Читать онлайн
"Записки телеоператора. Морские и другие рассказы"

НА ОБЛОЖКЕ :

Родился в Архангельске в 1956 г. Закончил Архангельское мореходное училище (Арктический морской институт имени В. И. Воронина) по специальности морское судовождение. Офицер запаса. Работал в Северном Морском Пароходстве. Получил театральное образование, (педагоги - А. Г. Буров, доцент кафедры актёрского мастерства Щукинского театрального училища, О. Л. Кудряшов, профессор ГИТИСа") . ГМУ им. Гнесиных. Вольнослушатель курсов аспирантов и стажеров в Литературном институте им. А. М. Горького (профессор - Г. И. Куницын).

Работал в театре, в кино, на эстраде. Актёр. Режиссёр. Оператор. Путешествовал, работал в США, с 1993-го на телевидении (ВГТРК, НТВ, ТНТ, и др.). Участвовал в экспедициях. Командировки, поездки. Постоянный участник телевизионной программы "В нашу гавань заходили корабли". В настоящее время участник "Квартета Гавань +" появившегося с благословения Э.Н. Успенского.

На обложке:

"Вы знаете, вот, интересная штука, в каждом коллективе, где собираются семь, восемь, девять человек, как-то определённым образом распределяются роли. Кто-то вожак, кто-то теоретик. Но всегда в коллективе есть один человек, который «валяет дурака». Вы удивитесь, но когда я выступал с группой космонавтов, и там был Каманин, генерал.… И там были тоже роли. Роль идеолога играл Титов Герман, он стихи читал, свои, чужие. А «дурака валял» Гагарин всегда. И он всё время старался что-то начудить. Когда, например, показывали на передаче сосуды пластмассовые, которые можно будет вставлять людям в Космосе, так он брал этот сосуд и приделывал к себе. как награду… А у нас вот такой человек - Саша. Он всё время «валяет дурака», мы много лет с ним ездим, выступаем, работаем. Обязательно он рассмешит людей, найдёт где-то что-то смешное."

https://youtu.be/n_KgbVGnEk0

Эдуард Успенский 2012

"Послушал твои рассказы «Капитан Зарук». Особенно первый, про велосипедиста, понравился, Саша, пиши…".

Эдуард Успенский 2015

Записки телеоператора

Предисловие

В 1988 в году, когда праздновалось тысячелетие крещения Руси, мы снимали в Храме Христа Пасхальную литургию. Во время крестного хода моя камера была на улице. Я оказался рядом с Его Святейшеством Алексием Вторым, он тихо беседовал с Никитой Сергеевичем Михалковым. И я, проходя с "Бетакамом" на плече мимо, неприминул (идиот!) попросить благословения у самого Патриарха. Но то ли от волнения, то ли от того, что Михалков приближающегося меня расстреливал в упор своим пронизывающим глазом, я так растерялся, что в последнюю секунду, скрестив и протянув руки произнёс: "Благословите, батюшка!"

Потом, позже я несколько раз был на съёмках в резиденции Патриарха, но это была уже другая история.

***

Есть в Кировской области (Вятка) деревня Понтыл. Интереснейшие места. В этих краях отбывали свой последний срок пленённые в 1812 году французы. А в 1994 году с режиссёром Валентиной Михайловной Куликовой мы снимали здесь документальный фильм для программы ВГТРК «Человек на земле» о местном фермере, выживающем в новых ельцинских условиях.

В деревне есть заброшенный, но ещё на тот момент живой храм ХIII века - Церковь Дмитрия Солунского. Он сразу обратил на себя внимание, когда мы въехали в деревню. И как не зайти? Мы зашли. Засмотрелись. История, да ещё какая! Следы времени на стенах. Старые фрески Зосимы и Савватия Соловецких. Их лики расстреляны из оружия, следы пуль и дроби на штукатурке: следы Октябрьской Революции. Стальные стяжки в трапезной какая-то «добрая душа» спилила. Видимо, храм использовали для игры в волейбол или баскетбол, а стяжки мешали. А на них стены держались и свод. В центре свода, во всю его длину глубокая трещина, кирпичные стены разошлись. У Вали низкий голос:

- Шура. Можешь снять фрески? У меня чувство, что мы их больше не увидим.

- Не баси, Валя. Я уже снимаю. От твоего голоса может всё рухнуть.

Мы вышли на воздух и осмотрели храм снаружи. Кирпичные стены вздулись пузырём. Мы пошли к фермеру, а когда подошли к его дому, началось землетрясение. Колокольня, кирпичный свод и стены трапезной сложились внутрь храма. На месте где не давно стояла камера на штативе была огромная гора кирпича.

Валя не придала случившемуся значения. Она сказала, что хороших людей в храме не убивает…

А я с этого момента начал записывать…

Вместо предисловия к изложенному ниже рассказу я привожу публикацию моего глубоко уважаемого коллеги (дружба - понятие круглосуточное) по телевидению, Андрея Бахтина:

"Всем посвященным, а равно и непосвященным: гениальный Александр Перевощиков откопал свой собственный текст более чем 14-летней давности о, пожалуй, самой безумной затее в истории российского телевидения - пародийном реалити-шоу "За плетнем", которое выходило на канале ТНТ зимой 2001-2002-го года. Оно изначально было задумано как пародия на только что отгремевшее на ТВ-6 "За стеклом". Но с первого же дня оказалось, что это будет не столько пародия, сколько гремучий коктейль трэша, хардкора, какого-то безумного "сюра" и телевизионного андеграунда. Напомню, в чем была суть: шесть простых человек из народа, абсолютно разных по возрасту, профессии, темпераменту и всем прочим параметрам (тщательным отбором занимался Александр Лазарев ) были заброшены ЗИМОЙ в глухую калужскую деревню, в заброшенную столетнюю избу (ее нашла Александра Плакида), в которой из всех благ цивилизации были только лампочка Ильича и неработающая русская печь (поэтому в состав «зеплетенщиков» был включен профессиональный печник, как потом оказалось, совершенно безумный). Задачей этой шестерки горожан было выжить в таких условиях 3 недели. Каждому из них разрешили взять с собой 10 килограммов каких-то вещей и еды (там были жесткие ограничения), а главное условие было - никаких денег. Три телевизионные группы, сменяя друг друга, должны были фиксировать всё происходящее и ежедневно выдавать в эфир. Зрителям предлагалось голосовать за каждого участника и победителю был обещан приз - 1000 долларов США. Первыми на вахту в деревне заступили: я, оператор Александр Перевощиков, автор нижеследующего текста, и звукооператор Александр Голубцов. Всё что было дальше - подробно описано в тексте. Татьяна Садковская, Константин Цивилев, Алексей Эйбоженко, Лев Новожёнов, Ольга Грозная, Иван Распопов, Светлана Филиппова, Елена Белицкая, Сергей Романов, Алексей Тихонов, Георгий Чернышов, и все-все, кто работал в «Сегоднячко» (простите, кого забыл отметить) - помним как всё было!

В тексте: Бах - это я, Саныч - Александр Перевощиков, Санек - Александр Голубцов, Ульянка - Ульяна Микуленок, Родион - ныне маститый оператор-постановщик Родион Гудков, Спецкор - не менее маститый ныне Александр Карпов (обозреватель программы "Вести-Москва").

Забегая вперед, скажу: все написанное до последнего слова полная правда, все ситуации, словечки, кликухи, все диалоги - всё абсолютно точно, ничего не приукрашено, не утрировано, все именно так и было. Не верится даже, спустя столько лет, что всё это было в реальности!"

Так сказал не Заратустра, так написал Андрей Бахтин. (А.П.)

ЗА ПЛЕТНЁМ

Операторы - народ молчаливый. Не любят они трепаться о трудовых подвигах. Такая внутренняя установка: "Всегда найдётся тот, кто сделает это лучше тебя".

Моё маниакальное увлечение операторским делом вспыхнуло в 90-е, как первая любовь. Несколько раз я снимался, роботая актёром на площадке. Но меня всегда тянуло узнать, что там по ту сторону фокуса? С камерой я дружил давно.

Я принял для себя формулу, по - наивности, что любая съёмка - это "заговор". Заговор съёмочной группы. Когда существует принцип: "Один за всех и все за одного" - только тогда материал получится. А при правильной постановке дела, оператор, он же, шпион-разведчик, может взять такой "синхрон", какой даже при грамотной провокации и корреспонденту не под силу. И всех стажеров своих я учил, что выезд на съёмку – это "заговор" группы. В "заговоре" участвуют все. И даже водитель, все помогают и друг друга страхуют. Я вовсе не хочу обидеть наших журналистов - среди них есть много замечательных и толковых людей, но бывают и "инопланетяне". Как правило, это молодые, которые, не понимая процесса и распределения обязанностей, "тянут тяжелое одеяло на себя", под ним же и погибая. Тогда действует другой принцип: есть сюжет - корреспондент герой, нет материала - всегда виноват оператор.

Конечно, с корреспондента требуют. Ему нужен результат любой ценой. Такая работа. (Вспоминаю как с Гошей Маркаряном в 90-е мы ехали по ночной Москве в Останкино и не "сняли" ни одного трупа. Тихая ночь была, Гоша тогда сказал: "Всё, теперь меня Лёва (Новоженов) уволит") Но! Но нельзя быть у воды и не замочиться: часто оператору приходится идти на компромисс ещё больший: когда убедительно просят не снимать, а ты снимаешь, просят не лезть, а ты лезешь. Помню, как с Костей Цивилёвым снимали пожар напротив Белого Дома. Там труп в квартире был..., и лилась с лестничной клетки, вместе с бульоном вся эта грязь, а я в новой куртке, жена вчера купила. Костя говорит, вот надо бы снять..., ну, как вода льётся, стихию это, пламя если ещё горит. И я полез. Домой пришёл весь в дерьме.

А бывает ещё и кураж в работе:

Вертолёт «Ми-8», набитый стройматериалами и монахами взлетал от Петропавловской крепости и держал курс на Валаам. Это на Ладоге, кто не знает.

Взлетал вертолёт с разбега, и был явно перегружен. Мы с девушкой-корреспондентом снимали материал для программы ВГТРК «Белый попугай» и нам двоим место в вертолёте нашлось. Мне нужно было снять облёт вокруг острова и монастырь. Дело было в марте. Перед полётом командир экипажа выдал мне страховочный пояс и, в шуме работающего двигателя показал, что надо зацепить цепь с карабином за петлю в корпусе машины. Перед тем как отодвинуть дверь в бездну на высоте четырехсот метров я так и сделал, зацепил карабин за какую-то петлю. Воздух холодный, да ещё под винтом. На подлёте к острову я отодвинул дверь до защёлки и сел с «Бетакамом» на порог, ноги свесил за борт. Ну а чего, я же пристёгнут. Куртка моя взлетела на голову, но я прилип к видоискателю и эта деталь дискомфорта меня она уже не интересовала. Я предполагал, что если будет воздушная яма или боковой порыв ветра, то меня выбросит, но через объектив голова оператора начинает работать на картинку и опасность уходит на второй план. Об этом я уже знал. И это опасно, опасно увлечься. Пальцы сразу замёрзли, но я о них не думал. Посидев минут пять, я почувствовал уверенность и решил снять обратную точку через хвост вертолёта. Встав на колено, я левой рукой зацепился за рукоятку у двери и свесил другой рукой работающую камеру за борт вниз под фюзеляж. Тут я почувствовал, что кто-то крепко держит меня за воротник. Понятно, это я увлёкся. Однако, сидеть у бездны на краю мне понравилось и я просидел на пороге свесив ноги до самой посадки не выключая камеры. А когда соскочил на землю и посмотрел в салон, увидел в ужасе смотрящих на меня и молящихся монахов. Карабин не был пристёгнут, он соскочил с какого-то провода, который я принял за страховочную петлю. А за шиворот меня держал сам Настоятель Валаамского монастыря, отец Панкратий.

"Политически" грамотный журналист никогда не скажет в присутствии группы: "я снял", он скажет: "мы сняли…". Но это нормально, на телевидении давно привыкли к такому "отчуждению результатов операторского труда", и чем дальше с техническим прогрессом, тем больше. В отдельных областях деятельности телевидения уже и операторы-то не нужны. Сейчас и образование телеоператору не нужно, нужен опыт обращения с камерой. Так что не нравится - гуляй - «Вон их на улице сколько! Не хочешь - не работай, вот и молодые "ВГИКовцы" поджимают: им работать негде: телевидение - дело молодых исполнительных бойцов, а если что, и таджиков наймём!» О, нравы!

Среди телеоператоров мало долгожителей. Ушли времена Владимира Киракосова, Крестовского, Юрия Назарова, Миши Игнатова, Бориса Рогожина, Андрея Морозова, Олега Шороха, (простите, братья, кого не упомянул, но помню всех, с кем приходилось водку пить) - какие скромнейшие люди и каждый - личность! Даже кабель-мейстер, профессия забытая, какую я уже не застал, считалась на Шаболовке очень ответственной и почётной. От него зависела сохранность и качество передаваемого с камеры сигнала.

- Это вам сейчас игрушки, камеру на плечо и побежал, - учил нас Борис Рагожин в 1993 году, когда расстреливали Белый дом. (Правда, «игрушка Бетакам» весила шестнадцать килограммов).

– А у нас было так: человек тебя толкает сзади - это тебе наезд. И удержи фокус! Поехал назад, ассистент тяни тележку, кабельмейстер, оттаскивай кабель, - это тебе отъезд, и никаких трансфокаторов!..

