Читать онлайн
"Случайная встреча"

Случайна встреча

Её волосы были уложены традиционно – в стиле «Такайщимада». Такая причёска в наше время не каждой красавице доступна, ведь для неё требуется тщательный уход за волосами и надлежащая их длина. Кроме того, волосы, познавшие химическое воздействие муссов, завивок, фиксаторов и всего такого прочего будут неестественно блестеть и выглядеть словно бы парик, что конечно сразу будет заметно намётанному глазу. Хотя, нужно отдать должное некоторым парикам: с виду они нередко не только не уступают живой шевелюре, но порой и превосходят её, кажутся более реальными, чем настоящие волосы! Всё из-за упомянутого пагубного действия разного рода средств для волос. Нельзя не упомянуть также повальную моду на перекрашивание в совершенно неестественные для японцев цвета, вроде русого или светло-коричневого. Впрочем, к её волосам всё это ни в коей мере не относилось. Причёска старого стиля делала её красоту только выразительнее, но вместе с тем и более печальной. Цветок, одиноко раскрывшийся в однородном поле среди травы.

Кимоно, в котором она появилась в ранний утренний час с самым восходом весеннего солнца, достойно подробного описания. Струящемуся шёлку самого высшего качества был придан цвет, который, пожалуй, невероятно сложно будет охарактеризовать словами. В западных языках, как известно, у любых оттенков, как и у всего остального, есть свои названия, но мне, человеку воспитанному в традиции несравнивающего созерцания, ближе и понятнее такие названия, как то: «цвет лепестков сакуры», «цвет морской волны», «цвет спелой хурмы»… Её кимоно было переходящих цветов. Казалось, мастеру, его изготовившему, удалось предать прекрасному воздушному шёлку ещё большую лёгкость. Наверное, в этих оттенках можно было уловить что-то от лука-резанца, чуть бледного в области груди и шеи, но постепенно набирающего сок, а после, ближе к коленям, переходящего и вовсе в изумруд или нефрит. Однако всё это лишь примерно. Все эти оттенки были как будто бы приглушённые. Они бросались в глаза яркими пятнами, но и не были невзрачными и блёклыми. В них чувствовалась дыхание, и цветовая палитра менялась не так резко, не так грубо, как я сказал, но очень изящно, очень натурально, словно этот шёлк был живой.

Нельзя, впрочем, быть уверенным, что данное кимоно подошло бы любой молодой женщине. Да и сложно себе представить, что подобную красоту можно найти в каком-нибудь прокате, хотя бы даже в самом дорогом. Вероятно, в старину, такие одежды были привилегией жён и красавиц-наложниц императора или, если не императора, то уж точно какого-нибудь высокородного даймё. Хотя, честно говоря, мне было вовсе не важно её происхождение, да и кто я такой, чтобы рассуждать о наложницах императора?

Впервые увидев её, я не поверил своим глазам. Откуда она? Кто она? Эти вопросы не были из разряда «выяснить всё в подробностях». Скорее их можно сравнить с восхищением, к которому примешано некоторое непонимание и трепет. Так бывает, когда на глазах у тебя происходит что-то, что никак не хочет ложиться в рамки привычного восприятия. У детей такое происходит часто, у взрослых, увы, куда реже. У некоторых, к глубокому сожалению, никогда…

В то апрельское утро она грустно сидела под глицинией в небольшом парке у буддистского храма Буцукодзи неподалёку от района Гион. В её движениях было что-то не совсем привычное. Словно бы не понимая, что происходит вокруг, она чуть наклоняла голову, услышав какой-то резкий звук, или же поворачивалась, если что-то привлекало её внимание. Впрочем, «непривычное» кажется мне не совсем подходящим здесь словом. Но я не мастер излагать свои мысли, а уж тем более перекладывать испытываемые чувства и эмоции на бумагу. Потому порой определения сами лезут из головы, и ничего тут не поделаешь.

