Читать онлайн
"Недопонятый Толстой"
В библиотеке, в которой Артемий работал системным администратором, раз в неделю происходило собрание молодых литераторов. Руководителем был Иван Иваныч Тютюльников, с ним Артемий был лично знаком и поддерживал рабоче-дружеские отношения. Сам он за тридцать своих лет ни одной книги толком не прочитал, но литературные эти собрания все-таки его волновали. При случае он заходил в комнату, где молодые литераторы обсуждали свои незрелые произведения, вставал тихо в уголке и слушал, силясь что-нибудь понять в этом бестолковом лепете. Лицо его в такие минуты выражало муку и недоумение зверя, попавшего в капкан человеческий.
Насупливался, потел Артемий, но понять не мог, зачем эти драные литераторы коптят небо. После собрания, подступаясь к беспомощному Иван Иванычу и чуть не хватая его за грудки, он в отчаянии вопрошал старика:
— Зачем Толстой?! Скажи мне, зачем Толстой, а?!
И Иван Иваныч не мог ничего ответить, он недоуменно разводил руками и не знал, что тут можно еще сказать. Артемий уходил домой не солоно хлебавши, искренне силясь разобраться, почему его прогрессивная работа, связанная с компьютерами, направлена на обслуживание учреждения, которое давно пора просто закрыть, а книгами затопить баню. И разогнать всех уже этих бездельников, пописывающих. Под ложечкой Артемия неприятно сосало.
Он приходил домой, если не шел в спортзал, где занимался карате, садился в кресло и собирал кубик Рубика. Пока каждая сторона кубика не окрашивалась одним цветом, он не вставал с кресла и не шел ужинать. Разум всегда побеждал.
Так проходило время. Завсегдатаи литературной студии, пройдя фазу естественного отбора, сомкнулись тесным кружком из шести человек, где не было уже четкого разделения между участниками и ведущим, хотя Иван Иваныч по-прежнему, в силу опыта и старшинства, занимал место руководителя. Артемий все так же заходил время от времени и с понурым лицом тихо вставал в сторонке и слушал. Но ответа на его вопрос Иван Иваныч так и не мог дать.
Как-то, возвращаясь домой с работы, он зашел в магазин игрушек и купил новый кубик Рубика, так как старый был им разбит о стенку в припадке внезапной ярости. Как и обычно он сел в этот вечер в кресло и стал собирать свой новый кубик. В мыслях кружило: «Зачем Толстой? Зачем Достоевский, зачем? Зачем Шекспир, зачем? Зачем эти дурачки в своем дурацком кружке? Зачем же?!»
Вдруг отвлекшись от мыслей, он заметил, что задерживается. Стрелка часов давно перешла тот рубеж, когда кубик Рубика обычно был собран. С прихода домой прошло полчаса. За это время Артемий мог собрать его дважды. В душе возникло тревожное чувство, под ложечкой засосало.
«Что-то здесь не так!» – думал Артемий, и пот каплями катился со лба.
Прошел еще час. Кубик Рубика не собирался: то тут, то там вылезал ненужный цвет. Артемий знал по карате, что если в чьих-то глазах ты читаешь себе приговор, то пути назад нет, можно только рубить наотмашь, ничего не боясь: победа или смерть. Другого выхода нет. И сейчас на него смотрел суровый Лев Толстой, и из загадочных глаз его струился в душу Артемия страх смерти. В бороде Льва Николаевича что-то непрерывно мелькало и будоражило разноцветьем, будто борода окрасилась и отливала теперь каким-то перламутровым, как мыльные пузыри. И Артемий хватал Льва Толстого за бороду и дергал из нее разноцветные пучки. А Лев Николаевич, в свою очередь, ругался на него:
— Ты балда, ты не способен даже впасть в безумие! И даже не старайся, понял?! Даже не пробуй! Ничего у тебя не получится! Так и останешься системным администратором! А бездны тебе не постичь!
Кубик Рубика вращался, скользя в потных руках Артемия, но никак не собирался. «Не отступлюсь! – говорил себе Артемий, – Хрен вам! Смерть, сумасшествие, все победит моя логика, здравый смысл восторжествует, и старик повалится в нечистоты босой и размажет по лицу их, и кричать будет, и рыдать, в посрамлении, и восторжествует над ним свет знания! Рационально восходящее солнце!»
Что-то щелкнуло в его переутомленной голове, что-то перламутровое завертелось в калейдоскопе, в глазах закружилось.
— Я превосходный человек! — заорал вдруг во все горло Артемий. В руках мелькала, блестела чешуей змея, она подкрадывалась к горлу, шипела, стрекочущий издавала звук. Дышать становилось тяжелей.
Брось! — крикнул гулко Лев Толстой. Сначала Артемий увидел внизу, на ковре, его босые ступни, а потом из-за шторы высунулась и седая кудлатая голова. — Брось это! Остановись перед неизведанным! Слышишь, не поздно еще?! Кто ты такой?! Мелкий пакостник! Побойся Бога, поборник бесплодной земли!
