Читать онлайн "Как мальчик не стал гроссмейстером"

Малыш капризничал: кричал, надрываясь, диким криком и швырял в разные стороны погремушки. Из глаз его лились рекой слезы и стекали по щекам и подбородку. Иногда ребенок умолкал – мама облегченно вздыхала, но – увы! – умолкал он, чтобы набрать воздуху и разразиться плачем с пущей силою.

– Ну, что тебе надо?! – всплескивала женщина руками, не зная уже, как утихомирить сына, и поневоле раздражаясь. Но он, шести месяцев отроду, ответить на этот вопрос не мог. Даже если бы умел говорить, вряд ли бы точно сказал. Просто у него было плохое настроение, а мир казался пустым и нелепым. Или еще что…

Вконец измотавшись с мальчиком, мать в изнеможении опустилась на кровать и погрузилась в странное полубодрствование-полусон – она слышала, как ребенок плачет, но ей мнилось, что это снится. Она закрыла глаза и заснула по-настоящему.

В соседней комнате тоже было двое, и тоже были они родитель с чадом, точнее – отец (муж сомкнувшей вежды женщины) и сын (старший брат рыдающего малыша). Они играли в шахматы; доска стояла между ними на журнальном столике, сами они уютно расселись в креслах.

Сказать, что игра их полностью захватила, нельзя: каждый поочередно, пока партнер делал ход, пялился в экран телевизора: показывали кино про наших и немцев. Двигали фигурки шахматисты торопливо, не задумываясь. Говоря по правде, они не имели привычки задумываться: сын из-за малого возраста – шел ему седьмой год, а отец из свойств характера: его не раз обвиняли в пренебрежительном отношении к жизни и всем ее проявлениям: семье, игре и прочему.

Поэтому партии отличались мимолетностью. Отец играл гораздо сильнее сына и с превеликой легкостью побеждал его. Но в каждой третьей партии он ради интереса старательно поддавался: подставлял свои фигуры, не брал чужие, не ставил сразу мат – и выигрывал не столь просто, а преодолевая определенные трудности, самим и созданные. О препятствиях же, чинимых сыном, и упоминать нечего – их не существовало: сынок знал только, как фигуры ходят, о более же глубоких познаниях и слышать не хотел: древняя игра его не увлекала, как ни желал отец обратного.

Азарта, жажды победить у мальчугана тоже не было: получая мат уже в дебюте, с вырубленным на корню войском, большей частью не успевшим двинуться с места, он нисколько не огорчался, а начинал снова расставлять фигуры, приготовляя их к очередному поражению.

К тому же он находил своим проигрышам веское оправдание. Якобы он не может сосредоточиться из-за шума, производимого младшим братом. Маленький шахматист всячески демонстрировал – отцу и всей окружающей действительности, – насколько неприятен и болезнен для него доносящийся из другой комнаты плач: морщился, вздрагивал, вздыхал, закатывая глаза к потолку. Наконец спросил раздраженно (сделав при этом очередной глупый ход):

– Да что он там разревелся?!

Отец молча пожал плечами; игра продолжилась. По телевизору меж тем продолжался фильм, в мире продолжалась обычная жизнь. Если бы вот только ребенок еще не плакал…

Но вот его мать вернулась из легкого небытия, открыла глаза. Ну, сейчас она точно успокоит сынишку!

Нет, как бы не так: он все рыдал, несмотря на все ее увещевания.

А за дверью началась новая партия. Ее порядковый номер был кратен трем, а следовательно отец, по им же установленной традиции, поддавался. То ли он делал это особенно успешно и изощренно, то ли его юный противник играл на сей раз не так слабо, но ситуация на доске, впервые за всю историю, складывалась в пользу сына. Он выиграл ферзя, ладью, еще чего-то по мелочи и приступил к финальному штурму. Его сердце радостно пело, ему вторило сердце отца, гордое за родную кровиночку.

Тут, распахнув двери, к игрокам вошла мать. Даже не просто вошла – ворвалась, утомленная и донельзя раздосадованная тем, что ей так и не удалось умиротворить ребенка.

– Играете, значит? – спросила она, и этот вопрос не сулил хорошего. – Играете?! Я здесь, как белка в колесе, кручусь целыми днями, верчусь, готовлю, пеленки стираю, с малышом вожусь, а вы играете! Бирюльки свои передвигаете, бездельники! – С каждым словом она горячилась все сильнее. – Думаете, я не хочу, как вы, присесть, отдохнуть?

– Но, мама, ты же не играешь в шахматы… – попытался возразить старший сын.

Лучше бы он этого не произносил: его фраза окончательно вывела женщину из себя. В гневном порыве она сделала два быстрых шага к журнальному столику и одним движением смахнула все фигуры с доски.