Спину она держала ровно, прямо, что опять же выдавало в ней особую грацию, которая редко улавливается среди обычных людей. А ещё она часто протягивала свои руки. То к нежным сиреневатым цветам начавшей цвести магнолии, то к усевшейся на ветке ласточке, то к реке Камэгава, которая весенними водами разливалась в бурлящем потоке и устремлялась к старому мосту Донгурибащи неподалёку. Складывалась впечатление, словно бы она, протягивая свои руки то к одному, то к другому явлению или предмету, сама всем сердцем тянулась к нему вслед за ними. И вот, что ещё странно - ласточка, видя тянущиеся к ней изящные запястья её рук, вовсе не пугалась, не пыталась упорхнуть прочь, а тоже весьма забавно наклоняля голову, выражая таким образом взаимный интерес.

Вы видели когда-нибудь, как малые пташки или, предположим, щенки удивляются или проявляют заинтересованность? Это очень милое, ни с чем не сравнимое зрелище. Зверёк в такие моменты имеет крайне потешный и забавный вид! Смотря на него, сам умиляешься. Об этом писала ещё в своих «Записках у изголовья» несравненная Сэй Сёнагон, тонко разбирающаяся в человеческой природе, чувстве прекрасного и в красоте вообще.

Руки этой девушки были столь изящны, а рукава кимоно так грациозно струились от них вниз, что казалось, будто её особое очарование полностью обволакивает всё вокруг неё. Даже певчая птица, прекрасная сама по себе тем, что родилась птицей с трогающим сердце голосом, видела в ней эту особую, сравнимую с исконной природной, красоту, а, может быть, даже превосходящую её!

Но в тот первый раз я побоялся нарушить её покой, и несмотря на страстное желание подойти к той глицинии поближе или хотя бы просто пройти мимо этого места, я делать этого не стал, а напротив стал удаляться от этого маленького парка и от всего Понто Тё к мосту, за которым находится жилой квартал, где я снимаю комнату.

В череде трудовых будней несложно забыть всё, даже такую потрясшую воображение встречу. Вот и я постепенно стал терять её из памяти, хотя первые две недели вспоминал всё увиденное в мельчайших подробностях. Но поскольку в тех местах я почему-то с того самого времени не появлялся, хотя и от квартиры было совсем недалеко, все эти воспоминания постепенно улеглись в глубинах памяти и перестали волновать меня, уступив место какой-то ежедневной чепухе. А ещё спустя некоторое время от знакомых я ненароком услышал какие-то совершенно странные истории о том, как некий жуткий призрак появляется в районе Гион и Понто Тё, пугая и расстраивая ничего не подозревающих отдыхающих и туристов.

- О чём все толкуют? – недоумевая спросил я тогда своего коллегу, - Что за призрак?

- Как, ты ещё не слышал? – искренне удивился он, - Ведь ты, кажется, часто гуляешь в тех местах, возле Камэгава.

- Так-то оно так, но никаких призраков мне видеть не доводилось, - ответил я, покривив душой, а про себя снова сделал себе выговор, что моя жизнь проходит до невозможности серо, и я совершаю большую ошибку в том, что живя так близко от невероятно красивого исторического места, совершенно не замечаю ничего вокруг, а сижу как бирюк в четырёх стенах.

Мой коллега призадумался, видимо подбирая слова.

- Понимаешь, - наконец собрался с мыслями он, - Нельзя говорить с уверенностью, что это призрак. Скорее Аякащи.

- Что? Да вы что все, с ума посходили? – удивился я, - Откуда здесь взяться Аякащи?

- А мне почём знать, - пожал он плечами, но по всему виду его было заметно, что ему хочется подробно рассказать об этом явлении.

- Так и что этот так называемый Аякащи? – спросил я, давая ему эту возможность.

По правде сказать, я отношусь к тому типу людей, что не сомневаются в существовании различных потусторонних и таинственных явлений, а потому моё удивление и некоторое бравирование было скорее поддельным. Мало ли, коллеги вокруг могли бы подумать, что я слишком легкомысленный человек, раз верю во всяких духов и привидений, и это было бы весьма не кстати. На самом же деле, мне не терпелось узнать подробности.

