Читать онлайн "Туманница"

Фольклорная практика у Жени по прозвищу «Люмен» не задалась. Тридцать минут на громыхающем пазике, сухпаек в виде бутерброда, огурца и вареного яйца и диктофон с кафедры – вот и вся студенческая романтика. Такое же настроение было и у двух его товарищей по несчастью, а по совместительству еще и одногруппников: Сереги и Димана. С ними он уже второй день слонялся по селу Верхние Хомы в поисках какой-нибудь старой, но еще активной и общительной бабульки, имеющей силы и желание рассказать на диктофон что-то из русского народного творчества. Студентов было трое, а это значило, что, по правилам фольклорной практики, группе с таким количеством необходимо набрать триста единиц материала, по сто единиц за каждого человека. Серега с Диманом не хотели никого брать в группу, сначала решили, что им и вдвоем нормально, а Женек – дополнительная нагрузка. Однако оба понимали, что он качественно расшифрует записи и еще поможет оформить отчетные документы. В их группе только этот человек закрыл на отлично вторую сессию, да и то половину экзаменов автоматом.

– Мужики, а вы не думали, что мы трое – как Трус, Балбес и Бывалый? – спросил Серега, невысокий, толстенький, с немного кудрявыми русыми волосами, одетый в черную майку и спортивные штаны. Сумка через плечо, как было модно у половины молодежи, была раздута от еле уложенной туда толстовки – июль две тысячи восьмого по утрам был до мурашек холодным, а днем изнурял всех своей жарой.

– Ага, Серый, судя по тому, что ты больше всех смахиваешь на Бывалого, я либо Трус – либо Балбес, – ответил Женя, немного тряся свою футболку с логотипом группы «Люмен», нагоняя с ее помощью ветерок в надежде спастись от жары. За футболку его так и прозвали. Конечно, он не был ни на одном из их концертов, но логотипы любимой группы были с ним всегда: две торбы, напульсник, футболка и даже толстовка. Все это он носил по очереди, в зависимости от погоды.

– Да ты посмотри на эту оглоблю, – усмехнулся в ответ Серый, указывая на Димана, самого высокого в их компании, – настоящий Балбес.

Диман был одет как турист южного побережья: сланцы, шорты, светлая рубашка в полоску с коротким рукавом и почти такая же, как у Сереги, сумка через плечо.

– Ну бояться мне нечего, тебе тоже не советую, – Люмен был не очень доволен ролью «Труса» в их компании, но понимал, что это – просто внешнее сходство с известной троицей из советских фильмов, да и вообще, шутки надо воспринимать как шутки, не более.

– Прямо-таки не боишься?

– А чего бояться? Вампиров? Призраков? Колдунов? Единственное, чего нам стоит бояться, так это безысходности, – грустно улыбнулся «Трус».

Он с детства периодически ощущал в себе неприятное угнетающее чувство. Врач назвал бы диагноз – депрессия. Женя сам об этом периодически думал, но в деревне, где он вырос, никто даже не знал такого слова. Да и незачем нормальному, по меркам деревенских, пацану страдать ерундой. Нормальный пацан не ноет, а если вдруг тоскливо – забухает и все. Евгений знал другой способ уйти от этого чувства – книги. Он пропадал в них с первого класса, а литература за всю его жизнь стала самой настоящей отдушиной.

Диман все это время разговаривал по телефону с очередной «любимой», игнорируя подколки и предвкушая вечер с новой девчонкой. На этот раз он любил Анжелу. Она любила его, а вместе они любили проводить время на кресле-кровати, привезенной из дома месяц назад, сменив предыдущего Серегиного соседа, третьекурсника Коляна.

Такое соседство продолжалось недолго. Вскоре друзья переругались на почве несостоявшегося местного КВНа. Колян к этому времени уже успел создать свою команду. В КВНе две тысячи восьмого года вообще было три команды от филфака, и лишь одна из них заняла призовое место. Женя предлагал объединить юмористические усилия против общего врага в лице команды из физмата, но друзья предпочли союз борьбе с внутренними врагами. В принципе, проигрыш тоже всех устраивал, всем больше нравились репетиции, пиво в корпусе и гримерках концертного зала и, конечно, общий дух таких тусовок. Как будто все, не озвучивая свои предположения вслух, понимали, что факультетская жизнь с духом неформальности, русского рока и скопления читающего народа в одном месте быстро пройдет.

В ходе всех перепетий Колян уехал жить в общагу, а его место занял Диман.

***

Утро для троицы практикантов прошло впустую, местные жители совсем не хотели общаться, особенно не хотели что-то говорить в диктофон, постоянно находя для этого разные причины: некогда, болезни, плохая память, двадцать первый век на дворе. Их единственным утренним «уловом» оказалась странная женщина, которая на вопрос «Можете ли вы рассказать что-то из фольклора: частушки, стишки, сказки?» ответила, поднимая пустую пачку сигарет «Святой Георгий»: «О, смотрите, красный крест! То, что я ищу!». Немного позже они узнали, что это была местная сумасшедшая по имени Валюха, знакомая каждому жителю Верхних Хом.

– А девахам из четвертой группы вчера вообще фортануло, – сказал ни с того ни с сего Диман, закуривая сигарету, – они к какой-то бабке завалились, та их картошечкой жареной накормила, а еще самогонки налила.

– Ой, да брешут твои девахи, никого не угощали, а их угощали. Че ты их слушаешь, они тебя как лоха разводят, – раздраженно ответил Серега, – бери с Люмена пример. Идет, молчит, всякую ересь не несет.

Люмен улыбнулся, мотнул головой и молча показал «козу» правой рукой. Это был его любимый рокерский жест.

– Я те отвечаю. Ну че, Катька с Олеськой врать что ли будут? – продолжил Диман.

– Конечно, врут, а ты, Балбесина, ведешься. И Анжела твоя тоже врет.

– А че ей врать?

– Ну мало ли. Может она с тобой по телефону поговорила, а потом поехала изменять с кем-то.

– А ты не думал, что наоборот, она кому-то изменяет именно со мной?

– А какая разница?

– Большая, я в превосходстве.

– Ты в превосходстве дна! Совсем на бабах своих помешался. Месяц живем, а уже троих приводил.

– Слышь… – Диман произнес это слово с агрессивной интонацией, но на самом деле только сделал вид, что начинает злиться.

– Слышу-слышу. Ладно, не сердись, дай лучше сигаретку, мои кончились, в магаз зайдем, я куплю и тебе отдам тогда.

– Мож и пивка там купим?

– Раз пошла такая пьянка, давайте сразу тогда пообедаем, че сопли-то жевать. Женек, позвони Титьке и Митре, может они где рядом шляются, вместе посидим, разузнаем, как у них там дела.

Титька и Митра были из параллельной группы. Клички им придумали только от сокращения их фамилий – Титов Серега и Митрофанов Пашка.

– Пацаны, они уже в сторону магаза идут. Говорят, что тоже не сильно с утра везло, пара бабок согласились – и все. С другой стороны, у нас ни одной.

– Жек, да забей ты уже, че ты зациклился на этом. Ну не наберем – и хрен с ним. Че они нам сделают? Отчислят? Да и плевать, нашли из-за чего отчислять. В армию пойдем. Мне года этого хватило уже, – Серый последние несколько месяцев искал причину для отчисления и приводил аргументы того, что учеба им не нужна и в жизни никак не пригодится. И вообще надо было идти в сельхоз, получить там права, открыть все категории и рубить бабки, работая на тракторе.

Евгений был в корне не согласен. Ему нравилось учиться на филфаке по многим причинам: на парах по литературе он просто высказывал свое мнение о прочитанном произведении, за что и получал автоматы на экзамене. Второй причиной была филфаковская неформальная тусовка. Косухи, цепи, напульсники, всевозможные нашивки и футболки с названиями групп говорили о носителях все: кто панк, кто тру-металлист, а кто просто говнарь. На факультете слушали рок абсолютно все, даже преподаватели. Белой вороной был Гена, рэпер в широких штанах. Впрочем, его никто не прессовал, потому что, несмотря на отстойную музыку, он был неплохим и общительным парнем.

