пробовал.

Мастер хохотнул от этого, а после улегся на шкуру таврос всем телом. Комната, что им дал хозяин, была небольшой. Стены сделаны из лара, перекрытые в углах мехом, больше похожим на выцветшие пятна. Однако две постели, застеленные теплым пуховыми одеялами – о большем мечтать уставшим путниках было не о чем.

- Мог и из другого дерева сделать комнату. Весь Ашвал в фиолетовой расцветке, он и в комнату ее привнес, - жуя, отметил Малк.

- Гореть не будет, потому и сделал из нее. – Голор протер веки, которые потихоньку начали слипаться. – Вредное растение. Весь Ашвал захватило своим лилово-фиолетовым цветом. И сжечь нельзя, давно бы уничтожили.

- И в жизни оно бесполезно.

Дождь прекратился. Послышался топот воротчиков, что охраняли вход – они встали на охрану мест. Их ноги шлепали по лужам. Мерно и громко, отчеканивая каждый шаг. Малк недовольно скривился.

Тепло распространилось по комнате и только с прохода дуло, потому что подмастерья не прикрыл проем тканью. Однако свежесть после капель казалась приятной. Сырой почвенный запах вперемешку со сладким привкусом лара успокаивал и дарил умиротворение, которое не хватало мужчинам.

- Как думаете, мастер, каким путем лучше пойти до Калам?

Пораскинув мыслями, Голор ответил:

- Прошлая обечайка[6] шла через Племенной лес, так что по ней и тронемся.

- Надеетесь, что те чонг[7] поджидают новую обечайку?

- Да. – Мастер покрутил в руках кружку. Та была покрыта царапинами и мелкими трещинами, но через нее все так же не просачивалась жидкость – лара был поистине удивительным деревом, которое порой вело себя непозволительно странно. – Они взяли уже три обечайки, на четвертую тоже глянут. Не зря нас отправили. Афарах слишком важный материал, чтобы давать его в руки нечестных людей.

- Тем более чонг.

- Ты прав, мой товарищ. Торглон переживает за перевозку. Оттого Саллон Высший Скриб и отправил нас. Если мы не обнаружим чонг, то весь Племенной лес перевернут, чтобы найти вредителей.

Тучи, наконец, ушли в дальнейшее путешествие по миру в сторону гор Красные, оставляя Кеулот[8] в покое. Как и предсказал Малк, на небе появилась россыпь личила-точек, засиявший в момент, озаряя лачуги тонким слабым светом. За ними следом вскоре должен был появиться Лилиэль – темный спутник Кикал, когда уходил Калиэль.

- Не люблю тропу через Племенной лес.

- Нравится по холоду ходить? – хмыкнул Голор. Подмастерья отрицательно помотал головой. – Дойдем быстро. Тропа та спокойна, если не сходить с неё. Да и мол-мес на подходе, идти по подплеменному плато не самая удачная идея. Если пойдёт снег, как во время пути с Тритри, то там мы и останемся до киос-мес. Ни один Демон оттуда нас не потащит.

- Смотря как уговорить Демона, - с намеком прервал мастера Малк.

- Не тебе бы говорить, отверженец.

- У нас есть ты, мастер. Любой призыв исполнят.

В сторону Малка полетела пустая кружка, от которой он спокойно увернулся. Смех товарища вторил поступку мастера. Впрочем, тот не обижался, зная задорный и шутливый нрав своего спутника.

Они замолчали, погрузившись в свои мысли.

Личила завладела городом, погружая лачуги в темноту. Лилиэль был тонким и едва светящим своим желтоватым оттенком. Лара бесцеремонно впитывала лучи, становясь такого же цвета, погружаясь в недолгий сон длиной в восемьдесят дней – именно столько дней было в мес – до прихода новых теплых времен. И пускай снег в Ашвал не выпадал, как в других правлениях, но шхокские ветра, названный так за то, что дуют с верхнего края (шхок) Кикал, пробирали до костей, преодолевая даже преграду из меха.

Огонь игрался в подобие печи. Острые языки его окрашивались то в красноватый, то в зеленоватый оттенок – то было из-за дерева кикасо, которым растапливали. На краю Ашвал, в Дорожном лесу (где и находился Кеутог), лара не могла победить это дерево, сдавая позиции, потому и местным больше везло во времена мол-мес.

- Эх, времена прошлого уже стали столь далекими, - первым начал Малк, подбивая мастер на очередной рассказ.

- Тебе ли это говорить, юнец?

Одного ответа Голора хватило, чтобы понять: он расположен к разговору. А Малк любил расспрашивать демонолога – именно такое гордое название носил Демонраш – о временах его молодости. И пускай выглядел мужчина на все еще лет двадцать, отметка его возраста перешла границу в семьдесят. Самый старый из демонологов – почти легенда событий и знаток времени.

- Расскажи, мастер, отчего Тритри закрылся от нас? Ты всегда обходишь стороной этот момент прошлого.

Малк не раз пытался выведать об этом у Голора, но тот упорно молчал, погружаясь в себя. И лишь Мирол Пишущая, что иногда наведывалась к ним в гости, как товарищ Демонраш, коротко и поверхностно рассказала ему о событиях, которые смогла достать.

При мысли о Мирол подмастерья фыркнул. Девицу эту он не особо любил за беспечность и вредность, что вставала ему поперек горла, а еще извечную суету, привносящую неспокойность в жизнь. Но то, чем она занималась, вызывало у него восторг: одна из тех, кто искал осколки прошлых событий, подшивая их в единый альманах – это было воодушевляющей мечтой. И он восхищался твердостью и духом девушки. Ведь прошлое, уничтоженное за множество войн, обрушившихся на Кикал, растерялось, скрываясь в тайных уголках мира, уходя вглубь почвы, уносясь за льды.

Мастер не отвечал. Он молча наблюдал за танцем огня: вихри то взмывали вверх, обдавая искрами, то успокаивались и нежно лизали кору дерева, окрашивая её в черный цвет.

