Читать онлайн "Потребитель"

Глава 1. День как день

Дождь стучал по подоконнику крошечной кухни, словно пытался напомнить о себе. Внутри было так же серо, как за окном. Только пахло не сыростью, а сигаретами и дешёвым кофе. Алексей Владимирович Петров, для друзей просто Лёша, сидел за столом и пытался ужинать. Он с апатией тыкал вилкой в консервированную тушенку. Пар поднимался жалкой струйкой, почти сразу растворяясь в воздухе. Лёша вспомнил о своей работе – ввод цифр в бесконечные таблицы в душном офисе страховой компании. Да, его работа была такой же пресной, как и эта тушенка. Он отшвырнул вилку, и она звякнула о тарелку, оставив жирную полосу. Одиночество сжимало горло туже воротничка дешевой рубашки. Есть Лёше не хотелось. Хотелось чего-то большего. Любви? Денег? Признания? Да, пожалуй, всего этого. Потому что пока его жизнь казалась плохо скроенной, выцветшей копией чужого успешного существования.

Телевизор, вечно включенный для фона, бормотал что-то скучное о научных открытиях. Лёша собирался было уже переключить на футбол, но мелькнувшее лицо заставило его застыть с пультом в руке. Марина. Его Марина. Точнее, уже давно не его. На экране она сияла, держа в руках хрустальную статуэтку какой-то международной премии. Диктор с придыханием перечислял ее заслуги: революция в материаловедении, новые уникальные композитные сплавы, которые окажут влияние чуть ли не на целые отрасли. Диктор повторно отметил гениальность Марины, которую признали на самом высоком уровне. Камера крупно поймала ее глаза – уверенные, яркие, лишенные и тени того сомнения, которое Лёша постоянно видел у неё во время их общения.

Лёша глухо рассмеялся. "Ну надо же, как высоко ты взлетела…" – прошептал он в пустоту кухни. Они расстались два года назад. Она ушла, пролепетав что-то невнятное про "разные пути" и "отсутствие перспектив". Его перспектив. И вот она там – на вершине мира. А он тут – на дне. В груди зашевелилось что-то холодное и неприятное.

Вечером, зайдя в знакомый дешевый бар "Грань" пропустить стаканчик, он снова наткнулся на призрак прошлого. На огромном экране над стойкой после матча крутили рекламу новых кроссовок фирмы "Nike". Лицо спортсмена, мелькающее в кадрах головокружительных финтов и победных голов, было до боли знакомо. Сережа. Сергей Игнатьев. Бывший лучший друг. Тот самый, с которым они когда-то гоняли мяч до темноты во дворе и мечтали о светлом будущем. В коротком интервью, показанном после рекламы, Сергей ослепительно улыбался, говоря о "невероятной удаче" и "реализации давней мечты". Теперь, как оказалось, он стал звездой мирового футбола, кумиром миллионов, лицом известного бренда. Леша вспомнил их последнюю встречу – глупую, пьяную ссору из-за какой-то ерунды, переросшую в "пшёл на хер" и полный разрыв. Полтора года назад. Каких-то полтора года – и Серёжа взлетел на Олимп.

Лёша отхлебнул дешёвого пива. Горький вкус смешался с горечью на душе. "Странно… – пробормотал он себе под нос, глядя на капли конденсата на стакане. – Какие это все, оказывается, талантливые и успешные. Не то, что я!" Мысль была скользкой, неприятной. Он отогнал ее. Да, это была она – зависть.

На следующее утро, включив ноутбук в надежде отвлечься просмотром коротких глупых роликов, он увидел рекламный баннер. Яркий, кричащий: "Компания 'Vector Veridian' меняет мир! Основательница Ольга Николаевна Приходько – на обложке нового Forbes!". Лицо показалось смутно знакомым и Лёша щелкнул по баннеру. И обомлел. Ольга Николаевна. Его бывшая коллега, тихая, полноватая, замученная женщина, вечно жалующаяся на жизнь и страдающего алкоголизмом мужа. На фото же – подтянутая элегантная бизнес-леди в дорогом костюме, сидящая в шикарном кресле. Статья пестрела цифрами: миллионные инвестиции, инновационный стартап, взлетевший до небес за считанные месяцы. Год. Всего год назад она уволилась после того, как Лёша, пусть и не специально, но подставил её перед начальством.

Лёша откинулся на спинку стула. Квартира внезапно показалась ледяной. Марина. Серёжа. Теперь Ольга Николаевна. Три человека, имевших с ним значимую связь – любовь, дружба, работа. Трое, порвавших с ним. И трое, взлетевших к невероятному успеху почти сразу после разрыва. Слишком много. Слишком четко.

Первая мысль ударила, как током: "Неужели я – якорь? Неужели это я тянул их на дно?"

В тот же момент его охватила легкая, но отчетливая тошнота. По спине пробежал холодок, будто кто-то провел ледяным пальцем. И накатила странная, беспричинная усталость, как после долгой болезни. Он закрыл ноутбук, стараясь не смотреть на улыбающееся лицо Ольги Николаевны. Но холод внутри не проходил.

Глава 2. Паттерн невезения

Мысль, раз возникнув, не отпускала. Она грызла изнутри, превращаясь в навязчивую идею. Лёша перестал нормально спать. Все свободное время он проводил за экраном ноутбука, роясь в социальных сетях и новостных архивах. Он искал. Искал всех, с кем когда-либо был хоть сколько-то близок и кто… перестал с ним общаться. Порвал с ним.

Старый школьный друг, Витька. Они дружили до первого курса, потом Лёша что-то ляпнул глупое, Витька обиделся и общение, как-то само собой, сошло на нет. Теперь? Основал сеть успешных автомастерских аж в трёх городах. Статья на – "От гаража до империи". Время после разрыва – 3 года.

Первая любовь, Лена. Юношеский роман, закончившийся слезами и её фразой: "Лёша, ты меня просто подавляешь!". Через полгода после расставания она выиграла крупный грант на обучение за границей, сейчас – известный дизайнер интерьеров в Милане.

Приятель по институту, Костя. Перестали общаться после того, как Лёша не пришел на его защиту диплома, хотя клятвенно обещался быть. Да, неудобно получилось – Лёша тогда забухал с горя после очередного провала на сессии. Костя сейчас – ведущий инженер в крупнейшей IT-корпорации, только что получил премию "Инноватор года".

Открытие было ошеломляющим и леденящим душу. Практически ВСЕ. Каждый, с кем у него была хоть какая-то эмоциональная связь – дружба, любовь, приятельство – и кто по той или иной причине разорвал эту связь первым (этот нюанс Лёша отмечал с болезненной точностью), вскоре после этого испытывал резкий, почти неестественный взлет. Карьера, талант, удача – как будто кандалы падали, и они взмывали вверх. А он… он оставался здесь. На дне. Как якорь.