Когда уставшая от жары и бесцельного хождения троица добралась до магазина, другие уже из него выходили. Двухметровый и толстый Титька, в зелено-желтой полосатой футболке, и Митра, на полголовы меньше своего друга, в кепке и черном поло, держали в руках по бутылке кефира и булочке.

– Евгешка, мы вас уже заждались, чего долго? – как всегда гундосо промямлил Титька. Его голос ему не подходил, а вкупе с внешностью он был похож на маньяка из американского фильма ужасов. По крайней мере таким видел его Женя.

– Ну мы значит дальше были. Ничего, Сереж, мы ща быстро, а потом на обед, – отмахнулся от упрека Люмен.

Пикник был устроен на поляне под большим дубом, подальше от дороги.

Диман разливал своим одногруппникам «Толстяка» из пятилитровой бутылки по стаканчикам. Закуской служили традиционные в компании студентов чипсы и сухарики.

– Димк, а любителям кефира подольешь? Много же взяли, – Серый предложил угостить ребят, которых позвал на обед.

Диман полез в пакет за пластиковым стаканом.

– А давай, я кефир потом выпью, – согласился Митра.

– А я не буду, – Титька был принципиален. Если он что-то и решал, то не отказывался от задуманного. Такой склад характера пророчил ему в следующем учебном году стать старостой группы, и, хоть он и на словах открещивался от дополнительной работы, в душе ему хотелось им стать.

Тень дуба спасала студентов от жары, прохладное пиво поднимало настроение и немного морило. Женек включил группу «Стигмата» на всю мощь двух колонок Нокиа шестьдесят два тридцать три, но после половины песни Серега встрял:

– Жек, ну хватит, сентябрь горит-сентябрь горит. Ты че, телкострадалец?

– Ну нет. Че тогда включить?

– Киша давай.

– Надоел. Хочешь, свое врубай.

– А давай. Мужики, а вы слышали группу «Не будите спящих»? Там, конечно, рэп, но зато под акустику, чем не альтернатива?

Женя не любил спорить. Он подумал: «Конечно, Серегины песни и не пахнут альтернативой, но, для разнообразия, и, если парням нравится, пусть играет. Акустика прикольная».

***

Примерно через час парни разлили остатки пива по стаканам, и Серега подытожил:

– Хорошо посидели. Не знаю, как вы, а я именно в этот миг ощущаю счастье. Когда еще так соберемся?

– Завтра можем, – добавил Диман.

– Завтра не то, а может уже и не получится. В любом случае, давайте выпьем за классный денек!

После обеда Титька посоветовал наведаться на улицу Пролетарскую. Конечно, с Митрой они там еще не были, но по слухам в самом конце улицы живет старуха, настолько древняя, что даже двор свой не покидает. То ли боится, то ли уже сил мало осталось. На вопрос, почему Титька так и не дошел до этой бабки, тот сказал, что им было лень, потому что близился обед. А бабка, может, и не станет разговаривать.

Троице терять было нечего, коллективно решили отправиться на Пролетарскую улицу и найти ту самую древнюю бабку в надежде хоть что-то уже записать на эту, как ругался Серега, чертову шарманку.

***

Улица Пролетарская говорила сама за себя: неасфальтированная, сплошь старенькие покосившиеся и через один пустые дома, там жизнь словно канула в историю вместе с развалом Советского Союза. Женя про себя подметил, что улица будто бы сама хотела уйти на покой и всеми силами выгоняла последних жителей: целые семьи переезжали в областной центр или столицу, предпочтя большим поместьям съемные однушки.

– Да, бросают такие дома ради ненакопленного богатства, – сказал, как будто огласив общее настроение, Диман.

– Соглашусь, – подхватил разговор Серега. Раньше что было богатством? Поместье, хозяйство… А сейчас что? Живут в клетушках - зато в городе, со всеми его благами – вода, газ, походы в торговые центры и парки на выходных. А вот наш лес - чем не парк?

– Да кто их разберет… Едут все за деньгами в столицу, а сами в ней все и спускают. Живут в долг. Странные люди…

– Самое смешное, что мы с тобой сами как миленькие поедем, если приспичит…

Жара, казалось, дошла до предела, в воздухе стал чувствоваться запах озона, на горизонте появились темные грозовые тучи.

– Парни, кажись пришли, гляньте, какой древний домяра. Тут, наверное, и живет эта бабка, – сказал Серый, остановившись около старого покосившегося дома. В глаза бросался почти завалившийся забор, сбитый из уже давно не крашенного гнилого штакетника, выцветшие наличники с грязными окнами, крыльцу не хватало пары ступенек. Во дворе стоял старый сарай, крытый соломой, и такой же дряхлый колодец с ржавым ведром. Домашних животных не было, даже пустующей будки. Это было странно для сельского дома, ведь в селе собака – вместо сигнализации – залает, если кто-то подойдет к дому.

Серега постучал в окно. Подождал пять минут, однако никто так и не вышел. После чего он медленно поднялся на крыльцо, аккуратно открыл дверь и спросил: «Простите, есть дома хозяева?».

Подождав еще пять минут, Серега прикрыл дверь и спустился с порога.

– Нет, наверное, бабки. Или боится нас. Пойдем, мужики. Сегодня че-то непруха, – предложил Женя. Ему совсем не нравилось это место, и он хотел поскорее оттуда уйти.

– Кто там? Я не буду выходить, – тихо послышалось из дома, – заходите-заходите.

– О как, значит, не все пропало. Погнали! – подметил Серый.

Первым студентов встретил затхлый запах старины, и уже после возник грязный коридорчик с пустыми ведрами, стеклянными банками с непонятным содержимым на столике с облезлой клеенкой. Там же находились старые настенные часы. Приоткрытая дверь в комнату скрывалась за грязной тюлевой занавеской.

– Сюда, я сама не могу много ходить, ноги больные, сегодня уже с утра находилась, – сказала старушка.

Все трое тихо, как будто боясь кого-то разбудить, перешли из коридора в гостиную. Комната напоминала школьный музей, который в детстве посещал Женя: русская печь, ухват, старый стол у окна. Старушка, укрытая замызганным одеялом, лежала на маленькой деревянной кровати около печи, в противоположной от окна стороне.

– Здрасьте! Мы студенты-филологи, приехали к вам на фольклорную практику, – взял инициативу Серега, – мы ищем тех, кто мог бы нам рассказать что-то из русского народного творчества: частушки, потешки, сказки, прибаутки, может быть анекдоты. Меня зовут Сергей, а это Дмитрий и Евгений. Мы втроем ходим и собираем материал. Узнали про вас и подумали, может вы нам поможете… а как вас зовут?

– Евдокия Степановна я, Никифорова, одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года рождения. Много видела в своей жизни, много знаю. Но ходить не могу много, ноги больные, с утра уже находилась…

Женя подумал про себя, что Евдокия Степановна не совсем в себе, раз рассказывает незваным гостям про свои ноги второй раз.

– А вы помните что-нибудь из фольклора? – Серега мимо ушей пропустил эпопею с ногами.

– Что-то может и помню, надо подумать. Я же плакальщицей была, на все похороны ходила. Так, а зачем это вам вообще надо, вы вообще кто такие? Громче говорите только. Я не всё услышала первый раз.

Серега демонстративно вздохнул, Диман заулыбался, Женя остался в задумчивости.

– Говорю же, студенты мы, филологи, проходим фольклорную практику. Нам нужно записать что-то интересное из русского народного творчества на диктофон. Может вы нам расскажете. Вы говорили, что плакальщицей были.

– А, ну теперь понятно. Были такие студенты у меня, в восемьдесят шестом. Тоже им рассказывала. Как плакальщицей была, как жила. Все рассказывала. Ох, и устала я. Ноги болят.

