Читать онлайн
"Не Смотри""
Глава 1: Прибытие в Тень
Соленый привкус моря давно смылся с моих губ, вытесненный пресной горечью этой великой, ленивой реки, которую местные шведы называли Южной, а голландцы – Зёйдт-Ривер. Индейские имена, как мне говорили, были многочисленны и забывчивы, как сами лесные тропы. Уже много дней наш небольшой, но крепкий корабль «Кальмар Нюкель» тяжело полз вверх по течению, раздвигая носом тяжелую, бурую воду. По обоим берегам стеной стоял лес – не европейские рощи, пронизанные светом и знакомыми тропами, но древняя, молчаливая, первозданная чаща, темная даже в редкие часы полуденного солнца. Деревья-исполины, чьи вершины терялись в низких, серых облаках, казалось, не просто росли – они наблюдали. Их переплетенные корни уходили глубоко в илистую почву, словно пальцы древнего существа, вцепившегося в эту землю задолго до того, как первый человек осмелился назвать ее своей.
Тишина здесь была особенной. Не мирная тишина сельской глуши или благоговейная тишина храма, но тишина тяжелая, давящая, полная невысказанных звуков. Иногда ее пронзал резкий крик незнакомой птицы, похожий на стон грешника, или треск сучьев в глубине леса, заставлявший дозорного на баке судорожно сжимать мушкет. Но чаще всего река и лес хранили молчание, словно затаив дыхание перед чем-то неизбежным. Изоляция ощущалась почти физически, давила на плечи, сжимала грудь. Европа, с ее городами, королями и войнами, казалась сном, далеким и нереальным. Здесь был только лес, река и наше суденышко, затерянное в безбрежном океане дикой природы.
Я стоял на палубе, кутаясь в свой потертый шерстяной плащ, и пытался молиться. Молитвы давались с трудом. Слова, привычные и утешительные в стенах моей старой кирхи в Финляндии, здесь звучали глухо и неуместно, тонули в этой первобытной тишине. Зачем Господь привел меня сюда, в эту землю теней? Ответ, который я получил от консистории, был формальным: «Для духовного окормления шведских и финских поселенцев в Новой Швеции, для несения Слова Божьего дикарям». Но в глубине души я знал – это была ссылка. Почетная, благословленная Церковью, но ссылка. За неосторожные слова, за сомнения, высказанные не в то время и не в том месте. Меня удалили, отправили на край света, где мои вопросы и тревоги не могли смутить умы сильных мира сего. И вот я здесь, пастор Маттиас Рунеберг, тридцати пяти лет от роду, плыву навстречу своей новой пастве и, как подсказывало тяжелое предчувствие, навстречу испытаниям, о которых не пишут в житиях святых.
«Земля, пастор! Видите?» – голос капитана Яна ван Кнепса, голландца на шведской службе, вырвал меня из тягостных раздумий.
Я проследил за его вытянутой рукой. Впереди, на низком западном берегу, сквозь пелену влажного воздуха проступали очертания… да, это был он. Форт Кристина. Сердце невольно сжалось – не от радости долгожданного прибытия, но от разочарования, смешанного с необъяснимой тревогой. Я ожидал увидеть нечто внушительное, символ шведской короны и лютеранской веры на этом диком берегу. Но то, что я видел, было скорее шрамом на теле природы, чем крепостью.
Грубый частокол из заостренных бревен, потемневших от сырости, окружал небольшой клочок земли у впадения ручья в великую реку. Над частоколом виднелись крыши нескольких приземистых строений, крытые то ли корой, то ли дерном. И над всем этим унылым пейзажем вяло обвисал на флагштоке синий стяг с желтым крестом – флаг Швеции, казавшийся здесь неуместным и одиноким. Ни башен, ни каменных стен, ни блеска оружия. Лишь дерево, грязь и ощущение временности, хрупкости перед лицом наступающего со всех сторон леса.
«Кальмар Нюкель» медленно подошел к примитивной пристани – сколоченному из бревен помосту, уходящему в мутную воду. На берегу нас уже ждали. Несколько фигур в поношенной одежде, с мушкетами на плечах, смотрели на прибывших без всякого любопытства, скорее с настороженностью или усталой апатией. Ни приветственных криков, ни суеты. Лишь молчаливое ожидание.
Когда сходни коснулись скользких бревен пристани, первым на берег ступил капитан ван Кнепс, за ним – несколько матросов, несущих мои скромные пожитки: сундук с книгами и сменой белья, да дорожный мешок. Я перекрестился и последовал за ними, ощущая под ногами неустойчивую твердь Нового Света. Воздух был тяжелым, пах сырой землей, дымом очагов и чем-то еще – слабым, едва уловимым запахом тлена, который я поначалу списал на близость болот.
Нас встретил высокий, широкоплечий мужчина лет сорока, с обветренным лицом, суровыми серыми глазами и редкой светлой бородой. Одет он был в кожаный колет поверх грубой рубахи, на поясе висела сабля. Он коротко кивнул капитану, затем перевел взгляд на меня.
«Капитан Бьорн Харальдссон, начальник гарнизона форта», – представился он низким, рокочущим голосом. Руку для приветствия не протянул. – «Вы пастор Рунеберг?»
«Да, капитан. С миром и благословением Господним прибыл я к вам», – ответил я, стараясь придать голосу твердость.
