Читать онлайн
"Из наблюдений в транспорте и вне его"

Любовь превыше всего

Золотая осень. При невозможности выехать из московских пробок и при забитых напрочь подмосковных дорогах великим счастьем остаются электрички, если, конечно, они тоже не забиты. И вот вам повезло, вы сидите в переполненном до отказа вагоне и это почти то же самое, почти такая же радость, если бы вы находились на берегу теплого океана и блаженствовали, погружаясь в лазурные волны. Вдруг вдали над водой мелькнул пугающий плавник, вы встрепенулись, пронесет, нет, не пронесло. Прямо перед вами остановилось... юное создание, на шестом-седьмом месяце беременности. Черт же дернул сесть с края, побоялся сквозняка. Вы, как настоящий джентльмен, делаете паузу (исходя из разницы в возрасте с окружающими) и лишь затем встаете и уступаете место. Мадам, сидевшая напротив, слегка качает головой, подразумевая ничего не замечающую молодежь. Вы могли бы пожать плечами, мол, по-другому не могу, но вы невозмутимо продолжаете читать в смартфоне.

Через пару-тройку остановок освободилось место рядом с юной девой, почти уже ваше. Но только почти. Она ставит на это место пакет и, привстав, кому-то усиленно машет рукой. Выныривает субтильного вида молодой человек и вот они опять вместе, вдвоем, с побеждающей все чувства любовью.

Все свои опусы я размещал на известном портале «Проза ру» и некоторые читатели оставляли отзывы, которые я не буду здесь приводить. Но, может быть, пару привести придется. И вот один из них: «Прикольное сравнение беременной женщины с акулой. В принципе, Вы не ошиблись!» – Алена С.

Запоминающийся отзыв!

О вреде курения в общественном транспорте

Принятое постановление правительства о запрете курения в общественных местах, несомненно, будет иметь большое положительное значение. Я хочу здесь рассказать о случае из прошлого, когда курение в тамбуре электрички было таким же обычным делом как, например, справить нужду в проходе между вагонами.

Один немолодой пассажир, войдя в вагон электрички, повесил сумку на крючок стенки между окнами и сел на свободное место. Лето, час пик, народ возвращался с работы. Чем дальше электропоезд забирался в область, тем свободнее становилось в проходах. Перед станцией, где обычно выходит чуть ли не полвагона, наш пассажир покинул свое место. Именно перед станцией, а не после, что явилось для него серьезной ошибкой с крупными последствиями. Был ли он в тамбуре и ждал, когда народ рассосётся, чтобы не курить в духоте, или же находился в проходе между вагонами, это никому неизвестно. Как только захлопнулись двери электрички на упомянутой станции, общественное око зафиксировало, что сумка висит, а пассажира нет. Раздался крик:

– Мужик сумку забыл!

Тут же последовал дельный совет:

– Выбросите ему в окно.

Благо все окна с начала весны уже открыты. Самая расторопная женщина, из соседей мужика, мгновенно выполнила команду. Платформа к этому времени уже осталась позади, и сумка полетела в траву на обочине железной дороги. Она ещё не успела приземлиться, как в вагон влетел пассажир с криком:

– Сумасшедшая, что ты делаешь?!!. Похоже, он с определенного угла тамбура наблюдал за местоположением своей сумки, но обсуждения об её участи не слышал. Пассажир выбросил недокуренную сигарету в окно и сказал, что в сумке у него было всё: ключи от квартиры, деньги, телефон. Что тут скажешь, остались только сигареты – непростая ситуация.

Транспортный эгоизм

– Доживи до моих лет, и я посмотрю, какой ты будешь сумасшедшей, – с криком, расталкивая окружающих, врывается в вагон электрички маленькая женщина, экипированная как для зимней рыбалки. Плюхнувшись на первое свободное место, она переводит дух и уже совсем мирно сообщает.

– Я весь день на ногах и на морозе. А у них работа сидячая, и прут, как лошади.

Никто никак не отреагировал на её слова, и это ей показалось несправедливым. Она быстро окинула взглядом стоявших рядом и поняла, что сочувствия от них точно не дождешься. Что ж, держите тогда!

– Женщина, не ложитесь на меня, я не подставка!

Некоторое шевеление вокруг. Маленькая женщина продолжает:

– Я так на одного прислонилась, так он крыл меня е@уками до самого Кунцево. А тут и ноги отдавили и ещё спать укладываются.

Вновь шевеление, и только стук колес.

Культурная публика молчала, а ей так хотелось простого человеческого участия.

