Читать онлайн "Одиннадцатый"

Разномастная лесная гряда была столь велика и обширна, что с высоты птичьего полета ей не было видно конца. Она неслась куда-то вдаль, окутанная солнечными прогалами и теневыми петлями, бурлила жизнью самых разнообразных существ.   

Наполненная какофонией смутных звуков, заполненная симфонией сладкого щебетания птиц и пугающих неожиданных шорохов, она изящно извивалась, рисуя на земле витиеватые узоры из величественных деревьев и цветущих кустов.   

Шум и гам, царящие в этом прекрасном хаосе, не прекращались ни на секунду, разносились на сотни миль вокруг, звучали громогласно и беспрерывно…

Однако в самой глубине леса, среди цветущих зарослей, на просторной поляне царила благоговейная тишина.

Словно любимое дитя, заключенное в объятия заботливой матери-природы, это место пряталось от взглядов посторонних. Даже звери избегали его, будто боясь нарушить гармонию и умиротворение, поселившиеся здесь.  

Лучи солнца, пробиваясь сквозь кружево листвы, танцевали на траве, превращая её в живой золотой ковер. Воздух, напоённый ароматами развесистых лиан и свежей зелени, трепетал от шёпота ветра, ласкающего верхушки деревьев. Каждая травинка, каждый листок, живя в своих неторопливых покачиваниях, словно нашёптывали древние тайны, сокрытые вечным круговоротом сансары.   

Но даже тишина бывает обманчива.   

Посреди поляны стоял мужчина, атлетичный и статный, облачённый в чёрный наряд. Лёгкий, как дуновение ветра, он не сковывал движений, позволяя слиться с окружающим миром. Каждый шов, каждая складка ткани были воплощением безупречности. Полотно, словно живое, поглощало свет, растворяло владельца в полумраке, делая его незримым для чужих глаз. На груди был вышит едва уловимый узор, напоминающий лицо, составленное из сотен женских ликов – символ принадлежности к Храму Многоликой Богини. Рукава, узкие и облегающие, скрывали лезвия, готовые в любой миг вырваться наружу. Пояс, туго стянутый, подчёркивал стройность фигуры, а капюшон, низко опущенный на лицо, скрывал взгляд, холодный и безжизненный. Серые глаза, словно зеркала, отражали бездну невысказанных мыслей и пережитых испытаний. Каждая черта его лица, каждая линия была чеканной, резкой, строгой, а ото лба до середины щеки тянулся шрам, рассекающий левый глаз. Его шероховатые линии, впившись в мужественное лицо, изуродовали левую сторону своими безобразно глубокими бороздами.  

Ветер нервно заколыхал листву.  

Взгляд серых глаз упал на деревья позади.   

Мужчина опустил голову и взглянул на землю под ногами.

Мельчайшие камешки уже дрожали, выплясывая дикие танцы от нарастающей вибрации. Неразборчивый гул становился всё громче и начинал давить на уши.   

Он вновь обернулся, вдумчиво вгляделся в окружение и, чуть отведя левую руку в сторону, уверенно произнес:   

– Хомисида.   

Из тени, что всё это время пряталась за его спиной, появился фамильяр.  

Это существо походило на гарпию, но его облик был куда более устрашающим: всё его тело излучало фиолетовый свет. Жесткие перья, подобные острым кинжалам, сверкали, как обломки грязного стекла. Изогнутые мощные когти пугали своими размерами, а клюв походил на орудие пыток. Маленькие глазки напоминали бусины, что поблескивали меж перьев, но лишь один из этих глаз видел, второй был бел и полностью слеп.  

– Ко мне.  

Услышав команду, фамильяр сделал петлю в воздухе и приземлился своей тяжелой тушей на предплечье хозяина, со всего маху вонзившись в него когтями и проткнув до крови.  

Но тот, кажется, и не заметил этого.  

Хомисида внимательно всмотрелся своим единственным зрячим глазом в глаза хозяина, а мужчина холодно поглядел в ответ.  

– Врата. – Вновь раздалась тихая уверенная команда, и воздух вокруг затрепетал от силы, наполнившей его.   

Левый глаз мужчины внезапно почернел, утратив человеческое очертание. Даже солнечный отблеск в нем, казавшийся вечным, потерялся неожиданно и пугающе быстро.   

