Читать онлайн
"Torok: Город потерянных душ"

Автобус до Торока был старым, с потёртыми сиденьями и запахом бензина, смешанным с сыростью. Я устроилась у окна, прижимая к груди рюкзак с единственной уцелевшей фотографией матери — той самой, что сделали за день до её исчезновения. Рядом на сиденье пристроился чемодан, набитый всем необходимым для этой поездки: фотоаппарат, блокнот, фонарик, сменная одежда.
Водитель, мужчина в засаленной куртке, весь путь молчал. Даже когда я спросила, сколько осталось ехать, он лишь мотнул головой в сторону запотевшего стекла.

Город появился неожиданно — будто туман разорвался, открыв долину, зажатую между чёрных холмов. Дома с покатыми крышами и кривыми трубами выстроились вдоль единственной улицы. Они были похожи на крепости, которые обычно показывают на фотокарточках сохранившихся произведений искусства нашего времени, или сказочный мир, но довольно жуткий. Ни машин, ни людей. Только ветер гнал по дороге клочья газет, как будто это перекати поле на диком западе.

— Конечная, — объявил хрипло водитель, даже не оборачиваясь. Я вышла, и автобус тут же рванул обратно, будто бежал от этого места. Чемодан с грохотом упал на мостовую, и звук эхом отразился от стен.

Торок встретил меня тишиной, густой, как смола. Ощущение, будто я попала в средневековье, хотя это было вовсе не так. Первое, что бросилось в глаза — статуи. Не памятники героям, а абстрактные фигуры с расплывчатыми лицами, будто их лепили в темноте. Они стояли у каждого переулка, повёрнутые к лесу, что чернел на окраине. Я потрогала одну — камень был холодным и влажным, словно только что вытащили из реки.

— Ищете кого-то? — вздрогнуть заставил меня голос.

Старуха в платке, которую я не заметила из окна автобуса, сидела на крыльце соседнего дома, пряча лицо в тени. Её пальцы перебирали чёрные бусы, а глаза блестели, как у совы.

— Гостиницу, — ответила я, стараясь звучать уверенно, хотя вид старухи меня явно пугал.

— «Приют у Марты», — кивнула она на здание в конце улицы, где трещала неоновая вывеска, — лучше уезжайте, пока не поздно.

Но я, набравшись смелости уже шла вперед, поспешно убегая от подозрительной старухи, волоча за собой чемодан.

Гостиница оказалась двухэтажной, с облупившимися зелёными ставнями. Дверь скрипнула, открываясь в холл, где пахло ладаном и пылью. За стойкой дремала женщина с седыми волосами и шрамом, пересекающим шею, словно след от верёвки или операции на щитовидную железу.

— Номер на ночь? 10 долларов, — протянула она ключ с табличкой «7», даже не спросив имени.

— Вы не хотите посмотреть мой паспорт? — удивилась я, кладя 10 долларов на стол.

— Зачем? — усмехнулась она, обнажив жёлтые зубы, — тут такие как Вы быстро пропадают.

«Тут все психи», — подумала я, поспешно беря ключ, — «Надо быстро разузнать все о маме и валить с этого города на первом же автобусе».
Комната была маленькой, но чистой. Кровать с жёстким матрасом, тумбочка с треснувшей лампой и зеркало в раме, покрытой паутиной. Стол с какими-то книгами.

Распахнула окно, но туман, словно живой, заполз внутрь, заставляя содрогнуться.Ночь наступила. Я уже собиралась лечь, когда услышала стук. Не в дверь — в стену.

Три удара, чётких, как сигнал.

Потом ещё.

И ещё.

— Кто там? — спросила я громче, чем планировала.

Стук прекратился. Но теперь я различала шёпот — не слова, а шипение, будто статическое электричество.

— Вам не следовало приезжать, — прозвучал за спиной мужской голос.

