Выберите полку

Читать онлайн
"Бездна внутри"

Автор: Bloody Feather
Бездна внутри

Я стоял чуть сзади, не потому что боюсь — привычка. Так всегда было: держать обзор, не мешать, но быть рядом. Раньше это спасало жизни. Сейчас — не отпускает. Команда Инги, вроде профессионалы, каждый со своей причудой, со своей задачей искать ответы там, где их по логике не должно быть. Что-то в них — или во мне — притянуло сюда.

Перед нами — больница, гниющее тело из кирпича и бетона. Окна — пустые глазницы. Дверь наполовину выломана, будто её вырвали из петель небрежно. Влажность — как будто здание выдыхает что-то старое, липкое. Вонь — плесень, что-то ещё. Того, что не должно пахнуть, но пахнет.

Марта, медиум, дрожит, хотя говорит, что не холодно. Пальцы перебирают серебряный медальон. Шепчет что-то — почти себе. Я не слушаю — внутри шумит, из прошлого, которое не заглушить.

Алексей, ученый, рычит: «Чушь. Паранормальное — фикция. Просто собираем данные и уходим. Без цирка». Он приехал сюда за цифрами, за формулами, за объяснениями. Он отвергает всё, что не укладывается в его мир.

Инга, лидер, тихо — «Все причины есть. Уважай». Короткие волосы, взгляд — острый. Собрала нас, каждого со своей тайной, держит баланс.

Проверяю всё — фонарь, батарейки, аптечка, пистолет, хотя никто не должен знать. Инга заметила — кивнула. Он у меня всегда был, я знаю — кто-то близкий, бывший. Или просто понимает, что есть вещи, которых не отмоешь.

Говорит: «Готовы?» — глаза оценивают. Я киваю. Марта повторяет — за мной. Алексей бубнит себе под нос, сверяет приборы.

Перед дверью — стоим. Не идем. Пять секунд — тишина давит. Инга делает шаг — и всё ломается. Звук её шагов — как выстрел, гулко по облезлой плитке. Я — последним. Всегда — последним.

Внутри — темно, густо, как смола. Фонари выхватывают облезлые стены, краску, обвисшие провода, словно вены. Кожа покрывается мурашками. Напряжение — как натянутая струна. Тут — есть что-то. Не просто холод или сырость. Есть присутствие.

Когда-то я шел через руины в чужой стране, там была тишина — смерть, снайперы, мины. Это — другая тишина. Живая. Ожидающая. Она прячется за дверями, в углах, в каждом шорохе. Не пуля — хуже. Что-то без формы, но чувствующее. Чувствующее нас.

— Всё нормально? — шепчет Марта, тихо, как ветер в тоннеле.

Я не отвечаю сразу. Не хочу лгать. И не скажу правду — что чувствую.

— Пока да, — говорю, сам не веря. Она кивает, глаза — блестят. Боитесь — не нас. Себя. Того, что может почувствовать или увидеть.

Алексей шуршит прибором, записывает, сверяет. Вся логика — в цифрах. Я тоже раньше так делал. До того, как понял — есть вещи, что не измерить.

Инга поднимает руку — остановка. На лестнице. Вниз — в подвал. Сердце сжимается.

— Там начинается главное, — говорит она. В её голосе — уверенность.

Да, тут всё начнется. Чувствую, как воздух сдавливает, как невидимые ладони прижимаются к лицу, затыкают рот.

Я вспомнил, почему пошел с ними. Это — не просто миссия. Это — возвращение.

Он был там. Тот, кого я не спас. В другой больнице, в другом подвале. Его голос — в моих снах.

Марта хватает меня за руку, пальцы — как лед.

— Ты слышишь?

Я слышу. Шорох. Низкий, почти неслышный. За стеной. Или в голове. Не скажу — станет настоящим. Пока — просто звук.

Инга делает шаг вниз.

Я — следом. Справа — Марта, прижимающаяся. Слева — Алексей с планшетом. Позади — тьма, плотнее воздуха. Я снова — в строю. Здесь не будет приказов. Не будет эвакуации.

И в этот момент я вдруг понимаю: мы не выйдем такими, как вошли. Если вообще выйдем.

***

Ступени скрипели, будто протестовали против нашего веса. Мы шли медленно, почти по одному. Фонари выхватывали из мрака облезшие стены, трещины, паутину — всё как у тех, кто прятался от бомб. Пахло сыростью, гнилью, страхом — тяжёлым, вязким запахом, будто воздух пропитан чужими страданиями.

Я слышал собственное дыхание — в этой тишине оно было громким. Удары сердца — как шаги сапог по темноте, каждый мог стать последним. Ритм сбился, ускорился.

— Температура падает, — хрипло сказал Алексей, сверяясь с приборами. Его голос дрожал — не от страха, просто так он хотел думать. От холода, сырости, только не от того, что чувствовал.

Рядом, чуть впереди, Марта — шептала почти неслышно:

— Что-то не так. Пространство искажено. Время течёт по-другому, стены сжимаются.

Я не понимал полностью, но чувствовал тоже самое. Мышцы сводило, как перед выстрелом, — врага не было. Только ожидание, тишина, наполненная чем-то невидимым.

Фонарь моргнул — раз, два. Вдруг я заметил: справа вздрагивает стена. Или показалось. Пусть так.