Частицы тьмы, рожденные в глубинах души, устремились по его венам, сплетаясь в изысканный узор, подобный паутине, сотканной из самой сущности мрака. Они, словно живительные токи, потекли сквозь вены и артерии, неторопливо собираясь в единое целое под ребрами, а затем, подобно стеблям цветов, пробивающимся сквозь окаменевшую землю, понеслись вверх и вырвались из бездонного черного глаза.  

Медленно, словно в танце, нити потянулись к фамильяру. 

Тот, внимательно наблюдая за происходящим, тихо зашипел, и такие же мрачные стебли вырвались из его ока, устремившись на призыв хозяина.

Извиваясь и переплетаясь на пути к долгожданному слиянию, они соединились в однородные потоки, и поляну поглотила непроглядная тьма. Каждый шорох, каждое движение теперь казалось слышным в этом зловещем мраке. Всеобъемлющее безмолвие наполнило пространство, словно плотное покрывало, укрывающее происходящее от пристальных взглядов. Словно вселенская пустота, она окружила хозяина и его фамильяра, став тонкой гранью между этим миром и чем-то гораздо более древним, ожидающим своего часа. 

В гранях расползающейся черноты начали проявляться тени, формирующие смутные силуэты. Они возникали, высвечивая таинственные очертания невидимых страхов и забытых желаний, которые отделялись от своего создателя, обретая собственную сущность. Появлялись и растворялись, как сны, крадущиеся в моменты между бодрствованием и забвением.

Эти тени находились в постоянном движении, безудержно дергались, мерцали, скакали с места на место, метались, будто безумные.

– Мизрана. – И все они замерли. 

А затем устремились в тело фамильяра.

Одна за другой тени врывались в него, делая сильнее, напитывая нити, трепещущие между ним и хозяином.

Их было много, много, очень много… но вот последняя растворилась среди серых перьев, а следом за ней растворилась и тьма.

В одно мгновение поляна вновь осветилась солнечным светом и наполнилась шелестом листьев.

Вдруг раздался глухой звук, словно гром загремел. Лес оживился. Деревья зашептались, а ветер, как напуганный беглец, дрогнул, облетел поляну, а затем завернулся вихрем и умчался прочь, подняв с земли клубы пыли.

Фамильяр насторожился. Почувствовал, как в воздухе скапливается напряжение, закричал и резким взмахом крыльев взмыл ввысь, освободив хозяйскую руку.  

Мужчина сделал шаг вперёд, вглядываясь в разворачивающуюся перед ним воронку света.  

Внутри воронки мириады искр преломлялись, создавая иллюзорные картины, что плавно перетекали одна в другую. Будто на страницах старинной книги, изображавшей путешествие по неизведанным странам.  

Фамильяр почувствовал колебания в магии и заелозил из стороны в сторону, предвещая приближение чего-то мощного и опасного.   

Мужчина бросил быстрый сосредоточенный взгляд на своего боевого соратника и вновь взглянул на полностью раскрывшийся портал.  

В этот момент из него появился огромный монстр.  

Его сероватая утолщенная кожа, покрытая шипами, сверкала в тусклом свете, каждый шип напоминал о силе, скрытой в этой чудовищной форме. Маленькие круглые глаза, горящие ярким красным огнем, словно два вновь вспыхнувших уголька, излучали леденящий ужас и с ненавистью смотрели на окружающий мир.

Увидев врага, чудовище оглушительно заревело и замахнулось огромным каменным молотом, который крепко сжимало в когтистой руке.

– А вот и он, – уклонился от удара мужчина и посмотрел на фамильяра, зависшего в воздухе: – Нападай.  

Хомисида, издав пронзительный гортанный вопль, камнем бросился на появившегося монстра. Его быстрый полет создавал завихрения, которые закружились вокруг него подобно торнадо, и вся эта мощь ударила по чудовищу. Монстр откачнулся, громко взревел и рухнул на бок. Огромный молот рассек воздух, но юркий фамильяр увернулся и вновь кинулся, не позволяя страшной твари подняться, впился изогнутыми когтями в пузатое брюхо и стал рвать его на части. Громила в бешенстве завопил и вновь махнул молотом, на мгновение отогнав Хомисиду, сел и со всей силы ударил кулаком о землю.

