Читать онлайн
"Сказания Нюйгуй"
Сказания Нюйгуй.
Весны дыханье, девы нежный взгляд,
И в волосах цветы мимозы тают.
Но ворон чёрный весть несет утрат,
Любовь ушедшую навек терзают.
Голос ее шепота тише: шелестит каждым вишневым лепестком, каждой вернувшейся домой птицей. Каждым шорохом длинного ханьфу, каждым движением тонких кистей и каждым едва заметным кивком головы.
Под ногами ее зеленью расцветают мимозы - с каждым шагом все головокружительнее аромат свежих цветов. Повторяют глупцы постоянно: «Не рви цветов этих!». Не иди за женщиной в фиолетовом, не смотри в ее пылающие ненавистью глаза. Отвернись, обойти стороной в этот теплый весенний день. Не доверяй запаху пряному; не иди по дорожке из белых лепестков, которыми выстелен путь к ней.
Не слушают мужчины, ведомые безумием весенним – ищут взгляда, касаются пальцами смоли черных волос. Душу продать готовы за лихорадочный поцелуй персиковых губ: целует их проклятая красавица, ногтями оставляет бороздки кровавые на шее, а беседка белоснежная скрывает все моменты страсти нежной.
Думает она сама об этом часто: стоит посреди леса китайского пагода. Невысокая, маленькая, из светлого дерева. Пахнет вишней и морской водой, крупицы соли застилают дорожку рядом: мелодия срывается с припухших губ, колокольным звоном приманивает птиц и неудачливых путников. Поет красавица все громче, расцветает ее голос вместе с почками на деревьях: оплакивает красавица ушедшую зиму, но руками тянется к солнцу, приветствуя весну.
В ее темные волосы вплетены цветы: маленькие, яркие. Белые и красные, тонкие стебельки теряются возле ушей. Фарфоровая кожа напоминает ломкий лед на ручьях, что уже начинали журчать: не дают ей остаться со своими мыслями, прерывает песню весны на ее губах карканье оглушительное, наглое:
– Нюйгуй! - ворон машет крыльями, осыпает зеленые листья ей на фиолетовый ханьфу. - Нюйгуй!
Прерывает красавица пение: набирает грудью побольше воздуха, но не бьется сердце больше: навсегда остановилось. Не тает оно жарким летом, не покрывается корочкой снежной осенью, и не превращается в кусочек льда зимой. Только весной дышит она по-настоящему, только весной смотрит в любимые зеленые глаза, чувствуя, как розовеют щеки. Только весной перестает оплакивать свою утрату.
Оставил ее возлюбленный. Навсегда: из года в год, от весны до весны.
– Чего тебе? - поднимает красавица голову. Не нравится ей свое прозвище, но не может вспомнить, как звали ее раньше. Руки путаются в цветках мимозы, подол одежды пачкается в пыльце, когда встает она резко, грубо, некрасиво. Кажется чужой в этом лесу: перезвон маленьких колокольчиков, запах цветущей сакуры, серое небо, набирающее свои краски.
И вдруг – Нюйгуй. И вдруг бабушкины легенды становятся правдой: не ходи в лес, на перепутье встретишь ты убитую влюбленную. Коснется она тебя, почувствует холод в груди и от горя оставит навсегда в весеннем пруду.
Ворон кричит громче: бьет крыльями, опускает голову ниже, сверкая своими изумрудными глазами.
– Мальчишка! Мальчишка! - повторяет, повторяет. - У пруда мальчишка!
Мальчишка. Сердце у Нюйгуй быстрее бьется, когда подхватывают тонкие пальцы подолы ханьфу: задирает выше, оголяет костлявые лодыжки, но нет приличий в этом лесу. Нет приличий, когда мягкие цветы мимозы обласкивают ноги, стоит побежать по полю – беседка остается позади, вместе с голодной и жуткой зимой.
На водной глади нет и льдинки – а на берегу, наслаждаясь солнцем, лежит мальчишка. Расцарапанные руки и ноги от веток, а рядом – букетик из желтых мимоз. Стрекозы и бабочки вьются вокруг него, а с губ срывается мягкий, детский смех. Наслаждается он весной: жмурит глаза, подставляется лучам и опускает ноги в воду, вдыхая полной грудью аромат сакуры.
А Нюйгуй не может. Поэтому делает шаг - и еще. Беззвучно по траве, и только насмешливое карканье ворона заставляет мальчишку повернуть голову - глаза его в ужасе расширяются, когда видит он дух мертвой женщины. Страх спазмом сводит горло, пока случайный порыв ветра не путает в женских волосах маленькие листочки и веточки - и становится она тогда такой красивой. Не может ребенок разглядеть в ней больше чудовище: высокая и худая, а лицо такое белое, что кажется, все сосуды видно. Она не горбится, держит спину прямо, а на ее темном ханьфу золотыми нитками вышиты рыбки – карпы кои. Мальчику кажется, что время замирает вокруг них, растекается патокой и карамелью.
