Читать онлайн "Иоанн Комнин"

ИОАНН КОМНИН

Трагедия в трех действиях

Действующие лица:

АНДРОНИК I КОМНИН

Император Византии. Стареющий, жестокий, параноидальный, но обаятельный и умный тиран. Одержимый властью и страхом заговоров.

ИОАНН КОМНИН

Его второй сын. Молодой, честолюбивый, но не лишенный совести и ума. Разрывается между долгом сына, страхом перед отцом и растущим осознанием его злодеяний. Носит титул Севастократора.

МАНУИЛ КОМНИН

Старший сын Андроника, наследник престола (соправитель). Более слабый характером, склонный к удовольствиям, завистливый к брату.

МАРИЯ КОМНИНА

Сестра Иоанна и Мануила. Умная, проницательная, пытающаяся быть голосом разума и предостережения.

АГНЕССА (АННА) ФРАНКСКАЯ

Жена Алексея II (предыдущего юного императора, убитого Андроником). Красивая, гордая, пленница при дворе. Объект запретного влечения Иоанна и скрытой ненависти Андроника.

ИСААК АНГЕЛ

Знатный вельможа, родственник Комнинов. Пока осторожный, но честолюбивый. Будущий враг Андроника. Носит титул Протосеваста.

ЕЛЕНА КОМНИНА

Жена Иоанна. Гордая, страдающая, пытающаяся спасти мужа.

ФЕОДОРА БРАНА

Придворная дама, тайно сочувствующая Иоанну.

СЛЕПАЯ СТАРИЦА

Прорицательница (возможно, безумная). Голос рока и предзнаменований.

СТЕФАН АГХИАНОС

Верный, но совестливый военачальник, друг Иоанна.

ПРИЗРАК ИРИНЫ АЙНЕЙАДИССЫ

Мать Иоанна. Свидетель его страданий и предвестница возмездия.

СТАРЫЙ СОЛДАТ

Воин Иоанна, сохранивший ему верность.

КОМАНДИР СТРАЖИ

ГЛАШАТЫЙ

ПРИДВОРНЫЕ, СТРАЖА, НАРОД КОНСТАНТИНОПОЛЯ.

Персонажи пьесы «Крестос, или Непокоренный дух»:

КРЕСТОС
Философ-стоик, бросивший вызов тирании и суевериям. Говорит возвышенно, с достоинством, как Геракл или стоический мудрец. Его сила – в разуме и непоколебимости духа.

ПИЛАТ
Римский наместник. Усталый, циничный прагматик. Видит в Крестосе угрозу порядку, но и испытывает смутное уважение. Олицетворение мирской власти, запутавшейся в собственных сетях.

КАИАФА
Первосвященник. Воплощение религиозной гордыни, лицемерия и страха перед правдой. Движим политическим расчетом и ревностью. Его аргументы – софизмы.

ИУДА
Трагический предатель, движимый разочарованием, завистью и, возможно, ложным представлением, что спровоцирует восстание. Его мучает совесть до предательства. Олицетворение слабости и падения.

ПЕТРУС
Самый преданный ученик, но слабовольный и подверженный страху. Его отречение – ключевая сцена человеческой слабости.

МАРИЯ
Мать Крестоса. Воплощение страдания, стоического молчаливого принятия судьбы сына.

МАРИЯ МАГДАЛИНА Последовательница Крестоса, мироносица.

КНИЖНИК 1-й

КНИЖНИК 2-й

НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ

МАЛХ

РОДСТВЕННИК МАЛХА

СТРАЖНИК

СЛУЖАНКА

ХОР ИУДЕЕВ
Выражает страх, суеверия, ярость толпы, легко управляемой первосвященниками. Иногда – голос сомнения или жалости.

ХОР СТАРЕЙШИН
Выражает преклонение перед волей Рока, беспрекословное подчинение ей.

ХОР РИМСКИХ СОЛДАТ
Циничный, грубый, бездушный. Олицетворение механической жестокости империи.

СВИДЕТЕЛЬ 1-й

СВИДЕТЕЛЬ 2-й

СТАРЕЙШИНА

ЧЛЕН СИНЕДРИОНА

ФАРИСЕЙ

ПРИЗРАК ИРОДА ВЕЛИКОГО (в Прологе)
Предвещает рок, кровь и тщету сопротивления тирании и судьбе.

ГОЛОС ПУСТЫНИ (в Прологе)

ГОЛОС ИСКУШЕНИЯ

ХОР (в Эпилоге)

КНИЖНИКИ, ФАРИСЕИ, СТРАЖА, НАРОД ИЕРУСАЛИМА.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

АКТ I

СЦЕНА 1. Тронный зал Константинопольского императорского дворца.
Пышность и страх. Трон Андроника возвышается на подиуме. Придворные стоят, потупив взоры. Андроник, в пурпуре, но с лицом, изборожденным морщинами гнева и подозрительности, медленно обходит их. Иоанн и Мануил стоят по правую руку от трона. Мария – чуть поодаль. Агнесса, в скромном, но дорогом платье, стоит как изваяние, ее взгляд устремлен вдаль, мимо императора.

АНДРОНИК:
(Голос низкий, опасный)
Опять шепчутся? Шорох крыс в стенах!
Иль думаете, старый волк оглох?
(Останавливается перед одним придворным)
Твой взор скользил, как змея, в сторону Исаака...
(Резко поворачивается к Исааку Ангелу)
Ты, Ангел! Что ж молчишь? Небесный лик храня?
Иль замышляешь сесть на трон, как падший Сатана?

ИСААК:
(Кланяясь, с холодной почтительностью)
Великий Автократор, солнце ромеев!
Моя душа – лишь тень твоей державы.
Позор тому, кто мыслит об измене
Перед лицом твоей неизбежной славы!

АНДРОНИК:
(Саркастически)
"Неизбежной"? Словно смерть! Остро ты, Исаак.
Но помни: Ангелы падают стремительней всех.
(Обращается к Иоанну)
Сын мой, Иоанн! Твой взор суров и мрачен.
Ужели и тебя терзает грех?
Иль совесть гложет? Помнишь мальчика-царя?
(Указывает на пустое место рядом с троном, где должен был стоять юный Алексей II)
Алексей... кровь его еще не остыла на плитах!
Моя рука... но твоя воля, чадо, горяча была?
(Взгляд Андроника буравит Иоанна, ища слабину, вину).

