Читать онлайн
"Её превосходительство Алиса"
В порту Амстердама под бой приливных волн причалил очередной Галеон Вест-Индской Компании, в этот жаркий день посол Алиса ван дер Молен, молодая женщина с внешностью под стать королевским фавориткам, была одета в лёгкое шёлковое платье нефритового цвета с серебряной вышивкой и лентами на чулках, она без интереса смотрела в окошко, отбросив прядь волос в сторону, когда дверца распахнулась — в карету зашёл молодой мужчина лет 25, одетый в строгий костюм со вкусом.
— Ты пришёл как раз вовремя, у тебя не будет табаку? — спросила она вскользь, будто они лучшие друзья.
— Конечно, мадемуазель… — спокойно ответил мужчина. — У меня нет с собой курительной трубки, но один моряк-голландец продал мне в порту не дурной набор сигар из табачных листов, — он поводил руками по костюму, достав в одном из карманов заметный портсигар в серебряной рамке, и протянул его Алисе. — Вот, вы можете взять любую и подкурить её от соседнего фонаря.
Она взяла портсигар, внимательно рассматривая серебряную рамку, как будто пытаясь прочитать историю, выгравированную в узорах.
— Моряки и их изделия… всегда либо слишком практичные, либо слишком драматичные. — с усмешкой выбрала сигару, поднесла её к огоньку в стенках латунного фонаря, затянулась и выпустила дым медленной спиралью. — Голландский табак — как их политика: вроде бы мягкий, но оставляет горькое послевкусие. Спасибо, Макс, — она перевела взгляд на него, прищурившись. — Ты уже слышал, что в Париже опять начали перекраивать карты, как дешёвое платье? Интересно, сколько дипломатов уже продали свои подписи за бутылку бургундского…
Макс улыбнулся, стряхнув крошку пролетевшего рядом пепла. — Да, мадемуазель, после смерти Короля-Солнце и этой истощающей войны, Франция ещё не скоро восстановит своё величие… Но мы с вами едва знакомы, будучи сев в этот конный экипаж несколько часов назад, меня интересует — чьей поданной вы являетесь? Франции или Нидерландов, а может Испании или даже Австрии?
Алиса задумчиво провела пальцем по краю портсигара, оставив след на серебре, прежде чем ответить: Подданная? О, милый Макс, я — дитя чернильных пятен и пыльных архивов. Моя верность принадлежит тем, кто платит за расшифровку их собственных глупостей. — она взяла ещё одну затяжку, наблюдая, как дым смешивается с тусклым светом фонаря. — Родилась в Гааге, но подданство — вещь гибкая, как мораль кардинала. Сейчас я направляюсь разобраться с одним… деликатным делом. Кажется, кто-то из ваших милых австрийских графов забыл, что воровать документы — это всё ещё плохой тон, даже после войны. — ухмыльнулась, поправляя складки платья, в этот момент сильный ветер со стороны побережья неожиданно ворвался через окошко и мощно потрепал её шарф. — Чёрт побери эти морские ветра, скорей бы уже пересечь французскую границу! — завопила она, а затем, поправив одежду, вновь уставилась на Макса, — А ты? Судя по акценту — не француз. Или это просто хорошая актёрская игра?
Макс лишь покивал, обдумывая каждое её слово, — Так значит ты голландка, что ж, это интересно… Наверное поэтому ты стала послом, твои волосы способны ослеплять южан-французов, склонять их на свою сторону? — он вкрадчиво улыбнулся. — А что до меня — я родился в Зюндгау, на границе владений Габсбургов и Франции, в Париж меня ведёт дорога приключений…
Она фыркнула, сбрасывая пепел в медную пепельницу у ног. — Ослеплять? Дорогой, если бы дипломатия сводилась к цвету волос, мы бы до сих пор решали спетыми серенадами, а не подкупом и шантажом. — приподняла бровь, изучая его лицо, — Зюндгау… Граница. Место, где даже ветер не знает, кому он принадлежит сегодня. Значит, ты профессиональный приспособленец? Или просто любитель бродить по краю чужих владений, как кот по карнизу? — она потянулась к сигаре, затушив её с лёгким шипением. — Приключения — это мило. Но Париж сейчас больше напоминает базар: каждый торгует тем, чего у него нет. Надеюсь, твои приключения не включают в себя внезапные встречи с гильотиной.
— Твой язык столь же острый, сколь симпатично твоё лицо, мадемуазель Алиса… На своей родине я впитал разные традиции — и французские, и немецкие, и ещё помесь разных армий, что веками прошли через Эльзас. — он слегка потерся об сиденье, устроившись поудобнее, когда карета качнулась на плохой дороге. — И мне нравятся внезапные встречи, не гильотины конечно, но как сейчас с тобой — это хороший знак, ты так не думаешь?