— Что за… — Алексей фыркнул, сверял карту. — Тут этого коридора не должно быть. По плану — тупик. А он — длиннее, ровнее, чем должен быть.

Экран показывал: коридор уходит вперёд, словно втягивая нас внутрь. Стены сдвигались, как живое существо, хочет раздавить. Воздух стал тяжелым, плотным, давил в уши.

Рука на стене — ледяная, не как обычный холод. Глубже, до костей. И вдруг — шорох. Где-то рядом. Ткань, кожа, мысли — или чужие.

Инга сделала шаг — без колебаний. Ведёт. Как командир или безумец.

— Продолжаем, — сказала она, в голосе — сталь.

Я — за ней. Марта почти прижалась, дрожь у неё — не от холода. От чувств. Слишком остро. В таких местах умирали первыми.

Слева — дверь. Полураскрыта, изнутри — густая тьма, холодная, как масло. Вдруг фонарь у Марты гаснет — резко, без предупреждения.

— Нет-нет… — шепчет она, бьёт по нему, но он не загорается.

Мой свет — лицо Марты, бледное, покрытое потом. И отражение за её спиной. Высокое, без черт. Там. Я моргаю — ничего. Только стена и она.

— Видел? — шепчет она, глаза полны ужаса.

Я молчу — лучше не знать. Не давать этому силы.

Алексей остался позади. Его фонарь светит стену, он ищет логику. Прикасается — и вдруг его голос искажен, как из сломанного динамика.

— Поверни налево… — слова приходят позже, чем он их произносит. Голос — низкий, чужой. Как из рации в бою, когда звал на помощь. Я не пришёл.

Останавливаюсь. Впереди — тишина. Позади — тяжесть. Кто-то за спиной дышит в затылок. Не оборачиваюсь.

Инга говорит тихо, уверенно:

— Всё хорошо. Акустика. Старый пол, эхо.

Ложь. По глазам видно. Но ей нужно двигаться дальше, не дать панике взять верх.

Шаги приглушённые, будто по ватному ковру. Коридор — как кишка, сжимается, извивается. Стены всё ближе. Чувствую — будто бетон движется навстречу, или я начинаю терять ориентацию.

Марта задыхалась, хватаясь за мою руку:

— Оно меня зовёт. Оно знает меня. Оно… внутри меня.

Я не спрашивал, кто оно. Мне хватило голосов — тех, что я не смог забыть.

За углом — тупик. Гладкая стена, без дверей. Но я помнил план. Знал, как работает пространство.

Но тут — не работает.

Алексей, злой и неверящий:

— Это невозможно. Мы шли прямо, по компасу!

Трясет планшетом, ищет ответы — безуспешно.

Инга мягко положила руку ему на плечо — будто офицер, что держит сломавшегося. Он отшатнулся, словно током.

— Не трогай меня! — крикнул он, лицо — искажено страхом. — Это ловушка! Ты нас сюда затащила! Если останемся…

Свет погас снова — в полной темноте. И я услышал — не наше дыхание, а глубокое, тяжёлое, за стеной или внутри.

Я взял фонарь — в левую руку. Правую — у кобуры. Холод металла — единственное, что ощущаю реально.

Марта — трясущаяся:

— Если мы здесь умрём… это не просто смерть.

Я молчу. Внутри — холод. Как когда я оставил брата в другом подвале. Он кричал мне — «Вернись», а я ушёл. Его голос — всё ещё внутри.

Стоим в тупике. И чувствую — он уже нас видел. И ждёт.

***

Мы шли назад — или так казалось. Шаги звучали, как в те старые времена, когда, в темноте, без карты и компаса, пробирался через минное поле. Каждое движение было рискованным. Следил за каждым — тридцать четвёртый. Перед нами — стена. Гладкая, сырая, без трещин, словно выросла из ниоткуда, отрицая наше существование.

Марта схватилась за плечо, пальцы дрожали — я не отстранялся. Почувствовал её ужас — он был почти осязаем. Алексей уже не маскировал паники. Его лицо — бледное, глаза — дикие.

— Этого не может быть! Мы только что были здесь! — кричал он и ударил кулаком по стене. Стена — откликнулась, как будто изнутри, словно живая.

Эхо зашипело: «Галлюцинация…» — и пространство вокруг будто окутало нас туманом, смеясь.

В этом эхе — женский голос, насмешливый. Как пелена, что смеётся над разумом.

Марта отскочила, прижалась ко мне. Инга медленно подняла фонарь, смотрела на стену и коридор. Лицо — жесткое, но заметно напряжение в руках, сжимающих нож. Она боролась за контроль.

— Дышите ровно, — сказала она. — Это замкнутая среда, мы перегреты, обезвожены. Искажения — временные. Паника — враг.

«Паника — враг…» — эхом повторял я. Но это был мой голос. Кажется, я произнёс его сам. Но… я не говорил. Это он. Играет.

Кулак — влажный, холодный. Не от пота, а от страха.

Перед нами — коридор, которого раньше не было. Он появился из ниоткуда, словно стена позади. Узкий, как горло. Свет фонаря тонул — не видно конца. Стены — будто шевелятся, пульсируют, хоть и без видимых движений. Кто-то прошёл — тихо, на цыпочках — и воздух дернулся за ним, оставляя холодный след.