Я резко обернулась, но там никого не было, — «Может показалось? Недосып ведет к галлюцинациям...» — мелькнула мысль, и я решила пойти спать, чтобы завтра начать собственное расследование о своей пропавшей матери.

Стук начался с новой силой.

— Больше никогда не возьму такой дешёвый номер, — пробормотала я сквозь зубы, вставая с кровати. Из рюкзака достала беруши, втолкнула их в уши и снова рухнула на подушку. Веки тяжелели, мысли расплывались, пока сознание не поглотила чёрная пустота.

Сон оказался ловушкой. Туман — густой, словно жидкий дёготь — гнался за мной, обволакивая пятки. Голоса шипели со всех сторон, и я бежала, не разбирая дороги, пока впереди не вырос силуэт. Резко остановилась, но он рванул вперёд, сдавив горло ледяной ладонью.

— Нет! Не надо! — вырвался хрип из груди, и я проснулась, вцепившись в простыню. Солнечный свет резал глаза.

«Просто кошмар», — убеждала я себя, но пальцы всё ещё дрожали, — «Этот город решил свести меня с ума. Но я так просто не сдамся. Я должна найти свою мать или понять, что с ней случилось».

Мне совершенно не принесли облегчения эти мысли.

Солнце, бледное и холодное, пробивалось сквозь туман, превращая улицы в лабиринт из серых полутонов. Я встала, переоделась в свое любимое красное платье. Застегнула куртку, спрятав фотографию матери во внутренний карман, словно амулет. Рюкзак с блокнотом и фотоаппаратом плотнее прижала к спине — сегодня предстояло стать детективом, даже если сердце колотилось как у зайца в капкане. Даже если моя профессия на самом деле журналист.

Я, быстро собравшись с мыслями — выскочила из отеля. Город словно вымер. Статуи, те самые, с размытыми лицами, теперь казались повёрнутыми ко мне спинами, их позы напряжёнными, будто они застыли в попытке бежать. Достала фотоаппарат, щелкнула пару кадров. В видоискателе их спины выглядели ещё зловещее — будто каменная толпа замерла в момент бегства от чего-то, спрятавшегося за горизонтом. В блокнот записала: «Статуи как часовые. Или беглецы. Почему все лица стёрты?»

Начала с рынка — ржавые ларьки с пустыми прилавками.

Сфотографировала пустые стойки, крупным планом — трещину в табличке «Торок-Сити. Основан в 1792». Даты едва читались, будто их нарочно соскребли.

— Вы не видели эту женщину? — спросила я у продавца в фартуке цвета запёкшейся крови. Он разгружал ящики с тухлой капустой, даже не взглянув на фото.

— Она была здесь двадцать лет назад. Возможно, Вы слышали...

— Не знаю, — бросил он, резко захлопнув крышку ящика. — У нас все исчезают. Ищите в лесу, но тогда Вы сами исчезнете.

Отошла к углу ларька, достала блокнот.

«Люди — глухие стены. Говорят только угрозами. Лес — табу. Почему?» Чернила расплылись от капель тумана, осевшего на бумаге.

Леса я боялась. Его чёрная стена на окраине дышала, колыхаясь от ветра.

Вместо этого направилась в кафе «Семь жизней» — висела вывеска на одной цепи, скрипя, как висельник. Сняла её на плёнку: железные буквы, покрытые ржавчиной, а под ними — глубокая царапина, будто коготь гигантской птицы.

Внутри пахло плесенью и одиночеством. За стойкой девушка лет шестнадцати, с лицом, покрытым веснушками, вытирала кружку грязной тряпкой.

— Кофе, пожалуйста, — сказала я, доставая фото, — Вы не узнаёте её?

Девушка вздрогнула, будто я показала ей паука. Кружка со звоном разбилась о пол.

— Не задавайте вопросов, — прошептала она, отступая к двери. — Они не любят чужих.