Она усмехнулась, поправляя сползшую прядь волос. — О, внезапности — моя вторая натура. Правда, обычно они заканчиваются тем, что мне приходится объяснять судьям, почему в чьём-то кабинете внезапно исчезли все чернила… вместе со стулом. — она взглянула в окно на мелькающие тени деревьев. — Эльзас… Место, где даже суп варят из трёх рецептов. Должно быть, ты мастер компромиссов. Или просто умеешь вовремя перебежать на нужную сторону. — Алиса повернулась к нему, опершись локтем о подушку. — Но если эта встреча — знак, то давай надеяться, что он не из тех, что ведут прямиком в камеру с крысами. У меня уже был такой опыт — не рекомендую.
Макс воодушевленно кивнул головой и засветился. — Да, это точно, всегда приходится искать компромиссы и вовремя спасать свою шкуру, но когда тебе везёт - это всегда приятно! — он наклонился слегка ближе к ней, — Расскажи мне подробнее об этих чернилах и документах, что в них такого? И почему ты упомянула австрийские власти?
Алиса сделала паузу, будто взвешивая, сколько правды стоит отпустить в воздух, уже пропитанный табачным дымом и секретами.
— Чернила, Макс, — это кровь дипломатии. А документы… О, они как любовные письма: чем больше в них недомолвок, тем дороже стоят. — достала из складок платья небольшой кожаный блокнот, листая страницы с едва заметными пометками. — Видишь ли, один высокопоставленный друг из Вены решил, что может переписать условия Утрехтского договора… между рюмками и юбками. Теперь мне придётся объяснить ему, что история — не вышивка крестиком, чтобы распускать швы по настроению. — закрыла блокнот с щелчком. — А ты? Что везёшь в Париж, кроме острого ума и серебряного портсигара?
Он с удивлением посмотрел на неё сказав в недоумении: Переписать Утрехтский договор 1713 года? Но как?! С тех пор ведь прошло уже 3 года и Людовик XIV умер… — сделал кроткую паузу и заговорил чуть медленнее, — Я? Ну, я везу в Париж кошелёк с ливрами и хорошее настроение! — он нелепо улыбнулся. — И, конечно, в моём багаже есть шпага со всем необходимым для жизни в столице.
Она рассмеялась, звук смеха напоминал звон разбитого хрусталя. — Три года — это ничего, Макс. В дипломатии даже столетие — как вчерашний день, если кто-то достаточно нагл, чтобы пересматривать итоги. — переложила блокнот обратно в скрытый карман, приподняв край юбки с налётом кокетства. — Шпага, кошелёк и оптимизм… Мило. Надеюсь, твоя шпага острее, чем твоя скрытность. Или ты всерьёз думаешь, что я поверю в такого жизнерадостного путника без тайных делишек? — Алиса прищурилась, играя с перстнем на пальце. — В Париже сейчас голодные крысы — и не только в канализации. Смотри не стань чьим-то ужином.
Его губы сдвинулись в приятном предвкушении, когда она слегка приподняла край юбки, мысли в голове копошились, активно фантазируя о её голом теле.
— Ах, так ты не из наивных да? Хо-хо, мне нравятся такие люди как ты, мадемуазель. У меня есть кое-какое семейное дельце в пункте назначения — дальний родственник недавно умер и что-то там завещал через парижского адвоката, а как ты наверняка знаешь, вести переписку с этими дотошными клерками до боли занудно, и я поехал сам, сэкономив на транзите через Амстердам.
— Наследство и адвокаты… Классика. Как говорил один мой знакомый нотариус: "Мёртвые всегда щедрее живых — особенно когда их подписи подделывают.", — перекинула ногу на ногу, позволив шелку чулок мягко шуршать. — Дотошные клерки — это просто ленивые шантажисты. Но если твой родственник был достаточно умен, чтобы оставить что-то стоящее, то, возможно, тебе стоит опасаться не только адвокатов… — она взглянула на него исподлобья, — Или ты уже подготовил несколько убедительных аргументов в виде той самой шпаги?
Макс задумался, нахмурив брови, после чего осторожно сказал: Риск всегда есть, особенно во время после войны, когда богатые господа разделили пирог, а стервятники остались пировать, пока не закончатся останки. — он приподнял взгляд, оглядев её серьёзно. — Я мало знаю о своём родиче, но мама рассказывала, будто он - её дядя, уехал из Зюндгау около 30 лет назад и основал своё дело во Франции.
Алиса кивнула собеседнику, медленно вращая перстень на пальце, будто запуская невидимые шестерёнки в голове.
— Тридцать лет… Достаточно, чтобы вырастить империю. Или чтобы закопать столько скелетов, что хватит на целый склеп. — наклонилась ближе, её дыхание смешалось с остатками дыма, — Стервятники, говоришь? Они хотя бы честны в своих намерениях. Хуже те, кто притворяется голубем, а клюёт как ястреб. — откинулась назад, улыбаясь словно кошка, поймавшая мышь. — Надеюсь, твой дядюшка не оказался любителем двойных игр. Иначе его наследство может оказаться… горячим.
