Стыдно быть человеком

"Рождённые жить, они желают смерти, как отдохновенья,

и детей оставляют, чтобы они родились на смерть."

- Гераклит Эфесский

Мастер Лэйд, мудрецом не был, но любил праздно размышлять и разглагольствовать в слух. И мысли что он озвучивал, водя кистью по холсту, были мрачными, под стать его картинам.
– Мне стыдно быть человеком...
Так он сказал, не отводя глаз от холста, слегка улыбаясь своей работе. Юному художнику Рогнеру, оставалось только слушать.
Мастер неуверенно держал тонкую кисточку и легкими движениями, вырисовывал светлые локоны «Матери природы». Хрупкое девичье тело на картине кровоточило как живое. Мастер умел смешивать прекрасное и ужасное, создавай инфернальные шедевры, глядя на которые невозможно оторваться.
Шипы цветущего терновника впивались в алебастровую кожу обезглавленной девушки. Кровь сочилась из ее ран окрашивая лепестки в алый. Мастер поиздевался над ней изобразив суставы тонких рук неестественно вывернутыми. Ладони, скрестившиеся чашей, держали отсеченную голову на уровне груди. Но как же прекрасен ее лик, не тронутый смертью и разложением! К ее тонки губам, казалось можно прикоснуться, ощутить их жар, а взгляд ее несмотря на страшные муки оставался спокойным, как живой, и полнился материнской любовью. В ее распоротом чреве, гнездились змей и голубь.
Ее идеальное тело, истекающее кровью, связанное терновыми лозами волей мастера стало стволом дерева. Из шеи, вместо срубленной головы прорастали ветви с серебряными прожилками. И алая листва, украшала крону.
Одинокое дерево из человека, под серым небо, на поле из серебряной травы. Обворожительное зрелище.
– Наше существование не логично. Надругательство над природой. У нас звериные тела, но не звериный разум. Мы демиурги с волей к творению, но без божественного могущества. Кто мы вообще такие, в этом мире зверей и богов? Бастарды бога, его несовершенные игрушки.
Рогнер слушал, еще не зная куда однажды приведут их с мастером творческие изыскания.

«- «Люди бывают хуже зверей» — Вот, что надо было ответить.»

Рогнер вспорол живот юноше. Внутренности посыпались на каменный пол. Бедняга завопил, хватаясь за живот и упал лицом в собственные потроха.
– Агх. Может надо было все-таки глотнуть ее настойки?
Бах!
Звук выстрела раздражил слух. Роза вошла в азарт, жестоко расправлялась с одержимыми. Колола рапирой и отстреливала голову из новенького ружья. Ни одно боевое заклинание не приносило этой безумной ведьме столько удовольствия, как выстрел ружьем в упор. Куски плоти разлетались по стенам, кровь хлестала фонтаном. А Роза довольно улыбалась.
– Роза за стирку прачкам сама платить будешь! – Крикнул Рогнер.
– Еще чего! Кто больше убьет тот и платит! – Красавица подмигнула ему голубым глазом и пронзила рапирой шею одержимого.
Рогнер в который раз пришлось согласиться с капризами своей музы. Он вспомнил про трехствольный пистолет в кобуре. Одержимый был близко и целиться не пришлось. Все произошло быстро. Выстрел. Пуля пробила артерию на шеи, хлынула кровь, враг захрипел и рухнул.
– У меня четыре!
Роза выстрелила и убила последнего.
– Пять! – Она широко улыбнулась, прищурив синий и зеленый глаза.
Она приподняла свою шляпу в форме клюва украшенную красно белым пером и поклонилась в реверансе.

«– Довольная какая. С ней не соскучишься...»

– А где девица? – Спросил Рогнер, осматриваясь.
– В подвал убежала, только хвост в проёме мелькнул.
Рогнер пошел, перешагивая через тела. По белокаменным стенам часовни стекала кровь, куски плоти валялись в алых лужах на полу.

«– Ее мать могла бы спасти столько жизней... Столько смертей из-за одного божка...»