Симптомы нарастали. Искажения зрения стали чаще. Тенив углу глаза – быстрые, угловатые, исчезающие, когда он поворачивал голову. Мерцание лампочки над столом, хотя лампочка точно была новой. Головные боли, тупые, давящие на виски, особенно сильные, когда он смотрел на фото очередного "взлетевшего" или читал о его успехах. Он чувствовал себя слабым. Обесточенным. Как-то вечером Лёша взял старую гитару, попробовал взять аккорд – пальцы были деревянными, звук – фальшивым и жалким. А ведь раньше он неплохо играл… Пробовал рисовать – карандаш выводил корявые, неуверенные линии. Таланты? Какие таланты? Их словно никогда и не было.

Он стоял посреди комнаты, глядя на свои дрожащие руки. Холод пронизывал насквозь, хотя батареи шпарили во всю. В голове, ясно и горько, прозвучала ключевая фраза, крик души в тишине опустевшей квартиры:

"Неужели меня обокрали… Но что? Что они у меня забрали?"

Тень в углу комнаты шевельнулась. Лёша резко обернулся. Ничего. Только пыль, танцующая в луче уличного фонаря. Но ощущение пульсации где-то глубоко внутри, слабой и чуждой, уже не покидало его.

Глава 3. Обратная связь

Мысль о том, что он – якорь для чужих талантов, сводила с ума. Но больше всего грызло чувство несправедливости. Они взлетели на его костях? На его украденном… чем-то? Ярость, перемешанная с обидой и отчаянной надеждой найти хоть какое-то объяснение, толкнула Лёшу на отчаянный шаг. Он решил написать им. Им всем.

Марине он долго сочинял сообщение в мессенджере, где когда-то были их последние, холодные слова. Стёр. Написал снова: "Привет, Марина. Видел новости. Поздравляю, это просто невероятно. Рад за тебя. Как ты? Может, кофе?" Отправил. Сообщение моментально пометилось как "Прочитано". Минуты тянулись в тишине. Потом появились три точки набора... И пропали. Ответа не последовало. Через пару часов он увидел её новый пост ВКонтакте: фото с какой-то гламурной вечеринки, сияющая улыбка, подпись: "Новые горизонты! Ничто не остановит движение вперёд! #Успех #БудущееУжеЗдесь". Его поздравление и вопрос повисли в цифровом вакууме полностью проигнорированные.

Серёже он позвонил на старый номер, который, как ни странно, все еще работал. Трубку взяли после пятого гудка. Голос был тем же, но... другим. Уверенным. "Алло?" "Серёж, привет, это Лёша... Петров. Слушай, видел тебя по ТВ, брат, круто ты..."

"Лёша? Петров?" Тон на другом конце неуловимо изменился — превратился в холодный и отстранённый. "Да, давно тебя не слышал. Слушай, я тут сейчас занят очень и не могу говорить. Сборы — сам понимаешь. Удачи." Щелчок. Лёша замер с телефоном у уха. "Брат"? Серёжа раньше клялся ему в вечной дружбе. Теперь же он был просто "Петров". Нет, Сергей не злился и не упрекал. Но он был… совершенно безразличен. И это ранило больнее всего.

Ольге Николаевне Лёша написал на корпоративную почту, найдя ее на сайте "Vector Veridian". Вежливо, по-деловому: "Уважаемая Ольга Николаевна, поздравляю с успехом. Хотел бы задать пару вопросов, если, конечно, это возможно. Ваш бывший коллега, Алексей Петров.". Автоматический ответ пришел почти мгновенно: "Спасибо за обращение. Ваше письмо получено. Наши специалисты рассмотрят его и в ближайшее время свяжутся с вами." И больше – ничего. Он представлял ее, сидящую в своем шикарном кабинете, читающую его имя и стирающую письмо одним лёгким движением руки, даже не моргнув. Холодное, формальное игнорирование.

Но хуже всего был Димка. Старый приятель, с которым они не виделись лет десять, но который периодически продолжал лайкать лёшины унылые посты в соцсетях. Не самый близкий, но связь не была разорвана. Лёша, в приступе отчаяния и жажды хоть какого-то нормального контакта, написал ему: "Привет, старик! Как жизнь? Может, встретимся, бахнем пивка, как в старые добрые?" Димка с несвойственным для него энтузиазмом ответил практически сразу: "Лёха! Давно не виделись! Конечно! Я как раз в городе, завтра вечером свободен?"

Встретились в том же дешевом баре "Грань". Димка пришел – всё такой же немного обвисший, с легкой сединой у висков, в потертой куртке. В общем "Неудачник", как и он сам. Лёша почувствовал краткое облегчение. Может, с теми, кто не порвал связь окончательно, все нормально? Они заказали по пиву, начали говорить о пустяках, о старых временах. Лёша старался не думать о своем проклятии, об этих тенях.

И тогда это началось. Сначала – легкий холодок, пробежавший по спине, несмотря на духоту бара. Потом – подкатывающая тошнота, как при сильном похмелье. Голова закружилась. Он попытался сосредоточиться на словах Димки, который вдруг оживился, начал говорить о какой-то идее для малого бизнеса – палатка с кофе у метро. Но лицо Димки... оно начало мерцать. Как плохой сигнал телевизора. Контуры расплывались, становились нечеткими. А за его спиной... в дымном полумраке бара... что-то колыхнулось. Темное, аморфное, как сгусток ночи. Хоть оно и не имело формы, но Лёше почудилось, что оно тянется к Димке, к его ожившему, внезапно вдохновлённому лицу.

И внутри себя Лёша услышал. Не звук. Ощущение. Низкий, вибрирующий шелест, переходящий в голодное пульсирование. Как будто огромное ненасытное чрево проснулось у него под ребрами и заурчало. Хо-о-о-лод... хо-о-лод... хо-о-о-о...

"Леха, ты как? Лицо белое!" – Димка наклонился к нему, озабоченный. Его глаза сияли незнакомым энтузиазмом. "Слушай, я тут подумал! Кофе – это банально. А если сделать мобильную точку с элитным чаем? Сорта редкие, подача красивая! Для офисных гурманов! У нас же тут, ты видел, небоскребов понастроили. Ну идея же!" Его лицо вновь исказилось мерцанием, а тень за его спиной сгустилась, стала почти осязаемой. Шелест внутри Лёши перешел в отчетливый вой – беззвучный, но раздирающий изнутри. Голод. Ненасытный, первобытный голод.

Озарение… оно оглушило Лёшу. Он понял, что что-то проснулось не ПОСЛЕ разрыва. Оно активизировалось ПРЯМО СЕЙЧАС, от этой попытки сближения! Оно чует эмоциональную связь, пусть и старую, и начинает кормиться ДО того, как связь порвется! Разрыв – это просто фиксация урожая, закрытие сделки! Димка сейчас излучал потенциал, пусть и небольшой – энтузиазм, идею. И это что-то, находящееся внутри Лёши, уже запустило свои щупальца!