Да, люди выкладывались на сто процентов, заработали боли в спине и в сердце, и всё на благо родного телевидения, а в ответ тишина. Технический состав! В результате разочарование в профессии, депрессия, тоска, бытовое пьянство..., инфаркты, инсульты.

Моя страстная любовь к телеоператорскому делу в 90-х вспыхнула и через 20 с лишним лет как-то угасла, благо это не единственная моя профессия, и я не спился, а было с чего, но сердечные операции заработал.

Поэтому старые бывалые видеоинженеры - народ угрюмый, а старые и опытные операторы - народ, за редким исключением, молчаливый, больше пребывают в себе, когда видят молодого бодрого корреспондента, а сколько могли бы рассказать?!

Угораздило меня как-то ...

***

Не было ещё «Дома 2». Но уже стартовали и финишировали известные "застекольные" и "клеточные героические" телепрограммы, получившие разные оценки критиков, материально заинтересованных бизнесменов от телевидения и плевки публики. Проекты, "освежившие" карманы рекламщиков, поднявшие рейтинги каналов.

Вот и на ТНТ, с благословения Льва Юрьевича Новожёнова и компании, был исполнен соответствующий проект в рамках программы "Сегоднячко". Проект интересный, неожиданный. Иронии Кости Цивилёва и комментариев Алексея Эйбоженко, Юлианы Шаховой в отношении происходящего в прямом эфире было высказано немало.

А вот взгляд сугубо-субъективный. Взгляд не со стороны телеэкрана, не с точки зрения вдохновителей проекта, редакции, а взгляд с "кухни" - с точки зрения полевого исполнителя. Взгляд по ту сторону фокуса, что ли... И, что называется, "прямо с плиты" - написано по горячим следам и с горячим сердцем, с долей художественного вымысла. А значит, не нужно относиться к этому слишком серьёзно.

( Намёки, имена и герои - случайное совпадение, даже если очень совпадает).

Уже за океаном на мормонских землях разгорался скандалом Олимпийский огонь и в Афганистане шла охота за виртуальным Усамой, а за ПЛЕТНЁМ и вокруг него, кипели свои страсти и действовали свои "спецслужбы" и "допинг-контролёры" ...

САНИТАРЫ

Своё прозвище Бах получил очень просто, до банальности просто. Фамилия - Бахтин, вот и стал он «Бахом» в народе.

"Увертюра" корреспондента Баха была неплохой. Все участники торговли иллюзиями и сам Лев Юрьевич Новожёнов согласились с этим. Если учесть, что психолог на кастинге отверг всех кандидатов в "заплетень", как совсем не совместимых, акцентируя особое внимание на печнике, как гиперсексуальном возрастном субъекте. Что, де, как он себя в экстремальных условиях поведёт - не известно. Но воля редакции - воля Божья, а психолог не Указ.

Отсюда сама собой определилась роль первопроходческой съёмочной группы: "санитары" в "психушке". Бах и оба САНИ - Саныч-оператор и Санёк Голубцов - техник-инженер, сразу определили, кто и где будет «санитарить». Основная задача - не допустить кровопролития, уж больно темпераментный печник попался: режиссер - инсталлятор и основатель "Печь-Арта", позиционирующий себя как любитель болот и лягушек, он даже пытался вмешиваться в дела съёмочной группы и погубить начатую "нетленку" Баха.

Итак, Герман - один из персонажей проекта, кастинг прошел легко, имея характер нордический - прапорщик и десантник в одном флаконе. Он терпел "Печкина" долго, но и во флаконе бывает последняя капля - не выдержала душа бывалого вояки, и ударил прапорщик по фейсу "интеллигента", обозвав его по-ленински "говном нации". Ничего не ответил интеллигент-печник и ушёл за горящую и уже горячую печку перекрывать дымоход... Вот как-то так начинались съёмочные будни этого незапамятного проекта.

... Зачин был совсем неплохой, тут и сценарий не нужен. Успевай, снимай, поворачивайся!

Саныч «полу-скрыто» снимал, не забывая о роли "полу-санитара", т.е. о безопасности вверенных ему людей. Конечно, смешно сидеть с одной единственной огромной камерой «Бетакам» с заклеенной изолентой красной лампочкой и делать вид что камера не включена, и вообще её, как бы нет: вы ребята сидите-говорите, а я рядом чуток побуду, но вы делайте вид, что эту бандуру-камеру не видите. Вся эта процедура съёмки напоминала забивание сапожных гвоздиков кувалдой.

Как подопытным себя вести? Опозориться никто не хочет. Но ничего, всё как-то адаптировалось через час. Даже помаленьку материться начали, что свидетельствовало о наличии полного комфорта, раскрепощённости и взаимопонимания на съёмочной площадке. Надо сказать, "обнаглел" и инженер Санёк, почти, открыто на глазах у "ЗаплетенщиКов" - засовывал радио-петли в такие места, в какие сам Джеймс Бонд телят не гонял, при этом Саня улыбался, как фашист, закладывающий противопехотные мины прямо под задницы военнопленным и успевал при этом заигрывать с молодой "заплетенщицей" Полиной, делая вид, что ничего особенного не происходит.

В конце дня Бах обрабатывал всю добытую за день информацию, попутно сочиняя сценарий, а ночью все вместе подслушивали, как ЗаплетенщиКи перетирают друг другу и съёмочной группе кости в соседнем доме. Закрутилось!

Энтузиазм у всех был неподдельный. Как же: новое дело, свежая идея руководства, новые люди, новый принцип подхода к материалу! Какую-то премию участникам обещали...

- Может, и нам чего обломится, может, и нам премию дадут! - рассуждал Санёк, заряжая аккумуляторы на завтра (НАИВНЫЙ! ПРОСТО У ЗАПЛЕТЕНЩИКОВ С СОБОЮ БЫЛО, ВОТ И "ЗАКРУТИЛОСЬ").

А утром распределились и заплетенщики: кто в лес, кто по дрова, Печник занялся "печной проктологией", решил прочистить дымоход. ЗаплетенщиК Марат решил согреть помещение - затопил духовку. Дело в том, что Он впервые в жизни увидел русскую печь, совмещённую с "голландкой", в которой была ещё вмонтирована и духовка. Московский парень-то, городской!

- Ну, УРРОДЫ! - сказал, продирая глаза от дыма на это печник, и два раза, как знаток лягушек, квакнул. (Каким местом?..)

/ЗаплетенщиК - Далее - ЗК/

Через пару дней непонятной бесперспективной жизни ЗэКи заскучали. Но, к их счастью, нашлись в деревне «разливные точки». Жизнь начала обретать какой-то смысл.

Утром второго дня ЗК Герман и ЗК Марат метнулись в лес по дрова. Рубить приходилось больше десантнику Герману. Марат по дереву не попадал - всё чаще по собственному колену или по ржавой трубе времён войны, торчащей из земли, принимая её за сосенку. Всё как-то не шёл у него топор в дерево. Оказалось - "очень сильно городской парень", - такой вот диагноз определил и поставил навсегда ему Гера.

Из леса Герман гордо нёс на плече огромное двухметровое обледенелое бревно - будущий источник энергии для русской печки. (Гера не знал, что дрова два года сушат). А в детских санках, предназначенных для дров, свободной рукой он тащил раненого. Марат тихо повизгивал, когда детские санки переворачивались в проталую лужу, хватался за окровавленное колено, вворачивался обратно в санки и стонал:

- Трогай! - Гера матерился и трогал.

Вечерам третьего дня Печник исхитрился обледенелыми дровами и найденным на чердаке произведением "Мёртвые души" Н. В. Гоголя растопить русскую печь. "Нахомячившись" овсянкой, все, мирно перебраниваясь в темпе andante ritenuto, затихали в ночи.

Марату к вечеру полегчало и он даже начал философствовать.

- Смотрите, комар ожил, - заметил Марат, укладываясь. И, действительно, от печного тепла начали оживать некоторые насекомые, первыми проснулись комары. - А комары гораздо гуманнее некоторых женщин, - продолжал Маратик, - уж если комар пьёт кровь, то он, по крайней мере, перестаёт жужжать - это он имел в виду Марину: между ними уже с первого дня зрел конфликт.

Под романтический рассказ ЗК Полины о тёплых морях и лесных студенческих походах погасили свет:

- Мы в походе топор на верёвке в море выбрасывали замачивать, чтобы топорище от топора не отлетало...

- Отчего же далеко так, Полина? В море? - бормотал засыпая из другого угла хаты Марат, держась за перебинтованное колено.

- Можно ведь и у берега было его ЗАМОЧИТЬ... Видно это был тот момент, когда впервые мелькнула в голове Печника идея ТОПОРА.

- Кхе-кхе, - ворочался в темноте Печник, грея руки в штанах и мысленно раздевая девушку...

- А зачем вам был нужен топор, Полина?, - продолжал интимно Марат. Печник перевернулся на другой бок лицом к говорящим и, пытаясь в лунном свете разглядеть источники звука, приставил ладонь к уху.

- А ..., чтобы чакры раскрывались..., - полусонный голос Полины звучал уже откуда-то с Дальнего востока... или Индостана, куда она в поход только ещё собиралась.

- ЧАК... чего? Ну, УРРОДЫ! – Казанова-Печник не спал, подслушивал. Маратик продолжил тайную вечерю шепотом на родной, понятной только ему семантике, и, обращаясь уже к своему спасителю Герману,

- А я, наконец-то, понял, отчего мне два дня так было плохо. Оказывается, я ничего всё это время не ел, а только пил и писал. Я не умер только потому, что мне помог горб между рук...(Марат, почему-то представлял себя толстым).

- Да у тебя грудь-то впалая ..., горбатый ты наш, - все смеялись до коликов.

КТО РАНО ВСТАЁТ, ТОМУ СПАТЬ… ВЕСЬ ДЕНЬ ХОЧЕТСЯ.

Надо отметить, что жизнь и поведение "ЗаплетенщиКов" на первых порах ни чем со стороны редакции не регламентировалась. Были только общие установки. Блин-то был первый. Участники были предоставлены как бы, сами себе. Кто себя как поведёт, кто будет лидер? Это нужно было понять. Важно было выдержать без малого месячный срок. Но то, что было намечено в редакции, никак не вписывалось в быт и реальное поведение участников: не запланирована была железная труба в лесу и т.д. Что делать всё это время, ПОКА ОНИ "ОПРЕДЕЛЯТСЯ", чем заниматься? О чём снимать? А на этом должен был вырасти весь сценарий. КОНЕЧНО, МОЖНО ВСЁ СМОНТИРОВАТЬ. Но неплохо бы иметь какую-то основу. А теория наверху расходилась с практикой внизу.

Ранним утром, где-то часам к 12 p.m. было коллегиально решено, Марата после случая с коленом и топором, дальше банки с вареньем никуда не пускать, и не давать в руки предмета острее ложки. Колено, вроде бы, побаливало, но не сильно.

- Лень - подсознательная мудрость, - философствовал Марат, заливая сухари сгущёнкой. - Сахара жаль нет! Эх, козинаки мои козинаки! – Жизнь Марата налаживалась! Он нашёл свою нишу. Образ раненого его устраивал.

А вечером этого же дня залетел на огонёк сосед Геннадий, мужик лет сорока, рассказал, что мамаша его при смерти и улетел.

- Во попёрло,- обрадовался Бах, - уже есть о чём снимать, будет какое-то дело для персонажей, у нас ведь кто-то с медицинским образованием? Но, может быть, «Скорую» сначала вызвать? Бах поставил вопрос перед ЗК.

- Пока доедет..., дороги растаяли, пошли, надо спасать! - Собрав медикаменты, какие были, запасливая ЗК Марина, бывшая медсестра, направилась в убогую хату Гены, съёмочная группа ринулась за Мариной, освещая ей дорогу накамерным светом.

Сосед Гена уже стоял над родным вялым телом с полным стаканом самогона и предлагал маме "посошок".

Аккуратно взяв из рук Гены стакан, отставив его в сторону, не расплескав ни капли, Марина сказала:

- Довели мамашу, пидоры кокчетавские (так обозначалась крайняя степень её возмущения)! Где тут у вас руки-то моют? - обратилась она к Геннадию, почему-то во множественном числе (видно было, что из "кокчетавских" на первом месте был для нее, всё-таки, Марат, который в данной акции не участвовал).

И ещё. Было видно, что "персонажи наши" и сосед Гена уже как-то были неформально знакомы...

Тем не менее, Марина оказалась профессионалом своего дела, оказала первую помощь старушке, послушала давление, потом сделала какую-то инъекцию в мягкое место старушки. После содеянного, аккуратно "подсняла" со стола отложенный до поры полнющий с горкой стакан, не расплескав ни капли и "ввела" самогон себе перорально. А по возвращении в дом, разомлев и раздухарившись от деревенского воздуха, очень неформально покосилась на Маратика, доедающего банку сгущёнки с чаем.

Наутро бабуля, как ни странно, встала. Марина доказала свою состоятельность на проекте, что называется - «набрала очки», приобрела ещё "врагов" и стала героиней дня. Что там горящие избы да кони!

Теперь Марина уже противостояла Герману и Маратику официально и открыто.

НИКОГДА НЕ ДЕЛАЙТЕ ЗАМЕЧАНИЯ ЖЕНЩИНЕ, ПЛОХО НЕСУЩЕЙ ШПАЛУ**.

В общем, у Баха всё складывалось. Дело было за малым: не особо вмешиваясь, снимать всё, что происходит. Трудность была только в одном: одна камера должна заменить ПТС.