Часом ранее.
Пред последний, Восьмой круг, самый далекий от столицы и башни Эмпирея. Здесь начиналась цивилизация. Быть может жители замков и сел, слышали и видели технологии столицы, все эти машины и механические куклы, но все равно предпочитали привычное, новому. Факелы вместо лампочек, ручной труд вместо машинного. И старые предрассудки, магия. Восьмой круг застыл в темных временах. С Эмпиреем их объединяла только вера в Бога-творца и ненависть к изгнанным богам.
Они прискакали в село, по приказу Забытого. Аккуратные домишки выстроились вокруг озера. Никто и не обратил на них внимание. Четырехглазый ворон восседал на крыше одного из домов. Их ждали, но за порог не пустили. Эта женщина претворялась добропорядочной верующей и не хотела пускать за порог «безбожных обитателей Небытия». Чем очень рассердила Розу.
Ее просьба была достойна человека, противоречащего звериной природе:
– Убейте ее...мою дочь.
Эта женщина, прося о таком даже не потрудилась обронить слез. Хотя бы претвориться, что сердце ее тяжело и сковано печалью. Она словно попросила мясников зарезать свинью.
– Раньше мы справлялись, скрывали. Мол, больная она. А как ей пятнадцать исполнилось, она ночами агрессивная становиться, убегает из дому и парней из села уводит. На утро они из лесу возвращаются, и не помнят, что с ними было, но зато прихоти все ее исполняют. А она и сама делает вид, что не помнит. Соседи уже ее в ведьмовстве обвиняют. А теперь и мой муж, только на нее и смотрит... Глаз с ее груди не сводит, а ко мне даже прикасаться не хочет. Ее не чистый коснулся, она монстр, сами увидите. Звериные, уши, клыки, хвост и когти, ну прям лиса какая-то.
Она утаивала важную деталь от пары безбожников со знаком «V.E.R.I.T.A.S.» на груди. Рогнер понимал почему она не хочет рассказать, как есть. Не каждому хватит смелости в таком признаться, а «истинно верующему», особенно тяжело, стыдно перед своим Богом. Он не запомнил ее имени, и она навсегда останется еще одним персонажем из множества других, его бесконечно долгой истории. А их встреча – еще одна встреча случившиеся по воле Забытого Бога.
– Точно этого ходите? – Уточнил Рогнер. – Когда я принесу вам ее голову, рыдать не будите?
– Не буду.
Она не колебалась. Эта мать не любила свое дитя. Ребенок напоминал ей об ошибке.
– Где ее искать знаете?
– В заброшенной церкви, в лесу. Туда она все время ходила с мужиками.
– Ладно. Ждите. – Рогнер одел шляпу.
Роза остановила его, наступив на ногу.
– Подожди, Рогнер еще один вопрос.
Ядовитый тон ведьмы, заставил его напрячься. Обычно с этого начинались все их неприятности, в которые они попадали вместе, но из-за нее.
– Роза...
Но девушку было не остановить.
– Она же ваше первый ребенок? Вы ведь прежде были бесплодны?
Ведьма прекрасно знает, как случается подобное. Дети-оборотни еще и способные приворожить не рождаются от мужского семени. Какому бы богу эта женщина, не молилась, прежде чем стать истинно верующей, над ней хорошенько поиздевался Эрот.
Женщина, слегка потерявшись от внезапного вопроса, поспешила ответить.
– Да, но ее рождение, это чудо! Я молилась, и Бог послал мне ребенка!
– И какому Богу? – ухмылялась Роза.
Женщина запнулась.
– В лису значит, ваше «чудо» превращается, да?
– Д-да, уши, хвост...
- А, как вам лисий член? Понравился?
Женщина вздрогнула, ее лицо покраснело, от ярости.
– Да как ты смеешь!
– Так, Роза, хватит! – Рогнер схватил Розу под руку и потащил за собой
Ведьма смеялась.
– Ну ты видел лицо это твари! Дала зверю, а теперь просит нас убить собственную дочь!
– Могла бы промолчать.
Роза с силой одернула руку. И остановилась.
– Нет. Не могла.
Она посмотрела на землю под ногами выискивая среди травинок свои мысли. Но только заворчала:
– Ненавижу семейные разборки. Пошли уже быстрей.
Она обошла его спешным шагом. Пытаясь за ней поспеть, он улавливал взглядом каждое ее движение и думал:

«– Сиротка. Роза, для тебя ведь это личное...я и забыл...»