ИОАНН:
(С усилием, глядя в глаза отцу)
Отец и император! Воля твоя – закон.
Ты спас империю от неразумного мальчишки и евнухов власти.
Что сделано – то сделано. Наш истерзанный трон
Нуждался в сильной длани, в мужеской страсти.
Я – твой меч и щит. Доверься мне.

МАНУИЛ:
(Вставляет ревниво)
И мне, отец! Наследнику твоему и первому сыну!
Я верен, как...

АНДРОНИК:
(Резко обрывая)
Как верен пес, что ждет подачки с господских рук?
Молчи, Мануил! Твоя верность – давно в чаше вина и в лоне дев.
(Его взгляд падает на Агнессу)
А ты, франкская роза на византийском навозе?
Цвела при мальчике, супруге твоем... ныне вдовица.
Чего ждешь? Рыцаря с запада? Иль... (бросив взгляд на Иоанна) змеиного поцелуя?

АГНЕССА:
(Гордо подняв голову, голос звенит от ненависти и достоинства)
Жду лишь часа, когда Господь узрит твои злодеянья,
Андроник! Жду, когда тень твоя пожрет тебя самого.
Алексей... мой муж... дитя... твои деянья –
Кровавый вопль достигнет небесного храма!

АНДРОНИК:
(Вспыхнув яростью, делает шаг к ней)
Да как ты смеешь?! Стража! Взять...

ИОАНН:
(Неосознанно делает шаг вперед, заслоняя Агнессу)
Отец! Она – женщина! Пленница! Ее слова –
Лишь ветер горя. Казнь ее – не царская месть, а страх.
(Напряженная пауза. Андроник смотрит на сына с внезапным холодным любопытством).

АНДРОНИК:
Страх?.. Иль... ревность? Будь осторожен, Иоанн.
Пурпур тяжел. Он давит тех, кто слаб душой.
И сжигает тех, кто жаждет то, что им не суждено.
(Поворачивается ко всем)
Прочь все! Сыновья – останьтесь. И ты, Ангел... наблюдай. Учись.
(Придворные, Агнесса – с последним гордым взглядом на Иоанна, – Феодора быстро удаляются. Остаются Андроник, Иоанн, Мануил, Исаак).

АНДРОНИК:
(Садится на трон, внезапно усталый, но глаза горят)
Мир – змеиное гнездо! Вокруг – лишь лесть да нож в спине.
Даже кровь моя... (глядит на сыновей) ...не знает верности.
Иоанн, ты силен. Умен. Но слишком чувствуешь их боль.
(Указывает в сторону, куда ушла Агнесса и где за стенами – народ)
Мануил... ты слаб. Но ты – мой первенец. Закон.
(Встает, подходит к окну, смотрит на город)
Константинополь... Вечный град... но скольких предал он?
Я спас его! Ценой крови! И платить он будет кровью же!
(Резко к Иоанну)
Фракия бунтует? Иди. Усмири. Мечом и огнем.
Покажи им силу Комнинов. Пусть река побежит багровая.
Ни жалости! Ни сомнения! Кто не встал на колени – того на кол!
Узнают, что такое гнев Андроника!

ИОАНН:
(Склоняя голову, скрывая смятение)
Будет исполнено, Автократор.

АНДРОНИК:
(К Мануилу)
А ты... ступай. Пируй. Но помни – каждый твой шаг видят.
(К Исааку)
Ангел... лети за Севастократором. Будь его оком... и моим.
Донесешь мне всё.

Исаак глубоко кланяется. Мануил, бледный от обиды и страха, уходит. Иоанн и Исаак кланяются и направляются за кулисы. Андроник остается один у окна. Сумерки сгущаются.

АНДРОНИК:
(Шепотом, глядя на темнеющий город)
Кровь на руках... не отмоется. Тени... они идут.
Алексей... Мария Антиохийская... все... все... Иоанн, сын мой... уж не враг ли ты?
(Обхватывает голову руками)
Нет! Я сломаю всех! Страх! Только страх удержит трон!
Горе тебе, Византия, если Андроник дрогнет!

На сцену медленно вползает туман. В нем мерещатся кровавые тени.

АНДРОНИК:
Как меланхолию развеять?.. Эй, вы там! Комедию теперь… велю сыграть...

Андроник проходит на правую сторону и садится в кресло боком к зрителям. Смотрит пьесу, иногда посмеиваясь.

АКТ II

Пьеса "КРЕСТОС, ИЛИ НЕПОКОРЕННЫЙ ДУХ"

Сцена 1. Мрачная пустыня. Ночь. Буря. Песок хлещет, как стрелы, ветер воет среди скал, словно голоса проклятых. Мерцающий свет луны, разорванный тучами, бросает зыбкие тени.

Призрак Ирода:
(Появляется внезапно, будто вырванный из самой тьмы, в кровавых, истлевших одеждах. Его фигура мерцает)
О, тени Аида, внемлите! Снова Иудея рождает мятежника! Я, Ирод, строитель и убийца, знаю: всякая истина, бросающая вызов трону или алтарю, кончает в крови. Вижу я его – Крестоса! Он несет не меч, но слово – острее стали! Он зовет к свободе духа, презрев кесаря и левитов! Безумец! Судьба сплела ему саван из звезд. Его путь – к Голгофе. Слушайте, правители: страх – ваш трон, жестокость – ваш скипетр. Уничтожьте его! Но... и его кровь станет семенем вашего страха! Рок смеется! Я знаю! Я знаю!
(Его хохот сливается с воем ветра. Фигура Призрака Ирода тает, растворяясь в песчаном вихре, оставляя после себя лишь запах крови и праха).

Голос пустыни:
(Звучит из самой толщи бури, низкий, гулкий, древний, как сами камни. Это не один голос, а множество – шепот песков, стон ветра в ущельях, эхо давних битв)
Умолк Царь-Кровь. Но прав ли он в страхе своем?
Слова... лишь слова? Иль семя иное?
Острое Слово режет покров лжи,
Что скрывает под золотом злое!
Оно не умрет под топором палачa,
Не сгинет в темнице, в кромешной ночи.
Кровь, что прольется – не страх, не удача...
Ржавчиной съест она ваши мечи.
Вижу я путь: за ним – толпа глухая,
Суд неправедный, терний венец...
Голгофа ждет. Судьба – не иная.
Но в этой гибели – Вечности Творец!
Песня его, оборвавшись так скоро,
Прорастет сквозь камни, сквозь страх и запрет.
Внемлите, владыки: кончается спор?
Нет! Он лишь начинается... Смертью!