И, всё-таки, увертюра старшего санитара Баха удалась. Помогли-развили "увертюру" монтажники - Жорик Чернышов, Лёха Тихонов и милиционеры калужские вовремя приехали, когда случилось второе обострение промеж ЗК Герой и Печником.

От Печника пришлось избавиться. От греха! И надо же, обострение у Печника с весной совпало, или наоборот, но драка была не шуточная, когда Печник на десантника с топором пошёл, пришлось вызывать милицию.

- А так, и овцы сыты и волки целы, и пастуху вечная память, - пошутил Гера.

- Все проститутки! - Кричал гиперсексуальный печник с тремя высшими образованиями, запихиваясь в клетку «воронка».

Ульянка

Потом приехала Ульянка, оператор Родион Гудков и техник Пашка Палкин. Вторая смена! Родион, взглянув на весь этот "заплетень", схватился за свою профессиональную голову кинооператора, поняв окончательно, что на телевидении ему славы не видать, кино не снять и заболел.

Саныч сказал на прощание Ульянке: - Люби их как саму себя, - и поцеловал девушку в лоб. Старший санитар Бах передал полномочия.

Санитар Голубцов отдал Пашке "петлю" и "колотушку" «Зенхайзер»*. Подопытные ЗэКи плакали, прощаясь с "Фёстами".

Санитары обещали вернуться и продолжить "весёлое и доброе кино".

Вместо "весёлого кино" ЗэКов поджидала ВИРТУАЛЬНАЯ жизнь, виртуальные деньги и вполне реальная яма.

Виртуальные деньги были приняты к пользованию редакцией в свете борьбы с пьянством в ЗаплетенсКой среде (о биткоинах тогда не ведали, по сути, это было тогда уже не зафиксированное, тянувшее на "Нобелевскую", открытие и первый опыт). Но как это будет работать и как людям покупать самогон на виртуальные деньги, было не понятно.

Яму "МАЙНИТЬ" пришлось Гере и Марату.

Предполагалось строительство туалета деревенской системы "самопад". Старый туалет завалился, благодаря нерадивым бывшим хозяевам арендованного дома, и туда можно было только вползать под навес, крышей это назвать было нельзя. Марина отправлялась туда каждый раз, как в последний, напевая куплет из "Землянки" - "... до тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага", - от посещения этого места в душе оставался необъяснимый осадок, и это не устраивало всех ЗК, а к соседям было "гонять" не очень-то хорошо: уж своё, так своё! Статус нужника должен был быть восстановлен! Но, забегая вперёд, скажу, труды туалетного просветителя Марата и его сподвижника Германа пропали даром!

Копали на новом месте рядом со старым. Но работал только один Герман, Марат, как ему и положено, философствовал:

- Вот, Герман, имя Герман - хорошее, - говорил Марат, поставив ногу на заступ лопаты, ни разу не проткнувшей в этот день поверхность Планеты, - но, если бы ты был Робеспьер, то неизвестно, какая судьба была бы у этой деревни… А воще, глупая это затея, копать. Вот, к примеру, на острове Мудьюг, что в Белом море, Саныч рассказал, в 1918 году англичане, основавшие там первый концлагерь в России, заставили большевика Павлина Виноградова копать яму. Потом закопать. Потом снова копать... Если бы яма предназначалась для туалета, возможно, революционер принял бы другое решение, но ему этот бесперспективняк, в конце концов, надоел и Павлин бежал с острова через сухое море в лес. Павлину поставили памятник в центре города Архангельска….

Насколько Марат был исторически точен, Герман не знал, и продолжал, пыхтя, копать в одиночестве.

Нашим ЗэКам с памятником явно не светило. Правда, был вариант бежать из этого затянувшегося кошмара через Угру, но по рукам вязал подписанный контракт с редакцией, суд и штрафные санкции.

- Да. Марат, как ни крутись, а жопа сзади, надо копать. Не стой!

- Да, за какие-то виртуальные "бабки"?!..., - продолжал бунтовать Марат.

- Откуда они взялись? Какая ббб, ссс ... их придумала?

- Есть, Гера, люди, в которых живёт Бог. Есть люди, в которых живёт дьявол. А есть люди, в которых живут только глисты**…, вот что я скажу. На носу Восьмое марта ..., а на это "бабло" даже и хохлов-то не наймёшь.

- Ты хохлов слил с Восьмым марта, причём тут..? Я в этой избе никого поздравлять не собираюсь...

- Неее, представляешь, Герман, объявление в газете:

"СОЛИДНАЯ ФИРМА НАЙМЁТ ХОХЛОВ ЗА ВИРТУАЛЬНЫЕ ДЕНЬГИ, НАЖИТЫЕ ПРЕСТУПНЫМ ПУТЁМ, КОПАТЬ ЯМУ ДЛЯ ТУАЛЕТА"

После полудня Марат продолжал философствовать и опускался от непосильного труда в Геркину яму поглядеть на результат его труда, вздыхал и снова возвращался на поверхность, ставил ногу на заступ и уже отхлёбывал из пузырька самогон. Как и кто за ним «сгонял», или "поднесли" - этого уже никто не узнает.

- Марат, а закусить взял?

- Огурчик.

- ЭХХХ, ПЛЕТЁНАТЬ! - Резюмировал Герман политическую обстановку, - ничего, перезимуем, сами подписались, хотя, конечно, со временем молоко вдвойне смешней,.. после огурцов!

Потом яму закапывал сосед:

- Не напрасно ребята копали, - вспоминал Василич "просветителей", - куч пять там было на дне ямы, и одна без бумажки, - такая вот деталь.

Будущее " за плетнём" виделось в тумане. Ульянка решила, что надо из всего этого снять "небанальную веселуху" МЕТОДОМ ПРОВОКАЦИЙ.

Но ЗэКи, уже не понимая чего происходит, чего от них хотят, подустали и впали в полную апатию, они часто поговаривали, что Ульянка - дальняя родственница попа Гапона и не хотели «подыгрывать» - им было не до веселухи, их всё больше тянуло полежать, а материал в редакции ждали каждый день.

Но тут к радости "телехудожников" забил творческий фонтан у ЗК Ольги, вступившей в тайный сговор с Ульянкой. Ольга - 35 летняя девушка, была всё ещё активна. У Ольги был лозунг по жизни:

"НАСТОЯЩАЯ ЖЕНЩИНА ДОЛЖНА СПИЛИТЬ ДЕРЕВО, РАЗРУШИТЬ ДОМ И ВЫРАСТИТЬ ДОЧЬ!"

У Ольги было две выращенные дочки. И теперь она решила посягнуть на лавры ЗК Марины и уморить ею реанимированную Генкину мамашу, начавшую уже понемногу прогуливаться.

Оля решила напрячь редакцию и лично Веронику Люксембург - соавтора гипер-проекта, и подарить бабуле КОСТЫЛИ!

Как она пришла к этой замечательной идее, никто в заплетне не знал. Недоумевал и Гена. Он-то уж предложил бы что-нибудь более понятное: ну... бензопилу... , ну... гвоздей. Ведь костыли пропить на деревне трудно. А потом, почему именно костыли под немощные бабулины руки? А может, бабуля хочет ХОДУЛИ?

Так или иначе, идея с костылями была поддержана Ульянкой и редакцией, питавшей надежды снять кино ещё веселее. Но тогда почему они отвергли ходули ? Лишить проект такого шоу? Этих злых "почему" у ЗэКов и у санитаров становилось всё больше.

К этому времени оператора Родиона Гудкова сменил Игорёк Григорьев - ему "заплетённая байда" тоже не понравилась. Большое виделось ему на расстоянии, а дом съёмочной группы находился в непосредственной близости от "заплетенья", да там и плетня-то не было. Так, издевательство над забором при помощи соломы и краски. Чего тут снимать? А потом, кому понравится мыть голову хозяйственным мылом в феврале из рукомойника на улице?

Второй гениальной идеей ЗК Ольги было определение судеб местных детей. Эта идея, как в зеркале Русской революции, отразилась в сердце Ульянки. Вера Засулич и Роза Люксембург! Девки «спелись».

"Правозащитницы" сообща решили определить их в интернаты и детские дома. Затем, после организации "Республики ШКИД", планировалось применить талант своей доброй души к местным собакам и кошкам. В планы входила организация деревенских диссидентов, политических кружков и подпольных организаций, благо, "подполье", точнее, яму, Гера и Марат уже к тому времени выкопали.

- В общем…, если почистить...,- рассуждала Ольга (Роза) на краю ямы.

Посмотрев на всё это безобразие и вспомнив матроса Железняка, сменившийся видеоинженер Пашка произнёс фразу, ставшую исторической,

- ВСЁ, ПАША ПАЛКИН ХОЧЕТ СПАТЬ! -

и этим поставил точку в Ульянкином эпизоде.

***

СМЕНА?

Через неделю, на горизонте у опушки леса, показалось авто "Соболь" с надписью "ТНТ" . Благополучно докатившись до плетня, «Соболь» великодушно откатил свою железную дверь и оттуда вывалился СПЕЦКОР в резиновых сапогах, с костылями в одной руке и кожаными перчатками в другой.

- Ну что, свиньи? - Весело и бодро обратился спецкор к ЗэКам, - Москва слышала о вашем поведении, ну что же, я вас …эээ, приветствую!

Компания, выстроившись у крыльца, грустно смотрела на нового "узурпатора". Марат пробормотал в сторону уха Геры:

- Гера, тебе не кажется,.. они меняются, а мы всё те же, ... ничего это не напоминает тебе?

- Да, чувствую себя проституткой, - резюмировал Гера.

- А где бабуля? – спросил спецкор, улыбаясь и побрякивая костылями. ЗэКи молчали, предчувствуя недоброе.

- С этого дня ваша жизнь изменится к лучшему. Отныне Я ваш начальник и Я объявляю:

СУХОЙ ЗАКОН!

Из соболя вывалились два «санитара» из первого созыва - Саныч и Санёк. Это ободрило Зэков, но ненадолго. Пока «санитары» выгружали вещи, спецкор двинул речь:

- Я утверждаю новый распорядок: ..эээ …подъём в 8 утра. Зарядка. Подъём флага, потом копание ямы.

А в среду Олимпиада. Прыжки через санки, мытьё плетня, покраска снега ..

-Да, так ещё никто не шутил, а повадки-то у парня как у Гитлера, - подвёл черту Марат.

И с первого дня нового корреспондента Саню Карпова окрестили Фюрером.

- Интересно. А Вагнера он любит? Вот я ему, Тристана-то с Изольдой устрою ночью. Мало нам было одного комиссованного УРРОДА.

- Гитлер капут, - произнёс Марат.

- Воистину капут, - заговорщески- зло отвечал Герман.

Под финал «плетня», за неделю до окончания контракта, в деревню нагрянули ведущие программы, самолично поучаствовать в этом "безобразии" и убедиться, что всё, что они показывают и комментируют зрителям, действительно правда и "диагнозы" заплетенщикам они ставят правильные.

Всем было весело. Осмотрели хозяйство. Оценили труд безвременно отбывшего в мир иной - столичный, Печника.

Заплетенщики смотрели на звёзд телеэкрана и глазам не верили. Одичали совсем. Но Марат, настроенный цинично и наблюдая, как «горожане» рассматривают грязный трактор "Белорус" и ощупывают тёплую печь, окрестил их сначала "ИНОПЛЕТЯНАМИ", но прижилось-"ОВОЩАМИ".

- А почему "Овощи"?- недоумевал Гера.

- А потому, что всё время под лампами..., - отвечал, прищурившись, Марат.

"Овощи" так были увлечены и горды причастностью к «плетню», что чувствовали себя первооткрывателями - полярниками, совсем забыв о том, что ЗэКи прожили здесь уже месяц.

- Я нашла старинный самовар! - Пищала Грозная от восторга. В это время хозяйка дома, Валентина несла горячий самовар к дощатому щиту, где были разложены закуска и водка. ЗэКов к водке не допустили. Они смотрели на неё через плечо Фюрера, не рискуя себя скомпрометировать. ЗаплетенщиКи чувствовали себя людьми пятого сорта. Самовар стоял на щите. Оле Грозной самовар понравился сразу:

- Хороший мой, - шептала она самовару, - старинный! Какой он чудный! Ты, наверно, дорого стоишь...

- Да где старинный-то? - Пыталась урезонить её хозяйка Валентина, - Год как куплен.

- Я увезу тебя в Москву, - не унималась сладкая Гроздь. 19 век! Коткин ёжь!

- Да щас, ёшкин кот. Только из Москвы привезли. Кто тебе даст, а мы что, с кипятильником будем бегать?

Укатили весёлые звёзды под вечер. А когда микроавтобус скрылся за соснами, зэки изнутри заперли дом на лопату и "забастовали".

ЕСЛИ ТЫ СПОРИШЬ С ИДИОТОМ, ВЕРОЯТНО, ТО ЖЕ САМОЕ ДЕЛАЕТ И ОН.

- Сколько весит ваш "Betacam", Александр?- спросил с утра Фюрер, стоя на "пеньке плача" и, глядя прищурившись, на баррикаду за плетнём.

- Без малого пуд, сэр.

- ПУД?… Хмм, снимайте, Шура, снимайте! Посмотрим, о чём они заплачут сегодня на "пеньке Линча".

- …Плача, - поправил Санёк.

- Ну, да…, - спецкор был серьёзно настроен на работу.

- Хочешь, я угадаю, как тебя зовут, зов-ву-ут, - звучал рекламно-ироничный голос Марата за дверью.

- Может тебе ещё полы помыть и пива принести! - не собирался уступать спецкор.

