Читать онлайн
"Десятая жизнь кошки"

Десятая жизнь кошки

Повесть

Крышка гроба со скрипом сдвинулась, и в глаза ударил яркий свет. В ушах зазвенело.

- Господи, ну что еще? Дайте поспать! – Люба накрылась с головой одеялом и отвернулась.

- Подъем! – гаркнул незнакомец, сорвал с нее одеяло и отбросил его прочь. По телу побежали мерзкие мурашки.

- Ты что, совсем с дуба рухнул? – приподнявшись на локтях, возмутилась Люба. – Что себе позволяешь! И кто т­ы такой вообще? – щурясь и привыкая к свету, она рассматривала того, кто нарушил ее покой.

В радужных солнечных лучах, струящихся из разбитого витража в потолке, стоял высокий холеный мужчина в черном костюме, белой рубашке и черной бабочке.

- Дело есть, - без смущения разглядывая девушку в легком ситцевом платье, сообщил темноволосый гость. – Вставай, - он бесцеремонно схватил ее за руку и поднял из гроба.

- Какое еще дело? Да я же еще и… тридцати лет не проспала! – рывком высвободив свою руку и поглядев на браслет на запястье, продолжала возмущаться Люба. – Ты, наверное, не в курсе: у меня уговор, что меня не будут беспокоить ближайшие лет сто.

- «У меня уговор...», «что меня не будут беспокоить…» – пискляво передразнил он и, снова схватив ее руку, расстегнул и снял браслет, отсчитывавший время ее сна. – Просыпайся! Я шмотки тебе принес. Вон на скамье лежат. В этой ночной сорочке ты точно к НемуОн

Сонно волоча ноги в белых тапках по каменному полу склепа, Люба приблизилась к скамье. Она медлила, держа в руках черное платье с открытой спиной и туфли с острыми носами, и поглядывая на спину незнакомца. Потом сбросила с себя одежду и тапки, встав босыми ногами на холодный камень. Тут посланец внезапно и повернулся к ней, увидев ее в чем мать родила.

- Меня зовут Якоб, - представился он. – И научись уже быстрее шевелиться, не то так и будешь попадать в нелепые положения.

- Тоже мне, наставник нашелся! - натягивая платье, бормотала Люба. Она даже не пыталась прикрыться. – Да плевать мне, что ты на меня пялишься. Не впервой…

- …с подонками дело иметь? – закончил ее мысль Якоб. – Поосторожнее с формулировками! Я тебе не какой-нибудь безродный ангел.

- И что же тебя, такого породистого, за такой мелкой сошкой, как я, прислали? – втискивая ноги в узкие неудобные туфли, съязвила она.

Якоб гневно сверкнул глазами, и Люба поняла, что его и самого гнетет это поручение, которое ему, «такому породистому», явно не по статусу. Неужто дело, по которому ее разбудили, действительно важное?

– Готова? Тогда поехали, - сказал Якоб, еще раз бегло оглядев ее с ног до головы.

*

Черный БМВ, стоящий у входа в склеп, был покрыт мелкими капельками после дождя – как утренняя травинка росой. Снаружи было зябко и сыро, но вовсю светило солнце. В ноздри ударил терпкий запах трав, листвы и старого кладбища.

- Фу, как же здесь противно! - поежилась Люба, нехотя ступая по мокрой траве и проваливаясь в мягкую землю каблуками. Ее продолжало знобить.

- Добро пожаловать в мир смертных! – накидывая на нее невесть откуда появившуюся в руках женскую куртку-косоворотку, сказал Якоб.

– А какой сейчас месяц? – спросила она, осматриваясь и втискивая руки в рукава.

- Август. Последние летние деньки, - взглянув на небо и деревья, ответил он и шумно с наслаждением втянул носом воздух. – Только на Земле можно уловить все оттенки чувств!.. Садись, - открыв дверь автомобиля, поторопил он.

*

Кладбищенская дорога была полна ухабов, но неземной автомобиль мог ехать быстро даже по ней. Правда, пару раз он все же угодил колесами в огромные лужи, так что стекла все же забрызгали. А когда выехали на блестящую мокрую трассу, навстречу промчался воняющий соляркой грузовик, окатив легковушку грязью.

- Чертова свиновозка! - выругался водитель хрюкающим голосом.

Только тогда сидевшая на заднем сидении Люба обратила внимание, что это существо - не совсем человек.

- Элементарий, - пояснил Якоб. – Ему дали возможность встать на путь исправления. Ну а что? Ад тоже иногда надо подчищать, не то однажды захлебнемся в дерьме.

- Что вы собираетесь со мной делать? – спросила Люба, не особенно настроенная философствовать.

- Увидишь.

*

Автомобиль ненадолго остановился у кованых ворот, которые сами собой разъехались, а потом закрылись за прибывшими. Колеса зашуршали по гравию. Площадь перед особняком в английском стиле была наполовину занята затейливым лабиринтом живой изгороди, окружающей внушительных размеров фонтан. У крыльца их встретил еще один тип в черном костюме. Он сжимал черную папку подмышкой, точно школяр, и был таким же холеным, как Якоб, только держался более услужливо. Открыв дверцу подъехавшего автомобиля, он подал Любе руку.

- Ярослав, - представился он. – Можно просто Ярик.

- Удивительно, - произнесла она, уставившись на автомобиль, из которого только что вышла. – Он чистый! Как так?

- А вот так! - отрезал Якоб.

Но было видно, что ему польстило замечание в адрес его машины, неподвластной земной грязи. Безукоризненный вид Якоба говорил сам за себя: «Да я и сам весь такой - ни пылинки не пристанет».

*

Ярик семенил впереди, продолжая крепко сжимать подмышкой черную папку. Он то и дело нетерпеливо оглядывался на идущих позади Любу и Якоба, как будто нарочно отстающих. Люба действительно не торопилась на встречу с Ним.

«Смелая душонка, - размышлял он. – Может, и правда не все безродные сучки безнадежны?»

На подступах к крыльцу у Якоба зазвонил мобильный. Достав его из кармана, он провел пальцем по экрану и с кем-то заговорил.

Не дождавшись окончания разговора, Люба выхватила у Якоба из рук диковинную плоскую прямоугольную штуковину со словами:

- Это что, телефон?

- Теперь это называется смартфоном. И да - он выполняет функцию телефона в том числе. У тебя скоро будет такой же. Но будь добра, впредь не трогай моих вещей.

Люба находилась на этом свете всего каких-то полчаса, но и за такое короткое время столь многое успело ее удивить. Этот мир был намного ярче и интереснее того, что она помнила.

«Только не поведись опять, как дура! – мысленно осадила она свой нахлынувший интерес к жизни. – А то посулят сейчас золотые горы и море удовольствий – а вместо этого отправят в сущий ад, как всегда».

*

Они прошли по вестибюлю, поднялись по лестнице и подошли к секретарю небесного Суда. Здесь Любу ожидало еще одно новшество: седой старик записал ее имя не в журнал, как обычно, а внес данные в какую-то электронную штуку размером раза в три больше смартфона. Потом подошла девушка в халате медсестры, с небольшим пластиковым контейнером, в котором были медикаменты и шприцы.

- Это еще зачем? – насторожилась Люба.

- Все в порядке, так надо, - сказал Якоб. – Теперь это необходимая часть регистрации на этом свете. Для облегчения геолокации.

- Чего?

- Так тебя легче будет найти на Карте жизни.

Медсестра наполнила шприц из ампулы прозрачной сверкающей жидкостью и сделала Любе укол в плечо. По телу разлилась странная нега, но ощущение так же быстро исчезло, как и появилось. Девушка залепила место укола круглым пластырем цвета кожи.

- А тебе тоже такой укол делали? – спросила Люба Якоба, с недоверием глядя вслед уходящей медсестре.

- Нет, я же ангел!

*

Люба не переставала удивляться. За той самой дверью, которая внушала трепет новоприбывшим и за которой выносили вердикты душам, на этот раз не оказалось… никого. Посередине залы, как и прежде, стоял длинный темного дерева полированный стол со скругленными краями, вокруг него - множество стульев. Во главе стола возвышался пустой сегодня трон. На стене за троном висела огромная то ли картина, то ли телевизор – плоский, как картина. На экране транслировался пейзаж с лавандовым полем, позади которого виднелась голубая кромка далеких гор. Картинка была «живой»: над соцветиями лаванды порхали бабочки, выше в небе время от времени проносились птицы.

Якоб молча отодвинул стул.

- Разве никого больше не будет? – спросила Люба, садясь и озираясь.

- Все заседания теперь проходят по видеоконференцсвязи. Вэ-кэ-эс, - зачем-то зааббревиатурил он, словно чтобы самому не забыть. - Не волнуйся, нас отлично видно и слышно, - Якоб указал на какие-то круглые зеркальные штуки, висящие по углам зала. Люба догадалась, что это, должно быть, видеокамеры. Она видела что-то похожее в американских фильмах в прошлой жизни.

*

Ярик сел за стол, с торжественным видом распахнул черную папку и начал докладывать о всех жизнях Любы с момента ее первого появления на свет.

Она положила локти на стол, подперла подбородок кулаками и приготовилась к тому, что на этот раз будет не просто скучно, а смертельно скучно. Куда это годится – докладывать пустым стенам и стульям! А ведь в старые добрые времена для заблудших душ самым страшным испытанием в этой зале как раз-таки были муки совести и то, что предстояло смотреть ангелам в глаза.

Заседание продолжалось невыносимо долго, будто время остановилось. Ярик вещал, а Якоб расхаживал по комнате и время от времени дополнял нескончаемый доклад, который Люба слушала уже в десятый раз. Она с трудом отгоняла дрему.

- Да налейте же ей кофе! – услышала она чей-то возмущенный возглас и села прямо.

В появившейся как бы ниоткуда кружке задымился ароматный напиток.

- Ближе к делу: зачем вы меня разбудили? У нас же был уговор, - не выдержала она, борясь с зевотой и отхлебывая из чашки.

Ярик заерзал на стуле: как она смеет дерзить!

- Уговор? Кто ты такая, чтобы напоминать нам об уговорах! Мы дали слово – мы же его и забрали, – огрызнулся голос невидимого судьи.

Небо над лавандовым полем побагровело.

Ярик продолжил свой монолог, но Люба снова перебила:

- Предыстория мне известна. Зачем вы меня разбудили? – повторила она вопрос.

- Это необходимая формальность: ты должна выслушать все от начала до конца, - наклонившись к ее уху, шепотом терпеливо объяснил Якоб. - Итак, кхэ-кхэ… твоя девятая жизнь закончилась не совсем обычно: ты заключила сделку с высшими силами, чтобы, э-э-э… отдохнуть, - все же сократил он часть повествования, выхватив у потерявшего дар речи Ярика папку и действительно перейдя «ближе к делу».

- Вот именно! Я на протяжении девяти жизней хронически недосыпала. Разве я не отработала все свои кармические долги и не заслужила вечный покой?

Ярик сидел с открытым ртом и вылупленными от изумления глазами. Это переходило все границы! Почему ее за такое неуважение еще не испепелили на месте?

Якоб глубоко вздохнул и взял себя в руки. Строптивость Любы начинала бесить даже его, славившегося невозмутимостью и бесстрастием. Его могли обвинить в чопорности, тщеславии, даже высокомерии, но только не во вспыльчивости! Вспыльчивость он считал проявлением малодушия. Но в отличие от Ярика, который был еще слишком неопытен в тонкостях небесного Суда, Якоб прекрасно знал, что в этой зале Любе ничего не грозит, как бы она себя не вела – смертные всегда отвечают только перед собственной совестью.

- Излагаю суть, - продолжал Якоб. - Взамен на желание «отдохнуть» от твоей на протяжении нескольких жизней не особенно разделенной любви к недостойной душе, ты должна выполнить наше задание. Всего лишь одно.

- Но я еще не выспалась!

- Нельзя все время спать – однажды придется проснуться. Пришло время!

- Что-то быстро оно пришло…

- Быстро? За двадцать пять лет любой смертный успеет как следует выспаться! – вспылил Ярик, более или менее пришедший в себя.

- Не перебивай, - холодно осадил его Якоб. - Если справишься с нашим заданием - сможешь в ближайшее время обрести вечный покой, - договорил он, снова обращаясь к Любе.

- Что надо делать? – сдалась она. Пререкаться с этими существами было бесполезно.

- Не все сразу! Ты будешь следовать нашим инструкциям и разбираться по ходу дела, - сказал Якоб.

«Там действительно так написано?» - сбитый с толку Ярик, нацепив очки, заглянул в черную папку.

- А вдруг я сделаю совсем не то, что вы от меня хотите?

- Поверь, мы от тебя ничего не хотим: это нужно прежде всего тебе.

Ярик оторвался от изучения содержимого папки и пристально посмотрел на Якоба. Но тот словно не почувствовал на себе его взгляда.

- И еще я бы попросил обратить особое внимание, - продолжал Якоб, – что мы впервые пренебрегаем правилом девяти жизней. Это, так сказать, пилотный проект. Уникальный эксперимент, который раньше никто не ставил! Но поскольку мы урезали твою предыдущую жизнь на целых три года, то впишемся в общую канву Вселенной без путаницы.

Ярик хотел что-то возразить, но проходящий мимо Якоб положил ему на плечо ладонь – и он непроизвольно закрыл свой отрывшийся для вопросов и возражений рот.

- То есть, вы меня выпускаете в мир смертных на целых три года? – Любу беспокоило только это. Их эксперименты ее не интересовали.

- Это уж как пойдет, - безжалостно сверкнул глазами Якоб. - Все будет зависеть от того, как быстро ты справишься. Возможно, все закончится намного раньше.

*

Они ехали молча. Якоб с любопытством наблюдал за настроением Любы.

- Ни у кого из нас нет выбора. Каждый должен прожить свою судьбу. Пройти свой путь так или иначе. Смирись – станет легче.

- Ну уж нет!

- Дело твое, - пожал он плечами.

Они мчались по едва узнаваемым улицам того самого города, и ее взору открывались огромные торговые центры и внушительные новостройки, которых раньше в этом районе в помине не было. Здесь был пустырь.

- Как все изменилось за каких-то два десятка лет! - глядя за окно, думала она.

- Жизнь никогда не прекращается, - ответил Якоб, читая ее мысли. – С тобой или без тебя, этот процесс непрерывен и бесконечен.

Автомобиль свернул в один из жилых микрорайонов и вскоре припарковался у подъезда. Ярик протянул Любе с переднего сидения женскую сумочку:

- Здесь ключи, документы и еще кое-какие важные вещи. Все, что будет нужно тебе для начала. В память телефона занесены все необходимые номера, в том числе мой, Якоба и твоего будущего начальника.

- Что это за шарашкина контора, в которой я буду работать? – спросила Люба, изучая содержимое сумочки.

- Там все написано, - Якоб кивнул на визитку, которую она держала в руках. – Они занимаются разработкой стратегий для продвижения бизнеса, помогают компаниям создавать имидж и восстанавливать репутацию, занимаются и политическим пиаром в том числе, - добавил он слишком уж многозначительно, как будто для Любы это могло представлять интерес. Но по выражению ее лица понял, что перестарался – она ничегошеньки не поняла.

«Ладно, потом», - решил он.

- Если что-то будет непонятно, спрашивай – не стесняйся.

- А деньги? – перерыв бумажник, спросила она.

- На первое время тебе хватит того, что на банковской карте – вот на этой пластиковой штучке. А потом ты получишь первую зарплату.

- Просто прекрасно! Теперь что, даже деньги эфемерные?

- Не эфемерные, а электронные. Кстати, наличка тоже пока актуальна. Ее можно снять в банкомате. Я поднимусь с тобой, - Якоб вышел из машины первым и распахнул дверцу со стороны, где сидела Люба.

*

В подъезде было неопрятно и пахло мочой. Лифт новостройки оказался уже исписан непотребными словами. На какой-то момент Люба почувствовала себя в привычной обстановке. Однако на восьмом этаже это чувство пропало. На лестничной клетке было чисто. Они подошли к двери с номером 666.

- Ну вы юмористы!

- Ты можешь не верить, но это чистая случайность, - отозвался Якоб. – Нам не удалось выселить квартиру с более нейтральным номером, а эта давно пустует. И вот, наконец… - он никак не мог провернуть ключ в замке.

- Догадываюсь, почему она пустует.

Якоб оставил замечание без комментариев и, наконец, справился с замком.

Они вошли в квартиру. Ботинки Якоба не оставляли следов. Он был идеально чист.

- Она что, однокомнатная? – разочаровано спросила Люба, разглядывая выкрашенные в персиковый цвет стены. – А где кухня?

- Это квартира-студия. Сейчас так модно: кухня прямо там, где спишь, - он указал на уголок с раковиной и плитой, отгороженный барной стойкой. Только шторки не хватало! – Согласен, тесновато, но тебе ведь не придется куковать взаперти, как в седьмой жизни. Ты сюда, по сути, только спать будешь приходить - как на курорте, - поиздевался он.

Оставшись одна, Люба осмотрелась. Подошла к панорамному окну во всю стену, занавешенному прозрачным тюлем, за которым открывался потрясающий вид на вечерний город. Потом она распахнула шкаф и перебрала плечики с вещами: деловой костюм, офисное платье с белым воротничком, цветастый сарафан…

- Негусто. Надо будет выбрать день для шопинга, - резюмировала Люба и услышала треньканье смартфона.