Ветер на мгновение стихает, вычерчивая в воздухе вихрем песка гигантский, мимолетный крест. Затем буря снова набирает силу, завывая еще яростнее, сметает следы. Сцена погружается в почти непроглядную тьму и грохот.

Сцена 2. Пустыня. Ночь после бури. Воздух горячий и неподвижный, как перед новым ударом стихии. Песок, взметенный ветром, лег причудливыми барханами. Над головой – бездонное, усыпанное холодными звездами небо. Крестос стоит на вершине одного из барханов. Он изможден постом и путями, но взгляд его ясен, осанка – спокойная и твердая, как у скалы, пережившей бурю. В его глазах – не истощение, а глубина, вобравшая в себя и мрак, и свет звезд.

Крестос:
(Обращаясь к усмиренной, но все еще дышащей жаром пустыне, голос тихий, но отчеканивающий каждое слово)
Утихла ты?.. Не обманешь. Знаю я твой нрав, мать-пустыня. Под пеплом спокойствия – жар тлеющий. Так и в душах людских. (Поднимает лицо к звездам) Рвались вы, ветры! Лились, воды гнева небесного! Мой дух – крепче скалы, что век ваш ярость терпит. Вы, страсти: голод, жажда власти, страх смерти – вы лишь тени, пляшущие на стене пещеры невежества. Я познал Логос – Разум вселенной, Огонь, что движет мирами! Он во мне, я в Нем. Истина – моя пища, Свобода – моя единственная держава!

Голос искушения:
(Возникает не как фигура, а как искажение пространства перед Крестосом. Воздух мерцает, словно над раскаленными камнями. Голос звучит извне и изнутри одновременно – сладкий, убедительный, властный. Он не просто предлагает, он рисует картины прямо в сознании)
Поклонись мне! Зачем довольствоваться крохами духа? Я дам тебе царства мира сего – не призрачные, а настоящие! Видишь ли ты их? (В мерцающем воздухе возникают и гаснут, как мираж, образы: пышные дворцы, горы золота, толпы, падающие ниц, легионы в блестящих доспехах, склоняющие знамена.) Свергни тиранов железом! Разве не справедливо? Отомсти за угнетенных! Заставь толпу трепетать пред твоей справедливостью! Они жаждут сильной руки – дай им ее! Стань Цезарем Духа и Меча!

Крестос:
(Не моргнув, смотрит сквозь мерцающие видения. В его глазах – не гнев, а глубокая печаль и понимание)
Жалкий призрак старой лжи... Ты говоришь языком того самого зла, с которым будто бы зовешь бороться. Царства мира? (Легкое движение руки, разгоняющее мираж) Прах на весах слепой Фортуны. Сегодня – пурпур, завтра – плаха. Истинная власть – власть над собой. Над своей похотью, гневом, страхом. Идолопоклонство власти внешней – рабство куда хуже цепей, ибо раб не ведает своих оков. Прочь, искуситель! (Его голос крепнет, становится подобен звону чистой меди) Только дух, свободный от страха и алчного желания, – подлинный царь. Царство мое – не от мира сего. Оно – здесь (Касается груди) и везде (Обводит рукой звездное небо), где свет Логоса пробивается сквозь тьму.

Голос искушения:
(Мерцание становится яростным, голос теряет сладость, в нем появляются металлические нотки гнева и презрения)
Высокопарный глупец! Ты говоришь о духе, а народ гибнет под ярмом! Они не поймут твоих тонкостей! Им нужен знак! Яркий! Сильный! (Видение меняется: Крестос, стоящий на пороге храма, осененный славой; толпа в экстазе; камни под его ногами превращаются в хлеба; могучие воины признают его своим вождем) Дай им знак! Утоли их голод чудом! Покажи силу – и они поверят! Будь не просто учителем – будь Царь-Пророк! Объедини мечту и меч!

Крестос:
(Смотрит на видение "Царя-Пророка" с горькой усмешкой)
Знак?.. Чудо для сытости брюха? Сила, чтобы заставить верить? (Качает головой) Это путь к новому идолу. К идолу – мне. Вера, купленная хлебом или страхом – ложь. Истина не нуждается в ярких фейерверках. Она говорит тихим голосом совести, стучится в сердце – и тот, у кого есть уши, услышит. А меч... (Его взгляд становится непримиримо твердым) Меч, даже в руках "справедливого", сеет лишь новый страх и новую кровь. Он не строит Царства Духа – он возводит тюрьму. Нет. Я пришел не мечом разить, но Словом – сеять. Прорастет ли зерно? Взойдет ли вовремя?.. Не мне судить. Сеять – мой долг. Иди же! Твое место – в тени пирамид, возведенных на костях, у тронов, дрожащих за свою власть. Ты – дух рабства. Я же – глас Свободы. Исчезни!

Голос искушения:
(Издает пронзительный, бессильный вопль, похожий на свист рассекаемого ветра. Мерцающее видение корчится, дробится на тысячи искр и рассыпается как песок сквозь пальцы. Воздух очищается)
Безумец!.. Ты обрекаешь себя... и их... на гибель!.. Голгофа... помни... Гол...
(Голос обрывается. Наступает глубокая тишина, нарушаемая лишь далеким, едва слышным шелестом песка. Звезды кажутся ярче. Крестос стоит неподвижно, его лицо обращено к востоку, где чуть бледнеет небосклон. В его спокойствии – не только победа, но и предвидение грядущей боли, принятое и осознанное. Он знает цену своего выбора)

Крестос:
(Тихо, почти шепотом, но с непоколебимой ясностью)
Да. Голгофа. Путь Слова... часто ведет на Голгофу. Но даже с Голгофы – Слово не умрет. Оно... прорастет. (Смотрит на зарождающийся свет). Пора. Пора идти к ним. К тем, кто жаждет... и боится... и ждет.
(Крестос делает твердый шаг вперед, сходя с бархана, и начинает путь навстречу рассвету и людям. Сцена медленно погружается в свет утренней зари.)

Занавес

АКТ III

СЦЕНА 1. Улицы Константинополя. Ночь.
Бедный квартал. Слышны пьяные крики, плач ребенка. У стены сидит Слепая Старица, одетая в лохмотья.