— Мы туда не идём, — резко сказал Алексей, отходя. — Это ловушка. Пространство сдвинулось. Или газ. Или грибок. Всё, что угодно — только не реальность.

— Только не то, что оно реально? — срывалась Марта. — Ты слышал эхо? Оно издевался над нами. Оно знает нас. Оно… копирует.

Инга повернулась к ней, глаза зажглись раздражением.

— Если паника — твой выбор — иди одна. Не заражай остальных.

В голове снова зазвучало: «Заражай… одна…». Только голос Инги — искажённый, не мужской, а… чужой. Низкий, хриплый, будто говорит не человек, а нечто, что пытается его копировать. Противное.

Я не вмешивался. Взгляд поднял — на потолке исчезла плитка. Там — гладкая чёрная поверхность, словно вода в темноте. На ней — отражения. Наши. Но не двигаются, как бы застывшие. Мои глаза — не мои. Глядят в глубь черноты. Там — что-то есть. Кто-то смотрит обратно, и я чувствую его взгляд.

Алексей хлопнул планшетом по стене, будто пытаясь разбить не прибор, а реальность. Я сделал шаг вперёд, встал между ним и Ингой. Он не заметил. Его взгляд — полон страхов, что уже не унять.

— Мы умираем здесь, — прошептал он, голос — ломается. — Это эксперимент. Вы все знали? Это ловушка?

— Хватит, — тихо сказала Инга. — Не поддавайтесь панике. Всё — иллюзия. Мы в замкнутом пространстве, всё искажено. Контроль — важен.

В голове снова повторялось: «Хватит… хватит…». Искажённое эхом, с помехами. В конце — смех. Не детский, не больничный. Злой, древний.

Марта присела, закрыла уши ладонями, будто пытаясь заглушить звуки. Шепчет что-то — молитву? Имя? Чтобы не утратить себя. Я не слушал. Взгляд скользил по стенам, по потолку.

На стене — силуэт. Высокий, тонкий. Руки — как лезвия, сжаты к телу. Лицо — отсутствует. Он внутри стены, и медленно наклоняется ко мне, будто прислушивается.

Я отступил, рука на пистолете. Взор — на силуэт. Он исчез. Или спрятался. Или ушел. Но знаю — он везде. В стенах, воздухе, эхе. Ждет, чтобы мы сдались, чтобы страх взял верх.

Инга взглянула на меня. Глаза — на секунду расширились, когда увидела оружие. Потом кивнула — без слов. Больше не притворяемся, что это просто экспедиция.

— Всё кончено, — говорю я тихо. — Тупик позади. Искажающийся коридор впереди. Только вперёд — в глубь этого подвала.

***

Мы шли медленно, будто вязли в смоле. Каждый шаг — тяжёлый, как будто пропитан мёдом, а воздух прилипал, проникая под одежду, заполняя нос и уши. Пространство искажалось — не под нас, а под него. Стены начинали дышать: расширялись и сжимались, пол казался мягким, словно часть этого существа.

Я чувствовал, как меняется реальность. Не мы её создавали — она подстраивалась. Внутри зашевелилась тревога, предчувствие опасности.

Марта вдруг остановилась, вздохнула:

— Вы это видите? — шептала она.

Я поднял взгляд. Там, прямо по курсу — оно.

Сперва думал, что это тень — сгусток темноты в углу. Но фонари на нём не отражались, свет уходил в него без следа. Никакого блика. Только его присутствие.

Сгусток дрожал, искажался, как дым под водой. Высокий, неправильно формы, контуры ускользали. Оно было — тень без лица, без формы, без определённости.

Тревога усилилась. Мышцы напряглись — рука тянулась к оружию. Но что толку — у цели нет плоти, чтобы стрелять.

Инга шагнула вперёд, фонарь на существо:

— Просто эффект света, — сказала она. — Иллюзия.

«Эффект света…» — услышал я. Голос искажён, как из гнилой пасти, грубый, насмешливый. Звук — как рвотные стоны, пропитанные кровью.

Я прицелился, рука дрожит — не от страха, а от памяти. Оно напоминало то, что я видел раньше.

— Оно повторяет нас, — прошептала Марта. — Искажает, влезает в головы, копирует.

Алексей рассмеялся — отчаянно, без сил:

— Это психоз! Галлюцинации! Стресс, кислород — всё сходит с ума!

Голос в эхо — не его. Звук злой, издевательский, как насмешка.

Марта зажала уши, закрыла глаза. Алексей бледнел, планшет вывалился из рук. Инга молчала, сосредоточенно смотрела.

«Прицел…» — вдруг глубокий голос, прямо ко мне:

— А ты промахнёшься, как тогда. Он звал — и ты не пришёл.

Это удар. Внутри всё холоднее. Не её голос, не Алексея — это моё худшее зеркало, мой ночной кошмар, оживший.

Существо дернулось — будто пламя, колыхающееся в вакууме. В его «голове» — чёрная дыра, поглощающая свет и смысл. Абсолютная пустота.

Я медленно сделал шаг вперёд, поднял пистолет:

— Если ты здесь, — прошептал я, — покажись!

Оно остановилось. Потом — медленно, с хрипом, будто вдавливая звук в уши, произнесло:

— Ты уже знаешь. Ты оставил его. Теперь… оставь себя.

Стены заскрежетали, как будто сдвигались. Плитка треснула. С потолка посыпалась пыль, как пепел, — и коридор вздохнул, стенки сжались сильнее, воздух стал плотнее.