– Евдокия Степановна, а может вам помочь чем-то? Мы поможем, а вы пока нам на диктофон расскажете, что обычно на плачах исполняли. Вам тут кто вообще помогает?

– Соцслужба помогает. Ходит раз в день, проверяют, жива я или все уже, померла. Детей не было у меня, племянники далеко, в столице. Да и не видела я их уже лет тридцать. Было б наследство какое, а дом в Хомах им и задаром не нужен. Вот и я не нужна. Светка одна, из соцслужбы, молодец. Продукты приносит, пенсию даже за меня получает. Ей, наверное, дом и оставлю.

– А сейчас помощь вам какая-то нужна?

– Может, воды только. Там в коридоре два ведра. А то я сегодня полы мыть сама вздумала, да пролила. Светка послезавтра только придет. Ходить много не могу, ноги больные, находилась за сегодня.

– А колодец какой лучше? Во дворе?

– Во дворе не трогайте, там мало совсем воды. Изредка набираю, когда пить хочу. Идите на улицу, вы если из центра шли, то видали.

– Хорошо. Я лучше за водой схожу. Жень, запишешь на диктофон? А то ты не куришь, а Диману нет доверия.

Женя махнул головой, а Диман сделал вид, что не обиделся. Парни взяли по ведру в коридоре и вышли.

– А как рассказывать? В тетрадку записывать будешь? – спросила старушка.

– Нет, сейчас другое время. У нас тут есть цифровой диктофон. Я включу, и вы сможете вслух рассказывать. Что-то кроме плача знаете?

– Вот ничего не помню, тут хоть плачи бы вспомнить да рассказать. Ну включай, а то я уже устала, скоро спать захочу.

– А у вас похоронный плач?

– Особенный есть, я его от бабушки помню еще, «плач неволи».

«Первый раз про такой слышу, но с другой стороны, может, это будет интересное открытие!» – подумал про себя парень.

Щелкнула кнопка диктофона, Женя сказал: «Готово, Евдокия Степановна! Рассказывайте».

Та в ответ немного помолчала, прикрыла глаза и начала сначала как будто распеваться, издавая звуки «О» и «А».

Женя сам как будто начал засыпать, он замотал головой, пытаясь прогнать сон, по телу волной, от шеи до низа спины, а затем к рукам, прошла дрожь.

Старушка начала завывать, но через причитания и вой можно было немного услышать некоторые отрывки:

«Если птицей мне быть в клетке,

Душу надо пустить по ветру,

Пусть я телом совсем усохну

Дух мой будет живым в полной…»

«Брось… Свободу…

Кровь… Луною»

Перед глазами студента все стало мутным, будто вокруг появился густой туман. На мгновение он перестал осознавать, где он находится и что происходит. Так продолжалось пока старуха бубнила плач, но после слов «Всё, устала я», морок прекратился. Евгений машинально нажал кнопку отключения записи.

На пороге появились парни с водой.

– Жень, все записал? Пойдем, тучи находят, скоро гроза начнется, лучше в магазине или на остановке переждем.

– Да, пошли быстрее, что-то тут душно, голова кружится немного и руки трясутся. Из-за духоты, скорее всего.

На улице небо было темнее темного, вот-вот должен был начаться дождь.

Женя вдохнул свежий воздух, и ему стало немного легче. На душе было странное чувство тревоги, он как будто ощущал, что произойдет что-то плохое. Похожие чувства он всегда испытывал в школе по понедельникам. Но в школе ничего плохого не случалось, и беспричинная тревога уходила сама собой. Парень подумал, что возможно тут то же самое, ничего особенного, просто негативная волна – как пришла, так и уйдет.

Странное случилось позже. Когда студенты вышли из двора и закрыли калитку, рядом с домой прямо в землю ударила молния. Начался сильный ливень. Никто даже не подумал возвращаться в дом старухи, ребята просто бросились бежать вперед по улице.

Уже на остановке дождь начал утихать. До нитки промокший Серега спросил:

– А почему мы не догадались в какой-нибудь заброшенной дом залезть? Хоть бы на крыльцо или в сарай. Промокли только, а до автобуса еще час.

– Я подумал, что лучше промокну или сгорю от молнии, но ни в один из этих стремных домов не полезу. Они мне совсем не нравятся, – стуча зубами сказал Диман.

– Испугался что ли?

– Нет, там нечего бояться. Но есть у меня чуйка, которая еще ни разу меня не подводила. Вот и в этот раз я ей доверился. Не нравятся мне ни эти дома, ни бабка. Хрен с ним, с дождем. Домой доедем, там обогреемся.

– Ну ты, Длинный, даешь, экстрасенс прям, – в своей манере съязвил Серега.

Женя промолчал, но он был полностью согласен с Диманом. Что-то нехорошее было там было, и студент надеялся, что никогда больше не пойдет туда даже днем, не то что ночью.

Стуча зубами, практиканты дождались автобуса. Уже по дороге в город Титька спросил у них:

– Ну что, парни, удалось найти старушку на Пролетарской?

– Удалось, но лучше бы ты нам про нее не говорил. Стремная она какая-то, прям как наша жизнь, да и замотались мы туда-обратно ходить, под дождь еще попали, – ответил тому Серега.

– А мы хотели завтра туда пойти. Или думаете, не нужно?

– Вы, конечно, как хотите. Но мы туда больше ни ногой, вон на Женька посмотри, бледный, как побелка в сортире, – Серега хлопнул сидящего впереди Женю по плечу, потом снова обратился к Титьке, – а как ты про бабку узнал?

– Ну около вокзала тетка ходила странная, наверное, сумасшедшая. Она, когда нас увидела, сказала: «Пролетарская, Пролетарская, там живет женщина старая, не ходите туда». Ну а я что? Спросил у местных, говорят, да, живет. Вот вам и посоветовал.

– А мы как отмычки были, получается? Нас для проверки решил отправить?

– Нет, конечно, просто хотел вам помочь…

– Ну спасибо, помощничек, – Серега вздохнул, помолчал, затем продолжил, – ну фиг с ней, бабкой, записали и ладно. Хоть что-то...

***

На удивление остальная часть практики прошла лучше. Мама Димана подбросила идею, которая в итоге помогла ребятам закрыть практику: найти активную бабулю, дать ей сборник русского фольклора и попросить начитать на диктофон. К пятнице злополучные триста единиц были записаны.

На выходные Евгений решил не ехать домой, а заняться расшифровкой. Парни уговорили остаться ночевать у них, хозяев съемной квартиры тот предупредил, что уже с пятницы его не будет, а вернется, скорее всего, в понедельник.

Вечером в пятницу было решено отметить окончание практики: приготовить мясо, выпить пива и посмотреть какое-нибудь кино на диске.

Серега занялся мясом, Димка пошел на часок к Анжеле, обещав на обратном пути принести пиво, а Женя, чтобы не мешала громкая музыка с кухни, уселся в маленькой спальне и по совместительству рабочей комнате со столом и компьютером. Ему хотелось побыстрее начать расшифровку, чтобы, наконец, закончить с практикой и отправиться на долгожданные каникулы.

Под записи диктофона, на которых он слышал себя, друзей и поговорки от жительницы Верхних Хом, он стал доставать тетрадь, ручку и методичку по оформлению практики. Запись с поговорками сменилась на запись, сделанную на Пролетарской. Женя услышал, как он говорит: «Готово, Евдокия Степановна, рассказывайте!», и как только старуха уже на записи начала повторять свой плач неволи, его вновь передернуло. Чувство непереносимой тоски и беспричинного страха как будто заставляли Женю залезть под одеяло с головой, как он делал в детстве, и никогда не вылезать оттуда. Он бросил взгляд на окно: привычная зелень улицы и дома напротив сменились очень густым туманом, в котором ничего нельзя было рассмотреть. На долю секунды он увидел улыбающееся лицо Евдокии Степановны, она пристально смотрела на него через окно.