На дисплее выскочило напоминание о том, что завтра в 9 утра ее ждут на собеседование. Открыв приложение, она прочитала адрес, имя будущего шефа и что нужно будет говорить.

*

Любе показалось, что она едва закрыла глаза, как уже наступило утро. Оно врезалось в ее мозг отвратительной мелодией какой-то современной поп-группы.

Отключив будильник, Люба поднялась на ноги и с закрытыми глазами прошла в ванную, натыкаясь на углы.

- Господи, ну за что! За что ты все время заставляешь меня вставать в такую рань! – чистя зубы, возмущалась она.

Потом залезла под прохладный душ, где, наконец, проснулась. А чашка кофе пробудила ее окончательно.

Быстро разобравшись с косметикой на туалетном столике и натянув первое попавшееся платье, она спустилась вниз на лифте. Выйдя из подъезда, сразу же увидела Якоба. Он, как всегда, выглядел безукоризненно – черный костюм, белая рубашка и строгий галстук.

- Держи, - он протянул ей брелок-ключи от машины. – Твоя тачка во-он та, вторая справа. Как водить, не забыла?

- Ненавижу красные машины, - наморщила носик Люба. – Мог бы сначала спросить!

«Она вообще странная!» - он впервые наблюдал такую реакцию на подаренную машину.

- Это поправимо, - Якоб щелкнул пальцами и «ауди» приняла серый цвет.

- Физически машина осталась красной. Но ты и все человеческие существа вокруг будут воспринимать ее такой, - объяснил он. И добавил: - Пока я не передумаю.

Люба взяла у него брелок и молча пошла к своему автомобилю.

Сев за руль, она стала разбираться, что к чему. В прошлой жизни у Виктора тоже была коробка-автомат. Она сейчас все вспомнит.

- Надеюсь, правила дорожного движения за десять лет не сильно изменились, - бормотала Люба, рассекая улицы утреннего города. – Боже, сколько же машин! Раньше их столько не было. Теперь у каждой семьи есть машина?

- Хуже! Бывает, что и по две-три на семью, - услышала она и увидела физиономию Якоба в зеркале заднего обзора. – Но очень многие, как и прежде, пользуются общественным транспортом.

- Ты что, целыми днями будешь за мной следить?

- Нет, лишь изредка буду проверять, как у тебя дела. Кстати, меня видишь только ты. Так что, если вдруг заговоришь со мной в присутствии посторонних, они неправильно поймут. Будь с этим аккуратнее.

- Так появляйся реже! – резко свернув на улицу, где находился, если верить навигатору, офис, вспылила она. – Или вообще проваливай к чертям! - добавила Люба, заметив, что Якоб исчез.

*

С трудом отыскав место для парковки, она заглушила двигатель рядом с черным мицубиси. На номере были три шестерки.

- Вот шутники чертовы! - выругалась она.

- Это тоже совпадение! - смеясь, кинул ей вслед Якоб.

До назначенного времени оставалось минуты четыре. А еще предстояло преодолеть на шпильках добрых метров двести до входа в здание. Казалось, оно было совсем рядом, но путь то и дело преграждали люди, автомобили, шлагбаумы… Это было похоже на бег с препятствиями. Сильнее всего Любу вывел из себя светофор - красный горел целую минуту!

- Мне уже начинает надоедать вся эта чертовщина, - бурчала она себе под нос. – С каких пор в этом городе такие долгие светофоры?

За это время она успела несколько раз крепко ругнуться, а заодно – изучить горящую над зеркальным фасадом вывеску: «Стратегия жизни».

*

Люба внимательно выслушала будущего шефа, вкратце изложившего ее должностные обязанности, размер зарплаты и условия работы. Ей показалось, что Борис – так он представился – еще слишком молод, чтобы занимать столь серьезную должность. Руководителями таких компаний, по ее мнению, чаще становились какие-нибудь старперы. Не был он похож и на избалованного жизнью мальчишку, которому все доставалось легко. Что-то в его чертах показалось ей знакомым. Возможно, что и не показалась - на жизненных путях Любе встречались многие, всех и не упомнишь.

Она сидела прямо перед ним. Было очень жарко, они оба вспотели.

- Кондиционер не работает. Сегодня должны прийти рабочие, чтобы починить, - извинился Борис, встав, чтобы открыть окно. – У нас тут не всегда такой бардак… Но иногда… случается… - он дернул неподдающуюся ручку пластикового окна - и она осталась у в его руке. – Да что ж такое! – выругался он и открыл соседнее окно. А оторванную ручку бросил себе на стол.

Люба улыбнулась. Это ее позабавило. Кого-то он ей все же напоминал. Только вот кого? Кого-то из ее друзей? Приятелей? Пожалуй… Она так и не смогла вспомнить.

– Ну так… что вы там говорили… насчет рекомендаций? – напомнил Борис, сел за свой стол, схватил паркер и стал вертеть его в руках так и сяк.

Люба заметила, что руки у него большие, а пальцы мясистые, несмотря на то, что по комплекции он был из тех поджарых мужчин, которые никогда не толстеют. Что-то было в этих руках неуклюжее, доброе и такое человеческое, что ее впервые за десятое пребывание на земле посетило чувство спокойствия и доверия.

- Да… Конечно! Вот, - она вытащила из сумочки и протянула ему письмо за подписью какого-то важного. Люба, разумеется, понятия не имела, кто этот благотворитель, построивший больницу для душевнобольных, приют для «солнечных» детей и что-то еще очень нужное городу.

Борис наморщил лоб, изучая бумагу. Потом спросил:

- Честно говоря, я так и не понял, какое вы имеете отношение к этой организации… Как вы на нас вышли?

- Через общих знакомых, - на самом деле Люба опять же понятия не имела, о ком вообще они сейчас говорят. Но сценарий работал – слова подействовали, как пароль.

- У меня нет оснований не доверять мнению такого авторитетного человека. А… учитывая ваше резюме, я готов принять вас даже без испытательного срока, - Борис выглядел озадаченным.

Люба огляделась. Светлая мебель. Белые кресла. Окна от пола до потолка во всю стену, лишь наполовину прикрытые рулонными шторами.

- Прекрасный вид, - сказала она, рассматривая город с высоты птичьего полета, от которого и правда дух захватывало. Мимо окна очень близко к стеклу пролетела птица, только задом наперед – ее отбрасывал с курса поднявшийся ветер. В какой-то момент птица зависла на одном месте, будто невидимой нитью привязанная, прежде чем ее сдуло с глаз долой окончательно.

«Похоже, в этой жизни мне придется и жить, и работать в поднебесье, - подумала Люба и снова обернулась к Борису. – И в неволе…»

- Это только первые несколько дней, а потом вы привыкнете и перестанете его замечать, - сказал он о виде из окна. - Можете приступать с завтрашнего дня. Мы работаем с половины девятого.

Люба едва сдержала появление кислого выражения лица: вставать в такую рань!

- Вы далеко живете? – спросил Борис.

«Зачем ему это?» - подумала она, но потом вдруг все встало на свои места. Она просто разучилась думать быстро – слишком долго спала. Или слишком мало?

– Я не буду опаздывать – я привыкла рано вставать.

*

Люба прошла через турникет офисного здания ровно в 8 часов 29 минут и 30 секунд. Не придерешься! Когда поднялась на десятый этаж на стеклянном лифте, который останавливался на каждом этаже, высаживая опаздывающих, было уже 8:35.

Борис что-то искал в ящиках стола, потом долго разговаривал с кем-то по телефону. В девять он решил провести планерку, чтобы заодно представить новую сотрудницу коллегам, но разбил свою чашку, наливая кофе, и отложил планерку еще на полчаса.

«Нервный он какой-то, - отмечала Люба, глядя, как он то ерзает на стуле, то вертит что-нибудь в руках, то притоптывает ногой под столом, отвлекаясь на гоняющих за стеклом стрижей. – А может, просто курить бросает?»

Когда совещание все-таки началось, у Бориса постоянно трезвонили телефоны – городской и мобильные. У него было два мобильных, и по две сим-карты в каждом. Он отвлекался на бесконечные звонки, перезванивал кому-то и беспрестанно спорил то с одним, то с другим. При этом без конца ходил взад-вперед по кабинету.

- Привыкай, так суетен стал этот мир! – развел руками Якоб на недоуменный взгляд Любы. – Скоро ты сама станешь частью этого бедлама и перестанешь обращать внимание.

*

- Люба, добро пожаловать! Мы рады, что ты теперь с нами, - внезапно перешел на ты Борис, лишь в самом конце планерки представив ее коллегам. Коллеги – преимущественно девушки – сдержанно похлопали.

После совещания все вернулись к своим обязанностям.

Люба свои представляла пока весьма смутно.

«Якоб, помоги мне! - мысленно воззвала она, беспомощно сидя перед компьютером. – Я не знаю, что делать».

- Нажимай вон ту кнопку сверху. Клавиатуру ты знаешь – у тебя уже была пишущая машинка, положи руки сверху – фыва, олдж¹²

- Честно говоря, я все еще плохо представляю себе, чем занимается эта организация, - мысленно обратилась к Якобу Люба.

- Он же тебе говорил на собеседовании, что они разрабатывают имиджи для компаний и политиков.

- Да ни черта я не поняла!

- Скоро научишься. Это не пыльная работа.

*

Девушки в отделе вели себя вежливо, но приняли Любу довольно холодно. Ее идеальная внешность не могла не вызывать зависти и, как следствие, подсознательной, а то и осознанной неприязни. Что касалось самой Любы, ее все это мало беспокоило. Она присматривалась к Борису и собиралась выполнить то, что от нее требовалось. А инструкции были весьма странными. Сегодня, например, Якоб сказал:

- Пока просто проводи с ним побольше времени – пусть привяжется к тебе.

- Что значит – «пусть привяжется»? Он что, щенок какой-нибудь? Или котенок? - возмущалась Люба. – Не лучше ли перейти сразу к делу?

Но особо важных дел как будто не намечалось. Борис тоже присматривался к Любе. Он сделал несколько звонков, навел кое-какие справки. Но у Якоба все было схвачено, поэтому Борис получил исчерпывающие подтверждения, что эта девушка здесь будет на своем месте. Еще ему сказали, что она умеет держать язык за зубами. «Пробив» ее профессиональную сторону, он начал присматриваться к другой стороне. Борис не был бабником, но как все нормальные мужчины, он смотрел на каждую женщину, прежде всего, как на женщину. И то, что он отметил в первые минуты их знакомства, подтверждалось: она была милой, у нее была очаровательная улыбка, красивая фигура и приятный голос. Он перебрал уйму кандидатур за те два года, что руководил фирмой. Для той работы, на которую он ее брал, нужна была именно такая девушка. Оказалась бы еще смышленой!

«Она подходит», - решил он ближе к концу рабочего дня, стоя с чашкой кофе позади Любы, сидевшей за компьютером. Практически все свои важные решения Борис принимал вот так, спонтанно, расхаживая по комнате, управляя автомобилем, отчитывая подчиненных или даже смеясь над чьей-то шуткой. Ему приходил какой-нибудь неожиданный образ, который все расставлял на свои места: вот такой расклад будет идеальным! Но почему-то при виде Любы у него сжималось сердце – она же такая хрупкая! Слишком привлекательная. Но именно это и будет их главным преимуществом.

- Эта неделя на раскачку, - сказал он, неожиданно подойдя к ее столу и встав рядом, так что Люба вздрогнула от неожиданности. – Со следующего понедельника начнем работать по-настоящему. Завтра с утра напомни мне, чтобы я ввел тебя в курс всех дел.

- Хорошо, - сказала Люба. А сама с раздражением подумала: «Я тебе не секретарша, чтобы напоминать о твоих делах!»

- Теперь это будут и твои дела тоже. Вы в одной лодке – остынь и подружись с ним как-нибудь, - посоветовал Якоб.

*

Вечер четверга, и они едут вместе в лифте, вплотную друг к другу. От этого обоим неловко. Вокруг мужчины и женщины, попытавшиеся забить разными духами запах пота.

И вот они, наконец, раскланиваются в дверях-вертушках, но снова встречаются на долгом светофоре.

- У меня автомобиль вон там стоит, - словно извиняясь, что снова оказывается рядом, улыбается Люба.

- У меня тоже. Пойдем? – светофор загорается зеленым, и они вместе идут в одном направлении.

Люба нарочно отстает, как будто отвечая на сообщение в мессенджере. Пропускает Бориса вперед. Вместе идти дальше как-то уж слишком неловко.

Но дойдя до своей «ауди», удивляется, видя, что Борис открывает соседний автомобиль, тот самый, с тремя шестерками на номере.

- Это твоя машина? – впервые называет она Бориса на ты.

- Ну да, а что?

- Блатной номер!

- Ага, я за него еще сотку доплачивал, - не то с сожалением, не то с гордостью произносит Борис, садясь за руль. – До завтра!

- До завтра!

«Мальчишка! - с пренебрежением думает о нем Люба. - Все еще заморачивается такой ерундой».

*

Летняя ночь была душной. Люба ворочалась с боку на бок, выходила подышать воздухом на балкон и заснула только к трем часам ночи с твердым намерением с первой зарплаты установить в квартире сплит-систему, как в офисе.

«Какое жаркое лето! – страдала она. – Не может быть, чтобы за какие-то 30 лет климат мог так сильно измениться».

Она помнила, что в прошлой ее жизни уже начинали поговаривать о парниковом эффекте и глобальном потеплении. Но этого ждали гораздо позже! Неужели началось?

Наконец, она провалилась в тяжелый беспокойный сон.

…Зимний вечер. Ощущение приближающегося праздника. Мороз. Сверкающий снег. Черная машина. Его машина.

- Мы сейчас заедем за одним моим товарищем, - говорит он и трогает.

…Объездная дорога, вдоль которой тянется унылая теплотрасса. Темное, почти без фонарей и без встречных автомобилей шоссе. Вдали, где-то очень далеко, за степью, светятся окна многоэтажек. Вокруг тьма и неизвестность. Он увозит ее в ночь из теплой квартиры. Да она и сама рвется за ним, как мотылек на свет. Готова оставить все, только бы оставаться рядом с этим мужчиной.

Совсем не новогодний по современным меркам город. Точнее, его отшиб, где богатые крутые дяди понастроили себе коттеджей.

- Привет! – в машину садится Олег, пузатый молодой мужик в меховой шапке и дубленке.

Люба тоже в дубленке. Прячет руки в песцовую опушку рукавов, сложив их наподобие муфты. Она улыбается Олегу и видит в его глазах лукавый огонек. Ему нравится девушка. Но он ее не тронет, потому что она с ним

- Ну что, поехали? Больше ни за кем не заезжаем? – нетерпеливо бросает через плечо Виктор. Точно, его зовут Виктор!

Придорожное одноэтажное здание из красного кирпича. Кафе «Эребуни». Он говорит, здесь готовят самый вкусный шашлык.

Уборная на улице. Все было таким маленьким, а казалось таким большим!

Их уже ждут. За столиком сидят чернявый мужчина и худощавая женщина с сигаретой. И еще один парень, очень похожий на Олега. С таким же упитанным лицом, выдающимся животом и вожделеющим взглядом. Он провожает глазами официантку в короткой юбке и с прической каре. Он смотрит на ее шею сзади, его это возбуждает.

Новоприбывшие рассаживаются. Что у нас сегодня, Самвел? Свиные ребрышки. Отлично! Лаваш. И острый соус. А что будем пить?

- Ты нас не представишь? – спрашивает тип, похожий на Олега, переключая все свое внимание на Любу: у нее шикарные волосы.

- Я же тебе говорил, Вадим, - напрягается Виктор. –

Вадим быстро напивается.

- А ты не хочешь постричься вот как она? – спрашивает он, указывая на официантку, уносящую на подносе грязные тарелки.

- Зачем?

«Где он? Куда он опять ушел?» - у Любы начинается паника.

Вадим отбрасывает прядь ее волос с плеча и проводит кончиками пальцев по шее. Она смотрит на пару, сидящую с ними за столом. Они не обращают на них с Вадимом внимания. Олега тоже рядом нет. Мужчина спрашивает свою подругу:

- Будешь еще курить?

- Да.

Он достает сигареты и придвигает поближе пепельницу.

- Ну, потому что это красиво, - продолжает Вадим. - Мне нравится, когда девушки так пострижены.

Он трогает ее волосы.

- Я не твоя девушка.

- Ой, ну только вот не заводись! Я же тебе говорю, как лучше.

- Руки убери от меня!

Если Виктор увидит, ему это не понравится. Он никогда не принимает ее сторону, если она заставляет его ревновать. Он не терпит ничего подобного. Но Вадим напорист: он начинает лапать ее колени. Люба отодвигает стул и идет искать Виктора. Может быть, он пошел покурить? Зачем он оставляет ее со своими пьяными друзьями!

- Ты куда?

- Воздухом подышать. Не надо за мной идти!

…Люба перевернулась на другой бок. На лбу выступила испарина – точно такая же, как в ту морозную ночь в жарко натопленном армянском ресторане. Чем там все закончилось? Она заставила себя вернуться в сон.

Накинув норковую шубку на плечи, она идет по улице к уборной, рядом с которой курят мужчины. Виктор среди них. Слава Богу! Она видит его, идет прямо к нему. Холод проникает под ее одежду, за мочки ушей, противно проскальзывает к животу по капроновым колготкам. Одна за одной ее начинают хлестать волны озноба.

- Мне нехорошо. Я хочу уехать, - говорит она ему.

- Мы же только что приехали.

- Мне тут не нравится.