СТАРИЦА:
(Нараспев, безумно)
Кровь на мраморе... кровь на порфире...
Орел терзает птенцов своих...
Второй сын... меч в руке... и огонь во взоре...
Пурпур мантии станет саваном лихим...
Ангел падший крылом бьет... город в пламени...
Слепой ведет слепых... в пропасть! В пропасть!

Появляются Иоанн и Стефан Агхианос в плащах, Исаак Ангел – чуть поодаль.

ИОАНН:
(Содрогаясь от слов старицы)
Что за безумный бред? Схватить ее!

СТЕФАН:
Севастократор, это лишь юродивая. Ее слова – ветер.

ИСААК:
(Холодно)
Или... глас рока? Император велел слушать каждый шепот.

ИОАНН:
(Подходит к старице, бросает монету)
Женщина! Что значат твои слова? "Второй сын"? "Огонь во взоре"?

СТАРИЦА:
(Поворачивает слепое лицо к Иоанну, ухмыляется беззубо)
Ты сам его носишь, огонь тот, птенчик орлиный! Чуешь, как пурпур жжет плечи? Он тебя сожжет! Сожжет! Ангел... (кивает в сторону Исаака) ...он ждет. Ждет падения орла. Крылья расправит... крылья кровавые!

ИСААК:
(Бледнея, делает шаг назад)
Безумие! Севастократор, не слушай!

ИОАНН:
(Завороженно глядя на старицу)
"Слепой ведет слепых"... Кто слепой? Отец?.. Император?..

СТАРИЦА:
(Вдруг кричит пронзительно)
Беги! Беги, птенец! Пока клюв отца не выклевал очи! В пропасть! Все в пропасть! Византия! Андроник! Иоанн! В пропасть!

Она начинает неистово хохотать. Иоанн в ужасе отступает.

СТЕФАН:
Господин, уйдем. Этот воздух отравлен.

ИОАНН:
(Срываясь)
Да! Вон! Прочь отсюда! Во Фракию! Там хоть враг виден! Там можно сражаться!

Они уходят, оставляя хохочущую старицу в тумане. Исаак бросает на нее долгий, задумчивый взгляд.

ИСААК:
(Шепотом)
"Крылья расправит"... О, старуха, будь ты проклята... или благословенна?

СЦЕНА 2. Покои Марии Комнины.
Мария вышивает. Входит Иоанн, взволнованный, скинув плащ.

МАРИЯ:
Брат! Ты уже здесь? Отец отпустил? Ты бледен...

ИОАНН:
Хуже, сестра. Я видел... слышал... безумие и пророчества! Этот город сходит с ума! И отец... он подливает масла в огонь!

МАРИЯ:
(Откладывая вышивку)
Он всегда был жесток, Иоанн. Но теперь... страх съедает его изнутри. Он видит врагов в каждом взгляде, даже в наших.

ИОАНН:
Он посылает меня во Фракию! Усмирять бунт! "Мечом и огнем!" Его слова! Как скот забивать свой же народ?

МАРИЯ:
Ты должен идти, Иоанн. Невыполнение приказа... это смерть. Даже для тебя. Даже для сына.

ИОАНН:
Но как? После того мальчика... после казней... после нее... Агнессы? Ее взгляд, Феодора! Он меня прожигает! Ненависть... и что-то еще... невыносимое.

МАРИЯ:
(Тревожно)
Иоанн! Осторожней! Эта женщина – яд! Красивый, но смертельный. Отец подозревает... Он испепелит тебя, если заподозрит влечение к вдове того, кого он... устранил.

ИОАНН:
Что мне делать, сестра? Долг... Честь... Страх... и этот... огонь внутри, о котором кричала безумная! Огонь гнева? Или отчаяния?

МАРИЯ:
(Встает, подходит к нему, кладет руку на плечо)
Будь умнее отца, Иоанн. Сильнее Мануила. Усмири Фракию, но... найди меру. Не становись его палачом без остатка. Народ... он помнит. И когда-нибудь чаша терпения переполнится. Кто знает... (понижая голос) ...может, тебе суждено... остановить безумие.

ИОАНН:
(С горькой усмешкой)
Остановить Андроника Комнина? Его же сыну? Это измена, Мария! И безумие большее, чем у той старухи!

МАРИЯ:
Это спасение. Спасение нашей семьи. Империи. Подумай, брат. Пока ты далеко... наблюдай. Копи силы. Ищи союзников. Будь готов.

Иоанн смотрит на сестру, потрясенный ее смелостью. В его глазах борьба.

ИОАНН:
"Будь готов"... К чему, Мария? К бунту? К отцеубийству? К трону?

МАРИЯ:
(Твердо)
К тому, что потребует час. Судьба Византии висит на волоске. И ты... второй сын... не первый, не слабый... ты можешь оказаться тем, на ком все держится. Или тем, кто падет первым. Выбирай.

За сценой крики, звон оружия. Вбегает перепуганный слуга.

СЛУГА:
Господин! Госпожа! На площади... казнь! Ведут тех, кто осмелился роптать! Народ волнуется!

ИОАНН:
(Сжимая рукоять меча)
Вот она, Фракия... в миниатюре. Начинается...
(Он бросает последний взгляд на сестру и решительно идет к выходу)
Прощай, сестра. Молись... за меня. И за империю.

Мария смотрит ему вслед, лицо ее полно тревоги и предчувствий. Крики за сценой усиливаются.

Занавес

АКТ IV

Сцена 1. Внутренний двор Храма в Иерусалиме. Полдень. Солнце бьет в белый камень, слепит золотом отделки. Толпа народа – паломники, торговцы, менялы. На возвышении, под сенью колоннады, восседает Первосвященник Каиафа, окруженный книжниками и фарисеями. Их лица – маски учености и праведности, но глаза остры, как бритва. Крестос стоит перед ними в простой одежде путника. Он спокоен, но в его осанке – энергия только что проявленного гнева. За его спиной – опрокинутая лавка менялы, рассыпанные монеты.

Хор Иудеев:
(Голоса сливаются и спорят, создавая ощущение растерянности и раскола)
Голос 1 (Страх): Кто этот бродяга? Смотрите – святыню осквернил! Храм – дом молитвы – превратил в вертеп!
Голос 2 (Недовольство): Нарушил субботу! Лечил! Работал! Попрал закон!
Голос 3 (Сомнение): Но больных исцелял... Слепым давал зреть... Слова его... странно жгут сердце...
Голос 4 (Ярость): Смущает народ! Сеет сомнение! Ведет к мятежу! Римляне придут!
Голос 5 (Надежда): А вдруг... он Мессия? Пророк обещанный? Сила в нем есть...
Голос 6 (Апатия): Богохульник! Наш закон свят! Традиции отцов нерушимы! Он – угроза всему!