Капитан Бьорн хмыкнул, но ничего не сказал. Его взгляд скользнул по моему дорожному платью, по Библии, которую я держал в руках. В его глазах не было ни враждебности, ни радости – лишь глухая усталость и, как мне показалось, тень застарелого скепсиса.
«Губернатор Стен ожидает вас. Идемте», – коротко бросил он и повернулся, не дожидаясь ответа.
Мы двинулись за ним по раскисшей тропе к воротам форта. Ворота были сделаны из таких же грубых бревен, как и частокол, и скрипели на самодельных петлях. Внутри форт оказался еще меньше и теснее, чем выглядел снаружи. Несколько десятков бревенчатых хижин и пара строений покрупнее – видимо, склад и дом губернатора – лепились друг к другу на небольшом пятачке земли, окруженном частоколом. В центре была утоптанная площадка, сейчас превратившаяся в грязное месиво. Несколько женщин в чепцах и темных платьях молча занимались своими делами у очагов, сложенных из камней прямо на улице. Мужчины, большей частью такие же хмурые и настороженные, как стражники на пристани, бросали на нас короткие взгляды исподлобья и тут же отводили глаза. Разговоры стихали, когда мы проходили мимо. Тишина, нарушаемая лишь хлюпаньем сапог по грязи да карканьем ворона на частоколе, казалась неестественной для жилого места. На лицах людей лежала печать не только усталости и тягот колониальной жизни, но и какого-то глухого, застарелого страха. Улыбок я не видел вовсе.
«Наш город», – без всякой гордости произнес капитан Бьорн, обводя рукой убогое пространство. – «Дом губернатора – вон тот, с крыльцом. Церковь…» – он махнул рукой в сторону приземистого сруба чуть поодаль, ничем не отличавшегося от жилых хижин, кроме грубо сколоченного креста над входом, – «…пока такая. Пастор, что был до вас… помер прошлой зимой. Лихорадка, сказывали». В его голосе прозвучала странная нотка, заставившая меня насторожиться.
Я посмотрел на церковь. Она выглядела заброшенной. Дверь была плотно притворена, окна, если они там и были, затянуты мутным бычьим пузырем. Ничто не говорило о том, что здесь недавно звучало Слово Божие.
«А это Эрик, наш кузнец», – капитан кивнул на коренастого мужчину у небольшой наковальни под навесом. Кузнец не поднял головы, лишь сильнее ударил молотом по раскаленному куску железа. Искоры взлетели, на миг осветив его сосредоточенное, но какое-то затравленное лицо.
Мы подошли к дому губернатора. Он был чуть больше остальных, с двумя маленькими окошками, задернутыми изнутри грубой тканью. Капитан Бьорн постучал в дверь рукоятью сабли. Ответа не последовало. Он постучал снова, громче.
«Губернатор Стен не всегда… расположен к гостям», – негромко сказал капитан, и мне показалось, что он подбирает слова. – «Подождем здесь».
Мы стояли в вязкой грязи перед закрытой дверью. Я огляделся. Форт Кристина. Конец долгого пути. И начало чего-то… чего-то темного и тяжелого. Чувство изоляции здесь было почти абсолютным. Частокол отделял нас не только от индейцев и диких зверей, но, казалось, от всего остального мира, от света разума и Божьей благодати. Лес подступал к самым стенам, его темные кроны нависали над частоколом, словно гигантские хищные птицы, готовые в любой момент обрушиться на эту жалкую горстку людей. И люди… в их глазах я видел не надежду первопроходцев, а глухой ужас существ, запертых в клетке с невидимым врагом.
Дверь губернаторского дома так и не открыли. Капитан Бьорн, помолчав еще минуту, пожал плечами.
«Видимо, занят. Или нездоров. Провожу вас в вашу хижину, пастор. Скромно, но крыша над головой есть».
Мое жилище оказалось маленьким срубом у самого частокола. Внутри было темно, пахло сыростью и мышами. Очаг, стол, грубая лавка – вот и вся обстановка. Мой сундук и мешок уже стояли у стены.
«Располагайтесь. Позже кто-нибудь зайдет, принесет еды», – сказал капитан и, не дожидаясь благодарности, вышел.
Я остался один. Присел на лавку, провел рукой по лбу. Усталость от долгого плавания смешивалась с тяжелым предчувствием. Это место… оно было неправильным. Пропитанным не просто тяготами и лишениями, но чем-то худшим. Застарелым страхом, тайной, возможно – грехом. Я попытался снова вознести молитву, прося Господа дать мне сил и разумения служить здесь, но слова застревали в горле.
Снаружи начало темнеть. Быстро, словно кто-то набросил на форт темное покрывало. Тени внутри хижины сгустились, заплясали в углах. Я встал, чтобы зажечь сальную свечу, которую прихватил с корабля, как вдруг снаружи, со стороны леса, донесся звук. Низкий, протяжный вой, не похожий ни на волчий, ни на человеческий. Он пробрал меня до костей, заставив волосы на затылке встать дыбом. Вой повторился, ближе, и в нем слышалась такая первобытная тоска и угроза, что я невольно отступил от двери.
Потом снова наступила тишина. Тяжелая, давящая тишина форта Кристина, затерянного в тенях Нового Света. И я понял, что моя ссылка только начинается.
.
ЛитСовет
Только что
