Читать онлайн "Последняя стрела"

Светлана Весельева

Последняя стрела

Купидон сидел на ветке раскидистого вяза. Он был худым, измождённым. Крылья его опустились, дряблая кожа покрылась морщинами, на лице застыло страдание по безвозвратно ушедшей юности.

Сандалии на его исхудавших ногах казались нелепо большими. Короткая туника едва прикрывала колени. Старый купидон отчаянно мёрз даже в жару. Волосы, бывшие когда-то золотыми, поседели и поредели. За спиной его торчал колчан, в котором была одна стрела.

Рядом сидел молодой купидон. Пухленький, с золотыми кудряшками и колчаном, полным стрел. Его белые крылышки были расправлены и трепетали каждый раз, когда мимо пролетала ведьма. Молодой купидон смотрел ей вслед в надежде, что чёрное платье поднимется достаточно высоко, чтобы он смог рассмотреть нижнее бельё.

Посланники любви наблюдали за вылетом ведьм на летний шабаш. Под вязом стояла стойка регистрации, и юная ведьма, кокетливо посматривавшая на молодого купидона, отмечала своих коллег в большой старой книге. Волшебству учёт не доверяли — канцелярия надёжнее.

— А раньше ведьмы были совсем другими, — грустно сказал старый купидон.

— А какими они были? — рассеянно спросил молодой, разглядывая пролетавшую мимо ведьму. Метла у неё была выкрашена в красный цвет, чёрные волосы развевались.

— Они были… великодушными. Бывало, пристроишься сзади, схватишь её за… — старый купидон пожевал губами, пытаясь подобрать слово, — за круп. И эээх!

— Да? — заинтересовался молодой купидон. — Прямо так сразу и «эээх»? Великодушные! А мне вот ни разу это «эээх» не перепало. Злющие они.

И крылышки его снова затрепетали. Юная ведьма за стойкой регистрации нежно посмотрела на купидона.

— Ну да, сразу. За скоростным режимом тогда никто не следил… Можно было даже не спрашивать разрешения. Просто приземлился на метлу и…

— Ого! — восхитился молодой. — И часто ты за круп хватался?

— Ну как надо было куда-то быстро долететь. На наших крыльях сам знаешь, пока долетишь — употеешь весь. Да ещё стрелы, лук. Тяжело. А на метле — милое дело. Только держись! Эээх! И на месте.

— А, так ты про полёт? — разочарованно спросил молодой и уставился на белую полосу, оставленную в небе улетевшей ведьмой. Старый купидон отвесил ему подзатыльник.

— Ну ты чего, Агафон? — обиделся молодой.

— Я тебе, Васька, так скажу: ведьмы — они народ деликатный. Нечего про них гадости выдумывать. И перестань под юбки им заглядывать. Рейтузы там с начёсом. Профсоюз запретил им голозадыми летать. Вредно для женского здоровья.

Васька поник. Помотал ногами.

— А ты чего на пенсию не уходишь, Агафон?

— Не могу, сам же видишь, у меня ещё одна стрела есть.

— Ну так стрельни в кого-нибудь. Охота тебе работать в таком возрасте? Про тебя уже легенды слагают неприличные. Сам слышал, — Васька хитро подмигнул и хихикнул.

— Не могу стрельнуть. Стрела ведь одна. Человек будет страдать от неразделенной любви. Плохо это, — тяжело вздохнул Агафон.

— Ну и что? Тебе-то что? Твоё дело — любовь нести, ты её и несёшь, — Васька помахал вслед взлетевшей ведьме.

— Я, Васька, по молодости в одного поэта стрельнул. Он влюбился в актрису. Красивая была. Почти как наши ведьмы, только платья носила яркие. Пела так, что не хочешь, а всплакнёшь. Я и в неё собирался стрельнуть, чтобы у них всё сложилось. Но поэт вдруг стал такие стихи от неразделенной любви писать, что я слушал и рыдал. Вот такими слезами, — Агафон растопырил пальцы, показывая, какими крупными были его слёзы. — Надо было в актрису стрельнуть, а я не смог. Вдруг поэт успокоится от разделённой любви и перестанет стихи писать?

— Хорошие, наверное, были стихи, — равнодушно сказал Васька, болтая ногами.

— Хорошие. Душевные. И всё про любовь. Про мечту его. А из-за меня ничего у них не получилось. Она замуж за другого вышла. Кто-то из наших ей пару нашёл, да и стрельнул в обоих.

— Да? А что поэт?