Женя пулей вылетел из комнаты.

На кухне громко звучали песни группы «Король и Шут».

– Серый, ты тут?

– Чего орешь, как резанный, думаешь Горшка перекричать? Не получится, – Серега невозмутимо резал мясо на разделочной доске. Ты бледный какой-то, опять что ли давление?

– Прикинь, я сейчас в окно видел туман и ту странную бабку, которую в Хомах записывали.

– Ту стремную с Пролетарской?

– А то какую еще. Запись на диктофоне включил, после чего она в окне появилась. Посмотрела на меня, жутко улыбаясь, и исчезла. Туман тоже исчез.

Серега посмотрел на него как на дурака.

– Братан, вот зачем ты сегодня вообще этой ерундой стал заниматься? Вечер пятницы же. Отдохни, Длинный скоро пиво принесет, поужинаем. Че ты начинаешь?

– Да ничего я не начинаю, – Люмену стало обидно, что его приняли за психа. Но он понимал, как это звучало со стороны, поэтому не собирался спорить и что-доказывать своему другу.

Серый молча направился в спальню, после чего вернулся к Жене на кухню уже с диктофоном.

– Смотри, ну точнее слушай – в бабкиной записи ничего особенного, обычная старуха, как и остальные записанные.

Серега еще раз включил Евдокию Степановну на диктофоне, но отрывок с ее речью действительно не отличался от остальных записей.

– Женек, давай сделаем вид, что этого разговора не было. Ну всяко бывает, всякое видится. Жизнь вообще сложная штука.

– Да, ты прав. Расшифровкой завтра займусь, давай картошку почищу, пока ты мясо делаешь.

Ему стало немного стыдно за то, как он выглядел перед Серегой. Понятное дело, тот друг, и спустит все на тормозах. Может, пару раз пошутит, да и забудет. Но вот Женя чувствовал, что теперь еще долго придется прокручивать эту ситуацию в голове – такой уж был у него характер, всегда было сложно забыть неприятные моменты.

***

Диман пришел в районе восьми вечера с пивом и довольной улыбкой на лице.

– Че, с Анжелкой неплохо провели время? – пошутил Серый.

– Спрашиваешь тоже. Так, с вас по пятьдесят рублей за пиво и сухарики. Пятилитровая баклажка дешевая получилась, сто двадцать рублей.

– А то, что мы мясо и картошку приготовили, ты нам за это скинешь?

– Ну это же у нас давно было в холодильнике. К тому же из дома привезенное. Не хотите скидываться – не надо. Я сам тогда выпью, да и всё.

– Ладно, не ной, сделаем как надо – отмахнулся Серега.

Не успели парни пройти на кухню, как в дверь постучали.

– Блин, это, скорее всего, Витек. Жень, открой ты. А то к нам опять прицепится, клянчить начнет выпивку и сигареты. Тебя он не знает, может отстанет, – сказал Диман.

Тот открыл дверь. На пороге стоял мужичок лет пятидесяти в серых брюках, с сандалями на ногах и годами нестиранной тельняшке. Запах от мужичка идеально соответствовал его внешнему виду.

– Здравствуйте. Простите, а Сергея или Дмитрия можно? Я сосед их, со второго этажа. Витя меня зовут. Я хотел с ними поговорить, – похожую речь Женя слышал на рынке у ларьков с чебуреками и хот-догами. Там точно такие же «соседи со второго этажа» выпрашивали мелочь, чтобы вечером на электричке вернуться домой в деревню. Но «по странному стечению» каждый день оказываются на том же месте у ларька.

– Нет их, гулять ушли.

– А тебя как зовут?

– Евгений.

– Евгений, может ты мне сможешь помочь? Трубы горят, сил нет. У тебя мелочи не найдется?

Женя немного подумал: родители всегда говорили, что помогать нужно даже таким, как Витек. Пускай они и тратят деньги на водку, зато перед собой честны. А мелочь не жалко. Не каждый день раздается.

Он достал из кармана две пятирублевые монеты и дал их Витьку:

– Вот, возьмите.

Тот засветился от счастья.

– Спасибо тебе большое, дружище! Выручил ты меня, вовек не забуду. Благодарю.

Женя закрыл дверь и вернулся на кухню.

Серега поднял кружку с пивом:

– Мужики, по случаю завершения этой долбанной практики предлагаю выпить за доблестное завершение этой долбанной практики. Материал собран, полдела сделано. Ура!

– Ура!

– Ура!

Этот вечер каждый из троицы запомнил, как один из веселых в этом месяце. Сессия позади, осталась расшифровка и, наконец, долгожданные каникулы.

***

Женю разбудила песня на повторе. Он ее уже слышал, точнее, слышал, как ее пела в курилке его однокурсница Карина. Это была группа «Отто Дикс». Название он не знал, но припев там был такой: «Самые красивые цветы растут из грязи, самые прекрасные люди – это мрази. Самые падшие женщины неприступны, самые благие деяния безумны…» Он в свое время считал ее самой депрессивной песней, или, как любил выражаться, «безысходнее некуда».

Под ним вместо кровати была груда кирпичей. Вокруг была полуразрушенная квартира, его друзей там не было. Вместо телевизора в прихожей, где друзья смотрели вчера кино, стояла трехлитровая банка с мутной жидкостью. Присмотревшись получше, он увидел, что в этой жидкости находится мертвая голова.

Женю перетряхнуло. Он хотел встать, но по щиколотку провалился в пол, точнее, пола он не видел, внизу был густой туман. Пришлось резко отдернуть ногу. Из горла вместо крика вырвался хрип, переросший в кашель.

Голова в банке открыла глаза, посмотрела на Евгения, а потом сказала писклявым раздражающим голосом: «Вот и все. Для тебя это все».

«Закрыть глаза, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, считая до десяти. Открыть глаза», – подумал про себя испуганный юноша.

Открыв глаза, он увидел, что находится в квартире, где ложился спать. В паре метров на раскладном кресле тихо сопел Диман.

Телефон показывал семь тридцать утра, но в квартире все еще было темно. Женя тихо прошел на кухню и посмотрел в окно. Там был виден только густой туман, в котором двигались темные силуэты.

«Закрыть глаза, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Дышать, считая до десяти. Открыть глаза».

Туман рассеялся – солнце светило прямо в окно.

***

Женя больше не смог уснуть. Ночной кошмар и последующее видение не давали ему покоя. Выпив кофе с молоком, он так и остался сидеть на кухне, глядя в одну точку.

«Что имела в виду голова в банке? Почему играла именно эта песня? Какой во всем этом смысл?», – три вопроса крутились в голове, так и не найдя ответа.

Серега с Диманом тоже проснулись раньше обычного – для них суббота была отсыпным днем, когда нужно и можно было спать часов до двенадцати минимум.

Оба ходили по квартире в плохом настроении, и Женя решил им не говорить ничего про свой сон. Диман вообще не попрощался, собрал сумку, и молча вышел.

– Серый, я всегда раньше просыпаюсь. Ты-то почему рано встал? – спросил Женя.

– Да чет не знаю, всю ночь какая-то фигня снилась, уже не помню. Помню только, что музыка играла. Бетховен, «Лунная соната». Со школы ее не люблю, такую тоску наводила. Вот поэтому и настроение такое паршивое сегодня.

– А с Диманом что? Умчался куда-то пораньше.

– Да ему надо домой в деревню смотаться. Мать позвонила ему, помощь понадобилась. Что конкретно – не сказал, но вернется теперь к понедельнику. Так что мы вдвоем будем.

«Музыка, нагоняющая тоску. У каждого своя. Может, это и есть ответ на сегодняшний вопрос?»

– Серег, я должен тебе кое-что сказать: мне сегодня тоже снился какой-то дебильный сон, и в нем тоже была музыка. Только не как у тебя, Бетховен, а другая, которую я считаю очень тоскливой.