На платформе

Утром на железнодорожной платформе мало кому весело: сон прошел, но ещё можно подремать в электричке, если удастся занять свободное место. Чем ближе время прихода электрического поезда, как его иногда подчеркнуто торжественно называют по внутреннему радио молодые машинисты, тем плотнее становится ближний к путям ряд пассажиров, и тут затихают последние разговоры. Вот в такой тишине вдруг раздается мужской голос:

– А я за-пре-щаю! Я уже сказал: за-пре-щаю!!

Народ, до этого безмолвно уставившийся в сторону приближающейся электрички, теперь вынужден был переключиться, пусть только органами слуха на какого-то чудака, что-то запрещавшего, и это неизвестное, что он запрещал, как само запрещение, никому не понравилось. Но никто не обернулся, чтобы не оказаться тем самым объектом, к которому и относилось это запрещение. Голос звенел железом, от чего приближение электропоезда было уже дополнительным благом.

Мужчина продолжал – оказывается, это был его телефонный разговор:

– Рядовым все равно, они пешки, плюют на это – что я запрещаю, что ни запрещаю. А руководство меня уже раскусило и посылает, правда, не вслух, на три буквы... Но я все равно им по-прежнему запрещаю!

Кому он объяснял и что запрещал было непонятно, однако, было ясно что он потерпел жестокое фиаско. Пассажиры с несколько улучшившимся настроением ринулись в открывшиеся двери подошедшей электрички.

Комбинаторша

На остановке в автобус, следовавший на железнодорожную станцию, одной из последних вошла женщина неопределенного возраста с двумя детьми, мальчиком – младшим школьником и девочкой не старше четырех лет. Для аналитиков из числа пассажиров девочка быстро внесла ясность в родственные отношения вошедших.

– Дяденька, уступите место моей бабушке, – обратилась она к первому пассажиру, сидевшему у входа в автобус.

Дяденькой оказался самый, наверное, пожилой в автобусе дедушка. Он повел плечами, глянул по сторонам, поерзал на месте и сказал:

– Я встану, а ты сядешь?

Девочка без запинки выпалила:

– Да, бабушке на колени.

Судьба букашки

Понедельник. Еду в электричке. Передо мной сидит женщина, возвращается с дачи: у ее ног, на полу сумка с дарами подмосковного лета. Из сумки выползает букашка, зеленная со щитком, по форме как у средневековых рыцарей, и начинает преодолевать складки на брюках дачницы. Я смотрю на насекомое и все так неправильно: понедельник, заканчивается лето, впереди рабочая неделя. Как все же хороша пятница, особенно её вечер. О среде говорят, что это уже маленькая пятница. Вместе с иудеями готов отмечать субботу, а понедельник? Пора переходить на четыре рабочих дня и со вторника.

Женщина вопросительно перехватывает мой взгляд. Я предательски сообщаю:

– Ползёт.

И киваю на букашку. Женщина щелчком пальца сбивает букашку на пол, та падает на свой щиток и, подобно пловцу на спине, вращая лапками, быстро начинает пересекать пространство в проходе; приблизившись к одной подошве обуви и, казалось бы, достигнув желаемого, где можно было наконец-то зацепиться и принять нормальный вид – перевернуться, она почему-то разворачивается и двигается в противоположную сторону, и так несколько раз. Внутренние рецепторы, видимо, ей подсказывали опасность, исходящую от подошв. Они её не обманывали.

Остановка. И зашагали по проходу пассажиры. Будь у меня в руке газета, я оттолкнул бы зеленого пловца куда-нибудь под лавку. Но чудо – букашка, застывшая на время у одной из подошв, осталась невредимой. Поезд тронулся.

В это время у дверей вагона появился очередной продавец мелкорозничного товара. На сей раз примелькавшейся старикан с галантерейным набором, с клейкой лентой для штопки одежды. Если бы это было в добрые старые времена, то сидеть ему уже давно в камере с признанием о своей шпионской деятельности. Поскольку прокукарекав несколько заученных фраз, он, не обращая никакого внимания на пассажиров (это на потенциальных покупателей!), несется стремглав по вагону дальше. Не удивлюсь, что загримирован под старика. Возможно, уже в следующем вагоне у него назначена встреча с резидентом.

Наша букашка ничего не знала о спринтерских способностях псевдо-продавца. На месте их трагической встречи осталось маленькое темное пятно. А ведь могла она еще долететь до московского куста сирени и быть склеванной птичкой (нормальной, не теми, которые пасутся на асфальте) или спокойно доехать в сумке до московской квартиры и навечно мумифицироваться в книжном шкафу. Но нет, не получилось, такова тяжелая судьба мелкого среди крупных, и я чувствовал себя виноватым до своей остановки.