– В этой истории единственная жертва это наша Лисичка. – Начал он, пока отвязывал лошадей. – Кто-то из Эротов, склонил ее мать к совокуплению со зверем. Без благословения Эрота она бы не смогла зачать.
– И способности к соблазнению у нее явно от Эрота, – добавила Роза. – Что мы будем с ней делать когда найдем? Убьем?
Она покосилась на него, укладывая прядь алых волос. У нее разные глаза, Сапфировый и Рубиновый, на поверхности которых искажался и тускнел мир.
– Как пойдет.
Рогнер посмотрел на солнце медленно сползающие по шпилю башни Эмпирея. До восьмого круга еще не доходила ее тень и отсюда она казалась обычной башенкой, возвещающийся над деревьями. Раскалённое светило опустилось еще ниже, черной полосой башня разделила диск света на пополам, и черная тень ее удлинялась, медленно ползла по лесам и холмам, к краю миров. Рогнер, Роза и деревня за их спиной оказались в тени, колоссальной башни Эмпирея, на купол которой опирается небо.
Кутаясь в плащ от внезапно наступившей прохлады Роза протянула ему флягу. От горлышка пахло травами и спиртом.
– Для крепости тела перед битвой. – Пояснила она и губы ее дрогнули, потом расплылись в легкой улыбке.
– Я с твоей настойки свалюсь скорее.
– Как знаешь – Роза пригубила флягу и сделала большой глоток. Лицо ее скривилось – Кисленькая! Бодрит!
– Прочие музы, своим целебные зелья варят, а моя настойки на водке делает.
– А ты попробуй и поймешь как тебе со мной повезло.
– Потом. – Рогнер поправил шляпу и взял коня под уздечку. – Нам до ночи надо Лисичку разыскать.

«– Надеюсь человеческого в ней осталось больше, чем звериного. Иначе придется убить...»

После нетрудного и кровавого боя, они нашли «Лисицу» в подвале заброшенной часовни. Двери пришлось выломать, старый засов пустил их внутрь после одного удара ногой. Воняло сыростью, с потолка сквозь доски сочилась кровь убитых. К кровавым капелькам сползались, мерзкие на вид, многоногие жуки в хитиновых панцирях, они пили кровь издавая чавкающий звук.
Через продухи в подвал попадал тусклый свет и в полу мраке легко удалось найти девочку. Она плакала, сидя в углу.
Девочка старалась отползти дальше, но упиралась спиной в стену.
– Не...надо... Пожалуйста, это не я. Я не хотела. – Она умоляла глазами, напуганная, вымазанная в грязи.
Лицо ее было миловидным, как у обычной девушки. Во рту виднелись острые клыки, как у хищного зверя, изменённые уши, заострились и больше напоминали собачьи, она прижимала их к голове. Ее пушистый хвост медленно влачился по земле из стороны в сторону. Когтистыми руками она утирала слезы.
– Бедняга, никто тебя и не спросил просто выплюнули на свет. – Рогнер, медленно приближался к ней. – Ты Фина, да?
– Не убивайте меня, – скулила она.
– Мужчины наверху, обезумели от похоти. И будут новые жертвы. Такую силу нельзя держать без контроля.
– Я не могу это сдерживать...больше не могу. – Она обняла свой хвост и свернулась калачиком в углу. Запищала, пряча лицо в пушистый хвост: –Пожалуйста не надо.
Рогнер покачал головой.
– Зверь в тебе побеждает человека. Скажи, те мужчины погибли из-за тебя, ты чувствуешь вину?
Девочка закивала с заплаканными глазами.
– Роза, дай фиал. – Рогнер достал маленькую фляжку из кармана.
Девочка взвизгнула сжавшись сильнее.
Ведьма достала из сумки маленький флакончик с вином. Рогнер положил пред девочкой фляжку, а рядом поставил фиал.
– Твоя мать просила нас убить чудовище, – сказал Рогнер.
– Мама...
– Но его я здесь не вижу. Для людей ты будешь монстром, но есть место, где тебе помогут. – Рогнер указал на выгравированную на нагрудном знаке надпись «V.E.R.I.T.A.S.». – Наш орден. Ты не человек, но и не монстр. Я не могу позволить тебе остаться в этом мире. Но убивать не хочу. Во фляге смертельный яд, в фиале вино, глотнув которое ты причастишься и станешь одной из V.E.R.I.T.A.S., у нас тебе помогут. Решай. Но человеком тебе уже не стать.
Рогнер пошел к выходу и повел за собой Розу. У Выхода из подвала он остановился, девочку во мраке совсем не было видно. И он сказал в пустоту:
– Если смерть этих людей и все что с тобой случилось для тебя тяжкий груз, попроси дара забвения у Забытого. Ты с ним познакомишься, когда глотнёшь из фиала.