По поляне разошлась волна энергии, что оттолкнула фамильяра, который, потеряв равновесие, забарахтался в воздухе. А монстр меж тем бросился на человека, замахнулся молотом, однако мужчина молниеносно увернулся от удара. Ещё мгновение и снова уклонился от атаки. Его движения были гибкими, быстрыми и точными. Он предугадывал удары чудовища, а тот все больше приходил в ярость.

Каменный тяжелый молот оставлял глубокие выбоины на земле. Пыль стояла столбом. Дикий рев монстра оглушал, а мужчина продолжал уворачиваться так стремительно, будто не касался земли.  

Новый удар кулаком по земле снова понес по ней мощный поток энергии. Мужчина не удержался на ногах, полетел кувырком и со всего маху ударился спиной о валун.

Фамильяр, что все это время кружил, ожидая команды, вдруг взбешенно завопил, его незрячий глаз сверкнул ярким светом, и он бросился на подмогу хозяину.  

– Возьми ещё, – послышался хриплый голос. – Мизрана.

И вновь черные нити их связи явили себя, но чем больше они плодились, чем крепче становились, тем больше расползалась тьма по лицу мужчины, будто высасывая из него все человеческое. Эта тьма иссушала и очерняла его вены, уродуя и превращая во что-то мрачное и демоническое. Однако и фамильяр менялся. Его крылья обрастали тенями, само тело становилось крупнее, а перья твердели, срастаясь в костяные пластины. Он обратился могучим существом, один взмах крыльев которого создавал в воздухе бурю непомерной силы.

– Убей, – грозно приказал мужчина, уже поднявшись на ноги, и фамильяр, утробно загорланив, бросился на врага.

Со всего маху ударившись лапами о грудь монстра, опрокинул его спиной на землю. Каменный молот с грохотом рухнул рядом, а Хомисида победоносно расправил крылья и, будто обезумевший воин, одержавший победу, впился в глотку чудовища, одним рывком вырвав ее.  

По поляне разнесся болезненный хрип, и вновь наступила блаженная тишина.

– Молодец, – похвалил хозяин, но на фамильяра взглянул настороженно. – Справился.

Тот довольно захлопал огромными крыльями, заставляя воздух вокруг неистово содрогаться.  

– Уйди.

И Хомисида, на ходу возвращаясь к прежнему облику, снова обратился тенью хозяина и спрятался за его спиной.

В тот же миг вся чернота исчезла с лица мужчины, и левый глаз снова стал серым.  

Он снял запылившийся капюшон и поднял голову к синему небу.

Белоснежные облака, словно мягкие невесомые маяки, безмятежно плыли к далеким горизонтам. Их пушистые формы рисовали в небесной синеве картины, неспешно сменяясь одна на другую.

Там, наверху, мир казался полным легкости, покоя и бескрайнего света.

Но здесь…

Мужчина прикоснулся к глубокому шраму на лице, а затем взглянул на свое запястье

Привычное движение, превратившееся в рефлекс.

На разгоряченной коже ощущался холод его оружия – зачарованные серпы кусаригамы.

Их невидимые цепи тихо звенели в унисон с каждым его шагом, куда бы он ни пошел

  

Именно на этот звук обернулась пара храмовников, когда он вернулся в город.  

«Опять к расколу ходил?», – послышался шепот одного из них.  

И пусть страж не хотел, чтоб проходящий мимо левазра услышал его, однако тот слышал. Его острый слух позволял улавливать практически любые звуки, и это было очень полезное умение в бою.  

«Преподобный всегда отправляет именно его, – послышался недовольный шепот второго. – С чего к нему такое доверие? Он из Скуала-то вышел только благодаря своему брату. А фамильяр? Как такому как он достался сам Хомисида?»  

«Никто точно не знает, что там произошло», – шикнул первый на второго, бросая косой взгляд на уже отдалившегося от них мужчину.  

«А что непонятного? Ушли двое, вернулся один», – хмыкнул второй.  

– Кажется, язык вам не нужен! – раздался мягкий голос у них за спинами. Тихий, с ласковыми переливами. Он полностью соответствовал внешности своего держателя.  

– Наставник Хаин! – тут же поклонились храмовники, увидев, кто к ним подошёл.  