Рассказ попутчика

После долгого перерыва довелось мне недавно совершить поездку по железной дороге в современном двухэтажном вагоне. Конечно, бросились заметные отличия с прошлым, подумать только, три туалета в вагоне. Но тут нельзя забывать о верхнем этаже, пассажиры которого также спускались к ним. Чистота, порядок, приносят еду из ресторана. Однако и в прежние времена в купейных вагонах не было бардака. Мне же вспоминались поездки в годы студенческой молодости в общих и плацкартных вагонах. Своя там была атмосфера, вагон гудел, кто-то выпивал, смачно закусывая домашними деликатесами, другие шумно играли в карты в «дурака», где-то орал ребенок или слышался богатырский храп… А сейчас нет уже того веселья, мертвая тишина, даже двери не хлопают, скука зеленая. Тогда расстояния измерялись временем суток: день/ночь, ныне беспрестанно смотришь на часы.

За окном скорого мелькает почти один и тот же пейзаж. На редких остановках не увидишь уже женщин с вареной картошкой и малосольными огурцами.

Проводник принесла обед; пообедав, я ее похвалил за качество блюд. Вышел в коридор к окну, и через некоторое время она возвращается ко мне с молодой симпатичной женщиной в железнодорожной форме с погонами. Представилась: начальник поезда, и, как я догадался, совершала положенный ей обход. Сама вежливость с голливудской улыбкой, она стала задавать вопросы по работе проводника, уборке в купе, о состоянии туалетов и др. Все это происходило напротив нашего купе, дверь его была открыта, мои попутчики не спускали с нас (или с нее) глаз. Я поблагодарил ее и в ее лице коллектив за хорошую работу: все, мол, отлично и замечательно. Последний ее вопрос был:

– Есть ли какие замечания?

– Да, – ответил я, – очень скучно, нет интернета.

Когда вернулся в купе, меня стали спрашивать, кто она и зачем приходила. Я пошутил: приходила начальник поезда, интересовалась, как я еду и нет ли каких замечаний по дороге. Народ встрепенулся, насторожился. Затем я сказал, что шучу – это обычный дежурный обход.

После полдня поездки мы разговорились. Моими соседями оказались старик, ехавший в санаторий по социальной путевке, и женщина с взрослым сыном, возвращавшиеся домой. Постепенно перешли к разным историям, в основном смешным. Дошла очередь до старика.

И вот его история.

– Моя история, наверно, не очень смешная, – сказал он, – но, когда я ее рассказываю, многие смеются, особенно моя жена, которая нередко просила ее повторить в компании.

Наш старший сын рано женился, учились вместе, была она иногородняя. Жили они у моей матери. Ее родители частенько приезжали к молодым, бывали у нас, и мы с женой побывали у них в гостях. Люди они были заслуженные, сами с Урала, городские. В один год мать невестки заболела и летом померла. Женщина она была дородная, на полголовы выше меня, а ее муж был еще представительней. Поехали мы вдвоем с невесткой на похороны. Я работал на железной дороге, сцепщиком, билет один раз в год бесплатный. Приехали. Дом у них сталинской постройки был на центральной улице, многоэтажный, с лифтом, а квартира на седьмом этаже. Гроб с покойницей в квартире стоял. Хотя люди они были партейные, однако Псалтырь весь вечер женщина читала. Все чин чинарем, наутро стали выносить гроб. Лифт в доме был не грузовой, какой-то особый к стене прилеплен, может быть, позже его смонтировали и, как мне показалось, выглядел меньше обычного. Крышку гроба внесли в лифт, наклонили и поставили, затем гроб с покойницей таким же образом поставили. Похоже, так и в квартиру поднимали.

Сват мне говорит:

– Васильич, ты поминиатюрнее, становись в лифт и поезжай, а мы спустимся по лестнице.

Я подумал: «Культурный человек нашел способ, как угодить гостю, все-таки седьмой этаж». Пошел к лифту, молодые побежали вниз встречать меня; кто мог передвигаться, стали спускаться по лестнице, а самые пожилые остались ждать лифт. Кто-то нажал кнопку, и я поехал.

На четвертом этаже тоже нажали кнопку, лифт рывком остановился, гроб качнулся и встал вертикально. Дверь лифта открывается, и в эту секунду покойница выпадает из гроба, нависла надо мной и носом – мертвецким холодом обожгла мне лысину. Стоявшие на площадке, увидев это, шарахнулись в сторону. Я, чувствуя, что сватья упадет на пол, закричал нашим не своим голосом:

– Ко мне, быстрее!