- Шутишь? Здесь готовят лучшие ребрышки в городе. Не капризничай.

- Красивая у тебя подружка. У вас серьезно или как? – врывается в их идиллию нагловатый голос нагнавшего ее Вадима.

Виктор грубо хватает Любу за локоть и уводит прочь.

- Сейчас приедет один человек. Мне надо с ним увидеться и переговорить, - говорит он по дороге. - А ты тут устраиваешь… «хочу-не хочу», «могу-не могу». Об этом, - он указал куда-то назад, явно имея в виду инцидент с Вадимом, - после поговорим. Возьми себя в руки и будь милой.

…Виктора нет уже больше часа. Она никогда раньше не курила, но сейчас просит у Олега сигарету. Олег ей сочувствует. Он все понимает. Но ничем не может, да и не особенно хочет помогать. Разве что дать сигарету и выслушать.

Она курит. Она плачет. И все ему рассказывает.

- Никогда не говори ему правду, - советует в меру пьяный Олег. – Гни свою линию, девочка, - на этом мир держится. Ты теперь только сама себя можешь защитить. Если ты не сможешь, то и никто другой не сможет. Возьми себя в руки, или будет беда – я его давно и очень хорошо знаю, поверь мне.

- Лучше выпей, - советует еще Олег, наливая и пододвигая Любе стакан. – Ты же знаешь, что он и сам не ангел. Он и сейчас неизвестно где и с кем, пока ты здесь убиваешься. Выпей, - настойчиво повторяет Олег. – Тогда тебя хотя бы перестанет трясти. Ты ни в чем не виновата.

Виктор кричит на нее, когда они приезжают домой. Он пинает стулья и расшвыривает попадающиеся под руку вещи. А она оправдывается, как дура.

- Я не давала ему повода!

Даже падает ему в ноги, чтобы он простил ее – но за что? За то, что она и вправду ни в чем не виновата? Кроме того, что любит его одного и хочет быть рядом? В тот раз она даже проявляет твердость – как посоветовал ей Олег, она не рассказывает Виктору всей правды. Но все равно в его огромном – по меркам девяностых – доме раздается первый за вечер оглушительный визг.

- Прошу тебя, не надо!

На самом же деле, она боится вовсе не этого…

- …а лишь бы только он тебя не бросил! Лишь бы не вышвырнул тебя на улицу, - жестоко озвучил ее мысль Якоб, которую Люба упорно не хотела признавать. – И ты знаешь, что так уже бывало.

Она открыла глаза в свете занимающегося утра. Должно быть, спать оставалось каких-нибудь пару часов. Якоб сидел подле нее на постели, в неизменном строгом костюме.

- Ты мне и в этой жизни не дашь поспать? – жалобно прошептала она.

- Спи, - прикрыв ее глаза ладонью, разрешил Якоб. – Тебе нужно увидеть еще много снов.

…Струи дождя хлещут по лицу, стекают за воротник. Озноб, который мучал ее на протяжении всех девяти жизней, - пробивает до мозга костей.

От коттеджного поселка до города – километров пять, не меньше. Она идет заплетающимися ногами по обочине дороги вдоль лесопосадки, и встречные машины окатывают ее грязью. И кажется, что этот невыносимый озноб останется ее спутником навсегда - и здесь, и на том свете.

Для Виктора это игра. Он выгнал ее под дождь для того, чтобы наказать и закрепить преподанный урок.

- Ну, чего ждешь? Садись, пока не передумал! – слышит она, наконец, его голос – когда уже ни на что не надеется.

За опустившимся стеклом автомобиля она видит его лицо. Ну почему Господь дает такую красивую внешность таким подонкам, как он!

- Господи, как же стыдно, что я такой была! - Люба села на постели и закрыла лицо ладонями под ту самую противную мелодию будильника.

- Брось! Чего тут стыдиться? Неужели ты думаешь, что если влюбишься снова, то будешь поступать иначе? – отозвался Якоб, сидящий в кресле. Он дотянулся до надрывающегося смартфона и выключил будильник. – Ты, кстати, можешь музыку поменять. Есть куча более приятных мелодий…

- Не вздумай, слышишь? Я больше никого не хочу любить! – выпалила она, оторвав руки от лица.

- Кто тебя спрашивать станет, - вздохнул Якоб и удалился, кинув смартфон на ее постель.

А она бросилась на подушку и заплакала.

*

Утро, несмотря на обычную суету, начиналось медленно. Долго и громко варила бодрящий напиток кофемашина. Долго разговаривал по телефону Борис прежде, чем выйти и сказать «привет». Долго трещала о своих сердечных делах коллега. А потом как-то незаметно отпустило – Любу затянул и увлек водоворот новых дел и событий.

Дни были похожими один на другой, однако мир не переставал удивлять. По сравнению с тем, который она помнила, здесь все было так чисто, ярко, красиво и доступно. Да она и раньше была такой – чуть выглянет солнышко и птички защебечут, так она уже и верит, что все будет хорошо, как дурочка! Несмотря на то, что эту свою черту Люба хорошо знала и к своим припадкам жизнелюбия относилась с большим скепсисом, ничего это не меняло. Каждое утро она кайфовала от дуновения теплого ветерка в лицо, радовалась изобилию городских огней и аккуратных вывесок, аромату кофе и даже брюзжанию Бориса.

За месяц работы с ним она успела понять, что он вовсе не мягкий и демократичный начальник, каким казался на первый взгляд. Это был цепной пес, добрый только до определенного предела – там, где дело касалось посягательств на его территорию, он обнажал клыки и рычал. А с подчиненных, когда было нужно, драл три шкуры и, несмотря на привитую воспитанием вежливость, совершенно спокойно мог наорать как на мужчину, так и на женщину. Но от Бориса веяло благополучием – тем самым, которого у нее, Любы, ни в одной из предыдущих девяти жизней не было. У него была жена и маленькие дети. У него было все хорошо, как и большинства его коллег. Как будто в одной конторе собрали души, которые отмучились в предыдущих жизнях и заслужили на время счастье и покой – насколько это возможно в мире смертных. Но ведь для чего-то же они были снова здесь: ради каких-то задач им, как и ей, не давали спокойно поспать. Только они, в отличие от нее, не помнили, кем они были раньше. Кошками, собаками, людьми?.. Но совершенно точно - не бандитами. А вот Виктор всегда был бандитом. Бандитом и подонком. Зачем же она снова здесь в такой странной компании благополучных персон? Люба прекрасно понимала, что Якоб рано или поздно введет фигуру Виктора в эту игру. Какую же роль придется на этот раз ей во всем этом сыграть?

Якоб не давал прямых ответов на вопросы.

- Не торопись, - говорил он. – Жизнь – это бесконечное разгадывание ребусов. Квест, если хочешь. И лишь от тебя зависит, насколько достойно ты пройдешь его. Исход от тебя не зависит. Поэтому не торопись. Ты при любом раскладе уложишься в тайминг.

«И при любом раскладе проиграю», - думала она.

- Ну почему же проиграешь? Смерть – это не проигрыш и порой далеко не самый плохой вариант, - отвечал он, слыша все ее мысли.

*

…То же армянское кафе у дороги, только лето на дворе. Люба сидит в машине рядом с короткостриженой блондинкой. Водитель притормаживает и останавливается в стороне, на обочине.

Люба смотрит в окно. За одним из пластиковых красных столиков, вытащенных на улицу, сидит девушка в шубе.

- Почему она в шубе? – спрашивает Люба. – Сейчас ведь лето. Дура она что ли?

- Нет, просто она работает.

- В каком смысле?

- В таком! Она там голая. Поняла? Это проститутка! - шепотом сообщает подруга.

Они приехали к хозяину ресторана Самвелу. Он задолжал по счетам. Полина, та самая блондинка с короткой стрижкой, работает в санэпидстанции. Повод «наехать» на должника более чем официальный. Конечно же, девушек подослал Виктор, узнав, что у Любы есть такая «полезная» подруга.

– Ну зачем тебе это нужно, Господи! – стонала Люба, просматривая сновидение, словно кинофильм. – Который раз на те же грабли! Жизнь назад ты вытравил из меня всю любовь к этому человеку. А теперь хочешь заставить меня снова пройти через это? Как же я устала! Дай мне сегодня просто поспать!»

*

Любу тяготили ее должностные обязанности. Она бы с удовольствием потратила уходящее на работу время на что-нибудь более приятное. В этой жизни было столько всего, что раньше ей и не снилось! Например, на днях она нарастила ногти. У нее и раньше был красивый маникюр, но с помощью новых технологий бьюти-индустрии теперь ногтям можно было придавать любую форму, даже не дожидаясь, когда они вырастут. Магазины ломились от изобилия – глаза разбегались. Что угодно можно было купить, не вставая с дивана, через интернет, - были бы только деньги. А какими стали компьютерные игры - просто фантастика! Она даже приобрела себе игровую приставку... Глупо? Да нет, это было давней детской мечтой. Но на все эти удовольствия катастрофически не хватало времени! Не хватало его, в том числе, и на то, чтобы выспаться.

- Матэ? И утягивающее белье? - возникнув рядом, рылся в ее корзине Якоб, когда в один из выходных она гуляла по супермаркету. – Отличный набор! Куда тебе еще утягиваться-то, а?

- Ты можешь пореже появляться? Постоянно мозолишь мне глаза.

- А ты никогда не задумывалась, что, может быть, мне нравится твоя фигура? То, как ты выглядишь, одеваешься, двигаешься? Я получаю эстетическое удовольствие от всего, что ты делаешь. Даже от твоих промахов, - признался он. – А то бы… Ты знаешь, что мне достаточно пальцем шевельнуть, чтобы ты стала толстухой, и никакие диеты тебя не спасут?

Она посмотрела на него с ужасом.

- Не бойся, - рассмеялся Якоб. – Я не стану тебя портить. У меня на тебя другие планы.

*

- Съездишь со мной на одну встречу завтра вечером? – попросил Борис в понедельник утром.

Ничего хорошего это не предвещало. Когда у Бориса случались встречи, работа с ним превращалась в пытку. Он считал, что все должно идти точно по плану. А по плану никогда ничего не шло, и от этого Борис бесился. Он желал видеть рядом идеальную помощницу, поэтому все шишки сыпались на Любу – не так улыбнулась, не те слова произнесла, а страшнее всего – не напомнила вовремя о самом главном... Якоб помогал ей говорить «те» слова, но Борису было сложно угодить. Такое было не под силу даже ангелу, поэтому Якоб начал недолюбливать Бориса и время от времени подстраивал ему мелкие пакости: то в лифте он застрянет, то обольется кофе во время встречи, а то и споткнется, выходя навстречу заказчику… Якоба это забавляло.

- Конечно. А что за встреча?

- Зайди ко мне, я тебе все расскажу.

«Стратегия жизни» продавала политикам и бизнесменам услуги определенного рода, благодаря которым имидж клиентов стремительно рос. У Бориса была особая тактика заключения сделок. Он делал людям предложения, от которых они не могли отказаться, даже если очень хотели. Каждый раз он делал это по-разному, в зависимости от ситуации. Видя рядом с ним красивую «упаковку» Любы, клиенты совершенно успокаивались и стопроцентно клевали: если у Бориса такие помощницы, то и все остальное, должно быть, на уровне.

Люба разрабатывала рекламные кампании. Точнее, за нее это делал Якоб, она презентовала это Борису, а он – денежным мешкам. А еще она наводила разного рода справки и собирала компроматы - фирма не гнушалась и так называемым «черным пиаром», разумеется.

- Ты серьезно думала, что такая богатенькая организация занимается только добрыми делами? – посмеялся как-то Якоб накануне того дня, когда ей предстояло узнать больше. - Нет, конечно же, это не наркотики и не оружие! Но тоже очень грязное дело. Шантаж и продажа компроматов – весьма прибыльный бизнес. В прошлом ты уже занималась чем-то подобным, не припоминаешь?

Люба что-то припомнила. Но лучше бы ей и вовсе не припоминать ту жизнь!

- Я специализируюсь только на крупной птице, - ворвалось в память.

- Мы хорошо тебе заплатим.

- Допустим, он клюнет. А что потом?

- Потом подоспеем мы.

- А если не успеете? Вы в курсе, что он еще извращенец ко всему прочему!

- Послушай, некоторым, э-э-э… женщинам платят и меньшие деньги за то, что они делают это по-настоящему. От тебя же требуется только начать – затащить его в постель. Все остальное сделаем мы. Поверь, мы успеем вовремя. Вот твой аванс. Пересчитай, - перед ней положили конверт. – Основная часть будет после выполнения задания.

Люба взяла конверт, заглянула в него и быстро убрала в сумочку.

Там было много. Слишком много, чтобы отказываться. Она, конечно, любила деньги, но не настолько. Было кое-что другое, что заставляло ее идти на это.

…Она рыдала, умоляла отпустить ее. Говорила, что больше не хочет выполнять такую работу ни за какие деньги. Это было в начале 20 века. В той жизни Виктор тоже был бандитом. Тогда их называли гангстерами.

- Я хочу, чтобы ты продолжала на меня работать, - каждый раз слышала она его твердый, не терпящий пререканий голос. – У тебя хорошо получается. К тому же ты не можешь просто так соскочить. Никто не может.

В конверте, который она теперь держала в руках, была ее свобода. Об этом деле Виктор не знал. И оно должно было стать ее последним делом. Она все решила, но сердце разрывалось от мысли о том, что она предает его. И что она больше его никогда не увидит.

- Я бы не хотела, чтобы об этой шабашке узнал мой патрон.

- Он ничего не узнает, - заверил заказчик.

Тогда это тоже плохо кончилось для нее.

*

Заказчики часто спрашивали Бориса, не любовники ли они с Любой, фактически испрашивая разрешения на свидание с ней. Он корчил из себя примерного семьянина. А она всегда с холодным спокойствием отказывала – только деловые отношения. И вот сегодня тоже.

- С тобой одни проблемы! Ну почему ни одна сделка не проходит, чтобы эти упыри не пытались с тобой переспать! – высказывал Борис, только что переговорив с одним из таких «упырей». – Как я должен выходить из этой ситуации? Я не хочу терять клиентов, но и не могу торговать твоим телом!

Люба, опустив глаза, молчала. Но так хотелось напомнить ему, что как раз благодаря ее ангельской внешности и ее приятелю-ангелу у них столько заказов теперь.

Борис сурово смотрел на ее красивые плечи и длинные ресницы. Она была такой спокойной, что хотелось на нее накричать. Но что бы это измелило? Она нравилась мужчинам, и ему в том числе. Разве он хотел, чтобы она ушла? Разве мог ему кто-то ее заменить?

Изучая Любу взглядом, он потянулся к своему снова зазвонившему телефону:

- Что? Когда?! Уже звонила в полицию? – Борис вскочил из кресла.

Люба вскинула на него испуганные глаза: на его лице читалось, что случилось что-то ужасное. – Что они сказали? Да не реви же, я ничего не понимаю! Я сейчас приеду.

- Борис, что случилось? – она выбежала за ним в коридор. Он несся к выходу, забыв ключи от автомобиля в кабинете. Пошарив в карманах, резко развернулся и наткнулся на Любу, бросившуюся следом. – Они похитили мою дочь! – схватив ее за плечи, выпалил он.

*

Время тянулось страшно медленно. За эти несколько часов Борису позвонили только один раз. Он не услышал голоса своей дочери. Ему только назвали сумму, которую следовало собрать к утру. Он не знал, где взять столько денег. И у него было предчувствие, что похитителям нужно вовсе не это.

- Скорее всего, они хотят, чтобы я продал компанию, - поделился он с Любой, оставшейся с ним в пустом офисе. Домой он не поехал, чтобы не слышать упреков своей жены – в том, что это он во всем виноват. Он и его «чертов бизнес».

Люба задумчиво грызла ногти.

- Неужели ничего нельзя сделать, Якоб?» - вопрошала она.

- Не вмешивайся, - неизменно отвечал он. – Его конторе все рано не суждено долго просуществовать – карма у него такая. И перестань уже портить маникюр! Скоро будешь работать только на одни ногти!

- Но это же семилетний ребенок! Кто знает, что они с ней могут сделать? И не сделали ли уже чего», - поглядывая на убитого горем Бориса, переживала она.

- Да ничего они с ней не сделали, просто хотят его запугать – информация из первоисточника, если тебе от этого легче, - заверил Якоб.

Но легче не стало.

*

- Сколько я спала? – спросила Люба, задремавшая в кресле Бориса.

- Часа два, - отозвался ангел. Было около пяти утра.

- Сколько я всего проспала?

- А, ты об этом! Двадцать пять лет.

- Он может быть еще жив.

«Кто?» - не сразу сообразил Якоб.

Люба подошла к Борису, стоящему у окна.

- Послушай…

При звуке ее голоса он обернулся и обратил к ней красные от бессонной ночи и переживаний глаза.

- Если в полицию идти нельзя, как насчет того, чтобы обратиться к бандитам?

- У тебя есть знакомые бандиты?

- Был один. Но обращаться к таким людям чревато. Просящий остается в долгу.

- Они похитили мою дочь! Я готов отдать за ее спасение все, что угодно – разве ты не понимаешь?! – он схватил ее за руки.

- Но просить-то буду я. Это будет мой долг.

- Ты что, была должна? – спросил он, неожиданно прочитав страх и боль в ее глазах.

- Нет. Но я была близко знакома с теми, кто был должен.

