Читать онлайн "Стакан"

Ветер бил по ушам, мышцы горели от боли, но Борис и не думал останавливаться. Он крутил педали с той скоростью, которую раньше никогда не удавалось набрать. Говорил себе, что ещё пару оборотов, и можно расслабиться, но никак не мог добраться до нужной точки. Спидометр, прикреплённый к рулю, без остановки увеличивал число, музыка, играющая в уличных кафе, словно замедлялась, когда Борис пролетал мимо. Глупая улыбка сама по себе нарисовалась на лице, и он почти расхохотался, но… вовремя плотно сжал губы — мухи, бывает, залетают прямиком в рот. Впереди показалась небольшая горка, и Борис поднажал — слегка опустил корпус ближе к рулю, и, невзирая на горячую боль в мышцах, начал крутить педали ещё быстрее. Пара секунд, и он достиг пика горки. Наконец, можно расслабиться. Борис покатился вниз. Сердце трепетало от странного детского восторга, хотелось отпустить руль, но он удержал порыв внутри — опасно. Когда скорость начала спадать, пришлось ещё пару раз крутануть педали, но, кажется, момент упущен. Ноги болели так сильно, что пришлось взять паузу. Борис медленно остановился. Слез с велосипеда, и осмотрелся. Солнце почти коснулось горизонта, улицы окрасились в малиновый цвет. Комары жужжали над ушами, капли пота выступили под носом. Борис утёр их тыльной стороной ладони, и только тогда заметил девушку вдалеке. Одинокая молодая девчонка сидела на лавке, а её велосипед мирно стоял рядом, слегка накренившись. Борис задумался. Подойти или нет? А если подойти, то зачем? Пока возбуждение — если его можно так назвать — после хорошей поездки не пропало, он сел обратно, и подъехал ближе. Девушка подняла голову, и застыла в ожидании.

— Эм… привет? — начал он.

— Привет. — ровным тоном ответила девушка.

— Я сяду? — он указал рукой на лавочку.

— Ну… садись.

Он сел.

— Отдыхаешь?

— Типа того… — её губы дрогнули в лёгкой улыбке, — А ты?

— И я…

Борис потянулся, и отвёл взгляд куда-то в сторону. Возможно, он поторопился с этим разговором. Подошёл, поздоровался, подсел… что дальше-то делать? Прокашлявшись, он спросил:

— Как дела?

— Всё хорошо, спасибо. Как у… тебя?

— Тоже нормально. Вот решил проехаться после работы. — он кивнул головой в сторону велосипеда, — Я работаю из дома… Иногда хочется размяться.

Она поджала губы, — Правильно…

— А ты что?

— И я…

Понимая, что разговор не клеится, Борис спросил перед тем, как успел это обдумать: — Может, вместе прокатимся? Сегодня или завтра? Оставишь номер?

Она запнулась, — Ну… Можно сегодня… сейчас.

Он оживился, — Круто! Тогда поехали. Кстати, как тебя зовут?

— Таня. А тебя?

— Борис.

Он уверенно поднялся, и перекинул ногу через раму с таким профессиональным видом, каким только мог. Она улыбнулась, и сделала тоже самое, — правда, её нога врезалась в сидушку, и она чуть не упала. Борис сделал вид, что не заметил.

— Поехали ближе к набережной?

— Давай.

Они поехали. Оба старались не встречаться глазами, и рассматривали округу — пышные зелёные кусты, ели и яркие цветы в редких мелких клумбах. То и дело мимо пролетали другие велосипедисты, вдалеке визжал чей-то ребёнок. Они ехали медленно, оба никак не решались набрать скорость — казалось, что так делать неприлично. Катаются же, вроде как, вместе… Набравшись смелости, он попросил:

— Расскажи о себе.

Она смутилась, — Не знаю, что можно рассказать. Живу, работаю, вот, катаюсь. — она улыбнулась, — А ты?

— И я. Но я имел в виду… расскажи конкретнее. Кем работаешь? Далеко отсюда живёшь?

— Нет, я… — Таня запнулась на полуслове.

Послышался скрежет цепи, она резко опустила голову, из-за чего чуть не навернулась. Руль потянуло влево, и ей еле удалось его выровнять. Тане пришлось остановиться, и сесть на корточки, встретившись лицом с цепью.

— Что такое? — спросил Борис, слез, и подошёл ближе, — Цепь слетела?

— Не знаю… — ответила она, не отрывая глаз, — Как будто что-то заело. Не хочу трогать — испачкаюсь.

Борис просиял. Он сел рядом, мягко взял её за плечо, и слегка надавил, вынуждая подвинуться. Уверенно потянулся к цепи, схватился за неё, потеребил, и… ничего.

— Да… — на выдохе ответил он, поднимаясь в полный рост, — Заело…

Таня поджала губы, — Ты можешь починить?

Борис знал, что не мог, но говорить об этом не собирался, — Могу! Давай только отойдём в сторону.

Взявшись за рули, они покатили велосипеды подальше от велодорожки. Остановились у высокого дерева, Борис небрежно бросил свой, и уже собрался с умным видом взяться за дело, но крик новой знакомой чуть не оглушил его.

— Ты что делаешь?!

— А-а! Что?!

Он начал нелепо осматриваться.

Таня дёрнулась, и схватилась за его велосипед. Потянула в сторону, и села на корточки перед тем местом, где он только что лежал. Обескураженный, Борис последовал её примеру.

— Что?! — опять спросил он.

— Ты не видишь? Тут муравейник!

Борис запнулся, — И что с того?!

— Ты серьёзно?! — возмутилась она, — Ты уничтожил их дом!

— Чей? Муравьёв? Ничего страшного. Новый построят!

— Ага, а если бы твой дом так кто-то уничтожил? Ты бы тоже так подумал: «новый построю»?!

Брови сами поползли вверх, — Будь я муравьём, именно так бы и решил.

— Какая разница, кто ты?

— Большая. Ты сама разницы не видишь? Между муравьём и человеком?!

— Я — не вижу!

Борис не сдержал нервного смешка, — Кем ты там, говоришь, работаешь?

— Я не говорила. И какая разница? Все мы живые существа!

Она осуждающе покачала головой, поднялась, и схватилась за свой велосипед. Борис запаниковал:

— Ты чего? Я же ещё не починил тебе цепь!

— Ничего. — ответила она, отвернулась, но уходить не спешила.

Он опять посмотрел на расплющенный муравейник, и вполне логично заметил: — Так-то здесь никто не живёт — он… заброшен. Или как это у них происходит? Не знаю! По сути, мы им помогли уничтожить старый дом. Типа как у нас сносят пятиэтажки старые. Понимаешь?

— И что с того? Ты же не знал, что муравейник пустой. Тебе просто наплевать на других!

Он гоготнул, — Ты ненормальная, да? Закатываешь скандал из-за муравьёв? Да мы даже познакомиться не успели!