— О ком Вы? — ответа не последовало. Девушка с веснушками быстро приготовила новый кофе и отдала мне кружку, пальцы её дрожали. В блокнот вписала: «Страх здесь — как болезнь. Заражает за секунду. Кто такие «они»?»

— Мой Вам совет —лучше уезжайте, — бросила она мне в спину, едва я открыла дверь.

Брела вперёд, машинально фотографируя фасады: аптеку с заколоченными окнами, почту, где табличка «Открыто» висела вверх ногами. Каждый кадр сопровождался пульсацией в висках — будто город сопротивлялся, не желая быть запечатлённым.

Архив нашла случайно. Здание с облупленными колоннами, похожими на кости древнего исполина. Сняла его с разных ракурсов, хотя плёнка уже заканчивалась. Через запылённое окно разглядела груды рассыпавшихся папок.
«Мамины следы поглотила та же пыль. Или чьи-то руки?» — записала, прижимая блокнот к груди.

К вечеру ноги гудели, а в горле стоял ком от бессилия. Никто не хотел говорить. Никто не смотрел в глаза.
Возвращаясь в «Приют у Марты», ловила спины жителей, скрывающихся за дверьми, будто город сжимался вокруг меня, выдавливая нарушителя.

Хозяйка гостиницы, та самая со шрамом на шее, встретила меня у лестницы.

— Нашли, что искали? — спросила она, и усмешка скользнула по её лицу, как змея.

— Ещё нет, — буркнула я, проходя мимо и оставляя ещё 10 долларов на стойке.

Её смешок преследовал меня до самой комнаты.

Заперлась в своей комнате и, достав блокнот, захотела перечитать заметки.

Ветер за окном выл, будто пытался вырвать стекло из рамы, когда стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

— Кто там? — спросила я, неосознанно прижимая к груди блокнот, словно щит.

Дверь приоткрылась без скрипа, хотя я точно помнила, как щёлкнул замок.

В проёме стоял мужчина. Высокий, в длинном пальто цвета ночной грозы, с волосами цвета кофе. Его глаза — холодное серебро, как лезвия под луной — удерживали мой взгляд, не позволяя отвести.

— Элиас, — представился он, и имя прозвучало как заклинание. — Вы фотографируете статуи. Спрашиваете о прошлом. Это опасно.

Голос низкий, с лёгким акцентом, будто он давно забыл родной язык. Я отступила к столу. Книги на нем впились в поясницу, когда я, инстинктивно заведя руки за спину, нащупывала хоть что-то для защиты. Пальцы скользнули по краю стола и наткнулись на холодный металл ручки — жалкое «оружие» против незваного гостя, вторгшегося в моё убежище.

— Опаснее молний в сухую ночь, Лия, — произнёс Элиас, переступив порог. Лунный свет скользнул по его перчаткам из странной кожи, испещрённым тонкими шрамами, — Ваша мать тоже игнорировала предупреждения.

Сердце ёкнуло, будто сорвалось в пропасть. Воздух внезапно пропитался запахом грозы и медных монет — резкий, металлический привкус заставил сглотнуть.

— Вы знали её? — дрогнул голос, выдав то, что я тщательно скрывала даже от самой себя: надежду, что след матери ещё теплится где-то в этом проклятом городе.

Он промолчал, медленно доставая из кармана потрёпанную фотографию. На пожелтевшем снимке моя мать, смеющаяся, обнимала женщину с её же глазами — холодными, как гладь зимних озёр.

— Это моя мать рядом с Вашей, — скользнул его взгляд по моему лицу, будто вычитывал каждую мысль. Уголки губ дрогнули в едва уловимой насмешке — Если Вы полагаете, что ручка — грозное оружие, это даже забавно.

Голос предательски задрожал, но я сделала шаг вперёд, сократив расстояние, между нами, до опасной близости. Кончик ручки упёрся в его шею, дрожа от напряжения:

— А может, Вы просто не умеете ей пользоваться? — рассмеялся Элиас — звук напоминал скрип вековых льдов, трескающихся под напором мороза.

