Читать онлайн "Отель 29,5 шаманов"

В комнате, где пыль лежала на полках, как застывшие воспоминания, тускло мерцала старая настольная лампа. Её свет дрожал, будто боялся того, кто сидел за столом.
Фигура в тёмном халате, с сединой в волосах и упрямым огоньком в глазах, медленно перелистывала потрёпанную кожаную книгу. Страницы хрустели, словно сопротивляясь прикосновениям.

На одном из разворотов — почти завершённая формула.
Компоненты: Память. Гнев. Привязанность… Всего двадцать девять, собранных в особом порядке. Это была шаманская алхимия: не просто смесь, а древний язык, где каждое слово — вещество.

Но… чего-то не хватало.
На полях, аккуратной рукой, было выведено: «Чистый Демон» — что это значит? Каждый раз, когда он читал эти слова, в них звучало что-то… неуловимое.

Неназванный тридцатый — то ли никогда не явился в этот мир, то ли был стёрт из памяти.
И ниже — как итог, как приговор: «Истинное чувство нельзя создать без жертв».

Большим пальцем он щёлкнул тумблер диктофона.
Голос прозвучал глухо, почти шёпотом:
— Эксперимент тридцать пятый. Формула стабильна. Двадцать девять синтезированы. Последнего нет…
— Без него реакция не завершается. Катализатор активен, но формула распадается через три часа сорок семь минут. Это не зелье. Это — лишь имитация. А мне нужна любовь. Настоящая.

Учёный сделал паузу, провёл пальцем по краю страницы.
— Привязанность вспыхивает быстро… но гаснет.
Окситоцин лишь греет, а серотонин путает любовь с привычкой.

Взгляд поднялся к сосуду, где над густой кроваво-алой жидкостью поднимались клубы пара.
За спиной на стенах — выжженные руны. На полу — круг: старые зубы, пепел трав и двадцать девять связок, каждая с каплей засохшей крови. Как будто кто-то собирал их не один год.
Но тридцатой не было.

— Но тридцатая… — сорвалось с его губ. — Она не из мира веществ. Она — в центре круга. Свет, без которого всё остальное распадается.

Зеркало поймало взгляд. Отражение замешкалось на миг.
Тень за столом скривила губы в усмешке. Щёлкнул диктофон:
— Цель подтверждена. Объект: женщина средних лет. Номер — 28. Переход к стадии наблюдения.

Пальцы на мгновение задержались на кнопке выключения. Диктофон уже тянули убрать, но движение замерло. Щёлк. Снова запись. Коротким, решительным жестом.

И тихим, надломленным тоном добавилось:
P.S.
— Любовь… Настоящая?..
Выдувается, как мыльный пузырь: красивая, хрупкая, обречённая.
Гаснет от взгляда, в котором стало слишком спокойно.
Но моя любовь — не пузырь.

Она — формула. Материя, собранная капля за каплей.
Колебания ей чужды, ошибки невозможны.
Предательство исключено. Свобода вычеркнута.
Остаётся лишь суть — вечная, как камень.
Моё создание… почти готово.

Щёлкнул тумблер. Тишина поглотила звук.
И вместе с ним остановилось дыхание комнаты.

***

Они ехали всю ночь. Колёса шуршали по мокрому асфальту, сквозь туман, стелящийся вдоль океанского побережья, как дыхание чего-то древнего.
Раннее утро было тусклым: серое небо, лужи на дороге отражали свет фар, будто осколки разбитых зеркал.
Мир казался зыбким, нереальным, как сон, из которого нельзя повернуть назад. Оставался только один путь — вперёд.

Лили сидела за рулём. Из стареньких динамиков неуверенно пробивалась кантри-музыка.
Сзади профессор Лукас похрапывал в неудобной позе — затёкший, перекошенный, будто его кто-то специально скрутил для экспозиции.
Генри, устроившийся спереди, прижимался лбом к запотевшему стеклу, будто во сне искал выход из тумана

Со стоном Лукас зашевелился, зевнул, потянулся и схватился за икры:
— Господи… позвоночник как у столетнего дуба.

Приоткрыв глаза, он ткнул пальцем в мутное окно, где проплывали деревья и фонари.
— Где мы? — сипло спросил он.
— Почти на месте, — ответила Лили.

На обочине мелькнул указатель: «Мыс Проклятых» — белая стрелка на фоне блеклого рассвета.
— Что?! — Лукас дернулся на сиденье.

Его вскрик был таким громким, что Генри со стоном распахнул глаза:
— И чего так орать… люди вообще-то спят, — пробурчал он, снова закрываясь руками.
— Ну… мыс Проклятых. И что? — добавил он сквозь зевок. — Таких тьма кругом, хоть каждый месяц открывай новый «проклятый чего-нибудь». Без разницы…

— Как что?! Да про него же писали в газетах! Городишко забытый, мрачный, жуткий до дрожи. Его даже в каком-то кино снимали — там и без декораций всё готово, для ужастиков! Журналисты толпами туда бегали!
— И что? — пробурчал Генри, не открывая глаз.
— Ну… там же маньяк был! Вы что, не слышали? Не просто какой-то очередной сумасшедший, а с навязчивой идеей! Ему даже прозвище дали… Сейчас… Химик?.. Нет, нет… Алхимик! У него всё на формулах строилось, жертвы, мистика — полный бред! Я не помню всех деталей, врать не буду, но жертв было много… даже не знаю, поймали его или нет. Брр, аж мурашки!

Лукас выпрямился, вдавил очки в переносицу и с надеждой пискнул:
— Мы ведь туда не едем? Просто… мимо?

Лили, не отрывая взгляда от дороги, бросила через плечо:
— Тут вы не угадали, профессор. Наша цель — именно этот городишко.