Таня гордо приподняла подбородок, и покатила велосипед ближе к дорожке. Борис дёрнулся, чтобы последовать за ней, но вовремя остановился. Нужно ему знакомство, которое началось… так? Он рассмеялся, и сказал тихо, но так, чтобы Таня услышала:

— Больная…

Ответа не последовало. Она вышла на дорожку, и спустя пару минут рядом остановился другой велосипедист. Мужчина средних лет что-то у неё спросил, следом сел у её велосипеда, пару раз потянул за цепь, и… готово! Таня расплылась в улыбке, что-то сказала, и довольная села за руль. Борис смотрел ей в спину, а следом опустил взгляд на собственные руки с чёрными маслянистыми полосками. Блеск! Девчонку упустил, так ещё и запачкался. Он сел на велосипед, выехал на дорожку, и спустя пару минут остановился у берега реки. Опустил руки в воду, и принялся их тереть. Отмыться не вышло. Борис ударил широкой ладонью по воде. Идиотизм! Он поднялся, и тяжело вздохнул. Злость медленно, но отступала. К тому моменту солнце уже скрылось, и по всему парку зажглись фонари. Настроение было испорчено. А раз так… Пора бы и домой вернуться. Борис сел на велосипед, поставил ступню на педаль, как вдруг… откуда-то со стороны воды послышался странный писк. Он резко обернулся. Река выглядела так же мирно, как и секунду назад, в округе никого, кроме Бориса, не оказалось. Он прищурился, пытаясь найти источник звука, и почти уехал, но вдруг писк повторился. Он в очередной раз отбросил велосипед в сторону, и подошёл ближе к берегу. Рыба, что ли? Но разве рыбы пищат? Он сел на корточки, выдохнул, и затаил дыхание. Откуда-то сбоку раздалось тонкое «Пи-и-и…». Он бросился в сторону звука, и, не без страха, начал водить ногой по высокой траве. Может, к примеру, котёнок? Борис бросил быстрый взгляд на небо, выругался, и залез в барсетку, что висела на бёрдах. Достал телефон, включил фонарик, и поднёс ближе к траве. Сердце дрогнуло, затылок затянуло, а ругательство само слетело с губ. Он нашёл источник звука. В высокой траве лежало нечто, отдалённо напоминающее младенца. Тело — если это тело! — было длинным и тонким, таким, словно органов в нём не было. Оно напоминало палку, и наверняка Борис бы решил, что это палка и есть, если бы не неестественный для палок цвет — что-то вроде светло-светло голубо-зелёного. Маленькие отростки — как почки — торчали из тела — их было около шести, но Борис был не в том состоянии, чтобы посчитать. У основания палки была… голова. Вернее, что-то схожее с головой — нечто овальное, размером с мяч для американского футбола, тоже голубо-зелёного цвета. Кровь прильнула к лицу, отвращение к этому существу вызвало волну твёрдых мурашек по всему телу. Хотелось не то убежать, сломя голову, не то раздавить это нечто кроссовкой. Он сел на корточки, и продолжил светить в сторону этого фонарём. На «голове» было что-то купное, чёрное и явно слизистое. Как будто… глаз? Эта мысль пришла сама по себе — откуда-то из глубин сознания. Он почти решил, что это попросту странного вида игрушка, но вдруг писк повторился.

— Пи-и-и…

Существо шевельнулось, и повернулось на бок. Борис в ужасе подорвался, отскочил в сторону, и завопил:

— Что за хрень?!

Словно отвечая, оно, подобно змее, отползло в сторону. Тело, так сильно напоминающее ветку, оказалось совсем не деревянным — оно, скорее, напоминало что-то вроде резины. Сильно вытянулось, и изогнулось. Теперь стало очевидно, что писк исходил откуда-то из головы. Оно продолжило пищать, «глаз» слегка посветлел, конечности, похожие на почки, увеличились в размерах — два из них стали длиннее, а ещё три распухли, словно их надули, как воздушные шары. Борис ошибся, когда решил, что тех «почек» было шесть, их было пять — теперь он знал точно. Он сделал широкий шаг назад, но не убежал — интерес пересилил страх. «Глаз» существа на секунду загорелся ярким холодным белым цветом, но мигом вернулся к прежней черноте. Тело увеличилось минимум в два раза, оно облокотилось на разбухшие три конечности, голова оказалась сверху, а длинные две коснулись земли. Теперь оно напоминало снеговика, который слепили дети — дети, вероятно, с какими-то проблемами с развитием. Три шара у основания, тонкая палка посередине, две по бокам, и большая овальная голова с одним глазом. Существо запищало, и замерло. Замер и Борис. Сердце колотилось, кровь бурлила от страха и интереса, голова слегка тряслась. В какой-то момент он понял, что до сих пор держал в руках телефон с включённым фонарём, и решение о следующем действии было принято за секунду. Сглотнув подступивший ком, он одним движением пальца открыл приложение камеры. Фонарик выключился, существо стало хуже видно, но Бориса это не остановило. Он нажал на клавишу увеличения звука, и раздался звук затвора камеры — фото готово! Правда, без вспышки… Ругаясь себе под нос, трясущимися руками он залез в настройки, и включил вспышку. Второе фото, кажется, получилось ещё лучше. Со лба стекал пот, нервный смех вырвался из приоткрытого рта. Он опять включил фонарь, и посмотрел на существо. А оно… так и сидело. Или стояло — кто же его разберёт?

— Эй! — буркнул он, — Ты что? Ты кто?!

«Голова» существа слегка наклонилась. «Глаз» опять загорелся белым, а длинные конечности стали ещё длиннее — они тянулись к Борису. Интерес не мог удержать, — он завопил во всю глотку, круто развернулся, и бросился бежать. Пара секунд, плеч коснулось что-то тёплое, и горизонт завалился — упал вместе с Борисом. Оно схватило Бориса конечностями — чем-то вроде щупалец — и повалило на землю. Борис кричал так громко, что в ушах заложило. Он попробовал вывернуться, — не вышло — развернулся, и бросил телефоном в существо, целясь в «голову». Попал… Писк раздался ото всюду… только теперь это был совсем не писк — рёв, напоминающий сирену. Борис начал бить руками в никуда, ноги задёргались, горло сдавило от страха. Он лежал на спине закрыв глаза, и дрался с невидимым врагом — вправо, влево, вверх! На плечах уже не ощущалось чужеродное тепло, но он продолжал драться. Драться, и вопить от животного дикого страха. Неизвестно, сколько времени прошло, но когда Борису удалось хотя бы немного прийти в себя, он, сжавшись в комок, медленно открыл глаза. Существа уже не было. Был берег реки, высокое дерево, первая звезда появилась в небе… А его не было. Он обернулся, осмотрелся, и… услышал что-то, что отдалённо напоминало гул самолёта. В страхе он попятился назад, упёрся спиной в дерево, как вдруг… его отбросило в сторону невидимой волной. В глаза попал песок и грязь, в нос ударил странный и совсем неясный запах — пахло чем-то вроде машинного масла. Он весь сжался, закрыл голову руками, и замер. Сон или реальность? Борис знать не мог. Скрючившись, он просидел в такой позе несколько секунд, пока не понял, что звуки — такие привычные городские звуки — мигом утихли. Наступила пугающая неестественная тишина, создалось ощущение, что мир встал на паузу. Он убрал руки, поднял голову, и увидел… что ничего особо и не изменилось. Тот же берег реки, те же звёзды, только… дерево, об ствол которого он совсем недавно опирался, разломило пополам. Он тихо произнёс:

— Ч-что случилось?