— Вы даже милы… Раз помощь не нужна… — он развернулся к двери, и чёрное пальто взметнулось за ним, как крыло ворона.

— Кто сказал, что не нужна?! — вырвалось у меня прежде, чем я успела обуздать эмоции, — Вы ворвались сюда! А вдруг Вы убийца? Еще и имя мое знаете!

Он замер, медленно обернувшись. В его серебристых глазах вспыхнуло что-то древнее, глумливое:

— Тогда бы Вы уже не дышали, а не размахивали канцелярской принадлежностью.

Элиас двинулся стремительно, как тень, сорвавшаяся с цепи. Бросив фотографию на пол. Прежде чем я успела отпрянуть, его руки врезались в стену по бокам от меня, а тело нависло так близко, что дыхание смешалось с его ледяным выдохом.

— Вы правда думаете, что меня остановила бы ручка? — его голос прозвучал тише, но от этого только опаснее, — Вы играете с огнём, думая, что укус комара напугает волка.

Спина впилась в холодную штукатурку, но я не опустила взгляд. Его серебристые глаза мерцали, как клинки под луной, а на губах застыла усмешка, от которой по спине побежали мурашки — не от страха, от ярости.

— Отойдите от меня. Сейчас же.

Он наклонился ближе, и вдруг его пальцы мягко обхватили моё запястье с зажатой ручкой. Прикосновение парадоксально обожгло, словно его кожа хранила жар вулканического стекла под слоем инея.

— Вот так, — прижал он мою ладонь к своей груди, прямо над сердцем. Под тонкой тканью рубашки билось что-то странное — ритм сбивался, будто внутри стучали два сердца. — Если бы я хотел убить, Вы бы почувствовали это здесь. А не на шее.

От неожиданности я дёрнулась, но его хватка стала железной. Теперь он вёл мою руку вниз, к левому ребру, где сквозь ткань чувствовался шрам.

— Видите? Это от холодного оружия, которое называется нож, — стал низким голос, почти интимным. — И всё же я жив. Потому что настоящие убийцы не угрожают. Они действуют.

Элиас резко отпустил меня, отступив на шаг. Его лицо вновь стало непроницаемой маской, но я успела заметить, как сжались его кулаки — будто прикосновение оставило ожог и на нём.
— Следующий шаг в расследование будет вашим последним, если продолжите рыться в прошлом, — бросил он, поворачиваясь к окну. — Но раз уж Вы так жаждете опасности… — скользнул взгляд через плечо, задерживаясь на моих губах дольше, чем следовало. — Завтра на рассвете у статуи около мостовой. Не опаздывайте.

Элиас ушел, захлопнув дверь, оставив за собой лишь колючий холодок в воздухе. Я резко побежала к ней. Щелчок замка не отозвался глухим звуком в тишине. Для верности подперла её стулом — шаткой баррикадой, которая вряд ли остановит того, кто проник сюда ранее. Но этот некий "ритуал" придал иллюзию контроля.

Фотография лежала на полу там, где её оставил Элиас. Пальцы дрожали, когда я поднесла её к лампе. Снимок был старым, углы потёрты, но лица... Лица казались живыми. Моя мать, молодая, с непривычно беззаботной улыбкой, обнимала женщину, чьи черты словно отражались в Элиасе — те же острые скулы, те же глаза, в которых застыла вечная зима. На заднем плане, размытая, угадывалась статуя — та самая, статуя у мостовой.

«Если найдёшь статую с треснувшим сердцем — беги» — строчка из блокнота матери всплыла в памяти, как предостережение. Но здесь, на фото, трещины не было. Значит, снимок сделан до... до того, как что-то случилось.

Я перевернула фотографию. На обороте, выведенные чернилами, уже выцветшими до ржавого оттенка, стояли цифры: 17.09.1997. За год до моего рождения. И ниже — символ, который мать рисовала на полях своих дневников: три переплетённых кольца, похожих на звенья разорванной цепи.