Подмастерья размышлял: о четвертом кикальском периоде в котором они жили. Время отчета его началось с дня окончания Глобальной войны и продолжалось. Время смуты и раздробленности. Попытке создать новое на останках прошлого. И единственный спокойный период, не омраченный злостью и жадностью, горделивостью и предательством, смертями и болью – лучший период с выхода людей из Халева.

- Потомки Сибс.

Слова Голора стали волшебным чудом для Малка, замершего на месте от счастья. Он с удовольствием и трепетом впитывал в себя каждый звук, каждый момент, каждую фразу, будто ребенок перед родителем.

- Они были единственными потомками Каила, дожившими до тех времен. В ту личила, когда пролилась в последний раз кровь, а потом Торглон станцевал «ногой из-под горой» Сибс предал сторону Кона, того, кто вел заозерный народ. Он пообещал им новый путь. Тот, что не будет следовать словам Кикалэ. Ведь стояла третья тысяча годов, а о Кикалэ остались лишь сказки. И даже сила Демонов и Ангелов не могла убедить его в обратном.

Мастер прервался. В глазах его стояла пленка прошлого, словно он проникал в длинную ветвь времени и искал нужный момент, чтобы поведать о нем. В свете огня то и дело вспыхивала синяя крапинка, напоминая о том, кем был Голор. И Малк с вожделением следил за силуэтом мужчины, ожидая продолжения, которое никто и никогда ему не расскажет.

- Он забрал большую часть заозерных людей, рассказав им о могущественном афарахе, который лучше любого слова Кикалэ может творить чудо. И они ушли, скрываясь в холодных краях, закрытые с одной стороны горами Афарах, с другой укрытые Снежным лесом и льдами, обделенные рекой Извила, что огибает весь Кикал, но защищенные топями. Они выдолбили себе лачуги из афараха сначала в самих горах, а после расширились до того места, где мы с тобой забрали обечайку.

Малк припомнил врата: круг, выкованный из самого льда, по краям которого расположились черно-красные лампады из афараха. Люди, закованные в такого же цвета защитные одежды, походившие больше на каменные ходящие горы. И длинный заснеженный синий край, больше похожий на разлив краски: пустой, холодный, безжизненный.

Он передернул плечами от воспоминаний. Голор же, продолжил:

- После ухода, долгие годы, они не отвечали на попытки общения, с тогда уже появившимися, Ашвал и Калам. Любой посланник убивался. Обечайки поджигались. Но шло время, которое смогло смягчить отреченный край. Тогда и узнали все, что афарах может помогать в труде людям. Так и появились афараховые светильники и афараховые кокадо[9]. Но Тритри отказались от веры в Кикалэ. Они сейчас думают, что являются властителями своих жизней. Главным является король – новое для нас, ашвальцев, название. Живут во имя его, лишь позволяют перевозить афарах для своих нужд в обмен на соль, мех и шкуры, растения, вроде нашего киос или ти, которые у них не растут.

Рассказ вышел тревожным, как показалось Голору. Он старался обходить острые углы прошлого, которых было много. НЕ рассказал о долгих стычках, закончившихся лишь пару десятков годов назад, когда тритрийцы сжигали поселения ашвальцев или перебивали каламцев во время пути. Ему казалось, что такие подробности настроят против подмастерья, а Малк, и без того, ненавидел Тритри. За то, что когда-то был их невольником, будучи малышом.

С покатых крыш стекали капли воды, ударяясь о почву, создавая глухой звук. Тишина разлилась над городом, создавая время спокойствия. Сейчас ашвальцы жили мирно и без оглядки за спину, не думая, что там тритрийский враг. Совсем немного понадобилось годов для искоренения страха в головах. Но в любой момент, пока были живы свидетели бесчинств, мог вспыхнуть новый пожар. А следом и война. Война, которую уже Кикал не переживет – это знал он, Голор, это и понимал и Совет Девяти, и правитель Торглон.

Малк уточнил:

- Они не хотят больше знать про Кикалэ?

Голор, глубоко вдохнув, словно накладывая на плечи тяжесть прошлого, ответил:

- Они искоренили веру в Кикалэ. Там больше не знают ничего про создателя. Не ведают прошлого и имеют те знания, которые нужны королю.

- Это ли не ужасно?

- Это их путь. – Голор, посмотрев на личила-точки, видимые из проема стены, напомнил: - пути Кикалэ нам неведомы. Пути Кикал непонятны. А пути людей не поддаются осуждению.

Подмастерья прикрыл глаза. Голор знал, что тот не любил старые слова, которыми воспитывали малышей. Они были даны в губы взрослым для одной цели: не допустить повторения Глобальной войны и тех потерь, которые понесли люди. Каждый день напоминали друг другу о временах, когда судили всех и каждого, развязывая недовольства и пожар в сердцах.

- Да, мастер. Мы, демонологи, не смеем больше влезать в такое.

И Малк был прав. Из-за демонологов и ангеологов, в народе прозванных потомками Ханаг, началась Глобальная война. И потомок Торглон сделал им великое одолжение, когда пустил в Ашвал в обмен на верную службу и преданность для блага правления. Те времена прошли, но обещания прошлого напоминало – слова в мире Кикал имели особую силу, которая могла иметь последствия. Как хорошие, так и плохие. Одними словами можно спасти жизни, призвав Демона или Ангела на спасание, а другими ввергнуть мироздание в пучину отчаянья и потери – как и завещал Кикалэ, думать стоило о каждом произнесенном символе.

Тяжесть разговора заставило биться их сердца быстрей. Вспоминать прошлое ашвальцы не любили, спрятавшись в настоящем. И язык свой исправили настолько, что в нем больше не было прошлого времени слов, только настоящее и будущее. Но они, путешественники, находились на краю правления, оттого и говорили спокойно на старый манер, не боясь осуждения и косых взглядов жителей.