Каиафа:
(Медленно поднимается. Его голос – холодный, острый, как ритуальный нож. Он говорит не только Крестосу, но и толпе, утверждая свою власть. Каждое слово – удар)
Молчите! (Тишина наступает мгновенно) Ты! (Указывает на Крестоса пальцем, дрожащим не от страха, а от сдержанной ярости) Плотницкий сын из глухой Галилеи. По какому праву? По какому сану ты восстал здесь, в сердце Израиля, в доме Бога нашего, и учишь? Твои речи – не мудрость, а яд! Яд для простых умов! (Делает шаг вперед, голос становится опасным шепотом, слышимым везде). Ты подрываешь веру отцов. Ты глумишься над законом, данным Моисею на Синае! Ты зовешь к какой-то... свободе духа? (Слово "свобода" звучит как ругательство). Это – анархия! Безумие! И знаешь ли ты, плотник, куда ведет твое безумие? Прямо к римским легионам! Ты сеешь ветер смуты – пожнешь бурю возмездия! Ты ведешь весь народ к гибели! К восстанию! И за что? За твою гордыню, назвавшую себя... истиной?

Крестос:
(Его спокойствие контрастирует с накаленной атмосферой. Он не кричит, но каждое его слово падает, как молот, разбивая тишину. Его гнев – не личный, а пророческий, обличающий саму суть системы)
Горе вам!.. (Он обводит взглядом Каиафу и всех книжников. Взгляд его – как луч света, выхватывающий тлен) Горе вам, лицемеры! Вы воздвигли алтари не Богу – а собственной значимости! Вы – как гробницы побеленные! (Указывает на сияющие стены храма) Снаружи – красота, благочестие, точность закона! А внутри?.. (Его голос дрожит от отвращения) Внутри – тлен! И мертвые кости! Вы забыли дух закона, что выше мертвой буквы! Вы забыли дух милосердия, справедливости, веры! Вы связали людей бременем невыносимым – тысячью правил, обрядов, запретов! А сами? (Резкий жест в сторону первосвященника) Сами пальцем не пошевелите, чтобы помочь страждущему, если это нарушит вашу субботнюю праздность! Где милосердие к вдове? Где справедливость для сироты? Где любовь к ближнему? Вы променяли их на десятины с мяты и аниса!

Первый книжник:
(Вскакивая)
Как смеешь?! Мы хранители Завета! Мы…

Крестос:
(Перебивая, голос гремит)
Ваша вера – не живой родник, а заброшенный колодец! Ритуал, лишенный души! Обряд, убивший совесть! Вы молитесь долго, напоказ, но сердца ваши далеки от Бога! Вы очищаете чашу снаружи, а внутри она полна хищения и неправды! (Обращается уже ко всем, его голос звучит как набат). Истина! Она не в этих камнях (ударяет кулаком по колонне), как бы ни был велик Храм! Не в свитках закона, которые вы используете как оружие! Истина – здесь! (Прижимает руку к груди). В сердце человека, который слышит голос Разума вселенной – Логос! В душе, живущей по Добродетели, – не по страху наказания, а по любви к правде! Царство Божие – не там! (Машет рукой в сторону алтаря) Оно – среди вас! Внутри тех, кто способен видеть и чувствовать!

Каиафа:
(Его лицо побелело, как мрамор. В его глазах мелькает не просто гнев, а животный страх – страх за власть, за стабильность, за свою жизнь и положение. Он понимает: этот человек не просто безумец – он идеологическая угроза, способная развалить все здание. Он шипит, как змея, обращаясь не к Крестосу, а к заговорщикам, стоящим рядом)
Видите?.. (Дыхание прерывисто) Видите эту гордыню? Он вознес себя выше Моисея! Выше Пророков! Выше... Храма! Он не просто нарушитель – он богохульник! Он ставит свой нищий "дух" выше Закона и Жертвы! Он безумен! (Слово "безумен" звучит как приговор). Но его безумие – заразительно! Оно – искра, которая ведет к пожару! Если его оставить... если его слова упадут на благодатную почву... (Глаза Каиафы сужаются, в них расчет холодного политика) Тогда – конец. Конец нашему народу. Рим не потерпит смуты. Они сотрут Иерусалим с лица земли. (Пауза, тяжелая, как свинец) Закон ясен. Благо народа – высший закон. Иногда... (голос становится ледяным) ...иногда одна овца должна погибнуть, чтобы спасти все стадо. Лучше... лучше одному человеку умереть... (Взгляд пристально впивается в Крестоса) ...чем всему народу погибнуть. Это не жестокость. Это... необходимость. Такова воля... (он делает едва заметную паузу, избегая прямого имени Бога, подразумевая высшую государственную целесообразность) ...наших богов. Судьба его решена.

Второй книжник:
(Вскакивая)
Правду говорит Каиафа! Смерть сыну плотника!

Каиафа отворачивается от Крестоса. Его фигура, облаченная в первосвященнические одежды, кажется вдруг не величественной, а тяжелой и обреченной. Книжники перешептываются, кивая. Некоторые в толпе, уловив смысл, отшатываются в ужасе. Другие, фанатичные, кивают с мрачным удовлетворением. Крестос стоит неподвижно. Он слышал приговор. В его глазах – не страх, а глубокая скорбь и ясное понимание будущего. Он видит не только свою судьбу, но и слепоту тех, кто ее решает. Солнце продолжает безжалостно освещать ослепительно-белый двор Храма – символ системы, готовящейся поглотить своего обличителя. Занавес медленно опускается под нарастающий гул толпы – смесь страха, ненависти и непонимания.

АКТ V

СЦЕНА 1. Лагерь Иоанна во Фракии.
Палатка Севастократора. Карты, доспехи. Иоанн в походной одежде, усталый. Стефан Агхианос докладывает. Исаак Ангел стоит в стороне, наблюдая.

СТЕФАН:
...и город сдался, господин. После осады. Но никого не пощадили. По приказу... (колеблется) Императора... вашего великого отца. Вожди бунта посажены на кол. Остальные... проданы в рабство.

ИОАНН:
(Стиснув зубы)
"Мечом и…" страхом. Да, Стефан… Мы исполнили приказ. Император доволен?