В ответ тишина. Борис медленно поднялся на ноги, сплюнул скопившуюся грязь изо рта, и вытер пот с лица. Что тут думать… Сумасшествие наступило куда раньше, чем он предполагал. Он коснулся бёдер, и с ужасом обнаружил, что барсетка пропала. Страх вновь коснулся сердца, и он судорожно принялся её искать. Поиски затянулись. Было довольно темно, а свет от ближайшего фонаря не доставал до того участка, на котором Борис сходил с ума. Или.? Он опустился на колени, и принялся лихорадочно искать барсетку. В ноги больно впивались камни, руки перепачкались смесью травы и грязи, волосы лезли в глаза. К счастью, спустя пару минут удалось кое-что нащупать, но то была не барсетка — телефон! Трясущимися руками он схватил мобильник. Собирался позвонить родителям, и потребовать, чтоб они за ним приехали, однако связи не оказалось. Как странно… Борис катался по этому парку пару раз в неделю, а в холодное время года часто гулял вдоль берега реки. Связь была всегда! А как может быть иначе? Парк находился почти в центре города! Он нахмурился, бросил быстрый взгляд на процент зарядки, и с облегчением выдохнул, когда увидел цифру восемьдесят три. Все это было совершенно ненормальным и даже неестественным, однако Борис понимал, что это — не самая большая из его проблем. Он прикрыл глаза, поморщился, и потратил все оставшиеся силы на то, чтобы просто подумать. Воспоминания о своих злоключениях свалились на него так, как, наверняка, падает пустая стеклянная бутылка с чужого балкона, когда проходишь под окнами многоквартирного дома. Резко, неожиданно, и, скорее всего, смертельно. Борис вспомнил, как здесь оказался, как собирался домой, и как услышал писк. А ведь он фотографировал то существо! Чувствуя, как подкрадывается паника, он полез в галерею. Телефон завис, а руки Бориса затряслись лишь сильней. Он не был уверен в том, что именно хотел бы увидеть на сделанных фотографиях. Слегка примятую от его кроссовок траву? Тогда это будет означать, что он окончательно сбрендил. То странное нечто, с удлиняющимся телом и одним большим глазом? Наверное… Но если это было правдой, то что думать? А главное: что делать? Куда с этим идти? До боли прикусив губу, он дождался, когда телефон загрузит галерею. Открыл последние две фотографии, и телефон выпал из рук. Существо… было. Оно определённо точно было! Или же его странные видения продолжаются. Он поднял телефон, взглянул вновь, и закричал от страха. Как это понимать?! Телефон опять упал, но не потому, что выпал — Борис бросил его так далеко, как только мог. Он словно вновь вернулся в то мгновение, когда впервые это увидел, и чувства его обострились: отвращение, паника, страх, и странный, болезненный интерес — всё смешалось в кучу. Он глубоко-глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и попытался мыслись рационально. В первую очередь, нужно перебороть неясное отвращение к телефону, забрать его, и поспешить туда, где будет ловить сеть. Он поднял голову к небу. Луна забралась высоко, и была слишком уж яркой. Несколько звёзд, — тоже подозрительно ярких для города — тихая гладь мелкой грязной реки. Он всмотрелся вдаль, опять бросил взгляд на разломленное пополам дерево. Только сейчас почувствовал очевидный запах свежей древесины. Фонарей — что обязаны в такое время гореть — видно не было. Тоже странно… Борис помнил, что как минимум один должен быть в паре метров от берега. Он опять посмотрел в небо. Его вдруг посетило странное чувство — ощущение, как что-то идёт не так… Немного подумав, он принял очевидное решение — подобрать мобильник, и… уйти. Найти связь, позвонить родителям, и как можно скорее добраться до дома. Выспаться, и решить, что делать с фотографиями того странного существа. Определённо, кто-то должен это увидеть! Журналисты или учёные — плевать! Конечно, ему могут и не поверить, но наверняка существует какая-то процедура по установке подлинности фотографий. Бориса посетила мимолётная, но такая приятная мысль, что он может прославиться. А где слава, там и деньги. Он будет богат! Лёгкая улыбка коснулась губ, он ненадолго включил фонарь, и с ним быстро нашёл барсетку — всё-таки, там ключи от квартиры. Закрепил её на поясе, и вдруг, вспомнил кое-что важное — он приехал сюда на велосипеде! Но даже вместе с фонарём найти его не удалось. Странно? Ещё бы! Но не страннее, чем живая пищащая голубая палка с одним глазом. Пожав плечами, он побрёл в сторону дома — благо, хорошо знал эти места. Попробовал обойти дерево, которое разломило пополам, и вдруг… Бориса ударило током. Наверное током! Он уверен не был, мог думать лишь о боли, которая пронзила всё тело. В глазах заискрило, он почувствовал, как ток прошёл по всему телу, начиная с головы и до самых ног. Он потерял равновесие, завалился назад, и, кажется, на секунду потерял сознание. Борис попробовал встать, но не вышло — тело не слушалось. Наверное, так ощущают себя после удара молнии… предполагал он. Голова кружилась, всё вокруг плыло, мир рушился. Кое-как, но ему удалось сесть. Он протёр глаза, и не без труда распахнул их, но… ничего не увидел. Темнота окутала собой округу — пугающая, ледяная. Он несколько раз моргнул, вытер выступившие слёзы, и опять попробовал что-то рассмотреть. Ноги гудели от странной, ноющей боли, сердце глухо билось о грудную клетку. Мыслить не получалось — не нормально, ни как-либо ещё. Включился главный инстинкт, и Борис знал только одно — нужно выжить любой ценой! Он щурился, тёр глаза, распахивал их, и щурился вновь. Было так темно, как не бывало никогда — казалось, что на земле такого попросту не бывает. Он хотел бы подняться, но боялся — пока не понимал, что именно случилось. Медленно развёл руки в строну, и ещё медленнее коснулся кончиками пальцев земли. Нащупал… всю ту же траву, грязь, и кажется, подцепил занозу.

— Ау! — вырвалось у него.

Он испугался собственного голоса, и затих. Тишина была такой, что голова разболелась. Ни единого звука, даже дуновения ветра не было. Встать он боялся, сделать что-то другое тоже. Вспомнил про телефон, потянулся за барсеткой, и — слава господу — обнаружил! Достал мобильник, разблокировал, и почувствовал обжигающую боль прежде, чем успел что-то понять. Телефон взорвался прямо в руках. Он заорал от боли, и тут же коснулся глаза, в который что-то отлетело. По лицу растеклось что-то тёплое, обе руки пульсировали от нарастающей боли. Он больше не боялся — кричал так, чтобы его услышали. Орал, матерился, просто тянул единственную букву:

— А-а-а! А-а-а-а-а!