За окном ветер завыл сильнее, и тень отставая заплясала на стене, словно гигантская птица бьётся в стекло. В горле пересохло. Элиас знал её. Значит, знает и то, что с ней случилось.

Я судорожно сглотнула, разглядывая символ. В блокноте матери он сопровождался пометкой: «Ключ в трёх точках». Возможно тремя точками в городе были статуи — у мостовой... и те, что я ещё не нашла.

До рассвета оставалось мало времени.

— Чёрт, — прошептала я, сжимая фотографию так, что бумага смялась. Альтернатив не было: эта встреча — единственная зацепка между прошлым и тем, что грозит поглотить меня сейчас пока я веду это расследование.

Стул скрипнул, когда я отодвинула его от двери. На мгновение показалось, что в щели под порогом шевельнулась тень — длинная, с неестественно изогнутыми пальцами. Но когда я моргнула, там уже ничего не было.

Ручка, та самая «канцелярская принадлежность», всё ещё лежала на столе. Я сунула её в карман, вдруг осознав, что Элиас так и не забрал фото. Возможно, оставил намеренно. Как вызов.

— Ладно, мама, — прошептала я, натягивая потёртую куртку. — Если это ловушка, то хотя бы есть шанс, что я увижу тебя снова.

Я вышла и… Дверь захлопнулась с глухим щелчком, будто насмехаясь. Замерла, вжавшись спиной в холодную поверхность стены, и лишь через секунду осознала: ключ остался внутри. Сердце ёкнуло, как сорвавшаяся с обрыва монетка.

«Нет-нет-нет, только не сейчас! Но может, если тот человек прошел без ключа - я тоже смогу,» — мысль пронеслась вихрем, пока я лихорадочно шарила по карманам, словно надеясь, что ключ волшебным образом материализуется в складках ткани. Вместо него пальцы наткнулись на смятый чек за билет на автобус и ту самую фотографию с ручкой.

Я решила попробовать отпереть дверь самостоятельно, но она не поддавалась, — Магия вне Хогвартса. Не иначе...

Взгляд упал на запястье, красивые с золотым отливом часы показывали, что до встречи оставалось 12 минут.

«Успею, если побегу», — подумала, я и рванула вправо, а потом вперёд. Спотыкаясь о лестницу, бежала изо всех сил. После о неровную брусчатку. Ветер хлестал по лицу, смешиваясь с запахом дождя, который так и не пролился.

Обувь глухо стучала по дороге, выбивая ритм: опоз-да-ю, опоз-да-ю.

На перекрёстке замигал красный свет.

— Да ладно?! — вырвалось запыхающемся и срывающимся на крик голосом, — три минуты? Да где Вы такие светофоры видели?!

Секунды тянулись, как резина. Я металась на месте, будто пойманная в ловушку мышь, пока вокруг копилась толпа, которой никогда не было в этом пустынном городе. За два дня тут я не видела столько народа, как сегодня на этом чертовом светофоре.

Прохожие косились на мою растрёпанную причёску и синяки под глазами от недосыпа. Жалкое зрелище, я так только во времена студенчества выглядела.

— Наконец зелёный! Слава богам! — я радостно выдохнула и рванула, едва не угодив под колёса велосипедиста. Он выругался вслед мне вслед нецензурной бранью. Я ответила ему тем же.

— Вообще по правилам дорожного движения горел зеленый! Болван, раскрой глаза, когда едешь. Тут так туманно, а ты еще и в солнцезащитных очках! Совсем больной! — заорала я ему вслед, после чего получила еще пару нецензурных выражений. Эта словесная перепалка заняла еще пару минут моего драгоценного времени.

Рассвет застал меня у мостовой, окутанной молочным туманом. Статуя, на фото около, которой были наши матери, теперь возвышалась над рекой как страж проклятий — её каменное сердце было рассечено трещиной, из которой сочилась чёрная смола. Или кровь. Я не решилась проверить столь жуткое зрелище и тыкать туда пальцы.