Голор поднялся и достал карту, чтобы свериться с тропой. Знал он уголки Кикал неплохо, в отличие от большинства жителей, но всегда просматривал путь, боясь потеряться в бескрайних просторах Кикал. Поистине большой кусок почвы, заканчивающийся или льдами или великими водами, мог увести незнающего людя в такие края, о которых знали лишь предки времени второй тысячи годов, когда активно расселялись потомки выходцев из Халева, образовывая семьдесят одно правление. И заплутать мог любой, даже опытный путешественник, - тропы Кикал сами вели их, иногда обманывая и сбивая.

Все еще белые листы, сложенные мастеров аккуратно, показывали обширные угодья. Они находились сейчас в самом центре, где выше создавала крутую петлю реки Извила – широкая полноводная и главная река, несущая разливы в киос-мес –, а ниже уходили фиолетовые леса лара в которых спряталось правление Ашвал, засев на соленых почвах, с каждым годом уходя все дальше в сторону Великих Вод Доблести, освобождая старые города, гонимые тяжестью жизни. И занимало правление одну сотую почвы от всего Кикал, оттого казавшееся совершенно малым и неважным элементом этого мира. Лужей рядом с озером.

- Вот тропа через Племенной лес, - ткнул пальцем мастер в извилистую и петляющую из стороны в сторону линию, подписанную для понимания старым названием «матерая».

Линий на карте было бесчисленное количество. Обозначения лесов и лугов, холмов и гор, озер и топей, опасных разрывов и едва ли когда-нибудь увиденных кем-либо диковинных мест – мир был полон необычных свороток и лживых прямых троп. Им, ангеологам и демонологам, позволял двигаться внутренний ориентир, данный Кикалэ в дар детям Ханаг – акалот. То, чем одарил создатель при рождении близнецов Солон и Фолох. То, что помогало им разрывать мироздание Кикал и впускать в его объятья великих первых созданий Демонов и Ангелов для исполнения своей воли. То, что вело их по жизни.

- Обогнем вот это поворот, чтобы не идти путем на подплеменне плато, - продолжил водить пальцем по меткам Голор, - отсюда уйдём в самую гущу леса. Ориентироваться придется на камни-светители, чтобы не свернуть не туда. Тропа хитра, особенно здесь.

Мастер указал на место, подписанное «шиповая тропа». Та самая, о которой ходили легенды: она могла увести путника в подпочвенные тоннели, где обитали когда-то потомки Кон, выгнанные длительным пожаром оттуда, и поднявшиеся обратно в мир людей. Находиться в тех далях было опасно: огонь до сих пор бушевал, уничтожая с каждым годом все больше выходов из ветвистых проходов, блокируя попытки спастись для неаккуратного людя.

- Оттуда уже спокойно пойдем. Обечайку должны успеть за три айли довезти до Калам, - закончил мастер.

- Давно я не был в родных краях, - провел рукой по зеленым пятнам Калам Малк, - вновь увижу зелень, а не это фиолетовое убранство.

Голор лишь криво улыбнулся на слова подмастерья. Ашвал славился своей необычной, поистине чудесной, расцветкой: лиловые поля травы и фиолетово-лиловые стволы дерева лара окрашивали даже воду, потому и текла она тут бледного розоватого цвета. И животные, привыкшие к новым оттенкам (а когда-то эти места были не менее зелеными, как Калам), заимели подобный окрас. И стало в этих краях по-настоящему скучно и скудно. А лара продолжала захватывать все больше мест. Непобедимая огнем, быстро растущая, переживающая соленые реки и почву – настоящий приспособленец. Лишь кикасо на краю останавливало её, да река Извила, что не давала пройти через свои широкие разливы.

- Отоспимся и в путь, мой товарищ, - обозначил Голор.

Малк понимающе подмигнул и вышел, чтобы унести посуду обратно хозяину. В свете огня мастер принялся умываться в кадке: розоватая вода нежно холодила кожу, разогревшуюся у очага. Щеки его саднило от холодов, но уже не было настолько больно, как прежде в пути. В начищенной поверхности черного камня, добываемого в недрах гор Красные, называемого алитрон, он видел, как сияет его синяя крапинка. Именно она показывала всем вокруг, что такой люди – демонолог. У ангеологов была подобна крапинка, но красная.

С самого рождения в глазах потомков Ханаг горит этот признак. И никто не сможет искоренить его: ни войны, ни принужденное уничтожение, ни отказ от своей особенности. Но стоило заметить, и Голор не любил об этом думать, что Глобальная война действительно унесла много жизней ангеологов и демонологов, и ремесло это стало поистине редким, каким не было со времен Фолох и Солон. И пускай Ашвал хранить дань уважения прошлому, все же их нагло использовали, продолжая побаиваться. Совершенная ими ошибка, одна, оказалась слишком плачевной для всего мира.

Он обтер лицо тканью и позволил себе понаблюдать за личила-точками, что сияли на небе, подобно искрам от пламени. Тишина города ложилась на сердце безбурностью. Нега личила впервые приносила беззаботность, когда можно не переживать за то, что хищник выберется к их лагерю. Здесь, в окружении людей, мастер чувствовал себя расслабленно. Годы давали о себе знать, оттого и путь с каждым разом становился все тяжелей и мрачней для него, превращаясь в череду испытаний, которую и даже Демон не поможет пройти.

Порыв ветра донес до него запах мокрой почвы, прелых листьев и разожжённого огня. Воспоминая чередой набросились на уставший разум, требуя внимания и сил – того, чего у него не было. Он давно задумывался о том, что свет Калиэль не радует его, но и Лилиэль больше не трогал сердце, а уж увидеть Сеутэль больше не было желания.

Подмастерья вошёл в комнату с кадкой. В ней плескалась вода от движения, заставляя то подниматься волнами, то медленно угасать и превращаться в гладкость поверхности.

- Личила-точки сегодня тусклые, - заметил мастер, не отрываясь от созерцания.

- Виной тому времена холодов, - улыбнулся Малк.

В молчании они занимались каждый своим делом, не трогая друг друга. Верные спутники, знающие моменты тягостных дум, понимающие без слов – такими был Голор и Малк, рука об руку идущие уже больше десяти годов вместе.