Он зажмурился от невыносимой боли, и почти вырубился, но вдруг по закрытым глазам ударил яркий свет. Борис затих, и резко распахнул их. Один глаз болел, из него, очевидно, текла кровь, и он почти ничего не видел — всё было мутным и совсем неясным. Зато второй глаз — левый — был в норме. Борис разглядел половину дерева, гладь реки, высокую траву, и даже видел несколько звёзд в небе. Но было кое-что ещё… Несмотря на то, что луну и звёзды было видно, изо всех сторон бил яркий холодный свет. Он в ужасе осмотрелся, и заметил… Примерно в метре от него трава обрывалась так, словно что-то разрезало землю. А за травой, с той стороны, лишь тёмно-серая пустота… Он посмотрел вправо — туда, где была река. Река была… А вернее — был лишь берег. Она так же резко обрывалась, а за ним серая пустота. Слева от Бориса лежала половина дерева. Другая половина, что должна была лежать рядом, исчезла. Вместо неё пришло ничто. Он посмотрел вперёд, и сердце его содрогнулось. Боль в руках ушла на второй план, кровоточащий глаз не волновал, ведь он заметил, что был не один.

Там, за резким обрывом травы, стояли двое. Они были похожи на то существо, что встретил Борис накануне, но были значительно крупнее. Они напоминали фигурки из воздушных шаров — стояли на трёх надувных «почках», длинные конечности по бокам уже не были такими длинными — напоминали человеческие руки, но без ладоней и… кожи. У каждого было по овальной голове — теперь он не сомневался, что это именно «головы». У каждого из существ было по одному большому чёрному глазу. Тело было таким же тонким, но не таким длинным — видимо, находилось в состоянии покоя. Борис неуверенно поднялся, и подошёл ближе.

— Что происходит?! Кто вы такие?!

В ответ тишина… Глаз одного из них загорелся странным цветом — что-то вроде розового и синего одновременно. Второе существо стояло неподвижно, и глаз его не изменился. Борис был на грани.

— Откуда вы взялись?! Вы живые?!

Он вдруг расхохотался, и зло выплюнул:

— Какие же вы уроды! Уроды! Что вы сделали?! — вопил он.

Существа так и стояли. Борис сжал кулаки, игнорируя тупую боль и стекающую с них кровь, и сделал шаг вперёд. За три шага он подошёл к ним, и встал лицом к… их лицам. Ну, или чему-то на подобии лиц. Как и то существо, они были светло голубо-зелёного цвета, при более близком рассмотрении Борис заметил, что их «ноги» — надувные «почки» — пульсировали. «Глаза» их заметно слезились, Борис сумел рассмотреть ближе, и брезгливо поморщился — у каждого существа под глазами было что-то вроде человеческих век — небольшие мешочки с скопившейся там слизью. Они были чуть меньше Бориса по размеру, но не сильно — ростом примерно с Таню, с которой Борис недавно попробовал познакомиться. Головы были большими, глаз каждого занимал большую часть лица. Волос, одежды, ногтей и чего-то наподобие не было — голые лысые существа! По виду тела казались упругими, можно было разглядеть тонкий слой слизи, покрывающие их целиком. Бориса передёрнуло от отвращения.

— Это чья-то шутка?!

Он сделал ещё шаг вперёд, но через секунду вновь отлетел назад. Он хотел подойти ещё ближе, хотел, возможно, ударить урода — именно так он его про себя назвал — но сделать этого не удалось. Его вновь пронзило что-то вроде тока, тело стало ватным, и неведомая сила отбросила назад. В этот раз Борис как будто был к этому готов. Он протёр лицо ноющими ладонями, размазав кровь по лицу, и с яростью посмотрел на уродов.

— Это какой-то эксперимент?! Отпустите!

Страх, отвращение и злость придали сил — он подошёл ещё раз, и… опять отлетел в сторону, теперь, помимо боли в руках, начали гудеть и ноги. Он попробовал выбраться три раза, и все три раза что-то невероятное не давало это сделать — отбрасывало назад. Борис начал до чего-то догадываться, но пока уверен не был. Поднялся, упал, поднялся, опять упал, и всё-таки встал на больные ватные ноги. Осмотрелся. Уроды так и стояли рядом, словно поглощённые серым пространством. Только сейчас Борис понял, что они… как будто не здесь. Что-то неведомое их разделяло, что-то не давало не им, не ему встретиться, что говорится, лично. Он тяжело вздохнул, медленно подошёл ближе, и протянул руку туда, где были их… лица. Ладонь ощутила что-то вроде покалывания. Воздух в том месте, где стояли они, вибрировал, тонкие молнии тока забирались под кожу. Борис прошептал:

— Что это?

Глаз одного из них мигнул, и Борис вдруг кое-что осознал. Показалось, что некто коснулся самой интимной его части — сознания. Словно кто-то вложил в его мысли что-то, что помогло понять. Борис почувствовал боль в голове, закрылся руками, закричал, и в момент крика пришло оно — он понял. Он резко замолчал, и опять посмотрел на существ.

— Это… преграда?

Оба их глаза мигнули. Борис опять протянул руку, почувствовал покалывание, и набрался смелости, чтобы пойти дальше — он медленно двигал рукой вперёд, словно хотел коснуться головы одного из них, но почувствовал не что-то тёплое и склизкое — а он был уверен, что именно такие они на ощупь — а ощутил что-то вроде силикона. От уродов его отделяла прозрачная преграда — как стекло, но что-то упругое и мягкое. Он в ужасе убрал руку, и покалывания прекратились.

— В… — он запнулся, — Выпустите! Вы-пу-сти-те!

Борис сорвался на полный страха крик. Глаза существ опять мигнули, и всё погрузилось во тьму.

Борис проснулся. Как уснул не помнил, что случилось, после того, как он впал в истерику, — тем более. Глаз болел, голова ныла, одна из рук словно была в огне, а вторую он почти не чувствовал. Он поднялся, осмотрелся, и с ужасом обнаружил себя в луже собственной крови. Во рту стоял металлический привкус, ладони разорвало до самого мяса, кровь до сих пор струилась из ран. Невероятно хотелось пить, желудок сводило, ноги были ватными. Он посмотрел на небо, и увидел всё ту же картину: звёзды и луна. Шатаясь из стороны в сторону, он побрёл в сторону берега. Мышцы тянуло, но жажда была готова на всё, лишь бы её утолили. Борис свалился на колени, и чуть не упал лицом в реку — вернее, в часть реки. Губы коснулись воды, в нос ударил отвратительный запах тины и тухлой рыбы, но это его не остановило — он жадно сделал первый глоток. Затем ещё один, ещё и ещё, а когда сознание немного прояснилось, умылся. Открытые раны в ладонях щипало, вода окрасилась в красный, спутанные волосы, наконец, удалось зализать назад. Он умыл лицо, случайно коснулся глаза, и завопил от боли. Посмотрел в сторону — на часть дерева — закрыл левый глаз, и понял, что с правым дела плохи — видно было, но мутно, словно зрение правого глаза, как минимум, минус семь. Он опять посмотрел на покрасневшую воду, и принял решение окунуться целиком. Стянул с себя одежду, и, оставшись в трусах, заполз — именно заполз! — в воду. В мыслях возникла, кажется, неплохая идея. Что, если ему попробовать отсюда… уплыть? Они поставили преграды на суше, но разве могли расставить их в реке? Борис заполз в воду, живот коснулся грязного склизкого песка, а голова всё ещё была на суше. Как бегемот, он медленно проплыл вперёд, и… его отбросило назад. Понимая, что случилось, но он попробовал вновь — залез в воду, вытянул руку, и почувствовал покалывание. Пара секунд, и рука коснулась чего-то мягкого. Мысли хаотично закрутились, и он, недолго думая, брызнул водой куда-то вперёд. Красноватые капли коснулись преграды — как на окне, они сели на это, и медленно стекли вниз. Борис справился с болью, и поднялся на ноги. Прошёл от берега до дерева, считая шаги.