– И что у тебя играло? Опять что-то из «Люмена»?

– Нет, «Отто Дикс», ну там Каринка пела ее часто: «Самые красивые цветы растут из грязи, самые прекрасные люди- это мрази».

– Слышал, отстой, а не песня. И что, хочешь сказать, что у нас сны синхронизировались? Как циклы у женщин? – Серый усмехнулся.

– Тебе все хиханьки, квнщик, блин. Не знаю, но то, что нам всякая хрень снилась после вчерашнего включения диктофона – мне кажется, что это как-то связано.

– Бросай опять свою шарманку крутить. А то я уже всерьез злиться начну. Не бывает такого. Сколько лет живем, никто никогда нормального паранормального происшествия не видел. Ни ты, ни я. Да и в принципе никто. То, что в журнале «Загадки Вселенной» пишут- выдумки. А ты если заикнешься кому, что я тебе про свой сон сказал, – злой буду на тебя. Не хочу участвовать во всякой ереси. Нас на смех поднимут на факультете.

– Ладно-ладно, не хочешь и не надо. Давай тогда сейчас займемся расшифровкой на пару часиков. А потом предлагаю до речки прогуляться. Лето же, какое-никакое.

– Вот это – другой разговор.

После пары часов расшифровки ребята отправились на речку, где пробыли почти весь день.

Возвращаясь домой, они увидели во дворе машину скорой помощи и столпившихся возле нее соседей. Серега узнал среди них тетю Валю – соседку по лестничной площадке.

– Здрасьте, теть Валь. А что случилось? – спросил он.

– Привет, Сереж. Да горе у нас, Витек со второго этажа помер. Он ночью буянил еще, орал. Я даже участковому звонила, тот, вроде, его успокоил. После обеда выхожу во двор, он сидит, как будто дремлет на скамейке. Начала ругаться на него – молчит. Дотронулась, а он уже окочурился. Скорую вызвали, врачи сказали, приступ у него, вроде эпилепсии. С такими часто такое происходит. Он если б нормальное что пил, так нет, боярышник или одеколон. В общем, отмучился Витек.

***

Смерть Витька перечеркнула все дневные попытки расслабиться и забыть вчерашний сон. Настроения не было, в голове прокручивался вчерашний разговор с мужичком, первый и уже последний. Женя помнил, как тот обрадовался полученной мелочи. Мелькнула мысль, не на эти ли деньги он купил выпивку, которая впоследствии его и убила, но эта идея терялась на фоне другой: ночной кошмар, песни, наводившие тоску на него и Серегу, смерть Витька…– могло ли это все быть связано?

Ложиться спать было страшно, на ум даже приходили сцены из «Кошмара на улице Вязов», где главные герои делали различные попытки не уснуть, но в конце концов засыпали и попадали прямо в когтистую «лапу» Фредди Крюгера.

– Серег, а вот если бы ты во сне увидел Фредди Крюгера, испугался бы? –спросил Женя у друга, смотря перед сном в стену.

– Так в этом и суть. Если его не бояться и просто вступить с ним в драку- шансы остаться в живых увеличиваются. Почему из десяти персонажей приходит к этой мысли только один, который и выживает – непонятно. Если когда-нибудь тебе приснится такая дичь – следуй этому правилу, иди напролом и не бойся. Вот тогда твои шансы выжить станут пятьдесят на пятьдесят…– почему-то Серега говорил голосом умершего Витька.

Снова зазвучала песня.

Женя обернулся и осознал, что вчерашний кошмар продолжился: груда кирпичей, облезлые серые стены квартиры, голова в банке. На месте, где должна была находиться кровать Серого, стоял Витек и смотрел на Женю.

– Ты как тут оказался? Ты же умер, разве нет? – спросил Женя.

– Умер, поэтому и разговариваю с тобой. Вчера вечером я лег спать и проснулся вот здесь. Точнее, этажом выше, в месте, которое только очертаниями смахивает на мою квартиру. Пытался выбраться из дома, но, когда вышел наружу, в туман, что-то проткнуло меня насквозь, вот здесь, – Витек задрал свою майку, и Женя увидел огромную рану в груди. Сердца у Витька не было.

В окно постучали. Испуганный студент машинально повернул голову в сторону окна и увидел, что та самая бабка, Евдокия Степановна, с каким-то неестественным выражением лица улыбается и машет ему из окна.

Песня наконец замолкла. Вместо нее раскатисто зазвучал голос старухи: «Выходи на улицу, внучок. Дом может рухнуть в любой момент. Выходи, ничего с тобой не будет. У меня тут хорошо. В тумане не видно всей той грязи, что окружает этот поганый мир».

Женя посмотрел в сторону мертвого Витька, но там его больше не было. После чего студент встал с груды кирпичей, опять провалившись в туман на полу.

Мертвая голова в банке завопила: «Тварь, урод, прочь отсюда! Только попробуй остаться на месте, ты у меня попляшешь. Сваливай отсюда, пока цел. Или сам станешь головой в банке».

Опять зазвучала песня.

В окна продолжала стучать и улыбаться Евдокия Степановна.

Женя бросился в ванную, но вместо зеркала там было уличное окно, в которое также заглядывала старушка.

«Если ты, мразь, думаешь, что спрячешься там, где нет окон, то ты недалекий. Окна есть везде. Даже в трупе того сраного алкаша. Теперь у него в груди вместо сердца окно, через которое я буду следить за тобой», – голова в банке злобно смеялась.

«Так, нужно как в фильмах с Фредди Крюгером – не бояться. Просто не бояться».

Дрожа он вернулся в комнату, взял из кучи кирпич и бросил в банку с головой. Осколки полетели во все стороны, а сама голова упала на пол и с руганью и проклятиями растворилась тумане.

– Женек, че с тобой? Просыпайся, – по щекам бил испуганный Серый.

– Где я? Сколько времени?

– У меня в квартире, время – пять утра. В скорую звоню?

– Нет, все в порядке, плохо спал просто.

– Плохо? Да ты не по-детски залунатил! Вскочил, в ванную поперся, а потом вернулся и кинул тапок в телевизор.

– Прости, я ничего из этого не помню. Но мне такая дичь приснилась! На месте телека была мертвая голова в банке. Ну я психанул и кинул в нее кирпич.

– Если бы ты настоящий кирпич кинул в мой телек – я бы тебя точно ушатал. Успокаивайся давай. Позвали в гости на свою голову. Ты всегда такой странный?

– Ты меня уже год знаешь, нормальный я. Просто эта старуха опять снилась. Почему она мне покоя не дает?

– Ты определись, бабка или мертвая голова снилась?

– И то, и то. Даже Витек был.

– Слушай, наверное, это из-за его смерти кошмары. А от бабки ты не отошел с прошлого дня. Все, давай спать. Думаю, второй раз это не повторится.

Но спать больше не хотелось.

За завтраком ну кухне, отхлебнув кофе, Евгений сказал:

– Серый, я, наверно, сейчас в церковь пойду. Говорят, когда всякое мерещится, нужно идти. Не знаю, поможет или нет, но другого выхода я не вижу. Свечку какую поставлю, постою-помолчу.

– Ну у нас двадцать первый век на дворе, а я тебе не мамка, чтобы запрещать. Иди, если хочешь, но я пас. Не верю я в это дело.

– Ты и в психологов не веришь.

– Не верю.

– А депрессии тоже не существует?

– Нет, это оправдания нытиков.

– Да-да, конечно, депрессии нет, особенно в деревнях. А потом то один в запой ушел, то второй повесился. И все от хорошей жизни.

– Знаешь че, да пошел ты! Задолбал ныть. То бабка тебе мерещится, то Витек! – Серый начинал закипать. Он так крепко вцепился в вилку, которой пять минут назад уплетал яичницу с колбасой, что костяшки его пальцев побелели.