Элиас уже стоял спиной на положенном месте встречи. Его пальто сливалось с туманом, словно он был частью этого места. Не оборачиваясь, он, произнёс:

— Опоздала на четыре минуты. Неужели баррикадировала дверь всю ночь? — звучал голос насмешливо, но в нём прорвалась усталость, будто он не спал столетия. Однако, меня больше поражала его проницательность... Или он услышал, как я подставляю к двери стул...

— Где она? — выдохнула я, игнорируя издёвку, — где моя мать? И что ты знаешь? Хватит уже с меня этих игр.

Он медленно повернулся, как будто оттягивая момент разговора. В свете первых лучей его серебряные глаза казались прозрачными, как лёд. Он был чарующе притягательным и в то же время что-то страшное в нем промелькнуло.

— Мертва. Или нет. Для вашего мира — да, — сделал он шаг ко мне, и туман заколебался, обнажив на его груди тот самый шрам-спираль, — она нарушила правила, попытавшись разрушить оковы.

— Оковы? Ты что с другой планеты? Или веришь в паронормальное? — подумала, что он очередной псих в этом сумасшедшем городе.

— Три статуи. Три печати, — махнул он рукой, и туман рассеялся, открыв вид на реку. Вода под мостом кипела чёрными пузырями, а в глубине мелькали тени со слишком длинными конечностями, — ваша мать и моя… Они хотели освободить ТОГО, Кто спит под городом. Но испугались.

Сердце бешено застучало, и я резко начала верить во все те штуки с телеканала про экстрасенсов. Я достала фотографию из левого кармана:

— А это что? — я показала ему символы... На обратной стороне фотографии.

Он взглянул на снимок, и впервые его маска дрогнула.

— Наш последний день перед Разломом. Она… ваша мать… нарисовала символ Оков на стене часовни. И они проснулись, — его голос прежде никогда не звучал еще более печальным и зловещим, чем сейчас.

Внезапно земля дрогнула. Трещина в сердце статуи расширилась, и из неё хлынул ветер, пахнущий гниющими листьями и железом.

— Слишком много вопросов. Они идут, — схватил резко меня за руку и притянул к себе.

— Кто эти они?! — испуганно начала озираться вокруг.

— Вам лучше с ними не встречаться. Это те, кого ваша мать разбудила, — вздохнул он и сжал мою руку сильнее, что мне стало больно и я не вольно вскрикнула.

Тени из реки выползли на берег — существа, словно слепленные из мокрого пепла, с пустыми глазницами и ртами, растянутыми в беззвучном крике.

Элиас резко отпустил меня, а потом вытолкнул меня ладонями в спину, доставая из-под пальто кинжал, покрытый мерцающими рунами, он вдруг засветился рыжевато-красным.

— Бегите к Святому Ардину! — рыкнул он, но я быстро зацепила за его рукав.

«Знать бы кто это еще…»

— Не без Вас! — если честно мне было страшно в этом городе и когда я только нашла шанс все узнать, я не хотела его терять.

Один из теней метнулся вперёд.

Элиас взмахнул клинком, и существо рассыпалось в прах с визгом, режущим слух, я резко прикрыла уши ладонями и зажмурилась.

— Вы упрямы как ваша мать, — прошипел он, но в углу его губ дрогнуло подобие улыбки, — но гораздо пугливее.

Я открыла глаза, когда почувствовала, как меня снова берут за руку.

— Ну, что ж выбора похоже у меня нет, бежим, — почему-то мне хотелось ему доверится, и вот уже... Мы бежим вдоль набережной держась за руки. Было бы романтично, если бы в другой руке у него не было бы кинжала, с которого текла черная жидкость и он светился огнем.

За спиной нарастал гул — будто сам город просыпался, чтобы поглотить нас.