Инга потянулась к Марте, её голос резкий:

— Уходим. Сейчас же.

— Куда? — Алексей оскалился, глаза бегают между существом и стеной позади. — Ты хочешь назад к тому?

Но существо уже не стояло. Оно — расползалось, словно жидкость, растворяясь по полу и стенам, без границ. Это не существо — это место. Подвал проснулся. Он движется.

Марта схватила меня за руку, пальцы — как шипы.

— Оно внутри тебя, — сказала она. — Чувствуешь?

Я молчал. Чувствовал — глубоко внутри, там, где билось сердце, теперь лёд. Шёпот — только мне.

«Ты должен остаться один. Остальные уйдут. Ты — останешься.»

Я отступил, не сводя взгляда с черноты. Инга прикрывала нас, нож — как щит. Алексей ругался, бормотал о гравитации. Марта шептала молитвы, тряслась. Стены снова сгибались, потолок опускался. Всё вокруг будто решило — уходить.

Шли вперёд — без карты, без смысла, ведомые страхом. Тьма всё ближе, словно жадно подбирается. Не оглядывался. Боялся увидеть не тень, а себя.

***

Мы шли, будто в вязкой тьме, которая сжимала пространство. Каждым шагом ощущался груз, как будто стены и пол сливались в живое существо, которое жадно поглощало наш страх. Время исчезло, направление потерялось — кажется, мы ходим по кругу, хотя никто не говорил вслух. Кто-то боялся признаться, кто-то — просто сдался. В глазах — пустота, надежды нет. Тут не было ни времени, ни пути — только чувство, что нас кто-то или что-то держит за горло, как хищник перед броском. Стены шевелились, будто дышали, пол дрожал, потолок скрипел. А тень… она уже не пряталась, ждала, когда мы сломаемся.

Вошли в узкую комнату — серый, сырой мешок из бетона и пыли, без окон. Линолеум пятнами, стены — грязные, как кровь или что-то древнее. Фонари мерцали, будто умирающий пульс этого места.

Я присел в углу, руки — к вискам. Трясло неотвратимо. Внутри — шум, хаос и тень, которая следит за каждым движением.

— Оно смотрит. Оно внутри. Оно слышит, — шептал я, голос натянут.

Пытаясь держать себя в руках, выдохнул:

— Хватит. Это паника, гипоксия, усталость. Всё объяснимо. Нужно просто…

Запнулся. Внутри — пожар страха, никакие слова не помогают. Всё вокруг — угроза, которая уже внутри.

Молчал, прижавшись к стене, пытался понять, что происходит. В голове — искажённый шум, злой и чужой. Не моя речь. Не мои мысли. Это — что-то чужое. И оно — внутри меня.

Вдруг, словно кто-то дернул за нити, — голос. Не мой, не его. Холодный, насмешливый, искажённый, будто из другого мира:

— Ты уже знаешь. Ты оставил его. А теперь… оставь себя.

Я вздрогнул. Сердце забилось сильнее, свет погас на мгновение, и снова вспыхнул. На стене появилась тень — не моя. Четырёхрукая, тонкая, словно паук в судороге, она пульсировала, расползаясь, как живое существо.

Отпрянул, лицо — искажено ужасом. Внутри — холод, как у мёртвого. Тень — не иллюзия. Это проявление внутреннего ужаса.

— Это иллюзия! — кричал я. — Акустика! Искажения! Всё объяснимо!

Но голос снова, теперь как насмешка, мокрый, словно изо рта, полного воды и грязи.

Я поднял голову, глаза засияли:

— Заткнись, — прошептал я, не от страха, а от гнева. — Твои формулы не помогут, когда оно влезает тебе в грудь! — ткнул пальцем в себя, в сердце. — Я чувствую его! Оно смотрит через мои глаза! Уже там!

Подошёл и положил руку на плечо, чтобы удержаться. Внутри — трепет, холод, ощущение, будто внутри меня что-то чужое, что не дает покоя.

— Тихо, — мягко сказал я. — Держи себя. Иначе не услышишь, когда оно уже внутри.

Она взглянула мне в глаза. В них — не страх, не паника, а стыд за то, что поддалась.

В ту же секунду стены зашевелились. Здание вздрогнуло, и раздался низкий, почти инфразвуковой вздох — как будто всё выдохнуло нас в новый коридор. Один путь — вперёд.

Я сжался, чувствуя, что уже не полностью в себе. Что внутри — нечто иное, что ждет, чтобы захватить контроль.

Из темноты выступил силуэт. Не человек — высокий, тонкий, изогнутый, с глазами как воронки, из которых сочится ничто. Острые пальцы, позвоночник — выгнут неправильно. Он дышит, но дыхание — не воздух. Это звук. Пульс. Наш страх — его пища.

Я закричал:

— Назад! — и рявкнул: — Молчи!

Но было поздно. Паника разъедает волю, и оно приближается. Воздух становится тяжелым, сердце — стучит в унисон. Я понял — это не просто лабиринт. Не больница. Это — живой организм, древний и враждебный, который поглощает нас, сходит с ума, вытягивает воспоминания.

И я не знаю — кого бояться больше: его… или себя, того, кто внутри меня, кто питается моими страхами.