— О, боже… — простонал Лукас, откидываясь назад. — Мы же только-только вырвались из той психушки… Я, между прочим, сам себя гипнотизировал! Это реально жесть была. Всё пошло к чёртям!

Лили повернула голову, ухмыльнулась:
— Так в этом и был план. Вы что, не поняли? «К чёрту план» — сработал идеально.

Она снова уставилась на дорогу и добавила уже тише, спокойнее:
— Всё нормально, профессор. Не паникуйте. Всё, что нужно, я узнала от мужа. Мы на правильном пути. Я это чувствую.

Лукас заметил у её ног мешочек с сушёными травами. Горьковатый запах полыни висел в воздухе.
— Опять со своими корешками? — хмыкнул он. — Думаешь, трава решит то, с чем врачи не могут справиться?

— Лукас! Вы же «профессор ботаники», — резко бросила Лили. — Так уж вы должны знать: для земли нет ничего невозможного.

— Нет! — обиженно взвился Лукас. — Во-первых, я — специалист по ретроспективной биоморфной реконструкции мезозойской фитобиоты на основе стратифицированных фитолитов! А не какой-нибудь там травник!

— Да один чёрт, — буркнул Генри. — Профессор, прекратите. Каждый раз, когда вы это выговариваете — уши вянут.

— Хочется громкость убавить, — скривился он, прикрывая уши. — Ну правда, профессор… хватит уже.

— Во-вторых, — не унимался Лукас, подняв палец, как на лекции.

— Это надолго… — вздохнул Генри, и, покосившись на Лили, театрально продолжил:
— Хоть бери и вычёркивай из словаря слово «растение». Ну хоть раз бы доехали спокойно. Без лекций.

— Не перебивайте! — Лукас вдруг заговорил тише. — То, что было — не просто растения. Это был язык. Заклинание. Целый код. Миллионы лет назад каждый лист знал свою роль. А теперь — тишина. Пустота. Больше нет ни буквы, ни синтаксиса. Только шум.

Лили не отвела взгляда от дороги. Голос её был твёрдым и тихим:
— И вообще, врачи ошибаются. Земля — нет. Она даёт то, что нужно. Но только если её хорошо попросить.

Генри приподнялся, протёр запотевшее стекло и усмехнулся:
— Удобно верить в землю. Она всегда молчит. Можно вложить в неё любые басни.

«Ну ладно, не будем о грустном», — сказал он уже спокойнее и достал потрёпанный блокнот с зацветшей матерчатой обложкой. Быстро развязал тесёмку, схватил закладку и открыл нужную страницу — так, будто делал это каждый день.

Профессор оживился, подался вперёд, глаза вспыхнули:
— Вот… вот оно! Первокод природы!

Он перегнулся ближе к блокноту. На странице был рисунок растения — схематичный, но чёткий.
— Вот о чём я! Лист — буква, стебель — синтаксис, соцветие — алгоритм! Это не трава, нет, это живая программа! С её помощью можно переписать мир — от начала и до конца. Она существует. И я её найду. Даже если придётся сварить мой самый ненавистный суп из одуванчиков!..

— Фу, гадость, — пробурчал Генри, отворачиваясь к окну.

Лили вздохнула, покачала головой:
— Ну хоть с самоиронией у вас порядок, профессор. Осталось найти порядок в голове.

Генри усмехнулся, крутя в пальцах медальон со стёртым узором:
— Миры, зелья, коды… Всё это звучит как базарные сказки. Переписать мир травой? Бред.

Лили сжала руль так сильно, что костяшки побелели.
— И всё же, — пробормотала она, — иногда легенды упрямее фактов.

Лукас поймал её взгляд в зеркале и тихо добавил:
— Вот именно. Легенды не случайны.

Генри резко поднял глаза. Голос стал жёстким, без привычной иронии:
— У тебя же муж в коме, Лили. Он даже не сказал, что значит этот знак на его ладони. И как он может помочь нам.
Он выдержал паузу, всматриваясь в неё.
— Так как мы вообще можем быть уверены, что идём по правильному пути?

Лили глубоко вдохнула, надавила на газ:
— Он и не должен был. Я не знаю как… но я верю в это. И оно кричит: это единственный путь.

Лукас кивнул, глаза вспыхнули:
— Интуиция — это подсознание, которое складывает пазл раньше сознания. Иногда оно точнее самой науки.

Генри приподнял бровь, скривил губы в усмешке:
— Странно слышать всё это от вас… Наука и мистицизм — в одной голове. Не мешают друг другу?

Он перевёл взгляд на Лили, усмешка стала шире:
— А я вот прямо сейчас наблюдаю, обо что ваш «научный подход» так быстро разбился вдребезги.

Лукас вспыхнул, отвёл глаза в окно. На секунду он хотел что-то возразить, но так и не нашёл слов.

Генри ухмыльнулся шире, с ленивой иронией:
— Чудесно. Один верит в землю. Другой — в ощущения.
Он откинулся на сиденье, прикрыл глаза и добавил, будто вполголоса себе:
— А мне остаётся верить в здравый смысл…
Пауза.
— Который, похоже, вышел из этой машины на последней заправке. И, кажется, хлопнул дверью.

***

Машина медленно въехала в пределы города. Туман, густой, как молоко, ложился на фары, гасил их свет, превращая всё вокруг в зыбкое, полусонное марево. На въезде висела старая табличка с выцветшей надписью:
"Добро пожаловать в Крейвен-Бэй. Население…" — дальше цифры были сорваны ветром.

И тут они увидели его.

Посреди дороги, в обнимку с туманом, застыл человек в изношенном плаще: в руке — ржавое копьё, на груди — тяжёлый, пузатый чайник, будто вросший ремнём в тело. Глаза скрывала повязка из некогда белого, ныне пыльного платка.