ИСААК:
(Вступая)
Донесение отправлено, Севастократор. Я описал... усердие ваше. И необходимую… строгость. Автократор ждет новых побед… Город Аркадиополь еще держится. Там засел мятежный стратиг с остатками войск.

ИОАНН:
Аркадиополь... Знаю того стратига. Старый воин. Честный. Не разбойник. Почему он поднял меч на отца?

СТЕФАН:
(Тихо)
Говорят... его дочь... ее изнасиловали и убили солдаты… сборщиков податей. Императорские сборщики.

Иоанн бьет кулаком по столу.

ИОАНН:
Проклятие! Мы не воины, мы палачи!.. Палачи по приказу палача!

ИСААК:
(Холодно)
Осторожней, Севастократор! Ваши слова... граничат с изменой. Император карает за меньшее.

ИОАНН:
(Резко поворачиваясь к нему)
А ты, Ангел, усердно записываешь каждое мое слово для его ушей? Лети, доложи! Скажи: Иоанн Комнин устал лить кровь невинных! Скажи: он спрашивает – где же богохранимая империя? Где слава? Вижу лишь пепел и слезы!

СТЕФАН:
Господин! Умоляю!

ИСААК:
(Бледнея, но сдерживая себя)
Я – верный слуга Автократора. И его сына. Но долг мой – докладывать правду. Даже горькую. Вы колеблетесь, Севастократор. А война не терпит сомнений. Особенно... война с собственным народом.

Пауза. Иоанн тяжело дышит, сдерживая ярость.

ИОАНН:
Выйдите. Оба. Мне нужно... подумать.

Стефан и Исаак кланяются и уходят. Исаак бросает на Иоанна многозначительный взгляд. Иоанн остается один. Он берет в руку кубок с вином, но не пьет. Смотрит на карту.

ИОАНН:
(Горько)
Аркадиополь... Осада... Штурм... Кровь... И за что? За безумие старика на троне? За его страх?!
(Ставит кубок на стол. Берет письмо, пришедшее от Марии, читает вполголоса)
"...Отец все мрачнее. Новые казни. Даже тех, кто был верен. Агнесса... он держит ее как заложницу, но что-то замышляет против нее. Берегись Исаака. Он хитер, как змея. Будь сильным, Иоанн. Империя задыхается. Возвращайся героем... но не таким, каким хочет видеть тебя отец..."
(Опускает письмо)
Героем? Каким? Победителем сограждан? Палачом? Нет, Мария. Здесь нет героев. Только жертвы и убийцы. А я... я сын убийцы. И орудие его.
(Подходит к доспехам, берет меч)
Меч... Тяжел. Но не тяжелей совести. Или страха? Что выбрать? Послушание... и гибель души? Или... мятеж... и гибель тела? Или... (внезапно, с отчаянием) ...третьего пути нет!

В палатку врывается гонец, покрытый пылью и кровью.

ГОНЕЦ:
Севастократор! Вести из столицы! Ужасные вести!

ИОАНН:
Говори! Что случилось?

ГОНЕЦ:
Император... он приказал... казнить... (задыхаясь) ...вашу мать! Ирину Айейадиссу! Обвинил в заговоре! Ее... и многих других! Казнь была... страшной! Город в ужасе!

Иоанн застывает как громом пораженный. Меч выпадает из его рук с лязгом.

ИОАНН:
Мать... Мать!?! Нет... это невозможно! Он с ума сошел окончательно! Собственную жену?! Мать его детей?!

ГОНЕЦ:
Да, господин! На глазах у народа! И... и госпожу Агнессу... по слухам... он приговорил к... позорной казни! Скоро, говорят!

ИОАНН:
(Кричит от боли и ярости)
ААААРРРГХ! Зверь!!! Безумный зверь!!!
(Хватает упавший меч, замахивается, чтобы разрубить стол, но останавливается. Дыхание тяжелое, в глазах безумие и решение)
Довольно. Довольно крови! Довольно страха!
(Кричит в сторону выхода)
СТЕФАН! ИСААК! КО МНЕ! НЕМЕДЛЕННО! Трубить сбор! Мы выступаем! Не на Аркадиополь! НА КОНСТАНТИНОПОЛЬ!

Его крик эхом разносится по лагерю.

Занавес стремительно падает.

АКТ VI

Сцена 1: Гефсиманский сад. Глубокая ночь. Лунный свет, пробиваясь сквозь густую листву старых олив, рисует на земле тревожные, дрожащие узоры. Воздух напоен терпким ароматом маслин и... предчувствием. Тишина кажется хрупкой, звенящей. Крестос отходит чуть в сторону от учеников (Петруса, Иоанна, Иакова), которые, измученные страхом и ожиданием, сидят, прислонившись к деревьям, и... спят. Их позы неестественны, дыхание прерывисто. Лица в тенях выглядят изможденными и беззащитными. Сам Крестос стоит на коленях у огромного, корявого ствола. Его фигура сгорблена не от тяжести тела, а от невыносимой тяжести грядущего. Он не молится вслух – он борется.

Крестос:
(Тихий, прерывистый шепот, обращенный скорее в бездну ночи и в самого себя, чем к небесам. Голос полон человеческого ужаса, далекого от спокойной уверенности прежних речей)
Разум вселенной... Логос... Слышишь ли?.. Чаша сия... (Судорожный вдох). Она переполнена горечью до краев. Смерть. Не абстракция... не путь... а тьма, холодная, липкая, неминуемая. Она дышит мне в затылок. Я знал этот путь. Знаю его необходимость... Но знание и чувство... (Сжимает кулаки, костяшки белеют). Страх... как холодный, скользкий гад... ползет по жилам. Сковывает. Душит. Остановить бы время! Повернуть вспять!.. (Внезапно резко выпрямляется, как будто от внутреннего удара. Голос крепнет, в нем появляются стальные нотки воли, побеждающей плоть) Нет! Разум, восстань! Добродетель – не слово, а стержень! – укрепи меня! Дрогнуть? Ужель я, звавший других к мужеству, дрогну у последней черты? (Пауза. Голос становится ясным, почти спокойным, но с невероятной внутренней силой) Принять то, чего избежать нельзя – вот истинная победа! Победа над страхом, над инстинктом! Смерть... она лишь врата. Тело изотрут в прах... но дух мой? Он свободен! Не сковать его гвоздями, не сломить могильным камнем! Пусть плоть изойдет мукой – дух не сломить! Да свершится!.. (Он поднимается, вытирая со лба не росу, а холодный пот. Его взгляд падает на спящих учеников. В нем – не гнев, а глубокая, бесконечно усталая печаль и понимание человеческой хрупкости) Спите?.. (Тихо, с горечью) Не можете и одного часа бодрствовать... духом? (Подходит ближе, смотрит на Петруса, чей меч беспомощно лежит на земле) Человек... как он слаб. Даже лучшие... даже те, кто клялся идти до конца... Слабее травы под ветром рока.