Женя чувствовал, как злоба начинает появляться и внутри его самого.

– Ты че за вилку взялся? Ударить меня решил? Ну вот он я, гаси! – от волнения голос у него стал тоньше, во рту появился неприятный привкус, а ноги стали ватными. Он не отметал риск того, что его одногруппник может так поступить, но убегать не хотел. Да и не успел бы – маленькая загроможденная шкафами кухня, да и в целом уголок, где он сидел, не давали резко уклониться от удара. Однако рука на всякий случай придвинулась ближе к пустой сковороде на столе

Серега опустил глаза. А потом странно улыбнулся и все-таки попытался воткнуть вилку в друга, но Женя успел среагировать, защитившись сковородой.

– Охереть, – крикнул он, – ты и правда решил убить. Кукуха поехала?

– Заткнись, тварь! Таких как ты вообще выжигать надо. Тебе че голова в банке говорила? Ты, гниль, должна знать свое место! И сейчас я тебя в это место отправлю.

Серый замахнулся второй раз вилкой, но и этот удар Жене удалось отбить. В окне он увидел улыбающуюся старушку, отвлекся и пропустил удар вилки в левое плечо. Боль пронзила всю половину тела, из раны потекла кровь.

Мозг, получив изрядную дозу адреналина, дал команду: «Бей в ответ. Иначе следующий удар будет последним для тебя».

И Евгений ударил. Бить по голове со всей силы он боялся, вдруг убьет ненароком, поэтому метил по руке, державшей вилку. Не прогадал, удар достиг своей цели – Серега завыл от боли, вилка выпала из рук, он присел. Женя грамотно воспользовался этим моментом и выскочил в коридор.

– Друг, постой. Прости меня, вообще не понимаю, что происходит. Как будто и не я был, – в голосе, доносившемся из кухни была дрожь, а в интонации больше не чувствовалась угроза. Возможно, он уже успокоился, но убирать сковородку шокированный произошедшим Женя не собирался. В голову закралась мысль – а не позвонить ли в милицию? Но потом решил, что нет. Ему не хотелось никому портить жизнь. Даже человеку, пытавшемуся его убить.

– Пошел ты! Сиди там, пока я не перебинтуюсь и не переоденусь.

Когда Женя был на улице, запищал мобильный. Звонил Серега, но разговаривать с ним не хотелось, и Женя нажал кнопку отключения вызова. Первым делом он направился в церковь.

***

В городе было несколько церквей, ближайшая находилась недалеко от парка. Ее-то отчаявшийся студент и выбрал. Слева внутри был прилавок со свечками. Женщина в белом платке предложила сдачу за купленную свечку, но Женя отмахнулся, сказав: «Сдачи не надо, оставьте на нужды. А еще подскажите, с кем мне можно будет поговорить? Мне очень нужен совет». Женщина указала на шедшего в сторону выхода мужчину в рясе: «Это отец Артемий, он уже собирается уходить, но вопрошающему не откажет. Попробуй с ним поговорить».

– Здравствуйте, отец Артемий. Меня зовут, – парень немного замялся, думая, стоит ли вообще начинать этот разговор. Вдруг отец Артемий решит, что он просто сумасшедший? Но после все же продолжил, – Евгений. И у меня есть один вопрос, проблема, даже не знаю, как вам про это сказать.

– Здравствуй, Евгений. Расскажи, что тебя беспокоит?

– Что делать, когда человек уже несколько дней видит страшные видения?

– Первым делом, нужно разобраться и отыскать причину этих видений. Молодец, что зашел сюда, церковь – хорошее подспорье психологам. Особенно у нас, не верящих в психотерапию. А что конкретно беспокоит тебя? Или видения не твои?

– Мои. Ездил недавно на фольклорную практику, встретил одну старуху. Вот с тех пор она мне и мерещится. Смотрит на меня через окно и зовет к себе.

Лицо священника побледнело.

– Это и вправду зло на тебя смотрело. Если привидится еще – не соглашайся на уговоры, не покидай дом. Сейчас тебе нужно поставить свечку. А завтра сходить к одному человеку. Ты говорил, что фольклорную практику проходил. Учишься на филологическом в педе?

– Да.

– Там есть кафедра диалектологии. Найди Ирину Ивановну, заведующую кафедрой. Расскажи ей всю историю, она тебя выслушает.

– Вы хотите сказать, что это что-то серьезное? Потусторонние силы существуют?

– Конечно, существуют. В последнее время они хорошо прячутся, но все еще приносят зло.

– А вы откуда Ирину Ивановну знаете?

– Я тоже учился на филологическом, Ирина Ивановна была моим дипломным руководителем. После института пошел в церковь служить. Помогаю по возможности людям.

– Спасибо. Я сделаю как вы просили.

***

Вечером позвонил Диман.

– Евген, ты не у нас сегодня ночевал?

– У вас, но утром ушел, а что случилось?

– Серегу в больницу положили. Приехал домой, а он лежит на кровати, пена изо рта. Скорую вызвал, сказали припадок, то ли эпилепсия, то ли что-то в этом роде. Короче, сейчас в коме под капельницей. Родственникам позвонил, должны приехать сегодня. Вы вчера ничего такого не пили?

– Капец, вот это новости…– от услышанного начало пульсировать в висках, – мы вчера вообще ничего не пили. Витек, кстати, умер, слышал?

– Слышал, врач из скорой сказал, что они зачастили к нам. Странное совпадение, конечно. Короче, на днях нужно будет к Сереге сходить. Мать его обещала позвонить, когда какие-то новости или улучшения будут. Пока, дружище, позже наберу! – Диман закончил разговор.

Евгению было трудно назвать произошедшее совпадением. Он понимал, что в доме, где жили пацаны, начала твориться настоящая чертовщина. Он помолчал пять минут и уже сам набрал Диману.

– Слушаю, – привычным тоном отозвался он.

– Диман, считаешь ли ты это совпадением или не считаешь, не знаю. Мне днем тоже было не очень хорошо, тошнило. Может утечка газа какая-то, непонятно, но я советую от греха подальше пожить тебе у Анжелки. Мало ли что.

– Да я и так собирался. А ты мне скажи, вы че, сырое мясо разделывали и не убрали за собой? Вилку нашел грязную, в крови, в раковине валялась. И на столе еще следы.

«Ну все, походу влип. Если придет милиция и поймут, что кровь принадлежит человеку, мне хана вдвойне», – мысль червячком начала грызть голову Жене.

– Да Серый собирался опять мясо сделать, но, видимо, не успел.

– Понятно, ну тогда ладно, давай.

Женя выдохнул. На его счастье Диман не отличался остротой ума и не догадался, что в кухне чуть не произошло убийство.

***

Ночь прошла спокойно, Евгению не снились кошмары, однако «Отто Дикс» так и не замолкли, твердя про черное и белое.

С гудящей от унылой песни головой Женя добрался до пустующего после сессии факультета. Кафедра диалектологии находилась в том же здании, что и сам историко-филологический факультет, но в тоже время имела отдельный вход. Это не раз отмечали студенты, придавая кафедре таинственности.

Молодой человек негромко постучал, после приоткрыл дверь и сказал: «Здравствуйте, могу войти?»

Внутри кафедра действительно выглядело необычно, больше похожей на музей: на стенах, деля невольное соседство, висели мечи, булавы и другое оружие и в то же время полки с глиняной посудой и другой древнерусской домашней утварью. В углу, на самом видном месте на столе расположилась верхняя половина манекена с висевшей на нем кольчугой и шлемом на голове.

Ирина Ивановна Котова, пожилая женщина, на вид около шестидесяти с крашеными рыжими волосами и седыми корнями сидела за столом и листала бумаги. Женя и раньше ее видел, но лично не был знаком. Диалектология у них начнется только на третьем курсе.