Он стоял, будто прирос к земле, и растворяясь в тумане. Издалека — просто силуэт. Вблизи — человек без времени на лице.

— Тормози… — прошептал Лукас, и Лили резко нажала на тормоз.

Машина остановилась в двух метрах от странного силуэта. Тот поднял копьё не угрожающе, а как бы по-ритуальному, перекрестив им дорогу.

Лукас дёрнул окно и, высунувшись, выкрикнул срывающимся голосом:
— Эй, старик, уйди с дороги! А то ненароком собьём!

— Вы пересекли черту, — прохрипел он. Голос был как ржавчина, въедающийся в уши. — ВАШЕ БУДУЩЕЕ ОСТАЛОСЬ ПОЗАДИ. ВАШЕ ПРОШЛОЕ ЖДЁТ ВПЕРЕДИ! Она всё ещё ищет…

Он склонился ближе, лицо почти упёрлось в стекло. Глаз под платком не было видно, но Генри ощутил взгляд — тяжёлый, чужой, будто пробрался внутрь.

— Она уже заметил вас, — прошептал старик. — Теперь она вас ведёт.

Чайник на его груди вздрогнул и зашипел, выпустив струю ядовито-зелёного пара.
Запах ворвался в салон — резкий, густой, едкий.
Генри закашлялся, прижав рукав к лицу:
— Что за дьявольский чай там?

Лили вдруг замерла. Не дышала.
Лукас, морщась, вдохнул глубже — будто пробуя на вкус:
— Полынь… немного болиголова… и что-то ещё…
Он вдруг побледнел.
— А это... точно чай?

— Господи… — заскулил он, съёживаясь. — Я же говорил! Не надо было сюда ехать!
Моя подворотня казалась мне страшной… а тут… тут хуже любого ужастика.

Он замолчал, мельком взглянув на старика, всё ещё застывшего посреди дороги, как памятник чьему-то безумию.
— Ну что ж, — пробормотал Лукас, — если это и не сам серийный убийца, то за его подельника он вполне сойдёт.
— Я бы не хотел встретить его больше вообще…

Лили молча объехала странного старика. Тот даже не шелохнулся.

Она лишь на миг задержала взгляд.
В этой фигуре — сутулой, с копьём, с чайником на груди — было что-то... слишком знакомое.
Словно из воспоминания, затертого годами.

Но Лили ничего не сказала. Ни слова. Только крутанула руль чуть резче.

— ОК, — бросила она. — Двигаемся. Не отрывая взгляда от дороги.
На обочине торчал перекошенный дорожный знак: "Мыс Проклятых — 2 км"

Чуть дальше — старый киоск с выцветшими газетами за запотевшим стеклом.
На витрине — заголовок: «Последний выпуск».
А на месте даты — лишь размытые пятна, будто время попыталось переписать себя, но рассыпалось на атомы.
Лили выключила радио. Музыка стихла, и в салоне стало по-настоящему тихо. И начали прислушиваться к нарастающей тишине вокруг.

Они свернули на главную улицу. Здесь было ещё мертвее. Ни одной машины. Ни души. Только редкие жёлтые фонари, мигающие, как лампочки в забытом подвале.
— Нам сюда, — тихо сказала Лили, поворачивая на узкую дорогу.

— Я помню эту улицу. Я уже была здесь… кажется. Она говорила это вслух, но больше — самой себе. Словно пытаясь убедить, что знает где они.

Дом, к которому они подъехали, был двухэтажным, с облупившейся вывеской, болтающейся на одном ржавом гвозде: «Отель „29,5 шаманов“».
Генри молча выглянул из окна. Щёлкнул пальцами — по привычке, когда что-то шло не так.
— Мда… Отель уровня «Смотри, случайно не вселись». Похоже, ни одной звезды с неба так и не упало — ни разу.
Фасад давно не знал краски. Пара окон были заколочены. В одном занавеска дрогнула — от сквозняка… или чего похуже.
Сам дом был странной формы — почти правильным кругом, будто кто-то строил его не для людей, а для ритуала. Стены шли плавно, замыкаясь в кольцо, словно обводя невидимый центр.
Дверь слегка приоткрыта, как будто кто-то вошел... но так уже и не вышел.

— Это точно хорошая идея? — пробормотал профессор, уставившись на здание. — Кажется, я уже жалею, что вообще проснулся.

— Ну всё… началось, — буркнул Генри, выглядывая из машины. — Только скажите честно: это та самая гостиница? Где жил… или приносил жертвы ваш «Химик»?

— Алхимик, — поправил его Лукас.

— Алхимик, Химик… какая разница, — фыркнул Генри. — Сто процентов какой-то местный псих. Сразу говорю: в это ваше шаманство я не верю. Все эти байки мрачных городишек придуманы для туристов, чтобы щекотать нервы. — Он хмыкнул и прищурился. — Но, судя по форме дома, кто-то тут явно перестарался с бубнами вокруг костра.

Лили молча посмотрела на него.
И не ответила.

— Да ладно… — выдохнул Лукас. — Мы же не будем тут останавливаться?

— Я точно помню — именно это здание было на главной странице той старой газетёнки! Та самая история, где люди пропадали или сходили с ума!

Он замахал руками, словно отгонял саму мысль:
— Это же… это как в тех фильмах, где герои знают, что там призраки… но всё равно идут внутрь! Только мы-то не киношные идиоты! Мы — интеллигентные, образованные люди! Мы не полезем в логово сумасшедших алхимиков! Найдём другую гостиницу. Или, на худой конец, в машине заночуем. Я — туда не пойду!

Он оглянулся на отель и невольно шагнул назад — будто здание втягивало его в себя.