***

Я шел последним — так проще. Вижу, кто впереди, слышу шорохи позади — хоть что-то, что держит в руках контроль. Внутри всё было иначе — как мои тени ожили, вытеснив реальность. Инга молчала, глаза — стеклянные, как будто молится или бормочет мертвым. Марта — будто отключилась, неподвижна, как кукла.

Я делал вид, что всё под контролем. Впереди, с трясущимся фонарём, шагаю, голос застрял в горле. Внутри — рука на кобуре. Холод стали — последнее, что ощущаю. Всё остальное — туман, растворяющий всё живое. Грудь сдавливает тяжесть, дышать трудно.

Коридор сжимается. Стены давят, потолок нависает, воздух — гнилой, наполнен запахом смерти, разложения. И вдруг — слышу его.

— Ты бросил меня, брат… — голос сиплый, узнаю сразу. Демидов. Тот, кого не спас. Четыре года назад в Афгане кричал: «Ползи! Ползи ко мне!» — кровь на руках. Время истекло. Силы — нет.

Я замираю. Остальные идут вперед, их шаги исчезают в гнетущей тишине. Они не слышат или не хотят.

Из левого прохода тянется тень. В ней — он. Лицо — не живое. Половина — обгорела, кожа натянута, стекленеет. Глаз — нет. Только пустые дыры. Из одного — капля мазута, вязкая, черная. Он смотрит на меня.

— Ты должен был вернуться… — шепчет он. — Обещал…

Я сжимаю пистолет, костяшки побелели. Впиваюсь в кобуру.

— Это не ты, — говорю я, голос хриплый. — Это место. Оно играет с нами.

— А ты уверен? — внутри — скребущий голос, как нож.

Я отступаю. Воздух становится гуще, тяжелее. Трудно дышать. Вентиляции — нет или она часть его дыхания.

Лицо Демидова распухает, кожа трещит, как высохшая глина. Пальцы — сломаны, неестественно сгибаются. Что-то хлюпает под ногами — коридор течет, выделяет густую тёмную субстанцию. Стены — будто из мяса, пульсируют. Потолок — тонкая пленка на костях, просвечивающая.

— Ты не выжил, — шепчет он, голос сливается с моим. — Ты остался там. А теперь — здесь.

«Ты здесь, потому что твоё место — среди тех, кого не спас.»

Я отступаю, спиной к холодному бетону.

— Прекрати. Это не работает, — шепчу. — Я знаю, что реально, а что — нет.

Он делает шаг. И небо этого подвала начинает шептать — как его дыхание.

— Ты боялся. Не за него — за себя. Ты не герой. Ты — остаток. Тот, кто остался, когда все ушли.

Его слова — внутри меня, резонируют в самых глубинах. И я чувствую — это оно. Не прячется за тенями. Влезло в мои воспоминания, раны, вину. Теперь питается ими.

— Что ты хочешь? — спрашиваю я, дрожащим голосом.

Ответа нет. Только шаг — он приближается.

Я бросаюсь назад, в коридор. Кричу:

— Назад! Не идите дальше! Оно разделяет нас! Оно хочет — по одному!

Поворот — и пустота. Тьма бездонная. Тишина — оглушает. Я один.

Вдох. Выдох. Пытаться успокоиться — бесполезно.

В конце — слабый мерцающий свет. Иду туда. Не потому, что надеюсь, а потому что остаться — хуже.

Каждый шаг — удар по сердцу.

Ты не спас его.

Ты подвёл.

Ты жив — не потому, что сильнее, — а потому, что просто выжил. Просто убежал.

И вдруг — они. Внизу, под стеклом, словно в воде, в аквариуме. Кричат без звука. Их лица — искажены ужасом.

Рядом — отражения. У каждого — своё. У Инги — умирающая мать, у Алексея — смеющийся профессор, у Марты — двойник в крови. А я — с искажённым, разлагающимся лицом, будто на грани распада.

Я стою на стекле. Они — внизу, в бездне. Их призраки рядом. И я понимаю — я не спаситель. Не опора. Не якорь.

Я — ещё один, кто сломался позже, кто не достиг дна.

«Ты знал, что это конец. Просто надеялся, что пронесёт.»

Голос существа — теперь мой. Но я не слушаю. Опускаюсь на колени, кладу пистолет рядом. Он больше не нужен.

Дышать трудно. Страха — нет. Только усталость и осознание:

Бездна внутри нас давно. А теперь у неё есть лицо — моё лицо.

***

Я стрелял первым — инстинкт быстрее мысли, быстрее страха. Пуля прозвучала глухо, прорезала туман, собирающийся в силуэт — черный, как вода, в которую бросили камень. Но ни крови, ни удара — всё исчезло, будто я и не стрелял вовсе.

— Оно неуязвимо! — крикнул я, но мой голос затерялся в этом аду. Остальные шли дальше, погружённые в свои кошмары.

Алексей бросил фонарь в тень — стекло разбилось, искры прорезали мрак. И тут же передо мной — лица. Женские, детские, чужие или наши — кто знает? Кто терял, кто спасал?

Инга визжала, рвала стену ногтями, её крик — словно крик безумия: «Оно изнутри! Оно в нас!» — и я не мог понять, плачет она или смеётся.

Внезапно тень исчезла, и появилась в другом конце коридора. Я вытянул пистолет, рука дрожит, взгляд — острый как нож.