- На первый взгляд это прекрасная девушка, - с улыбкой и каким-то заговорщическим тоном принялся делиться со мной мой коллега, отведя меня к автомату с бутылированным чаем и газировкой, где никого не было, - Представляешь, она появляется всегда неожиданно. Но непременно в раннее утро или в сумерки. Днём её ни разу не видели. А ночью – не знаю. Во всяком случае, мне это неизвестно.

- Постой-ка, - сказал я, - Ты говоришь утром или на закате?

- Именно так.

- А почему же вы называете её призраком? Может быть девушка эта не любит большие компании шумных туристов и большие многодетные семьи, которые гуляют в парке?

- Ха-ха, - рассмеялся мой коллега, - Да, в этом ты прав, я бы тоже предпочёл, чтобы людей на Гион было поменьше. Повезло же тебе, что ты живёшь неподалёку, и можешь приходить с утра, когда ещё никого нет…

- С утра там почти всё закрыто, – фыркнул я, понимая, что он вообще-то прав.

- Так всё-таки, - не унимался я, - Так уж Аякащи?

- Точно говорю! – заверил он меня с самым авторитетным видом, – Разгуливает там в допотопном кимоно и с древней причёской. Ты же знаешь, некоторые девицы любят наряжаться в традиционные одежды: гэта обувают на высокой платформе, кимоно покупают на каждый сезон. Ну, вроде как, чтобы показать, что тут у нас в Киото культурные люди живут. Вот примерно так выглядит и она.

В этот момент меня вдруг пробрала какая-то мелкая дрожь, как бывает, когда что-то внешнее неожиданным образом перекликается с твоим сокровенным, сокрытым в самой глубине. Или когда из глубин твоего подсознания возникает что-то, что прежде, когда-то давно трогало твоё сердце. Я понял, что речь идёт о той самой прекрасной незнакомке и вдруг разозлился.

- Да как же вы так легко делаете такие жуткие заключения? – нахмурился я и повысил голос.

Однако мой коллега, увлечённый своими мыслями, этого не заметил.

- Ты сомневаешься? А зря! Ну вот что я тебе скажу, - и он сделал паузу, словно бы был актёром на сцене, - Её глаза находятся на ладонях. Какие ещё нужны доказательства?

Эти его слова меня совершенно обескуражили. Можно сказать, что земля ушла из-под ног, и вновь пошли мурашки по коже. Правда теперь скорее от какого-то неприятного, неожиданно открывшегося обстоятельства, которое начисто меняло всё…

Разговор с коллегой закончился непонятно чем, да это и не важно. Он был явно далёк от всего, что связано с традиционной культурой, и даже являлся, как будто, её противником. Я же был сражён его словами про глаза, располагающиеся на руках. Вероятно, это может показаться глупостью, что так легко сплетни и домыслы, которые могли быть просто плодом чьего-то воображения, вдруг заставили меня взглянуть на всё, виденное мною ранее, под новым углом, сменить, так сказать, ракурс. Я с ужасом понял, что показавшиеся тогда мне неестественными и немного странными движения её рук, то как она тянулась ими к соловью и цветам глицинии, действительно могут говорить о том…

Нет, как я могу так рассуждать? Она, должно быть, просто очень любит птиц и цветы! В сущности, кто их не любит? Даже я, человек, который в последние годы совершенно закостенел от постоянного пребывания в офисе, совещаний, контрактов, сделок, иной раз не могу не остановиться, когда наконец-то поднимаю свою отяжелевшую от рабочих забот голову и неожиданно встречаюсь с цветущей сливой, сакурой или персиком. Вероятно, она имеет куда более утончённый эстетический вкус, более чуткое понимание прекрасного. У неё и маленькая певчая птица, и распускающиеся на ветвях дерева цветы непременно отзываются трепетом в её добром сердце, и она, отдавшись этому светлому чувству, протягивает свою руку, чтобы стать ближе к ним.

Нужно было раз и навсегда развеять все сомнения. Такой уж я по натуре: коли засомневался в чём-то, что поначалу казалось совершенно нерушимым обстоятельством, так стало быть нужно докопаться до истины, чтобы не мучиться потом всякими подозрениями и домыслами.