— Раз, два, три, четыре…

На цифре восемь его отбросило назад. Ток прошёл по телу, ноги изогнулись. Он поднял голову, прищурился, и… несмотря на боль в ладонях наскрёб земли, и бросил её в преграду. Земля рассыпалась в полёте, врезалась в нечто, а часть её прилипла к чему-то, что напоминало стекло. Борис сглотнул подступивший ком. Он опять встал, и пошёл теперь в сторону, где нашёл то пищащее существо — маленького урода. На пятом шаге его отбросило назад. Он повторил задумку — набрал земли, и бросил вперёд. Травинки прилипли к невидимой преграде. Он сделал два шага назад, прикидывая, что находится приблизительно в середине своей «тюрьмы», оторвал ветку от части дерева, и бросил вверх. Преграды она не достигла, и попросту упала Борису на голову. Он повторил попытку, но сил обнаружить верхушку не хватало. Он обрывисто задышал, и закричал:

— Верните меня домой!

Спустя секунду по «преграде» пошла рябь. Борис замолк, и внимательно осмотрелся — это напоминало старый телевизор, который никак не поймает канал. Серая пустота словно зашевелилась, всё вокруг завибрировало, и вдруг… всё вернулось на круги своя. Река вернулась в прежнее состояние, показалась пропавшая половина дерева, и Борис понял, что опять оказался в парке. Он даже сумел разглядеть велосипед, который бросил, и почти кинулся к нему, чтобы уехать, однако кое-что заставило сердце замереть. Во-первых, Борис осознал, что с момента, как нашёл маленького урода, ничего не изменилось. Вечер не сменился на день, луна не поменяла положение, ветер не касался деревьев. Мир словно… встал на паузу. А был ли мир? Борис вдруг заметил словно зависшую в воздухе землю — землю, прилипшую к ограде. Он в очередной раз обратил внимание на странные впадины рядом. Руки затряслись, и он, кажется, понял… Борис оказался под чем-то — он словно попал в ловушку. Его накрыли прозрачным стаканом, как ловят майского жука, чтобы показать детям. Он закричал он страха, с силой ударил кулаком по земле, боль пронзила до костей, и он потерял сознание. Борис упал.

… — Смотри, кого я поймал! Идём! Идём же!

— Кого? — отец ласково улыбнулся.

— Здоровенную пчелу! Ты таких никогда не видел!

— Борь, я занят…

— Ну посмотри! Посмотри! Посмотри! — требовал малыш.

Мужчина — отец Бориса — закатил глаза, но от книги оторвался. Он поднялся из кресла с характерным звуком:

— Оп!

Встал на ноги, и объявил:

— Ну, веди!

Борис от радости подпрыгнул на месте, схватил отца за руку, и повёл в кухню. Подвёл к столу, и гордо вскинул руки, указывая на перевёрнутый прозрачный стакан:

— Смотри!

Отец прищурился, поправил очки, и сел за стол, рассматривая то, на что указывал сын.

— Так, и что тут у нас?

Боря начал возбуждённо рассказывать: — Пока я ел на стол села пчела. Она хотела сесть прямо на мой блин! Но видимо поняла, что со мной так нельзя. Не позволю! Она ползала по столу, и, наверное, ждала, что я убегу, но я остался! Я поймал момент, снял тапок, и ударил прямо по ней! Она завалилась на спину, а я… допил молоко, и накрыл её стаканом. Смотри!

Отец Бориса смотрел. В стакане виднелись разводы от молока, а внутри… и правда, лежало насекомое. Оно медленно шевелило лапками, пыталось перевернуться, но видимо, жизнь медленно утекала из крошечного тела. Отец хмыкнул.

— Начнём с того, что это не пчела. Оса.

Глаза малыша округлились, — Да-а? А я думал…

— И зачем ты её поймал?

— В смысле? — искренне удивился он, — Чтобы тебе показать!

— Ну, хорошо… — мужчина пожал плечами, — Может, выпустим её на волю?

— Нет! Я же её почти уничтожил!

— Но зачем? Не нужно было её бить тапком. Тем более, по столу, и тем более накрывать грязным стаканом! Потом сам стол вытрешь, понял?

Боря закатил глаза, — Ла-адно! Это потом. А сейчас… смотри!

Борис снял стакан, затаил дыхание, и принялся наблюдать за осой. Та всё так же пыталась перевернуться, лапки медленно переставали шевелиться. Вдруг глаза Бори вспыхнули.

— А давай ему крылья оторвём?

— Борис! — возмутился отец, — Зачем? Давай выпустим её в окно. Ты на неё не смотри… Осы — те ещё живчики. Выпустим её, и она восстановится.

— А давай лучше крылья оторвём? — опять предложил он.

— А тебе бы понравилось, если бы гигант схватил тебя, и ноги тебе оторвал, а? — он раскинул руки, и низко, смешливо, протянул: — У-у-у-у…

Боря расхохотался, — Не надо! — смеясь, попросил он, — Мне нельзя!

— Да? А осе можно?

Он сложил руки под грудью, — Ты же сам говорил: они так мало живут! Всё равно она умрёт. А мне интересно!

Отец собирался что-то ответить, но не успел — услышал звонок городского телефона.

— Борь, ты… я… погоди! — он нахмурился, и вышел из кухни.

Борис на отца не смотрел. Опять накрыл осу стаканом, и выскочил из комнаты. Пробежал мимо отца в коридоре, и рванул в родительскую спальню. Прыгнул на кровать, и потянулся к подоконнику, на котором была разложена мамина косметика. Схватил щипчики, — однажды видел, как мать выдёргивала ими себе брови — и вернулся в кухню, миновав отца. Чуть не споткнулся о тапок, которым попробовал убить осу, и сел за стол. Взгляд упал на недоеденный блин, Борис засунул его в рот, прожевал, и снял стакан с осы. Она перестала шевелиться. Борис подцепил её щипчиками, подвинул ближе, и оторвал крыло. Следом лапку, вторую, а потом раздался слабый влажный хлопок — голова насекомого взорвалась под натиском розовых щипцов.