— Спился с горя. Да и повесился. Вот я с тех пор только парные выстрелы делал. Одна стрела у меня так и осталась. Её стрела. А пока не выстреляешь все стрелы — на пенсию не выйдешь, сам знаешь, — Агафон опустил голову.

— А кем ты хочешь стать, когда на пенсию выйдешь?

— Бабочкой, — смущённо сказал Агафон.

— Бабочкой? — удивился Васька. — Они живут мало и безмозглые.

— Зато красивые. А что безмозглые это хорошо. Меньше мыслей в голове будет. Только пока стрела не выстрелена, не стать мне бабочкой. И никем не стать.

— А я котом буду. Они и красивые, и умные, и никто им не указ и не отказ. А хочешь, я тебе пару найду? Стрельну в тебя и вон хотя бы в Марью Ивановну? — Васька хихикнул, указывая носком сандалии на старую ведьму.

Агафон посмотрел вниз. Марья Ивановна застала ещё рождение богов и имела право на экстравагантность. Она не летала на метле по причине возраста. Старая ведьма усаживалась в большой голубой эмалированный таз. За хвост она держала чёрта с выгоревшей до рыжины шерстью.

Чёрт поднял голову, увидел купидонов, вытаращил жёлтые кошачьи глаза и прошептал одними губами: «Помогите!». Марья Ивановна тут же огрела его по боку метлой, которую везде таскала с собой как аксессуар.

— Гони, голубчик! — скомандовала она. — Да не растряси, как в прошлый раз.

Чёрт поднялся в небо, таща за собой ведьму в тазу.

– Я тебе так скажу, Васька, мы с тобой — мелкие боги. Нам не положено знать Вселенский замысел. Нам сказали нести людям любовь — мы и несём. Но что оно такое, любовь эта? Я за эти годы многое повидал. Люди от любви страдают, убивают, спасают, жертвуют собой, с ума сходят. Она бывает страстная. Бывает тихая. Но она всегда что-то требует. Взаимности, жертвенности, благодарности. Я никогда не встречал безусловной любви. Такой, которая просто есть и человек счастлив ею, не желая ничего взамен. Мне кажется, такая любовь смогла бы остановить войны, насилие и, может быть, саму смерть. Она бы спасла мир. Может, и нет её такой…

— Эй, Марго, гузку подбери, а то с метлы свалишься! — крикнул Васька толстой рыжей ведьме, метла которой с трудом поднимала её над землёй.

— Ну какая у ведьмы гузка? — чопорно возмутился Агафон.

— Ну ведьма же летает, значит, птица. А у птицы гузка, — убеждённо сказал Васька.

— Мы тоже летаем…

— Не все, — захохотал Васька.

Агафон обиделся. Снял с ветки свой лук и спрыгнул вниз. Крылья его трепыхнулись, чтобы смягчить падение. Но они тоже были старыми и немощными. Агафон больно ударился пятками, приземлившись на землю. Он кивнул ведьме с книгой учёта и пошёл вглубь леса.

Летний лес приветственно шумел над головой старого купидона.

— Молодёжь стала неделикатная, — ворчал Агафон. — А помнишь, какими мы были? Вежливыми. Понимающими. Хорошими мы были. Мне давно пора на пенсию. Вот и ты из-за меня никак не освободишься. А ведь тебе, наверное, хочется скорее стать деревом, шелестеть ветками, отрастить себе молодую поросль. Будешь им рассказывать, сколько мы с тобой повидали. Ну потерпи, я уже всё придумал.

Лук в его руке молчал. Но Агафон чувствовал его настроение. Они столько лет вместе, что слова им были не нужны. Лук у Агафона был красивым, изогнутым, как губы Афродиты. Он был надёжным другом старому купидону. Жаль было расставаться.

Лук каждый купидон находил себе сам. Для этого надо было поймать Чокнутый Вяз и взобраться на него. А это было непростым делом. Чокнутый Вяз от обычного никак не отличить. Стоит себе дерево, растёт потихоньку. Но стоит подойти к нему и начать примеряться, как бы пошустрее залезть на макушку, чтобы найти себе лук, как Чокнутый Вяз выскакивал из земли и, резво перебирая корнями, удирал. А если поляна позволяла, то он мог носиться по кругу, пока купидон не свалится от головокружения.

При этом Чокнутый Вяз был добрым деревом. Он подходил к лежащему без сил купидону, вставал рядом и укрывал его ветвями от солнца. Защищал, пока бедолага не придёт в себя. А потом всё начиналось сначала. Купидонов лук обычно растёт на самой макушке Чокнутого Вяза. Снизу его не разглядеть. Случалось, что купидон догонял дерево, влезал на его вершину, а лук оказывался ещё маленьким и незрелым. Но если найти созревший купидонов лук, то его надо выломать, натянуть тетиву и дать имя.