Весь вечер я гулял неподалёку Камэгава. Сначала прошёлся по Гион под звуки сямисэна, льющиеся из репродукторов по обеим сторонам улицы, затем побывал и на Понто Тё. Любуясь лавочками да маленькими ресторанчиками, украшенными фонарями и разномастными вывесками, лавируя мимо многочисленных других прохожих и вдыхая особенный воздух этого места, я вышел к знаменитому святилищу Ясака Дзиндзя, где очень любил бывать ещё в детстве. Не знаю, многие ли меня поймут, но я со всей ответственностью заявляю, что в храмах Старой столицы, да что там в храмах, - практически в любом маленьком святилище, - всегда царит своя особая атмосфера. Именно в этом, по моему разумению, проявляется присутствие духов и богов, благодаря которым любой желающий может найти что-то для себя, пройдя под вратами Тории или зайдя в главные ворота. Кто-то ищет утешения, кто-то приходит вознести молитву или высказать благодарность, кто-то забредает под вечер, чтобы побыть наедине с самим собой, священными духами и Буддами, или даже просто посидеть, омыть руки, осмотреть павильоны и святыни.

Но в этот раз я был встревожен возможностью предстоящей встречи, а потому просто ждал, когда стемнеет и разойдутся люди, чтобы я смог снова увидеть её. Почему я был уверен, что увижу её в этот вечер и непременно неподалёку от одной из самых знаменитых улиц, неизвестно, но я был полон решимости, а потому в тот момент уж точно подобные вопросы себе не задавал.

С приходом сумерек людей у святилища становилось всё меньше – они перемещались в сторону Понто Тё, где до поздней ночи работают всевозможные рестораны, чайные домики и изакая. Туристы, конечно, кое-где ещё щёлкали затворами фотоаппаратов, мелькали вспышки мобильных телефонов, но в общем-то в небольшом парке, располагающимся аккурат за Ясака Дзиндзя постепенно стихало. Я тоже двинулся в обратном направлении через Гион. Тут ещё звучала музыка, но уже перестали раздаваться весёлые крики рикш, позакрывались здешние знаменитые лавочки и магазины. Я успел перекусить такояки, которые готовили на территории святилища, чтобы потом не отвлекаться на недовольное урчание живота. Минуя ночные бары и караоке, обходя зевак, и спускаясь всё ниже по устью Камэгава, через некоторое время я оказался на дальнем мосту, что на улице Мацубара. Впереди виднелись жилые дома – там, среди них был и тот, в котором я арендую небольшую типичную для Киото комнату. На мосту я был один. Засмотревшись на проплывающий катер, я перенёсся в мыслях в каюту, и мне показалось, что было бы здорово оставить всё и попроситься помощником к лодочнику, чтобы вот так под луной плыть себе куда-то, рассекая водную гладь, и не переживать о том, что завтра совещание, а послезавтра нужно подготовить отчёт.

Замечтавшись, я чуть было не споткнулся. Это вернуло меня в настоящий момент. Каково же было моё удивление, когда буквально в десяти шагах перед собой я вновь увидел её! Дыхание моё перехватило, а ноги почему-то подкосились. Девушка стояла в этот раз повернувшись ко мне и улыбалась. Лицо её было столь прелестным, что даже лик луны, а в тот вечер было почти полнолуние, не мог сравниться с ним. Поскольку на мосту, кроме нас, никого не было, я пришёл к единственно возможному выводу – красавица завидела меня раньше и теперь улыбается именно мне! Это было крайне волнительно, и я, холостяк, давно не впускавший в своё заспанное сердце никаких, подобных влюбленности или мимолётному увлечению, ветреных чувств, пребывал какое-то время в растерянности. Тем не менее, я не упустил возможности и сразу же посмотрел на её лицо как бы беспристрастно. К моему облегчению, глаза у неё были на месте и блестели, отражая свет зажжённого фонаря. Девушка пользовалась белилами, и действительно напоминала прекрасную Гейко. Тут мне вспомнились слова коллеги про любящих одеваться по-старинному девушек. Однако что-то подсказывало, что незнакомка была не обычной модницей. «Если она действительно Гейко, то почему находится в этот поздний час здесь, а не в чайном домике?» - промелькнуло у меня в голове. Но коль скоро мне была оказана такая честь, делать вид, что я, будучи в такой близости к красавице, не заметил её прекрасной обращённой ко мне улыбки, было бы глупо, бестактно и совершенно непростительно. Совладав с волнением я подошёл к ней и поклонился.