Перед ними стоял высокий стройный мужчина с белоснежной кожей, облаченный в мантию из белого шелка, изысканно расшитую золотом. На голове сверкал великолепный венец из нежнейших золотых цветов. Его длинные белые волосы, словно светлая вуаль, ниспадали на плечи, обрамленные нежными переливами солнца, а небесно-голубые глаза, подобно бездонным озерам, излучали свет и глубину. Гармония его образа напоминала о неземной свежести и чистоте, то и дело привлекая окружающих, заставляя их затаить дыхание. Будто фарфоровая статуя, сошедшая с пьедестала, он был прекрасен в своем безмятежном величии.  

Наставник Хаин глядел на этих двоих предостерегающим взглядом, полным добродушной насмешки:  

– Друзья мои, если уж готовы верить всяким слухам, будьте готовы и ответить за это. Неужели стражи из Храма Многоликой Богини не знают, какой нрав у нашего дорогого 11-го? Этот левазра не ведает пощады.  

– Да, говорят, он своими серпами на цепи убивает одним ударом, – нервно потер шею первый храмовник.  

– Серпы на цепи? Ах, вы о его оружии. Нет-нет, – покачал Хаин головой, – кусаригаму 11-ый достает крайне редко. Обычно фамильяр просто вырывает глотки его врагам, – весело улыбнулся наставник и, помахав рукой на прощание, неторопливо направился прямиком к храму в центре города. А стражи нервно вновь зашептались вслед.

  

Широкая монументальная лестница, каждая ступень которой была выложена гладкими отполированными плитами, восходила к огромным колоннам, поддерживающим навес крыши Храма Многоликой Богини. Будто хранители времени, они возвышались над людьми, создавая ощущение священного пространства. Их мощные формы, вырезанные из вековых камней, казались пропитанными историей и мудростью. Их высота и непоколебимость придавали месту особую значимость, превращая обыденные мгновения в моменты созерцания и восхищения.

Это великолепие не могло не вызывать восторга, но 11-ый поднимался по высоким ступеням, не излучая ни своим взглядом, ни своими движениями абсолютно ничего. Будто по наитию он просто шагал по проторенному пути.

За триста лет своей жизни он наизусть выучил и эти ступени, и этот храм, и этот город.  

Вот, как и всегда, раздался звон колокола на центральной башне храма. Вот, как и всегда, послышались со всех сторон молитвы жителей, просящих Многоликую Богиню оберегать их. Вот, как и всегда, все склонили головы, и уже в миллионный раз во всем Анимдаме воцарилась гнетущая тишина, от которой 11-й, как и все прошлые столетия, скрылся за массивными дверями храма.  

Роскошь внутреннего убранства ослепляла: золотые украшения, переливаясь в свете свечей, создавали ощущение божественного присутствия. Каждый элемент интерьера, от изящных лепных карнизов до тончайших узоров на стенах, дышал гармонией и величием. Воздух, наполненный теплом и светом, был пронизан незримой благодатью, а тишина, царящая вокруг, позволяла полностью расслабиться.

В этом месте время будто замирало, а душа обретала покой, прикасаясь к чему-то высшему и недосягаемому.

11-ый прошел длинный коридор и остановился в центре просторного зала, озарённого только солнечным сиянием, что лилось сквозь огромные окна.

Единственным атрибутом этого опустелого места был трон, обтянутый алым бархатом и изысканно украшенный золотыми узорами. Он величественно возвышался на пьедестале, словно центр мироздания, притягивал взгляд и наполнял пространство ощущением неотъемлемой власти и вечности.

– Мой дорогой левазра. Ты вернулся!  

– Преподобный, – без тени улыбки, уже в тысячный раз склонил он голову перед главой рода Омалённых.  

Высокий статный старец, облаченный в объемную рясу, перестал созерцать пейзаж за окном и направился к левазре.

Он выделялся среди всех жителей Анимдама своей внушительной фигурой. Его густые, словно роскошные дубовые леса, брови накрывали глаза, охраняющие тайны вековой мудрости. Длинная седая борода, как тяжёлый водопад, струилась вниз, придавая облику величественность.   

Лицо преподобного, истощенное временем, покрытое морщинами, отражало нетленные годы, но в этом изможденном обличье таилась дерзость, пронизывающая каждый его взгляд. Глаза, блестящие и хитрые, искрились, как холодно-серебряная сталь, полные глубокой проницательности и необузданной силы, словно понимали мир животных и людей куда глубже, чем остальные.   