"Нет!" – хрипло вырвалось у Лёши. Он вскочил, опрокинув стакан. Пиво разлилось по липкому столу. "Я... я не могу! Уходи! Убирайся к черту, Димка! И не звони мне больше! Никогда! Ты понял?!" Его голос сорвался на истеричный крик. Посетители за соседними столиками обернулись. Димка отпрянул, его оживленное лицо исказилось шоком и обидой. "Лёха, ты чего? С ума сошел?" "УБИРАЙСЯ!" – заорал Лёша, чувствуя, как холодная пульсация внутри бьется в такт его бешеному сердцу. Он развернулся и побежал к выходу, спотыкаясь, не обращая внимания на недовольные возгласы посетителей бара. Он должен был порвать контакт. Сейчас же! Не дать этому высосать из Димки то немногое, что у него было!

Обострение симптомов накрыло его волной, как только он выскочил на холодную улицу. Слабость подкосила ноги, он едва не упал, прислонившись к грязной стене. Тошнота подкатила к горлу. Паника сжимала грудь, не давая дышать. В тусклом свете уличного фонаря тенив переулке шевелились уже не краем глаза – они колыхались, сгущались, принимая зловещие, неопределенные очертания. А внутри... внутри пульсировало. Сильно. Ритмично. Как второе, чужое сердце.

Через три дня Димка позвонил сам. Голос его звенел эйфорией, которой Лёша не слышал у него уже очень давно. "Лёха! Ты не поверишь! Помнишь, я говорил про чай? Так вот, я вчера встретил старого знакомого, а он как раз ищет проекты для инвестиций! Вложился! Павильон открываем через месяц! Элитный чай, дизайнерский ремонт! Я, блин, теперь бизнесмен! Спасибо, что тогда в баре..." Леша молчал, прижав телефон к уху, чувствуя, как холод от этих слов проникает в самые кости. Он не спас Димку. Он едва не скормил его прямо там, в баре. А теперь Димка тоже стал частью паттерна. Очередной "успешный" продукт его личного кошмара. Лёша бросил трубку, не сказав ни слова. Страх близости с кем бы то ни было новым стал абсолютным, физическим барьером. Он избегал взглядов коллег. Грубо оборвал на полуслове соседку, которая всего лишь решила обсудить цены на коммуналку, пока они ехали в лифте. Казалось, что он был ходячей заразой.

Глава 4. Медицинский осмотр

Отчаяние – плохой советчик, но когда тени в углах комнаты начинают шевелиться даже при дневном свете, а внутри пульсирует что-то ненасытное, рациональные варианты заканчиваются. Лёша пошел по врачам. Отчаянно надеясь, что он просто сошел с ума. Что это шизофрения, опухоль мозга, тяжелый невроз – что угодно, что можно вырезать, вылечить таблетками, а не… это.

Терапевт выслушал жалобы на тошноту, слабость, головные боли, холод. Поморщился. "Стресс, молодой человек. Очевидный стресс. Депрессия на фоне… социальной нереализованности, скажем так. Анализы крови, мочи – в норме. Давление чуть понижено. Отпуск возьмите. Витаминчики попейте. Успокоительное легкое." Выписал рецепт на пустырник и комплекс витаминов B.

Невролог отправил на МРТ. Лёша лежал в гудящем тоннеле сканера, представляя, как аппарат сейчас увидит черную, пульсирующую массу у него в голове или в груди. Результаты пришли через день: "Патологий не выявлено. Мозговая ткань без структурных изменений. Сосуды в норме."

Последней надеждой был психиатр. Пожилой мужчина с усталыми глазами за толстыми линзами очков. Лёша, стиснув зубы, выложил ему ВСЕ. Про Марину, Серёжу, Ольгу Николаевну, Димку. Про паттерн успеха после разрыва. Про тени, холод, пульсацию, вой в голове. Про ощущение, что он – инкубатор для чего-то, пожирающего чужой потенциал.

Психиатр слушал, изредка делая пометки в блокноте. Когда Лёша замолчал, выдохшийся, врач вздохнул.

"Алексей... Вы описываете классические симптомы тяжелого тревожно-депрессивного расстройства, осложненного, возможно, бредовыми идеями ревностного или ущербного характера. Чувство вины, низкая самооценка, социальная изоляция – это питательная среда для таких... конструкций. Ваш мозг, пытаясь объяснить ваши неудачи и успехи других, создал эту сложную параноидальную схему. Синдром самозванца, доведенный до абсолюта, проецируемый вовне в виде этакого… мистического паразита." Он выписал рецепт на более сильные антидепрессанты и нейролептик. "Начните с этого. И обязательно найдите психотерапевта. Работа, я вижу, предстоит долгая."

Лёша вышел из кабинета, сжимая в руке рецепты. Он чувствовал себя не услышанным. Оправданным в своем безумии, но не понятым. Бред. Все списали на бред. Но холод внутри и пульсация были слишком реальны. Тени слишком отчетливо шевелились в углу безупречно чистого больничного коридора. Он стоял, потерянный, у выхода, не зная, куда идти. На стене висел информационный стенд. Среди фотографий сотрудников его взгляд зацепился за специализацию одного врача: Ирина Михайловна Семёнова, доктор биологических наук. Институт медицинской паразитологии, тропических и трансмиссивных заболеваний им. Е. И. Марциновского. Специализация: Генетика. Паразитология. Нейробиология. Исследование редких и аномальных симбиотических связей.

Отчаяние – плохой советчик, но иногда оно – единственный компас. Быстро отыскав номер Семёновой на сайте института Лёша позвонил. Его голос дрожал: "Ирина Михайловна? Здравствуйте, меня зовут Алексей Петров. Мне... мне очень нужна ваша помощь. У меня... ситуация. Ненормальная. Я был у психиатра, он говорит – бред. Но я... я уверен, это не бред. Это что-то другое. Физическое. Паразитическое. Пожалуйста…"

На другом конце провода было короткое молчание. Потом спокойный, молодой голос без тени снисходительности или скепсиса: "Алексей, приходите. Завтра, в десять утра. Малая Пироговская улица, дом 20, строение 1. Кабинет 314А. Расскажете все подробно. Аномалии – это как раз моя специализация."

Лёша опустил трубку. Впервые за долгие недели в его груди, рядом с ледяной пульсацией, промелькнула крошечная искра. Искра надежды. Доктор Семёнова не сказала "болезнь". Она сказала "аномалия".

Глава 5. Диагностика

Кабинет 314А напоминал не столько врачебный кабинет, сколько гибрид лаборатории и штаба кризисного управления. Стеклянные шкафы с пробирками и приборами, на стенах – сложные графики и схемы молекулярных структур, на столе – три монитора, показывающие что-то непостижимое. В воздухе пахло озоном, спиртом и… кофе. Крепким.

Доктор Ирина Семёнова оказалась молодой женщиной, лет тридцати, с острым, умным лицом и внимательными, невероятно живыми глазами за стильными очками в тонкой оправе. Ни тени усталости или цинизма, столь характерных для ее коллег. В ее взгляде читался азарт исследователя, стоящего на пороге неизведанного.

"Алексей, проходите, садитесь," – ее голос был спокоен и деловит. Она не стала тратить время на формальности. "Расскажите. Все, что считаете важным. Подробно. И не бойтесь показаться… необычным."