Всё дальнейшее происходило как будто бы не со мной. У девушки оказался чарующий голос - не слишком высокий, но и не так, чтобы низкий. Она сказала мне: «Здравствуйте», и вновь как-то кокетливо и мило улыбнулась, опустив голову к левому плечу. Мне никогда не доводилось видеть красавиц, подобных этой незнакомке, а кроме того, я с каждой секундной убеждался в том, что она не такая, как я, не такая, как все. Словно принцесса Кагуя, которую нашёл резчик бамбука. От смущения я краснел и немного заикался, когда пытался говорить, но молчать в этой ситуации было непозволительно. А красавица всё улыбалась и даже негромко смеялась, прикрывая рот, подведённый рубиновой помадой, рукавом струящегося кимоно, которое в свете луны приобрело ещё большую прелесть.

- А знаете, - хихикала она, Я давно за вами наблюдаю!

- Как же это Вы за мной наблюдаете? – удивлялся я, - Ведь мы первый раз встретились!

- А вот и не первый, - подалась она в мою сторону, - Разве вы не помните, как в начале месяца видели меня в парке?

И снова хихикать.

Сначала мы стояли и смотрели на спокойное течение Камэгава, потом любовались чуть прячущей за проплывающие облака лик луной, что было крайне волнительно, а затем совершенно для меня незаметно оказались в том же парке у храма Буцукодзи, что и тогда. Всё это время я украдкой посматривал на её лицо, - нет ли в её глазах чего-то необычного… Но ничего такого в них не замечал. Надо признать, я находил во всём её облике только совершенство. Словом, она сразила меня наповал. Я никогда не имел удовольствия общаться не то чтобы с Гейко, но даже с Майко или просто какой-нибудь воспитанной, благородной девушкой, приверженкой старинных традиций. Да что там, я никогда даже на летнем фестивале в Гион не бывал! А здесь такое очарование. Как в тумане я шёл за ней, что-то говорил, что-то отвечал, что-то даже спрашивал…

- Смотрите, - воскликнул я, вдруг заметив кукушку на ветке криптомерии, - Кукушка!

- Ой, где же? – спросила она, - Никак не разгляжу в темноте!

- Ах, как жаль, - сказал я, - Но давайте мы постоим тут, быть может она запоёт.

И мы стали ждать. Кукушка долго молчала, но потом всё же запела.

- Ах, как это печально, - прошептала она, - Но как же красиво! Милая кукушка, давай петь с тобой вместе!

С этими словами она протянула свою руку по направлению к дереву криптомерии. Я стоял и не мог скрыть восторга. Конечно, многие знают, наверное, что крик кукушки издавна является предметом восхищения поэтов и утончённых особ. Слышал я и о том, что некоторые, пытаясь подражать классикам, делают вид, что глубоко проникаются голосом кукушки и даже давят из себя слезу, слыша её печальное кукование. Я никогда не находил в себе этого тонкого понимания прекрасного, но стоя с этой прекрасной незнакомкой в ночи под светом луны и уличных тусклых фонарей, слушая, как среди шелеста листвы, в практически полной тишине, вдруг раздаётся несколько криков кукушки, я невольно проникся сочувствием. К тому же, у меня был прекрасный учитель изящности.

Но вот пролетела ночь, рассвет мы встретили стоя снова на мосту. Хоть я и не спал, в сон не клонило совершенно. Я всё восхищался и восхищался своей спутницей. В каждом слове, в улыбке, в лёгких движениях рук, в походке, в любом её действии я видел саму красоту!