И тогда он открывает рот – с губ срывается восторженный вздох, а руки подбирают букетик из желтых мимоз. Кажется он почти шуткой: опускает голову ниже, смотрит на россыпь зеленой травы на берегу пруда.
– Нюйши! - обращается вежливо, не поднимая глаз. Только протягивает букет, ждет, когда смертельно-холодные пальцы его заберут.
Нюйгуй принимает подарок: по рассказам чужим вот-вот разорвет она мальчишке глотку за наглость. Но сама лишь мельком пытается посмотреть в глаза: зеленые ли они? Насыщеннее ли травы и цветущих стеблей? Неужели любимый ее пожаловал в облике ребенка? Из года в год, из весны в весну, из перерождения в перерождение – не узнавал ее никто. Смотрели изумрудами глаз, заставляли сердце биться учащенно, но испуганно убегали, когда уста мертвые касались лица.
И тогда рыдала Нюйгуй. И тогда прятались птицы в кронах деревьев – лишь одна оставалась рядом. Блестящий угольный ворон, с зелеными глазами-бусинками: откуда он взялся? Отчего возвращался в этот лес каждую весну, вплетая лепестки золотые в волосы девичьи?
Думала Нюйгуй – возлюбленный ее после смерти вороном стал крылатым. Но не умеют эти птицы любить: хотят урвать кусочек лакомый, противно напевают похоронные строчки и прячутся в шкурах чужих. А возлюбленный ее иным был. Не любил он ее, а самой любовью был – нежной, трогательной, такой, что каждую весну в душах чужих расцветала.
Мальчик поднимает голову – и смотрит темно-карими глазами в давно опустошенную душу призрака.
Они не отводят взгляда друг от друга: Нюйгуй щурится, скалится, а ногти царапают лепестки мимозы. Не он! Это не ее возлюбленный, не ее душа и не ее весна – глупый ребенок, но и она не мудрее.
Не мудрее, потому что огибает маленькую фигурку – садится на залитый солнцем берег, располагая букет на своих коленях. Хлопает по месту рядом с собой, а сама удивляется: почему пощадила? Почему не погнала встревоженным ветром по лесу?
– Ты знаешь, почему здесь цветут мимозы? - у Нюйгуй голос такой кристально-чистый, с хрипотцой едва заметной: мальчик смело садится рядом, а в больших карих глазах застывает интерес. Глупый он еще совсем ребенок: не верит бабушкиным рассказам, не верит мужчинам, которые едва живыми уходили от злого духа. Путались они в лесах зимой и осенью, жарким летом пытались освежиться в пруду.
А сейчас весна. Ворон мягко приземляется на угловатое плечо, скрытое шелковой тканью когда-то красивого ханьфу: Нюйгуй даже не поворачивает головы, смотрит на спокойную гладь озера, где изредка мелькали гребешки карпов. Не они ли удачу мальчишке принесли?
– Сказка эта по всему Китаю плывет. Народ из уст в уста передает, послушай и ты. Расскажешь потом своей сестре или подруге, греясь под жаркими лучами. - Усмехается призрак, прикрывая глаза. Мальчик не перебивает ее рассказ: слушает внимательно, только с недоверием поглядывает на ворона, что клювом тащил бутоны мимоз из букета и вплетал в темные пряди девушки.
Когда-то влюбилась Дева-лотос в обычного смертного: полюбила так горячо, так чисто, что пошла за ним в ледяные пещеры, подальше от гнева родительского. Она пряла и колдовала, а возлюбленный охотился – уберегал его от чудовищ свет цветка лотоса. Но любовь его была мимолетной, быстрой, и поэтому не узнал он ведьму, что однажды пришла к нему в облике любимой Девы - провел он с ней три ночи и три дня, узнала об этом возлюбленная и возжелала спасти любимого. Неслись они по светлым лугам, по ледяным пещерам, а ведьма подгоняла в спину - умоляла Дева не поворачиваться, не смотреть в глаза проклятые, но услышав нежный голос нечисти развернулся юноша, и утянула его злая ведьма за собой.
Не оплакивала возлюбленного Дева – посадила его кости в землю. Прошел год, другой, третий. Из тех костей, которые Дева-лотос в горах понатыкала, большие сосны выросли, из тутовых ветвей темно-зеленые туты поднялись — все горы вокруг зелеными стали. Зеленый шелк, который дева ткала, в сверкающее хрустальное озеро превратился. В темно-зеленой роще разноцветные бабочки порхают, на нежно-зеленом озере лотосы распускаются. И вот однажды увидала Дева-лотос, что на могилке любимого возле ее хижины травинка выросла. Дотронулась до нее дева, а травинка застыдилась, свернула листочки и поникла.
– Это любимый к ней вернулся? Это он травинкой стал? - вдруг перебил мальчик. От интереса забылся он и вцепился пальцами в острый локоть Нюйгуй.