Широкоплечий Малк, едва помещающийся в гладкость алитрон, старался сбрить специальным ножом щетину, значительно отросшую за время путешествия. Резкими быстрыми движениями он очищал поверхность, отчего в воде начинали плясать и кружиться волосы. Под тяжким взглядом мастера, мужчина не тревожился.

Поры ветра донес до них вновь запах мокрой почвы и прелых листьев, но вместе с тем и нечто иное. Оба остановились, стараясь принюхаться: аромат был им непонятен, чужероден.

Малк тихо просил:

- Мастер, что это?

- Мне неведомо это, товарищ, - так же негромко ответил мастер.

Сколько они стояли, застастанные врасплох, не было посчитано. Но очередной порыв ветра донес до них все, кроме странного запаха, оттого оба успокоились. Чуйка акалот что-то бурчала, требуя не успокаиваться, но путешественники заставили её умолкнуть.

Ложились они уже в третьем кокад – достаточно поздно. Вставать предстояло через несколько кокад, потому отоспаться, как оба мечтали, им не предстояло.

Личила завладело последним куском света, когда Малк погасил светильник, и безмятежность накрыло город и спутников одеялом, даря лучшие светлые чувства. Лишь Лилиэль, посмеиваясь, проникал в открытый проем, играясь бликами на гладкой поверхности алитрон, отражая в ней свет личила-точек и игры мелких насекомых личии, в честь которых и был назван данный период дня. Они то и дело проникали в комнату, пролетая и мерно жужжа, после чего, покидали и отправлялись в путь. Ашвальцы верили, что те приносят с собой долгий крепкий сон и легкое пробуждение.

Издали иногда доносился крик петан – птиц, что летели с Тритри в Ашвал, чтобы провести мол-мес в теплых, по сравнению со снежными далями, почвах. Их пронзительный хриплый звук был знаком, но в личила, когда никто не слушал шепота Кикал, они не были поняты никем.

Однако, несмотря на полог покоя, Голор не спал. Малк же, наоборот, сопел, уйдя в мир темноты – так называли время сна. Возможно, он летал среди неизведанного мира Кикалэ, посещая мир Демонов, как то часто бывало у демонологов. А быть может, в его душе стояло полное умиротворение, потому кроме черноты и отдыха ничего иного не было. В любом из случаев, мастер был за него рад. Он то и дело поглядывал на личии, залетавших в комнату, мягко кружащих своим незамысловатые чудаковатые танцы, а после улетающих прочь. Насекомые были столь прекрасные, что, без сомнения, уморили бы любого. Кроме него.

Мысли мастера были пусты, как чаша без дна. Акалот внутри бурлил, предвещает о чем-то. Но люди, даже такие необычные, как потомки Ханаг, не умели до конца понимать силу Кикалэ, данную им многие года назад. В этом мире было столько много всего загадочного, что разгадать не смог бы ни один ум.

Скрежет ножек в зале заставил мужчину обернуться: слишком поздний час для гостей.

Ни успел Голор приподняться с постели, как отчаянный визг, промчавшийся сначала по едальне, а затем и по всему городу, заставил в мгновение век вскочить с места.

Звуки ударов афараховых часов, на которых был сделан отдельный боен[10], прокатился по сонному городу. То тут, то там загорались светильники в проемах, возвещая о пробуждении. Крики гуальна, перебуженной домашней птицы, вторили не менее звонким и резким ударам.

- Нападение?

Малк спросил это, не открывая глаз, но уже поднявшись с места. Голор высматривал в проеме причины внезапной тревоги, стараясь понять: откуда удар, кто враг и отчего в такой кокад?

Темноту личила разогнали светами сотен и сотен светильников. Зажжёнными факелами. Охранными кострами, взмывшими в небо на сотни мотель[11]. Город сбросил морок сна в долю вздохов и приготовился к обороне. К обороне, которую ждал каждый годами, помня события прошлого.

- Не зря закат Калиэль не увидели, - пробормотал себе под нос мастер.

Подмастерья его не услышал, поглядывая в сторону двери и прислушиваясь к обстановке вокруг. Афараховый боен продолжал истошно возвещать о суматохе и опасности, прибавляя паники и страха.

Крики людей, бесцельно выглядывающих из дверей, смешивались с визгливыми трескучими голосами гуальна. Все походило на чью-то глупую шутку, которой решили позабавить себя дети, пробравшись в ночи к афараховым часам.

- Я слышу гул.

Слова Малка заставили Голора оторваться от разглядывания дрожащих огней по всему проходу. Синяя крапинка в глазах подмастерья заиграла в темноте, обдавая яркими искрами, то и дело чуть ли не вылетающими из глаз – это был признак ярости акалот. Признак того, что где-то творится бесчинство. Признак того, что рядом находится враг.

Схватив с сундука троповый плащ, мастер выбежал из комнаты, гонимый словами Малка. Трепетало сердце, ноги налились теплом и силой, коей было в нем достаточно – он двигался по воле своей чувств, как истинный потомок Ханаг. Как истинный кикалец, ведомый воле Кикалэ. А подмастерья растерянно глядел вслед удалившемуся товарищу не в силах сделать и шага, акалот кричало в нем, влекомый старыми ощущениями.

- Ромул, поднимайся!

Голор стучал в двери по очереди, не зная верной. Испуганные посетители, разбуженные набатом афарахового боен, выскакивали из дверей в поисках укрытия – их чувствами делами все за них, спасая душу. Но мастеру было на это наплевать. Он продолжал будить каждого, чтобы найти нужного людя. И недовольные слова в его сторону, хлопки и выкрики не вызывали в нем ничего.

- Он здесь!

Один из гостей ткнул в овальную дверь, подсказывая. Короткий кивок в его сторону от Голора – то, что мог удостоиться помощник.

Навалившись на препятствие, Голор выдавил вход. Темнота комнаты неприятно кольнула глаза после светлых коридоров едальни. В глазах вспыхнули синие крапинки, позволяя увидеть в черноте необходимое.

- Кикальский хног!