Он понимающе кивнул, разложив ноги вдоль деревянного пола и уперев руки в подмышки, карета въехала на деревянный мостик через реку.
— Теперь-то ты меня понимаешь, Алиса. Я всегда был довольно жизнерадостным человеком, жил под боком у семьи, окончил Страсбургский университет на деньги, что собрала вся наша родня — в общем, был сыном-мечтой как для горожан из захолустья. После получения степени бакалавра по философии, я стал скитаться по Западной Европе, изучил несколько языков и даже выиграл несколько дебатов при дворе в Линце. Но теперь, когда судьба вновь взвалила на мои плечи семейную волокиту, я с трудом согласился прочитать письмо из Парижа и направился по пути к нему, чтобы рискнуть и узнать, что мне уготовано - бесславная смерть или котелок с золотом.
— Философия… Прекрасный способ научиться задавать вопросы, на которые никто не даст ответа. Особенно при дворах — там обычно отвечают кинжалом в спине. — подпёрла подбородок рукой, изучая его с новым интересом. — Сын-мечта, а? Уверена, твои родители до сих пор молятся, чтобы ты не связался с кем-нибудь вроде меня. — палец её скользнул по краю окна, стирая конденсат. — Но риск — это как сигара: либо наслаждение, либо ожог. Надеюсь, твой котелок не окажется наполненным… скажем, чужими долгами. Или головой предыдущего наследника.
Макс поперхнулся, прислонив кулак ко рту, затем поправил волосы на чёлке и произнёс с сарказмом: Спасибо за эту надежду, Алиса, ты весьма истовая христианка!
Ухмыльнувшись, Алиса поджала губы в игривой гримасе. — Христианка? О, милый, я поклоняюсь более древним богам — архивам и контрактам. Они куда менее снисходительны. — перевела взгляд на его чёлку, будто оценивая, насколько хорошо она скроет шрам. — Но не волнуйся, если тебя всё же обезглавят — обещаю найти того, кто подпишет твоё смертное свидетельство без орфографических ошибок. Это последнее, что я могу сделать для философа-авантюриста. — потянулась, выгибая спину, как кошка, и случайно (или нет?) задев его колено своим чулком. — В конце концов, что может пойти не так в городе, где гильотина — главная достопримечательность?
Выражение его лица казалось то ли забавным, то ли разочарованным, но он взял ещё одну сигару и закурив, выпустил дым в сторону Алисы.
— Так может, раз уж мы познакомились и прикинули друг друга, когда приедем на место — обойдем Гревскую площадь стороной и выпьем пару кружек вина в каком-нибудь трактире? Или у тебя на вечер есть свои планы?
— Планы? О, у меня всегда есть планы. Правда, большинство из них включают в себя подкуп, угрозы и возможный побег через окно. — она подмигнула ему, играя с оборкой на рукаве, — Но для философа с серебряным портсигаром я могу сделать исключение. При условии, что ты оплачиваешь счёт — и не задаёшь вопросов, если вдруг мне придётся зарезать кого-нибудь за твоим столом. — закинула ногу на ногу, намеренно замедлив движение. — Трактир… Только чур без поэтов. Последний раз один так зачитал мне свои сонеты, что я чуть не совершила убийство из милосердия.
Он рассмеялся, окинув взглядом её притягательные ножки. — Неужели ты настолько жестокая, мадемуазель? Или тебе просто нравится называть вещи своими именами?
Алиса наклонилась вперед, позволив декольте платья рассказать свою собственную историю. — Жестокая? Нет, просто практичная. В этом мире, Макс, выживает тот, кто первым называет нож — ножом, а предательство — деловым предложением. — она провела языком по верхней губе, оставив лёгкий блеск. — А что до имён… Мне нравится, как звучит "Алиса" на твоих губах. Почти как признание. — откинулась назад, наблюдая за его реакцией из-под полуопущенных ресниц. — Но не волнуйся — я обещаю быть нежнее с тобой, чем с теми поэтами.
Макс медленно улыбнулся, трезво оценив её речь. — Ты мне нравишься, поэтому я не прочь довериться столь миловидной на вид, но в то же время смертоносной внутри женщине, ты — редкость в наши дни.
Её смех оборвался резко, как обрубленная верёвка. — "Редкость?" — пальцы её сжали портсигар так, что серебро затрещало. — В тюрьме Антверпена есть девушка… Её коса сплетена из колючей проволоки. По сравнению с ней я — ангел с позолоченными крыльями. — и тут же смягчила хватку, словно давая понять: это была не угроза. Пока что. — Но спасибо за доверие. Только помни: даже у самых миловидных цветов бывают ядовитые шипы. — Алиса подняла взгляд, её рубиновые глаза сверкнули в полумраке кареты. — И кстати… Если ты продолжишь смотреть на меня так, будто я десерт, я могу потребовать плату за визуальное удовольствие. Ливрами или… другими активами.
***
ЛитСовет
Только что
