Читать онлайн "Главред: назад в СССР. Книга 4"

На улице шел снег. Большие крупные хлопья. Сказочная погода, как будто бы опять наступил Новый год. А вот и народ начал собираться у стенда, возбужденно переговариваясь… Тоже словно бы готовятся к празднику. Но нет, тема-то гораздо серьезнее.

– Что-то как-то шумно, – тревожно сказала Аглая и инстинктивно прижалась ко мне.

Я сжал ее руку крепче, и мы ускорили шаг. Страха не было, хотя это я исключительно про себя. Наверное, мне просто очень хотелось узнать результаты моих стараний. Нет, не моих – наших. Тут мы все хорошо потрудились, даже те, кого я еще вчера не назвал бы коллегами. И вот я иду к газетному стенду, возле которого уже скопилась приличная толпа. Действительно громкая, но разве голоса людей – это не то, за что я боролся? Чтобы они говорили, а не били друг другу морды и не ломали то, что стоило бы сохранить!

Вот кто-то выругался, причем довольно громко и непечатно. Теперь и мне стало неуютно, но я постарался скрыть это за бодрым и уверенным внешним видом. Во-первых, для своей девушки, а во-вторых, потому что страх – это последнее, что сейчас нужно, если я хочу, чтобы меня стали слушать. Пусть даже я кому-то не нравлюсь. Не до сантиментов! Толпа, особенно возбужденная, стихия опасная. Мне уже довелось видеть, на что способны вроде бы тихие люди, если их спровоцировать, предварительно разозлив.

– Так что же получается? – раздался чей-то надрывный от возмущения голос. – Опять от нас все скрывали? Сначала Чернобыль, теперь вот это вот? А вдруг у меня под домом чумные могилы? И что мне теперь делать?

– Снимать штаны да бегать… – ответил еще один, более низкий и ворчливый.

– А вы напрасно, товарищ, иронизируете! – взвился первый. – Думаете, это все ерунда? Посмотрим, когда у вас в подмышках бубоны начнут заводиться!..

– Бубоны не заводятся, это же не мыши…

– Да какая разница! Подыхать все равно неохота!

– Так вот же пишут для вас, – третий голос показался мне вдруг знакомым. – Чумные захоронения в средневековье были по всему городу. За сотни лет возбудителей болезни в них не осталось. А что до холеры… Опять же читайте – не распространяется она так просто!

Якименко собственной персоной стоял вполоборота к стенду и тыкал пальцем в мою статью, где приводились слова медиков, ветеринаров и даже первого секретаря райкома. Краеведа обступили взволнованные старушки, женщины с детьми и особо активные мужчины в меховых шапках. Наверное, рабочие с дневной смены. Кто-то нетерпеливо выкрикивал, перебивая Александра Глебовича, его пытались образумить, но хватало ненадолго.

Над толпой, где я навскидку насчитал человек пятьдесят, клубился пар из многочисленных говорящих ртов, и складывалось ощущение, будто все они дружно курят. Была и другая ассоциация – как в бане. И еще одна, которую я стремительно гнал из головы прочь. Дым от чего-то горящего…

– О, Фаина, здравствуйте! – я поприветствовал девушку-хиппи, которая вертелась рядом с толпой. Значит, где-то поблизости Котенок. – Вы с Алексеем?

– Добрый вечер, товарищ редактор, – недавняя помощница по собранию не ожидала меня увидеть и даже резко дернулась, будто ее ударили. – Алексей… Нет, он сегодня занят, мы потом с ним обсудим. Вы же про газету хотели поговорить?

– О разном, – уклончиво ответил я. – Но раз его здесь нет…

Фаина не ответила, лишь неловко улыбнулась и отошла в сторону. На меня обратили внимание еще несколько человек в толпе, даже вежливо кивнули, но основная масса собравшихся по-прежнему была поглощена обсуждениями. И это прекрасно. Больше шансов услышать что-то действительно неподотчетное, искреннее. Хотя общий накал страстей в то же время словно бы поубавился.

– Она странно себя ведет, – заметила Аглая, имея в виду Фаину.

– Согласен, здороваться с кем-то одним невежливо, – кивнул я, напряженно пытаясь выловить что-нибудь интересное из разговоров в толпе.

– Да я не об этом, – моя спутница поморщила носик. – Как будто подслушивает и почему-то не хочет, чтобы ее за таким делом застали…

– Так и мы подслушиваем, – я понизил голос. – Думаю, Котенок сам не хочет светиться и потому Фаину сюда подослал.