Голор бросился к постели, где развалившись во всю ширину, лежал хозяин вверх брюхом. С его губ стекала голубая кровь, переливаясь озорными блесками в тонком щелочном свете от двери. Глаза, широко распахнутые, покрылись белёсой пленкой. Запах людской смерти мастер признал сразу же – как и любой демонолог.

- Ромул!

Роколон, внук, вбежал в комнату в полной растерянности. За ним следом примчались и другие гости, словно стадо петан, гонимые звуками и чувствами. Голор озирался по сторонам в попытке понять: кто и откуда напал на беззащитного? Его крапинка в глазах то вспыхивала, распаляясь, то вновь гасла – но то было лишь обыденностью.

- Мастер!

Малк влетел в комнату. Его растрепанные черные волосы блеснули в свете еще одного источника света, которого ранее не замечал Голор. Он бросился в сторону, откуда шла волна, и с яростью содрал мех со стены – за ней скрывался проход, зияющий множеством факельных огней.

- Калиэль, защити нас! Не дай врагам посеять зло на почве твоей!

Люди принялись читать защитные слова, зная их от корки до корки. На это Малк лишь фыркнул, вглядываясь в лицо умершего. Под светом личии, что налетели в комнату, влекомые горем, были заметны царапины и раны на лице несчастного, как и огромное голубое пятно на животе – смерть Ромула была быстрой. Его ударили прямо во второе сердце кикальца, то, что находилось под правой рукой, сокрытое от любых травм.

- Роголон, чем занимался твой дед?

Мальчишка не слышал вопросов Голора, глядя на лицо некогда родного человека. Губы его дрожали, а пальцы с силой впились в ткань ночной рубахи, разрывая её местами. Из глаз так и не полились слезы – страх и ужас застыли в них, полностью останавливая осознание реальности.

Раздался набат ударов охранных щитов. Люди, оторопев на несколько вдохов, бросились врассыпную по комнатам. Их перекошенные от паники лица окрашивались светом от факелов в проходе, становясь до нелепости смешными и при этом кошмарными масками.

Малк с размаху влепил пощечину мальцу, отчего тот покосился и упал на колени. Подмастерья повторил вопрос Голора:

- Чем занимался твой дед?!

В замутнённых от морока смятения глазах появились искры понимания.

- Не стоило так грубо, - оскалился мастер.

- Действенно в такие ситуации, мастер,- парировал Малк.

Из глаз Роголона полились слезы, орошая мех тавроса, на который тот упал. Личии облупили мертвеца со всех сторон, создавая перламутровый переливающийся кокон, больше похожий на чудесное произведение искусного мастера, чем на труд насекомых.

- Тритрийцы. – Мальчишка запинался, пряча то и дело рот пальцами в попытке не раскричаться от непостижимого отчаяния и горя. – Он помогал. – Ромул вновь замолчал, пытаясь выдавить из себя хоть звук. Но юный возраст и потрясение от смерти заставляли язык путаться, издавая лишь невнятные булькающие слова.- Помогал. Тритрийцам.

Голор с недовольством смотрела за всем. На проходе уже собрались десятки и сотни людей, выбежавшие из лачуг с оружием: кто с копьями, кто с клинками, кто с палками – что под руки подвернулось. Город готовился к настоящему бою.

- Помогал бежать тритрийцам? – уточнил Малк.

Роголон лишь закивал на вопрос подмастерья не в силах больше сказать ничего.

- Когон! – прошипел мастер после этого. – Пути Кикалэ для вас пустой звук? Для чего полезли к другому народу? Войну развязать вновь решили? Ничего вас не учит! Ни смерти, ни погибель мира!

Глаза Голора застила крапинка, скрыв бесцветную радужку, превращая в единое синее пятно. Юноша разревелся пуще прежнего от этого, падая ниц на шкуру таврос. Его била крупная дрожь, отчего ноги начала сводить судорога – второе сердце Роголона страдало от происходящего.

- Я туда. Следи!

Малк кивнул.

Голор бросился по проходу. Факелы недружелюбно обдавали его жаром, словно пытаясь изгнать заблудшего путника, незваного в эти места. Но мастер не обращал на этого внимания, стараясь быстрей пробраться по холодному и сырому каменному проему. Под ногами то и дело гремели камешки, звучно отталкиваясь друг от друга и создавая ненужный шум.

В городе были слышны крики недовольств и перебранки среди людей, пробравшиеся даже сюда, отчего мужчина сделал вывод: он идет не под почвой, а по какому-то зданию, соединенному с проходом. Солянные камни под ногами подтверждали его предположения, все чаще попадаясь на глаза. В свете факелов, который становилось все меньше, они блестели своими мелкими кристаллами, приковывая взгляд. Главная особенность Ашвал, которая могла образовываться только на поверхности, - то, что искренне ненавидел демонолог.

Потянуло свежим легким воздухом.

Мужчина побежал быстрей, чувствуя окончания и выход из прохода. Его глаза все еще сияли синим светом – акалот внутри него так и не успокоился, а сейчас это было даже нужно. Факелы закончились, и приходилось мчаться в полной темноте, лишь крапинка помогала распознавать силуэты местности вокруг.

Он буквально влетел в один из стогов маис. Сушенные початки больно ударили ему по голове и впились в спину. Выход привел его к амбару, где хранили заготовки на холодный период. Совсем незаметный проход, сокрытый обычно куском меха, сейчас был открыт – отсюда и вывалился мастер.

Не успев до конца осознать происходящее, Голор услышал рокочущий звук больше похожий на рык. Обернувшись, мужчина увидел открытые ворота и темноту, в которой кто-то стремительно удалялся.

Около пяти огней кружили вдалеке. Доносился протяжный рокот животных, которых распознать он не мог, но на них ехали неизвестные всадники. Рванные движения пламени подтверждали, что некто передвигался на странном виде ездовых, неведомых ни ашвальцам. Голор встревоженно вглядывался в темноту, пытаясь хоть что-то понять. Его вытянутый силуэт, настолько прямой, что, казалось, мастер стал палкой, не шевелился – со стороны демонолог был пугающим и опасным существом, следящим за теми, кто мог причинить вред. Мысли его методично менялись. На каждый вопрос – давал себе ответ. Делал выводы, стремительно водя глазами из стороны в сторону.