Стоявшие на площадке, сломя голову, бросились вниз. Слышу также топот сверху. Они ещё не добежали до четвертого этажа, как дверь лифта закрылась, погас свет. Пытаюсь найти кнопку в незнакомом лифте, не нахожу. В это время наши пронеслись мимо меня. Покойница сместилась и повисла у меня на плече, щекой к моей щеке. Меня всего перекосило, но я уперся двумя руками в стенку лифта с тем, чтобы спиной прижать ее к гробу и вернуть его в прежнее положение. Упираюсь ногами, но одной всё же стучу в дверь. На шум из соседней к лифту квартиры вышла старушка и нажала кнопку. Я не увидел еще, кто открыл лифт, заорал:

– Снимите её с меня!

Старушка ахнула, поменялась в лице, отшатнулась к стене и боком, боком стала перемещаться к своей двери. Я все же успел ей крикнуть:

– Не бойтесь, это ваша соседка!

Тут подбежали молодые и освободили меня. Поднялся и запыхавшийся сват. Я ему сказал:

– Михалыч, пусть кто-нибудь другой станет в лифт, а я по лестнице спущусь.

Он только кивнул головой.

Вежливый человек

Время между приходом двух электричек не составляло и пяти минут. На одной я прибыл, а на другую, следовавшую за ней, мне нужно было пересесть. Шел дождь, и чтобы переждать эти несколько минут, я вместе с такими же кочующими пассажирами спрятался под навес у железнодорожной кассы на платформе. Рядом со мной оказалась пара, немного напоминавшая сезонных строителей, приодетых по случаю выходных. Загорелый мужчина, слегка за сорок, с короткой стрижкой, в простенькой рубашке навыпуск и в хорошо отглаженных брюках. Женщина была заметно моложе спутника, но сильного впечатления не производила. Ее скромный наряд указывал на небольшой достаток. По степени ухаживания кавалера можно было предположить, что познакомились они совсем недавно или же их связывали очень теплые отношения. Он поправлял женщине слипшиеся мокрые волосы, а она преданно на него смотрела.

Площадка под навесом была небольшой, и запоздавший пассажир, крепкий молодой человек, на вид не старше тридцати, неславянской внешности, оказался под дождем. Это его не сильно беспокоило, он встал напротив нас и громко по мобильному телефону кому-то стал объяснять, что заехал он не пойми, куда и что когда отсюда выберется, тоже не знает. Говорил он, растягивая слова, чисто по-московски, и не пропускал к месту и не к месту нецензурные выражения, при этом всем своим видом демонстрировал, что никого рядом он в упор не замечает.

Уже вдали появилась наша электричка. И, наверное, можно было бы не обратить внимания на столь неудачное соседство, однако мужчина, о котором было сказано ранее, всё-таки сделал замечание в весьма корректной форме говорившему по телефону. Тот поднял палец вверх, как бы призывая к терпению.

Закончив разговор, молодой человек, глядя поверх голов, с важностью, достойной официального лица, поинтересовался:

– Не понял. Кто здесь вякал?

Мужчина, к которому, прежде всего, был обращен столь нелестный вопрос, неожиданно миролюбивым тоном произнес:

– Как вас зовут? – и, полагая, что ответ он наверняка не услышит, продолжил:

– Меня Олег.

«Эх, Олег, – подумал я – заварил ты кашу, после такого вежливого обращения уже бьют ногами».

Очевидно, то же самое подумал и визави Олега. Он ухмыльнулся и, вдохновленный, двинулся к Олегу.

Поскольку я стоял ближе всего к Олегу, то не мог не вступиться за неудачливого борца за нравственность.

Обращаясь к типу, я потребовал не трогать мужчину. В этот же момент тот взмахнул рукой и получил от уклонившегося Олега удар выше живота. В течение нескольких секунд, значимость которых хорошо видна в трансляциях боксерских поединков, Олег натурально размазал о стенку кассы заблудившегося пассажира, но уже упавшего на асфальт платформы он не тронул.

Электричка до Кубинки уже стояла. Я вскочил вслед за парой в тамбур и, под сильнейшим впечатлением от случившегося, прошел в вагон.

P.S.

Случилось это годом раньше того времени, когда все мы услышали о «вежливых людях» в Крыму. Говорят, что это были военнослужащие из 45-го отдельного полка специального назначения ВДВ, дислоцированного в городском поселении Кубинка.