– А что вдруг поменялось? – Аглая повернулась ко мне. – Раньше он, наоборот, в центре внимания всегда был. Стремился даже.

– Есть у меня одна мысль… – начал я, и тут нас с Аглаей заметили.

– Евгений Семенович! – обрадованно позвал меня Якименко. – Аглая Тарасовна! Как хорошо, что вы здесь! Я как раз…

Его слова потонули в многоголосом людском гомоне. Все взволнованные старушки и мамы, а также их хмурящие брови защитники моментально переключились на нас с Аглаей. Собравшиеся говорили наперебой. Про чуму, про холеру, даже про тиф. Кто-то высказал опасения в разрушении кладбища, но его тут же заглушили. Вот теперь точно требуется показать непоколебимость. Словно риф в бушующем море.

– Тише, товарищи! – я выставил вперед руки. – Тише! Я прошу вас, дайте сказать!

– Сказать дайте! – гаркнул кто-то, и по голосу вроде бы я опознал того, кто громче всех спорил с Якименко.

Шум не прекратился, но заметно поутих, и теперь я хотя бы мог разобрать отдельные реплики. Все-таки уверенность в себе передается и окружающим, не зря же так говорят. Никто не буянит, не проявляет агрессию, наоборот, успокоились, словно только и ждали моего появления. Или нет?..

Я скользнул взглядом поверх голов – ага, вот и милиция. Наверняка все время были тут, просто стояли и наблюдали. Самый обычный «луноход», желто-голубой «уазик» с мигалками, притаился в сумраке рядом с соседним домом. Уверен, где-то неподалеку здесь еще и люди Поликарпова тенями патрулируют окрестности. И все равно хочется верить, что моя харизма тоже сработала. Милиция-то как стояла на месте, так и стоит, не вмешиваясь, да и просто никак не реагируя. А толпа у стенда уже превратилась в народ.

– Товарищи, опасности нет, – начал я, когда гомон почти умолк. – Мы очень подробно все описали, запрашивали даже Калинин. Вчитайтесь только, какие фамилии в статье указаны. Куда ни ткни, так доктор наук или минимум кандидат.

В будущем люди начнут выбирать источники информации, и даже популярность интервью станет зависеть не от «звезды», а от того, кто задает вопросы. Одни будут верить государственным СМИ, другие оппозиционным, третьи и вовсе иностранным. И лишь немногочисленная группа читателей или зрителей станет заморачиваться на фильтрацию контента по принципу точности фактов, а не, скажем, по манере подачи. Но тут, в Советском Союзе, велика сила именно авторитета. Профессионального, политического – уже не так важно.

– Так это… – люди словно бы спохватились. – Просто все неожиданно так… То Чернобыль, то…

– О чем и речь, – я говорил размеренно, без малейшей спешки. – Это же наша работа – говорить о том, что волнует. И задавать нужные вопросы специалистам. Можете не сомневаться, понадобится – еще раз спросим. Мы, журналисты, народ настырный.

Среди собравшихся прокатился смешок, кто-то добродушно заметил, что газетчики и впрямь липучие, как банные листы…

– Ой, смотрите! – раздался детский голосок. – Тут еще одна газета!

Толпа моментально расступилась, на мгновение дав мне почувствовать себя Моисеем. Теперь я хорошо видел стенд со стоящим возле него Якименко, а рядом – девочку в типичной советской цигейковой шапке с «рогом» на затылке. В ручонке она держала яркий листок бумаги, а чтобы его не потерять, даже сняла рукавичку, смешно повисшую на бельевой резинке. Я невольно улыбнулся, вспомнив, как и мне мама в детстве точно так же крепила варежки. Резинка, кстати, нередко использовалась и вместо фабричных тесемочек на шапке – так и сам головной убор надежно фиксировался, и завязывать бантики было необязательно.

Впрочем, воспоминания воспоминаниями, а у ребенка в руках явно еще одна моя головная боль. Мама девочки, молодая женщина в меховой шапке «как у Нади» из «Иронии судьбы», каким-то неведомым чувством поняла это и попросила дочь отнести листок мне. Впрочем, тут все логично – Якименко обратился ко мне по имени, а даже если кто-то не знает меня в лицо, почти всем известно, как зовут редактора «Андроповских известий». Хотя на стенде висит «Вечерний Андроповск», и руководит им Зоя Шабанова, Кашеваров людям пока привычней.

– Спасибо, – поблагодарил я ребенка, разворачивая смятый листок и понимая, что подозрения оказались верными.