Она вспомнила квартиру с кожаным диваном, который делали на заказ. Он был двуцветный – с желто-коричневыми подушками. Узорчатый ковер висел на стене. Тогда все вешали на стены ковры. Вспомнила жуткий, неуправляемый страх - страх перед смертью. Его страх, который она тоже чувствовала всей кожей. Все могло закончиться в любой момент. Быть может, они уже едут сюда, чтобы его убить.

- Выпивка тебе не поможет, - говорила Люба, отодвигая в сторону бутылку. – Давай поговорим.

- О чем тут говорить? Мне крышка. Мне хана! – лицо Виктора было покрыто мелкой испариной. - Хана, понимаешь?! Меня заказали.

- Не бывает безвыходных ситуаций. Вспомни, как я обыграла тебя в шахматы! – она пыталась его успокоить.

- Не лезь ко мне, дура! – отшвырнув ее руки, он встал и заходил взад-вперед по кухне. – А может это ты на меня настучала, а?

- Витя, как ты можешь!

- Признавайся, дрянь! Это твоих рук дело?

Любу передернуло от воспоминания. Он так по-скотски с ней обращался, а она оставалась с ним до самого конца. Она ведь знала, что он ее никогда не любил. Просто рядом было ее красивое молодое тело и не нужно искать никого другого. Она всегда под боком. Верная дурочка!

- А теперь ты пойдешь к нему и настучишь обратное, поняла? – озарило Виктора. - Что нет? Почему нет? Он тебя давно хочет. Ляжешь под него – и убедишь, что я им не враг. Тебе же не впервой!

Она тогда плюнула ему в лицо. Единственный раз она плюнула в его наглое красивое лицо. И он испугался. Это был страх смерти, который ни с чем не перепутаешь. Он был написан у него в глазах.

- Прости меня, любимая, солнышко… - он покрывал ее поцелуями. – Ну пожалуйста, сделай это для меня! Я знаю, что ты сможешь. Спаси меня, ну пожалуйста, любовь всей моей жизни, - он целовал ее в шею, а когда он вот так страстно целовал ее в шею, она всегда сдавалась.

Да она и без того была готова выполнить все его желания и прихоти. А тут он сам подсказывал ей, как она может его спасти. Да она бы и жизнь свою отдала за него, не то что тело!

- Пожалуйста, помоги мне, - умолял Борис, целуя ее руки, прижимая ее ладони к своим покрытым двухдневной щетиной щекам. – Спаси ее, и я для тебя все что пожелаешь сделаю! Хотя бы попытайся.

Люба очнулась от воспоминаний. Она смотрела на Бориса. Это было другое - он просил не за себя. В его глазах тоже был страх. Но он боялся не смерти, а того, что могут сделать с его маленькой дочкой.

*

Люба въехала в коттеджный поселок через старый поворот. Дорога была ей знакома. Многие дома остались на своих местах. Разумеется, появились новые.

- Поразительно! - дивилась она своим ощущениям. - Я как будто попала в прошлое. Тут почти ничего не изменилось. Разве что стало менее унылым.

То, чего она боялась, еще не произошло. «Дон Карлеоне» был жив и даже оказался дома.

- Добрый вечер, - произнесла она первую часть пароля, несмотря на ранний час. Он должен был вспомнить.

- Но еще только утро, - с задержкой произнес старик, вглядываясь в черты ее лица.

- Это не имеет значения, - произнесла она вторую часть.

- Быть не может! - Аркадий Власович расширил глаза. - Люба? – его чуть было не хватила кондрашка, но быстро взял себя в руки и по старой привычке бегло посмотрел по сторонам от двери, а потом отступил на шаг, жестом приглашая в дом.

Когда она перешагнула порог, он потянулся трясущейся старческой рукой к ее шее и, отодвинув прядь ее волос, рассмотрел родимое пятно за левым ухом. - Как такое возможно?

- Пластическая операция.

- Но ты же была мертва. Я видел сам!

- У меня есть к вам просьба, Аркадий Власович.

*

- Я был уверен, что они закатали тебя в бетон, - наливая трясущимися руками коньяк в хрусталь, говорил Аркадий Власович. - Это он все так устроил, да? И очень умело! Никто из нас ничего не заподозрил. Вы не оставили следов.

- Многих тогда не находили, - принимая бокал, ответила Люба.

- По всем меркам он должен был тебя тогда наказать, но инсценировал твою казнь и... С другой стороны, я так и не смог до конца поверить, что он способен на такое по отношению к тебе. Такая любовь и...

Давно забытая боль всколыхнулась в глубине души Любы, очень глубокая и очень сильная – он как раз-таки оказался «способен на такое». Он действительно сделал это. Правда, не в бетон… Однако сейчас ей предстояло врать. Приходилось реабилитировать душу подонка в глазах старого «авторитета» ради чего-то большего, чем старые счеты.

- Мы не вмешивались в сердечные дела наших товарищей. Это личное дело каждого. Но мне было тебя жаль. Ты нам всем нравилась.

- Спасибо.

- Где ты была все это время?

- Сначала с ним. Потом я ему наскучила. А потом и его самого не стало. Смерть нашла героя, - усмехнулась она.

- Ты оказалась достаточно мудрой, чтобы не возвращаться все эти годы. Так почему же вернулась теперь? И шикарно выглядишь! Годы будто не коснулись тебя.

Этому человеку нужно было отвечать четко и уверенно. Чтобы снова не закатали в бетон. Люба это знала.

- Однажды я оказала вам услугу, Аркадий Власович. Помните?

- Так…

- Теперь я пришла за ответной услугой.

- Чего же ты хочешь?

- Помогите спасти ребенка, которого вчера похитили. Я знаю, вы это можете.

- Кто он тебе, что ты просишь за него? – выслушав ее рассказ, спросил Аркадий Власович. – Твой любовник?

- Еще нет. Но я люблю его, - соврала Люба.

- Не торопись возвращаться, - выпив и помолчав, сказал Аркадий Власович. - Можешь даже немного задержаться в пути. Зайди в какой-нибудь салон красоты, сделай укладку или маникюр, - кинув взгляд на ее обломанный, а точнее – отгрызенный ноготь на одном из пальцев, посоветовал он. – К тому времени, когда ты вернешься, вопрос будет решен.

*

Назад Люба поехала другой дорогой. Она хотела посмотреть, что сталось с тем домом. С их

Он стоял на том же месте, но похоже, его готовили к реконструкции. Тогда, в прошлой жизни, он казался огромным. Он был самым большим и шикарным в округе, а сейчас сильно уступал выросшим вокруг замкам. Розовый с белыми полуколоннами и портиком, с барельефом купидончика на фронтоне, теперь он напоминал питекантропа. Анахронизм. Участок вокруг был не ухожен и зарос травой в человеческий рост. Его огораживал уродливый временный забор.

Люба остановила машину, чтобы получше все рассмотреть.

- Как же сильно я тебя любила, - прошептала она. – Вот только не понимаю, за что.

Роскошный коттедж в лучших традициях лихих 90-х. Она, красивая, одетая во все дорогое, поднимается по деревянной лестнице с массивными балясинами и широкими перилами. Картины на стенах. Лепнина на потолках. Ее ладонь ложится на одну из статуэток…

- Ты любила роскошь и красивые вещи, - нашептывала память. – У тебя всегда был хороший вкус. Даже он

…Ощущение счастья. Безответной любви. Она его очень сильно любит. И неважно, как он к ней относится – как к красивой вещи или вообще как к дешевке. От этого ее чувство не становится меньше. Она хочет быть рядом с ним – и будь что будет!

…Темно за окнами. Электрический свет в лампочках-свечках. Их подарила подруга, занимающаяся каталогами. Подруга – какое лицемерное слово! Она всегда завидовала Любе и в конечном счете предала ее. Глупая! Как можно было завидовать такой судьбе?

…Чувство опасности. Постоянной. Непреходящей. Торжественное ощущение неминуемой гибели, которая настигнет в любой момент. Люба знает, что это плохо закончится. Знает, но все равно остается с ним

«Да что ты!» - скептически подумал Якоб.

…Оленьи рога на стене. Он был хорошим охотником. Но на охоту никогда не брал ее с собой. Они вообще не брали с собой женщин на свои мужские забавы.

Любил ли он

…Выстрелы. Шум моторов. Лай собак. Голоса и топот ног. Они уже внутри. Люба прячется за тяжелой портьерой, перевязанной тесьмой с большой кистью. Сжимает в руках статуэтку – бесполезное средство самозащиты. Они найдут ее. Найдут и увезут. Потребуют денег и поставят ему условия. Он заплатит и заберет ее домой. Это будут самые счастливые дни в ее жизни, потому что он будто бы поймет, что она ему дорога. Но потом…

Медленно, будто камни из воды, она доставала одно за другим воспоминания.

…Вода заливается в горло через рот и ноздри. Его руки крепко держат ее за шею.

«Зачем? За что?» - стучит в ее кошачьем сердце до последней капли жизни в маленьких легких.

«Я не хочу, чтобы ты кому-то досталась. Не хочу тебя никому оставлять, - оправдывает он свое преступление. – Ты только моя – и больше ничья. Никто, кроме меня, не будет ласкать тебя, и не будешь ты мурлыкать ни у кого на коленях!» - думает он, топя свою кошку в бочке на огороде.

А ведь она его по-настоящему любила! Ждала днем и ночью. Часто голодала. И терпела всех его баб, которых он приводил домой. Однажды, когда к нему пришла какая-то очередная, он просто взял свою кошку за шкирку и вышвырнул во двор на мороз…

- Поехали отсюда, не привлекай внимания! - скомандовал Якоб.

Вместо этого Люба заглушила мотор и вышла из машины.

- Я же сказал: поехали! Ты и так сделала больше, чем дозволено.

Она шла прямо к дому.

- Дьявол! Я запланировал вам встречу в другом месте и при других обстоятельствах! – если бы Якоб мог, он бы выскочил из машины, догнал и вернул ее. Но он не мог вмешаться вот так, средь бела дня.

– Не вздумай этого делать! – крикнул он из окна.

Но Любу было уже не остановить.

Дверь в заборе на территорию участка была отворена. Виктор разговаривал с прорабом холодным тоном, не терпящим пререканий, отдавал указания. Оба мужчины – барин и его раб – повернули головы при появлении незнакомки.

Красивая молодая женщина решительно шла прямо к ним. Ее щеки пылали.

Она сразу его узнала. Вспомнила этот жестокий взгляд, словно глянцем, завуалированный сногсшибательным мужским обаянием. Да, это был он, хотя и выглядел теперь по-другому.

Виктор тоже на секунду что-то почувствовал, присматриваясь к ней, но тут же забыл об этом.

А в памяти Любы пронеслось еще несколько картин – по одной из всех ее прошлых жизней. И в каждой из них был он. И в каждой он выглядел по-разному, но поступал с ней всегда одинаково.

«Боже, как же я от него устала!» - думала Люба, пытаясь высвободиться из его чар и прийти в себя. Но снова упрямо неслась, как мотылек на свет.

- Вы заблудились? – смерив ее взглядом, произнес Виктор, поскольку она ничего не говорила и просто во все глаза смотрела на него.

- Красивый дом! Он, случайно, не продается? – нашлась Люба.

- Я его недавно купил. Вы опоздали.

- Могу я поинтересоваться, сколько он стоил? Прицениваюсь – хочу приобрести что-то подобное в этом районе.

- Это недешевый район.

- Я в курсе.

Они по-прежнему смотрели друг на друга.

- Я вас знаю? – спросил, не выдержав, Виктор.

- Не думаю, - насколько возможно беззаботнее ответила она. Но внутри у нее все горело – вот он, ее экзекутор и любовь всей ее жизни, стоит перед ней.

Глубоко похороненное чувство задергалось где-то на самом дне души, оттолкнулось и поползло вверх, на свет божий.

*

Борис стоял перед Любой на коленях и целовал ее руки.

- Встань, пожалуйста! Я так не могу, честное слово.

- Я тебе по гроб жизни обязан. Проси все, что хочешь!

- Это я теперь обязана. И встань уже, пожалуйста!

…Отпустив ее руки, которые прижимал к губам, Борис поднялся на ноги, возвысившись над ней, а потом неожиданно наклонился и поцеловал... Люба отшатнулась от него, но он снова поймал ее губы своими, «подстраховав» ее спину ладонью.

- Спасибо тебе, - сказал он, заглянув в ее глаза. – Завтра утром зайди ко мне – поговорим о твоем повышении.

*

На этот раз дело намечалось серьезнее, чем обычно. Люба нервничала, представляя, что от исхода этой встречи зависит вся карьера Бориса. Хотя он почти о каждой встрече так говорил. Но почему-то сейчас ей казалось, что это не преувеличение – Борис был весь как на иголках.

- Помоги мне сегодня вечером, - попросил он. - Я приглашен на одну закрытую вечеринку. Там будут очень богатые люди. Мне нужна красивая, э-э… спутница, которая умеет поддержать разговор с мужчинами в э-э… неформальной обстановке. Очень важно, чтобы завтра мы заключили договор с одной организацией. От этого зависит будущее нашей компании.

Так и сказал – будущее нашей компании.

- В случае успеха мы с тобой получим большие деньги. Подчеркиваю – мы с тобой. Я поделюсь.

- Насколько большие?

Борис взял со стола калькулятор, пошлепал по клавишам и положил перед Любой.

- Хорошо, - сказала она, несмотря на то, что ничего хорошего от этой сделки почему-то не ждала. Плохое было предчувствие.

- Отлично! – сказал Борис с таким видом, будто произносил слова, вроде «Господи, помоги нам!» - Я тебя до вечера отпускаю. Сделай укладку и купи платье для коктейля. Сколько это все может стоить? – достав бумажник, он так растерянно посмотрел на нее, что у Любы внутри все перевернулось.

«Понятия не имею, Якоб!» - возопила она.

«Ответь ему, что косарей в 50 уложишься».

- Дорого, - сказала она.

- Ну сколько дорого?

- Тысяч двадцать-тридцать...

- Хорошо. Но чтобы без фанатизма, - Борис положил на стол пять пятитысячных. Потом порылся в кошельке и достал еще одну.

Люба медлила.

- Знаешь, не надо пока денег, я посмотрю, что у меня есть, - отказалась она, вдруг просветив, как бы рентгеном, вполне себе жалкую жизнь Бориса, где он с трудом сводит дебет с кредитом, чтобы «дотягивать» до уровня тех людей, с которыми пытается тягаться.

- Бери! Мне действительно очень нужна твоя помощь сегодня. И я хочу, чтобы все прошло идеально.

- Дело только в поддержании разговора или…?

- Никакого «или» я не допущу, - в глазах Бориса мелькнуло беспомощное, но отчаянное сопротивление неизбежному – все эти упыри богатенькие сегодня вечером будут отчаянно желать ее любви.

«Могла бы больше попросить! - упрекал Якоб. - Раскручивать учись! Совсем сноровку потеряла! Погоди-ка, ты его что, жалеешь? Понять пытаешься?»

«Он был кем-то из моих знакомых в прошлой жизни? Почему я не могу вспомнить?»

«У меня нет такой информации», - слился ангел.

Люба пристально посмотрела на Бориса. Это был точно земной тип. Никакой не рептилоид. Но почему он в кресле руководителя? Такое бывает крайне редко.

Она взяла со стола купюры и молча ушла.

«Для тебя, дура, он – в кресле руководителя», - с безнадежной тоской вздохнул Якоб, глядя ей вслед. А потом перевел взгляд на Бориса. Тот вертел в руках сделанный из блокнотного листа кораблик и тоже смотрел вслед уходящей Любе.

«У нее красивые ноги», - думал он. Эта мысль аннулировала все остальные.

«Не поможет тебе твоя спасательная шлюпка, - усмехнулся Якоб, наблюдая за ним. – Утопит она тебя, дружок!»

*

В прошлой жизни выбирать платья для коктейля ей пришлось бы на базаре под открытым небом – в палатках, где торговали одеждой с поддельными лейблами, которые наспех нанесли трудолюбивые жители Центральной Азии: «Абибас», «Нейк», «Дольче&Банана»... Теперь в ее распоряжении были крытые торговые комплексы – и это был просто какой-то рай бутиков! Люба по привычке сравнивала цены, прежде чем решиться на покупку. А потом увидела его – то самое платье, темно-синее, с разрезом во всю спину. Она и раньше так покупала свои лучшие вещи – бродила до тех пор, пока не натыкалась на то, что нужно. Как будто с самого начала знала, что оно где-то ждет, что она его купит. Примерка подтвердила, что оно действительно словно сшито специально на нее.

- Ну наконец-то! Я уже решил, что придется ехать без тебя, - в третий раз перевязывая галстук перед зеркалом, бурчал Борис. – Не люблю опаздывать.

- Мы не опоздаем.

Справившись с узлом, он обернулся и замер, глядя на нее.

Люба стояла перед ним в темно-синем платье, выгодно подчеркивающем ее фигуру. Она тряхнула волосами, уложенными в голливудские локоны:

- Ну, как я тебе?

Опомнившись, Борис нарочито щепетильно осмотрел каждую складочку на ее платье и как будто остался доволен, поглядев еще раз на часы. Время еще было.

- Супер! А теперь поехали скорей, - поторопил он.

Он ехал нервно, обгонял и подрезал автомобили. Постоянно сигналил то одному, то другому.

- Мы успеваем, не торопись, - снова заметила ему Люба.

Но это не возымело действия.

- Я что, опять только на месте узнаю, куда мы едем?