– Мы тут делим место с кафедрой археологии, поэтому здесь столько средневекового оружия. Здравствуйте, молодой человек. Тебя Женя зовут, правильно? Мне отец Артемий еще вчера позвонил. А теперь расскажи все, как есть, с подробностями. И даже не сомневайся, уж кто-кто – а я точно тебе поверю.

За время рассказа Ирина Ивановна ни разу не перебила студента, а когда тот закончил, еще минуту молчала, о чем-то раздумывая.

– Твоему другу, Сергею, нужна помощь, но врачи здесь не помогут, а вот мы постараемся, – уверенно сказала преподаватель.

– Так что с ним в итоге? Это как-то связано с той самой Евдокией Степановной? – спросил Женя.

– Перед тем, как я тебе расскажу, я должна предупредить. Все, что ты сейчас узнаешь, может противоречить твоему мироощущению. Ты, скорее всего, не поверишь. Но если все-таки поверишь, у тебя будет два выхода: хранить тайну или забыться. Многие выбирают второй вариант.

Сердце Жени начало стучать быстрее. «Неужели потустороннее все-таки существует? Не то, про которое говорят шарлатаны-экстрасенсы, а настоящее, что действительно можно увидеть?» – подумал он.

– Вы поверили мне, а я поверю вам.

– Хорошо. Так вот, вы с ребятами, сами того не ведая, освободили Туманницу. Это темное существо, наводящее морок на жертву, и поедающее его позитивные чувства. Встретившись с ней, человек плохо спит, видит кошмары и часто слышит угнетающую музыку. Очень быстро он впадает в затяжную депрессию и заканчивает жизнь самоубийством. Иногда умирает от сердечного приступа или припадка.

Женя хотел что-то спросить, но Ирина Ивановна продолжила:

– Ты обещал выслушать до конца. Туманниц осталось мало, я даже думала, что их всех истребили еще лет сорок назад, но нужно будет поднять архивы. Существо, которое охотилось на тебя, было голодным. Не знаю, как оно продержалось столько лет без еды, но теперь убивает быстро. Тот мужчина, Виктор, он мертв, потому и приходил к тебе в видениях. Обычно Туманница набрасывает на жертву морок и долго мучает, но Виктор был слаб, из-за этого погиб так быстро. С Сергеем есть еще надежда.

– Я вчера сходил в церковь, и мне спалось лучше. Но музыку я все равно слышал.

– Туманницы – как клещи, если они наметили себе жертву, то уже не отпустят. Поход в церковь временно убрал часть симптомов, но не избавил от болезни. Надо уничтожить темное создание, тогда и Сергей, надеюсь, поправится.

– А когда он набросился на меня, Сережа был в собственном сознании?

– Не совсем. Как я и сказала, Туманница голодна и не стала выжидать. Она хотела, чтобы Сергей тебя убил, а сам покончил с собой, тогда она стала бы очень сыта и на какое-то время успокоилась.

– А как она освободилась? Я не совсем понял.

– Ее в свое время кто-то запечатал, она не могла покинуть пределы дома, в котором находилась. Прикидывалась немощной старушкой. В диктофонную запись она через заклинание вложила свой дух и покинула его, как только запись была проиграна.

– Стоп. Вы сказали, что кто-то запечатал ее. А кто это мог быть? И кто вы на самом деле? Вы знаете слишком много про Туманниц.

–Мы зовем себя Изгои. Не потому, что мы нелюдимы или что-то подобное, а в другом контексте. Уже много веков Изгоями с большой буквы называют людей, изгоняющих злых духов и борющихся с нечистью. До революции в каждом городе было отделение, потом стало значительно меньше. Сейчас подавно. Кто-то погибает, кто-то с семьей переезжает в большие города, и тогда за маленькими городами и деревнями уже некому присмотреть.

– И про вас, получается, никто не знает? Даже милиция?

– Ты прав, не знают. И ты, если захочешь, тоже сможешь забыть. После уничтожения нечисти мы проводим обряд отпущения увиденного. Люди забывают все, что связывает их с паранормальщиной.

– И много вас таких?

– Здесь четверо всего. А соседнее отделение в трёхстах километрах отсюда.

– Мало человек на такую площадь, – прикинул Женя.

– Мало, но деваться некуда. Все, кто занимается этим, добровольцы, вынужденные зарабатывать на жизнь другим трудом. А за риск никто не платит. Смешно, но Изгои и под общепринятое понятие тоже подходят: одинокие, отверженные, изгнанные из общепринятого миропорядка. Нас мало, и нужна твоя помощь. Как минимум прошу, чтобы ты показал нам то место в Верхних Хомах.

– А разве она не поселилась в доме, в котором она нас мучала? Там, где умер Витек и Серега впал в кому?

– Там только ее дух. А нужно уничтожить тело и гнездо. Желательно сжечь. Сейчас карту района достану, покажи на ней, пожалуйста, улицу.

– А можно мне с вами? – Женя без раздумий предложил помощь. Он с детства мечтал участвовать в чем-то подобном и ни за что не упустил бы такой шанс.

– Это опасно.

– Я хочу воочию посмотреть, как работают Изгои. К тому же вы говорили, что вас мало, вот и помогу, чем смогу.

– В таком случае мы отправимся туда сегодня ночью. Днем показываться нельзя. Могут вмешаться местные, и тогда жертв не избежать.

***

Весь оставшийся день прошел как на иголках. Женя не мог расслабиться, он только и делал, что ждал вечера. Позвонив Диману, он узнал, что хороших новостей о самочувствии Сереги ждать не стоит, но очень надеялся, что сегодняшней ночью он сможет ему помочь. Однако Женя так до конца и не осознавал, как уничтожение нечисти, которая, оказывается, существует не только в сказках, но и наяву, поможет здоровью его друга. После разговора с Ириной Ивановной он больше не обижался на Серого, понимая, что во всем виновата Туманница.

Наконец, в окно моргнули фары автомобиля – за ним приехали.

***

Это был уазик, обычный серый уазик. В нем уже сидело трое: водитель лет сорока, его имени Женя еще не знал, рядом сидела Ирина Ивановна, а сзади отец Артемий, но не в церковной рясе, а в обычной одежде – джинсы, толстовка-балахон.

– Ну что, ты готов? Еще есть возможность отказаться, – сказала Ирина Ивановна.

– Я не отступлю, – подтвердил Женя и полез на заднее сиденье машины.

– Отца Артемия ты уже знаешь. Познакомься с еще одни членом нашего отделения, его зовут Максим. Он около года с нами. Он, как и каждый в этой машине, столкнулся с нечистью и после присоединился к нашей организации, чтобы помогать людям. Максим, это Женя, студент филфака, кстати.

Максим угрюмо буркнул: «Приятно познакомиться».

***

Через тридцать минут автомобиль въехал в Верхние Хомы.

– Мы же еще не доехали, Пролетарская на следующей улице будет, – удивился Женя внезапно остановившемуся уазику.

– Дальше пойдем пешком, иначе сможем спугнуть, – ответил отец Артемий, – Конечно, она и шаги услышит, но к этому времени мы сможем окружить ее гнездо. Женя, тебе лучше остаться в машине.

– Нет, если начал –пойду до самого конца.

Максим открыл багажник и достал большой походный рюкзак. После покопался в нем, вытащил оттуда квадратный сверток и протянул Ирине Ивановне. Та его сразу развернула, и Женя увидел небольшую книгу, однако прочитать ее название в темноте было сложно. Отцу Артемию выдали охотничий нож в ножнах, который он прикрепил к поясу джинсов.

– Женя, а почему у тебя на балахоне написано Люмен? – спросил Максим

– Моя любимая рок-группа, от нее у меня и прозвище такое.

– Интересно то, что Люмен – это еще и свет, в физике – единица измерения светового потока. Получается, что сегодня бороться с тьмой пришел человек по прозвищу Свет. Ирина Ивановна, как вы считаете, не спроста? – предположил Максим.

– Я уверена, что это не совпадение.