«Молния». Абсолютно новый выпуск и, судя по липкому клею на тыльной стороне, совсем недавно принесенный сюда, к зданию редакции. Похоже, что лепили на стенд его в спешке, боясь быть застуканными на месте преступления, и бумажка просто отклеилась на морозе, не удержалась.

– Что там? – раздались голоса.

– Известно что, – с интонацией видавшего виды знатока ответил кто-то. – Конкуренты. Народный фольклор…

У меня чуть уши в трубочку не свернулись от услышанного. Масло масляное, высокий гигант и низкорослый лилипут. С другой стороны, «спец» из толпы был прав: «Молнию» сложно назвать средством массовой информации, это именно что народное творчество. Или…

– Да это же вражеская пропаганда! – раздался громкий уверенный голос. – Американцы с самолетов-разведчиков скидывают!

– Это у нас разведчики, – поправил кто-то. – А у них – шпионы.

– Какие еще американцы! Наши это, понятно? В смысле свои, андроповские, придурки…

В этот момент появился милицейский патруль. На лицах подчеркнутое спокойствие – мол, мы тут просто мимо проходили. Но я уже научился видеть напряженные мышцы и готовность, чуть что, вступить в бой.

– Старший сержант Березкин! – представился один из милиционеров. – Что у вас тут, товарищи журналисты?

Он посмотрел на меня с Аглаей, потом на приблизившегося Якименко. Понятно, уже записали нас всех в коллеги. Что ж, фактически все так и есть.

– Народ обсуждает прочитанное, – я кивнул на стенд. – А это, – потряс зажатым в кулаке листком, – альтернативный взгляд.

– Листовка? – нахмурился старший сержант.

– Боюсь, это громко сказано, товарищ милиционер, – улыбнулся я. – Разве ж это листовка? Одно название… А почитаешь – смеяться хочется.

Поначалу у меня был другой план. Да что там – не план, а эмоции. Забрать «Молнию», чтобы никто ее даже прочесть не успел, сказать, что отправлю ее на лингвистическую экспертизу. Но разум включился вовремя, вернув меня к изначальной стратегии. Не решать за людей, а давать им самим выбирать!

– И что же там смешного? – старший сержант Березкин теперь тоже улыбался.

– Да вот хотя бы… – я бегло читал боевой листок, фиксируя у себя в памяти ключевые моменты и одновременно выискивая примеры, чтобы использовать их здесь и сейчас. – Тут говорится, будто бы холеру только каким-то чудесным лекарством можно вылечить. Я уж молчу про то, что ей у нас взяться неоткуда. А вот там, посмотрите, все по науке, четко, по полочкам…

Я указал на стенд с «Вечерним Андроповском». Потом подошел к нему, нашел свободное место и под удивленный выдох десятков людей наклеил туда «Молнию». Потом достал из кармана пальто карандаш, приписал в одном месте словечко из прошлой жизни. И еще короткий призыв к действию. Безобидный и, главное, эффективный.

– Сами убедитесь, – я широко улыбнулся толпе. – Ничего больше говорить не буду, вы и сами, товарищи, прекрасно во всем разберетесь.

Собравшиеся одобрительно загудели, кто-то засмеялся, другие принялись что-то живо обсуждать. Старший сержант Березкин подошел поближе, убедился, что нас никто не подслушивает, и негромко спросил:

– Точно все в порядке, товарищ редактор?

– Точно, – подтвердил я.

– Понятно, – кивнул Березкин. – Если что, дайте знать. Мы всегда наготове.

– Спасибо, товарищи, – поблагодарил я, и милиционеры степенно пошли дальше по улице.

Проводив их взглядом, я вновь повернулся к собравшимся, которые увлеченно читали «Молнию» и со смехом переговаривались. Отлично, значит, мне удалось направить энергию толпы в мирное русло.

– Товарищи, еще раз попрошу всех внимательно изучить газетные материалы, – излучая почти что материальную уверенность, сказал я. – Прочитайте, вдумайтесь, обсудите. А потом напишите в редакцию, что вы на этот счет думаете. На полосах, обратите внимание, уже привычный вам бланк для голосования. Чем больше таких к нам придет, тем точнее будут следующие материалы.

– Нам бы действия лучше! – не выдержал кто-то из молодых работяг в гэдээровском пальто и меховой шапке-«формовке». Богатый прикид, к слову. В таких уборах обычно номенклатура ходит. Хотя не сомневаюсь, что парень премии хорошие получает за свой самоотверженный труд.

– Действия? – усмехнулся я. – А так они и будут зависеть от вашего активного участия. Мы ведь для чего эти бюллетени в газету вставляем? Правильно, чтобы учитывать мнение читателей. А знаете, кто еще прислушивается к мнению читателей?