Борис не ответил. Он был уверен, что она сориентируется, да и вообще считал, что импровизировать у нее получается прекрасно. Правда, на этот раз он просто не хотел тратить время на разговоры, которое было необходимо ему на обдумывание собственных действий и слов.

Пожалуй, финансовые дела компании действительно шли не очень, раз он так много ставил на установление этой деловой связи.

*

Они припарковались у подъезда элитного жилого комплекса.

«Какой идиот придумал строить многоквартирные дома в коттеджных поселках!» - подумала Люба.

Борис вышел из машины, открыл ей дверь, подал руку и пропустил вперед.

Конец октября стоял на удивление теплый. Вечер был настолько тихим, что было слышно, как легкий ветерок тихонько перекатывает опавшую листву по краю тротуара.

Борис шел позади и рассматривал ее голую спину в разрезе вечернего платья. Легкое пальто она изящно несла на сгибе руки.

«Сегодня я буду любить эту женщину», - сказал он себе и испугался собственного намерения.

«Но это невозможно», - осадил он сам себя.

«Вон в том доме на соседней стороне улицы сдаются двухэтажные лофты».

«С ума сошел? Ты ведь женат!»

«Ну и кого это останавливало?»

Примерно так прозвучал его внутренний диалог.

Как бы он ни гнал от себя мысли о сексе с Любой, они все равно набрасывались на него каждый раз, когда он на нее смотрел. Пока Борис, наконец, не осознал, что это не просто мысли, которые посещают мужчин при виде привлекательных женщин. Его чувство не было теоретическим. Он ее хотел – с первой минуты, когда увидел. Просто только сейчас полностью это осознал.

*

Они поднялись на лифте на самый верхний этаж.

Дверь отворил лысый мажордом. В помещении было полно народу - мужчины в смокингах и женщины в вечерних платьях. Играла живая музыка. Официанты разносили шампанское и закуски на подносах.

- Неплохо! – оценил Борис обстановку. – Тебе нравится?

- Пока не знаю.

Люба напряглась и крепко сжала свой клатч, так что костяшки пальцев побелели. Она всегда ощущала присутствие Якоба, но сейчас его не было. В такие моменты, когда теряла его след в своей собственной реальности, она начинала чувствовать себя беззащитной.

«Это не беззащитность, а чувство ответственности за собственные решения и поступки», - сказал бы Якоб, будь он тут. Но его здесь не было. И Любе становилось все тревожнее - надеяться приходилось только на себя.

- Все в порядке, идем, - ободряюще улыбнулся ей Борис.

«Когда он вот так улыбается, значит, он не уверен в себе», - думала Люба.

При этом она сама улыбалась и держала себя так, будто чувствовала себя на этом празднике жизни как рыба в воде.

- Кто все эти люди?

- Высшее общество города. Сливки! Наши будущие партнеры - вон тот, в черном костюме, у бара, и вон тот, в костюме в клеточку, рядом с ним. Это главные фигуры вечера. Первый на днях купил компанию наших конкурентов.

- А второй?

- Какой-то ученый. Чуть ли не нобелевский лауреат местного значения. Но первый главнее. Второй вроде его помощника. Наемного, разумеется. Мозг. Он должен быть очень умным.

- И ты мне только теперь это говоришь! Я же совершенно не готова…

- А ты успела бы перечитать его диссертации за один день? Подходим и знакомимся. Соберись.

«Сам соберись!» - хотела огрызнуться Люба, но не стала.

- Давай я буду говорить, - предложила она, увидев, что у него дрожат руки.

«Зачем же ты все на себя берешь!» - ожидала она услышать, но Якоб молчал. Да она и сама знала, что всегда слишком много на себя брала, пытаясь оградить дорогих людей от бед.

«Дорогих?» – сама себя переспросила Люба.

«Ну да! А разве ты, благодаря ему, мало зарабатываешь?»

Примерно так прозвучал ее внутренний диалог. И вдруг внутри все перевернулось вверх дном. Когда стоящий у барной стойки мужчина в черном костюме обернулся…

Она знала этого мужчину. Знала очень давно. Это он был на том участке у реконструируемого дома, куда ее занесло по пути к Аркадию Власовичу. Он был знаком ей по многим прошлым жизням. И вот судьба свела их снова - в десятый раз.

- Виктор Сергеевич! Андрей Петрович! Добрый вечер! – пожимая руки, говорил тем временем Борис. – Это моя помощница Лю… Любовь.

- Любовь? Очаровательно! - поздоровался благородным поклоном головы Виктор Сергеевич и поцеловал ей пальчики. Он тактично не стал напоминать о недавней встрече на стройке. Сделал вид, что они раньше никогда не виделись. Но он тоже узнал ее. А еще – снова что-то почувствовал. Но не понял, что, и лишь сверкнул глазами.

А она улыбнулась ему - так, как могла улыбаться только она.

Борис почувствовал укол ревности.

Рыбка была на крючке, и Борис уже догадывался, чем это все может закончиться. Но разве не на это был его расчет? Сам виноват!

*

Они сидели вчетвером за столиком.

Он смотрел на красивый профиль Любы. Ему очень хотелось поправить локон, выбившийся из ее прически.

«Ну почему я не могу вот так запросто это сделать?»

«Потому что тут люди вокруг, - объяснил он сам же. – А когда ты будешь с ней наедине…».

«Но как остаться с ней наедине?»

«Придумай что-нибудь. А то она, может быть, даже не догадывается, как сильно ты ее хочешь».

Люба прекрасно справлялась с разговором. Борис то и дело украдкой поглядывал на ее декольте.

«Да что со мной такое! Это просто какая-то навязчивая идея!» – он извинился и встал из-за стола, чтобы отлучиться в туалет.

«Я женат!» – в очередной раз слабо брыкнулся Борис, посмотрев на себя в зеркало над раковиной.

«Да брось! Ты ведь уже узнал, есть ли свободные номера в том отеле через дорогу».

«Я веду себя, как сволочь».

«Да ладно тебе! Ты же ее хочешь?»

«Хочу».

«Ну вот и решено! Ты же мужик?»

Примерно так прозвучал еще один его короткий внутренний разговор. Да, внешне он вел себя, как строгий начальник и примерный семьянин, но внутри него все это звучало не так уж и твердо… Он вытащил из кармана телефон и забронировал апартаменты на ночь. Подумав, заказал еще легкие закуски и алкоголь, и лишь потом вернулся за столик.

*

- Проблема в том, что с финансовой точки зрения люди проходят по графе затрат, - говорил Андрей Петрович - тот, что в очках и в клетчатом костюме. – Вместо того, чтобы рассматриваться как самый ценный актив, которым только можно располагать…

- Хватит философии! – перебил его Виктор. – Давайте проясним наши ожидания.

- Но мы должны признать очевидное, - не унимался Андрей. – Мы прогорим, если будем продолжать относиться к бизнесу, как…

- Мы прогорим еще быстрее, если будем много рассуждать. А вот и Борис! – снова перебил Виктор. – А вы как думаете, нужна ли нам социальная программа?

Борис не сразу вернулся от мыслей о сексе с Любой к реальности. Он со скрипом отодвинул стул, чтобы присесть. И лишь отхлебнув клюквенного морса из бокала, понял, что нужно что-то ответить.

- Я думаю, что нужна, - ответила за него Люба. – Это повысит градус доверия населения к тому, что строится на их земле. А потом уже будем объяснять, для чего это и что оно не принесет никакого вреда.

- Даже если принесет! – снова вклинился Андрей. – А ведь это очевидно: любое производство влияет на окружающую среду не лучшим образом.

- Андрей, прекрати стращать! - снова перебил его Виктор. – Или ты хочешь понизить градус доверия наших новых партнеров?

Люба снова очаровательно улыбнулась. Борис заметил, что Виктор с восхищением смотрит на ее губы и то и дело соскальзывает взглядом ниже, на декольте. Комок подступил к горлу, и он едва совладал с собой.

- Зачем нам куча людей, если со всем этим может справиться один человек? – говорил Виктор. – И при реализации социальной программы не нужно скатываться до адресной помощи. Кстати, надо что-то ответить журналистам на этот запрос по поводу разобранного памятника архитектуры. Что-то в духе «врата перемен открываются изнутри», - он рассмеялся.

- Я поняла: аккуратно, но жестко, - отвечала Люба. – Но мне нужно как следует прицелиться, чтобы попасть. Узнать, чем живут эти люди. Чтобы говорить предметно и обещать им желаемое и реальное одновременно. Чтобы найти решение, устраивающее всех.

- Это работает по-другому, - упрямо качал головой Андрей. – Люди не идиоты.

- В большинстве своем именно идиоты! – возражал Виктор.

- В тот момент, когда все пойдет не так, как они хотят…

- …мы скажем, что нам помешали обстоятельства непреодолимой силы!

- Можно тебя на минуточку? – неожиданно перебил Борис, обращаясь к Любе.

Они встали и вышли из-за стола.

Виктор сразу заинтересовался Любой. Он уже аккуратно полюбопытствовал у Бориса, кто они друг другу. И услышав, что коллеги, решил, что, скорее всего, любовники.

- Красивая, - заметил он Борису, когда она не могла их слышать. – У тебя с ней серьезно или?.. – запросто перешел он с Борисом на ты, чего тот позволить себе не мог.

- Мы просто коллеги, - ответил Борис, и под ложечкой у него засосало от досады.

«А все думают, что нет! Все давно уже так думают, а мы все еще не…»

Виктор не мог слышать, о чем Люба с Борисом разговаривают у барной стойки. Но было очевидно, что они о чем-то спорят.

- Прошу нас извинить, но нам пора! – объявил Борис, когда они вернулись к столику.

- Так быстро? А я только что заказал кальян, - с сожалением сказал Виктор.

- В другой раз, - ответил Борис, пожимая руки мужчинам.

Виктор беззвучно ухмыльнулся. Хороши коллеги! Он первым встал и снова поцеловал ее руку, не отпуская ее взгляда. А Любу опять пробила дрожь от прикосновения его губ к ее коже. Она была возбуждена до предела, но всеми силами старалась это скрыть.

*

- Ты торопишься? – спросил Борис как бы между прочим, накидывая на ее плечи пальто, когда они, попрощавшись с Виктором и его спутником, покидали мероприятие. – Мы можем еще посидеть где-нибудь и… поговорить. Осталось, что обсудить. Я знаю одно неплохое место. Тут… неподалеку, - с усилием, пытаясь скрыть смущение, договорил он.

Она не стала возражать.

Они вышли из здания и сели в его машину.

«Почему она молчит? – недоумевал Борис. – Неужели ей совсем неинтересно, куда и зачем я ее везу? Неужели она все поняла, и сама этого хочет?» - надеялся он.

А Люба смотрела в окно и думала о Викторе: об этой встрече, о том, что он спрашивал и что она ему отвечала. Все ее мысли были сейчас только о нем. Ей было абсолютно все равно, куда везет ее Борис – она ему доверяла и не ждала подвоха.

*

Она все поняла, как только переступила порог лофт-апартаментов: приглушенный свет и тихая релаксирующая музыка... Не стала спрашивать, зачем здесь такая большая кровать, а на журнальном столике – алкоголь, ведь он же за рулем. Все очень просто – они отсюда не уедут до утра.

Борис снял пиджак, повесил его на спинку стула. А потом подошел, взял ее за плечи и заглянул в глаза. Как будто она всегда принадлежала ему. Но это было не так – и он понимал это. В Борисе боролись страх быть отвергнутым и упрямство ребенка, во что бы то ни стало решившего забрать себе эту игрушку. Волнение выдавала дрожь в его руках. Он так давно хотел вот так взять ее за плечи. За ее красивые точеные плечи…

«Быть может, мне это и нужно сейчас, чтобы забыть его

- Подожди! Что-то неправильное происходит! – она положила ладони на его грудь и попыталась оттолкнуть.

- Ты даже не представляешь, насколько все это правильно! - подхватив ее на руки, Борис понес ее к кровати. Он понимал, что нужно делать все решительно и быстро.

Естественная страсть охватила их обоих, останавливаться было уже поздно и бессмысленно.

- Что она делает?! – спросил Ярик, отхлебывая кофе.

- Пусть делает все, что считает нужным, - отмахнулся Якоб и засунул в рот зефирку.

- И ты не станешь мешать?

- Зачем? Он не причинит ей вреда. Это же ее верный пес!

*

Снилось что-то тревожное. Люба беспокоилась, ворочалась с боку на бок и стонала.

…На дворе трескучий мороз. Она ищет тепла, но ее не пускают в дом.

У Виктора женщина. А ее, Любу, колотит озноб. Кажется, его кличут Дружком?..

Когда Люба была котенком, в доме был щен. Потом он вырос в громадного страшного пса. Сначала она боялась его, но потом поняла, что он дружелюбен по отношению к ней. Сейчас он спит в вольере. Это единственная собака, которая ее не пугает и не намеревается разорвать. Он привык к ней. Для него она в порядке вещей. Тогда почему бы и нет? Все одно – умирать от холода!

Она делает неуверенный шажок лапкой по холодному плотному снегу, потом еще и еще – и осторожно заглядывает в вольер. Он поднимает одно ухо, потом второе. Потом так же поочередно опускает уши, но глаза не открывает. Пес точно знает, что пришла кошка. Но он, кажется, не против. Это «своя» кошка. Он хорошо помнит ее запах. Пусть заходит.

Она дрожит. Ей нужно согреться и где-то переспать эту ночь. Она ложится рядом. Прижимается плотнее к теплому боку пса. Дружок, сам размером с крупного волка, лежит спокойно, не предпринимая попыток прогнать ее. Кошка начинает мурлыкать. Пес хмурится, порыкивает, но потом привыкает, и впадает в глубокий сон, шумно с присвистом дыша.

Зима. Они спят вместе в вольере до самого утра.

Замерзнув к утру под тонким одеялом, Люба свернулась калачиком и прижалась к Борису. Почувствовав ее дрожь, он неосознанно обнял ее своей большой горячей рукой, и озноб отпустил.

*

Проснувшись рядом с Борисом, Люба долго смотрела на стены и стеклянные окна в потолке. И ее вдруг посетило то самое чувство уюта и тепла, которое она испытывала очень давно, просыпалась рядом с Виктором.

- Мы проспим, – констатировала она, устраиваясь поудобнее.

- Сегодня же суббота, - он нехотя отнял от нее свою руку и посмотрел на часы. – И еще очень рано. Расслабься и поспи еще чуть-чуть. Со мной, - провел ладонью по спине и изгибу бедра и еще крепче прижал ее к себе.

Однако, проспать не удалось. У Любы зазвонил мобильный.

Этот телефонный разговор продолжался слишком долго – так, что Борис занервничал и окончательно проснулся. Она зачем-то встала с постели и ушла с телефоном в ванную.

- Кто звонил? – спросил он, когда она, наконец, вернулась.

- Виктор.

- Какой еще Виктор?

- Твой партнер и, возможно, наш будущий патрон.

- Упаси его Господь становиться нашим патроном! Я этого не допущу, - заявил он, надевая трусы.

- Вчера ты другое говорил.

– А почему он звонит тебе, а не мне?

- Мы обменялись номерами.

- Когда успели!

- Когда ты выходил покурить.

- Я вчера не выходил покурить.

- Ну, я тогда не знаю, куда ты выходил! Тебя очень долго не было.

- Чего он хочет? – спросил Борис, вспомнив, что он действительно выходил – чтобы забронировать этот лофт.

- Встретиться.

- Зачем?

- Говорит, думал всю ночь и принял какое-то решение, которое надо обсудить.

- Ах, всю ночь! Почему с тобой, а не со мной он это хочет обсудить?

- Ну ты же ему представил меня своей правой рукой. В этом мире не принято беспокоить начальство по пустякам!

- В каком этом мире? – не понял Борис.

- Да неважно!

- И ты пойдешь?

- А у меня есть выбор? Нам нужен с ним договор или нет?

Борис задумался.

- Вчера я понял, что сглупил, взяв тебя на эту встречу.

- Но он же клюнул!

- Ты не представляешь, какой это скверный человек!

«Поверь, я знаю о нем больше, чем ты!» - хотелось сказать, глядя в эти искренние глаза. Но Люба промолчала.

- Давай пойдем вместе, - предложила она.

«Будет только хуже», - подумали они оба.

- Я пойду один, если скажешь, куда и во сколько.

- Так дела не делаются. Все сорвется. Он ясно дал понять, что хочет видеть меня.

- Лучше пусть сорвется!

- Да что с тобой такое? Пойдем, действительно, вместе! Он же интересовался, кто мы друг другу. Поймет, что ты приревновал.

«Тем более, что это правда, - подумал Борис. – Мы ведь теперь официально любовники», - и под ложечкой у него опять засосало.

- Хорошо, тогда давай опоздаем, - решил он и притянул ее к себе.

*

Виктор был недоволен из-за сорвавшегося рандеву. Он смотрел на Бориса как на досадное препятствие, испортившее ему утро и весь день. Но все же подписал договор со «Стратегией жизни».

Потом Борису позвонила жена, и он поехал домой. По телефону он долго оправдывался и отшучивался, мол, были чисто мужские посиделки. Впрочем, жена, видимо, ни капельки не поверила.

А Люба возвращалась к себе одна.

- Я смотрю, тебя ни на один вечер нельзя оставить без присмотра, - возникнув на пассажирском сидении, сказал Якоб. – Вот зачем ты с ним переспала?

- А надо было у тебя разрешения спросить?

Якоб вздохнул.