– Ну, раз ты Люмен – держи фонарик. Туманница хоть и не боится света – этот фонарик ее неприятно удивит. Уничтожить не сможет, но обездвижить на некоторое время способен.

– Это какой-то особенный магический фонарик? – спросил молодой человек.

– Нет, магии в нем нет. Но он тактический. Такой спецслужбы на тайных заданиях используют. Он любого человека, который в полной темноте находится, слепит и вводит в ступор на какое-то время. На чудовищ оказывает еще более обездвиживающий эффект.

Максим же для себя достал из рюкзака небольшой топорик, большой водяной пистолет и бутылку прозрачной жидкости. Заполнил пистолет, остаток передал Артемию.

– А что в пистолете? Святая вода? – высказал свою догадку Евгений.

– Лучше. Соляная кислота. Чудовища ее очень не любят, долго регенерируют. А ты, Артемий, благослови.

Артемий подошел к каждому из Изгоев и перекрестил. Со студентом повторил процедуру.

Женя вопросительно посмотрел на отца Артемия.

– Дополнительная защита. Как твой поход в церковь вчера. Ненадолго сдерживает влияние темных существ. Но нам надо поспешить. План такой: обступаем дом, накладываем печать и проводим ритуал изгнания.

***

Песня «Черное и белое» зазвучала, когда команда поравнялась с кварталом брошенных домов.

– Ирина Ивановна, я опять слышу эту песню, тихо сказал Женя, чувствуя поднимающуюся внутри тревогу.

– Теперь мы тоже ее слышим. И правда нагоняет тоску.

– Но каждый должен слышать свою депрессивную музыку, разве нет?

– Ты самый чувствительный из нас, и своей тревогой глушишь остальных. Что-то вроде эмоционального ретранслятора. И теперь, если ты что-то будешь видеть, мы тоже это увидим.

Внезапно на столбах загорелись фонари. Весь район окутал туман, сквозь который были видны темные силуэты.

Максим брызнул из водяного пистолета в туман. Музыка прекратилась, что-то в белой пелене взвизгнуло, в воздухе почувствовался запах гари.

Костлявая коричневая рука с когтями на пальцах появилась из земли и схватила Ирину Ивановну за ногу. Максим быстро выхватил топорик и рубанул по руке – та рассыпалась в труху. Однако сразу же появился десяток таких же рук.

– Она пытается нас обездвижить. Максим, продолжай рубить. Артемий, ты в это время делай круг. Женя, а ты держись к нам поближе. Фонарик не включай, еще рано, – командовала глава отделения Изгоев.

Пока Максим неистово, словно надоевшие корни, рубил костлявые руки, святой отец очерчивал вокруг группы круг с помощью жидкости из бутылки – та, касаясь земли сверкала и шипела.

– Готово, Ирина Ивановна, приступайте, – сообщил он.

Ирина Ивановна достала книгу и стала читать что-то на старославянском языке – Женя сразу определил язык.

Спустя пару минут туман рассеялся, фонари погасли, улица стала обычной.

– У нас совсем мало времени, пока она не очнулась, бежим. Нужно заблокировать вход в дом. Женя, какой из домов?

– Самый крайний справа!

– Отлично, все туда.

Но едва Женя рванул с места, как все вокруг него закружилось, словно вокруг была карусель, он стал осью, на которой она крутилась. Люмен зажмурился, а когда открыл глаза – удивился: вокруг не было Верхних Хом, он был у себя в деревне, посередине пруда и шел ко дну. Руки и ноги отказывались слушаться.

«Страх! Это был мой детский страх, в семь лет я боялся, что утону. Мне снился именно этот сон: я посередине пруда, не могу плыть, иду ко дну», – с такими мыслями Женя чувствовал, как от отсутствия кислорода начинает гореть в груди, еще немного и он утонет по-настоящему.

Почувствовались слабые удары по спине.

– Мы с тобой, парень, ничего не бойся. Это просто морок, – это говорил Артемий.

Иллюзорный пруд из страха пропал, студент немного прокашлялся. Стало понятно, что он снова вернулся на Пролетарскую.

Пока он приходил в себя, он увидел, что Максим первым рванул к дому, но не успел открыть калитку: ему навстречу выскочило существо, имевшее только силуэт человека. В остальном оно больше напоминало фигуру-негатив, вырезанную из пленки, которая лишь еле-еле различалась с таким же пространством. По-другому мозг Жени не мог описать монстра.

Максим одним ударом был отброшен на несколько метров. Упав, он не издал ни звука, даже перестал шевелиться. В это время из земли появились новые костлявые руки и, словно в болото, стали затягивать Изгоя в землю.

– Свети! Ты должен его парализовать, иначе погибнешь. Не бойся! – крикнула Ирина Иванова

Женя не испугался. На ходу включив фонарик и светя прямо в лицо чудовищу, он смог его ненадолго обездвижить. В свете фонарика форма изменилась: теперь Туманница больше напоминала глиняную статую, смутно похожую на человека. В это время отец Артемий вылил на нее остатки соляной кислоты и без малейшего сопротивления затолкал в дом, а после облил порог дома остатками кислоты.

– Теперь дело за малым, – сказал облегченно Максим, стирая капли пота с лица.

Ирина Ивановна прочитала очередное заклинание из своей книги.

Спустя несколько минут команда Изгоев покинула Пролетарскую улицу.

***

Глядя на зарево пожара на выезде их Верхних Хом, Женя спросил:

– Теперь точно все? Мой друг, Серега, с ним все будет в порядке?

Ирина Ивановна посмотрела на него и ответила:

– С ним и так все было в порядке. Теперь пришло время нам рассказать тебе еще один секрет.

– Какой? – теперь Женю было сложно чем-то удивить.

– На самом деле в коме был не он, а ты. Туманница сразу после смерти Виктора затащила тебя в свой мир. Точнее, она тащит не в свой мир, а наоборот, любит забираться в подсознание жертвы, и после начинает понемногу разрушать его мир, создавая иллюзию того, что все происходит в реальности. Когда ты впал в кому, все на факультете стали это обсуждать. Тогда-то я все и поняла. Дмитрий и Сергей рассказали мне о тебе.

Я подняла архивы отдела и выяснила: победить Туманницу по-настоящему можно только в сознании другого человека. Судя по всему, наши предшественники неправильно провели ритуал, за них взялись спецслужбы из КГБ, проверить никто не смог. Туманница выжила и слилась с сознанием старушки. Скорее всего есть вторая жертва. Она должна быть жива, но с поломанным сознанием. Нужно будет расспросить жителей Хом.

Нам же, в отличие от предшественников, удалось попасть в твое сознание и помочь не погибнуть.

– А почему вы мне сразу не сказали правду? Что я в коме и в опасности, – спросил Женя.

– Сознание – хрупкая штука. Если бы мы тебе начали говорить всю правду сразу – неизвестно как бы все обернулось. Ты мог бы погибнуть или сойти с ума. На этот раз ритуал проведен до конца. И завтра ты, наконец, проснешься. Неделю уже лежишь.

– Неделю? Вот это да. А я смогу вспомнить все, что происходило? Или Изгои – просто бред моего пораженного сознания, и я все забуду?

– Зависит от твоего желания. Мы действительно существуем. Если ты готов к нам присоединиться, то ты все будешь помнить. Если не готов – в таком случае увидимся на курсе диалектологии.

– Я хочу стать одним из вас. Хочу помогать людям. Я всю жизнь мечтал увидеть что-то необычное, и когда мне наконец-то выпал такой шанс, не упущу его.

– Я рада этому, Женя. В таком случае добро пожаловать в Изгои.

***

Жительница Верхних Хом по имени Валентина очнулась около железнодорожного вокзала. «Что я здесь делаю? И почему я такая грязная и старая? Люди, который сейчас год?» – спрашивала Валентина, но люди ей не отвечали, зная про ее недуг и в душе жалея несчастную сумасшедшую.