Внезапно в тишину сада врываются шум шагов, лязг оружия, приглушенные команды. Ученики Крестоса просыпаются. Из-за деревьев вываливается толпа: храмовая стража с факелами и дубинками, несколько римских солдат для острастки, книжники – свидетели. Во главе – Иуда. Его лицо искажено невыносимой мукой, глаза бегают, не находя покоя. Он выглядит так, будто его рвут изнутри.

Иуда:
(Бросается вперед, опережая стражу. Его движения резкие, порывистые. Он пытается схватить руку Крестоса, но не решается. Голос – хриплый шепот, полный отчаяния и самооправдания)
Рабби!.. (В его глазах – мольба о прощении, которую он сам себе не позволяет). Поцелуй... Знак. Так договорились… (Говорит быстро, словно боится, что его остановят). Прости, я думал... я хотел... заставить тебя... показать силу! Сокрушить их! Стать Царем! Я не хотел... не это... Я ошибся!.. Я... Прости…

Его лепет прерывает начальник стражи, грубо отталкивающий Иуду в сторону.

Начальник стражи:
Который тут Крестос? Именем закона и первосвященника!

Стражники смыкают кольцо. Ученики, проснувшиеся от шума, в ужасе вскакивают. Петр, ошеломленный, охваченный адреналином слепой ярости и желанием защитить Учителя физически, выхватывает меч.

Петрус:
(Кричит, замахиваясь мечом)
Прочь! Не троньте его!

Он наносит неловкий удар в сторону ближайшего к нему человека – Малха, раба первосвященника. Удар пришелся по голове, но скользнул. Малх вскрикивает от боли и ужаса, хватаясь за окровавленную рану. Хаос нарастает, стража готова броситься на Петруса.

Малх:
Ой! За что?!

Крестос:
(Его голос гремит, разрезая сумятицу. Не крик, а повелительный приказ, полный абсолютного спокойствия и власти)
Петрус! (Петр замирает, как вкопанный) Вложи меч в ножны! (Крестос делает шаг вперед, между Петрусом и стражей. Его взгляд устремлен на Петруса, но слова – для всех) Кто берется за меч – от меча и погибнет. Разве ты не слышал моих слов? Или думаешь, Отец Небесный, видящий все, не мог бы выслать легионы ангелов на защиту мою? (В его голосе – не упрек, а горькая констатация непонимания) Но не в этом путь. Не в насилии. Принять судьбу – вот оружие мудреца. Вот крепость духа. (Он поворачивается к корчащемуся от боли Малху. Взгляд его смягчается. Он прикладывает ухо к ране Малха. Ужас и боль сменяются на лице Малха изумлением и тихим миром) Исцелен будь. Иди с миром.

Стража, потрясенная этим актом и абсолютным спокойствием Крестоса, на мгновение замирает. Затем начальник подает знак. Крестоса берут под руки. Он не сопротивляется. Ученики в панике. Иуда, увидев кровь и поняв окончательный ужас своего поступка, с диким воплем бросает к ногам стражи мешочек с серебрениками и исчезает в темноте сада с рыданием, которое долго еще слышно. Петрус, ошеломленный, сжимает в руке ненужный меч. Он видит, как Крестоса уводят.

Сцена 2. Двор первосвященника (позже)
Ночь. Жар от костра, разведенного во дворе дома Каиафы, где идет "допрос" Крестоса. Петрус робко прибился к толпе слуг и стражников, греющихся у огня. Он старается быть незаметным, втянув голову в плечи. Лицо его бледно, глаза бегают.

Служанка первая:
(Присматриваясь к Петрусу, указывает на него пальцем)
Эй! И ты был с тем Галилеянином! С этим Крестосом! Я видела тебя в саду!

Петрус:
(Вздрагивает, как ужаленный. Голос дрожит, он отчаянно лжет)
Женщина... я... я не знаю! Не знаю, о чем ты! Не знаю этого человека!

Он отодвигается в тень. К нему подходит стражник.

Стражник:
(Твердо)
Точно! Ты один из них! Речь у тебя галилейская! Ты ученик его!

Петрус:
(Еще громче, почти кричит, с нарастающей паникой)
Клянусь жизнью! Клянусь Богом! Не знаю я этого человека! Отстаньте!

Проходит еще немного времени. Родственник Малха, того самого раба, узнает Петруса.

Родственник Малха:
(Злобно)
Да ведь это он! Я видел его в саду! Это он мечом махал! Ударил Малха!

Петрус:
(Окончательно теряет самообладание. Начинает горячо клясться и божиться, голос срывается на визг)
Клянусь! Не я! Не знаю его! Не понимаю, о чем вы! Пусть меня покарает Бог, если я лгу! Не знаю этого человека!

В этот момент где-то за стеной, во внутренних покоях, раздается голос Крестоса, отвечающий на вопросы Каиафы – спокойный и ясный.

Голос Крестоса:
(За сценой)
Нет. Я не Бог… (Пауза) Я не говорил этого… Мы все – Божьи дети… Я ни в чем не виноват.

Все краски сходят с лица Петруса. Он смотрит на руки – те самые руки, что держали меч, пытаясь защитить... и теперь отреклись. Горе, острее любого меча, пронзает его. Он не плачет громко. Он отворачивается от костра, от людей, и беззвучные рыдания сотрясают его могучую фигуру. Слезы текут ручьями по обветренному лицу, смешиваясь с сажей и пылью. Он выбегает со двора в темноту, и только его тихий, надрывный стон еще долго слышен в проулке.

Занавес

АКТ VII

СЦЕНА 1. Дорога на Константинополь.
Привал на ночной дороге. Лица воинов мрачны, решительны. Иоанн у костра, его черты заострены яростью и горем. Рядом Стефан. Исаак чуть поодаль.

СТЕФАН:
Господин! Мы не сможем взять город с ходу! У императора войск больше! Нужен план! Союзники!