В небе вспыхнула молния. Гром рванул небосвод. С туч хлынул дождь.
Крупные капли застучали по крыше и капоту — будто кто-то торопил с решением.

— Отлично… — простонал Лукас. — Атмосфера готова, тучи подвезли. Скулёж включился — по умолчанию.
Он отступил, указывая на вход:
— Я вас умоляю… Ну мы же здравомыслящие люди! Мы же не пойдём… смотреть на это! Вы не заставите меня туда войти!

— Профессор, — спокойно, но с нажимом сказала Лили. — Вы же хотите найти свой драгоценный сорняк? И доказать, что вы не трепло в своём научном мире?

— Это не сорняк! — вскинулся Лукас, пальцы сжались в кулаки. — И не лжец я! Это — Первокод природы! Это… смысл! Это то, что изменит всё!

— Ну так докажите. Покажите. Сначала себе.

— Но ночевать в этой дыре, среди теней и шизофрении?.. Я лучше в машине.

— В машине? — прищурилась Лили. — А вы ту газетёнку вообще читали? Там, может, и было фото отеля — да. Но жертвы были раскиданы по всему городку.
Она повернулась чуть к окну, не меняя тона:
— И никто так и не доказал, что всё это дело рук одного человека. Может, они вообще сами того… А потом байку сочинили — для туристов. Чтобы заработать.

Она сделала паузу, голос стал хрипловатым:
— Кто вообще сказал, что в машине безопаснее?

Лукас приоткрыл рот, но она не дала вставить:
— Это не отпуск на Занзибар. Мы не отдыхаем. Мы ищем.
Она чуть подалась вперёд, будто смотрела сквозь них:
— Хотите что-то изменить — начните с себя. Придётся напрячься. Переступить через страх, через свою… сущность.
Мгновение — и совсем тихо, почти сдавленно:
— И сделать это сейчас.

Он замер. Дождь стекал по его очкам.
Он выдохнул:

— Это не сорняк… это карма какая-то…

И поплёлся следом.

— Итак… нам нужны легенды, — серьёзно сказала Лили.

Она оглядывалась, стоя перед входом, пока гром гнал прохожих по домам.

— У меня есть варианты, — повела плечом. — Слушайте.
В больнице, когда я сидела с мужем, ко мне подошёл один малохольный практикант. Заявил, что умеет выводить людей из комы с помощью гипноза.
Звучал как гадалка: то ли шарлатан, то ли правда что-то умел. Я ему сразу — «брысь, мне не до тебя».

— Это один. Второй — вечерами кружил вокруг, на кофе звал. Странный.
Улыбка до ушей, а глаза стеклянные. Пихал мне страховку на жизнь. Ненавижу этих улыбчивых прыщей в костюмах: всё равно думают, как бы меньше заплатить.

Она резко подытожила:

— В общем, план такой.

Лили ткнула пальцем в Лукаса:

— Ты — профессор. По гипнозу. Пытался вывести моего мужа из комы.

— Так я ж… это… один раз было. И случайно. Сам себя загипнотизировал… — замялся Лукас. — Но опыт есть, выходит.

— Вот и отлично, — отрезала Лили. — Подходит.

Затем она повернулась к Генри:

— А ты — мой страховщик. Приехал проверить бумаги.

— Ой, откуда ты это берёшь? — фыркнул Генри. — Хотел, не поступил.

— Значит, почти-юрист, — бросила она. — «Почти» — уже достаточно. Тут никто и не поймёт. Разве что в справочнике найдут. Если сильно захотят.

Она шагнула к двери — и обернулась на полуслове:

— Если кто-то спросит — молчите. Просто кивайте. Даже если я понесу полную оккультную чушь.

Генри приоткрыл рот, будто хотел уточнить:

— А-а…

— Без вопросов, — снова перебила Лили. — Если узнают, зачем мы приехали — тогда уже сами будете звать алхимика на помощь.
Я могу говорить странности. Вы — просто кивайте. Понятно?

Она секунду смотрела на них, убедилась, что оба молчат, и кивнула.

Лили толкнула дверь гостиницы — та распахнулась со скрипом, будто старик с трудом выпрямил спину и ворчливо пробормотал:
— Чего припёрлись?

Внутри раскинулся холл на два этажа. Было темно, словно отель долго спал и только сейчас его кто-то толкнул в бок — он приоткрыл глаза и впустил в свой сон придорожных призраков.

Тусклый свет сочился из редких ламп, едва живых — словно дрожащие свечи в забытом храме.
Тёмное лакированное дерево поблёскивало, будто впитало в себя годы, а перила вдоль стен тянулись, как иссохшие жилы.
Коридоры петляли кольцом, увлекая взгляд в пустоту.

— Господи… — Лукас прикрыл рот ладонью. — Я лучше в любой подворотне, хоть с крысами, но не здесь.

Запах ударил в нос — едкий, аптечный: будто время забыло открытые склянки с полынью, хлоркой и настойкой валерианы.

— Ну точно логово Химика, — буркнул Генри, сморщившись. — Запах прямо его берлоги. М-да, профессор, впервые, пожалуй, соглашусь с вами: тут и правда чертовщина. Чего мы сюда полезли? Может, ну его, заночуем с крысами? Здесь же мрак, хоть глаз выколи.

— Тсс, — Лукас подался вперёд, поправляя очки. — Во-первых, не Химика, а Алхимика. — А во-вторых… тише. Некоторые здания имеют уши. И память похлеще нашей.

— Здания? — Лили прищурилась. — Или она? — и кивнула на стойку.

Глаза постепенно привыкали к полумраку. Сначала это казалось игрой теней. Силуэтом, вылепленным светом. Но чем дольше они вглядывались, тем явственнее становилось: он смотрит в ответ.