Борис проснулся. Странный сон с воспоминанием из детства окончательно затуманил разум. Ног он не чувствовал, ладони пульсировали от боли, больной глаз перестал видеть. Губы онемели, воздуха не хватало. Он пытался вздохнуть полной грудью, но не мог. Осмотрелся, вытер кровь с лица, и к счастью понял, что вырубился недалеко от берега. Еле-еле подполз, и попил розоватую, пахнущую гнилью воду. Его затошнило, но блевать было нечем. Он посмотрел вдаль. Река была на месте, но к сожалению, преграда — «стакан» которым накрыли Бориса — оставила лишь малую часть воды — она протухла, смешалась с кровью, и возможно, могла бы и закончиться… однако так долго Борис здесь находиться не собирался. Но ничего поделать, увы, он не мог. Он завалился на берегу на спину, повернул голову, и посмотрел вдаль — на велосипед, мирно лежащий рядом. А действительно он там был? А был ли сам Борис? После всего произошедшего мысли в голову лезли дурные — мозг был отравлен последними событиями. Борис закрыл правый глаз ладонью, а левый прищурил, и потянул рукой за висок. Луна, звёзды и… Борис ахнул, и медленно поднялся. А звёзды ли? Он прищурился, захотел достать мобильник, чтобы посмотреть через приближение в камере, и выругался, когда вспомнил, что телефона больше нет. Взглядом нашёл его останки, но значения не придал — какой теперь в них смысл? Кое-как поднялся на ноги, и… догадался: то были совсем не звёзды. Это — та самая верхушка, до которой Борис не сумел достать. Сердце дрогнуло, и сжалось. Неужели он, и правда, попал в ловушку? Но каким образом? Думать получалось из ряда вон плохо — он всхлипнул, завалился, и посмотрел на собственные руки — кровь запеклась, кожу словно сняли, мясистая ладонь отныне была действительно «мясистой» — он видел собственное… мясо? Борис разрыдался, а голова его была занята размышлениями о том времени, через которое он будет согласен поесть… самого себя.

Дни смешались в плохо различимую субстанцию. Уроды больше не появлялись, и Борис успел себя убедить в том, что ему они попросту привиделись. Приснились, показались, разум сам их создал исходя из поп-культуры. Кем они были? А вернее: кем их придумал Борис? Канализационные монстры? Пришельцы? Или просто… уроды. В любом случае, думать о них он не хотел, тем более что о чём подумать было. Он почти не поднимался на ноги, видел плохо, тело не слушалось, руки болели до такой степени сильно, что мысли путались. Приблизительно раз в пару часов он тянулся к берегу, пил, умывался, и заваливался обратно. Когда желудок скрутило, подумал о том, чтобы найти пищу, но… сил на поиски не было. Несколько часов он всматривался в воду в попытках найти рыбёшку, но видимо, в том отрезке воды, что попала с ним «под колпак», рыбы не водилось. Он лежал, жевал траву, и пытался подумать. Более или менее это удавалось лишь в недолгие минуты перед тем, как он засыпал — или терял сознание? — и после того, как просыпался. В те короткие периоды боль в руках и глазе была не такой очевидной, как в момент бодрствования. Всё-таки… что произошло? Он выехал на свою еженедельную велопрогулку около восьми вечера — как раз после работы. Борис закончил заказ, — писал короткие статьи для разных интернет-изданий — и, довольный собой, решил размяться. На улицах вовсю правило лето — конец июля, день был долгим и жарким. К восьми солнце как раз готовилось спрятаться, тёплый ветер бодрил, кручение педалей казалось не тренировкой, а настоящим подарком. Он неплохо покатался, а следом увидел её… И хотя на вид Таня была обычной девчонкой, что-то в ней Бориса зацепило. Он подсел, они решили прокатиться, а потом… потом поссорились. Борис остановился у воды, и услышал писк. А дальше… дальше всё, как в тумане. Выходило, что Борис… попался на крючок? Тем крючком оказался малаенький урод, а Борис… Борис попал в его сети. Его накрыли неведомым колпаком, отрезав от мира, и оставили медленно умирать. Но… зачем? Чего ради? Может, Борис неверно отреагировал на мелкого урода? Он судорожно старался понять, что сделал не так. Что он такого натворил, что заслужил подобное? А заслужил ли? Может, не стоило его фотографировать? Может, он увидел то, что не должен был, и теперь расплачивается? Быть может, он стал жертвой эксперимента? Но… чьего? Как бы то ни было, но шансов вырваться мало — возможно, их не было вообще. Его буквально накрыли. Накрыли так, как накрывают блюдо он мух на летнем дачном пикнике. А если оно так… может, Бориса спасли? Думая обо всём этом голова кружилась, хотя он почти не шевелился. Что-то его смущало… если его действительно просто накрыли большим стаканом, то почему окружающий мир — за пределами «стакана» — не менялся? Почему солнце не вставало, а люди не пугались такой странной большой «клетки»? Почему людей, в принципе, не было? Почему взорвался мобильник? И главное: что был за серый фон, когда Борису причудились они? Каким бы странным это не казалось, но больше всего в мире ему хотелось оказаться в психиатрической больнице. Да, сошёл с ума, и что с того? Ему даже не хотелось выбраться отсюда, хотелось, чтобы этого не существовало — ему это приснилось! Однако проснуться никак не выходило. Борис лежал, пил, жевал траву, и медленно умирал.

Прошло неопределённое количество времени. Как и всегда, Борис медленно подполз к берегу, попил тухлой кровавой воды, и с ужасом понял кое-что страшное: дышать становилось всё труднее. Воздуха не хватало, голова кружилась, сил почти не было. Он не мог сделать полного вдоха. Было жарко, вонь от собственного тела и своих же испражнений убивала. Одна из рук почернела, от неё пахло гнилью, правая сторона лица перестала что-то чувствовать. Борис был бы рад умереть. Всеми силами он старался оставаться в сознании: по возможности осматривался, каждый раз, когда удавалось поднять голову, находил взглядом велосипед. Будь мир за его преградой реален, разве велосипед бы пролежал так долго? Его бы наверняка украли или хотя бы убрали в сторону — чтобы не мешал. О том, почему время суток не меняется, Борис решил не думать. Может, в то время, когда светит солнце, он спит, а просыпается всегда в одну и ту же минуту поздней ночи? Он однажды слышал про «биологические часы» — они есть у животных, рыб насекомых… наверняка есть и у него. Он так много усилий тратил на то, чтобы следить за окружающим миром, что не мог не заметить очевидного — если этот мир, там, за преградой, реален, с ним что-то не то… однако это оказалось лишь половиной беды: внимательная слежка за округой открыла кое-что новое. Спустя несколько дней его преграда — «стакан» — стала намного заметнее. Что-то вроде грязи, пыли и мелких частниц неизвестного происхождения осели на стенки «стакана». Теперь он видел чётко границы своего нового дома — они потемнели и окрасились в тёмно-коричневый цвет. Однажды Борису удалось подняться на ноги. Чудо, не иначе! Кое-как устояв, он попробовал подойти к границе, но… там — вверху — воздуха оказалось ещё меньше, чем у земли. Мир вокруг поплыл, ноги подкосились, и последним, что он почувствовал, была сильная боль в голове.

