Читать онлайн "1. Режиссёр смерти: Последний дебют"

Столица Яоки Даменсток, 13 января, 1043 год

Забегаловка «Блэк & Уайт»

Время 17:09

Зима нынче выдалась морозной.

Улицы замело: мириадами бриллиантов сверкали высокие сугробы, ноги по щиколотки тонули в необъятном белоснежном океане, армады снежинок кружили пируэты, мерцали при блеске фонарей и порошили людские одежды, раскидистые ветви деревьев и крыши зданий украшали снежные шапочки, а вереницы закрытых окон – витиеватые узоры. Пустые иссиня-чёрные небеса подчёркивали лучистую красу зимы, такой мистической, такой великолепной...

В тёмном углу у жарких батарей забегаловки, куда непрерывным потоком заплывали погреться и отужинать горожане в шубах и пуховиках, сидели двадцатиоднолетний скрипач Стюарт Уик и семнадцатилетний композитор Сэмюель Лонеро.

Несмотря на столь юный возраст, неоконченную школу и недавний переезд из небольшого городка в столицу, Сэмюель благодаря своему блистательному музыкальному таланту, абсолютному слуху и общительности обрёл широкую известность и был очень востребован в музыкальной стезе: его приглашали на работу в именитые театры и элитные рестораны с живой музыкой, предлагали дирижировать атмосферой в кино и даже преподавать в училища. И он заключал множество сделок, в основном с режиссёрами (в преподавательство он пока не решался идти, ибо побаивался груза ответственности). Однако у этой золотой медали была и обратная сторона – завистники, которым не хотелось, чтобы их место занимал приезжий мальчишка, оттого они строили ему козни и пытались впутать в какой-нибудь скандал, дабы разрушить начинающуюся карьеру. Именно из таких ситуаций и передряг Сэмюеля спасал Стюарт – его лучший друг и его полная противоположность. Если композитор был наивен, добросердечен и весьма неуклюж, то скрипач был очень суров, собран и сдержан. Даже внешне они кардинально разнились: кожа у композитора была почти белой, когда скрипач был темнокож; первый был блондином с длинными, убранными в густой хвост волосами, второй – брюнетом с зализанной вбок фиолетовой чёлкой и уложенными в необычную причёску короткими волосами: завитые концы прядей образовывали подобие осьминожьих ножек и блестели от лака.

Очертим детальнее их внешности и характеры.

Сэмюель был воистину солнечным человеком: светлый мягкий лик всегда озаряла широкая улыбка с белоснежными рядами зубов, а большие апатитовые глаза, под которыми темнели поцелуи бессонницы, сияли и с постоянным любопытством озирались по сторонам. Характером он был очаровательно мил, бесконечно щедр и чрезмерно сердоболен, и за свои семнадцать лет ещё не успел никого возненавидеть. Казалось, ни одна чёрная мысль не оскверняла его светлый ум, ни злоба, ни раздражение никогда не омрачали его лицо, брови не знали хмурости, никакие обидные слова или оскорбления не крутились на его языке, – он был кристально чист и душой, и совестью. Своих конкурентов и завистников он любил, поддерживал и уважал, чем заслужил всеобщую любовь; все его прославляли, рекомендовали и ласково звали «восходящей звёздочкой». Каждый раз при виде знакомого человека (коих было немало) Сэмюель окликал его, распростирал руки для крепких объятий, осыпал расспросами о работе и здоровье и с улыбкой внимал словам собеседника, поднимая ему настроение и заряжая энергией. Даже не тактильный Стюарт никогда не уклонялся от его объятий и приобнимал одной рукой в ответ. Кстати о Стюарте...

Сам Стюарт и все, кто с ним знаком, согласятся с тем, что характер его очень сложен и тяжёл. Он циничен, неприятно прямолинеен, недоверчив и замкнут. Могло показаться, что он высокомерен, однако это было не так: он совсем не считал себя лучше и выше всех, но и людей не считал лучше себя (не считая Сэмюеля, его он почитал как своего мастера). Стюарта многие не любили, но уважали, к его мнению и критике прислушивались, его советам всегда следовали, но с сомнениями и опасениями. Сам скрипач прекрасно знал, что мог перегибать палку и разбрасываться не самыми приятными словами, потому старался сдерживать себя от колкого словечка и вовремя замолкал. Абсолютно все люди, даже коллеги для него были чужды, лицемерны и злы, а близких для себя людей он мог пересчитать по пальцам, да и то не мог всецело им доверить свою душу.