Этот старец, расставив мысленно все акценты своей долгой жизни, в Анимдаме олицетворял собой не только знание и опыт, но также тайные законы бытия, которые он нес в себе и которыми делился со всеми жителями города.  

– Как прошла охота? – медленно подошёл он к мужчине и улыбнулся, прищурив потускневшие от времени глаза.  

– Как всегда, – глухо бросил левазра.  

– 11-ый, дорога была долгой. Тебе нужно отдохнуть. А после зайди ко мне. У меня для тебя очень важное поручение.  

И вот тут серые глаза вспыхнули остатками запутанных эмоций:  

– Уже пора?  

– Ты знаешь, это дело я могу доверить только тебе, – легла морщинистая иссохшая рука на крепкое плечо 11-го.  

«И вновь, Преподобный Луакарт, вы заставляете моего доброго друга творить столь жуткие вещи», – вошел в роскошную залу храма наставник Хаин.  

Старец расправил плечи и уверенно приподнял подбородок:  

– И что же тебя привело сюда во время молитвы? Твоя академия разве не нуждается в твердой руке?  

– О, не переживайте за академию, моя рука всегда с ней, – очень ласково улыбнулся наставник, хотя взоры этих потомков Прародителя излучали явное нетерпение друг к другу. И тут взгляд небесных глаз обратился к левазре, что стоял молча, с мрачным лицом.   

– Новая жатва… – вздохнул Хаин, – не пора ли тебе передать это бремя тому, кого оно ещё не так сильно прибило к земле?  

11-ый молчаливо уставился на наставника своими серыми пустыми глазами, а затем, чуть склонив голову, поклонился обоим и направился на выход.  

Хаин проводил его долгим взглядом и посмотрел на старца пред собой:  

– Ты погубишь его, Луакарт.  

– Я дал ему его силу, – тот неторопливо сел на трон и уставился на незваного гостя. – Я дал ему цель! 

– Ничего ты ему не дал. Ты только забираешь. – Хаин недовольно и зло всмотрелся в тусклого старика на троне. – Не все, как ты, хотят жить тысячелетия. Твое родство с Прародителем не дает тебе права забирать чужие жизни.  

– Это для всеобщего блага. Богине нужны силы для защиты врат. Души наших лехакрифов питают ее. Это жертва малых за возможность жить большинству.

– Сто душ каждый год. Наша богиня очень прожорлива.  

Лицо старца искривила гримаса омерзения. Он резко встал и громко произнес:  

– Не смей оскорблять Многоликую Богиню!

– До сих пор не понимаю, почему Прародитель послал на нашу защиту именно ее.  Уже несколько сотен лет мы жертвуем ей наших девушек, а она все никак не насытится. Отчего вдруг барьер истончился? Почему все это происходит? – повысил голос и Хаин.

– Такова воля Прародителя! Или ты и его собрался унижать своими отвратительными комментариями! – крикнул Луакарт, но быстро замолчал, сжав губы до посинения.

– Унижать?! Если воля Прародителя изничтожить свое собственное творение, то о каком унижении здесь речь? Мы не должны жертвовать одними жизнями ради других! – зло рявкнул наставник, не желая отступать ни на йоту.

– То, что ты не понимаешь, как это важно, не значит, что остальные не понимают! Монстры и так постоянно пытаются нас погубить! Богиня все слабее! Она единственная, кто может нас защитить! Без нее врата разверзнутся и погибнут все! Народ жаждет безопасности! – Крики этих двоих становились все громче. 

– Народ? А почему же тогда богиня питается только лехакрифами? Только эти девушки умеют исцелять. Ей не нужны ни маги, ни храмовники, ни даже твои личные стражи-левазры. Что такого болит у Многоликой Богини, что она исцеляет себя душами тех, кто может исцелить больных людей? Кто исцелит тебя, Луакарт, когда ты скормишь всех лехакрифов ей? Ты хоть и живуч, как бездушная медуза, но это не значит, что бессмертен.  

– Ты пришел, чтобы снова поучать меня, Хаин? Наше дальнее родство не делает тебя равным мне!

Наставник чуть приподнял голову и глубоко вдохнул, прекращая эту бесполезную полемику. Его голос вновь зазвучал спокойно и тихо.