- Ты не понимаешь, что тянешь его за собой. А ведь в этой жизни он мог бы и не пострадать.

- Что это значит?

Якоб пожал плечами и исчез.

Люба съехала на обочину и остановилась.

- Кто же он? – мучилась она. - И почему может пострадать из-за меня?

Она изо всех сил пыталась вспомнить, кто такой Борис и кем он был в ее жизнях раньше. Но память молчала.

*

В то утро она не смогла пересечь двор - перед ней возник Дружок и угрожающе зарычал. Она поджала уши. Она не ожидала такого от друга и осторожно потерлась о его лапу. А он вдруг наклонился и взял ее зубами за шею - так крепко, что сам боялся прокусить… Он не хотел убивать эту кошку. Он просто хотел наказать ее. Ему не нравилось, что она где-то шляется ночами, пока он сидит взаперти.

Вывернувшись из его железных челюстей, она, с бешеным визгом пронеслась между ногами вышедшего на крыльцо Виктора.

- Вернулась, блудня? Больше из дома не выпущу, - сказал он и запер дверь на ключ.

Дружок вяло вильнул хвостом, приветствуя хозяина. Но тот на него и не посмотрел даже.

Она часто сидела на подоконнике и смотрела в окно, когда ждала Виктора. Иногда он очень долго не приходил. Дружок подбегал к окну и приветливо махал хвостом. Порой его хвост крутился при виде нее, как пропеллер. Однажды пес даже заснул под этим окном прямо на снегу. А перед тем, как положить голову на лапы, протяжно завыл. Виктора не было, а это значило, что никто не придет дать ему пинка за скулеж.

Но в тот вечер Дружок не пришел к ее окну. Не дождавшись его, она прокралась в холодную пустую постель Виктора и сиротливо свернулась калачиком на подушке.

*

- Сколько можно опаздывать! – ворчал Борис, в то утро вставший не с той ноги. Он выглядел не совсем обычно: вместо костюма – джинсы, водолазка и кроссовки. Таким он в офис никогда не приходил. – Чтобы это было в последний раз!

Он все утро цеплялся к ней по мелочам. А она и правда была рассеянной и откровенно тупила. Но оба понимали, что и он, и она ведут себя так по одной причине – сегодня ей снова предстояло ехать к Виктору.

В тот день Виктор устраивал презентацию своего нового бизнеса для потенциальных инвесторов. А у Бориса намечалось важное внеплановое совещание, и он попросил перенести встречу с новым партнером. Виктор с радостью предложил альтернативу: «Пришли свою помощницу!»

- Якоб, где ты, дьявол тебя подери! Ты мне нужен, - звала Люба снова и снова.

- Скоро я вообще перестану себя проявлять, растворюсь в твоем сознании, словно меня никогда и не было, - отозвался он нехотя. – Ты забудешь обо мне. Станешь думать, что это твои собственные мысли, а не мои подсказки. Я должен буду уйти. Так что тренируйся, пока я еще здесь. Учись принимать решения и нести за них ответственность.

«Опять придется справляться самой», - она взяла себя в руки, встречая приветливой улыбкой вошедшего решительными шагами Виктора.

Но тут же его уничтожающий взгляд стер эту улыбку с ее лица.

- Я что, непонятно объяснил, что нужен кэжуал? Это не светский раут!

- Прости… я, наверное, недопоняла, - замялась Люба. Борис не сказал ей об этом! Забыл? Или не придал этому нюансу значения? Вот почему он выглядел сегодня не совсем обычно.

Пару секунд Виктор думал, что с этим делать. Потом решил.

- Что ж, раз так получилось, это даже к лучшему. Этот наряд, скорее, для ресторана.

Он взял ее под локоток, и они вышли. Но когда выходили из здания, так «вежливо» тащил ее за собой к машине, что она дважды поскользнулась на снегу.

Люба боялась спросить, что изменилось бы, если бы она пришла сюда в джинсах и свитере? Почему он рассердился из-за такой мелочи?

- А мы… куда? – едва не заикаясь, спросила Люба.

- Я же сказал. Или опять непонятно выразился?

По дороге он позвонил своему помощнику Андрею и перепоручил ему провести презентацию.

*

Они действительно приехали в ресторан, только в строящийся. Ей хорошо было знакомо это место. Бывшее кафе «Эребуни» даже не сменило вывеску. Здесь вовсю шел ремонт, у входа стояли порожние бочки из-под шпаклевки и краски, но для своих готовил старый Самвел.

- Чего изволите, Виктор Сергеевич? Сегодня у нас отменные ребрышки, - он сильно постарел. Посмотрев на Любу, хозяин немного задумался - ее глаза ему что-то напомнили, но лишь на пару секунд, а потом он отвел взгляд.

- Вот их и неси. И твоего лучшего вина!

Люба смотрела на Виктора глазами, полными отчаяния. Этого просто не могло быть! Они снова здесь, в этом месте. Со свиными ребрышками, лавашем и острым соусом. Но почему он молчит? Зачем привез ее сюда?

«Он же ничего не помнит, Якоб, так ведь?»

- Ты этот ресторан тоже купил? – решилась спросить она спустя десять минут напряженного молчания, которое он хранил за трапезой. И удивилась твердости своего голоса.

- Я хочу, чтобы ты поняла, - сказал он, помолчав. – Я нанял тебя не для того, чтобы ты устраивала мне весь этот цирк. Я увидел в тебе перспективы. Но то, как ты рассеяна, сводит мои чаяния на нет. Я хотел бы, чтобы ты была идеальной. Успешные люди тянутся друг к другу. А ты ведешь себя и одеваешься, как… крестьянка! У тебя совершенно нет чувства стиля.

«Да ладно!» - Люба смотрела на него, и в ее душе рождалось сопротивление. Еще немного, и он поймет, что она смотрит на него с усмешкой. Как же он много о себе возомнил! Как же больно будет падать с такой высоты!

- Вкусно здесь готовят, да? – перевел Виктор тему разговора.

- Объедение, - облизывая ребрышко, с облегчением отозвалась она. На сегодня опасность, по-видимому, миновала – он сказал ей все, что собирался.

- Ты бы видела, в каком убогом, заброшенном состоянии был этот ресторан! Но я доведу его до ума. Видала хозяина? Он угодит любому гурману. Вот как надо работать! Ты должна это понять. Прочувствовать.

«Да пошел ты!» - уминая лаваш, думала она.

- Я хочу показать тебе сегодня еще кое-что, - сказал Виктор, взяв ее руку. – Поехали прямо сейчас.

«Но я еще не доела!» - чуть не сорвалось с языка.

Но напоровшись на его жестокий взгляд, она не рискнула перечить. Сейчас – так сейчас. Она вытерла руки салфеткой и встала.

*

Он привез ее к тому самому дому. На участке все еще работал бульдозер. Но у крыльца уже были высажены деревца.

Люба молча оглядела еще не облагороженный участок и бледно-розовый фронтон дома на двух белых полуколоннах. Сердце защемило давно забытым чувством. Она словно попала в прошлое.

Раньше этот дом казался настоящим замком среди окружающих халуп. Но и сейчас было в нем что-то величественное и зловещее, несмотря на то, что он не был еще приведен в порядок. Он хранил воспоминания о лае собак, выстрелах, амбалах со стволами, низких серых небесах, под которыми все случилось...

Они вошли в прихожую, пол которой еще не полностью был выложен новой плиткой, оттуда прошли в гостиную с пушистым ковром, лежащим прямо у растопленного к их приезду камина.

- Я еще не встречал женщину, которой готов был сказать: я построил его для тебя. Но когда я увидел здесь тебя – красивую, гордо идущую через стройку – я сказал себе: вот такой должна быть моя жена! А ты так меня разочаровываешь… – добавил Виктор.

Это нужно было воспринимать как предложение руки и сердца? Или как дешевый развод для какой-нибудь дурочки? Быть может, он вообще всем женщинам говорит одно и то же, лишь бы затащить в постель.

- Нравится? - спросил он, мягко, но требовательно потянув ее за руки. - Скоро я тут все приведу в порядок и можно будет переехать. Родишь мне дочку? - отбрасывая волосы с ее плеч, спросил он. - Как раз месяцев через девять.

«Не волнуйся, ты не залетишь», - успокоил Якоб.

Как много она отдала бы за то, чтобы он сказал ей эти слова тогда, в прошлой жизни!

Он ловко уложил ее на лопатки прямо на ковер. Виктор всегда был таким - решительным и резким. Любе именно это в нем всегда и нравилось. Уверенными движениями, будто она всегда принадлежала ему, срывал с нее одежду. Расчет был прост: если она влюбилась, прибрать к рукам «Стратегию жизни» не составит труда, не замарав рук.

А еще он думал об идеальном сложении и о слишком навязчивом чувстве к этой женщине, чего уже давно себе не позволял. Люба как будто не вся ему принадлежала, все время витала в облаках – о ком и о чем она думала? У нее не должно быть от него секретов!

«Якоб, я больше не хочу его любить!» - кричало все внутри, когда она отдавалась Виктору вся без остатка, ощущая его жестокие ласки.

Но ангел не откликался.

*

Борис не находил себе места, ходил из угла в угол, не понимал, что с ним происходит. Наконец, не выдержал и позвонил ей.

Телефон надрывался в сумочке, которая валялась на полу рядом с двумя обнаженными людьми.

- Кто там тебе названивает так настырно? - спросил Виктор.

- Наверное, начальник ищет.

- Ничтожество, - увидев на дисплее имя и фото Бориса, произнес он и бросил телефон назад в сумку.

«Сам ты ничтожество!» - едва не сорвалось с ее губ. Но она сдержалась.

Люба поднялась и прошла в еще не оштукатуренную ванную. Включила душ. У нее было острое желание отмыться от его ласк, будто ее грязью измазали. Она была там долго - терла кожу до синяков. А потом повеяло холодком – дверь распахнулась и вошел он. Ему не хватило.

*

Виктор подвез ее к офису «Стратегии жизни». Мелкий снежок сыпал с мрачного серого неба. Борис видел в окно, как она выходила в своей белой шубке из машины Виктора.

Борис чувствовал, как на голове его растут рога. Он не понимал, что происходит. Люба словно потеряла к нему всякий интерес. А ведь ему казалось, что она была нежна с ним, что он ей небезразличен. Иначе зачем совсем недавно выкладывалась по полной для него? Старалась быть красивой. Неужели только ради денег, просто у Виктора их оказалось больше? Или же она действительно… влюбилась? Эта мысль была страшнее всего. Что угодно – только не это!

Он беспомощно сжимал кулаки и пытался взять себя в руки.

- Зайди ко мне, пожалуйста, - попросил Борис, когда она поднялась. – Надо поговорить.

- Ты не будешь на него работать! Я не допущу этого, слышишь?

Было ясно, что Виктор собирается переманить Любу в свою компанию, у которой его, Бориса, организация была всего лишь в жалких подрядчиках где-то строчкой двадцатой, а то и ниже.

- Я не собираюсь на него работать.

- Ты, может, пока и не собираешься. Но я догадываюсь, куда все движется.

Он некоторое время ходил взад-вперед по кабинету, метал глазами молнии, сопротивляясь неизбежному.

- Я не хочу, чтобы ты уходила. Не хочу, чтобы ты уходила к нему! – сказал он, взяв ее за плечи, которые так ему нравились.

- А как ты можешь этому помешать?

Он смотрел на нее с бешенством. Но на ее лице было написано, что ей совершенно не до него сейчас – все ее мысли о другом.

- Не вздумай этого делать, слышишь? – произнес он, приблизив свое лицо к ее лицу. - Вы спите, да? Как давно?

- Убери руки! И хватит на меня гавкать, – вырвалась у Любы.

Резким уверенным движением он схватил ее за шею. Крепко, но осторожно, держал ее тонкую шею одной рукой. Потом наклонился к ее уху, зарылся носом в ее волосы и вдохнул их аромат. Его трясло от ревности.

- Я не могу без тебя, - шептал он. – Понимаешь ты это?

- Отпусти, - еле слышно попросила она.

Как только он ослабил хватку, она сорвалась с места - и была такова.

Когда хлопнула дверь, Борис сгоряча смахнул со своего стола все, что там лежало, и с размаху ударил двумя кулаками по столешнице.

*

Раннее утро прокрадывалось млечным светом в окна. В квартире был беспорядок, и всюду горел свет.

Якоб застал Любу за столом с остатками трапезы и недопитой бутылкой коньяка. Поразмыслив, он несколько брезгливо присел на стул рядом. Она не смотрела на него, пытаясь налить себе в рюмку. Но горлышко в руке дрожало.

- Как ты собираешься на работу идти? До подъема пара часов.

- Ты можешь просто оставить меня в покое? – вспылила она, расплескав коньяк. – Я и не собиралась больше туда идти. Ни-ког-да, - Люба, наконец, наполнила рюмку.

- Это тебе не поможет, - указав на бутылку, заметил он. - Одна из твоих жизней уже закончилась передозировкой.

- Какие же вы жестокие! Вы! Высшие существа! Зачем вам это надо? – разрыдалась Люба, уткнувшись носом в его плечо. – Я не хочу его любить!

- Ты закончила? – подождав завершения ее истерики, спросил Якоб и достал из кармана белоснежный платок. – Нас, знаешь ли, не спрашивают, чего мы хотим, а чего нет.

- Как это? – она посмотрела на него красными заплаканными глазами.

В этот момент Якоб испытал к ней нечто вроде жалости. Это чувство его не посещало уже очень давно.

- Даже нас, поверь, - признался он, заглядывая глубже в ее душу и вытирая платком слезы с ее щек.

«Теперь я понимаю, что чувствуют рядом с нею земные мужчины. – дивился он. – А может, все-таки породистая? Может, кто-то был эдакий у нее в роду поколений десять назад?»

- Независимо от того, как сильно ты напьешься или повредишь свою земную оболочку – все равно потом где-нибудь очнешься. И тебе придется доделать то, что должна.

- И что же нужно доделать?

- Запомни, у тебя нет врагов среди людей. Всех этих людей, можно сказать, в действительности даже не существует. Они есть только в твоем представлении, в заданных тобою же обстоятельствах. Человек приходит в жизнь, чтобы сражаться только с самим собой, со своими внутренними врагами – страстями, как это у вас, людей, принято называть.

- И как же изменить эти «заданные обстоятельства»?

- С жизнью нельзя бороться. Ее смысл не в этом. Не в устранении проблем. Не в обретении счастья.

- А в чем же?

- Разгадывание загадок разной степени сложности делают тебя мудрее и переводят на другие уровни. Так устроен этот мир. Не спрашивай, зачем! Я лишь объясняю механизм. Тебе не нужно ничего менять и ломать в этой реальности, Нужно всего лишь…

- Что? Всего лишь что?

- Решать все эти задачки наилучшим образом. Только в вариантах их решения у людей и есть выбор.

- Кто все это придумывает! - возмутилась Люба.

- Кто, кто... - пробурчал Якоб и не ответил.

Он положил свою ладонь поверх ее рук, и она увидела мир сверху. Словно сенсорную карту в смартфоне, можно было приблизить любую его точку, чтобы получше рассмотреть время, место, обстоятельства. Мир был наполнен душами, обозначенными на этой карте жизни в виде стрелочек – красных и синих. Мужчины и женщины? У каждой души было свое направление. И у всех были необычные, должно быть, вселенские имена. Она приблизила одну и прочитала: Дагла.

- А мое? – спросила она Якоба.

- Любовь, - удовлетворил он ее любопытство.

*

Виктор не поверил в отравление пирожным, которое она придумала, чтобы привести себя в порядок после прошедшей ночи. Он был почти уверен, что она не отвечала на его звонки, потому что была с другим. С этим… ничтожеством! Но доказательств у него не было.

- Теперь будешь работать на меня. Завтра скажешь ему, что уходишь, - поставил ее перед фактом Виктор. – Сколько он тебе платит? Я буду платить тебе вдвое больше. И ты не должна больше видеться с ним.

- С чего бы это? – усмехнулась Люба, но тут же пожалела об этом.

Виктор пересек комнату и, схватив за руки, так больно сжал ее кисти, что усмешка мгновенно слетела с ее лица. Она смотрела на него жалобным взглядом, в котором читалось физическое страдание.

- Мне больно, - сказала она. Но он не разжал рук.

- Не-ет, это мне больно! – сказал Виктор, сверля ее взглядом ревнивца – как много бы она отдала за такой его взгляд в любой из прошлых жизней! – И откуда ты только взялась? Да кто ты вообще такая! Появилась в моей жизни и … как будто когтями вцепилась в сердце. Кошка! Ты вся здесь, без остатка, - он ударил себя кулаком в грудь, отпустив ее руки. - В моем сердце больше не хватает места ни для одной другой женщины: каждую минуту думаю о тебе! Вот даже сейчас смотрю на твои бровки домиком и говорю себе: как же я тебя обожаю! А за что? Что ты сделала, чтобы тебя обожали? Ничего! – и пока он говорил все это, его глаза горели неподдельным бешенством.

«Как он красиво играет!» - думала Люба, не веря ни единому слову, но восхищаясь каждым жестом.

«Зря не веришь! – думал Якоб. – Вселенная иногда исполняет наши желания. Увы - чтобы мы поняли, насколько нам все это не нужно

*

Ревность просыпалась в нем каждое утро. К полудню разгоралась сильнее. А после обеда он уже едва сдерживался, чтобы не позвонить и не спросить: «Он был у тебя сегодня ночью? Был?»