Толпа затаила дыхание. Еще пара секунд, и можно было услышать, как вскипают от любопытства мозги.

– Первый секретарь райкома, – я развеял интригу. – Вы же обратили внимание, что товарищ Краюхин свой комментарий дал?

– Так комментировать – это не мешки ворочать, – послышалось откуда-то из глубины толпы.

Грубо. Но игнорировать даже такие выпады – это неправильно. Лучше обернуть этот поток сомнительного красноречия в свою пользу.

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся я. – Только и мешки ворочать бездумно – это такое себе занятие… Те, кто внимательно прочитал статью, наверняка обратили внимание, что Анатолий Петрович как представитель власти готов ответить на дополнительные вопросы наших читателей. И если у кого-то есть что-то конкретное, не стесняйтесь писать.

– Сюда бы программу «Время», быстрей бы засуетились, – добавил кто-то.

– И об этом пишите, – опять улыбнулся я. – Не хватает, мол, регионального телевидения. Глядишь, и студию свою откроем. Только нужно понять, нужна ли она…

– Нужна! Конечно, нужна! – как минимум полдесятка сторонников у меня точно нашлось. И это только те, кому важно вслух высказаться. А кто пока еще думает, их гораздо больше. Зато в газету потом напишут не на эмоциях.

– В общем, товарищи, все в ваших руках! – я перешел к завершению беседы. – Никто о неозвученных проблемах не узнает и на незаданные вопросы не ответит! Читайте газеты, пишите письма!

«С нами пойдем», – чуть слышно добавил я уже Якименко, и мы втроем – я, он и Аглая – направились к зданию редакции. Похоже, вечер сегодня затянется.

***

– Евгений Семенович, надо Гулину заявку на спальную мебель написать, – пошутил Бульбаш, когда мы принялись за импровизированный ужин.

Оказывается, уже больше получаса прошло, и все, кто остался в редакции ждать нас с Аглаей, сгорали от нетерпения. Но еще сильнее хотелось есть – как говорится, война войной, а еда по расписанию. Особенно после такого напряженного дня.

Стол набирали, что называется, по сусекам – кто что с собой на работу принес и не успел употребить. У нас же столовая в здании, особой надобности в домашней еде нет, но некоторые сотрудники все равно пайку тащат. Еще что-то обнаружилось в гастрономе по соседству, который работал допоздна. В целом же снедь была нехитрая: консервы вроде кильки в томатном соусе, подсушенный черный хлеб, печенье, галеты, фрукты и домашние заготовки. На мой вопрос, откуда такие богатства, секретарша Валечка махнула рукой и с улыбкой ответила: мол, читатели из района, бывает, привозят. Не выбрасывать же вкусноту от деревенских бабулечек. И вот пригодилось.

– Ага, – я рассмеялся в ответ на шутку Виталия Николаевича. – Еще и столовую в кафетерий перепрофилировать, чтобы стахановцам от журналистики было где покушать не только в обед, но и поздним пятничным вечером.

– Кашеваровцам, – неожиданно улыбнулась Зоя и по своему обыкновению покраснела, а вот Аглая удивленно выгнула бровь.

Приятно, конечно, что мою фамилию уже хотят сделать говорящей, но все-таки это слишком. Перебор даже, я бы сказал.

– Ну, так что у нас там? – спросил неожиданно просочившийся в редакцию Хватов. – Давай, Женя, не томи, раз уж с собой этот пипифакс не догадался захватить…

– А я и не собирался его захватывать, – улыбнулся я. – Пусть народ почитает и сам сделает выводы.

– Ох, не уверен я, Женя, – покачал головой Богдан Серафимович. – Только мы «Правдоруба» отбили, и то пока не до конца, а тут еще эти… – он словно бы хотел выругаться, но сдержался. – Подоспели, в общем. Многовато для нашего человека. Ой, многовато. Не выдержат мозги…

– Плохо вы о советских людях думаете, – я прищурился, глядя на Хватова. – Мозгов у наших читателей на все хватит, надо только правильно преподнести. И потом, извините, конечно, но как бы я выглядел, забрав «Молнию»?

– Благоразумно, – нахмурил брови Богдан Серафимович. – Как редактор районной газеты, искренне заботящийся о читателях.

– Нет! – звонко воскликнула Зоя, тут же смутившись своей горячности. – Если бы Евгений Семенович отнял у людей ту листовку, получилось бы, что он ее скрывает. Или даже боится показывать. Что врет.

Хватов удивленно сложил брови домиком, а я кивнул, поддержав Зою. В ее голосе прибавилось уверенности, и она продолжила.