Роза сидела на порушившихся ступеньках старой часовни поигрывая волосами.
– Любовь страшная сила. – Произнесла она, нарушив вдумчивое молчание.
– В нашем случаи похоть, – Ответил Рогнер. – Любовь куда страшнее. Ненавижу Эротов.
– Лучше б, девочку убили во младенчестве, чем такое. – Роза сняла остроклювую шапку и закинула голову в небо, где появлялись первые звезды. – Быстро мы управились. Интересно, а отец ее знал, что жёнушка с животным сношалась?
– Вряд ли. Хотя люди и такое прощают.
– Вот странные-е-е. – Выдохнув сказала Роза.
– Или мы странные?
Четырехглазый ворон громко каркнул на куполе и расправил крылья.

«– Пора! Значит ее отчаянья не столь глубоко. Хорошо...»

– Ты пойдешь или здесь подождешь?
– Звездами полюбуюсь.
Девочка причастилась вином. И больше не принадлежала миру людей, от ныне ее душу пленил мир Небытия и его хозяин Забытый Бог.
Рогнер вынес ее из церкви. Звериные черты исчезли. Без ушей и клыков, она напоминала свою мать. Стройная красавица, жертва насмешливого Бога.
Слезы еще не успели высохнуть на ее щеках. Она спала, прижавшись к груди Рогнера, но глаза ее были широко распахнуты, недвижимо смотрели в пустоту темнеющего неба. Зрачки ее расширились. На губах застыла спокойная улыбка. Она дышала как живая, но в глазах ее был лед как в глазах мертвеца. Мир живых отверг ее, а мир мертвых не примет. Ее ждут в другом месте.
Всех прочистившихся вином у перекрестка ждет Даллахан и его псы. Они встречают и сопровождают в Небытие каждого кто испробовал вино из лунного ириса и подлунника.
Но в этот раз под указателем, на перекрестке их ждал Он. Невесомы черный плащ сотканный, словно из мрака, маска на лице. И треуголка с белым пером, измазанным в крови. Безликий, Безымяный, Забытый. Он играл тихую мелодию на пастуший дудочке, светлячки слушали, зависнув воздухе. И все пространство, где была слышна мелодия, казалось недвижимым. Не дул ветер, не шумела листва, не колыхалась трава.

«– Собственной персоны. Навернека что-то затеял...»

Рогнер медленно подошел и положил девушку у его ног, словно сделал Богу подношение. Смиренно поклонился, отошел на шаг назад.
Забытый прекратил играть.
– Ожидал Даллахана? Хи-хи-хи. Прости, не мог упустить возможность посмотреть на моего любимого художника и лично взглянуть на твою работу. Роза, а ты все так же прекрасна и опасна, еще не много и ты затмишь Лилит.
– Далеко мне до красоты моей кормилицы, Владыка.
Забытый кивнул.
– Лилит, научила тебя самому главному – скромности.

«– Вот актриса. А как за выпивку платить скромность куда-то пропадает. Клянчит деньги и не краснеет...»

– Это, она только перед вами святую строит.
– Хитрость и красота – женские орудья, Рогнер.
Забытый, наклонился над девочкой, и коснулся ее щеки.
– Несчастное дитя. Как молоко из сосцов своей матери она пила ненависть и призрение.
– И выросла зверем. Люби ее мать как дочь, ничего бы этого и не было.
– «Физалис», да? Моя любимая из ваших с Лэйдом картин. Красивый сорняк – олицетворение любви. Жаль ты забросил, столько шедевром могло бы родиться.
– Я был художником до причастия. Теперь у меня иные заботы. – Рогнер нахмурился и скрестил руки на груди. – Убираю за богами.
– Ты слишком серьезен. В акте творчества, ты уподобляешься Богу. Это то единственное, что отличает тебя от падали. При жизни ты взращивал талант, за что обрел долголетие и нетленность. Разве не повод для гордости? Раз отказался от дара забвения, мог бы и дальше рисовать, не ограниченный временем...
– И отвергнутый смертью. Что толку от долголетия если проживаешь года как пес на поводке?