За стойкой стояла фигура — то ли женщина, то ли нечто. Волосы стянуты в строгий узел, платье старомодное, почти монашеское. Слишком вытянутая. Слишком неподвижная. Будто её скрутило временем и прибило к месту навсегда.

От скрипа половиц тень дрогнула и обернулась.

— Тётя Золя?! — выдохнула Лили.

Генри и Лукас переглянулись.
На миг воздух застыл.
А потом лицо у стойки вдруг озарилось радостью.

— Боже мой! Лили! Какими судьбами?! — она выскочила из-за стойки с сияющей улыбкой. — Эй, народ! Посмотрите, кто к нам приехал! Мария! Майкл! Где вы там?!

Её голос разлетелся по всей гостинице, подгоняя эхо в пустых коридорах.

На лестнице замерли две фигуры. Один тут же бросился вниз, перескакивая через ступеньки, и, не сдержавшись, обхватил Лили в крепких объятиях.

— Лил! — выдохнул он так искренне, что даже у Генри что-то дрогнуло внутри.

Это был мужчина лет тридцати пяти: короткая стрижка, открытое лицо, лёгкая небритость и несвоевременная седина. Видно было — он следил за собой, но без фанатизма.

— Я думал, ты уже никогда не вернёшься, — сказал он, всё ещё держась за её плечи. — С тех пор… многое изменилось.

— А ты всё такой же, Майкл, — мягко ответила Лили, чуть отстраняясь. — Только серьёзнее стал. И глаза у тебя… совсем другие. Будто они устали и не на этой планете.

Он чуть усмехнулся, пытаясь разрядить паузу:
— Да ладно, не нагнетай, Лил.

— Наверное, потому что я тебя ждал, — добавил он уже спокойнее.

— Мария! — вдруг окликнула Золя наверх. — Спускайся уже, не строй из себя местное привидение. У нас гости!

Наверху что-то ворчливо зашевелилось, послышалось шуршание. Затем донёсся хрипловатый голос:

— О боже… «Радость в дверь вошла, а за ней беда пришла».

На лестнице мелькнула тень. Шаркающая походка — и фигура тут же скрылась в темноте.

Генри и Лукас стояли чуть в стороне, оба напряжённые и в лёгком замешательстве.
Генри наклонился к Лукасу и прошептал:

— Это… вообще нормально?

— Не уверен, — так же шёпотом ответил Лукас. — Такое ощущение, будто мы попали в сериал, где уже идёт третий сезон… а нам забыли показать первые два.

— Какими судьбами? — не отпускал Лили Майкл, засыпая её вопросами. — Ты надолго? Почему не писала? Что случилось?

— Ну… — Лили попыталась мягко вырваться, но Майкл держал её крепко, словно боялся отпустить хоть на миг.

Генри и Лукас снова переглянулись.

В этот момент тётя Золя с лёгкой улыбкой вмешалась, разрезав неловкость:

— Дайте девочке хоть вдохнуть, — сказала она и, взяв Лили под руку, повела её к небольшому диванчику. — Ну что, рассказывай: с чем пожаловали?

Она села рядом и, бросив взгляд на спутников Лили, спросила:
— А это… твои?

— Да, — кивнула Лили. — Это Генри… и профессор Лукас.

— Профессор… — протянула тётя с прищуром. — Ну надо же. У нас таких гостей днём с огнём не сыщешь. Сочтём за честь.
Присаживайтесь, не стойте, будто в музее. У нас тут не приём у губернатора, а тёплый дом — пока не докажет обратное, — добавила она.

Профессор тут же слегка поклонился, как истинный джентльмен:
— Весьма польщён.

Щёки его при этом вспыхнули лёгким смущённым румянцем.

Все начали рассаживаться.
Генри и Лукас устроились напротив, на стулья — как два примерных студента на скучной лекции.
А Майкл остался стоять рядом с Лили — напряжённый, будто боялся: стоит ему моргнуть, и она исчезнет, как мираж.

И вдруг заскрипела входная дверь.
В проёме сверкнула молния, на миг разорвав небо пополам — будто сама дверь стала щелью между мирами.

На пороге возник ОН.
Тот самый человек из тумана — видение, будто вырвавшееся из преисподней.

Мокрый с головы до пят, с груди его покачивался пузатый чайник, блестящий от капель; из горлышка струился пар, словно сам чайник дышал. На лбу — бледный шрам, как напоминание, стёртое временем или огнём.

В одной руке — ржавое копьё.
Двигаясь всем телом, он отряхивал воду с накидки, больше похожей на оборванную судьбой мантию, и издавал энергичное «брррр», словно мокрый пёс после ливня.

Он медленно двинулся в холл. Половицы под его шагами кряхтели.

Дойдя до центра комнаты, странник остановился, тяжело опёрся на тупое копьё и трижды коротко ударил им о пол — резко, будто ритуал.
Он запрокинул голову и заговорил:

— Луна видит вас, — глухо произнёс он. — И готова дать имена.

Лукас, сжавшийся на стуле, покосился на Золю и, наклонившись вперёд, прошептал:
— Кто это вообще такой? Какая ещё Луна видит?.. Да ведь утро на дворе…

Тётя Золя, как ни в чём не бывало, спокойно ответила:
— Это хозяин отеля.

Лукас побледнел, очки съехали на кончик носа:
— О боже… Ну всё, я пошёл вещи собирать… стоп… какие вещи… мы же ещё даже не вселились…

— Тише, — произнесла Золя так спокойно, будто речь шла о пустяке.

Хозяин на секунду остановился, провёл рукой за голову и подтянул повязку на затылке чуть туже, будто готовился к битве.

Первой была Лили.
Хозяин подошёл к ней.
Он провёл пальцами от её лба к губам, будто считывал невидимую карту, и на миг застыл — то ли для пафоса, то ли и вправду входя в транс, прислушиваясь к той глыбе в небе.