Прошло некоторое время, прежде чем Демонраш вытащил из потайного кармана палочку, наполненную голубоватой жидкостью и быстрыми, легкими, незамысловатыми действиями начертил на руке неизвестные символы: квадрат, вписанные в него круг ч черточками и символами неясного языка – все это было сигилой, коей пользовались потомки Ханаг для призыва могущественных существ, данных в угоду самим Кикалэ.

- Еусаш, - слетело с губ мастера.

Амбар наполнился красновато-синим светом. В мир Кикал ступила сначала одна нога, после вторая, а следом явилось и остальное тело с головой.

Демон был страшен, если бы его видел обычный люд, но не для него. Он давно уже не обращал внимания ни на яркие синие глаза, ни на два белых рога, украшающих голову, ни на четыре кожаных крыла, маячащих за спиной – это то, что мог рассмотреть демонолог, остальное же представляло собой сгусток темного тумана без формы.

- Задержать, - на общем языке приказал Голор.

Сгусток сначала закружился, завертелся, а следом черной стрелой бросился прочь из амбара, оставляя после себя аромат троповой пыли вперемешку с морозной свежестью мира существа. Голор вскочил на ноги. Убивать или наносить вред со времен Глобальной войны больше ни Демоны, ни Ангелы не могут. Те обещания, что дали потомки Ханаг, отныне имели полную силу без права нарушения. И пусть друг против друга могущественные создания Кикалэ могли бороться, вызванные мастерами, то нанести вред миру Кикал и людям больше не смели. И часто, очень часто, Демонраш ругался на эти запреты, которые были столь нужны в некоторые моменты. Но нет, сказанное нельзя было забрать обратно – само мироздание, наделенное собственным сознанием, следило за исполнением клятв.

Заскочив в соседний амбар, где оставили на личила своих ездовых, Голор позвал верное животное.

Силша засвистела в ответ, выдавая тревогу.

Ноги животных, наделенные пятью пальцами, оказались связанными. Чертыхнувшись, мастер принялся обрубать веревки ножом, который носил с собой.

- Кикальский хног, что же творится в тебе, Кикал!

Мастер ворчал, распутывая и разрезая веревки. Мощная ездовая, больше него в три раза, терпеливо ждала.

Силша были вредными созданиями, что со временем подчинились людям. Пятипалые четыре ноги проворно перебирали кикальскую почву, позволяя проникать в труднодоступные и неудобные места. Длинную черную гриву, что скрывала морду животного с двумя парами зеленых глаз, ашвальцы заплетали в косички, чтобы она не мешала во время поездки. В Калам волосы спасали от пепла. А здесь, где всегда было спокойно, в ней не было смысла. Однако они слишком уважали то, что было придумано Кикалэ. Четыре пары ветвистых рогов белого цвета вздымались над головой вверх, создавая нечто подобия короны. Во время гона (так называли этот период ашвальцы) силша устраивали настоящие схватки: женщины боролись за мужчин для продолжения рода. Этими отростками они старались проколоть глаз сопернику и сопернице, оттого и было у них четыре глаза – на всякий случай. Ум их был столь прозорливым и понимающим, что они четко узнавали шаги и запах своих хозяев. Послышался свистящий звук радости – это была силша Малка. Она стремительно поднялась на лапы и застыла на месте в ожидании. Столь сообразительные животные хорошо понимали язык людей (пускай и далеко не весь), чтобы реагировать и на настроение, и на команды.

- Все, ты свободна.

Животное вскочило на ноги: рога царапнули потолок амбара, места для нее оказалось мало здесь. Голор же вскочил на подставленную спину, не теряя время на перевязку ремней для путешествия, с силой вцепился в волосы, чтобы не упасть.

Силша стремительно выскочила из амбара, ловко перебирая мокрую почву. Из-под ног её вылетали комья грязи. Лужи расплескивались от твердых шагов, становясь лишь каплями на высохшей траве и прелых листьях лара.

Огни вдалеке замерли на месте, остановленные Демонов. Голор знал, что тот исполнит просьбу не смея пойти против приказа сильнейшего и древнейшего демонолога.

Справа от него стали близиться факелы – охрана подиралась к замеченные недругам, завидев мелькание. И хоть мастеру не нравилось быть с ними в одной команде, сейчас лучшего расклада было не сыскать. Силша засвистела, предупреждая хозяина, привлекая его внимание.

Только сейчас, отвлеченный до этого короткими раздумьями и наблюдениями, мужчина заметил, что черное облако, которое было Демоном, крутилось вокруг шести мау-мол на которых сидели всадники. Они старались отбиваться от налетевшего вихря существа то огнем, то мечами – ничего не помогало против бестелесного существа, то рассыпавшегося темными искрами, то собирающегося в настоящие потоки тумана.

- Перехватывай их!

Крики воротчиков доносились до разгоряченного разума мастера. Демонолог разглядывал маул-мол, стараясь понять, как подобраться к ним. Силша свистела, недовольно ворча об очередной опасной вылазке – настолько умное животное хорошо передавало свои мысли и чувства хозяину.

Огромные бородатые мау-мол с двумя широкими рогами, похожими на две башни на голове, крутились на месте, изредка бросаясь то в одну сторону, то в другую. Застигнутые врасплох Демоном, они рокотали и щетинились, стараясь напасть на черное облако и, конечно же, хватали своими лапами лишь пустоту. Их шесть красных глаз, лишенные зрачка, светились безумных устрашающим светом. Только по почве волочились длинные усы, мешающие им.

- Свободен! – прокричал Голор, отпуская Демона.

Туча постепенно стала таять, после чего и вовсе исчезла. И только запах троповой пыли, известный каждому демонологу, обуял мужчину. А следом часть силы перешла в сторону призванного существа, ослабляя его.

Враги, завидев причину своих стенаний, бросились в его сторону. Шесть мау-мол тараном двинулись на Голора, стараясь затоптать. Но хитрая и ловкая силша нырнула под ними, позволяя укусить только воздух.