- Ты не спецкор, ты - СПЕЦНАЗ.

- Отворяйте, мурзилки, ПЛЕТЁНА МАТЬ!!! Я что, к вам в жмурки приехал играть? Контракт запрещает вам запирать дверь! Даже ночью!

- Ага, пусть нас убьют и зарежут местные колдыри. Хватит нам , был тут один психопат с тремя высшими. Всё! - Тамбовский волк тебе товарищщщ! - Прошипел Марат в щель двери и назвал Фюрера "пупком", имея в виду центр Вселенной..

Для спасения ситуации за баней собрался Совет санитаров. Саныч и Санёк вынесли решение уговорить Фюрера "погодить", а за плетень заслать "казачка" в лице Санька, уже имевшего опыт работы в критических ситуациях и "очень душевные" отношения с Полиной. Два дня и две ночи "казачок" работал с ЗК. Была запущена "утка", что де, Фюрер вовсе не тот, за кого себя выдаёт, что он, де, ХОРОШИЙ . Что у Фюрера было трудное детство и т.д.

В 5 утра второго дня вопреки всем "Законам" и втайне от редакции и от Фюрера, как превентивная мера и как психотропное ядрёное оружие, в ход был пущен самогон в количестве один пузырь на всех (второй пузырь подогнали позже - для закрепления успеха и общественного согласия).

Мужской состав - опора протестного движения Заплетенья дрогнул, - согласился с тем, что ОН ХОРОШИЙ. Но к чему это уже относилось, - к самогону или к личности Фюрера, - Санёк тогда не вспомнил.

В итоге дверь избы была разблокирована и на пороге в утреннем свете дверного проёма появился силуэт Фюрера.

Так закончилась забастовка за плетнём.

Были выкопаны и закопаны ямы, в зелёный цвет покрашен снег, - Фюрер даже пошёл на компромисс - согласился, что облака им не одолеть, ни к чему это - не в тему, Лёва не одобрит, к сюжету не притянешь. Не в том смысле, что облака не достать, а в том смысле, что может не хватить краски. А так-то бы, конечно...

ЗэКи поднялись на Олимпиаду. Это был ответ заокеанскому дяде Сэму за позор наших в мормонском Солт лейк сити. Олимпиада удалась: прыгали через санки, как чукчи, играли в "слона" и "салки", в снежки и кто дальше плюнет. Кто громче п..!!! Но разве это было кино, начатое Бахом.

Два литра самогона кто-то выпил,

И Гера на Марину буром пёр,

Осталось пережить всего две ночи,

Чтоб утром не нашли в спине топор.

Из всего этого предприятия, только одно было положительное: инженер Санёк на Полинке женился, и у них теперь четверо детей.

2 марта 2002 г.

* радио и динамический - микрофоны.

** изречение Фаины Раневской.

Охотники

фото охотники.

(Злоупотребление спиртными напитками приводит к инфарктам и инсультам, циррозу печени. "Категория 20 +")

Я ехал в Москву из Архангельска поездом. Была осень 1985 года, сырая, грибная, ягодная пора. А самое главное - открылась охота. По перрону, в струях тепловозного дизельного выхлопа, перемешанного с запахами города, целлюлозного Архбумкомбината, с пряными ароматами мха, бензина и осенних листьев, суетились и двигались к своим вагонам люди с корзинами, кузовами и зачехленными ружьями. Народ был одет по-лесному: в сапоги, брезентовые куртки, плащи. Люди предвкушали лесную добычу: кому грибы, а кому охотничьи трофеи.

Мы с братом Павлом погрузили мои «пожитки» на верхнюю полку купейного вагона и, чуя, что можно ещё погулять, до отхода поезда было ещё время, решили пойти в здание вокзала и попить пивка… . Не помню, как прозевали мы отход поезда. В общем, когда мы вышли на перрон, поезд показал ускользающий за горизонт хвост.

Таксиста мы загнали как коня, чтобы успеть на станцию Исакогорка. Там стоянка поезда десять минут. С таксистом повезло, успели! Даже раньше поезда на минуту приехали. Вошли в купе. Никого. На верхней полке у окна, по-прежнему, стояли мои вещи и гитара в чехле. Да что там вещи, в коробке было запаковано самое дорогое моё сокровище: японский киноаппарат-проектор, способный воспроизводить, записывать и монтировать звук на киноплёнке. На него, этот аппарат, чтобы отдать долги иностранцу - соседу по московской общаге ДУУЗИ*, я работал всё лето в родном Архангельске, в ресторане «Двина», музыкантом. Что было бы, если бы он исчез!? Конец моей мечты снимать самостоятельно звуковое кино. А ведь я уже изобрёл способ нанесения ферромагнита на узкую киноплёнку. У нас в СССР не производили такую киноплёнку, до видеокамер ещё было как до Луны, а весь «самиздат» (вся копировальная техника была под рукой "разрешительной системы" МВД) и все изобретатели, фантазии коих могли завести их «куда не надо», были под контролем КГБ, именно поэтому такую плёнку и не производили: «а то ведь, народ и порнографию начнёт озвучивать!».

Я снял на камеру «Кварц 2х8S» свой первый озвученный клип «Как деревенские мужики по воду ходят»**, был в восторге от личного достижения и мечтал снять фильм о своём курсе, о жизни в общаге ДУУЗИ, и чтобы сами студенты участвовали в озвучании фильма… . Но сейчас рассказ не о том, - это другая история.

Слава Богу, аппарат был на месте. Мы попрощались с братом и поезд тронулся. Я залёг на полку и, то ли от стресса и погони за поездом, то ли от действия пивка, принятого на вокзале с братом, расслабился и уснул, обняв заветную коробку с кинопроектором «Sankio 700 Super 8. Sound».

Я проснулся от громкого разговора приснившихся чертей и огненных паров спирнтого, поднимавшихся из преисподней. Посмотрев вниз с полки я увидел продолжение сна: «кино не для всех»: за столом, как пираты, только что сошедшие с корабля, в рыбацких серых свитерах, в комбинезонах, сидели и балдели четыре охотника. Настоящие охотники, и я стал их, лёжа на подушке, одним глазом внимательно рассматривать: Бородатый, Лысый, Рыжий и… Коля – так к нему обращались Бородатый и Рыжий, и я запомнил. Шесть зачехлённых ружей лежало на полке напротив меня. Почему-то шесть!? Мужики ехали до Няндомы на охоту, судя по всему на лося и не только. До Няндомы было остановки три - четыре. Зашла проводница, принесла стаканы.

- Смотрите, на выход не опоздайтё, в Няндоме поезд недолго стоит, - заботливо предупредила румяная весёлая девушка с архангельским акцентом. - Бегай потом за вами.

- Да, не маленькие!

Мужики разложили на свежей газете "Правда Севера" закуску и разлили по стаканам водку.

Выпивали они хорошо. Дозы наркомовские, не половинили. Чем больше выпивали, тем больше горячились, матерились и наперебой рассказывали разные случаи, происходившие с ними на охоте, в общем, всё как обычно бывает в таких случаях.

Заметив, что на верхней полке лежит кто-то, предложили присоединиться и мне.

- Слезай, студент.

- Не, я не буду, - попытался отказаться я, но натиск охотников был так велик, что пришлось слезать вниз и «пригубить». На старые дрожжи от пивка мне стало весело и я смеялся вместе с ними, когда кто-то шутил или рассказывал смешное. Стало в купе жарко. Приоткрыли окно.

- Чего она топит-то так сильно, не зима-ить…

Дверь раздвинулась. Показалась проводница.

- Плесецк…

- Да ладно, ладно…, не проскочим.

- И окно закройте, не лето…

- Да ладно, ладно, жарко! - весело отвечали охотники. Проводница исчезла.

- А мы вот, в прошлом годе, давеча, так вот тоже ехали, - смеялся, держась за бока и вспоминая ещё одну смешную историю, Бородатый охотник, - так ведь и проехали Няндому-то! Веришь ли, … а?, а-ха- ха-ха, а я..я.., тебя, Коля, не было, мы с Василием были тогда, корешком моим с Сульфата, вот смеху-то было, так рюкзаки в окно и повыбрасывали, ружья, сапоги, всё. И водку всю в купе под подушкой оставили!

- Водку - нехорошо! С ума сошли, - Коля, подрагивая от смеха, закашлялся и снова разлил водку, позвякивая горлышком бутылки о края стаканов. Я отказался.

- Да ладно, студент, давай чуток, - но я категорически отказался. Они выпили и пошли все в тамбур покурить.

Зашла проводница, принесла чай. Колёса поезда стучали часто, поезд разогнался. Она бросила недовольный взгляд на газету с натюрмортом из солёных огурцов и чёрного хлеба со шпротами.

- А где эти?

- Курят.

- Ладно, вот билеты их, бельё они не брали, пусть за чай рассчитаются…

Через пять минут пришли весёлые мужики вместе с ядрёным шлейфом водочно-табачного перегара.

- Я за чай рассчитался, - сказал Коля.

- Чай не водка, наливай.

Закусили мужики и настроение их опять пошло в гору. Между тем заскрипели тормоза, поезд встал.

- Так как же это вы ..., в окно всё и выбросили..., ну вы даёте!, - не унимал свой интерес и вытирал слезы от смеха Рыжий.

- Сами-то еле успели, на ходу уже спрыгивали, а я-то в тапочках был…, шмотки, ружья по шпалам собирали, хорошо ружья не поломались, - говорил Бородатый.

Поезд, между тем, медленно начал набирать ход. Коля посмотрел в окно.

- А какая станция-то?

- Да рано ещё, – успокоил его Бородатый. - Наливай!

- Подожди, подожди, - не на шутку забеспокоился Коля, он раздвинул дверь и крикнул в коридор, - какая была станция…

- Няндома, вашу мать, вы где ходите, - закричала в ответ проводница из тамбура, скрипя засовами подножки, откуда дыхнуло углём и свежим воздухом.

Наступила немая пауза, мужики спали с лица, переглянулись и тут же протрезвели.

- Не закрыва-а-а-й Ё.., Б.., дв-е-ерь! - заорали они хором.

И вся картина, которую нарисовал только что Бородатый охотник, в точности повторилась:

Без слов и смеха в окно полетели рюкзаки и шесть ружей, сапоги и портянки, куртки и патронтаж. По перрону раскатились банки с консервами. Лысый, подталкивая к тамбуру Рыжего, в одном сапоге, (второй его сапог с портянками Коля уже выбросил в окно), Рыжий волочил полузакрытую сумку с сухарями и солью, топча ногами вывалившиеся пачки "36-го чая". Рыжий, в свою очередь, толкал вперёд Колю, даже не успев на него обидеться за сапог, выброшенный в окно.

Как они выпрыгивали!!! Слава Богу, никто не разбился.

Я смотрел на них в окно, пока Няндома не накрылась лесным пейзажем.

Да! Такого кино мне никогда в жизни не снять. Я выдохнул и теперь уже истерический смех овладел мною. Меня трясло минуты три. Когда я успокоился и осмотрел купе, меня вдруг осенило. Ведь в том рассказе Бородатого водка осталась в купе под подушкой. А сейчас в Няндоме водку в окно они не выбрасывали, значит… . Я встал с места и медленно приподнял подушку и тут же, не веря глазам, положил её обратно. Я уставился в окно с немым вопросом. Не может быть! Ну не бывает же таких чудес и совпадений! Я снова, уже уверенно приподнял подушку, не показалось ли мне? Нет, не показалось: всё по классическому рассказу Бородатого: восемь бутылок «Пшеничной», покачивая внутри себя прозрачное содержимое в такт колёсам, нагло смотрели на меня. Я опустил подушку на бутылки. Меня трясло от смеха.

Минут десять я оценивал ситуацию. Что с "этим" делать? Проводнице отдать? Пусть передаст! Ага! Она передаст..., скорее перепродаст! Нет, всё понятно что с ней делать, но я столько не выпью! И ведь не выбросишь! За каждую душа болеть будет!

Тут мне вспомнился случай по поводу. На Соловках дело было, в 1974 году, когда я работал на теплоходе «Аджигол» матросом. Мы с приятелем решили обменять там у местного рыбака тазик соловецкой селёдки на бутылку. Он принёс селёдку. Бережно, как ребёнка, взял из наших рук бутылку и сунул себе за пазуху, а она возьми да и выскользни у него из-под ватника. И на железный причал упала донышком вниз, да так, что почти вся разбилась, а в донышке грамм сто оставалось. А поднять осколок было нельзя: в донышке была видна трещина. Тронешь - и нет "маменьки"! Мужик встал на колени и, как кот, вытягивая язык и делая губы "дудочкой", вылакал водку почти до дна. Что не достал ртом, пальцем, как сметану вымакал и вылакал...

И вот, как после этого выбросишь восемь бутылок за борт? Да ещё в разгар "горбачёвской оттепели".

Логическая череда моих мыслей оборвалась резко, когда дверь купе раздвинулась и на пороге появился... скромный солдат. Дембель.

- … из Плесецка. Два года как рукой. РВСН***.

- Да..., - разглядывая скромные (не стройбат!) дембельские эполеты и аксельбанты служивого ракетчика, подумал я вслух.

- Такое дело, оно конечно, отметить бы надо!

- Да, неплохо бы, - улыбался солдат, - да вот..., не при делах, нечем…

- Да-а-а, знаю, знаю, - начал я по-отечески, издалека, - знаю, знаю, какая жизнь солдатская?

А сам думаю, сейчас ведь придётся объяснять служивому, откуда у меня такое «счастье». И я, не тая, всё ему рассказал, он тоже долго ржал. Ну, анекдот же!