Боря пнул небольшой камешек, пока шёл в сторону леса. Пнул так сильно, что ботиночек чуть не слетел. Это простое детское действие отдалось тупой болью в пальцах ноги, и он не сдержал ругательства — плохого и грязного, такого, за которое родители бы обязательно отругали. Но…. Родителей здесь нет. К счастью или сожалению… он пока не понял. Этим утром папа усадил его в машину, а спустя два часа передал в руке бабушке, словно Борис был не мальчиком, а игрушкой. Его — в целом, любимая — бабушка лето предпочитала проводить на даче. А родители, в свою очередь, предпочитали минимум на месяц отправлять туда и Борю. За каким чёртом — он никогда не понимал. Здесь же скукота! Друзей у Бори не было, а бабушка… ну, иногда было весело смотреть с ней её глупые передачки по телеку, но это развлечение максимум на пару вечеров — не более! А Борису приходилось тухнуть на даче месяцами. Такая несправедливая жизнь. Этим утром папа передал Борю старухе, улыбнулся — видимо, от большого счастья, что «слил» сына — и прыгнул в машину. Бабушка проводила отца, обняла внука, и повела скорее к столу. От старушки пахло мылом и какой-то выпечкой. Так себе запах… Боря поел — было не так уж и плохо — и умотал гулять. И вот… гуляет. Идёт в сторону леса, после плотного обеда хотелось спать, а злость на родителей так и не отступала. Лучше бы сами сидели на своей даче! А Борис бы остался дома. После того, как плохое ругательство слетело с губ, он осмотрелся. Никто не слышал… Отлично! Откуда-то сзади послышались детские голоса, и Боря весь сжался от ужаса. Вот бы они его не заметили… общаться он никогда не умел. Тяжело вздохнув, он подошёл к опушке, как вдруг… услышал звук.

— Ква!

Борис обернулся. Большая лягушка — или жаба? — сидела в паре метров. Она словно смотрела прямо на него, и Боря невольно поёжился. Неприятное существо… он сел на корточки, и принялся наблюдать. Лягушка квакнула ещё раз, и прыгнула так неожиданно, что Боря не сдержал писка. Какой позор! Он отскочил в сторону, но не ушёл — интерес проснулся. А лягушка… прыгнула, и опять замерла на месте — до чего глупое существо! Вдруг какое-то странное чувство аккуратно коснулось души Бориса… Что-то неприятное, но в то же время такое манящее. А что если… он раздавит лягушку ногой? Он сделал неуверенный шаг, поднял ногу, и застыл… Ботинок замер прямо над жабой. Сердце пропустило пару ударов, нервы натянулись, лягушка сидела на месте. Она квакнула, а Борис… зажмурив глаза, он со всей силой наступил на живое существо. Писк, хруст, красная жижа брызнула, и испачкала голые ноги. Борис почувствовал странное болезненное наслаждение. Он сильнее надавил, и медленно с интересом поднял ногу. Он её убил.

Борис проснулся. Странные сны медленно перемешивались с реальностью — в последнее время ему часто снилось прошлое. Такое странное, далекое, и не сказать, чтобы особо значительное. Пустые тупые воспоминания из детства. Может, таким образом, подкрадывается смерть? Голова сильно болела, дышать почти было нечем, и он вспомнил, как именно потерял сознание — пытался встать на ноги. Вероятно, его клетка оказалась совсем не клеткой — террариумом, лишённым какой-либо вентиляции. Воздух заканчивался, а новый, видимо, не поступал. Он почувствовал жажду, и попробовал дотянуться до берега, но… сил уже не было. Борис попробовал что-то сказать, но не сумел.

— По… по…

Хриплые стоны никак не вырывались из глотки. Слюна потекла по подбородку, Борис коснулся лица, и с ужасом понял, что-то никакая не слюна — кровь. Вот и всё… Слеза стекла по щеке, голова обессиленно завалилась.

— По… жалуйста… По…

И всё погрузилось в темноту.

Галлюцинации или намеренная фантазия, реальность или выдумка, но Борис определённо точно ощутил, как по глазам ударил уже знакомый яркий свет. Он почти не чувствовал тело, а вернее: чувствовал лишь боль в руках и голове. Он попробовал открыть глаза, но сил даже на такое простое действие не осталось. Не раскрывая глаз он прохрипел:

— По…мо…ги…

Левый глаз открылся. Правый, возможно, тоже, но Борис больше не чувствовал его — инородный ненужный предмет. Всё было таким же, как и последнее время: разломленное дерево, берег грязной, уже можно сказать, кровавой реки, вонь, которая сдавливала лёгкие. Всё было точно таким же! В его новом временном (или нет?) доме. А вот мир за пределами «стакана» изменился. Точнее: пропал. Сквозь грязные стены преграды он различил серый пустой фон. Такая же дикая неестественная пустота, которую он уже видел. Из глаз что-то вытекло, и он попробовал опять подать голос:

— Вы… тут?

После того, как слова слетели с губ, он заметил их. Два урода стояли за пределами «стакана». Из-за загрязнения и, на самом деле, потери Борисом всякого желания жить, уроды уже не казались такими уродливыми. Отныне они не были чем-то удивительным и ужасающим. Два тела, десять конечностей и два глаза на двоих. Человек привыкает ко всему… Борису хотелось подойти к преграде, но более не скандалить — хотелось упасть перед ними на колени. Определённо точно они связаны с этой клеткой, а раз так, то, значит, могут его отпустить. Он набрался сил, и попробовал подползти ближе. Не вышло.

— Прекратите… это… — попросил он, и затих.

Уроды, казалось, не обращали на его мольбы внимания. Или не слышали. Или… не понимали. Борис видел, как они… просто стоят у преграды. А может, и сидят — разницы в этом не было. Он пытался сказать что-то ещё, пробовал подползти, но кислород… его определённо точно не хватало. Он чувствовал, как жизнь медленно, словно через тонкую соломку, утекает из тела. В целом, был даже рад. Однако… раз судьба распорядилась так, что ему суждено умереть подобным образом, разве он не заслужил хотя бы объяснения? Сквозь пелену слёз и грязи он пытался поймать взгляд хотя бы одного из них. А можно ли это назвать «взглядом»? С чего он решил, что это именно глаз? Он что-то кряхтел, мысли хаотично крутились в сознании, но предпринять хотя бы что-то было невозможно.

— Объясни…те… — попросил Борис, и замер.

Он решил, что умер. Но раз такая мысль залезла в голову… Значит, пока ему не повезло.

Борис лежал на спине неподалеку от берега. Он чувствовал запах разложения и гнили, видел половину дерева, и вдруг совершенно внезапно понял, почему дерево разломилось пополам. Его ведь накрыли «стаканом»… Его определённо точно накрыли стаканом! Может, это был и не «стакан» вовсе, но Борису проще всего было объяснить это так. Стенки разломили дерево — одна часть осталась снаружи, а другая попала к нему. Борис и сам попадал в такие ситуации… Например, когда будучи уже взрослым парнем, поймал осенью дома муху на столе. Она так противно жужжала… садилась на руки, даже кусала. Врезалась в окна, ползала по телу. Мешала жить! Просыпаясь утром у него складывалось ощущение, что он не дома, ав каком-то сарае — жужжание мухи доводило до ручки. Он долго её ловил, и однажды ему это удалось — муха села на стол, и Борис, как когда-то в детстве, накрыл её кружкой. Собирался выпустить, но… какой в этом толк? Да и вставать надо, окно открывать… Немного подумав, он одним резким движением поднял кружку, перевернул в воздухе, и надавил на муху дном. В такое время года мухи ленивые — она бы не успела что-то сделать. Он надавил кружкой, прокрутил, и поднял её. Расплющило не только муху, но и кусочек кожуры от банана, которая случайно попалась рядом. Борис вытер стол, и до этого момента никогда это не вспоминал.