И Лёша выложил все. От первого триггера с Мариной до леденящего душу эпизода с Димкой. Он говорил о тенях, пульсации, холоде, шепоте-вое внутри. О паттерне – точном, как математическая формула: значимая эмоциональная связь -> разрыв (инициатива другого) -> взрывной, сверхъестественный успех другого -> усиление его собственных страданий. Он показал ей скриншоты, вырезки, свои жалкие заметки, где он пытался систематизировать весь этот ад. Голос его то срывался на шепот, то становился жестким от обиды и несправедливости.

Доктор Семёнова слушала, не перебивая. Её пальцы быстро стучали по клавиатуре, фиксируя ключевые моменты. Её взгляд не выражал ни жалости, ни скепсиса – только предельную концентрацию. Когда он закончил, в кабинете повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гудением компьютеров.

"Интересно," – наконец произнесла она очень тихо. – "Я бы сказала… аномально интересно. Ваш психиатр не совсем не прав, Алексей. Картина действительно напоминает тяжелую форму синдрома самозванца, усугубленную депрессией и тревожным расстройством. Но!" Она подчеркнуто поставила акцент на этом слове, глядя ему прямо в глаза. "Но физические симптомы – тошнота, температурные аномалии (вы упомянули холод), визуальные искажения, головные боли, коррелирующие с триггерами… и особенно этот паттерн успехов… Они выходят за рамки чистой психосоматики. Слишком специфичны. Слишком… воспроизводимы в вашем описании."

Она откинулась на спинку кресла, сложив пальцы домиком. "Первая гипотеза: Редкая, комплексная форма психосоматики, спровоцированная глубокой травмой отвержения и усиленная серией совпадений. Мозг создает физические ощущения, подтверждающие его бредовую конструкцию. Вторая гипотеза:" – ее глаза загорелись тем самым азартом, – "Симбиотическая или паразитическая аномалия. Возможно, на уровне эпигенетики, нейрохимии или даже… энергоинформационного обмена. То, что вы описываете как 'потенциал' – это не метафора. Это может быть вполне конкретный ресурс – нейронные связи, гормональный баланс, когнитивные резервы – который каким-то образом перераспределяется."

Лёша почувствовал, как у него перехватило дыхание. Она верила. Пусть не до конца, но она допускала возможность!

"Чтобы отличить бред от биологической аномалии," – продолжила Семёнова, вставая, – "нужна "охота на призрака". С вашего согласия, Алексей, я хочу провести серию нестандартных анализов и тестов."

Программа Семеновой была интенсивной и изматывающей:

Глубокий Генетический Анализ (NGS - Секвенирование нового поколения): "Особенно 'мусорной' ДНК. Теломерные участки, сателлитные повторы. Там любят прятаться эволюционные реликты и… возможные вставки."Расширенная ЭЭГ с Аудио-Визуальной Стимуляцией: Лёше показывали фотографии Марины, Сережи, Ольги, Димки, его матери (он с трудом нашел старую карточку), перемежая их нейтральными изображениями. Одновременно снимали показания мозговой активности. "Ищем аномальные паттерны – всплески, подавление ритмов, чего-то нехарактерного при контакте с триггерами."Поиск Неизвестных Биомаркеров: Анализы крови, слюны, спинномозговой жидкости (это было не просто неприятно, а физически больно) на предмет гормонов, нейропептидов, метаболитов, не входящих в стандартные панели. "Ищем 'подпись' вашего Паразита. Что он выделяет, когда активен?"Психофизиологический Мониторинг: Замеры кожно-гальванической реакции (КГР), частоты сердечных сокращений (ЧСС), температуры тела во время просмотра тех же триггерных изображений и во время приступов симптомов.

Недели, проведенные в клинике под наблюдением Семёновой, стали для Лёши адом наяву. Каждый тест был пыткой. Вид лиц "жертв" вызывал немедленную реакцию: холод пробирал до костей, тошнота подкатывала к горлу, головная боль сжимала виски тисками. Тени в белоснежных, ярко освещенных лабораториях казались особенно зловещими, будто паразит злился на попытки его обнаружить. А пульсация внутри стала постоянным, навязчивым фоном жизни, усиливаясь до болезненных спазмов во время процедур.

Семёнова была неутомима. Она появлялась в любое время, изучала предварительные данные, что-то бормотала себе под нос, ее глаза горели. Она не давала пустых обещаний, но её сосредоточенность была лучшим доказательством того, что она видит что-то. Что-то реальное.

Глава 6. Тени голода

Однажды вечером, когда Лёша лежал в своей палате, пытаясь читать книгу и игнорировать холодную пульсацию под ребрами, в дверь постучали. Вошел... Димка. Он выглядел возбужденным и… неуместно ярким в этой стерильной обстановке.

"Лёха! Еле нашел тебя! Слушай, я тут в городе, павильон открыл, огонь! Народ ломится! Но инвестор – мудак редкостный, гнобит! Я к тебе… как к старому другу… может, совет?" Он уселся на край кровати, излучая ту самую опасную эмоциональную открытость.

Лёша внутренне сжался. "Дим, я себя очень плохо чувствую… Лучше уйди…" – начал он, но Димка уже рассказывал о проблемах с поставщиками, его глаза горели азартом борьбы. Холод накатил сразу, резкий, как удар ножом. Тошнота скрутила желудок. Лёша зажмурился, но даже сквозь веки он почувствовал, как воздух вокруг Димки заколебался, исказился. Он открыл глаза – лицо друга мерцало, как плохая голограмма, а за его спиной, на белой стене палаты, сгущалась чернота. Не тень. Дыра. Пустота, жадно всасывающая свет. И внутри – знакомый голодный вой заурчал с новой силой, переходя в вибрацию, сотрясающую все тело. Бли-и-зость… По-о-т-ен-ци-а-ал…

Озарение прошлого раза подтверждалось с ужасающей ясностью. Паразит активизировался не после, а во время контакта! Он начинал кормиться сейчас, высасывая из Димки его азарт, его борьбу, его потенциал преодоления! Леша видел, как глаза Димки загораются еще ярче, как он вскакивает: "О! Черт, Лёх, ты гений! Вот оно решение! Надо просто…" – его голос звенел эйфорией, неестественной, как под какими-то веществами.

"НЕТ!" – закричал Лёша, в панике отползая к изголовью кровати. Холод парализовывал, пульсация билась в висках. "ЗАТКНИСЬ! УЙДИ! ТЫ МНЕ НЕ ДРУГ! ВОН ОТСЮДА!" Он схватил первый попавшийся предмет – пластиковый стакан с водой – и швырнул в Димку. Стакан пролетел мимо, вода брызнула на стену рядом с черной дырой. Димка остолбенел, его эйфория сменилась шоком. "Лёха… ты совсем…"

"Я СКАЗАЛ – ВОН!" – Лёша задыхался, его трясло. Он не мог позволить этому продолжаться. Он должен был разорвать контакт любой ценой, пока не высосали из Димки душу. "НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! ПОНЯЛ? ИСЧЕЗНИ!"