Воротчики побирались все ближе, привнося суматоху. С десяток бойцов с криками и огненными факелами представляли угрозу. Закованные в броню на мощных ездовых гуанако – они представляли настоящую угрозу для недругов.

Голор отметил главного из них, на которого то и дело поглядывали остальные. Коротко передав силша просьбу, мужчина сорвался с высокой спины животного, неприятно врезаясь в твердую почву и пачкаясь в грязи. Разбитый сотнями шагов отчаянных мау-мол пустырь сейчас напоминал настоящую топь. Ноги мужчины разъезжались и вязли.

Быстрым движением отрисовав очередную сигилу на запястья, демонолог произнес короткий призыв:

- Еусаш.

Вновь Кикал заскрежетал на призыв, прогибаясь под тяжестью Демона. Пространство разрывалось, открывая проход для могущественного существа Кикалэ из другого мира. Под светом Лилиэль входило новое существо, освещаемое личила-точками.

Мау-мол рокотали, отбиваясь уже от воротчиков, которые уже добрались до места столкновения. Они кололи животных кольями, заставляя их вставать на задние лапы, отчего кричали наездники, почти сбрасываемые со спин, едва удерживающиеся в подобие седла. Отпрыгивая в стороны или отходя на гуако, охрана старалась взять напролом врагов, сбросив с ездовых людей и отпустить восвояси. Но те держались всеми силами, чтобы не выпасть.

Позади в мир вступил Демон, обдавая Голора знакомым запахом троповой пыли. Сила призванного существа была невероятной и могущественной, что любой демонолог бы позавидовал – то был сам Маркиз. Один из верховных Демон, коих было всего семьдесят два.

- Подними почву и пусти против недругов, Хоэвэа!

Приказ Голора потонул в рокоте мау-мол и криков воротчиков. Но Демон услышал.

Почва задрожала, вызывая испуганные крики людей и животных. И даже силша мастера засвистела от приближения неприятностей, хоть и понимала особенности призыва, видимые не раз за долгую службу Демонрашу.

Камни под ногами затряслись, постепенно начиная подпрыгивать под силой толчков. С каждым вдохом мир наполнялся тягостной густой силой Демона, проникающей в уголки Кикал, отчего тот кряхтел и шипел, вступая в борьбу. И оттого почва начинала трещать, сталкиваясь от двух противоборствующих сил.

Люди истошно кричали, стараясь удержаться на ногах.

Животные рокотали от страха и чувства опасности, пытаясь сорваться с места и бежать прочь, гонимые чувствами и желанием безопасности.

А Голор наслаждался происходящим. Крапинка затмила глаза мужчины, сделав лицо по-настоящему ужасающим в тусклом желтом свете Лилиэль.

- Беолот!

Прокричал один из врагов и сделал маневр в сторону, уходя от появившегося разрыва с которого стремительно поднимались камни для падения вниз. Остальные наездники развернули мау-мол и бросились за ним вслед, быстрыми и резкими движениями преодолевая препятствия и растерянность ездовых.

Воротчики, понимая, что сила направлена демонологом не против них, вскочили на гуако, усиленно упиравшихся от трепета перед дрожанием почвы, и несмело помчались вдогонку за незваными гостями, которые теперь убегали, поджав хвосты. В прямом и переносном смысле.

- Свободен, - прошептал Голор.

Хоэвэа опустил обратно камни и благополучно закрыл разрыв. Кикал одобрительно загудел на это, обдавая демонолога теплыми ласковыми потоками ветра, нагнав их с самых далеких уголков. Как и прошлое создание, Демон постепенно растаял, оставляя после себя только привкус троповой пыли на языке. И ничего не говорило о том, что совсем недавно здесь произошла настоящая бойня, кроме грязи на месте топтания ездовых. Голор взобрался обратно на силша – та уже успокоилась – и тихим шагом направил её в сторону амбара.

Пустырь был спокоен. Личии вновь засверкали в свете личила-точек (все время они прятались в прелой листве лара) и мерно поплыли по воздуху. А Лилиэль сурово глядело на мир, как, впрочем, и всегда. Огни в проходах постепенно гасли – люди успокоились и вернулись по лачугам.

Наступил вновь покой.

- Помогите.

Слабый шепот донесся до ушей Голора, заставляя его остановить силша. Животное заерзало на траве, перебирая пальцами почву в ожидании. Сначала мастер подумал, что ему показалось, но стон, едва различимый, позволил ему передумать. Соскочив с силша, мужчина подобрался ближе к кучке листьев лара, заботливо оставленных людьми для животных на время холодов. Он некоторое время разглядывал место, стараясь понять, откуда именно шли слова и кому необходима почва.

Ездовая, устав ждать, своими ветвистыми рогами внесла верхушку стога, отчего незнакомец, зарывшийся в них, покатился в сторону.

Силша засвистела на веселых звуках, точно потешаясь.

- Хитрая, - ласково прошептал Голор, погладив по боку спутницу (его была женского пола).

В свете Лилиэль открылся вид на черные косматые волосы, собранные в подобие хвоста. Гладкая белая кожа, отливающаяся сероватым оттенком, привлекла внимание личии, постаравшихся облепить нового гостя своего пустыря. Но мастер сразу понял: этот тот, кого скрывал погибший Ромул. Тритрийец.

- Мастер!

Обращение Малка, добирающегося до пустыря на своей силша, отвлек Демонраш.

- Отдал мальца его бабушке. Кое-как нашел. Пришлось Демона звать, - объяснил Малк, подъехав ближе.

Его силша была меньше Голора, но не менее крупная на фоне людского телосложения. Длинная грива, заплетенная вокруг рогов, словно венец, украшала морду животного. Зеленые глаза её с вытянутым зрачком обменивались взглядами со второй ездовой, отчего та закатывала глаза и грустно посвистывала.

Подмастерья остановился, присматриваясь к тритрийцу свысока. Тот больше ничего не говорил и не стонал, будто потеряв сознание и погрузившись в темноту временного сна.