– Я родился восьмым в роду Омалённых, Луакарт. А ты – шестым. Не стоит бахвалиться своим происхождением. Ты ведь знаешь, как только Прародитель заберет и тебя, место Преподобного перейдет мне. Не потому ли ты никак не хочешь встретиться с небесами?  

– Все потому, что Майнариз VII покинул нас слишком рано, – недовольно фыркнул старец и вновь занял место на троне.

– Да, – улыбнулся Хаин, – как и все остальные члены рода Омалённых. Нас осталось двое, Луакарт.

Пусть Преподобный и старался скрыть свои эмоции, но от этих слов он торопливо отвёл взгляд в сторону.

– Удивительно, – прекрасное лицо наставника вмиг посерьезнело, – что не ты один.  

Старик зло скривился:  

– Ты за этим пришел? Обвинять меня? Я не имею никакого отношения к истреблению нашего рода! – стукнул он худым кулаком по золочённому подлокотнику.  

– Обвинять? – белокурый Хаин сладко улыбнулся. – Кто я такой, чтобы обвинять самого Преподобного, – театрально развел он руками. – Я лишь прошу прекратить. – А эти слова уже прозвучали как предупреждение. – Я не позволю тебе погубить мальчишку.  

– Ты привязался к нему, Хаин. Не стоило. Его фамильяр силен, но он не даст ему и тысячи лет. Хочешь похоронить его?  

– Хочу, чтобы его похоронила его семья. Жена, дети, внуки. Чтобы они вернули его небесам, счастливым и старым. Но тебе не понять этого желания, не так ли? Его долгая жизнь – твоя вина. Отпусти его.  

– Или что?  

Эти двое сверлили друг друга ненавистными взорами.  

– Или я вмешаюсь, Луакарт.  

Старец еле сдержал новый поток брани. Все лицо его перекосило от гнева.  

На прекрасном лице Хаина, напротив, вновь появилась добродушная улыбка: 

– До встречи, – помахал он ему и неторопливо, сцепив руки за спиной, пошел к дверям храма. 

Вышел на крыльцо и закрыл глаза, дав себе секунду, чтобы успокоиться.

Осмотрелся.  

Центральная площадь кипела жизнью и энергией. Из кузниц доносился звон металла. Возле лавок с украшениями и нарядами торговались женщины, чуть дальше мужчины изучали новые и поношенные доспехи.

С другой стороны рядами стояли самые разные продуктовые лавочки: булочные, из которых тянулись восхитительные ароматы только что испечённого хлеба, деревянные навесы, где искусные уличные повара создавали разнообразные гастрономические шедевры.

Каждый торговец здесь щедро предлагал уникальные товары: от пряных приправ, пробуждающих чувства, до невероятных артефактов, найденных за пределами Анимдама, в далёких горах.

Люди, лехакрифы и маги собирались на этой площади, чтобы насладиться вкусной едой, обменяться новостями и погрузиться в оживлённые беседы. Даже храмовники, и те не упускали возможности полакомиться свежеиспечёнными булками и закупиться новой одеждой.

И только левазры всегда таились в тени.

Они были здесь. Хаин чувствовал их, но не видел.

– Малец, – позвал в пустоту.   

Однако, 11-ый, находясь уже довольно далеко от храма, все же услышал его. Он остановился посреди улицы и обернулся.   

– Я здесь.

И в мгновение ока, с дуновением лёгкого ветерка, перед ним появился наставник.  

– Ну как ты, друг мой? – положил он руку на его плечо, которую 11-ый аккуратно скинул, и они неторопливо направились дальше по просторной чистой улице.  

– Все, как всегда. Портал, монстр, бой, смерть.  

– Все повторяется раз за разом, – задумчиво пробормотал Хаин. – Каждый раз перед жатвой.

– О чем ты? – остановились мужчины.  

Наставник нахмурил белые брови и покачал головой:  

– Тебе не надоела такая жизнь? Год за годом, десятилетие за десятилетием.  

– В твоём случае столетие за столетием, – голос 11-го прозвучал гораздо теплее, и Хаин широко улыбнулся.  

– Я не хотел столько жить, – вновь зашагали они вперёд. – Знаешь, жизнь теряет яркость, когда длится так долго. Сложно найти что-то по-настоящему важное дважды. Я бы даже сказал, невозможно. Так или иначе, все начинает повторяться, и первоначальных эмоций ты больше не испытываешь. Долгая жизнь – печальный проект, друг мой.   