— Назад, тварь… — рычал я.

Выстрелы — раз, два, три. Пули в стенах, в воздухе, в нас — безрезультатно. Существо текло, менялось — лапы, щупальца, лица — искажённые болью, смертью.

Марта рванулась вперёд, лицо — белое, как мел.

— Прочь! — кричит она и уходит в коридор, как будто это — вход в новые глубины, куда-то в тёмную бездну.

Я бросился за ней, крича:

— Стой! Это ловушка!

Но она исчезла, поглощённая тьмой.

Остался один. Внутри — холод, тяжесть, пустота. Кажется, даже дыхание пропадает — воздух будто сдавливает грудь.

Я поднял оружие, но понимал — оно бессильно. Это существо не боится смерти. Оно — сама смерть, разума, воли, памяти. Всё, что у меня осталось — тень вины и страха.

Голос внутри — скребущий, словно кто-то царапает стены:

— Ты устал. Признай. Отдохни.

Я глянул на тень — в её искаженном образе видел свою мать. Глаза — заплывшие, синяки. Я не мог её остановить. В этом образе — вся моя вина, слабость.

— Нет… — прошептал я. — Это не она. Ты не здесь.

— А если я? — голос — чужой, искажённый, но в нём — её голос, отражение моей вины.

Достал нож — тот самый, что носил в Афгане. Рукоять — потёртая, знакомая, лезвие — дрожит в руке.

Я бросился вперёд сквозь неё, сквозь холод, липкую плоть, пустоту — как сквозь туман. Она не сопротивлялась. Ни звука, ни движения.

Обернулся — там та же фигура, неподвижна, невредима. Но смеётся — беззвучно, только плечи — в безмолвном смехе.

— Это не бой. Это распад, — прошептал я, чувствуя бессилие.

Из тьмы — крик Инги. Её голос — короткий, полный ужаса. Потом — тишина. Конец.

Я опустил пистолет, руки — дрожь. Лицо — лицо человека, увидевшего свой конец.

Сел, обнял колени. Внутри — пустота, усталость. Всё внутри меня уже давно — распад. И у этого ужаса — моё лицо.

Я один. Внутри тьмы, которая поглотила всё. Внутри — нечто, что не боится смерти, потому что — это она сама. И я понимаю: я — не защитник, не опора, не спаситель. Я — часть этого ужаса. Часть распада.

***

Я сидел, прислонившись к гладкому бетону — той самой стене, что раньше была дверью. Теперь здесь было просто безмолвие, пустота. Пальцы онемели, кожа под ногтями горела — от холода, страха, бессилия. Внутри всё сжималось, словно в тисках, готовое порваться.

Существо давно исчезло, но ощущение его присутствия не отпускало. Оно дышало сквозь стены, шептало в трещинах, шуршало в каждом шорохе, — тень, которая проникла в ткань этого места.

«Ты знал, чем всё закончится», — шёпот моего командира. Мёртвого, погребённого в Афгане. Я вышел — остальные нет.

— Заткнись, — выдохнул я, слова тяжёлые, горькие. Внешний мир — глухая тишина, будто под водой.

Инга сидела на полу, дрожа, как ветром сорванная ветка. Глаза закрыты, губы шевелятся — будто пытается говорить, связать свои мысли.

— Они внутри… не умерли… они внутри, — шептала она. Я смотрел на её усталое лицо. Раньше я бы замолчал, ушёл в себя. Но сейчас — молчание было смертью.

— Кто? — спросил я тихо, твердо.

Она открыла глаза — зрачки расширены, почти черные.

— Мы. Мы — это оно. Всё, что мы не сказали, не отпустили, не пережили. Все ошибки, страхи. — Уткнулась лбом в колени, трясло её беззвучное рыдание. — Внутри у каждого — бездна.

Тяжёлая тишина. Она сжимала сердце, как бетонные стены. Не мог понять — что страшнее: её слова или то, что я знал. Внутри, в самой сути. Не хотел верить.

Зашуршал Алексей. Он медленно шел, прижимая к груди разбитую рацию, будто потерянный ребёнок.

— Когнитивная матрица нестабильна… — бормотал он, — нелинейная… травмы… всё это…

Голос сорвался. Он замер, прошептал:

— Нет… — глаза — расширены, ужас читается в них. — Оно повторяет мои слова.

Из-за стены донесся искажённый эхом смех:

— Обратная проекция травм… травм… травм… — со злой усмешкой, угрозой.

Алексей взорвался безумным смехом — словно разум у него окончательно сломался, — и рухнул на пол, как марионетка без нитей.

Я стоял, прислонясь к стене, с пустым пистолетом. Он был бесполезен. Всё вокруг поглотило молчание.

И вдруг — на стене напротив — появилось лицо. Сквозь туман, сквозь бетон. Это был Артём. Мой младший сержант. Он кричал, лицо искажено болью и ужасом.

— Вытащи меня! Почему ты ушёл?! — рука протянута ко мне.

Я снова там. Грохот, пыль, кровь, трещины. Его голос — разрывающий тишину.

— Вытащи меня! — снова кричит.

Я поднялся, ноги дрожали, подошел к стене. Рука — прошла сквозь бетон, как сквозь воду. Он не сопротивлялся, впустил. Он — часть меня.

Я слушал собственное дыхание — слишком громкое, будто крик в этой тишине.