В Вологде бабушка на перроне нас обеспечила закуской: горячей картошечкой с капустой, и до Москвы мы весело ехали. И выпили-то всего одну: нам хватило и мы хорошо уснули, до Москвы в купе, кроме нас, не было никого. Солдату я дал на прощание три бутылки (до Саратова дотянет! ), и с четырьмя оставшимися явился в ДУУЗИ, а там голодные студенты: и Щука, и Гнесинка, джазмены: Сипягин Саня, Луценко, сосед, актёры: Андрей Бельский, Костян Мазуренко, Витя Рябов... Десять этажей и все знакомы, нашлось с кем отметить начало учебного года. Не пропала водка!

*ДУУЗИ – Дом Учащихся Учебных Заведений Искусств. На Хорошевском шоссе, д. 96. Третий этаж занимали студенты Щукинского театрального училища. Четыре этажа - Гнесинский институт, училище, и др. Это был музыкально-театральный "муравейник". Какофония звуков, несущихся из окон: трубы, трамбоны, саксофоны и скрипки в сопровождении рояля с шестого и несущиеся драматические монологи с третьего этажа забивались барабанным синкопом с пятого и колоратурным сопрано с девятого, чтобы привыкнуть к этому и не свихнуться сразу, надо пожить там, хотя бы год.

** «Как деревенские мужики поводу ходят» можно посмотреть. Копия в плохом качестве, но сохранилась. Теперь это ещё и документ, подтверждающий авторство идеи. Ссылка https://youtu.be/Yk-KxNrLYQg

*** РВСН - Ракетные Войска Стратегического назначения.

Записки телеоператора

Дальнобойщики

( Мимо камеры или то, что осталось за кадром и никогда не будет снято.)

(Абсолютно реальный случай. 1990 г.)

Рассказ Володи Манакова. Водитель - профессионал. За рулём 40 лет. Дальнобойный стаж - более 20 лет.

Был у меня напарник - Ваня Гиря. Гиря - это кличка его. Он с двухпудовкой вприсядку час мог плясать - такой здоровый был. Мы с ним в рейс часто вдвоём ходили. Он на своём "МАЗе", я - на своём. Вдвоём оно всегда надёжнее.

На двух машинах-то беды меньше. Был бы груз! А "МАЗ" у Вани неприёмистый был, 70 км. в час - больше не давал.

И тут едем в наших краях... 15 километров до его деревни-то осталось, и до моей недалеко. У него там мать, отец, жена. Иван говорит, хочу машину попробовать. Может, она поболе пойдёт. А моя-то с прицепом тоже. Ну я девку-то высадил. (Я девку ... эта, ну понимаешь, ... подвозил). Чтобы потом к себе в деревню-то заехать без комментариев, люди-то глазастые у нас ... Ну, он вперёд погнал. У меня-то точно машина легче пошла, хоть и с лесом. Доезжаю до деревни Драчки. Иван стоит на дороге - "МАЗ" в кювете. Попробовал, б...

Там мост был, Иван газу-то дал. Кардан оторвало, ударило по рессорам, воздух весь вышел. Ну, он без тормозов так с грузом в кювет и ушёл.

А кардан у меня в рейсе всегда с собой, я-то учёный, восемь болтов, восемь шпилек только и закрутить. "МАЗу" газовать не надо. Потихоньку на самых малых я его и вытащил. Зацепил его за передок и въезжаем мы в село по трассе, недалеко от этих самых Драчков.

Кардан мы не поставили – мороз под тридцать…, на дороге не повернуться, а главное - темно. Что делать?

Въезжаем на площадь села. Церковь стоит. Гирлянду раскрашенных лампочек ветерок раскачивает, фонари горят и всё-всё видно. Ну, здесь попробуем отремонтировать?

Я Ивану полено под колесо положил, развернулся на площади, чтобы посветить фарами - у меня шесть фар горят, можно работать.

И вот, только начали, подходят три парня. С фонариком.

А когда я к селу-то подъезжал с Ваней, гляжу, УАЗик в кювете тоже лежит, ну я и смекнул, они, значит, просят вытащить УАЗик-от. А нам тогда до него ли?

Я отвечаю этому с фонариком, ты, мол, посвети Ивану, а я с шофёром вашим съезжу и вытащу ваш УАЗик. И чего-то ему это предложение не понравилось. Не понял я чего, мы работаем, мороз. Он мне говорит: "Ты сейчас УАЗик вытащишь мне и другие дела сделаешь. Не разобрал чего ему надо, - или дурак, или пьяный. Короче, поругались мы, ну и отшлёпал я маненько молодых, потихоньку, без крови, поучил как с взрослыми-то разговаривать надо, по-отечески. Иван-то даже и не вылезал, брыкнул ногой по заднице малому из-под "МАЗа" и ну опять гайки крутить. И ушли они. Мы и забыли их .

А они оказались местные. А у них школу "чёрные" - азеры, кажись, строят…

Подходит к нам бабка-сторожиха, она тут чего-то на площади охраняет, может церковь эту, и всё это рассказывает нам бабуля-то:

- Вы, ребята уезжайте поскорей! Эти сейчас «чёрных» приведут. У их свадьба там: местная девка замуж выходит за азербайджанца. И они там все "спелись".

Иван кардан-то только наживил, немного бы обтянуть, мы бы и уехали. Лезу я в кабину за ключом, и вдруг влетает полено, то, что я Ване под колесо подложил. Стекло вдребезги. Гляжу - человек пять стоят. Я ору в стекло-то выбитое:

- Вот берданку-то сейчас достану, вот мы разберёмся. - И лезу на спальник. Испугались. Ушли. Минут пятнадцать их не было. Видно, тоже за берданкой пошли, или ещё зачем. Беру две «монтажки» и к Ивану, возьми, говорю от греха.

- Да-д-да ладно. Отобьёмся. - (Иван заикается немного). А я говорю, пусть тут полежит рядом, и нырнул помогать Ивану, чтобы побыстрее сделать-то. И кардан почти прикручен и тут слышу:

- Эй, ты, вылезай! - Гляжу, уже человек двенадцать крутится у "МАЗа", видно не все ещё на свадьбе пьяные-то. Чего им надо? Типа, на дискотеку пришли сюда, лампочки тут горят. И борзые все, «датые». Эти двое, с УАЗика-то, впереди выступают:

- Давай ползи сюда - хуже будет! – Кричит водила, нагло так кричит. Ваня говорит:

- Пэ-эп-подожди, с-сейчас вылезу! В-весь,- ну всё, думаю. Теперь дело-то не на жизнь, а на смерть пошло. Пошарил я монтажку - на месте, хвать её и вылезаю. Конечно, пока вылезал - попинали немного, помяли борта. Встаю и сразу бью первого по колену. Он падает, двое его ловят. Я оттолкнул остальных и прыгаю в кабину. Один-то за мной лезет, я ему ногой в рыло. Дизель работает всё это время. Выжимаю полный газ. Кровь-то у меня в голову уже ударила. Включаю сигнал – воздушку, это ж сирена, и страшно, вроде, и кураж мне какой-то ударил, и я направляю машину прямо в толпу. Они ломанулись влево, и я влево. Все аккурат под прицеп и попали. Там места - то много, но там же лапы висят, железные, цепи, выхлопная труба. Иван уже вылез и сапогом яловым их обратно под прицеп заправляет. Зубы только щёлкают. А Ивану надо зажать на кардане хоть половину гаек иначе никак. В кузове у него железобетонные плиты. Сорвёт гайки нахрен: плиты, 20 тонн! Негабаритный груз! Иван только под "МАЗ" нырнул закручивать гайки, - эти, под прицепом-то, очухались. Бросились на Ивана. Я давай их гонять. Кручусь вокруг Гири, не даю «чёрным» подойти к «МАЗу». Все зеркала и «габариты» его "МАЗу" оборвал. До того ли? Дверь помял. А эти всё наседают, не уходят. Неймётся им. Худо дело-то, вижу. И тут Иван кричит:

- Сделал! - Я встаю с бортом впритык рядом, чтобы Ваня до кабины дополз из-под машины-то, он запрыгивает в кабину, запускается, и мы враз трогаемся. Иван, пока разогревался, ехал медленно и тогда ему все стёкла повышибали фланцем от его же кардана и всем, что от ремонта осталось.

Отъехали мы километров 17 и я встал. Чувствую, что вырубаюсь от напряга, сил больше нет. Руки у меня от стёкол все в крови, сердце колотится. Я простыню изорвал из спальника, перевязался и разъехались мы. Я к себе в деревню, а Иван к себе.

А к воскресенью уже и машины починили. Там автосвалка у нас есть: кабины, железо, даже стёкла нашли.

***

Проходит весна. Еду я под вечер как-то, уже на другой машине. Те же края. Женщина останавливает: "подвези". Она из Драчков. Ну я эту историю-то вспомнил. Спрашиваю, не знает ли как шофёров-дальнобойщиков зимой били?

- Да, знаю, - говорит,- только шофера-то бойкие оказались, хоть и двое, но свадьбу побили всю, и шофера-то ни при чём,- а парню-то, с коленом-то, ему 18 лет. Ему в армию идти. А коленная чашечка вдребезги. Операцию делали, протез вставили, хромает теперь. Родители стали искать шоферов, хотели в суд подать. Ага. Пришёл участковый милиционер. Вызвали. Можно было конечно найти-то, шоферов- то.

А сторожиха, что при церкви-то, рассказала, шофера те ни при чём. Участковый делами хлоп - сами заварили, сами расхлёбывайте! И ушёл. А зачем милиции лишние хлопоты, у них хватает и без этого. И вот после этой драки все "чёрные" куда-то уехали. А кому такие женихи нужны, без зубов?

Слушай дальше.

Иван в Драчках за речкой жил. Вот как-то к нему они приехали на разборку. Шарой. Узнали, где живёт, выспросили, да выследили и приехали. На том самом УАЗике, А Ивана парнишка местный предупредить успел, в клуб прибёг, где Гиря по воскресениям кино крутил. Он ещё киномехаником подрабатывал, больше так, для интереса, из любви к киноискусству.

Эти входят в клуб, в парадную. А Ваня тем временем выходит через заднюю дверь. "МАЗ" Вани у клуба стоит без трейлера. Он завсегда так по деревне гоняет налегке. А эти-то, УАЗиком к дому его и припёрли, мол никуда не рыпнешься теперь. Ну, Ваня заводит "МАЗ" и рамой сдаёт прямо в радиатор УАЗику. Вытекло всё из радиатора. И уехал.

Ребятушки 15 километров катили на себе УАЗик после "разборки"-то. Чего приезжали? А потом как-то само по себе всё утихло. Видно Бог их направил, или кто ещё - не знаю, но никто про это дело боле не вспоминал...

Интересные у нас в России названия деревень:

Трепузово (в Архангельской обл.), Халуй, Сосунята (в Костромской обл.), Похмелово, Пьяново, Негодяевка (в Тверской обл.), Драчки...

А. Перевощиков, 2005 г., г. Москва

Записки телеоператора

Чужой среди своих

Перевощиков Александр

«ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ ИЛИ ИСТОРИЯ ОДНОГО РЕПОРТАЖА»

(с иронией по горячим следам и с горючими слезами, почти всё реально, как и имя главного героя)

Из Омска съемочная группа программы «Сегоднячко» тряслась по ухабам навстречу судьбе в местечко Густафьево. НТВ - в деревню! В деревне - народ, в деревне - свежо, это тебе не в редакции пыль глотать. Наемный водитель, ударяясь головой в боковое стекло, молча крутил баранку «девятки», сегодня у него был третий рейс, и, чтобы не дать ему уснуть окончательно, не молчал Саныч. Он говорил. Говорил, преследуя шкурный интерес телекомпании и просто, чтобы спасти шкуру свою и съёмочной группы, то есть, не дать водиле уехать в кювет или на "встречку". Операторы, они только с виду молчаливые, но когда дело касается жизни, - это все равно, что выпустить джина из бутылки…

На сей раз Саныч «заворачивал» за армию, за патриотизм, любил он это дело - заворачивать за патриотизм, за Родину: «Русская армия на протяжении столетий состояла из крестьян-рекрутов», - несло Саныча и говорил он, как будто сам с собой, но ближе к уху водилы, который сознательно кивал, соглашаясь.

– Какой у крестьян быт? А? Я спрашиваю? - это он водиле, - А такой: засветло встань, скотинку на пастбище выгони, потом сенокос, вода, дрова, помои - весь день как белка в колесе. Все расписано по природному графику, режим как в тюрьме, поплакаться некому, надо выживать, вот.., - он покрутил головой, - как нам, например. Вода в радиаторе есть? - между прочим спросил он у водилы и продолжал со значением, - климат суров, зима длинная. Поэтому русский солдат ценился в Европе за выносливость. Вспомним суворовскую армию. А?! А в Великой Отечественной войне почему победили»? – Саныч многозначительно постучал пальцем по «торпеде» авто, - а зовут тебя как?

- Вася, - буркнул водила.

- Вот! - продолжал Саныч, - не всех крестьян Сталин перебил, не успел!

- Да-а-а, был порох в ягодицах, - задумчиво глядя в окно на ржавеющий радиолокатор в лесочке, мимо которого протряслась машина, резюмировал Ваня Строчкин. Задание редакции на сей раз звучало как приговор: нужно снять в селе Густафьево «гарем» местного Робингуда - Семенова Гены.

Что заставило простого крестьянина из русской глубинки завести «гарем»? На какие «бабки» внедряется передовой перестроечный сексуальный опыт, пришедший оттель, с Запада на село? – Это предстояло выяснить.