Агафон за своим Чокнутым Вязом три дня гонялся. Даже на крыльях не мог догнать. А к вечеру третьего дня мимо летела ведьма. Агафон приземлился на её метлу, схватился покрепче за складки платья и эээх! На самую вершину взлетел. Ведьма тогда ещё не была Марьей Ивановной, Агафон звал её Марусей. Милая была девчушка.

Старый купидон вышел на большую поляну, залитую солнцем. Подошёл к дереву. Постучал по стволу.

— Сухая ветка есть? Покрупнее. Пожалуйста, — попросил он.

— Вон пень стоит, — прошелестело дерево. — Подойдёт?

Агафон повернулся, близоруко прищурился.

— Спасибо, подойдёт, — кивнул он дереву.

Старый купидон подошёл к пню, поставил на него лук. Лук упал.

— Ну пожалуйста, — попросил Агафон. — Я знаю, что не положено. Но что мне сделают, когда всё закончится? А тебя точно никто не обвинит в нарушении правил. Ты ведь просто лук. Понимаешь, я должен сам её почувствовать. Я знаю, что у меня не будет пары. Я знаю, что купидонам любовь не полагается. Но я слишком стар, чтобы жить. А последняя стрела меня не отпускает. Помоги мне. Ты тоже сможешь отдохнуть. Снова станешь деревом. Или тебе не нравится место? Хочешь, я отнесу тебя в Рощу Бывших Луков?

Он снова поставил лук на пень. Лук выпустил тонкие корешки, которые тут же крепко обвили сухой пень.

— Вот и славно, — сказал купидон. — Не промахнись, пожалуйста. И спасибо тебе, друг, что бил без промаха.

Купидон натянул тетиву, вставил стрелу.

— Держи крепко. Я скажу когда.

Он отошёл. Встал напротив. Поднял голову. Небо было таким же, как сотни лет назад, когда он юным и полным надежд изменить мир, сделал свой первый выстрел. Те влюблённые должны были стать самыми счастливыми в истории любви. Агафон до сих пор помнил, как светились их глаза, как от их сердец исходило золотое свечение. Они были такими юными, такими счастливыми. Тогда он не знал, что любовь — это самое хрупкое и уязвимое, что есть у людей. Если её не оберегать каждую секунду — она умрёт.

Когда их любовь умерла, Агафон долго плакал над телом Джульетты. Он видел, как гаснут её глаза, держал за руку. Он до сих пор чувствовал вину за судьбу влюблённых. Может быть, если бы они с Ромео остались живы, их любовь стала той самой, Безусловной, которую Агафон искал всю жизнь.

Он видел, как любовь ломала жизни. Люди, которые были всем друг для друга, вдруг становились злейшими врагами. Он видел любовь, которая калечила судьбы, потому что была слишком авторитарна, чтобы позволить объекту любви лететь на своих крыльях. Агафон видел, как нежное тёплое чувство угасало потому, что люди требовали за него благодарность.

— Я бы хотел испытать любовь, — сказал он, обращаясь к луку. — Я всю жизнь пронзаю стрелами сердца, но не знаю, добро я несу людям или зло. Зачем любовь? Я бы хотел увидеть её. Я понимаю, что у меня не будет пары. Скорее всего, я буду безответно влюблён. Может быть, начну писать стихи, — он грустно улыбнулся. — Прощай, друг. Постарайся быть счастливым. И не забывай обо мне. Пока о нас помнят — мы живы.

Из лука вылетела стрела и разбила старое сердце купидона. Он съёжится от боли, уменьшился. Зажмурился. Стало холодно, запахло прелыми листьями и дождём.

— Кто это тут у нас? — раздался над его головой голос.

Купидон открыл глаза. На него сверху смотрело старческое лицо. Агафон хотел попросить помощи, пожаловаться на раскалённую боль в груди. Но получилось лишь мяукнуть. Старик протянул к нему руку.

— Не бойся, кисуня. Мамка твоя где? Потерялась? Так бывает. Моя вот старуха тоже «потерялась». Пятьдесят лет с нею прожили. Но почему бы нам с тобой не найтись друг для друга? Будешь Кузьмой, согласен?

Старик взял на руки бывшего купидона, погладил его по серой шёрстке. От старческих глаз разбежались тонкие лучики морщин. И бывший купидон увидел в его глаза Её. Любовь. Ту самую. Безусловную. Спасающую мир.