Когда он смотрел на нее, его охватывала нежность, такая, что внутри все переворачивалось. За первой волной следовала вторая – страсть, от которой его словно ошпаривало изнутри кипятком.

В тот день, когда она должна была сказать ему, что уходит, они сидели в кафе с видом на оживленную улицу. Мимо проносились машины, сновали люди по тротуару. В помещении играла легкая музыка. Люба заказала чизкейк и капучино. Борис попросил принести ему бизнес-ланч. И она даже не представляла, что творится с ним сейчас!

- Сходим куда-нибудь в пятницу вечером? – предложил он. - Посидим в каком-нибудь тихом местечке. Поедим хорошую рыбу. Ты же любишь рыбу?

Борис смотрел на ее губы и уже понимал, что никуда она с ним не пойдет. Так заканчивались все его сны о Любе. Но в этот раз он решил идти до конца.

- Борис, я вообще-то хотела сказать, что ухожу…

Ему стоило бы догадаться, что она согласилась встретиться лишь для этого!

- Спустись на землю! Ты влюбилась в него что ли? - в лоб спросил он. – Ты же не ходишь, а порхаешь! А у него, должно быть, сто таких, как ты!

Она помрачнела и перестала жевать.

- Я сделаю все, чтобы он не захотел работать с тобой, - пообещал Борис в гневе. – Слышишь? Если потребуется, я скажу ему, что ты спала не только со мной, но и со всеми нашими клиентами! Он не женится на тебе!

Люба поставила чашку с кофе и молча встала из-за стола.

Борис понял, что это конец.

- Подожди! Прости меня, - остановил он ее под пристальными взглядами сидящих за соседним столиком мужчин. – Давай просто поговорим. Больше не будем об этом, обещаю. Сядь и доешь свой десерт. Пожалуйста, - попросил он, убирая от нее руки, но продолжая преграждать ей путь.

Люба опустилась за стол, не отрывая от Бориса глаз. Но аппетит пропал.

«Она не ушла! - победоносно стучало в висках Бориса, пока он сверлил ее взглядом в ответ. – Если она не ушла после того, что я сказал, значит, что-то между нами еще осталось».

- Я тебя отвезу. Куда тебе нужно? – предложил Борис, зная, что ее машина сейчас в автосервисе – на днях что-то у нее случилось с тормозными дисками.

Когда они вышли из кафе, начиналась метель. Февраль всегда был самым нелюбимым месяцем Бориса – ему с детства казалось, что именно в этом месяце, на исходе зимы, когда заканчиваются последние силы, обязательно должно произойти что-то плохое.

На полпути его опять переклинило. Он просто остановил машину на обочине и набросился на Любу с поцелуями.

- Зачем тебе к нему ехать? Останься!

- Прекрати. Я так не могу.

- Я тоже больше так не могу… Я соскучился.

Она тоже. Ей нравились прикосновения его рук и страсть, с которой он ласкал ее. Нравились – или тешили ее самолюбие? Или она в объятиях Бориса просто искала забвения собственной боли?

«Если уж она с ним, то пусть хотя бы изменяет ему со мной!» - отчаянно думал Борис.

А Люба думала о Викторе. Что он скажет, если она не приедет сегодня? Вот так с ним с самого начало и надо было обращаться! О том, какая последует реакция, она старалась не думать. Исход все равно предрешен. О чем же тогда тревожиться?

Снаружи мело.

«Что же ты делаешь, дурочка! - качал головой Якоб, наблюдая за отпущенной на самотек ситуацией. – Только о себе и думаешь!»

Февраль заметал улочки и переулки города, вился пургой над новостройками. Пока Борис ехал от Любы домой сквозь колючий мелкий снег, несшийся прямо в лобовое стекло, будто норовя его пробить, он думал о разном. Но в каждой его мысли присутствовала она, Люба.

*

- Ты почему трубку не берешь весь вечер? – наконец дозвонился до него Виктор.

- Телефон в машине оставил, - Борис к тому времени уже лыка не вязал. Это его и спасло. Виктор не думал, что Люба станет делить постель «с таким алкашом». Но что-то здесь не клеилось. Слишком странным было совпадение: Люба тоже не брала трубку все это время. Где она шляется!

*

Борис не мог спать. Он ворочался с боку на бок, потом садился в постели и тер в темноте виски. Он злился на жизнь, на свои неудачи, на свою судьбу. Ведь он всю жизнь стремился наверх, стараясь оставаться порядочным человеком. В чем он провинился? Почему теперь у него отбирают все?

- Да забирай это все! – молился он, не зная кому, но понимал, что тот, к кому обращается, и есть Бог. – Только верни мне ее, мою любовь! Ни о чем не прошу больше.

Он шел в темноте на кухню и брал початую бутылку виски. Наливал и выпивал. Молча садился за пустой стол. И как наяву, слышал в своей голове ответ на свой вопрос:

«Ты не на то делал ставки, дурень! Ты что же, думал, что люди будут любить тебя и радоваться твоим успехам? Или что богатенький олигарх уступит такому, по сравнению с ним, слабаку самую красивую женщину? В этой жизни нужно быть негодяем, чтобы добиться, чего ты бы хотел. А теперь вот она, горка, в которую ты так долго взбирался – катись с нее…»

Борис закрывал лицо ладонями. Плакать он не умел, и, наверное, в жизни не выдавил из себя ни одной слезы. Но теперь ему было так горько, что он плакал.

*

Она неслась как оголтелая, поскальзываясь на поворотах. Задние ноги не ведали, что творят передние. В ее маленьком кошачьем сердце бешено стучало одно: вот она, смерть! За ней гналась свора собак.

И когда уже одна из огромных челюстей лязгнула у самого бока, что-то большое и тяжелое пролетело прямо над головой и столкнулось за ее спиной с тушей гнавшегося за ней пса. Это был Дружок.

По инерции она пролетела еще метров десять, прежде чем смогла оглянуться на происходящее, встав на дыбы и зашипев. За ней больше не гнались. Свора переключилась на Дружка. Несколько псов набрасывались на него со всех сторон. Он отчаянно огрызался. Он был крупней, но их было слишком много.

Одноглазый вцепился в загривок. Мелкий атаковал заднюю ногу. Рыжий облезлый коротышка кусанул в бок. Люба услышала, как Дружок отчаянно заскулил и, потеряв страх, с бешеным шипением вцепилась в морду одного из псов. На какое-то мгновение собаки замешкались, отпустив Дружка. Но уже через пару секунд накинулись на него снова.

Когда исход страшной драки, казалось, был предрешен, раздался выстрел, и псы в страхе разбежались. Только окровавленный Дружок остался лежать на дороге.

Виктор выстрелил в воздух. С ним в «уазике» были еще двое мужчин. Они возвращались с охоты. Все трое вышли посмотреть, что с собакой.

- Хана ему, - подытожил Виктор, осмотрев пса. И отошел назад к машине, убирая ружье.

- Ну не бросать же его здесь! – приятель Виктора откинул крышку багажника и, подхватив собаку, положил сверху. Дружок благодарно посмотрел на мужиков и вильнул хвостом.

Он лежал на веранде с закрытыми глазами и тяжело хрипло дышал. Порой стонал, почти как человек. Маленькая серая кошка неслышно подкралась к нему и свернулась калачиком рядом. Как раньше.

«Мя», - она спросила, как он? Было ясно, что плохо. В ответ послышалось долгое жалобное рычание.

Из кошмарного сновидения Любу вырвал телефонный звонок. Нащупав в темноте надрывающийся телефон, она увидела на дисплее незнакомый номер, но все равно ответила.

- Алло?

- Он у тебя? – прозвучал женский голос.

- Чего?

- Не прикидывайся! Мой муж у тебя? Не могу до него дозвониться.

До Любы вдруг дошло, с кем она разговаривает.

- Послушайте, его здесь нет и никогда не было.

- Что ты мне врешь! Как будто я не знаю, что вы любовники.

- У меня его правда нет. Позвоните лучше кому-нибудь из его друзей.

…Она долго лежала в темноте, осознавая наконец, кто есть кто в этой новой для всех них жизни.

*

По центральной улице коттеджного поселка тянулась траурная процессия. Оркестр, шествующий в арьергарде, гремел похоронный марш. Процессия была представительной. Хоронили Аркадия Власовича. Тут были бывшие депутаты, нынешние начальники охраны известных компаний, внебрачные дочери, жены, любовницы... Все, кто мог себе позволить засветиться. Но тех, кого Аркадий Власович действительно хотел бы увидеть на своих похоронах, здесь не было. Не было даже его сына – он «не успел» приехать из Европы.

Серое свинцовое небо угощало шедших пригоршнями ледяной крупы. По заскорузлому тротуару мела поземка. Люба брела в хвосте процессии, вся в черном и в накинутом на голову черном платке. Люди косились на нее, но никто не стал спрашивать, кем она приходилась «авторитету».

Аркадий Власович выглядел в гробу совсем не таким, каким был при жизни - добрее, что ли. Наверное, потому что мертвым уже никому не был страшен. Добрым этого душегубца назвать у Любы язык бы не повернулся. Он внушал ужас и трепет многим. Но сейчас казался таким беспомощным и жалким, да еще с этой подвязанной челюстью… А еще он выглядел маленьким – авось и правду говорят, что тело облегчается, теряя душу.

Из храма, где батюшка свершил отпевание, Люба поехала на кладбище.

Тащилась на своей машине прямо за катафалком. Во время погребения стояла в сторонке, стараясь не привлекать к себе внимания. А когда все, наконец, разъехались, пошла бродить меж могил незнакомых ей людей. Пока не набрела на могилу девушки с таким же именем, как у нее. С надгробия на нее смотрело очень знакомое лицо. Под банальным некрологом значилась дата смерти – 1997 год.

- Я не хочу его любить, слышишь? Кого угодно, только не его! – произнесла она, обращаясь к свинцово-серым небесам.

- Да не поможет это тебе, дурочка! Даже если я наскоро заменю объект твоей любви – для тебя это ничего не изменит, - вздохнул Якоб.

- Забери у меня вообще способность любить! – упрямо взывала она. – Я устала от этого чувства. Подари мне избавление!

- Нельзя жить среди людей, если тебе на всех наплевать, - пожал плечами Якоб и растворился в воздухе.

- Господи, упокой в этой самой могиле мою неразделенную любовь, - повторяла она, оставшись в одиночестве. – Не могу больше, не могу… Я сделаю все, что угодно. Все, что Ты хочешь! Только избавь меня от этой чертовой любви!

Ангелы смотрели в полусферические планшеты. Ярик пил крепкий кофе, а Якоб потягивал напиток покрепче.

- Да отпусти ты ее, бога ради! Не понимаю, чего ты добиваешься! Бесполезно все. И надоело уже, честное слово, это нытье.

- Это было бы слишком просто, - возразил Якоб, продолжая наблюдать за Любой.

- Я давно понял, что ты задумал что-то – и это вовсе не то, что мы делаем обычно с такими, как она. Скажи, что ты собираешься с ней делать?

- Увидишь – зашатаешься.

- А ты уверен в том, что правильно поступаешь? У тебя не будет проблем?

*

Борис стремительно спивался. Приходя с работы, где больше не было Любы, домой, где больше не было семьи, он звонил то одному, то другому приятелю. Но понимая, что дела у Бориса идут не очень, и получаются уже не те уютные посиделки с разговорами о делах и планах, как в старые добрые времена, - любители выпить с ним быстро закончились. Теперь он пил один почти каждый вечер, а на работу утром приходил с признаками легкого похмелья.

Присматриваясь к тому, что с ним происходит, - разумеется, не без помощи открытой ей Якобом «карты жизни» – Люба многое начинала понимать. Борис не мог долго находиться один, его тянуло к людям – даже если они откровенно пренебрегали им или же просто использовали. Ему необходимо было чувствовать свою полезность окружающим. Эта потребность обозначалась одним скупым, но точным словом – служить. Теперь, когда дела пошли наперекосяк и в его «службе» больше как будто никто не нуждался, ему как никогда нужен был кто-то рядом. Он чувствовал себя брошенным псом, которого прогнали поганою метлой из его собственной, недавно такой благополучной жизни. А вслед за Любой от него ушли и удача, и желание бороться.

Но в одном Борис ошибался. У него и в этой жизни был хозяин. Тот же самый.

- Ты когда бухать уже перестанешь и сделаешь то, о чем я тебя еще три дня назад просил! – отчитывал, звоня ему, Виктор. – Если хочешь проблем – продолжай в том же духе.

Ему нравилось унижать Бориса, давая ему поручения. Борис перекладывал все на подчиненных. Они справлялись плохо, Борис все чаще орал и грозил лишением премий. Виктору он холодно выдавал отчеты и придумывал отговорки. А когда клал трубку, наполнял свой стакан дорогим алкоголем, надеясь, что от этого станет легче. Но чтобы стало действительно легче, ему нужно было услышать ее голос – тогда он звонил Любе и просил о встрече. Но она никогда не приезжала.

- Как же сильно я хочу, чтобы она оказалась здесь сейчас, со мной! – каждый раз, воя от одиночества, мечтал он. – Боже, подари мне хотя бы еще один счастливый день с ней. Чтобы мне было, что вспоминать одинокими вечерами.

Почему-то Борису казалось, что одинокие вечера – это самое страшное, что с ним может случиться, и что ему предстоит быть одному до конца его дней.

- Ну хорошо, - согласился Якоб. – Будет вам день. И даже ночь, - добавил он.

*

Дело тем временем шло к свадьбе.

Люба каждый раз тщательно подбирала образы для встреч с Виктором, чтобы нравиться ему. Но когда он на нее смотрел, чувствовала себя ничтожной, жалкой и смешной. Той самой деревенщиной, как он однажды ее назвал. Он всегда находил к чему придраться, чтобы указать на ее несоответствие идеалу и подчеркнуть свое превосходство во всем.

Ожидая его одинокими ночами все девять жизней, Люба свыклась с мыслью, что не стоит его. В десятой жизни было по-другому: она осознавала, что это за человек и знала себе цену, но это никак не влияло на силу ее чувства - необъяснимого, неправильного, но так и не отпускающего. Это уже была даже не любовь, а какой-то незакрытый гештальт.

- Ну вот что я в нем нашла? – анализировала она свое состояние. Искала и находила причины, по которым он не заслуживал ее любви. – Откуда во мне это прекрасное светлое чувство? Ведь он же просто чудовище!

А если так, что же она делает здесь и сейчас в подвенечном платье? Разве она может надеяться, что после их свадьбы что-то изменится для нее к лучшему? Это было сродни наркотической зависимости, когда понимаешь, что идешь ко дну, но все равно не можешь остановиться.

- Вот здесь не жмет? – спросила швея, закалывая ткань булавками.

- Нет.

- А вот тут розочку еще добавим?

- Да, - машинально отвечала Люба, а мыслями находилась далеко.

«Боже, как я устала! Я снова не выспалась и, наверное, неважно выгляжу!» - вместо этого думала она.

- Ну, как примерка? – Виктор уже нервничал, ожидая в холле свадебного салона. Ему казалось, он ждет целую вечность, хотя ее не было от силы пятнадцать минут.

- Платье почти готово.

- Хоть успеют до свадьбы? Уже неделю возятся.

- Много заказов, - рассеянно отвечала Люба.

- Они за такие деньги должны были все свои заказы отложить и одной тобой заниматься круглые сутки. Если через два дня не дошьют, я с них еще неустойку стрясу! – говорил он, накидывая на нее плащ.

- Дошьют, не переживай, - говорила Люба, идя рядом с ним к черному лексусу. Хотя переживать по поводу платья полагалось, как раз-таки, больше ей как невесте, а не ему. О чем она вообще думала?

Ночи напролет она проводила в его объятиях, и эти ночи были наполнены сумасшедшей, почти неземной страстью. Но Виктор не доверял рефлексам ее тела, и у него постоянно закрадывались сомнения, верна ли она ему.

*

- Лю-ба! – звал в голос напившийся Борис, так что слышно было на соседней улице. Он сидел на полу у стены в своем гараже и так сильно хотел ее увидеть, что ему казалось, что он умрет, если сегодня хотя бы не дозвонится до нее.

И он снова и снова набирал ее номер, а она сбрасывала его звонки.

- Да я его уничтожу! И его, и весь его бизнес по ветру пущу! - бушевал Виктор, однажды став свидетелем попыток Бориса дозвониться до Любы. – Все еще на что-то надеется, кретин недоделанный! Нашел, с кем мериться!

- Вить, не трогай его, - просила она. – Он слишком мелкая сошка, чтобы ты тратил на него энергию.

- Мелкая? Тогда пусть сидит смирно и не путается у меня под ногами. Его благополучие сейчас зависит от него самого. Если он перестанет вставать у меня на пути, я его не трону. Я же вижу, он пытается тебя вернуть! И вовсе не потому, что ты такой первоклассный профессионал. Признайся, у вас с ним что-то было?

- Нет, - спокойно врала Люба. – У нас были чисто рабочие отношения.

Он посмотрел ей в глаза недоверчиво, но не распознал лжи. Хотя и не поверил.

Люба прекрасно знала, что Борис не будет «сидеть смирно». Но ей нужно было хотя бы попытаться с ним об этом поговорить.

*

Он знал, что однажды это случится. Но не думал, что это случится так скоро.

- Я расторгаю контракт с твоей конторой, - заявил Виктор, пожелав его увидеть у себя в офисе.