— Это не он, — сказал я, — это я. Я оставил, я выбрал.

И вдруг всё стало ясно: существо — не пыталось убить нас физически. Оно показывало — лицом нашим лицам, нашим виной.

Инга открыла глаза. Глаза — широко, словно увидела что-то важное.

— Ты понял.

Я кивнул.

— Да. Всё это время мы боролись не с чудовищем. Мы боролись с собой. Со страхами, виной. И проигрывали.

Стены задрожали. В воздухе — груз осознания. Тяжелее стал воздух, или я стал тяжелее — не важно.

Алексей медленно подошёл, словно боялся разрушить этот хрупкий мир.

— Что ты предлагаешь?

Я посмотрел туда, где исчез Артём, Марта, Инга. Где исчезли мы сами.

— Признать. Всё. Ошибки, страхи, вины. Всё принять.

Инга прошептала, почти шёпотом:

— Оно не хочет смерти. Оно хочет… чтобы мы помнили, почувствовали, стали собой. Настоящими.

Я поднял голову, глаза — полны слёз.

— Тогда мы умрём. Умрём в этом месте.

Он улыбнулся.

— Тогда умрём не зря. Умрём, приняв себя.

***

Вдруг всё как будто изменилось. Не стены, не тьма — сам воздух стал теплее, ярче, словно солнце проникло внутрь. Он залил всё светом, и казалось, тени отступают, освобождая от внутренней тяжести. В груди зазвучал запах земли и свежести — ощущение под ногами, ветер в легких. Вроде бы проснулись после долгого сна, и весь этот внутренний шум вдруг стал казаться сном, который отпускаешь.

Мир вокруг словно расступался, окрашиваясь в яркие краски. Живая природа — дышащая, полная силы — контрастировала с тем внутренним пустым пространством, которое мы оставили за собой. Легкий шелест листвы напоминал о свободе, о начале чего-то нового. И было трудно поверить, что мы те же, кто недавно боролся с тьмой внутри.

Я почувствовал облегчение, но внутри всё ещё оставалась какая-то неловкая тяжесть. Тень всё ещё притаилась где-то, и я понимал — она может вернуться. Но сейчас, хотя бы на мгновение, я разрешил себе расслабиться и просто быть. Отпустить прошлое, принять себя.

Рядом стояла Инга. Её глаза светились, словно она впервые увидела свет. Лицо — спокойное, внутри что-то словно уравновесилось. Она аккуратно провела рукой по земле, запечатлевая этот миг, как бы запоминая его навсегда.

— Мы вышли… — прошептала она, голос дрожал от эмоций. — Мы живы.

Я сделал глубокий вдох, чувствуя спокойствие, хотя в душе всё ещё было что-то не до конца улаженное. Взгляд на солнце вызвал в памяти тех, кто ушёл, тех, кто остался, и тех, кто внутри — в глубине. И вдруг я понял: внутренний бой ещё не завершён. Тень всё ещё может вернуться, если позволим ей овладеть нами снова. Но главное — мы сделали первый шаг. От тьмы к свету.

В этом ярком мире, полном надежды, ещё оставались сомнения и воспоминания. Но они уже не владели нами. Мы — живые, свободные. И этот момент — напоминание о том, что можно выбрать: идти дальше или остаться в прошлом, погружёнными в тень, которая теперь больше не удержит нас.

Несколько минут назад подвал был наполнен страхами и ошибками — тенью прошлого, что висела над нами. Но теперь всё изменилось. Стены, казавшиеся такими близкими и давящими, стали слабее, исчезли. В воздухе появился свет, тёплый и ясный. Мы чувствовали, как с плеч снят груз, дыхание стало легче.

Я заметил, как внутри всё успокаивается. Но в душе осталось лёгкое трепетание — ощущение, что борьба ещё продолжается, что тень может снова проснуться. Сейчас я делал шаг к миру, к принятию.

Рядом Инга. Её плечи чуть расслаблены, глаза полны слёз, но уже без паники. Она смотрит на меня и остальных, будто прощает себя за страх и слабость. Я знаю — прощать не нужно. Мы все были в этом вместе, и каждая рана — часть пути.

Алексей стоит тихо, плечи опущены, руки — расслаблены. Он уже отпустил иллюзии. Его дыхание ровное. Он тоже нашёл внутренний покой.

И вдруг исчезает существо. Оно больше не страшное, не живое. Растворяется, словно тень, уносится светом. Нет криков, обвинений — лишь тишина, которая больше не угрожает. Понимаю — это иллюзия или смерть, неважно. Главное — давление исчезло, страх растворился. Мы стали прозрачнее, приняли свои раны и отпустили их.

Эта тишина — пугающая, но сейчас не враждебная. Это пространство, где чудовищ больше нет. Наше освобождение.

Я делаю шаг вперед. Пол — твёрдый, стены — на месте. В их холоде — ничего живого. Мы вернулись, и внутри что-то изменилось. Обнаружили силу, которая поможет идти дальше.

Оставляю тени и страхи позади. Посмотрев на Ингу, говорю спокойно:

— Пойдём.

Просто — идти. Шаг за шагом. Иначе можно застрять в этом месте, в отражениях ошибок. Но мы выбираем движение вперёд.

Она кивает, чуть улыбаясь. Алексей тоже делает шаг — чуть увереннее.