- Из-за него все началось?

Мастер, пожав плечами, честно ответил:

- Не ведаю. Если да, то мы спасли ему жизнь сегодня, не позволив вернуть обратно в Тритри.

- И в этом нет ничего хорошего, - закончил Малк.

Голор обмыл руки в засохшей грязи о лужу, что не тронула суета.

- Мы нарушили волю Кикалэ, вступившись за него. О чем я только думал, - зло процедил мастер.- Ничего хорошего из этого не выйдет. Значит, это был его путь – жить в Тритри. А я.

- Быть может, его путь – быть спасенным нами в эту личила?

- Не ведаю, Малк. И не желаю ведать.

Голор вскочил на силша, цепляясь за волосы животного. Та вскочила на ноги, выворачивая колени для дальнейшего движения. Решительно направив ездовую в сторону амбара, он посмотрел на личила-точки, чтобы больше не думать об этом дне.

- И мы оставим его здесь? – приподняв иронично бровь, спросил Малк.

- Я без того нарушил его путь. Большего на себя не возьму.

Малк вдруг рассмеялся. Задорно, громко, с настоящим ярким весельем. И без того расстроенный Голор стал злей и недовольней, в ответ силша яростно засвистела. Но ни товарищ, ни его ездовая не отвечали – продолжая хохотать вместе.

- Мастер, - отсмеявшись, обратился Малк, - вы уже совершили ошибку. Зачем бросать на полтропы? Доводить все нужно до конца.

Силша Голора закатила глаза, а сам он ответил:

- Вместо одной ошибке две я совершать не собираюсь.

- Тогда её совершу я.

- Не сомневаюсь, - фыркнул Голор.

- Я имею жалость к людям. Даже будь он тритрийцем. А вот вам бы поучиться истинным заветам Кикалэ.

- О как заговорил!

Малк спрыгнул с широкой спины силша, приземляясь на раскиданные листья лара. Юноша так и не пришёл в себя, развалившись на грязи вперемешку с жухлой травой. Он казался истерзанным путем, оттого и на его коже появилась корочка, пускай гораздо тоньше и безболезненней, чем у ашвальцев.

- Кикалэ велел нам поддерживать и помогать друг другу.

- Не нарушая пути, Малк, что уготован.

- Так значит, путь его идет через нас.

Мастер промолчал на слова подмастерья. Тот освободил шею животного от ремней, на которые натягивалась вся упряжка животных, и быстрыми короткими движениями превратил его в подобие привязки.

- Вы мне не поможете, мастер?

- Ты взвалил эту ношу на себя, - ворчливо заметил Голор.

- Как вернемся в Олмор, я обязательно поведаю Олисе, что вы стали жестоким стариканом. Вот она удивится, какой у нее оказывается наставник.

Спрыгнув с силша, мастер принялся помогать товарищу с перевязкой юноши на спине животного. Тритрийец был легким, что даже один мужчина смог бы поднять его без труда, что немало удивило обоих путешественников. Но обессилившие руки его, как и ноги, болтались без дела, оттого и было трудно справиться не с живым людем, а с мешком маиса, то и дело рассыпавшегося по почве.

- Ты решил сразу получить все мое негодование? Жаловаться Олисе – это запрещенный прием, товарищ.

- Зато действенный, - запыхаясь, закинул ноги юноши Малк.

- Кого я взял в спутники, - наигранно протянул Голор.

- Верного спутника. И товарища, стоит заметить. И Кикалэ слышал ваши слова, когда вы согласились на мою компанию.

- Это было ошибочно.

- Слова в мире Кикал не имеют обратной силы. Вы сделали выбор, от которого нельзя увильнуть, - хохотнул подмастерья.

- Ужасные заветы.

И пусть Голор ворчал и дулся на своего товарища, но в глубине души все же не меньше смеялся от их перебранок. Годами была проверена верность Малка: как в жизни, так и в бою – найти настолько достойного напарника было настоящим волшебством. Сам Кикалэ преподнёс ему за все дела его дар этот.

Силша засвистели, завидев возвращающиеся огни. Воротчики медленно двигались обратно. Встреча с ними с тритрийцем на руках могла, как успокоить людей, так и разозлить ещё больше, потому оба мужчины не решили показывать свою находку, которая лежала на спине без движения.

- Что будем делать?

Голор чертыхнулся на вопрос Малка и язвительно уточнил:

- Твой груз – ты и думай.

- Мастер, - протянул в ответ Малк, и печальным взглядом посмотрел на него.

- Кого я пригрел у себя на спине.

Малк улыбнулся и горделиво приосанился в желтоватом свете Лилиэль.

- Отвезем его в килана. Пускай сами с ним разбираются – им любой людь в радость.

- А есть знакомая у тебя здесь кила?

- Делок Отринувшая. К ней завезем. Иди до едальни, а я с воротниками поговорю.

Подмастерья гукнул и отдал команду силша, что быстрым ходом двинулась к указанному месту. Так, чтобы не было видно полностью силуэт животного для воротчиков.

Голор же, осмотревшись, отметил, что почва начинала холодеть. Тепло Кикал исчезало, сменяясь мерзлотой. Шхокские ветра не добрались до края Ашвал, но их прибытие ожидалось – даже тучи предупреждающе крутились и игрались, становясь яростней, предвещая времена смятения.

[1] Неделя. Содержит в себе десять дней

[2] То бишь, ругаясь

[3] Мертвец, что не вознёсся к Кикалэ, отвергнутый создателем

[4] С Языка Кикалэ – черное зло

[5] Глупыми и неважными, пустыми

[6] Повозка для перевозки

[7] вор

[8] Город на краю Ашвал, приграничный

[9] Предмет, отмеряющий время. Здесь кокада, коих сорок в дней. В каждой кокада по 100 миол. В миол 100 шог, которые отмерялись в прошлом: вздох, поднятие молотка, удар, выдох.

[10] Подобие барабана, весьма громкая штука

[11] Единица измерения, 1 мотель = 4 метра. .