Димка, побледнев, медленно поднялся. "Ладно… Ладно, Лёха… Видимо тебе и правда хреново…" – пробормотал он, глядя на Лешу с жалостью и страхом. Он развернулся и вышел. Дверь закрылась.

Волна обострения накрыла Лёшу с такой силой, что он согнулся пополам, изрыгая желчь в пластиковый тазик. Слабость была абсолютной. Паника сжимала горло. Тенив палате ожили – они не просто колыхались, они тянулись к нему из углов. А черная дыра на стене, где сидел Димка, медленно рассасывалась, оставив после себя лишь ледяное пятно на обоях. Внутри пульсировало с чувством урчащего удовлетворения. Паразит получил свою порцию. Маленькую, но получил. И Димка… Димка стал еще одним звеном в цепи. Его "успех" теперь был подпитан этим ужасом.

Через два дня Семёнова зашла в палату. Лицо ее было необычно бледным, в руках она сжимала толстую папку с результатами. В глазах не было азарта. Был ужас. Научный, сдержанный, но – ужас.

"Алексей," – ее голос звучал хрипло. – "Результаты… Они невероятны. И… пугающи. Вам нужно увидеть это. Сейчас."

Глава 7. Диагноз: Симбионт

Кабинет 314А. Зашторенные окна. Только свет мониторов выхватывал из полумрака напряженное лицо Семёновой и бледное, как полотно, лицо Лёши.

"Начнем с генетики," – Семенова открыла файл на главном мониторе. На экране – сложная спираль ДНК, но некоторые участки были подсвечены алым. "NGS секвенирование. Мы прочесали все, включая теломерные области и сателлитные повторы, которые часто игнорируют. И нашли… это." Она увеличила участок. "Вставки. Нечеловеческие. Их структура… она не соответствует ни одной известной базе данных – ни человеческой, ни приматов, ни даже бактериальной или вирусной. Это… чужое, Алексей. Активное. Кодирующее что-то. Что именно – неизвестно. Это не мутация. Это встроенная аномалия… своего рода артефакт."

Лёша молча смотрел на алые метки на своей собственной генетической карте. Чужое. Внутри него. С рождения.

"ЭЭГ." На экране появились сложные графики мозговых волн. "Смотрите. Базовая активность – норма. Но вот реакция на триггерные стимулы – фотографии ваших бывших." Графики резко изменились. Появились аномальные паттерны – резкие всплески высокочастотных бета-ритмов, совпадающие с гамма-всплесками, которые обычно связаны с когнитивными процессами высшего порядка и… сознанием. "Это не просто реакция стресса. Это организованная активность. Как будто в вашем мозгу включается… дополнительный процессор. И он синхронизирован с вашей эмоциональной реакцией, но работает на другой частоте."

"Биомаркеры." Следующий слайд – химические формулы. "Мы нашли выбросы. Неизвестных нейропептидов. Их структура… отчасти напоминает серотонин и дофамин, но с радикальными отличиями. И они появляются в плазме крови и ликвореименнов моменты ваших приступов, при контакте с триггерами. Они не являются частью нормального человеческого метаболизма. Это… сигнальные молекулы симбионта. Или паразита."

Она перевела дух, глядя прямо на Лёшу. Её руки слегка дрожали.

"Психофизиология. КГР, ЧСС, температура – все показывает максимальный стрессовый ответ на триггеры. Но есть нюанс. Падение температуры тела – до 34.5 в пике – не объясняется только вазоконстрикцией при стрессе. Это похоже на… целенаправленный отвод энергии. Куда? Неизвестно."

Она закрыла папку. В кабинете стало тихо. "Вывод, Алексей. Вы не бредите. Вы – носитель. Носительнеизвестной формы симбиотической или паразитической сущности. Возможно, энергоинформационной природы, использующей ваше тело как проводник и инкубатор. Этот… Потребитель… каким-то образом, вероятно, через вашу эмоциональную связь как канал, экстрагирует и концентрирует некую квинтэссенцию потенциала – таланта, удачи, жизненных сил – из тех, кто к вам близок. Разрыв связи – это момент фиксации, завершения 'транзакции', после которого извлеченный ресурс полностью реализуется в 'доноре', а паразит… получает свою долю, как бы подпитываясь. Вы – его источник жизни и его инструмент."

Лёша сидел, не двигаясь. Холод, исходивший теперь не только от симбионта, но и от этого неопровержимого диагноза, сковал его. Он смотрел на свои руки. Руки инкубатора.

"А… я?" – прошептал он. – "Почему я… неудачник? Почему у меня ничего нет?"

Семёнова взглянула на него с тяжелым пониманием. "Побочный эффект симбиоза, Алексей. Симбионт, чтобы кормиться, должен создавать… дисбаланс. Он, вероятно, постоянно подтачивает вашресурс, ваш потенциал, чтобы поддерживать канал открытым, чтобы вы оставались… приманкой. Ваша 'неудачливость' – это цена существования Потребителя внутри вас. Вы – его первая и самая важная жертва. И его вечный источник."

Глава 8. Исток

Мысль о матери, Анне Александровне Петровой, возникла сама собой, как жуткое озарение. "Моя мать…" – сказал Лёша глухо. – "Анна Петрова. Она была… успешной. Очень. И бросила меня, сдав в интернат, когда мне было шесть. Сразу после этого ее карьера… взлетела до небес."

Лицо Семёновой стало каменным. "Анна… Петрова? Основательница 'Paradoxica Solutions'? Нобелевский лауреат по физике? Та Анна Петрова?"

Лёша кивнул, не в силах вымолвить хоть слово.

"Подождите меня здесь," – Семёнова резко встала и направилась к двери. – "Мне надо съездить в один… архив."

Вернулась она только через два часа. В руках у нее было несколько старых бумажных архивных папок с желтеющими этикетками. – "Это материалы по закрытому исследованию… что-то связанное с наследственными аномалиями и потенциалом… финансировалось через фонд Петровой…" Она вытащила толстую папку с грифом "СОВ. СЕКРЕТНО". Сдула оставшуюся пыль. "Доступ к этим архивам был заблокирован после ее смерти… но кое-что осталось в бумажной копии…"

Она открыла папку. Лёша увидел знакомое лицо молодой Анны на фотографии, приколотой к первому листу. Рядом – сложные формулы, схемы, записи на полях. Семёнова быстро листала, ее глаза бегали по строкам. Она остановилась на одной странице. Побледнела еще больше. Ее пальцы дрожали, когда она протянула лист Лёше.

"Читайте," – прошептала она.

Это были заметки. Рукописные. Четким, безжалостным почерком его матери — он узнал его даже спустя столько лет.