Это был пик, после которого неизбежен спад. Уже спокойнее она обратилась к мужу:

– Неужели нельзя мне помочь?

Он развел руками:

– А что я должен делать?

– Ну, хотя бы иди успокой его! – она кивнула в ту сторону, где все так же лил слезы их младшенький.

Повинуясь, мужчина поднялся. Жена его немедля опустилась в покинутое им удобное кресло и опять закрыла глаза.

Через минуту она с удивлением поняла, что слышит плач не только из соседней комнаты, где отец вышагивал с малышом на руках, уже почти притихшим, – нет, всхлипы производил еще кто-то, совсем поблизости. Мать повернулась и обнаружила, что плачет ее старшенький. Он силился подавить в себе слезы, пока их не заметили, давился ими, глотал, а уже вылившиеся из глаз размазывал по щекам.

– Господи! - воскликнула мать. – Ну ты-то чего ревешь?

Он не смог ответить сразу – для этого ему надо было перевести дух, – но переведя, проговорил сквозь рыдания:

– Я… Я первый раз в жизни мог выиграть, а… а ты…

Мать бросила взгляд на пол – на раскиданные ею фигуры. Да, она, мягко говоря, расстроила мальчика своей импульсивной выходкой. Но признать свою неправоту отказалась:

– Ну, и что ты нюни распустил? Ты же уже большой! – сказала она, трепля его по плечу.

Он отстранился.

К утешениям присоединился отец (на руках у него ребенка уже не было, он уложил его в кроватку, и тот заснул):

– Что ты убиваешься? В другой раз выиграешь обязательно…

Сын, через слезную пелену, посмотрел на него и, не промолвив ни слова, убежал прочь из комнаты. Как обычно бывало в случаях несправедливой, как он думал, обиды, он заперся на крючок в туалете. Сел на унитаз и продолжил горько плакать. Отец дернул дверь.

– Открой!

Ни слова, ни движения в ответ.

– Открой, я в туалет хочу! – схитрил отец. Сына эта уловка не впечатлила, он знал, что папа врет. – Ну и сиди тогда тут! До скончания времен хоть просиди! А мы спать ложимся! Слышишь?..

Мальчик не отвечал. Мужчина махнул рукой. Подойдя к жене, на корточках собиравшей с пола шахматы, он произнес:

– Зря ты так…

Она взглянула на него снизу вверх (а ему показалось, что сверху вниз) и сказала:

– Ничего, наплачется – выйдет. Ни разу еще не было, чтоб не вышел.

– Выйти-то, конечно, выйдет, но…

– Что но?

– Но не кажется ли тебе, что ты была чересчур резка?

Подняв последнюю фигуру (черную ладью), она встала с корточек и парировала, едва сдерживаясь, чтобы опять не перейти на повышенные тона:

– Резка?! Да я как ломовая лошадь! Пеленки эти, каши, обеды, ужины. Целые сутки я должна рук не покладать. Присесть некогда! А ты пришел с работы и сразу к шахматам, к телевизору, к газете, к чему угодно! И еще смеешь меня в чем-то обвинять!

Это была вечная тема, ежевечерняя. Муж ушел от разговора – отправился покурить на балкон.

Воздух на улице был почти морозный и свежий. Дышалось легко. «Хороший в этом году ноябрь, – подумал он, – ни ветра, ни дождей»

– Дверь закрой: холоду напустил! – послышался голос жены. Он плотнее прикрыл выход на балкон.

Выкурив сигарету, вернулся в квартиру. Постель была уже расстелена, и жена лежала под одеялом. Вместо яркого света с потолка горел теперь уютный своей тусклостью ночник у изголовья. В своей кроватке мирно посапывал младший сын.

Для старшего постель в другой комнате тоже была готова, но сам он в ней отсутствовал. «Все еще сидит, что ли?» – с неудовольствием подумал отец.

Он снова дернул за ручку дверь туалета.

– Сынуля! Открывай! Мы спать ложимся!

– Уйди; я тогда выйду! – ответил сын.

– Хорошо, я ухожу спать, можешь выходить спокойно.

– А не придешь больше?

– Не приду, обещаю.

Отец проследовал в спальню, тихонько, чтобы не разбудить супругу, лег, хотел было к ней прижаться, но передумал и отвернулся – и быстро уснул.

Через некоторое время его дрему прервали о чем-то шептавшиеся голоса. Он прислушался.

– Ну что ты, сынок… зачем плакал? – говорила мать; она сидела в другой комнате на кровати со старшим сыном.

– Как ты не поймешь… Я же мог выиграть, а ты… – отвечал тот.

– Ну и что, выиграешь еще, и не раз.

– Нет, не выиграю: я больше никогда не буду играть.

– Вот глупенький…

– Никогда…

Отец закрыл глаза и вновь окунулся в сон.