«– Я не просил меня воскрешать!.. »

– Ты же не жалеешь, что отказался забывать себя. Как некоторые обреченные нести такое же бремя. В конце концов, даже после смерти ты это ты, да? – Усмехнулся Забытый.
Рогнер прорычал поднос.
– Мое прошлое со мной. Еще сотни раз предложите мне дар, но ответ не измениться:

«Ничего не хочу забывать»

Забытый и Рогнер сказали в один голос.
– Прекрасно помню твое напряженное лицо в тот момент, ты словно бросал мне вызов. Ах! За твои недовольства и непреклонность я тебя, очень уважаю. Кто-то же должен мне напоминать, что даже Боги совершают ошибки. Мне нравиться та ирония, что есть в твоей истории. – Бог смаковал каждое произнесенное слово: – Больной мизантропией, узко смотрящий на мир сквозь замочную скважину призрения к людям, но вынужденный их спасать, раз за разом.
Рогнер недовольно фыркнул. Забытый в ответ усмехнулся. Что Богу переживания человека? Забава, скрашивающее вечное существование.
– Что с ней будет? – спросила Роза, уличив момент, не долгой паузы.
– Проклятое дитя. Несчастная девочка, приговоренная на смерть собственной матерью. – Забытый осторожно поправлял локоны на лобике спящей девушки. – А ведь красавица. Станет музой как ты.
– Музой. Значит отдадите Лилит на воспитание?
Забытый кивнул и поднял девочку на руки.
– Станет твоей сестрой. ЕЙ передать, что-нибудь?
– Скажите ей, что у меня все хорошо.
– Она будет рада это услышать. Она скучает по тебе.
– Знаю.
– Рогнер, был рад повидаться. Мне все интереснее посмотреть на тебя в гневе. Что же за монстры, обитают в столь тихом омуте? Хи-хи-хи.
Он раздвинул пространство словно кулисы и шагнул за них исчезнув, за указателем.
Рогнер вздохнул.
– Думаешь не спроста это?
– Он всегда делает что вздумается. Просто он напомнил мне, что мы с тобой под присмотром. Еще эта его последняя фраза... Пару дней меня это побеспокоит, потом снова расслаблюсь.
– Могу сварить интересненькое зелье, от которого наутро все забывается.
– Без твоих «Чудо настоек» обойдусь. – Рогнер взял коня под узду. – Мы еще здесь не закончили.
Роза вопросительно посмотрела на него.
– Думаю стоит рассказать ее матери.
– Она просила свою дочь убить какая она мать! – Возразила Роза.
– Она могла бы убить ее во чреве, утопить, удушить во младенчестве, но ведь вырастила. Так что пусть знает.
– И охота тебе туда-сюда мотаться? Нам ведь даже не платят за это! Туда-сюда. Сюда-туда. И снова...
– Ой, да куплю я тебе ту шляпу. Только не ной.
– И пинту пива за красивые глаза.
Рогнер фыркнул. Роза показала два пальца и кивнула.

«– Да что б ее...и все же без нее было бы скучно. И по правде сказать, ну кто кроме нее?..»