"...гипотеза 'Потенциал-Х' подтверждается. Носительство передается по материнской линии, но требует активации через жертву. Симбионт извлекает квинтэссенцию таланта, амбиции, удачи через разрыв эмоциональной связи. Интенсивность извлечения зависит от силы связи и потенциала донора. Оптимальный инкубатор – потомок носителя. Ребенок. Связь изначально максимальна. Разрыв в раннем возрасте дает МАКСИМАЛЬНЫЙ выброс 'Потенциал-Х' для матери-носителя…"Ниже, в разделе "Практическая фаза": *"...Объект 'Альфа' (сын) показал идеальную совместимость. Симбионт прижился. Разрыв проведен в возрасте 6 лет. Мониторинг 'Альфа': прогнозируемое подавление личного потенциала, социальная дезадаптация – норма для инкубатора. Мониторинг носителя (я): резонансный выброс 'Потенциал-Х' превысил ожидания более чем на 300%. Карьерная траектория подтверждает гипотезу. 'Альфа' выполнил функцию. Дальнейший контакт – строго запрещен, ввиду сильного риска обратного резонанса и ослабления симбионта..."*

Лёша не дочитал. Листок выпал у него из пальцев. Весь мир перевернулся. Он не был случайной жертвой. Он был специально задуман. Создан. Его мать не просто бросила неудачника. Она вырастила его как инкубатор для чудовища и разорвала связь, чтобы высосать из него все, что могло бы стать его жизнью, его успехом. Его "неудачливость" была запрограммированным побочным эффектом. Он был не просто носителем.

"Лёша – не жертва паразита. Он его ПЕРВЫЙ и САМЫЙ УСПЕШНЫЙ 'ПРОДУКТ'." – слова плана вспыхнули в мозгу с ослепительной, кошмарной ясностью. – "Паразит в нем – самое сильное и развитое воплощение."

Холод внутри стал абсолютным. Не физическим. Экзистенциальным. Он был вещью. Инструментом. Успешным проектом своей матери-монстра. В его груди пульсировало не просто чудовище. Пульсировало его наследство. Его предназначение. От которого не спрятаться и не сбежать.

Глава 9. Наследие

Листок с холодными, расчетливыми записями его матери лежал на полу, как обвинительный акт. Лёша не плакал. Слезы казались слишком человеческой реакцией для того, чем он оказался – не человеком, а инкубатором. Продуктом. Успешным экспериментом.

"Она... она знала," – его голос звучал тихо и отстранённо. – "Специально. Зачала. Выносила. Родила. И... вырастила. Как скотину на убой. Шесть лет играла в маму... чтобы потом разорвать и высосать все, что могло бы быть моим." Он поднял глаза на Семёнову. В них не было ни боли, ни гнева. Только ледяная, бездонная пустота. "А этот... Потребитель. Он не просто во мне живет. Он – часть ее наследия. Самое совершенное ее творение. И я – его клетка."

Семёнова молчала. Ее научный азарт был сметен шквалом этического ужаса. Она видела, как развоплощается человек перед ней. Не в безумии, а в страшной, нечеловеческой ясности.

"Алексей..." – начала она, но Лёша перебил ее.

"Не надо. Ни жалости, ни сочувствия. Я не заслужил ни того, ни другого. Я – сосуд. И в этом сосуде живет… оно." Он положил руку на грудь, где пульсировал холод. "И оно… радуется. Чувствуете? Оно ликуетот этой правды."

И Семёнова, к своему ужасу, действительно почувствовала. Воздух в кабинете стал гуще, тяжелее. Температура упала на несколько градусов. На экранах мониторов поплыли странные, нефтяные разводы. А в углах комнаты, где раньше были лишь смутные тени, теперь колыхались отчетливые, темнее самой черноты, силуэты. Они не двигались. Они дышали. И внутри Лёши, сквозь его оцепенение, пробивалась волна… удовлетворения? Торжества? Чужого, чуждого, но невероятно сильного.

"Мы должны... что-то сделать, Алексей," – наконец выдохнула Семёнова, с трудом отрывая взгляд от теней. "Изучить записи глубже. Поискать слабости. Способ контроля. Или даже… уничтожения."

Лёша медленно покачал головой. "Контроль? Зачем? Чтобы стать таким же, как она? Сознательно подсаживаться на людей? Выбирать жертв? Кормить это?" Он сжал кулаки, и в его голосе впервые прорвалась искра чего-то человеческого – отвращения. "Я предпочитаю сдохнуть."

"Есть и другие варианты," – настаивала Семёнова. "Изоляция. Подавление активности..."

Но Лёша уже не слушал. Он встал, пошатываясь. "Мне нужно... уйти. Побыть одному. С… ним." Его взгляд был устремлен куда-то внутрь, в ту ледяную пустоту, где пульсировало его проклятие. Он вышел из кабинета, оставив Семёнову одну с архивами монстра и колышущимися в углах тенями.

Глава 10. Голос в темноте

Лёша не пошел в палату. Он покинул территорию больницы и отправился бесцельно бродить по ночным улицам мегаполиса. Лёша не чувствовал холода – внешний холод был ничтожен по сравнению с вечной мерзлотой внутри. Город издевательски сиял огнями успеха, рекламные билборды кричали о достижениях, о победах, о возможностях. На одном – Марина, рекламирующая уникальные скутеры из новых композитных сплавов. На другом – Серёжа в кроссовках мирового бренда. В витрине дорогого магазина – плакат с Ольгой Николаевной из журнала "Forbes". И везде неуловимо – ее лицо. Его матери. Анны. Его создательницы. Его палача. Лицо Нобелевской лауреатки, чей успех был вскормлен исключительно его украденной жизнью.

Симптомы достигли пика. Тени шли за ним по пятам, не скрываясь. Они липли к стенам домов, колыхались в проемах подъездов, тянулись за ним длинными, неоформленными щупальцами мрака. Пульсация внутри стала не просто ощущением – она стала болезненной. Каждый удар отдавался глухой болью в костях, в висках. Холод пронизывал насквозь, заставляя зубы стучать, хотя на улице было выше нуля. Он видел свое дыхание – оно вырывалось клубами пара, как из морозильной камеры.

Он добрел до своей каморки. Запер дверь. Выключил свет. Упал на кровать, укрывшись всем, что было под рукой, но дрожь не прекращалась. Холод шел изнутри.

И тогда он услышал. Не ушами. Внутри черепа. В самой сердцевине своего существа.

Не слова. Импульсы. Четкие, неоспоримые, как биение того второго сердца.

Голод… (Всплыл образ Димки в баре, его сияющее лицо, его идея)

Удовлетворение… (Мгновенная вспышка ощущения после разрыва с Димкой – тепло? Нет, скорее... наполненность пустоты на миг)

Ожидание… (Туманный образ незнакомой женщины в дорогом костюме, чей взгляд скользнул по нему в метро – мимолетный интерес, потенциал связи?)

Леша застонал, вжав ладони в уши. "Замолчи! Замолчи, тварь!" Но импульсы накатывали снова, сильнее:

Близость... Боль... Разрыв... Сила… (Калейдоскоп лиц: Марина, Сережа, Ольга, Димка... и в центре – он, Леша, источник их взлета и своей погибели) Страх... Бесполезен... (Ощущение его собственного ужаса, его слабости – это раздражало Потребителя) Контроль... Выбор... Сила... Твоя… (Внезапно – яркая, почти галлюцинаторная картина: он подходит к той женщине из метро. Улыбается. Завязывает разговор. Чувствует ее интерес, ее открытость. И внутри – знакомый холод, пульсация, голод... но теперь он не бежит. Он ведет. Потом – резкий разрыв. Грубость. Обида на ее лице. И волна… теплой, золотистой силы, вливающейся в него! Успех? Уверенность? Возможность?)