Природа не обделила музыканта красотой: внешне Стюарт был истинным аристократом. Одетый со вкусом (в основном в светлые многослойные костюмы), увешанный различными украшениями, по-кошачьи изящный и утончённый он привлекал к себе большое количество внимания и постоянно ловил на себе удивлённые взгляды, чаще всего устремлённые на его лицо, украшенное белой повязкой на правый глаз. Никто не знал причины, по которой он носил повязку, и даже его семья не понимала, зачем он скрывал свой целый работающий глаз, но никто вопросов никогда не задавал.

И вот, эти яркие противоположности обсуждали очередной контракт Сэмюеля с театральным режиссёром, про который Стюарт ничего не слышал.

– ...так вот, я достаточно долгое время помогал господину Затейникову с его новым проектом и больше полугода писал музыку под лирику Варо... Ворожейкина, вроде (правда, почему-то я был без полного сценария на руках и даже в глаза не видел ни Ворожейкина, ни господина Затейникова, ну да ладно!) И-и господин Затейников всегда был доволен моей работой и вообще никаких правок не вносил, ни-ко-гда! Вообще он тоже музыкант, как я слышал, и... а к чему это я? А! Так вот, так как скоро состоится премьера этого мюзикла, меня пригласили дирижировать!

Стюарт хмыкнул, задумчиво ковыряя макароны вилкой.

– Интересно... И где это будет?

– В Кайдерске! Я там никогда не был, но, говорят, это очень красивый город!

– Да, я тоже наслышан.

– А ты туда ездил?

– Нет.

– А хочешь съездить? – загадочно улыбнулся Сэмюель.

– Хм, возможно. А что?

– Не хочешь, ну... поехать со мной? Мне одному немного страшно ездить в незнакомые места к незнакомым людям, да и господин Затейников не против, чтобы я привёз с собой ещё одного музыканта: у них как раз скрипки не хватает, да и у тебя пока работы нет, насколько помню...

– Да, я свободен, – он нахмурился и придержал паузу. – Но почему-то от вашего рассказа об этом режиссёре мне не по себе...

– Ну пожалуйста, Стюарт, съезди со мной! Мне страшно одному в незнакомом месте, да и с господином Затейниковым я ни разу не виделся, а рядом с тобой я буду храбрее и... и лучше!

– Вы и так хороши, зачем вам быть лу...

– Ну Стю-юарт, ну пожа-алуйста! Прошу, прошу, прошу, прошу-у!

– Хорошо-хорошо, я поеду, только не пищите, умоляю вас!

– Ура, ура! Я обещаю, что тебе понравится, что я не буду тебе надоедать и, вообще, клянусь, ты получишь огромное удовольствие от этой поездки! Вот увидишь! В конце концов, ты там ни разу не был, так что наверняка получишь много хороших впечатлений, вдохновишься и... захочешь что-нибудь написать! Тебе ведь хочется там побывать, да? Да?

– Да-да, хочется...

Сэмюель просиял:

– Отлично! Мы поедем завтра утром! Билеты уже есть, господин Затейников нас всем обеспечил!

– Оу, даже так... Оперативно. И у меня больше нет выбора, да?

– Так ты не хочешь?..

– ...хорошо, я поеду с вами, но...

– Ура!

Стюарт тяжело вздохнул и улыбнулся краешком губ, однако непонятная тревога играла с расстроенными струнами его души. «Пройдёт», – подумал он и привычно отмахнулся от своих чувств.

Сэмюель продолжал о чём-то восторженно рассказывать, однако сосредоточиться на его словах было трудно, – тревога никуда не уходила, всё возрастала и плоскогубцами стискивала виски. Голову скручивали различные мысли и нехорошие предчувствия: Стюарту казалось, что что-то не так с этим загадочным режиссёром и мюзиклом без сценария, но что именно ему не нравилось он не понимал, потому ничего не сказал приятелю.

***

Даменсток, 14 января, 1043 год

Улица Проклятья

Время 04:02

Ранним утром, когда тьма ещё господствовала небесами, извозчик подъехал к старому, покрытому трещинами пятиэтажному жёлтому зданию и встретил утомлённого бессонной ночью Стюарта с небольшой сумкой и скрипкой. Одет скрипач был в длинное белое пальто с охристыми вставками и с брошью в виде красного глаза на лацкане; под пальто на нём была рубашка, жабо с овальной аметистовой брошью, белые перчатки, брюки на фиолетовом ремне и туфли на замке.

– Доброе утро, сударь! – воскликнул русый извозчик с длинным шрамом на левой стороне лица из открытого окна автомобиля. Одет он был в чёрную поддёвку с широким бордовым поясом и восьмиклинку. – Вас подвезти?

– Да, вы как раз вовремя. К вокзалу «Механический медведь», пожалуйста. Сколько будет стоить?