Голос его стал глубоким, с отголоском древнего хора:
— Луна нарекает тебя «Штормом на голове».
— Вихрь живёт в твоих волосах, а сердце твоё откроет врата. Да услышит тебя лес — и лес пробудится в тебе.

Лили, едва сдерживая смешок, склонила голову, принимая "посвящение". Сказав. ОК.

Вторым оказался Генри. Хозяин повернулся к нему.
Тот напрягся, вцепился в край стула, будто в щит. Сдвинул брови, готовясь к атаке.

Хозяин легко коснулся его лба и груди.
— Ты — Будешь. «Бубен в Разукрашенной Маске».
— С юбкой, что помнит больше, чем ты сам, и бубном, который громче твоих мыслей.
— Ты хочешь быть кем-то.
Но каждый раз выбираешь — быть никем.
Потому что так… тише. Так — проще. Так — не больно.

Генри хмурился, но промолчал, ощущая в странных словах что-то безболезненное, но верное.

И последним настал черёд Лукаса. Хозяин повернулся к нему.
Тот в отчаянии пытался за секунду принять сразу несколько поз, чтобы выглядеть уверенным, но в итоге лишь выдал собственную панику.

— Я… я в порядке, правда. Спасибо. Не беспокойтесь обо мне, — пробормотал он.

Хозяин склонил голову, печально улыбнулся и подошёл ближе.
Он провёл рукой по лбу и груди Лукаса.

— Ты — «Хвост Мудрости» в очках.
— С глазами, что видят дальше, чем нужно, и хвостом, который шевелится всякий раз, когда душа хочет сказать правду.
И твой хвост — теперь твой компас.

Лукас раскрыл рот, потом снова закрыл. Наконец тихо спросил:
— Простите… хвост что?

— Компас, — серьёзно ответил Хозяин. — Верь ему, как веришь в фотосинтез.

Лукас моргнул, будто его ударили этим словом по лбу.
— Фотосинтез?.. — пробормотал он, хватаясь за очки. — Простите, но фотосинтез — это биохимический процесс, а не вопрос веры…

— Вот именно, — добавил Хозяин спокойно.

Лили прыснула со смеху. Лукаса с хвостом и правда интересно было бы представить.

— Но… фотосинтез… — упрямо повторил Лукас, разводя руками. — Причём он тут?..

Хозяин отступил на шаг, будто исполнив свой долг. Чайник у него на груди зашипел — словно одобрил лунные имена.

Золя, не теряя привычной бодрости, махнула рукой:
— Ну, теперь вы свои. По крайней мере, по версии Луны.

— Боже, Майкл, у нас ведь гости! — всплеснула руками тётя Золя. — Чай? Кофе? Где наши манеры?

— Он у нас лучший кофе в городе варит, — с гордостью добавила Золя. — Пока не докажет обратное.

— Да-да, я уже иду, — встрепенулся Майкл, поспешно поворачиваясь к выходу. — Сейчас всё исправлю, чайник поставлю…

Чайник на груди Хозяина вздрогнул, зашипел — пронзительно, почти электрически, словно воздух вокруг вскипел в одно мгновение. В комнате запахло медью и едким паром, будто сваркой.

— Етресните меня бубном, я же просил! — резко оборвал его Хозяин.

Он уже сидел рядом — будто вырос прямо из тумана, воткнув своё ржавое копьё в щель между половиц.

Все разом обернулись.

— Молчать, — прорычал он низко. — В его присутствии других чайников не существует. Он воспринимает это как личное оскорбление.

На груди у него чайник снова зашипел и сорвался на пронзительный свист — словно зверь в клетке рвался наружу.

Хозяин поднял голову, криво усмехнулся и лениво бросил:
— Ну вот и всё… Чай готов. Никуда ходить не нужно.

Чайник выдохнул — и будто целый лес вырвался наружу: пряности, мох, еловые нотки… и что-то непостижимо дикое, от чего дыхание сбилось мгновенно.

— Чай ведь все хотят? — спросил Хозяин. Он уже наливал, даже не дождавшись ответа.

Майкл застыл, не зная, что делать дальше.
Но тётя Золя, спокойно, словно ничего странного не происходило, махнула ему рукой:
— Иди, иди на кухню. Делай чай, кофе… что там у тебя.

Лукас со вздохом потёр лоб и буркнул:
— А мне, если можно, кроме чая… всё же ещё просто воды. Холодной.

Генри наклонился к нему и прошептал, едва сдерживая улыбку:
— Ну вот. А ты боялся этих страшилок из жёлтой прессы.

— Я и сейчас боюсь. Правда, уже не их, — пробормотал профессор.

— Ой! — внезапно пискнул он, зажмурившись и потирая глаза. — Да что ж такое, опять…

Он схватился за нос. Из глаз текло, из носа тоже. Он судорожно шарил по карманам, выуживая измятый платок.

— Что-то у вас тут… шерстью пахнет. Вы, случайно, не держите кошек?

Ответ пришёл незамедлительно: в коридоре мелькнула кошка. А следом, с топотом и воплем, ворвался мальчик лет шести-восьми. Лохматый, в свитере на два размера больше, он мчался за ней, размахивая чем-то вроде железной кочерги, и выкрикивал:
— Не уедешь! Я хочу просто поиграть с тобой!

Золя резко подалась вперёд и, почти на лету, схватила его за ворот свитера.
— Осторожно, разбойник. Дай ей спокойно пройти.

Мальчик замер, насупился. Быстро бросил взгляд на Генри, сжал губы:
— Простите, она всё время сбегает… я хотел поиграть.

— Как я тебя учила обращаться к старшим? — перебила Золя строго.