Очередное озарение обожгло — симбионт не просто чувствовал его отчаяние. Он предлагал выход. Он знал, что Лёша сломлен знанием о своем происхождении. И он играл на этом. На искре ярости к Анне. На горькой несправедливости. На искушении.

Не жертва... Хозяин... – настойчиво пульсировало внутри. – Корми меня... Получишь долю... Станешь сильным... Как она... Или даже сильнее...

Лёша стиснул зубы. "Нет. Никогда. Я не стану ей. Я не стану тобой."

Но импульс был удивительно соблазнителен. Представление о силе, об успехе, о возможности наконец-то вырваться из этой серой ямы... Отомстить миру, который его отверг... Отплатить Анне ее же монетой, став еще более могущественным хищником… Он почувствовал искушение. Сладкое, липкое, обещающее конец вечной боли одиночества и неудач. Всего лишь ценой чужих жизней, чужих душ. Ценой, которую он уже неосознанно платил годами.

Выбор... Твой… – прошелестело внутри, и пульсация на мгновение стихла, как бы давая ему подумать. Тени в углах комнаты словно замерли, внимая.

Лёша закрыл глаза. В темноте под веками танцевали образы: Марина на подиуме, Сережа на футбольном поле с кубком, Ольга Николаевна в шикарном офисе... Димка, в уютном чайном павильоне... И Анна. Всегда Анна. Его тюремщица и мучительница.

Глава 11. Цена свободы

Он не знал, сколько времени просидел так, в темноте, воюя с внутренним холодом и соблазном. Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Это была Семёнова. Она выглядела изможденной, но ее глаза горели лихорадочным блеском. В руках – ноутбук и стопка распечаток.

"Я нашла кое-что," – сказала она без предисловий, входя. Она не обратила внимания на аномальный холод в комнате – или просто сделала вид. "В архивах Анны. Глубоко. Зашифровано. Теория… нейтрализации симбионта."

Она села на единственный стул, открыла ноутбук. На экране – сложнейшие схемы, формулы квантовой механики, уравнения поля. "Она изучала это. На всякий случай. Как 'предохранитель'. Потребитель, судя по всему, не просто биологический или энергетический. Его природа… квантово-резонансная. Он существует в состоянии запутанности не только с тобой, но и со всеми, кого он... 'облагодетельствовал'. Мариной, Сережей, Ольгой, Димкой... И особенно с Анной. Она была его первым 'хозяином', а ты – его первичным инкубатором. Связь между всеми вами – это единая сеть."

Она указала на схему, где в центре была фигура Лёши, а от него лучи расходились к остальным "успешным", и самый мощный луч – к Анне, а от нее обратный, слабый луч – снова к Лёше. "Уничтожить его в тебе физически невозможно – он вшит в ДНК, в нейронные связи. Но можноразорвать резонансную сеть. Создать контр-резонансный импульс такой силы, что он аннигилирует саму квантовую связь, удерживающую Потребителя в этом мире. 'Пережечь' нити."

Лёша смотрел на схему. Луч, ведущий к Анне, был самым ярким. "И что будет? Симбионт умрет?"

"Теоретически... да," – ответила Семёнова, и ее голос дрогнул. "Но, Алексей… Цена."

Она перевела дух.

"Первое: Импульс должен идти из тебя. Ты – центр сети. Тебе придется быть эпицентром взрыва. Шанс, что ты выживешь… очень мал. Буду откровенна - скорее всего, процедура убьет тебя."

Лёша кивнул. Почти с облегчением. Потому что смерть казалась выходом.

"Второе и главное: Разрыв резонансной сети... Он ликвидирует не только Потребителя. Он ликвидирует весь 'потенциал', полученный через него. Весь тот ресурс, который был извлечен из доноров и реализован в их успехе. Этот успех... он буквально держится на этой связи, как на фундаменте. На симбионте внутри тебя. Разорви связь – и здание рухнет."

Она начала перечислять, ее голос становился все тише, все тяжелее:

"Марина. Ее гениальность? Она мгновенно исчезнет. Ее мозг, привыкший работать на этих сверхвозможностях, не выдержит. Либо мгновенная смерть, от аневризмы, либо... полное слабоумие.

Сергей. Его тело, выжатое до предела возможностей (а может, и за предел) этой сверхъестественной удачей и талантом? Оно рассыплется. Инсульт? Остановка сердца? Паралич? Смерть на поле – почти гарантирована.

Ольга Николаевна. Ее бизнес-империя? Построена на интуиции, везении, 'чутье', которые дал Потребитель. Все рухнет в одночасье. Акции – в ноль. Инвесторы – в ярости. Банкротство, позор... и, скорее всего, самоубийство. Она не переживет падения с такой высоты.

Дмитрий... его маленький успех испарится. Инвестор отберет все. Он вернется в свою яму, но с осознанием, что его мечта была иллюзией... Это сломает его.

И Анна..." – Семенова замолчала, глядя на Лешу. – "Хоть она и мертва, но ее наследие... Ее корпорация, ее открытия, ее Нобелевка... Все это – плод того МАКСИМАЛЬНОГО выброса, который она получила, разорвав связь с тобой в детстве. Все это... рассыплется в прах. Ее имя станет синонимом краха и, возможно, обмана. Ее величие будет стёрто."

Она откинулась на спинку стула, выглядя опустошенной.

"Уничтожение паразита, Алексей... это не просто твоя смерть. Это… геноцид. Уничтожение всех, кого ты когда-либо неосознанно 'облагодетельствовал'. Пожертвовать собой, чтобы убить их всех. Чтобы стереть их успех и их жизни, как ошибку."

Лёша сидел, ошеломленный масштабом катастрофы. Да, смерть была выходом. Но стать палачом десятков или даже сотен?

"Дилемма, Алексей:" – тихо сказала Семёнова, подводя черту. –

Вариант А (назовем его "Инкубатор"): Принять судьбу. Изолироваться навсегда. На какой–нибудь заброшенной станции, в глухой тайге или в спецучереждении под моим пристальным наблюдением. Стать вечной тюрьмой для Потребителя. Обречь себя на одиночество, холод и... мучения. Но спасти жизни тех, кто сейчас процветает. Они не виноваты, что их успех построен на твоей боли. Ты будешь страдать, но они – жить.Вариант Б ("Хищник"): Принять сделку Потребителя. Стать сознательным охотником. Сближаться с людьми (богатыми, талантливыми), впускать их в свою жизнь, а потом – рвать связь, обрекая их на потерю себя, но получая часть их 'потенциала'. Стать сильным. Успешным. Может быть, даже могущественнее вашей мамы. Но лично для меня это – предать себя. Точнее – предать человечность. Стать тем самым монстром, которым тебя создали.Вариант В ("Катализатор"): Пойти на уничтожение. Принять мученическую смерть и убить всех, кого ты когда-либо 'любил'. Освободить мир от паразита ценой геноцида своих "детищ". Отомстить Анне, стерев в пыль все ее наследие. Но... ценой жизней Марины, Сергея, Ольги, Дмитрия... всех остальных.