Ваня, глядя в окно на мелькающие елки, за которыми грозила ему пальцем тень редактора Вероники Люксембург, вслух буквально выплюнул окончание мысли:

- Да-а-а. Жребий брошен, как говорит Саныч, надо выживать.

* * *

Адрес в блокноте Вани полностью совпадал с тем, что было смыто осадками, и снова накарябано мелом на углу дома, чьей-то хозяйской рукой. Ваня вошел в жилище, похожее на барак. Окна и стены дома давно уже не видели краски. “Надежды юношей питают”, - крутилось в голове Вани. Он стукнул пальцем в оконную раму.

– Есть кто живой? Эй! Дверь со скрипом отворилась...

Cердце Строчкина сжалось и устремилось красным вектором к пяткам, когда его в прихожке обступили три существа странной наружности. Со стороны это выглядело как встреча двух цивилизаций: низшая сразу обнаружила неприятие высшего разума и попыталась доказать свою самостийность грубой физической силой, замкнув плечами пространство вокруг "чужого". Но до появления Гены, держателя «гарема», как было установлено позже, мужчины не решались что-либо делать с заплутавшим фраерком и уставились на него, выпучив красные глаза.

Так в свое время папуасы рассматривали Миклухо-Маклая при первой встрече. Но Ваня сразу смекнул, что это не папуасы, откуда в России под Омском папуасам взяться? Евнухи, наверно, - подумал Ваня, глядя на двуногих. Дверь «хазы» распахнулась от удара ноги и едва не зашибла Строчкина, слетев с дверных петель. «На ловца и дверь бежит», - увернулся от удара незадачливый «Гулливер». На пороге стоял человек, при виде которого у вас, соотечественники, возникло бы два желания: первое – помыть его; второе – сфотографироваться для истории, пока он вас не убил.

Лысоватый, коренастый, с довольно чистым, но кое-где сохранившим пятна мокрой скотской крови топором в руке, с ниспадающими с губ усами, очень похожий на «песняра» Владимира Мулявина, только вдвое шире, просипел, поднимая веки:

- Где он? - Это были не все слова. Вступительное «соло» Гены вместе с «пассажами», «пицикато» и «фермато», и "роковыми рифами" заняло минут пять, но для Вани это была лишь секунда. Особенно часто в выступлении «песняра» мелькала нота «ля». И пока звучала эта "музыка", Ваня придумал Гене новый музыкальный псевдоним - Лядублябекарский. Но жаль, он не пригодился. А хорошо было бы: Семёнов-Лядублябекарский...

Совсем не обращая внимания на все происходящее, в стороне возилась с плитой и детишками какая-то женщина, как выяснилось позже, одна из жен Гены - Надя.

«Надежда юношей питает», - преследовала Ваню навязчивая мысль, при виде жующих соленые грузди детей.

Топор со свистом полетел в угол и впился остриём в дверной косяк, стряхнув на дерево кровь с металла. «Мулявин» поглядел на топор, крякнул удовлетворенно, обильно плюнул на пол и просипел собратьям по «ВИА»:

- Кто такой, как сюда попал, какое еще нна… телевидение?

- Это Паша навел, - прохрипели «папуасы», имея в виду омского корреспондента (его статья в Омской газете и послужила источником информации для редакции на НТВ). Красный вектор движения сердца Вани опустился ниже пяток, но любой намек на бегство сейчас был бы равносилен смерти: грязные руки бритых «песняров» тут же вцепились бы в чистую шею «искателя приключений» и чем бы тогда закончилась эта авантюра с репортажем из гарема? - Не известно!

«Услышь мя, Саныч со инженером Григорьевым», - молился Строчкин, скрывая волнение.

Вот в таких ситуациях проверяется талант корреспондента (его, как известно, не купишь и не пропьешь).

Ваня, как после контузии, набрал воздух в легкие и выдавил из себя осторожные слова. Это был утренний крик петуха, умертвивший Вия.

- Сейчас ребята мои придут...

- А скока их? - зароптали, привставая с мест "песняры".

- Сюда, с пивом придут, - успел сказать Ваня и предотвратил убийство. Слова легли на благодатную почву и проросли семенами конопли.

* * *

А в это время у железной дороги Саныч и инженер Григорьев волновались в засаде. От сильного волнения за судьбу Строчкина уже оба начали засыпать, когда в пелене осеннего тумана на шпалах появилась знакомая фигура в сопровождении монстра.

- Я без пива ссЫмасСА не буду, - заявил Гена, оценив, не по-густафьевски празднично одетых людей в машине. Компромисс был найден в трех двухлитровых бутылочках пива.

- Так вы откудова, все жешь?.. С какого, нах…, э…, эхтьььь, телевизора, из Омска? – подобрел Гена в непривычном городском обществе.

- Из Москвы мы.

- О-о-о, э-э-ха-ха, так я и поверил, чо я, москвичей не видел, - да они знаешь какие, - и Гена измерил руками окружающий воздух вокруг инженера Григорьева, - эх, вот, б…, как это вот..., а ссс-какого канала? С третьего? – и Гена сделал тройную вилку-козявку из пальцев.

- Мы с ТНТ! – выгнув грудь колесом, гордо соврал инженер Григорьев.

- Короче, Геннадий, пальцев на руках не хватит ТНТ – 35-й канал! - резюмировал Саныч. И группа скрылась в тумане на шпалах.

Робингуд - Гена шел впереди, грудью рассекая воздух и напоминал сейчас Петра I, только раза в два ниже ростом, за ним поспевал корреспондент Строчкин. Ноздря в ноздрю с Ваней нес на плече зловеще-черный углепластиковый штатив, напоминающий какое-то страшное ружьё, «товарищ» Григорьев. "Лучше бы это был не штатив, а гиперболоид", - подумал Ваня, подмигивая, инженеру, почему-то хотел звать его Гариным. Замыкал шествие Саныч с “Бетакамом” наперевес, в плаще с поднятым воротником и в черных очках, похожий на агента “007”, но с пивом для Гены.

Стол, оказалось, сожгли ещё в Новый год, холодно было, а летом-то до дров ли? Поэтому Надежда накрыла тумбочку в честь городских гостей. Целесообразность этой тумбочки раскрылась позже, когда мобильный, с позволения сказать, стол, заряженный грибками и картошкой, начал кочевать по хате вслед за людьми с неустановленными родственными связями. Компания в процессе разговоров убывала и прибывала, радуя гостей яркостью сменяющихся персонажей, а «Бетакам» Саныча внимательно следил за происходящим из-за тумбочки, фиксируя все необычное и непредсказуемое, но имеющее отношение к «гарему Робингуда». Но самогон стремительно прибывал, обесценивая жизнь столичных корреспондентов, и не пить, а пуще того - пропустить, то есть, отказаться, было опасно для жизни. Эту аксиому телевизионщики усвоили сразу и, может быть поэтому, тайна «гарема» постепенно стала раскрываться. Заговорили сами: раскрыла тайну Надежда.

- Генка, сам-то, недавно после очередной отсидки пришел, но уже Лариску «оприходовал», ждет она от Гены.

- А за что вы-то его так полюбили, прощаете всё..? – Ваня приблизил стакан с самогоном к Надежде так, чтобы она не увидела микрофон-петлю, спрятанный в рукаве куртки.

- Он жестокий, но справедливый, - стряхнула Надя слезу в стакан, - люди не в милицию, а к нему на разбор идут..., драка ли, чо-ли, пожар ли – все к нему. Вот с семейного скандала с топором-то вернулся. Ночью баба-то прибежала, орет: мужик-то ее убивает, ну Генка за топор и на помощь.

- Мужику? - не понял Ваня.

- Не, бабе, - не возмутилась Надя, теперь у них долго тихо будет.

- Да, вижу, ну, Генка-то.., ох, чисто Дон Карлеоне, вот что Перестройка-то с людьми делает и топор-то у вас всегда под рукой. – Ваня глянул в угол – топор по-прежнему торчал в косяке. Капли скотской крови подсохли. Как экстремал экстремала, он Гену вполне понимал.

- И это все в промежутке между отсидками? А давно ли вышел-то, ээ.., в смысле, откинулся?

- Да с месяц, - вздохнула Надя, положила груздь не совсем чистой рукой себе в рот и смахнула нависшую слезу.

- Как же он все успевает-то?... Робингуд!

Между суетой меняющегося народа появилась и вторая жена Гены - Лариса, держа перед собою полный с горкой стакан самогона.

- Я Гену люблю, - мило улыбаясь покусанными Геной губами, сообщила «молодка», - я от него ребеночка жду, - она нежно погладила свой живот, - уже пять месяцев вот! Если мальчик родится – Никитой назову, как Михалкова, а если девочка – Настенькой. – Лариса снова кокетливо улыбнулась и вывалила стакан самогона себе в рот.

- Мужчина, дайте спичку, - морщась и нюхая собственный кулак, она потянулась папироской к инженеру Григорьеву, тот хитро и так же мило улыбнулся, но руки из-под тумбочки не поднял, там наощупь он контролировал звук на «Бетакаме». Григорьев ещё раз делано улыбнулся и повернулся к Ларисе обратной стороной «луны», где из заднего кармана высовывалась красная зажигалка. Лариса поняла намёк и прикурила, снова погладила животик, ы-кнула и выпустила дым носом.

- Это кто ж такую технику вам доверил, - покосилась заговорщески Лариса под тумбочку.

- Московская государственная филармония, - вспомнив про Михалкова, нарочно улыбнулся инженер и поправил очки на носу.

- Ишь ты, артисты! А я в детстве тоже пела! Бее... кхе-кхе, бывали дни весёлые.., - затянула Лариска.

Ваня понял, что трезвыми в этом доме в такой ранний час могут быть только дети, и вообще, было ощущение, что номинация на звание «лучший» здесь началась засветло, как рабочий день того «доисторического» крестьянина, о котором докладывал в машине Саныч.

Оператор в это время косился в угол хаты на занавеску и делал знаки Ване. Занавеска соседней комнаты трепыхалась. Там кто-то был, но, видимо, не решался выйти. Ваня предвкушал появление третьей жены и делал, в свою очередь, знаки съемочной группе. Группа была готова в любой момент развернуть под благовидным предлогом «Бетакам» вместе с тумбочкой в сторону занавески.

- Да, мы бухаем, - прогремел голосом с небес Гена и уставился на Саныча, понимая что происходит на оккупированной под съёмочную площадку его собственной зоне, - выключи кадр нахххх, кому говорят, сссу..! Сымать будешь только по моей команде. – Дело поворачивалось не в пользу НТВ, но положение спас Витек, самый постоянный член «местного совета». Он начал горячо, сразу и за всех:

– Да, мы бухаем, но у нас никто не колется, - Витек призывного возраста явно шовинистически был настроен к тяжелым смесям, которые «гоняют по вене».

- У нас даже в мыслях такого нет, травку – это да, это запросто, а у вас нет? А то бы …

- Пошли негров сымать, слышь, - вдруг оживился Гена, - включай кадр, вон негры идут.

Мимо окна шли двое в рубищах, точные копии «Капитанов песка» из романа Жоржи Амаду. Лица их были смуглы. «Негры», Генкины соседи, занимались сбором металлов на мусорной свалке. Свалка занимала этих людей больше, чем Генку «гарем». Во всяком случае, на самогон им тоже хватало.

Советские «колдыри» – святые люди, они знали слово «портвейн».

В Густафьеве же первопричиной жизни был самогон, на втором месте была любовь, и люди самозабвенно ею занимались, плодя себе подобных. Этим же занимались кошки, которых на деревне было в избытке. А другой скотины в Густафьеве не держали и про армию Александра Суворова, о которой "трындел" Саныч, слыхом не слыхивали.

- А что, Витек, ты в армию не ходок? – издалека начал Ваня, обратившись к молодому.

- Чо я там не видел? – ухмыльнулся призывник и добавил через паузу, - А мне, воще, все равно в армию или в тюрьму, абсолютно пох. Мы бухаем. - и он вырвал из рук Гены пластиковый бутылек с остатками пива. Реакция Гены на это показалась съемочной группе неадекватной. Он даже заулыбался как-то по-отечески.

- Сладкое - детям, - он потрепал снисходительно Витька по бритой голове, - пацан пусть сосет, насидится еще, у нас-ить, пиво-то, по праздникам, вот вы приехали, – видно было, Гена детей любит, за Витька можно не беспокоиться, он в надежных руках . Гена и от армии тюрьмой отмажет и в тюрьме Пастырем ему будет. – Витек, давай я тебе в морду дам, а он ссымет, - кивнул спаситель Гена на Саныча.(Гена и о съемочном процессе ни на минуту не забывал).

– А чо, Витек, пусть он сымет, я те не больно е…, включай кадр, - Гена занес руку над головой тщедушного Витька, тот пискнул:

- А с отдачей не замучишься?- И «экшн» почти начался, как вдруг занавес раскрылся и оттуда (откуда должна была появиться третья жена Гены), как в последнем акте пьесы, появился Чацкий, от которого ускакала карета.

- Чо вы б… снимаете? – закричал недобритый мужик, - вы бы б… «десятку» сняли. Люди…, люди от тубика (туберкулёза) мрут, никому дела нет («десятка» – это омский УИН N 10). … Животы… животы себе вспарывают, я токо что оттудова откинулся, - и небритый чихнул на Строчкина…

Волосы на голове Саныча зашевелились, когда на пороге дома появился еще один персонаж с плоской головой и похожий на Фантомаса, только рыжий. Да, не один год ушел бы на Мосфильме, чтобы так загримироваться.