У деревни их встретил висельник. Тело жилистого мужчины, висело в тени кроны дерева на петле, перекинутой через толстую ветку. Один ворон клевал ему глаза, остальные вороны сторожили на ветвях лакомый кусочек плоти. Роза скривила лицо в омерзении и закрыв ладонью голубой глаз отвернулась. Ей вспомнилась не приятная история из прошлого.
Еще ночью повешенный был отцом Фины, и мужем ее матери. Висельником он стал после самосуда сельчан. Селяне охотно рассказывали, как все было:
– Его дочь – монстр! Одурманила моего сына! Увела в лес! Он так и навернулся...
– Нинэ ведьмой была, нечистому дала и родила монстра...
Много подобного рассказывали селяне. Молодая пара из соседнего дома рассказала кое-что поинтересней домыслов:
– Дочурку он любил, а Нинэ ее мясникам. Сегодня с заработков вернулся, как узнал, что Нинэ вас наняла, ну чтоб... так в гневе ее и стукнул. Криков было! Силы не рассчитал и убил. Он сам рыдал.
– А вам-то чего? – Соседская жена, хмурилась и нервничала, всем видом выказывая свое недовольство. – Вы то свою работу сделали? Убили, чудовище? Нинэ, и Рональд мертвы, никто вам не заплатит. И с нас не требуйте, вон у висельника в карманах поищите.
«– Сварливая девка! »
Рогнер спокойно дослушал девушку.
– Фина, еще жива. – Сказал он.
Лица жены и мужа изменились. Они запаниковали, как загнанные в угол зайчата.
– Но как же...а если она...
– Заплатить некому, – развела руками Роза, – а бесплатно мы не работаем.
Рогнер легко засмеялся им в лица, одел шляпу и отступил от порога.
Мужчина кричал им в след.
– Стойте, а как же...
– Ну теперь сами справляйтесь. – Роза, не оборачиваясь помахала им рукой злобно улыбаясь. – Твари. Как же достало, что нас за наемников принимают. Да если бы нам платили за каждую...
Возмущение Розы, заглуши мысли:
« – Я только и слышал «Монстр, монстр», никто не видел в Фине девочку. Даже мать. Они даже не попытались понять ее...В девочке видели монстра и получили монстра – все просто.»

Рогнер шел рядом с Розой глубоко задумавшись, смотрел в пустоту и размышлял о том, что когда-то ему говорил учитель:

«– «Мне стыдно быть человеком» Мы обладаем разумом, речью, но остаемся зверьми. Как цыплята заклевываем своих же, не желая услышать и понять. Человек как любой зверёныш – прежде бережёт свою шкуру, только потом сострадает прочим. Разве Фина не пример тому? Люди высокомерно считают себя венцом творения, но у нас звериные тела, а на божественное милосердие мы не способны. Самоубийство и акт творчества все на что хватает нашей воли. И если это так, если я не заблуждаюсь, то да, МНЕ СТЫДНО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ! Может однажды меня переубедят, но пока, я рад, что умер, и больше не принадлежу миру людей...»

Роза толкнула его в плечо. Она выговорилась и теперь прибывала в прекрасном настроении и была готова им поделиться, улыбаясь искренней улыбкой.
– Ты как?
Рогнер оглянулся на повешенного.

«– Столько жизней оборвалось из-за шутки одного божка. Когда люди молят богов они ведь не задумываются в каком настроении боги. Как же эгоистично...»

– Забавно. Еретики и истинно верующие молят своих богов, но имя единственного бога, которому на них не наплевать, они даже не помнят.
– Забытому и незачем чтоб ему молились, разбивали лбы стоя на коленях. Не кажется тебе что он... вне этого? Он наблюдает в стороне и пьет вино. Он даже за древо Логос не сражался. Ему чужды божественные почести.
– А мы для него что деревянные солдатики. Но должен же быть у него какой-то замысел?
– А толку голову ломать? Человеку бога не понять, и ведьме не понят, – Она положила руку ему на плечо, – и восставшему из мертвых тоже не понять.
– Но художник, вполне может попробовать. – Ухмыльнулся Рогнер.
– Вот только ты давно от этого отрекся.
– Будь это так просто. – задумчиво произнес Рогнер.
Ему вспомнилась одна старая история о наставнике.

«– Это всегда со мной, словно сорняк, проросший внутри. И так будет до тех пор, пока я не сломаюсь, не решусь испить «Дара забвения», как мой учитель...»

Они оседлали коней и какое-то время ехали молча. Оба знали к чему ведет тишина. Кто-то обмолвиться первым, но пока они испытывали друг-друга, уже заготовив ответ. В этот раз проиграл Рогнер:
– Давай нажремся?
– Не оставлять же тебя одного на дне пивной кружки. Так и быть прослежу что бы ты не буянил.
– Кто бы говорил!
– А деньги где возьмем?
– По старинке. Бумага у тебя еще осталась?
Роза захлопала в ладоши.
– Ура-ура. Будем гадать.
– Только напомни какие карты рисовать.
– Ага. – Кивнула Роза.
Ныне художественный талант Рогнер использует, только чтобы разводить простушек на деньги.
А что было потом?
На самом деле много чего. Но этому еще только предстояло случиться.