– О, не так дорого, как предложили бы вам иные извозчики! Я дёшево беру даже за долгие поездки.

Извозчик помог загрузить вещи в багажник и сел обратно за руль, Стюарт же занял заднее сиденье, подпёр щёку кулаком и под тихое насвистывание извозчика впал в тревожную дремоту. Несмотря на пустую дорогу и достаточно высокую скорость автомобиля поездка затянулась до двух с половиной часов.

– Ох уж этот обширный Даменсток! – по прибытию воскликнул извозчик, потирая посиневшие ладони.

Нехотя очнувшийся Стюарт щедро расплатился за проезд и вышел из машины, забрав сумку со скрипкой. На улице к нему сразу же подбежал Сэмюель в чёрно-белой шубе и с обклеенным наклейками старым чёрным чемоданчиком наперевес.

– Стюарт, наконец-то! – композитор схватил приятеля за руку и повёл к вокзалу в форме стальной медвежьей морды с разинутой пастью. – Ты как раз вовремя! Нас уже собирают.

– Кто и куда?

– Господин Хайрон, помощник господина Затейникова! Он встречает всех, кто причастен к мюзиклу. Представляешь, мы поедем на отдельном поезде!

– О как... К чему бы это?

– Я думаю, таким образом господин Затейников выражает нам своё уважение!

– Или ему некуда тратить деньги.

– Кстати, может быть: он ведь один из богачей Кайдерска!

Стюарт хмыкнул.

Неподалёку от входа в вокзал перед толпой, приглушаемый транспортным гулом, ораторствовал высокий тридцатилетний блондин с узкими сапфировыми глазами, большим лбом, длинными растрёпанными волосами и лукавой улыбкой – помощник режиссёра Хайрон. Одет он был в сине-голубые оттенки: тёмную короткую шубу, рубашку с чёрной бабочкой, брюки и коричневые утеплённые сапоги. Уик с подозрением покосился на него и примкнул к разношёрстной толпе, украдкой разглядывая собравшихся незнакомцев. Ощутив на себе пристальный взгляд, он обернулся и встретился с парой хладнокровных сладко-медовых глаз. Сердце тут же пропустило удар. Его соглядатаем оказалась женщина с неестественно бледной кожей, шелковистыми каштановыми волосами, собранными в высокий пучок, прямым носом и тонкими острыми бровями. Они смотрели друг на друга, словно играли в гляделки, пока женщина с ухмылкой не отвернулась, что заставило скрипача впасть в ступор. Не до конца поняв, почему ему вдруг стало душно, он решил рассмотреть не только лицо незнакомки, но и её костюм. Одета она была под стать своей аристократической внешности: фиолетовое пончо с эполетами, мехом и золотой тесьмой скрывали бордовое платье с длинными рукавами и чёрное жабо. Стюарт не мог ни проглотить встрявший ком в горле, ни отвести от неё восхищённого взгляда и всё любовался её аккуратным профилем. Однако, когда она вновь подняла на него глаза, он отвернулся.

«Почему здесь так душно? Лицо горит... и сердце рвётся наружу. Чёрт... Что со мной? – он украдкой посмотрел на неё и снова отвернулся. – Тревога вся будто испарилась, а волнение осталось... неужели я?..»

Мысль его прервал громкий голос Хайрона:

– Итак, дамы и господа, устроим перекличку, дабы убедиться, что все на месте! – и он начал один за другим называть имена, получая в ответ поднятые руки или громкое: «Я!» Когда назвали Сэмюеля, композитор представил Хайрону Стюарта, который упорно ожидал, когда назовут имя воспламенившей его сердце незнакомки. Ею оказалась Элла Окаолла.

– Итак, дамы и господа, – завершил перекличку Хайрон, – сейчас мы пройдём проверку, и я поведу вас к поезду, где мы распределимся по местам.

Внутри вокзала они прошли тщательный досмотр, многочисленные чемоданы с сумками провели через интроскоп и вслед за синим компаньоном будущие коллеги отправились на перрон, где Хайрон раздал всем билеты. Музыкантам достались нижняя и верхняя полка купе в третьем вагоне.

Вскоре вдоль затуманившейся платформы вытянулся кроваво-красный поезд, чей оглушающий рёв возродил тревогу в душе Стюарта. «Не к добру это всё... – гудела единственная мысль, и сердце уже стучало не от приятного волнения, а от животного страха. – Может ещё не поздно отказаться?..»

– Стюарт, ты идёшь? – окликнул его Сэмюель.

– Да, иду-иду...

Они подошли к заспанному проводнику своего вагона, предъявили паспорта с билетами и зашли внутрь.