А та только открыла свои глаза: такие зеленые и яркие, что трава под их телами теряла свои краски. Улыбнулась, откинула голову, а на бледной коже вдруг заиграл яркий румянец.
– Любовь Девы была заключена в лотос, которым освещала она путь возлюбленного. Украла его ведьма, но один старик, когда-то знавший юношу, вернул ей его. И тогда воткнула девушка в свои черные волосы лотос, снова заблестели волосы, прежней красой засверкало личико. - Мечтательно протянула Нюйгуй, фырча от пыльцы цветов, оседающих на длинных ресницах.
Заканчивает она сказку уже громче – и собрал старик семена той зеленой травки и ушел в далекие горы. А на другой год весной зеленые травинки выросли повсюду: и в горных рощах, и у самого моря на прибрежных холмах, и даже в маленьких садиках у домов. И назвали люди эти травинки застыдись-травой, или мимозой.
Становится тихо. Думается Нюйгуй, что ушел мальчишка, сбежал, пока есть возможность – приоткрывает глаз и видит, как он осторожно убирает букет с ее коленей.
– Я думал, какие красивые цветы! Хотите, нюйши, я найду вам лотосы? - засуетился, словно птенец, но призрак лишь улыбнулась едва заметно, прогоняя ворона. А в волосах ее черных теперь отражались желтые бутончики мимозы.
– Лотосы? Глупый.- Качает она головой, и со вздохом сожаления встает. Протягивает мальчишке руку: принимает он ее, смотрит снизу-вверх своими щенячьими шоколадными глазами. - Мимозами вернулся к Деве-лотос ее возлюбленный. И я собираю мимозы, ожидая, когда вернется мой любимый.
Ведет она ребенка путями странными из леса: под ногами лепестки цветочные, на ветвях поют птицы, а ворона больше нигде не слышно. Мальчик смотрит, мальчик замечает, как едва заметно начала двигаться грудная клетка девичья - будто бы она дышит. А от ходьбы долгой заблестели щеки и глаза, как у живого человека.
Держится он за ее теплую ладонь – смотрит под ноги и думает сосредоточенно, что точно вернется. Точно принесет лотосы следующей весной, точно-точно найдет эту девушку. Не мстительный она призрак: ждет своего любимого, оплакивает его среди мимоз и не позволяет себе найти покоя или счастья.
Не замечает мальчик, как она выводит его на край деревни – тут и собаки лают, и дом недалеко. Карими глазами рассматривает он Нюйгуй в последний раз: ее длинные, как шелк, волосы, белую кожу и налитые кровью губы. Глаза ее теперь такие зеленые и сочные, будто бы стебли бамбука – будто бы и есть она та любовь, которую ищет в своем возлюбленном.
– Иди. Не стой. - Подталкивает она ребенка в спину, но тот резко обнимает ее за талию, встает ради этого на носочки. От призрака не пахнет ужасом, гнилью или почвой: от нее пахнет чистой водой и сакурой.
– Я еще вернусь к вам следующей весной! Вы только дождитесь. И если ваш возлюбленный не вернется, я принесу вам лотосы! - обещает. Так пылко и горячо, что Нюйгуй смеется, когда мальчишка разворачивается и, перепрыгивая неровности дороги, несется к своему дому.
Не знает она еще, что развеяла детские ужасы – что теперь не будет мальчик слушать чужие рассказы о злых мертвецах. Будет вспоминать весенний пруд и девушку, рассказывающую старую китайскую сказку. Будет помнить ее ханьфу, запах мимоз и как расцветала она с каждым словом. Как из проклятого духа стала прекрасной девушкой – и через пару лет мальчишка, уже ставший юношей, вернется на тот пруд. Не растопчет поле из мимоз, но оставит пару лотосов, вслушиваясь в каждое шумное пение птиц. Вдруг услышит того ворона?
Но пока Нюйгуй идет своей дорогой. Но пока прячется в весеннем лесу, чувствуя, как сбивается дыхание – вспоминает карие детские глаза. Несчастлива она в любви, но быть может, хотя бы одна душа будет счастлива – эта мысль заставляет улыбнуться, и пойти поступью легкой по цветущему сакурой лесу.
А ворон кругами вьется вокруг: зеленые глаза его блестят на солнце, а карканье сливается с красивым девичьим пением.
Вернется ворон и следующей весной. С первым треснувшим льдом откроет свои зеленые глаза и прилетит к Нюйгуй, не давая ей растворится в сырости зимы. И сердце девичье бьется всю весну – не замечает она этого, не видит со стороны, как краснеют ее щеки, как наливаются цветом губы и как чаще начинает она смеяться.
И не знает она, не поймет, что ворон, вплетающий ей в волосы мимозу - и есть ее возлюбленный.
Весенний день мечтами их манит,
А аромат вишнёвый невозможный.
.
ЛитСовет
Только что