11-ый ухмыльнулся и покачал головой:  

– Я не хочу жить тысячу лет, Хаин.   

– Я знаю, я знаю, – вздохнул наставник. – Но для этого надо отпустить фамильяра.  

– Но вход в Скуал…  

– Да-да, – цыкнул Хаин, – наш чудесный Преподобный позаботился, чтобы ключ был только у него.   

– Но если не я, то будет кто-то другой.  

– Тебе беспокоит чужое бремя?  

– Меня беспокоит, что на первую жатву я вел дряхлых старушек, а на последнюю –молодых женщин. Ещё пара столетий, и я понесу на нее младенцев.  

– Лехакрифы вырождаются. Их глаза приобретают фиалковый оттенок все раньше. – Хаин задумчиво взглянул на своего друга. – А ты не думал, что будет потом? Когда не останется ни одной исцеляющей души. 

– Преподобный сказал найдет выход.  

– Изничтожив всех наших лекарей. Интересно, что ж за выход такой он ищет?  

11-ый тяжело вздохнул:  

– Я не знаю. Я левазра. Все, что я могу – это убивать. – Он остановился и посмотрел на своего единственного друга. – Я убиваю тех, кто может даровать жизнь. Почему тогда такие как я олицетворяют величие? 

Хаин осмотрелся, ища своими необычными глазами то, что другие не видят:

– Философский вопрос, друг мой. Давай обсудим его за выпивкой.

И спустя секунду они уже стояли посреди кабинета директора академии. 

– Садись, – указал наставник на кресло напротив своего места, а сам полез в шкаф у стены, выбирая подходящий алкоголь.  

– Пьянящее пойло, – поставил он стакан с бордовой жидкостью перед 11-ым, а сам отпил из своего бокала. – И сладкое, – озадаченно нахмурился Хаин. Однако, увидев мрачного левазру, уставившегося в стакан, посерьезнел и занял свое место за столом. 

– В академии новые неофиты.  

– И сколько на этот раз гуляющих во сне? 

– Тринадцать, – обреченно выдал Хаин. 

– И сколько из них, по-твоему, пройдут испытание? 

– Не все, – только и смог сказать наставник. 

– Значит, появятся новые левазры. 

– И новые надгробия, – Хаин отпил бордового напитка, а стакан поставил на стол. – Пора что-то менять, друг мой. 

– Ты, возможно, и имеешь такую возможность, а у меня возможности нет. Я безголосая собака, что нападает по команде «фас», – залпом осушил стакан левазра.

– Ты веришь мне, сынок? 

11-ый хмуро всмотрелся в небесно-голубые глаза. Наставник редко так его называл. 

– Тебе верю. 

– Тогда у меня к тебе просьба. Если Луакарт даст задание, которое ты расценишь как странное или необычное, сообщи мне. 

– О чем ты? 

– Мой дар… – слишком тихо для стен собственного кабинета произнес Хаин, – он шепчет мне, что грядут перемены.  

– А твой дар не подсказывает тебе, как навсегда закрыть врата в Скуал? 

 

*** 

Совсем юный парнишка расплылся в широкой улыбке и потянул своего старшего брата за рукав.

– Идем, Изэй!

– Не торопись, Ранса.

– У нас все получится! Все получится! – заливисто хохотал парнишка.

Несмотря на то, что он несколько дней не ел, был одет в рваную одежду и совершенно босой, он излучал необъяснимую радость.

– Ну же! Идем! – торопил он брата, таща за собой.

А тот тепло улыбался, шагая следом.

– Изэй! Мы наконец-то перестанем скитаться! Представляешь! Перестанем быть отребьем!

Солнце смешивалось с тенями, создавая волшебную игру света, а юное сердце трепетало от надежды.

Каждый новый шаг наполнялся ожиданием, и смех этого счастливого парнишки разносился по округе, как мелодия, освещающая заброшенный путь.

Он стремительно мчался вперёд, таща за рукав своего брата, и улыбался на пути к старцу в богатой рясе, который с доброй улыбкой ожидал их у большого мерцающего портала.

***

11-ый устало потер глаза, пытаясь выбраться из воспоминаний: 

– Эти чёртовы врата нужно закрыть, Хаин. 

– Я найду способ. Будь уверен, мой друг.