Артемий замер в ужасе. В зеркале, на которое указывал Толстой своим скрюченным старческим пальцем, он увидел себя: красное лицо, щетинка, плешь на голове, пузо, женственная грудь, короткие ноги. Он попробовал пройтись от кресла к зеркалу и проследить свою походку: в походке было что-то детское.
— Вот же какой я! — удивился Артемий.
— А ты думал какой? — крикнул, как из трубы, Лев Толстой. — Красавцем себя возомнил, иуда?! Поди собери кубик! Разотрись жиром!
— Каким еще жиром?! – в бешенстве взревел Артемий и разбил большое настенное зеркало попавшим под руку стулом, ему показалось, что это Толстой подсунул ему табуретку.
— Ах ты животное! – заругался Толстой. — Выпороть тебя в хлеву или на конюшне вместе с бабами!
— С каким еще бабами?! – заорал Артемий и схватив кубик Рубика бросил им в Льва Толстого, но тот ловко нырнул обратно за штору, а кубик угодил в окно и разбил его. Задуло ветром с улицы. Зашумел машин рой. Шторы трепало на ветру и Толстого, как оказалось, за ними не было. «Куда же он делся?» — думал Артемий. Но вот голые толстовские пятки мелькнули в воздухе. И вновь появившийся Толстой влез на подоконник и спрятался за шторой, намереваясь удрать, простор, благо, позволял. «А как он попал сюда? – думал Артемий. – Наверно, окно забыл закрыть».
— Ну я тебе сейчас! – зарычал Артемий как настоящий зверь. – Я тебе покажу животное! Ты, мерзкий старикан! За крестьянками бегал?! Книжки писал?! Я тебе, гад! — И с этими словами бросился Артемий на Толстого, схватил, сорвал с петель штору, а в ней не было никого. В пальцах ног что-то заныло, наверно, порезался осколками. Полез на подоконник – воздуху зачерпнуть полной грудью, Толстого выследить: где он там прячется? На трубе водосточный повис?
Внизу гудели машины, мельтешили люди, воняло дымом, город, как червями, кишел любовью, он кричал о своей ненавистной любви и взывал к небу, коптил которое, чтоб пожрало его, снизошло огнем очистительным, геенной огненной пролилось!
Артемий безотчетно сделал шаг вперед, как будто это стало логически верным исходом. Заключением. Выводом. В искрящийся таинственный свет шагнул он, мелькавший в отблесках оконных, в гладких поверхностях автомобилей, этот свет окружал его всюду, он, казалось, и сам источает теперь этот загадочный свет, превосходный свет. В него и окунулся Артемий. Все свернулось клубочком, укатилось за дверь, за штору спряталось, скисло, свернулось молоком и утекло в раковину с характерным для этого действия всхлюпом.
В это самое время в другом городе никогда не знавший Артемия Петр Гречилов зашел после работы в пивную «Толстый лещ». На заводе игрушек Гречилов работал уже больше десяти лет. Работа его вполне устраивала. Жена, двое детей. От дома недалеко. В месяц пятнаха. Нормально.
Взяв Бабаевского, Петр встал за свободный, менее липкий на вид, столик, и со смаком отхлебнул холодного пива. На усах повисла пенка. Вкусно чмокнув, он достал платок и вытер рот. С каким-то хрюкающим от услады всхрипом, с томящимся сердцем сделал он второй глоток. А на платке висели прилипшие очистки, и Петр заметил это. Он залез в карман поискать семечек: может осталось что. Но достал вместо того целую кучу шелухи, среди которой оставалось несколько не очищенных семечек и какие-то разноцветные детали от кубика Рубика.
Гречилов, не обратив на детали внимания и выбрав уцелевшие семечки, свалил всю кучу в руку и засунул обратно в карман. Отхлебнул еще пива, забросил соленую семечку в довольный рот. «Хорошо, бл..дь», – одними губами сказал он в восторге. — Замечательно, бл..дь, — прошептала, будто покаявшись, его замученная душа.
На следующий день, в субботу, литературный кружок собрался в обычное свое время. Никто не заметил, что в комнату во время собрания не зашел системный администратор.
Один Иван Иваныч слегка погрустнел, когда узнал о случившемся, а в конце встречи уведомил всех о скоропостижной смерти работника библиотеки и попросил скинуться кто сколько может на венок от нашего кружка.
— В следующую субботу, — объявил он, — мы посвятим вечер обсуждению не своих произведений, а рассказу Льва Николаевича Толстого «Смерть Иван Ильича», всем прочитать!
Молодые литераторы вытрясли из карманов какую-то мелочь и быстро вышвырнулись на улицу, продолжая по дороге к метро обсуждение рассказа своего товарища, прозаика, а именно: может ли в литературном произведении быть место слову «слихуем»?
Вечер сгрудился на город своею размякшею за день тушей. Небо обещало дождя. Интенсивно темнело и в воздухе сгущалась будущая прохлада.
.
ЛитСовет
Только что