- Макс, - представился рыжий и, покачиваясь на пьяных ногах, высморкался в ладонь. Размазав ее содержимое себе по лицу, Фанто-Макс протянул ладонь для приветствия. Среди гостей нависла пауза, но провидение не подвело гостей..

- О-о-о, золотой! – проорал Гена и обнял Фантомакса. Они «потанцевали» немного, Гена похлопал рыжего по спине, из спины полетела пыль. Группа выдохнула. Потом новому гостю подали пластиковую бутылку с самогоном. Фантомакс присосался к ней как ребенок к титьке. «Титьку» от рыжего с трудом оторвали и она побежала по рукам, переливаясь как солнечный зайчик, веселя и бодря людей.

«Как из всего этого сделать эксклюзив? – мучительно думал Строчкин. – Ведь таких «гаремов» по России пруд пруди». Почему-то вспомнился "Чевенгур" Платонова.

Играя пластиковой бутылкой, содержимое которой не иссякало, вся публика, кроме Нади и детей, вывалила на улицу. Бутылка переливаясь на солнце, бежала по рукам. Они смеялись, матерились и снова прикладывались к горлышку. Что-то было романтическое в этой картине и Саныч вспомнил Михалкова. Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих». Заключительная сцена, апофеоз радости. Не хватало еще коней, Эдуарда Артемьева,… кареты, катящейся под гору. А люди все кружились, матерились, толкали друг друга качались на ногах и радовались жизни, которая все не иссякала в пластиковом пузырьке. Григорьеву показалось, что люди пытаются что-то запеть.

- Весело тут у вас. Под Омском. – произнес он. А пьяные мужики уже не хотели отпускать корреспондентов и пытались вовлечь их в свою феерическую мистерию, хватая за рукава, поливая друг друга пивом как на "Формуле-1".

- Ладно, - схитрил Саныч, чтобы плавно "вырулить" из ситуации - готовь, Гена, баню, вечером будем, - Саныч не знал, что у Гены нет бани.

Съемочная группа пошла по шпалам к машине, а Гена, рассекая татуированной грудью холодный воздух, пошел по деревне. Искать баню.

* * *

Стояла осень. Золотая омская осень 2000 года. Съемочная группа остановилась в поле, как говорил Саныч, «тряхнуть стариной».

На краю поля, в низине у камышей, сидели "неперестроечные" аисты, видимо, готовясь к дальнему перелету.

- Повезло, - молвил Саныч, - редкое видение, надо бы снять.

- А оно тебе надо? – затягиваясь сигареткой и наслаждаясь пейзажем, отвечал Григорьев, - все одно, в корзину.

А птицы как будто не замечали людей, живущих уже другой жизнью.

- Совсем непуганые, - изумлялся Саныч, - и это рядом с железной дорогой.

- Рядом с Густафьево! - инженер хлопнул в ладоши и пронзительно свистнул, - э-э-й, - прокричал он, но это не подействовало, - птицы чувствовали себя в безопасности.

- А в Густафьеве гнезд не вьют, - вздохнул Саныч, - ни на крышах, нигде нет.

- Я заметил, там Перестройка произошла..., - с грустью смотрел на аистов Ваня Строчкин, - а это хуже радиации, - он приподнял голову.

- А тут и дрозды тусуются. Туда же, в путь собираются.

Григорьев зашёл за дерево, а когда вышел из-за дерева облегчённый, зевнул и потянулся крепко.

- Хорошо-то как, мужики! Россия! - Григорьев не почувствовал, что с ним сделали птицы, когда он стоял под деревом.

Строчкин - Иван Распопов, корреспондент.

Григорьев - Игорь Григорьев, инженер.

Саныч - Александр Перевощиков, оператор.

А. П.

сентябрь 2000 г., Омск

Яблоки на снегу или розовое на белом

Перевощиков Александр

Рассказы

фото "ассорти"

«Яблоки на снегу или розовое на белом»

(Имена и локации - случайное совпадение)

Ранним июньским утром 1989 года, когда я отсыпался с женой после гастролей, в квартире на Клязьминской раздался противный звонок телефона:

- Алло, это аптека? - прохрипел мужской голос в трубке.

- Да…

- Александра можно?

- Я…

- Э.. здравствуйте, меня Сергей Моисеич зовут, я директор программы, у нас тут гастроли в Горьком , - уверенно, обстоятельно и с места в карьер начал голос, я даже не понял, откуда у него номер нашего «секретного» телефона.

Дело в том, что телефон был подключен к соседу по лестничной площадке нелегально, иголками на распределительном щитке. Сосед редко бывал в своей квартире. (Ветеран квартиру «выбил» для дочки, а она всё не въезжала, нам-то было это наруку). В нашу квартиру телефон обещали поставить через пару лет, а жить и творить нужно было сегодня и сейчас, вот мы и пользовались, а что делать? И на тот случай, если сосед обнаружится на проводе, во избежание скандала, всех, кто будет звонить, мы предупреждали, что есть пароль. Просто нужно спросить: «это аптека?», если ответят: «да вы уже з …, какая на … аптека! Завтра б., на станцию буду звонить, что за х.. у них с линией!» - знайте - это сосед, нужно не обижаясь, извиниться и просто положить трубку. Позвонить завтра: он уедет. Или ночью: старик здесь не ночует. А если ответят: «аптека», значит, вы попали по адресу. Пароль запомнить просто: «алло, это аптека?»

- … срочно нужен конферансье, три концерта в воскресенье на стадионе, - продолжал хрипловатый голос в трубке, - выезд завтра, билет Ваш, на месте оплата проезда.

Я хотел было заикнуться о гонораре. Они что, хотят отработать три стадиона за день?! И билеты проданы?! Но Сергей Моисеич опередил:

- … с оплатой не обидим. Ответ нужен срочно…

А я только приходил в себя после гастролей в Нальчике с нашей музыкально-юмористической группой «Ассорти!»*, в составе команды Юрия Лозы, с группой «Плюс-минус» и известным конферансье Львом Шимеловым.

- Ладно, где встречаемся? - выдохнул я, просыпаясь и собираясь с мыслями: что я в качестве конферанса на стадионе могу выдать. Вспомнились сразу анекдоты Лёвы Шимелова в Нальчике, мой номер с дыроколом - тоже пойдёт ****, пародия на Александра Розенбаума, что ещё….?

- На стадионе «Локомотив» в десять.

- Там?

- Да, там, на служебном входе. Значит, договорились?

- Хорошо, буду, - я положил трубку. Вот и весь контракт! - поймал я себя на мысли и начал собираться.

***

Красная, по тем временам - шикарная реэкспортная «Лада-Шестёрка» на дутых, агрессивных спортивных колёсах, стояла у дверей служебного входа горьковского стадиона «Локомотив».

- Сергей Моисеич, - сухо прозвучал сзади знакомый голос и я повернулся ему навстречу. Директор с долей здорового цинизма и с видом бывалого импресарио, а, видимо, так оно и было, протянул мне вялую руку, и мы сразу перешли на «ты».

- Мишкина машина, - заметив мой оценивающий взгляд, бросил Моисеич.

- А-а-а, ну да, вы, вижу, своим ходом из Москвы, - догадался я, забыв спросить, кто такой Мишкин? (Из музыкантов, видать: Мишкин, Шишкин. Да какая разница!)

- На поезд билетов не было, - соврал цинично Моисеич и жестом пригласил меня внутрь спортивного сооружения.

- Как доехал? - в голосе звучало, что ему до фени, как я доехал.

Я тоже прибавил долю здорового цинизма и небрежно ответил:

- Да нормуль.

До начала концерта оставалось около полутора часов, действительно, билеты почти все были проданы. Меня удивил ажиотаж, царивший на улице. Стоял хороший солнечный денёк, в такую бы погоду, да на речку! Но народ, как я видел, активно тянулся к стадиону и заполнял трибуны. Причём все сектора! Обычно на стадионах нам приходилось работать на одну половину стадиона. И, максимум, два концерта. А тут все билеты на три выступления проданы! Странно!? Нет, не странно, спрос родил предложение. А на что же спрос?

Я, как всегда, оказался не в тренде, выражаясь современным языком. Страна тогда трещала по швам. В свете новых горбачёвских постановлений, принятых ЦК КПСС о кооперативах, об организации досуга населения и прочих переменах, каждый день появлялись новые музыкальные группы, новые исполнители. Кобзона никто слушать не хотел, нужна была новая струя в музыке. В либеральных недрах начинала поднимать голову и показывала свой "жёлтозубый" оскал Сексуальная революция. В этот момент можно было попасть на «волну», выражаясь языком бизнеса, - «на фазу», сделать деньги или карьеру. А можно и то и другое. Наши «музыкальные пассионарии» этим и занимались.

Я знал, что тогда был в фаворе «Плот» Юрия Лозы. Знал, потому что ближе из музыкального мира в то время никого не было. Мы чаще других работали с ним. Но в июне 1989-го, в Горьком, изо всех щелей звучал какой-то свежий голос и пел он, как я позже выяснил, на стихи известного поэта Андрея Дементьева, с жалостью о каких-то фруктах, выброшенных на снег. Это я слышал и в поезде, когда ехал из Москвы, но кто её исполнял, я не знал, да и надо ли мне было? Я на работу еду.

Я осмотрел "рабочее место". Четвёртую часть арены стадиона занимала аппаратура: «бины», «мидексы», «пищалки», усилители, микрофоны, суетились техники, музыкантов не было видно. Разминаются где-нибудь, подумал я. Сцена была невысокой: удобно запрыгнуть на неё с травы. Я зашёл под трибуны в комнату, где был «Красный уголок» стадиона «Локомотив» - самое комфортное место для «комсостава». На большом диване лежала новая, что называется, «муха не сидела» - очень дорогая по тем временам дефицита, гитара, судя по всему, Главного героя концерта**.

***

** Главных героев в группах во время гастролей с сарказмом называли – «обезьянами». Об этом все гастролёры знали и никто на почётное звание «обезьяны» не обижался. Но случаи бывают разные. Как-то раз, основателю телевизионной программы «В нашу гавань заходили корабли» Эдуарду Успенскому, в 2013 году перед поездкой на Украину, я, как постоянный участник программы, в шутку рассказал про «обезьян» на гастролях. Эдуард Николаевич ничего не сказал, только в Киев я не поехал.

***

- А вот и музыканты, - подумал я. В комнату заскочил симпатичный человек спортивного телосложения, с цепями на шее, в модной концертной жилетке, похожий на гитариста.

- Обычно гитаристы в цепях выступают, - решил я, - жилетка с узорами и каким-то люрексом , да, - обычно это гитаристы. Он что-то озабоченным взглядом поискал.

- Где директор? - произнёс он, не замечая меня. - Где этот козёл……

- Я его на вахте видел…, - неуверенно ответил я за козла. И «гитарист» быстро исчез.

Я присел на диван, налил в стакан воды и стал рассматривать «муха не сидела - гитару».

Нестерпимо захотелось её пощупать, опробовать, сравнить со своей, пока нет никого. Но дверь распахнулась и в комнату вошли люди в военной форме с большими серыми банковскими мешками в сопровождении нашего Директора Моисеича и ИХНЕГО Кассира. Мужчины сурово осмотрели комнату, меня. Я уже был во всём концертном и подозрения не вызвал.

- Считать будете? - так же сурово, по-военному, обратилась Кассирша к Директору.

- Да что вы, Бог с вами, - замахал Директор руками на Кассиршу. Кладите к сейфу. Потом! Всё потом! - В комнате у окна за занавеской «проявился» сейф , - я поглядывал, потягивая из стакана холодную воду.

Военные окружили сейф и вытряхнули содержимое из мешков на рядом стоящий стол. Признаться, в такой ситуации я был впервые, чтобы деньги мешками заносили!? Да, собственно, и публичное одиночество на стадионе предстояло мне испытать в первый раз. Я всё больше на стадионах с коллективом привык быть, а тут один, неудобно как-то…

- А ты чего сидишь? - по-военному и с каким-то подозрением обратился Директор ко мне, заразившись, видимо от Кассирши. – Иди, начинай.

Я посмотрел на часы. Да, пора, без пяти, я взял свою потёртую ленинградскую «двенадцатиструнку», дырокол, губную гармошку и шагнул к выходу, покосившись на гору денег на столе, и тут вспомнил о главном:

– А-а-а, - обратился я к Директору, он в это время пыхтел и с трудом засовывал пачки купюр, перевязанные бечёвкой и резинками в сейф, - а программа где?

- В п… , - чуть не сорвалось с его покрывшихся потом озабоченных уст, но он включил тормоза и исправился - … вон, справа, - показал на стол у дивана Сергей Моисеевич…

Миновав «милицейский кордон», я вышел на стадион и зашагал по зелёной траве к сцене. На трибунах за спиной и впереди послышалось дыхание человеческого океана. Океан свистел и улюлюкал, сверкал улыбками и громыхал неприличными словами. Но, в целом, производил впечатление, не предвещающее ничего плохого. Я поднялся на сцену, по «океану» прокатилась лёгкая волна. На стадионе было около пяти тысяч народу.

- Давай, делай! – раздалось из глубин, и трибуны ещё больше зашевелились.

Я чувствовал, что сейчас утону в этом море и забыл все тексты и заготовки. Понимая, что если я не начну, живым из Горького не уеду, я вдруг вспомнил последний анекдот Лёвы Шимелова, который и «впендюрил» сразу после приветствия:

- Молодой человек утром прощается с девушкой, занимающейся индивидуальной трудовой деятельностью. Она его спрашивает:

- Скажи, дорогой, а справка о том, что ты не болен СПИДОМ, у тебя есть?