Лёша посмотрел в окно. На город, сияющий огнями чужого успеха. Он почувствовал пульсацию внутри. Голодный шелест. И сладкий шепот искушения.

– Выбор... Твой… – прошелестело в его черепе. – Тюрьма… Или сила... Или смерть... Выбирай...

Тени в углах комнаты сгустились, замерли в ожидании. Семёнова смотрела на него, затаив дыхание. Мир сузился до этого убогого помещения, до ледяного пульса в груди и до трех путей, ведущих в кромешную тьму.

Глава 12. Выбор

Тишина в комнате была густой и вязкой как смола. Холодный пульс под ребрами Лёши отсчитывал секунды, каждая – удар крошечного молота по наковальне его сломленной души. Тени в углах замерли, превратившись в сгустки ожидающей тьмы. Дыхание Семёновой, тихое и частое, было единственным человеческим звуком в этом ледяном аду.

Три пути. Три бездны.

Вариант Б ("Хищник"): Сладкий яд искушения все еще жег ему жилы. Представить себя сильным, успешным, мстящим миру и Анне ее же оружием... Это было так просто. Так естественно, после всей этой боли. Он почувствовал, как Потребитель внутри встрепенулся, излучая волну голодного одобрения.Да... Хозяин... Сила... Наша… Тени шевельнулись.

Вариант В ("Катализатор Гибели"): Месть. Окончательная, беспощадная. Стереть с лица земли все, что построила Анна, и тех, кто невольно пировал на его костях. Очистить мир огнем и смертью. Стать последней жертвой и последним палачом. Пульсация внутри усилилась, сталаагрессивной, требовательной.Разорвать! Уничтожить! – неистовствовало оно. Это был гнев самого паразита, чувствующего угрозу.

Вариант А ("Инкубатор"): Вечная тюрьма. Холод. Одиночество. Сознательная пытка ради спасения тех, кто его предал, забыл или даже не знал о цене своего успеха. Ради Димки с его чайным павильоном. Ради Ольги Николаевны в ее небоскребе. Ради Серёжи на стадионе. Ради Марины с ее премией. Ради ее имени, Анны Петровой, высеченного на скрижалях науки. Бессмысленная жертва. Потребитель замер, излучая волну ледяного презрения и страха. Тюрьма... Смерть... Медленная смерть...

Лёша поднял голову. Его лицо было пепельно-серым, глаза – двумя бездонными колодцами, в которых угас последний отсвет надежды. Он посмотрел на Семёнову. На ее напряженное, бледное лицо, на глаза, полные ужаса и… ожидания. Она ждала его выбора. Ждала, зная, что любое решение будет для него кошмаром.

Он открыл рот. Голос вышел хриплым, как скрип ржавых петель, но невероятно твердым.

"Изоляция."

Семенова вздрогнула. "Алексей?.."

"Удаленное существование под тщательным наблюдением" – уточнил он. Каждое слово давалось с усилием, как будто он вытаскивал их из вечной мерзлоты. "Вариант А. Инкубатор."

Внутри него что-то взревело. Не шелест, не пульсация – настоящий, бессильный яростный рев потревоженного, загнанного в угол зверя. Тени в углах взметнулись, закружились вихрем, на мгновение приняв чудовищные, клыкастые очертания. Холод ударил с такой силой, что на стеклах окна тут же выступил иней. Леша согнулся, скрючившись от боли, но не отводя взгляда от Семёновой.

"Ты... уверен?" – прошептала она. В ее глазах читалось не только облегчение (не геноцид!), но и безмерная жалость. Пожизненная каторга.

"Они не виноваты," – выдавил Лёша. В его памяти мелькнуло лицо Димки в баре – растерянное, обиженное. Обычного парня, которому просто хотелось пообщаться со старым приятелем. "Ни Димка... ни другие. Они просто... попали под раздачу. Как и я. Только я знаю цену." Он с трудом выпрямился. "А она... моя мама… Анна... пусть ее имя остается. Пусть ее триумф стоит моей тюрьмы. Это... единственная надгробная плита, которую я ей поставлю." В его голосе не было прощения. Была лишь ледяная, окончательная ставка. Его вечное страдание – как памятник ее чудовищному успеху.

Семёнова кивнула, быстро смахивая что-то блестящее с ресниц. "Я... организую. У меня есть контакты. Например старая арктическая биостанция 'Зенит'. Заброшена десять лет. Глухая изоляция. Там можно создать условия... мониторинг... системы жизнеобеспечения. Я буду наблюдать. Искать... способы ослабить его. Всегда."

"Не ищи," – сказал Лёша с странным спокойствием. "Просто... наблюдай. Чтобы я не сломался. Чтобы не выбрал однажды... другой путь." Он посмотрел на тени, которые, утратив ярость, снова скукожились в углах, но не исчезли. Теперь они стали его спутниками. Навсегда.

Тюрьма… Вечная... – проскрежетал внутри голос Потребителя. – Голод... Холод...

Эпилог. Станция "Зенит"

Белый свет. Белый кафель. Белый потолок. Вечный гул систем жизнеобеспечения, нарушаемый лишь монотонным пиком датчиков на стене. Камера была небольшой, как его старая квартира, но стерильной и лишенной окон. Единственный источник "внешнего" мира – матовый экран монитора, показывающий бескрайнюю, застывшую белую пустыню Арктики под вечными сумерками полярной ночи. Иногда по экрану пробегал призрак северного сияния – зеленоватое, холодное пламя.

Алексей Петров сидел на краю койки, закутавшись в термоодеяло. Но холод шел изнутри.Пульсациябыла теперь его постоянным саундтреком. Тениколыхались в углах камеры, невидимые для камер наблюдения, но видимые ему – его персональные демоны. Семёнова связывалась раз в неделю через защищенный канал. Голос ее звучал ровно, профессионально. Отчеты о показателях: "Нейропептиды Х-группы стабильно высоки... ЭЭГ показывает персистирующую аномальную активность... Физиологические параметры в пределах допустимого для условий..." Ни слова о Марине, Сереже, Ольге, Димке. Ни слова о мире за пределами этой ледяной тюрьмы. Он был Инкубатором. Его функция – содержать Потребителя. Знать о жертвах было лишним.

Алексей посмотрел на матовый экран. На бескрайнюю белую пустоту. Там, в этом мертвом пространстве, не было ни успеха, ни неудачи. Только лед и вечность. Внутри что-то урчало – тихий, неутолимый голод вечного узника. Он положил руку на грудь, чувствуя знакомую, ненавистную вибрацию.

"Тише," – прошептал он в ледяную тишину камеры. – "Тише, Потребитель. Мы дома."

Где-то в глубине, в самом ядре ледяной пульсации, шевельнулся крошечный, почти неуловимый импульс. Не голод. Не ярость. Что-то другое. Что-то действительно новое. Что-то похожее на… любопытство.