Он выпрямился, втянул губу и повторил:
— Простите, сэр…

— Вот так. И не забывай.

— Один из наших, — сказала Золя спокойно, будто объявляла температуру воздуха. — Сын Майкла.
Иногда носится, как бес в тапочках, — будто вместо каши хлебнул зелья.

Она повернулась к Лукасу:

— Да, кошки у нас есть. Их тут любят. Штук… — она задумалась, будто считая в уме, — …семь. Точно есть.

— Старые стены — старые привычки.
— А у меня, между прочим, аллергия, — прохрипел Лукас, вытирая глаза и шмыгая носом.
— Подожди, — нахмурился Генри. — У тебя же был попугай.
— И он тоже мне жизнь портил! — всхлипнул профессор. — Проклятое пернатое, везде сущее!
Он размазывал платком слёзы, но не унимался:
— Семёном звали. Подарок от соседа-академика, который уехал “на недельку” в отпуск и так не вернулся. А тот — из интеллигенции: не линял, не царапался, но в четыре утра читал лекции по квантовой механике. Громко. Будто прокурор в суде.
— Так всё же — аллергия на попугаев? — уточнил Генри.
— Нет! — вскинулся Лукас. — На кошек, намного! Биохимические, пушистые, предательские бомбы.
— Уверен? — прищурилась Лили.
— Абсолютно. Один раз уснул у знакомой — проснулся весь в шерсти. Нос забит, глаза текут… чуть не откинул кони.
Он развёл руками, голос стал трагичным:

— А таблетки, как назло, забыл. Хотя… какой к чёрту дом? Я не помню, когда последний раз вообще там был.

Золя резко обернулась и крикнула в сторону коридора:

— Майкл!

Из глубины донёсся его голос, с лёгким эхом и шумом посуды на фоне:

— Да иду я, иду!

Через несколько секунд он появился в проёме, вытирая руки о халат. Щёки красные, от него тянуло кофе — будто прямо из бани вынырнул.

— Что нужно? — спросил он, по привычке оглядываясь по сторонам.

— Вот у тебя новый пациент, — Золя кивнула на Лукаса. — Майкл у нас местный лекарь. Профессор с аллергией на кошек. Что-нибудь дашь?

— А, да конечно…

Он кивнул, даже не дослушав до конца, и уже разворачивался.
— Ну, профессор… у нас тут всё есть. Это же не дыра какая-нибудь. Сейчас что-нибудь найдём.

Лукас продолжал размазывать платком под носом, шмыгая и ворча:
— Вот увидите… ещё и таблетки окажутся с привкусом кошачьей шерсти…

Когда Майкл вернулся, в руках у него была небольшая пластиковая баночка с мутной крышкой.
— Вот, — сказал он спокойно, ставя её перед Лукасом. — Антигистамин. Местного приготовления.

Профессор Лукас уставился на банку.
— Сработает быстрее, чем чайник скажет «пшик», — добавил Майкл, чуть улыбнувшись.

— У неё даже названия нет, — заметил Лукас, поворачивая баночку в руке.
— У нас названия не пишут, — мягко пояснил Майкл. — Всё просто. Мы по вкусу различаем.

Лукас нахмурился, почесал переносицу:
— А побочные эффекты есть?

Майкл взял скрепку с тумбочки, разогнул её и спокойно ответил:
— Есть… но слабые и редкие. Сам Алхимик делал.

Повисла пауза.

Майкл поспешно добавил, отступив на шаг:
— Та нет, не тот Алхимик. Наш. Местный. У него лавка в центре. Там у него… эээ… много всяких чудесных средств. Натуральных. Правда, пропал куда-то недавно… Не видели его с месяц, другой, наверное.

Лукас продолжал изучать баночку. Таблетки внутри были тёмно-синие, чуть блестели, как лакированные.
— Хм… — буркнул он. — Ну, хуже уже вряд ли будет.

Он закинул таблетку за щёку, запил чаем.

Вкус был мятный, но со странным металлическим оттенком — будто жевал медные монеты.

Майкл подорвался, скрепка щёлкнула в пальцах — и он скрылся в темном коридоре.

Золя хихикнула, проводя его взглядом, и тут же повернулась к Лили — уже с другой интонацией: тёплой, но внимательной.
— Ну что ж… как вы там? Как твой муж, наш сынок? Всё у него хорошо?

Лили замялась. Бросила взгляд на Генри и Лукаса — и те всё поняли без слов.
В комнате повисла тишина.

Золя сразу уловила тревогу. Лицо её стало серьёзным:
— Говори. Не выбирай слов. Не тяни, Лили.

— Хорошо… — Лили кивнула. — Ваш сын в больнице.

— В больнице?! — Золя прикрыла рот ладонью. — Что значит — в больнице?

— Сейчас он стабилен, — осторожно сказала Лили.

— Что значит «стабилен»? — голос Золи задрожал. — Что с ним?!

Лили сжала губы, но наконец выдохнула:
— С ним всё в порядке… ну, почти. Он в коме.

— Как — в коме?! — Золя резко пододвинулась ближе, почти вплотную к Лили. — Почему? Что случилось?!

Лили опустила глаза, голос дрогнул:
— В него стреляли.

— В него стреляли?! — Золя закричала так, что стены дрогнули. — Майкл! В твоего брата стреляли!

Дверь распахнулась. На пороге возник Майкл с подносом. Чашки дрогнули, кофе едва не расплескался.
— Что?.. — хрипло выдавил он.

Золя повторила уже тише, но отчётливее, словно вбивая каждое слово в воздух:
— В твоего брата стреляли.

Майкл вошёл с подносом, всё ещё не веря услышанному. Машинально раздал чашки. Только когда поднос опустел, в его взгляде проступила тревога.