- Что же, - вдруг вздохнула она, подняв руки к груди, - Вот и пора расставаться! Возражать я не смел, но в моём вопросительном молчании она прочла сожаление.

- Вы ведь всё понимаете, верно?

Но я не был уверен, что понимаю. И тогда снова взглянул ей в глаза. Свет восходящего солнца был ещё слаб, но всё же это был не тот ночной свет фонарей и луны, который таит в себе некую загадку, а совсем иной свет, обнажающий то, что ночью сокрыто тенями. И в этом свете я наконец понял, что глаза на её лице были не живыми. Они блестели, отражали всё, подобно настоящим, но это были стеклянные глаза, как у куклы.

- Так значит… - я запнулся.

Мне снова вспомнились слова про призрака, но как я мог оскорбить её, сказав что-то в этом роде?

- Так значит вы меня не видите? – спросил я. Она улыбнулась немного печальнее, чем раньше.

- Нет, вижу, конечно, вижу! Но…

- Потому вы протягивали руки к кукушке? И к реке? К луне. И тогда, в прошлый раз, к магнолии и ласточке?

Мы ещё какое-то время постояли на мосту. Я опустил голову, потому что не знал, что сказать. В сердце теплилось что-то, чего давно там не бывало, но тут же и ком подкатил к горлу. Мне было жаль её, и очень не хотелось расставаться.

- Когда вы придёте ещё раз? - спросил я тихо, буравя взглядом её лакированные чёрные гэта и белоснежные таби.

- Это сложно предугадать, - мягко ответила она, - Так значит, вы меня не отвергаете? Этот вопрос заставил меня прекратить прятать взор в ногах и поднять глаза на неё. Я пылко отвечал:

- Нет! Что вы такое говорите? Как я могу отвергнуть? Я буду ждать! Я буду…

Она тихонько прильнула ко мне, впервые за нашу встречу мы соприкоснулись, я почувствовал тонкий аромат какого-то цветка. Это были не просто духи, такое не купишь в парфюмерном магазинчике.

- Помните, я сказала, что наблюдаю за вами?

Я кивнул.

- Но я никогда не видела вашего лица! Позвольте же сейчас мне посмотреть на него на прощание… Ведь я не знаю, когда мы снова встретимся…

Я сглотнул и кивнул повторно.

Её прекрасные руки поднялись на уровень моей головы, и я впервые увидел её ладони. Смешно, но за время нашей прогулки я постоянно смотрел на её лицо, пытаясь найти что-то в нём, но совсем забыл про руки. Два глаза находились где-то в середине каждой ладони. Они моргали, у них были длинные чёрные ресницы, и в целом, они полностью повторяли те, что были на лице. Точнее, наоборот. Она улыбалась и водила ладонями вокруг моего лица, словно бы производила какой-то причудливый ритуал. Один раз ресницы даже коснулись моего уха, отчего я неловко улыбнулся. Мне не было страшно, тем более, что она производила всё это так нежно, так плавно и неспешно, что и я сам невольно протянул к ней руки.

- Спасибо! – сказала она, пряча свои запястья в шёлк кимоно, - Я запомню это мгновение! А также нашу прогулку. И вы, пожалуйста, не забывайте!

Я затряс головой, давая понять, что не забуду.

- До встречи, - сказала она, и вдруг растворилась, словно наваждение.

Оставшись один на один с восходящим солнцем, я простоял на мосту ещё, наверное, минут десять, ловя ускользающий запах её духов, и что-то бормоча. В глубине сердца я лелеял надежду, что следующая наша встреча состоится очень скоро, но всё же не был в этом уверен. Не было сомнений, что благодаря ей и этой внезапной встрече я изменился навсегда. Теперь я стал внимательнее относиться к птицам и цветам, к рассветам и закатам. А ещё теперь я часто без особой цели выхожу прогуляться по Гион и другим старым улицам, а иногда даже стал выбираться за город.

Когда в следующий раз мы встретимся, я попрошу её не прятать свои глаза, и тогда мы сможем долго-долго смотреть друг на друга!