Борис стоял перед ним небритый и слегка помятый. Он боролся с головной болью и ему было сложно фокусироваться на смысле слов. Но эта фраза обожгла его сразу несколькими смыслами.

Во-первых, - и это главное! - сказанное означало крах его бизнеса, потому что на совместные проекты с Виктором он поставил все. Во-вторых, он влез в большие долги, пытаясь дотянуться до нужного уровня, чтобы соответствовать требованиям Виктора. И в-третьих, он должен был столько, что если Виктору вздумается немедленно эти долги взыскать, ему придется продать дом, машину и все свои активы.

- Мы не нуждаемся больше в твоих услугах, - Виктор был краток. – Мой юрист свяжется с тобой для того, чтобы обговорить формальности. Я думаю, в твоих интересах будет продать мне «Стратегию жизни» - я сумею распорядиться агентством лучше.

Глаза Бориса налились кровью, и он сжал кулаки.

- Так же, как ты распоряжаешься моей женщиной? Я никогда ее тебе не отдам, - процедил он.

- О, да ты еще и огрызаться умеешь! - усмехнулся Виктор, откинувшись в кресле и смотря на Бориса с барским снисхождением. – Поосторожней со мной! Пока я еще настроен дружелюбно. Я предлагаю тебе неплохой вариант – подумай над этим.

- Пошел к черту, - Борис развернулся и зашагал к двери.

- У тебя есть время до завтра все переварить! – кинул ему вслед Виктор. – Не дури, иначе сильно пожалеешь.

*

Утреннее солнце кидало жизнерадостные лучи в окно. Люба красилась у трюмо. На ней было чернильно-сиреневое платье, подчеркивающее стройность ее фигуры – то самое, которое купил для одной из встреч Виктор. Ему же было лучше знать, что ей к лицу! В глубоком декольте покоился подаренный Виктором кулон из белого золота с синим сапфиром. Три дня… Еще три дня – и она станет его женой. Фактически – его собственностью. Вещью. Она его слишком хорошо знала, чтобы надеяться на что-то другое.

- Это чувство невыносимо! Я думаю о нем каждую минуту. Меня никогда не отпустит, – произнесла она вслух. – Ну где же ты, Якоб? Когда ты так мне нужен! Помоги!

Якоб возник в кресле с пилочкой для своих не в меру холеных ногтей:

- Странно, что ты до сих пор еще изредка, но вспоминаешь меня.

- Сколько жизней подряд это еще будет продолжаться?

Тоска солнечной рекой проливалась сквозь окна ее квартиры. Несмотря на ясный день и предпраздничный антураж окружающего мира, в душе царил траур.

- Не догадываешься, почему это происходит? А помнишь, ты очень просила: «Господи, дай мне если не любовь, то хотя бы его страсть? Дай мне стать его женой! Я люблю его, Господи!» - передразнивал ангельским голоском Якоб. - Тебе говорили, что это не доведет до добра! Что тебе этого не нужно. Но ты не хотела жизни вдали от него. Пренебрегала опасностью. И вот, наконец, то, что ты просила, тебе дают! Ты разве не рада этому? Скоро ты станешь его женой.

- Спасибо, но мне больше не надо такого счастья, – Люба тщательно расчесывала ресницы щеточкой с очень тонкими волокнами, сидя у трюмо. Но рука дрожала. Она не понимала… Она все еще ничего не понимала.

- А это никого не волнует уже, - безжалостно раскрывал карты Якоб. – Просила – получишь. Все наши желания рано или поздно так или иначе исполняются.

- Зачем мне такой подонок? Я все осознала – он мне действительно не нужен! Сегодня же скажу ему, что передумала! – Люба резко развернулась к Якобу и увидела темный силуэт в кресле на фоне панорамного окна.

- Девочка моя, ты можешь сколько угодно бежать от судьбы, оттягивать финал и сопротивляться неизбежному. Но пока ты не примешь то, что тебе предначертано, ты будешь проживать это снова и снова. И лишь когда ты будешь готова это принять, - только тогда ты сможешь перейти на следующий уровень.

- Принять что?

- Помнишь, я говорил тебе, что человек в своей жизни сражается только с самим собой? Так вот - от себя не убежишь. Он такой, какой он есть, а другим ты бы его не любила, ведь так?

Большие глаза Любы наполнились слезами. Она моргнула, и слезы прочертили на ее щеках две полукруглые блестящие дорожки. Она отвернулась к своему отражению в зеркале и увидела там все то же самое… что и сто, и пятьсот лет назад.

Ей больше не хотелось спать. Хотелось лишь одного – разрешить эту задачу, снять с себя эту непосильную ношу здесь и сейчас.

«Что, неужели действительно готова? - присматривался к ней Якоб. – Сейчас проверим!»

Он поднялся из кресла и шагнул к ней.

Солнце било ему в спину, и Люба теперь не могла видеть его лица, лишь темный сияющий по контуру силуэт. А потом этот силуэт шагнул к ней навстречу – и она увидела перед собой… Виктора.

Он протянул руку, и она податливо прижалась щекой к его ладони. Внутри у Якоба все затрепетало. Она любила искренне и сильно. Надежда отравляла все ее существование. Он всем своим ангельским существом почувствовал ее безответную любовь и мольбу об избавлении.

- Посмотри внимательно, - гремел его тихий голос. - Ты любишь не его, а только его оболочку. Любишь себя его глазами.

Его словно пробивали электрические разряды от потока чувств этой жаждущей покоя души. Возможно, это было первое прикосновение ангела к человеку за тысячи лет. И в этом прикосновении были вся боль и любовь, которая только существует в мире.

- Я не могу подарить тебе избавление. Но я могу довести тебя до самой последней черты, за которую ты сможешь перешагнуть сама.

Она поднялась навстречу ему, как будто этого только и ждала все свои… сколько? десять?.. жизней. Ее пальцы сплелись с его пальцами, а губы ответили на его поцелуй. Она никогда никого так сильно не любила. Ни к кому не испытывала ничего подобного. В сравнении с этим отдельные чувства отдельных людей были просто песчинками. Целую вечность она мечтала отдать всю себя без остатка, и вот у нее появился шанс. И она растворялась в этом чувстве, как жалкая горстка соли в стакане с водой.

Но в глубине души дергалось какое-то невнятное сопротивление – она чувствовала какой-то подвох, но уже не могла вспомнить, какой… Внезапная боль пронзила Любу. Боль не физическая, нет – то была боль сожаления о жизни. О том, что все закончится. О том, что все конечно, даже те чувства, что она успела здесь испытать за несколько месяцев этой короткой жизни. И эта боль была так невыносима, что единственное спасение от нее находилось лишь в безусловной любви ко всему сущему. Тогда Люба закричала – от той бесконечной любви, которую открывал для нее Якоб.

А когда все закончилось, словно утекло песком сквозь пальцы, она почему-то не умерла.

В оглушительной тишине одиночества Люба подошла к зеркалу. Ей казалось, сейчас должно произойти что-то ужасное – ведь она только что переспала… с ангелом? Но ничего плохого не произошло.

- Якоб? – позвала она. Ответом был лишь звон в ушах, и эти внутренние колокольчики как бы сказали ей, что его больше нет и не будет здесь никогда. Да и был ли он вообще, или это ей всего лишь пригрезилось?

Она все еще чувствовала его запах, разнесшийся молекулами и приставший к мужчинам разных городов и континентов, слышала обертоны его интонаций и помнила прикосновения его вполне человеческих теплых рук.

- Якоб, - еще раз тихо произнесла она и глубинная мысль вынесла на поверхность осознание того, что он ей оставил.

Люба пошевелила какой-то неведомой мышцей на спине - и на полкомнаты расправила одно белоснежное крыло. А когда она попыталась расправить второе крыло, ей на секундочку стало больно и страшно: оно было черным.

На Любу нахлынули рыдания. Она рухнула на колени и долго не могла утешиться, созерцая грозную красоту прощального подарка.

- Не плачь, их никто не увидит, - сказал бы Якоб, будь он тут. Но его больше не было. Он словно растворился в содеянном. – Крылья послужат тебе, когда придет время. И не благодари. Летай на здоровье!

*

Одному в пустом доме по вечерам было особенно тоскливо. Чаще всего Борис пил в гараже, поставив раскладной стол на пустующее место для второй машины – машины своей жены. Она уехала и увезла детей. Его жена уходила не потому, что подозревала Бориса в изменах. Ею двигал страх – он связался не с теми людьми, они уже однажды похищали их дочь, и неизвестно, чем все это может закончится в следующий раз. Он неудачник. Всегда был неудачником. Так она решила.

Отсюда, через дверь, распахнутую во двор дома, казалось, будто солнце садится за забор соседнего коттеджа. Вдали поворачивался, включив огни, подъемный кран. Поселок продолжал прирастать новыми кварталами.

Борис как раз наполнил первую за сегодня рюмку, когда услышал шаги. Он был готов увидеть кого угодно – Виктора, жену, да хоть самого черта лысого! Но только не ту, кого увидел.

Она вошла через ту самую дверь, в которую он только что смотрел на закат.

Борис поднялся навстречу так неожиданно, что опрокинул раскладной столик со всем, что на нем было. Рюмка и бутылка, гремя, укатились под стоящий рядом мицубиси с тремя девятками на номере.

- У тебя калитка не заперта, - сказала Люба.

- Я знал, что ты однажды придешь, - он шагнул навстречу и обнял ее.

- От тебя пахнет другим мужиком, – сказал Борис, продолжая крепко прижимать ее к сердцу.

«Да ты как был псом, так псом и остался!» - едва не вырвалось у Любы.

- Нам надо поговорить, - сказала она вместо этого и прошептала через паузу: - Я замуж выхожу.

Голосовые связки как будто отказывались это произносить.

Борис разжал объятия. Поднял опрокинутый столик. Подобрал не до конца вылившуюся бутыль с виски.

- За него?

- Да.

- Ну и дура, - он сел за свой «праздничный» стол в одиночестве: сегодня у него был день рождения, но никто этого не вспомнил.

- Я-то дура. А ты должен быть умней. Не спорь с ним – это бесполезно.

- Не спорить? А то что?

- Да он же убьет тебя! Ты хоть понимаешь это?! Продай ему фирму. Он все равно найдет способ отнять ее. Так хоть деньги какие-то выручишь.

- Меня он один раз убьет, а тебе с ним всю жизнь… - он налил и выпил. – Я так сильно тебя люблю, что мне больно. Понимаешь? - сказал он.

Да, она понимала. А еще понимала, что ничего уже не спасти.

*

Было около четырех утра, когда Борис встал, чтобы налить себе воды. Ему показалось, что Люба заснула, и он старался не шуметь. Наполнив стакан из графина, он оглянулся, не веря глазам. Она была в его доме, спала на его кровати с выпростанной из-под одеяла голой ножкой. Она здесь! Еще вчера такое казалось ему несбыточным сном. Теперь он ее ни за что не отдаст никому!

Вдруг он расслышал какой-то шум внизу. На первом этаже громко затопали ботинками сразу несколько человек. Потом шаги послышались на лестнице.

Когда Борис успел сообразить, в чем дело, было уже поздно. Из его рук выбили телефон, по которому он, разумеется, не успел набрать номер полиции, и тотчас же отправили в нокаут его самого, а потом в одних трусах поволокли вниз по лестнице. Едва проснувшуюся Любу прямо нагишом выдернули из постели. Знакомая ситуация…

Виктор расхаживал по бетонному полу гаража, когда через ту самую боковую дверь его люди втащили и швырнули ему под ноги двоих любовников. Он задумчиво рассматривал стеллажи и столик с недопитой бутылкой. Потом смачно пнул в живот Бориса, который от удара очнулся и закашлялся. Гости – их было четверо, не считая хозяина, - усадили Бориса на стул.

– Посмотри, что мы сейчас сделаем с твоей кошечкой, – подняв его голову за волосы на макушке, пробасил один из мужчин.

Люба увидела его разбитое лицо. Он ничего не мог сделать - ни для нее, ни для себя.

Она отбивалась и царапалась. Потом перестала. Сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, Борис видел только одно белое пятно – ее тело. Ее насиловали, а он ничего не мог сделать! Ее насиловали, а его избивали.

Дело близилось к развязке. Виктор ушел первым, не желая досматривать финальную сцену. Кто-то из его свиты уже поливал черный мицубиси бензином из канистры. Потом щелкнула зажигалка.

Люба подползла по холодному грязному бетону к Борису. Он лежал на боку, виском в пол. Все лицо его было в крови, но он еще дышал.

- Борь… - хриплым шепотом позвала она. – Боря!

Он застонал.

- Пожалуйста, не умирай.

Она легла рядом с ним, тоже приникла щекой к бетонному полу. Сознание отпускало их обоих. А вокруг нестерпимым жаром распространялось адское пламя.

Якоб задумчиво наблюдал за происходящим.

- Почему ты это не остановишь? - беспокоился Ярик. - Тебе их что, действительно не жалко? Им же больно, а ты словно и не торопишься!

- Поверь, друг, все эти физические и моральные мучения только на пользу их карме.

- Якоб, да ты просто... чистое зло!

- Пожалуй, - произнес Якоб.

- Якоб, а может, моржок? – вдруг вспомнил Ярик. – У тебя же остался еще один, с того раза? Ты же сам говорил, что эта душа особенная! Что это будет необычный эксперимент!

- Моржок? Да, пожалуй, - задумчиво повторил Якоб - и моргнул…

*

Люба вспомнила о прощальном подарке Якоба в самый последний момент, когда вокруг все уже полыхало. Она легла на живот и расправила сначала одно, а потом второе крыло. Взобралась сверху на Бориса, обхватила его обеими руками и, для верности, - ногами, и вместе с ним взмыла вверх, прямо сквозь потолок, в облачные небеса.

Странным было это зрелище, на которое закрыли глаза и темные, и светлые силы, не относя разнокрылое существо ни к своим, ни к чужим. Так Люба беспрепятственно вынесла все их с Борисом грехи к высшему ситу.

Поначалу она думала, что не сможет. Но поднимаясь все выше и выше, удивлялась тому, какой он легкий. Слишком легкий для взрослого здоровенного мужика. Это было сродни ощущению, когда поднимаешь что-то тяжелое в воде.

- Да просто он грехов еще как следует не накопил, - шепнул Якоб. – Ты лети, не отвлекайся.

А потом она уперлась в невидимый потолок…

*

…В храме царил полумрак и тихо пели псалмы. Было так жарко, что свечи в кадилах гнулись и клонились. Она смотрела на пламя, но перед ее глазами все еще плясали совсем другие языки огня... Голова закружилась, но Люба взяла себя в руки, чтобы удержаться на ногах.

«Ну и жарища! – с досадой думала она. – Это же главный день в моей жизни, а я вздумала в обморок падать. Ну уж нет!»

Священник произнес слова молитвы, и дьяконы подняли над их головами венцы. Борис взял руку Любы и надел на ее палец венчальное кольцо.

В какой-то момент Любу словно обожгло четким воспоминанием о произошедшем накануне. Как они здесь оказались? Разве они только что не погибли в огне?.. Она так пристально посмотрела на Бориса, что он почувствовал это, бросил на нее взгляд и улыбнулся.

Мозг быстро сумел объяснить происходящее, как это происходит во сне. Вот и в этот раз все случилось точно так же…

Виктора арестовали за финансовые махинации. Ближайшие годы, по утверждениям прокурора, он проведет за решеткой. Борис вернул себе компанию и сделал ей, Любе, предложение… Стоп! А когда он успел…

«Развестись? - упредил ее мысль Якоб. – Так ведь с тех пор два месяца уже прошло, уже лето на дворе!»

Люба бросила взгляд за стрельчатое окно. Действительно, лето…

«Припекло меня», - снова подумала она.

Когда же она приложилась губами к иконе, то вдруг на мгновение увидела, что ее держит вовсе не священник, а… ангел.

- Живите долго и счастливо! – произнес Якоб. – Но только вот в один день вы больше не умрете – это все уже было, было, было… Поэтому наслаждайтесь, пока не надоест.

Память вырвала несколько клочков из прошлого. Вот они в предрассветный час лежат на кровати. Ее нога и его спина выпростаны из-под одеяла. Он встает, чтобы налить воды… А потом – боль, огонь, удушающий дым и недружелюбный взгляд Виктора… Так как же она все-таки здесь оказалась?

- Теперь ты только моя, - взяв ее руки в свои, прошептал Борис, перебивая логику ее воспоминаний.

- От себя не убежишь, - вздохнул Якоб и испарился.

«У меня же крылья были!» - спохватилась Люба, потянулась рукой за плечо и обернулась. Но позади нее стояли ничего не подозревающие люди со счастливыми лицами.

«Я никому тебя больше не отдам», - победоносно стучало в висках Бориса, который все еще держал ее руки.

- И вот на это я потратил свой моржок! – разочарованно повторял Якоб, глядя им вслед.

- А что? Мне кажется, очень даже красивая пара, - задумчиво рассматривал их Ярик.

- Да, они хорошо смотрятся вместе, ничего не скажешь. Но начинка все та же. А теперь надо бы добавить ложку дегтя в этот бочонок с медом, а? Как смотришь на это?

- Только чуток. Не переборщи опять!

- Совет вам да любовь! И жить вам, как кошке с собакой, - ляпнул Якоб и прикусил язык.

Notes

[

←1

]

Комбинации клавиш «фыва» и «олдж» - базовые позиции для левой и правой рук при обучении «слепому методу» печати.

[

←2

]

Схема взаимодействия «бизнес для бизнеса».