— Не переживайте, — твёрдо сказала Лили. — Врачи уверяют: есть все шансы, что с ним будет всё в порядке.

Генри приподнял бровь, сдвинул плечи.

А Лили продолжила, словно торопясь, пока страх не раздавил её слова:
— Это всё Адвокат и его компашка. Вы же знаете их. И своего сына знаете лучше меня — он не мог спокойно жить. Кладоискатель чёртов. Искатель неприятностей. Он что-то нашёл… здесь, в Крейвен-Бэй. Какой-то артефакт, удачи, что ли… ну, бред очередной, навязчивая идея…все как обычно…

Она сглотнула и добавила быстрее, почти срываясь:
— А потом не поделился с кем-то. И дальше всё понеслось…

— Я же говорил ему… — голос у Майкла охрип. — Там всё с гнильцой. Только хуже сделаешь… себе.

— Адвокат?.. — почти шёпотом повторил Генри.

Он с Лукасом переглянулись и одновременно пожали плечами.

Лили перевела дыхание и добавила:
— Но когда началась стрельба, профессор оказался рядом. И кристалл… Я не знаю, что это за штуковина и как она работает. Но именно он спас жизнь вашему сыну.

Золя и Майкл переглянулись. Их лица застыли в неверии.

— Какой кристалл?.. — выдохнула Золя, теперь почти шёпотом.

В комнате повисла тишина.

Генри взглянул на Лукаса и негромко сказал:
— Вы его с собой взяли? Покажите.

Профессор замялся, снял очки, протёр их платком, потом осторожно достал из сумки свёрток в старой ветоши. Развернул.

В тусклом свете лампы кристалл вспыхнул мягким голубоватым сиянием.
Сначала робко, словно дыхание. Потом ярче — и стены дрогнули, а в комнате стало светло, как будто сама Вселенная зажгла в своих ладонях крошечную звезду.

Тени на стенах затрепетали, чайник на груди Хозяина тихо зашипел, словно тоже отозвался на свет.
И каждый почувствовал: кристалл будто смотрит сквозь них — у каждого по-своему.

Золя поднялась, словно её втянуло к свету. В лице — не восхищение, а удивление, будто вернули старый долг.

Все молчали. Лишь профессор, держа кристалл двумя пальцами, чуть приблизил его к центру стола.

В этот момент Хозяин, сидевший в стороне, медленно поднялся. Он повернул голову к кристаллу — как зверь, учуявший огонь.
Рука его непроизвольно потянулась вперёд — не коснуться, а лишь приблизиться, будто хотелось согреться в этом свете.
Он склонил голову в коротком, почти церемониальном поклоне и пробормотал:
— Аш к’ту лем нэ-каса… дору тэ ал’чин-ха.

Звук этих слов ударил, как вибрация. Никто не понял. Даже Золя вздрогнула, нахмурилась и прошептала:
— Это… что-то не из наших, мест.

Хозяин медленно провёл рукой по лбу, задержав пальцы на уродливом шраме.
В тот же миг чайник на его груди зашипел — будто раскрыл глаза. И тут же — еле заметное свечение пробежало по древу копья.

— Ет чтоб я забыл, как варить мой чай… — хрипло добавил Хозяин.
И, тяжело опираясь на копьё, он снова опустился на место.

Майкл не мигая вглядывался в сияние. Его пальцы дрогнули — и он вытащил из кармана скрепку. Начал машинально сгибать и разгибать её, не отводя глаз от кристалла.
Потом поднял руку — медленно, сдержанно. В комнате повисла тишина.

— Можно?.. — спросил он почти шёпотом.

Лукас не спешил отдавать.
— Только если он тебя «примет».

— Что? — в голосе Майкла дрогнула тень усмешки.

— Если не понравишься — обожжёт, — сказал профессор, глядя на Лили. — У нас один уже проверил.

Майкл чуть улыбнулся, но скрепка снова щёлкнула в его пальцах. Руку он отдёрнул.
— Думаю, не сегодня, — тихо сказал он и снова сел.

Лукас ловко свернул кристалл обратно в тряпьё и спрятал в карман.
Все словно разом сошли с орбиты на землю, протирая глаза от оставшегося сияния.

— Эээ… вы знаете, — пробормотал Генри, сглатывая тишину, — я сейчас такой голодный, что мог бы съесть… ну, даже шпинат.

Лукас кивнул, будто что-то вспомнил, взял стакан с водой… и, не раздумывая, вылил его в горшок с цветком рядом.

Майкл приподнял бровь. Генри — тоже.
— А что? — пожал плечами профессор. — Я люблю цветы.

Он наклонился к растению, прищурился, словно оценивая пациента:
— По сухим краям — хлорофитум. Пересушен. Он стойкий, но обидчивый. У мамы таких три было. Один раз его забыли полить — так он сбросил половину листвы. Будто назло.

— Вы в этом разбираетесь? — удивилась Золя.
— Мама ботаническим садом заведовала, — пояснил Лукас. — Я с детства в теплицах рос. С людьми у меня не очень, а вот с растениями — я с ними на «ты».

Лили хлопнула ладонью по спинке стула — вроде бы случайно, но Лукас понял и смолк.

Генри хмыкнул, отпивая кофе:
— Приятно, когда хоть кто-то из нас с кем-то ладит.

Лили переглянулась с Генри — и в этот момент в Майкле что-то едва заметно дрогнуло. Его пальцы снова сжали скрепку. Металл тонко щёлкнул — звук вышел сухим, как выстрел.

Тишина сгустилась. Лили переглянулась с Генри, и в этот миг в Майкле что-то дрогнуло. Его пальцы вновь и вновь сгибали скрепку. Каждый щелчок звучал, как секундная стрелка, отсекающая время в глубине пустых коридоров.