- О чём ты говоришь? Конечно, есть!

- Порви её к чёртовой матери.

Всё, стадион был мой. Номер с дыроколом прошёл «на ура», музыкальный шарж на Розенбаума, который мы с Александром Пинегиным на гастролях сочинили за ночь, они просто проглотили. Александр Розенбаум был тогда на пике популярности в народе, даже его первая пластинка ещё не вышла, о пародиях и речи не было. Любое упоминание этого автора вызывало всеобщий восторг.

***

Один из ближайших друзей Александра Розенбаума, Михаил Боярский пригласил как-то нас с «Ассорти» на прослушивание в свою программу с Валерием Сюткиным. В Рязани был запланирован «Фестиваль воздухоплавания». Вёл концерт Андрей Ургант. Боярский на прослушивании, если можно так его обозвать, куда мы пришли вдвоём с Берегом (С. Бережнов), только попросил исполнить шарж на друга. Я «сбацал». Остальное всё было на словах. Мы поехали в Рязань.

***

Я держался на сцене уже двадцать минут и этого было достаточно, чтобы выпускать «тяжёлую артиллерию» - главного героя, но я все еще не видел музыкантов. Обычно, когда под трибунами появляются музыканты, делается подводка, типа, «а сейчас … - встречайте», но они не появлялись, звучала фонограмка под мои «тезисы и анекдоты». От меня требовался оригинальный жанр, но он заканчивался.

Нужно было объявлять нашего Героя. Пора. И вот, под трибунами, появился тот гитарист в жилетке с узорами, из «Красного уголка» с гитарой «муха не сидела». А где «команда»? Человек с гитарой начинает движение в мою сторону, звукорежиссёр заводит знакомую мелодию, ту, что я слышал на вокзале, я начинаю соображать: музыкантов не будет, «фанера минус», *** значит, это он. Не отрываясь от микрофона, я заканчиваю речь:

- А на сцену выходит замечательный музыкант и певец…,- но как, как его зовут.., как его имя, я шарю по карманам, где бумага, где программа?, нахожу… , читаю с повышением интонации.., а так же автор–исполнитель, актёр и композитор, Михаи-и-л М-ууро-омов!!!

Стадион взрывается. Вот позор, позор на мою голову, они, оказывается, его очень хорошо знают, а я нет! Как же так?! Где я был? Жизнь прошла мимо! Мы на публику пожали друг другу руки , как будто давно знакомы, как бы , передавая эстафету концерта, и я ушёл за колонки, чтобы, в случае чего быть рядом и, по необходимости, заполнить паузу. Шоу началось.

Надо сказать, Михаил был тогда красавец, абсолютно правильной ориентации, в отличие от десятков «сподвижников по цеху», любимец женщин и никогда не стеснялся этого. Он и сейчас неплохо выглядит на свои годы и всё так же «не стесняется»... И тогда и сейчас, Миша называл себя «бабником», а что делать, от природы не убежишь.

Конечно, самое «вкусное» в концерте выносят, как торт на свадьбе - в конце. «Яблоки на снегу» тогда ещё были свежие и не набили народу оскомину и не навязли в зубах, хотя звучали они из каждого утюга. Теперь бы на артиста ещё поглядеть.

Зазвучало из колонок мощное, мясистое, вступление «Ариадны», трибуны ожили, кто-то подпевал, кто-то танцевал: «Ариадна, Ариадна, Заблудился я в чужой стране-е …»

Песня сопровождалась пластическими пассами артиста в сторону трибун, это приводило женскую половину стадиона в экстаз. Девушки с цветами начали буквально ссыпаться с трибун вниз и скапливаться у ограждения, где стояли милиционеры, хотя до финала было ещё не близко. Когда «Ариадна» кончилась, люди понесли цветы. Их невозможно было удержать. Да и не надо было.

С каждой девушкой Миша говорил, как батюшка (как зовут, откуда, сколько лет?), с той только разницей, что в нашем случае тайна исповеди была открыта всему стадиону. Это было частью шоу, органично и забавно. Я такого ещё не видел. Он раздавал автографы, брал цветы, целовал всех девушек, но красивых задерживал подольше, расписывался на чём попало, на том, что дадут или подставят, да, да, и на телах тоже: «Марине на долгую память»,- написал он толстушке на голом плече шариковой ручкой. Марина просила написать на лбу, но и это её устроило. Было видно, что она вернулась на место возбужденная, помолодевшая, сбросив пять килограммов веса.

- Странная женщина, странная, - неслось из «мидексов» ей в след после «Ариадны», вызывая мурашки на теле.

Народ на трибунах с интересом наблюдал за происходящим на поле и был соучастником публичного интима. Возложение цветов продолжалось уже после каждой песни. Милиция женщин не останавливала, и перед сценой у ног Михаила образовалась огромная клумба, а вокальный репертуар артиста сильно сократился по времени. Михаил «пошёл в народ» по кругу стадиона с радиомикрофоном. Он говорил, пел, приветствовал. Пока он совершал круг, прошло ещё минут пятнадцать. Вернувшись с охапкой цветов к сцене, он был уже мокрый, пот со лба катил градом.

Репертуар на смену любовной лирике диаметрально поменялся. Зазвучала военная тема: «Я вспоминаю утренний Кабул»,- зазвучал в акустике его подуставший, с придыханием, голос под гитару «муха не сидела». В воздухе над стадионом возник патриотический дух. Трибуны встрепенулись и замерли. Надо сказать, что, тогда ещё года не прошло после вывода войск из Афгана. Тема была не просто актуальной, а горячей. И когда Михаил дошёл до припева: «Афганистан живёт в моей душе», - от дальней трибуны отделился человек с парой гвоздик и направился прямо к Михаилу.

- «Афганец», - подумали на трибунах.

- «Ветеран»,- подумали менты и не препятствовали его продвижению. «Ветеран» подошёл к сцене и стал смотреть в рот Михаилу.

- «Алкаш»,- подумал Михаил и, отпрянув от микрофона в сторону, чтобы не было слышно в колонках и на трибунах , тихо, но строго сказал «ветерану»:

- Уходи, не стой тут, – «ветеран», действительно, был слегка «под шафе», он не понял, что от него требуется, он был в образе. Скупая слеза скатилась по его щеке и упала на гвоздику.., а «шафе» долетело и до моего носа за колонкой.

- Клади и иди отсюда,- повторил сбоку от микрофона ещё раз более настойчиво Михаил, не выходя из своего образа и продолжал петь:

- ... «Афганиста-ан живёт в моей душе.- Так они оба стояли, в образах, друг против друга, ещё куплет. Стадион не вмешивался.

Затем «ветеран» опустился на колени, возложил две гвоздики к ногам Михаила, поклонился, перекрестился на Михаила в образе, встал, вытер слезу и медленно, как возвращаются только с кладбища после похорон, пошёл на своё место. Шёл на место он долго, по диагонали футбольного поля. Ему не мешали. Вся эта акция вызвала бурю оваций.

Однако, близился финал «Первого концерта» Михаила Муромова. Мне оставалось только попрощаться с публикой и ещё раз, на уход с арены стадиона, прокричать имя артиста. Он обещал женщинам, что все цветы он увезёт в Москву и будет хранить память о них, любимых, пока цветочки не завянут. Он не обманул. Действительно, в конце дня, все цветы были доставлены в гостиницу. Несколько любящих и любимых девушек, приехавших из разных городов Поволжья, скрывая ревность и соперничая в искусстве подрезания корешков, ставили цветы в вёдра. Весь его «Люкс» был в ведрах, благоухал цветами и девушками. И это напоминало гарем.

***

«Второй Концерт Михаила Муромова» прошёл так же «на ура», разве что цветов было на пару ведер меньше. По окончании "Второго Концерта", я вспомнил, что пора бы и о гонораре побеспокоиться . Я зашёл в Красный уголок в поисках Сергея Моисеевича. Он там и был. Разговаривал с блондинкой лет тридцати пяти, как потом выяснилось, с его «дамой сердца», сопровождавшей его неизменно на гастролях. Дама была симпатичная и явно по возрасту ему не пара. В её голубых глазах была видна терапевтическая забота о «втором сердце» мужчины. Как потом мне объяснил Михаил в сауне, «второе сердце» Моисеича было с «изъяном». Точнее было бы назвать, с «изюминкой», это и влекло блондинку к Моисеичу. Она получала от этого двойное удовольствие. Мужчину надо любить за что-то конкретное, а тут и деньги и «изюминка». Полная гармония.

- Здрассте, - поздоровался я с дамой и обратился как-бы невзначай, но «прямо в глаз», к Моисеичу, - а деньги-то будут, - а то я чего-то забыл вот, а тут..., пока при памяти…

- А Миша ничего не дал ещё?- Умиротворенно, предчувствуя финал мероприятия и лаская даму, отвечал Моисеич.

- Нет…

- А ты в сауну зайди, он там, да и сам отдохни, три часа ещё до начала, есть время!

- Ага, ладно,- повернулся я к выходу с непринуждённым видом, «… хотя, какая на хрен, сауна, - засвербило в голове, - там что, касса? – Совсем с ума посходили».

В конце коридора находилась «Сауна» для спортсменов команды «Локомотива»...

Я разделся в «предбаннике», оставив на себе только трусы. Мне ведь только деньги получить, я париться не собирался. Я постучал в дверь и вошёл.

- Можно?

- А, - заходи, давай к нам!- услышал я знакомый голос. В помещении, обшитом "вагонкой", в неярком электрическом свете перед бассейном, на деревянных лавках, сидел, как хозяин гарема, Миша , в окружении семи «русалок». Я почувствовал себя не совсем удобно в семейных трусах и в чужой семье: Миша-то был в плавках. Он напоминал какого-то «Дона Педро» из анекдота: загоревший атлет, красавец. А вот за некоторых «русалок» было как-то неудобно. Они окружали «Дона» и обтекали в жаре. Почти все «топлесс». Одна девушка чуть в стороне, как оказалось, - Лена, приехавшая к нему из Ульяновска, упорно не снимала лифчик и ревниво смотрела на всех остальных подруг–соперниц, уже раздетых, готовая расплакаться от чувства ревности. Её можно было понять: она из Ульяновска ехала-ехала к любимому, а тут вон оно что! Я стоял в труселях ближе к дверям и не знал что делать, как определиться в ситуации. Когнитивный диссонанс рвал мой мозг.

- Миш, я, собственно, на минуту, Моисеич сказал: «бабки» тут…

- Не парься,- не дал договорить «Дон», подливая воду на раскалённые камни, - смотри какие девчонки тут. И все меня любят. Да? - и он притянул, приобняв за плечи, к себе ближнюю «русалку», длинноволосую брюнетку, она, как будто, застеснялась и отодвинулась, - а ты погрейся, посиди, отдохни,- обратился он ко мне,- да снимай ты трусы, - и он показал мне на бассейн, - мы сейчас тут играть будем, да, девчонки?

И я понял его: это было шоу в сауне, он раздевал их полностью на спор с одной, самой интересной из них. Начало я пропустил. Миша стал разрывать пачки с купюрами разного достоинства и бросать их в бассейн. Деньги, намокая, расползались по поверхности воды и плёнкой заполняли всё пространство:

- Вот смотрите, девчонки, условия игры: раздеваетесь полностью и ныряете. Всё, что на вас прилипнет - всё ваше. Кто первый?

В рядах «русалок» нависла пауза. Первой встала Лена.

Вот смотрите,- комментировал Миша, - она не разделась, на неё ничего не прилипнет, - но Лена решила доказать обратное и сиганула в бассейн. Она всплывала медленно, с надеждой, притягивая к своему телу «удачу», но купюры разбегались от неё как равнозаряженные частицы от ядра. Когда она поднялась из воды, на её спину и бедро прилипло всего два «трёшника». Лена была в отчаянии, слёзы потекли по её лицу. Миша подошёл, и, как верный учитель начальной школы, по-отечески приобняв её, обратился к собравшимся:

- Вот, видите, к ткани не прилипает,- не вызывая тени сомнения, констатировал факт «учитель», - я же говорю, в сауне в пластике не сидят.

- Да-а, - вставил я,- тут быть или не быть, вишь, в чём дело!

Веский аргумент добил сомневающихся. Последние трусики слетели с «русалок» и они по одной стали прыгать в воду. На вторую девушку прилипли одни «четвертные» и «червонцы». Лена плакала в углу от ревности и зависти еще больше...

- А ты азартен, Парамоша,- вспомнилась мне фраза из М.Булгакова и я поспешил убраться с этого праздника жизни, понимая что хозяяину гарема не до меня.

Третий концерт у нас прошёл, как и второй, с охапками цветов, без ветеранов, под вечерний финальный салют.

***

Эпилог

Спустя много лет мы встретись с Михаилом на съёмках Новогодней программы на Шаболовке. Он вспомнил тот концерт в Горьком (ныне - Нижний Новгород) и сауну.

- А ты знаешь, сколько у меня их было?

- М-м??

- Я как-то решил посчитать. На третьей тысяче сбился со счёту…

У Александра Сергеевича Пушкина в жизни было около ста тридцати романов, но он мало пожил. Убили.

А у Михаила, может быть, всё только начинается. И кто же теперь настоящий народный артист России? На самом-то на деле? Филипп Киркоров? Это величайшее заблуждение! Киркорову до «народного» очень далеко…

Москва, 2018 г., 27 декабря