Он не мог повернуть голову, не мог пошевелиться. Продолжал тупо смотреть вдаль — он видел их. Однако… в его голове творилось что-то странное и необъяснимое. Он вдруг понял, что чувствует их. Это были не отрывки воспоминаний, не яркая картинка — ощущение. Он вдруг почувствовал себя… им. Он ощутил себя уродом. Сердце пропустило несколько ударов, когда он вновь ощутил что-то, что не испытывал так давно. Лёжа и истекая кровью, он почувствовал себя… ребёнком. Ребёнком, которым, в первую очередь, движет живой интерес. Он словно соединился с одним из них, как будто бы чувствовал, как протекает его жизнь. А это была, можно сказать, не жизнь — детство. Он ощутил себя ребёнком, который ловит осу, и бежит показывать папе. Ему интересно наблюдать за осой, ему хочется посмотреть, что будет делать оса, если её поймать. Как она себя поведёт? А может, станет домашним питомцем, которого как раз не хотели покупать родители? Станет ли оса гулять с ним, привыкнет ли к кличке? Он прочувствовал всё: от азарта вовремя поимки насекомого, до разочарования, которое рано или поздно настигает. Оса не станет домашним любимцем. Оса — не кошка или собака. Она не будет летать за крошкой, как бегает собака за палкой, не ляжет на грудь, и не будет мурлыкать, как делает кошка. Оса глупая: будет биться о стенки стакана, пока там же и не умрёт. Она не станет есть то, что ей подложили внутрь стакана, она сама же себя и убьёт. С ней неинтересно! Она просидит в стакане, в лучшем случае, несколько дней, и вскоре перестанет шевелиться. Останется лишь выкинуть её на улицу, и… найти себе другую игрушку. Или… можно её разрезать, и рассмотреть изнутри. Борис ясно и очень ярко ощущал эти эмоции: азарт, интерес, разочарование, и то самое болезненное, но в то же время приятное чувство. Желание убить это маленькое тупое существо. Её жизнь неимеет значения — оса всё равно умрёт! У неё нет сознания и чувств: чтобы не говорила мама, но осе определённо не нужно «возвращаться к семье». Её жизнь коротка и не имеет никакого смысла. А вот жизнь маленького мальчика… куда важнее. Его интерес необходимо утолить, и неважно, что ради этого оса отдаст свою жизнь. Ощущая это, Борис так и лежал с открытым глазом. Он вдруг заметил кое-что необычное, но что-то, что уже видел — глаз одного из уродов горел ярким необъяснимым цветом. Борис понял: урод передаёт таким образом информацию. А ещё он понял то, что предпочёл бы не понимать — в истории с мальчиком и осой он совсем не мальчик. Он - оса. Борис напрягся так, что голова начала пульсировать от боли. Он больше не старался говорить: пробовал послать ему мольбы от помощи. «Отпусти… верни домой…» — думал он про себя. Дошло ли до урода послание? Оставалось лишь надеяться. «Моя жизнь важна… я — человек!»

Очередное знакомое чувство, что коснулось его сознания, пробудило надежду. Если один из уродов — мальчишка, то какова вероятность, что второй — его отец? Может, второй урод скажет то же, что когда-то говорил Боре папа?

«Давай выпустим его на волю. Ты на него не смотри… Люди — те ещё живчики. Выпустим его, и он восстановится!»

Борис напрягся так сильно, что в очередной раз почувствовал, как из рта потекло что-то тёплое и вязкое. Ну давай… давай! Скажи ему так, скажи! — надеялся он. Может, второй урод, как когда-то делала мама, вспомнит про семью? Но глаз второго урода не горел — был чёрным, как ночь, и наверняка очень склизким, но этого Борис уже не видел. Сердце бешено билось, болело, и вдруг сжалось от невыносимой боли. Не ожидая от себя подобного, он поднялся на ноги, сделал шаг вперёд, и завалился. Он не почувствовал падения, боль отступила, тошнотворные запахи пропали. Борис закрыл глаза навсегда.

Субботним ранним утром Таня, как и всегда, каталась на велосипеде. Дневная жара уже захватила улицы, и она решила подъехать ближе к воде — казалось, что там будет не так жарко. Она остановилась у берега, слезла с велосипеда, и села на корточки, чтобы коснуться воды. Тёплая… Губы расплылись в улыбке и Таня, более не боясь запачкаться, села прямо на траву. Осмотрелась. Улыбка пропала, когда она увидела знакомый велосипед в паре метров от себя. Поднялась, отряхнулась, и подошла ближе. Точно! Точь в точь как велек того парня, который пытался с ней познакомиться несколько дней назад. А может, это он и есть? Сердце затрепетало, хотя Таня не признавалась себе в том, что Борис ей понравился. Слишком грубый! Чересчур злой! Такие ей не пара — это уж точно. Но… как бы то ни было, что-то в нём было. Высокий, симпатичный… И хотя Таня даже не хотела об этом думать, надеялась, что Борис где-то недалеко. Она взялась за руль велосипеда, и покатила его вдоль берега. Рассчитывала случайно пересечься… Прошла пару метров, и на глаза попалась странное: половина дерева валялась недалеко у воды. Таня осмотрелась. Увидела нескольких рабочих в оранжевой форме, и не постеснялась спросить:

— Что случилось? Гроза?

Один рабочий отвернулся, а другой — тот, что моложе — оказался приветливее. Он ответил:

— Не знаем! Гроз давно не было.

— Странно… — заметила Таня, — Я тут недавно была, этого не было.

Рабочий пожал плечами, — Тут вообще что-то странное творится! — он кивнул головой в сторону берега, — Вода ушла, но только в одном месте!

Таня проследила за направлением его головы. И правда: от берега словно отломили часть. Выглядит более чем неестественно. Берег протягивался ровной полосой, но в одном месте резко обрывался, и начинался на пару метром раньше. Она прищурилась, и сказала:

— Тут работы, может, какие-то?

— Может. — согласился он, — Но нам о них не говорили!

Таня поджала губы, и уже собралась уйти, как вдруг… Сама от себя такого не ожидая, но спросила:

— Слушайте… А вы случайно не видели тут парня… — она подняла руку и показала в воздухе, — Примерно такого роста… волосы каштановые.

— Нет. — сухо ответил рабочий, и отвернулся.

Какое-то время Таня стояла на месте, ощущая в груди что-то странное. Неужели она… расстроилась? Какая глупость! Было бы из-за кого. Она выкатила велосипед на дорожку, надела наушники, включила аудиокнигу, и поехала. Чёрт с ним, с этим Борисом! Всё равно у них бы ничего не вышло. Значит, не судьба.