ИОАНН:
(Решительно)
План? Мой план – меч и ярость! Союзники? Народ, который ненавидит его! Двор, который трепещет! Каждая минута – смерть для невинных! Для Агнессы! Я слышу ее крики!

ИСААК:
(Подходя ближе)
Севастократор! Гнев – плохой советчик! Подумайте! Ворвавшись в город мятежником, вы станете таким же врагом закона... как те, кого казнил император. Нас встретят не как освободителей, а как предателей!

ИОАНН:
(Оборачиваясь, с безумным блеском в глазах)
Предателей? Я предаю только тирана! Убийцу моей матери! Ты что, Исаак, дрожишь за свою шкуру? Или за шкуру своего хозяина? Выбирай, Ангел! Сейчас! Со мной? Или с ним? В пропасть?

Исаак отводит взгляд, лицо его непроницаемо.

ИСААК:
Я... верен империи, господин.

ИОАНН:
(С горьким хохотом)
Империи! Хорошая ширма! Ладно! Следуй за ним! И смотри! Скоро ты увидишь, что значит гнев сына, которого лишили матери! Гнев человека, у которого отняли честь!

На дороге возникает темная фигура Слепой старицы. Она простирает руки.

СТАРИЦА:
(Голос разносится ветром)
Спешишь? Спешишь, птенец? В гнездо гадюки? Клюв отца острее твоего меча! Ангел за спиной... крыло уже поднято для удара! В пропасть! Все в пропасть!

Фигура растворяется в тумане.

ИОАНН:
Прочь, ведьма! Я не верю в пророчества! Только в этот меч!

СТЕФАН:
Господин... это дурной знак...

ИОАНН:
Знак – это кровь матери, кричащая об отмщении! Вперед!!!

СЦЕНА 2. Окрестности Константинополя. Рассвет.
Отряд Иоанна на холме. Виден Константинополь, сияющий в первых лучах солнца. У Золотых ворот – императорские войска в боевом порядке. Знамя с монограммой Андроника. На стенах – фигура в пурпуре.

СТЕФАН:
Он ждет нас. Андроник. Лично. Выстроил войска. Золотые Врата заперты.

ИСААК:
(Тихо)
Силы неравны, Севастократор. Штурм будет самоубийством. Послушайтесь разума!

ИОАНН:
(Не сводя глаз с города, с фигуры на стене)
Разум умер с моей матерью, Исаак. Остался только долг. Долг сына... и долг человека.
(Поворачивается к войскам, обнажает меч)
ВОИНЫ РОМЕИ! ВОИНЫ, ВЕРНЫЕ ИМПЕРИИ! Вы видите город? Видите того, кто сидит на троне? Он обезумел от власти! Он убил свою жену, мою мать! Он убивает лучших людей империи! Он залил Византию кровью! Он – не император! Он – чудовище! Я, Иоанн Комнин, сын его по плоти и крови, но не по духу, призываю вас! Помогите мне свергнуть тирана! Во имя справедливости! Во имя наших матерей, жен, детей! За мной! На Константинополь! НА АНДРОНИКА!

Часть войск подхватывает крик: "На Андроника!". Другая часть колеблется, смотрит на Исаака.

ИСААК:
(Внезапно громко, обращаясь к колеблющимся)
Не слушайте мятежника! Он ведет вас на измену и смерть! Храните верность императору! Защитим Андроника! А тому, кто поднимет меч на отца и государя – смерть!

Начинается замешательство в рядах Иоанна. Бойцы смотрят друг на друга, не зная, кому верить.

ИОАНН:
Исаак! Предатель!

ИСААК:
(Вынимая меч)
Нет, Иоанн! Патриот! Стража! Взять мятежного Севастократора! Живым или мертвым!

Воины Исаака и часть колеблющихся бросаются на людей Иоанна. Начинается хаотичная схватка прямо в лагере восставших. Иоанн, в ярости, бросается на Исаака.

ИОАНН:
Изменник! Змея! Я убью тебя!

Они сходятся в поединке. Стефан пытается пробиться к Иоанну, отбиваясь от нескольких воинов. На стене Константинополя фигура Андроника наблюдает за схваткой в подзорную трубу. На его лице – жестокая усмешка.

АНДРОНИК:
(Шепчет)
Деритесь, птенцы! Деритесь! Орлица мертва... теперь орлята клюют друг друга... Прекрасно. Иоанн... мой сильный, мятежный сын... Ты выбрал путь... в бездну.

СЦЕНА 3. Поле боя. Сумерки.
Хаос. Мертвые тела. Знамена Иоанна повержены. Горстка его верных воинов, включая раненого Стефана, окружена превосходящими силами Исаака и императорской гвардии. Иоанн, истекая кровью из нескольких ран, стоит на коленях. Исаак Ангел подходит к нему, меч наготове.

ИСААК:
Кончено, Севастократор. Твой мятеж подавлен. Император приказал доставить тебя к нему... живым. Чтобы он мог... насладиться твоим раскаянием.

ИОАНН:
(Поднимает голову, смотря Исааку в глаза с ненавистью и презрением)
Раскаянием? Перед убийцей моей матери? Никогда, Исаак. Ты победил… Сегодня… Но помни: Андроник сожрет и тебя. Ты видел его благодарность? Он благодарен только страху. И ты... следующий в списке.

СТЕФАН:
(Хрипит, пытаясь встать)
Господин... простите... мы не смогли...

ИОАНН:
(Не отводя взгляда от Исаака)
Молчи, Стефан. Ты верен. А я... я был слеп. Слепой, ведущий слепых... в пропасть. Как предрекала старуха. (К Исааку) Веди, Ангел падения. Отведи меня к моему отцу... к императору... к палачу. Посмотрим, чья кровь окажется последней на его руках.

Исаак делает знак страже. Они грубо поднимают Иоанна. Стефана добивают. Иоанна уводят в сторону Константинополя, где уже зажигаются огни. Над городом сгущаются тучи. Где-то вдалеке, словно эхо, слышен безумный хохот Слепой Старицы.

СТАРИЦА:
(Голос в ветре)
В пропасть! Андроник! Иоанн! Исаак! Новый Рим! Все в пропасть! Кровь... кровь... кровь...

Занавес медленно опускается. Финал первой части – поражение мятежа, Иоанн в цепях идет навстречу страшному суду отца, Исаак торжествует, но тень предательства и будущего возмездия уже накрывает всех. Империя балансирует на краю гибели.

Конец Первого действия