– Врет, будто там что-то неправильное. Ведь как человек думает? Вы мне не показываете, я сам своими глазами не видел, значит, и веры вам нет. Вдруг скрываете? Вдруг там на самом деле какое-то откровение? Что-то важное, о чем не хотят говорить?

– Отлично, Зоя Дмитриевна, – я улыбнулся. – Все так и есть. Поэтому я сказал людям, что в «Молнии» всякую ерунду пишут, но и оставил им возможность самим убедиться.

– Допустим, – внезапно согласился Хватов. – Но там же действительно глупость?

– Глупость, – подтвердил я. – Жалкая попытка вызвать панику.

– Ты о чем? – Богдан Серафимович нахмурил брови, а все остальные даже жевать перестали.

– Власти скрывают, – я бережно схватил бутерброд с килькой в томате. – Так там написано, если убрать эмоции и выспренные обороты. Скрывают, что опасность холеры все-таки есть, потому что в начале семидесятых она в Союзе уже была.

– Эль Тор, – с пониманием отозвался Хватов.

Лично я об этом читал уже в будущем, в своей предыдущей жизни. Вспышка забытой болезни случилась в СССР в 1970-м году и захватила южные регионы, курортные города. О ней не распространялись, но скрыть такое полностью, разумеется, было невозможно. Тем более когда в Керчи 7 августа умер человек, сторож морского причала. И там, за пятьдесят лет до ковида, ввели карантин. Въехать в город можно было только тем, кто участвовал в противоэпидемических мероприятиях, а выехать – исключительно после пятидневного наблюдения в обсерваторах, которые в народе метко прозвали «резервациями». Располагались они в зданиях школ и техникумов, в пионерлагерях и пансионатах, а еще, как мне рассказывали, в железнодорожных вагонах. В Одессе так вообще на круизных теплоходах людей карантинили.

Дело осложнялось тем, что на юге, в том же Крыму, например, было много приезжих – люди приехали на курорт, а оказались словно в интернате для трудных подростков с жестким графиком и режимом. Кто-то даже пытался подкупить местных водителей и владельцев лодок, но в Союзе все было строго – карантин обеспечивали военные. По слухам, даже пожарные из брандспойтов разгоняли с пляжей тех отдыхающих, кто не желал по-хорошему… Но я этому не верил. Как у Стругацких, мало ли что болтают про страну варваров.

– Зараза тогда проникла к нам из Ирана, – сказал я уже вслух, и на меня тут же воззрились многочисленные удивленные глаза.

Точно, это же я опять-таки уже в будущем читал. А здесь об этом не факт даже, что Аглая в курсе. Хватов-то понятно – как партийный функционер знает больше. А вот остальные…

– Одна из версий, – я поспешил замылить вопрос. – Кажется, кто-то из медиков говорил мельком. Может, Варвара Афанасьевна, она же инфекционист… Или даже кто-то из калининских профессоров, знакомых доктора Королевича.

Обращение к авторитету, причем даже не к одному, сразу всех успокоило.

– Как бы то ни было, не из старого кладбища, – покачал головой Якименко, и Аглая его поддержала.

– Значит, нам точно придется опять покрутить эту тему в обеих газетах, – резюмировал я. – Эх, вот не хватает нам радио и телестудии. Даже корреспондент Дорофей Псоевич Хлыстов со Всесоюзного есть, а самим вещать неоткуда…

– Уймись, Кашеваров, – рассмеялся Богдан Серафимович. – Телерадиостудию скоро в Калинине будут открывать, планы такие есть. Или ты всерьез хочешь в Андроповске то же самое сделать?

– Честно, хотел бы, – кивнул я. – Скрывать не буду.

– Ладно, поговорю в Калинине кое с кем, – покачал головой Хватов. – Только давай пока с теми силами, что у нас есть, работать будем. Что там еще в этой цидульке?

Я проглотил последний кусочек, прикрыл глаза, вспоминая содержание «Молнии», и процитировал близко к тексту:

– Перед лицом масштабной эпидемии власти скрывают от населения большие запасы индивидуальных аптечек АИ-2, в которых содержится в том числе специальный препарат, защищающий от инфекций…

– Что? – у Хватова натурально глаза полезли на лоб. – Какой бред! Они же для нужд гражданской обороны хранятся! На случай большой войны! Надеюсь, никому не хватит дурости пойти силой их добывать...

Он осекся. Я тоже сплюнул через левое плечо, держа в голове один эпизод из своей прошлой жизни, который как раз и мог мне помочь здесь, в перестроечном СССР.