Мы идём. В этот раз — без страха. Со внутренней силой, с надеждой на лучшее. Вперёд, к новой жизни.

Мы шли почти молча. Но эта тишина — не пустота. Она спокойная, осознанная. Мы научились слушать не только слова, но и то, что внутри каждого. Не было нужды говорить лишнего — только понимание, тихое и настоящее. Внутри царила гармония, заполняющая всё.

Подвал исчез. Его искажения остались лишь воспоминаниями. Стены больше не пытались держать. Мы перестали бороться и пошли вперёд, доверяя внутреннему голосу, что ведёт к свету.

Чувствовал, как шаги стали легче, воздух — свежее. Нет больше давления, усталости. Еще недавно я бы не поверил, что подвал — наш мучитель. А теперь — тихо, спокойно, без эхов. Казалось, всё завершилось.

И тут я заметил дверь. В конце коридора — проход, выход. Обшарпанная, скрытая за страхом и молчанием, за стенами, — она всегда была рядом, только боялись её увидеть.

Инга замедлила шаг и обернулась. В её взгляде — вопрос, искатель понимания. А я знал: все мы понимаем. Это не просто выход — это знак. Он всегда был рядом, только мы боялись оставить прошлое.

Я подошёл к двери. Внутри возникло сопротивление — не физическое, а внутреннее. Старые страхи, привычки — сопротивлялись. Но я взял ручку, почувствовал тепло дерева и открыл.

Коридор, что раньше казался лабиринтом, стал светлее. Или это было внутри — надежда, что всё получится. Без этого шага мы бы не дошли, не справились бы с собой.

Оглянулся. В глазах остальных — тишина, вопрос. Мы не искали ответов — просто смотрели друг на друга, понимая, что всё связано. Прошлое и будущее, страхи и надежды — всё вместе.

— Готовы? — спросил я тихо.

Инга кивнула. Взгляд — облегчение. Мы сделали шаг. Дверь за нами тихо закрылась — не хлопком, а шорохом. Просто тишина. Мы шли — не потому, что было легко, а потому, что другого выхода не было. Нашли не только дверь, но и себя. И это — начало нового пути.

Когда дверь за нами закрылась, я чуть растерялся. Мир вокруг — яркий, чужой, словно другая планета. Мы стояли на холме, выжженная трава, солнце — не тепло, а резкое. Внутри — пустота. Та, что раньше казалась недопустимой, теперь — часть меня. Этот пейзаж отражает состояние. И всё же, несмотря на простор, я ощущал — тень прошлого всё ещё идет за нами, невидимый груз.

Инга щурится, руки — словно щит, закрывают лицо. Лицо измотано, глаза — живые. Алексей молчит, руки сжаты, но плечи — расслаблены. Он тоже ещё не до конца понял — можно просто быть. Казался слабым, а я чувствовал — он тоже устал, как и я.

Кто-то отстал. Не просил, просто остановился, опустил голову. Его взгляд — потерянный, внутри что-то новое — хрупкое. Мы молчали. Шаги по траве — наш язык, знак, что возвращаемся к себе.

Вдыхал землю, сердце тяжело. В памяти — подвал, искажения, существо, что держало страх. Всё осталось внутри, не отпускает. Вышли на улицу, и это не конец. Свет не избавил нас полностью.

Инга сделала шаг вперед, руки — словно пытаясь очиститься. Внутри осталось что-то — страх не исчез, лишь стал тоньше, личнее. Я шагнул дальше, в мыслях о товарище, которого не спасли. Его глаза — всё ещё в голове. Страх живёт внутри, как старая рана, которая не заживает.

Алексей повернулся к горизонту, и впервые в его взгляде — не контроль, не власть. Просто — он есть. Его голос в тишине:

— Мы живы.

Это не утверждение — это вопрос. Он не требовал ответа, но я почувствовал, что эта фраза связывает. Мы выжили. И каждый ищет смысл в этом новом мире.

Инга наклонилась к траве, пальцами цепляясь за реальность. Тихо сказала:

— Мы прошли. Мы справились. Но… это останется с нами. Не исчезнет.

Я смотрел на них. Мы изменились. Не знаю, когда сможем оставить всё за собой, забыть. Но сейчас, под этим солнцем, мы не прячемся. Не боимся — часть ада всегда внутри.

Мы не только физически вышли. Внутренне — из лабиринта страхов. Но помнить нужно: подвал — не просто место. Он — часть нас, часть истории. Оставить его — значит признать, что оно осталось внутри, но стало менее страшным, даже — не страшным вовсе.

Молчали и шли дальше. Мир вокруг — наш, и одновременно чужой. И это нормально. Главное — солнце светит. И этого — достаточно. Для нового пути, внутреннего и внешнего, полного спокойствия и примирения.

.
Информация и главы
Обложка книги Бездна внутри

Бездна внутри

Bloody Feather
Глав: 1 - Статус: закончена
Оглавление
Настройки читалки
Размер шрифта
Боковой отступ
Межстрочный отступ
Межбуквенный отступ
Межабзацевый отступ
Положение текста
Лево
По ширине
Право
Красная строка
Нет
Да
Цветовая схема
Выбор шрифта
Times New Roman
Arial
Calibri
Courier
Georgia
Roboto
Tahoma
Verdana
Lora
PT Sans
PT Serif
Open Sans
Montserrat
Выберите полку