Читать онлайн "Магия вне закона"

Пролог

Магия — не что большее, чем жизнь. Она есть жизнь. Та же кровь, что бежит по нашим жилам, несет в себе и ее — древний ток, первозданную искру. Она не приходит извне, не нисходит свыше. Она поднимается из самых глубин, из темного тепла сердца, растекаясь с каждым ударом пульса. Чувствуешь ли ты эту дрожь по жилам, когда затихаешь перед грозой? Это она. Знаком ли тебе холодок вдоль позвоночника в минуту прозрения? Это она.

Магия — это не дар избранных. Это дыхание мира, пронизывающее каждую плоть, каждую травинку, каждую каменную жилу. И как кровь питает тело, так магия питает саму суть бытия.

Но вот парадокс: этим дыханием мира, этой кровью жизни, способны сознательно воспользоваться лишь единицы. Для большинства она течет незримо, как воздух, которым дышат не замечая. Лишь малая толика людей рождается с умением ощутить этот ток, направить его, призвать его силу наружу. Они – те, кого называют магами.

И за этот дар – дар чувствовать саму плоть мира – их возненавидели. Века за веком страх перед непознанным, перед силой, не укладывающейся в рамки обыденного, ковал цепи запретов. Магию объявили скверной, дьявольским наваждением, угрозой устоям. Тех, в ком первозданная искра горела ярче, кто осмеливался ее проявить, – жгли на кострах, пытали в темницах, убивали на площадях под крики толпы. Страх оказался сильнее древней крови.

Маги начали исчезать. Их было и так – горстка среди моря людского. А под колесами преследований, доносов и страха даже эта горстка таяла, как снег под жарким солнцем. Целая нить жизни мира, яркая и дикая, рвалась и гасла.

Выжили лишь те, кто научился железной воле. Кто сумел загнать бушующую внутри кровь-магию в самые потаенные глубины своего существа. Кто поклялся никогда не выпускать ее на волю на людях, даже ради спасения. Они стали тенями, шептунами, вечными беглецами в мире, где само их естество было смертным приговором. Они дышали магией, чувствовали ее пульс в земле под ногами и в звездах над головой, но вынуждены были носить маску обыденности, боясь даже шелохнуться. Магия – кровь жизни – стала для них ядом, который они несли в себе, и тайной, которую охраняли ценой собственной души.

***

Холод. Не тот, что от зимнего ветра, пробивающего щели их хижины на краю деревни Тарнвуд. Холод, что струился по спине, сковывал пальцы, вымораживал душу. Семилетний Элиан прижался к теплому боку матери, Лиры, слушая, как завывает вьюга за тонкими стенами. Но мама была напряжена, как лук перед выстрелом. Ее глаза, обычно теплые и смеющиеся, сейчас метались по темной комнате, ловя каждый шорох, каждый отдаленный крик, доносившийся со стороны деревни.

— Мама? — прошептал он, цепляясь за ее грубую домотканую рубаху. — Тсс, солнышко, тише, — ее голос был хриплым, натянутым, как струна. Она прижала его сильнее, и он почувствовал, как дрожат ее руки. — Папа… папа задерживается.

Элиан знал. Знать не хотел, но знал. Папа, Каэл, ушел на охоту еще до рассвета. Но Элиан видел, как вчера вечером тот незаметно коснулся высохшего дуба за хижиной — и тот вдруг выпустил единственный, странно яркий зеленый лист посреди зимы. Мама тогда побледнела и быстро увела его в дом. Шептались они потом долго, тревожно. А потом пришли слухи — в соседней деревне поймали огнедышащего еретика. Сожгли.

И вот сегодня — этот ледяной страх, этот гул, нарастающий со стороны деревни. Не праздничный. Злой. Жадный.

Дверь с треском распахнулась. Ворвался Каэл, запорошенный снегом, лицо — маска ужаса. — Ли! Они знают! Старый Маррик видел… видел, как я подгонял ветер, чтобы сеть не унесло! Он побежал к старосте! Мать вскочила, как ужаленная. — Где? — Идут сюда! С факелами! — в глазах отца читалась паника дикого зверя, загнанного в угол. Он схватил мешок со скудными пожитками, уже собранный у двери. — Бежим! Сейчас же!

Но было уже поздно. Желтые, прыгающие огоньки факелов замелькали между деревьями, приближаясь. Гул голосов слился в единый рев: — Еретики! Ведьмак! Сжечь! Каэл бросил мешок. Его лицо исказила не страх, а яростная решимость. Он повернулся к Лире, схватил ее за плечи. — Забери Эли! Беги в чащобу! Я… я их задержу. — Нет! — вырвалось у Лиры, но в ее глазах уже горело понимание. Без жертвы не уйти. — Ли, ради него! — Каэл ткнул пальцем в Элиана, чье сердце колотилось как бешеное. — Он должен жить! Спаси его!

Он поцеловал ее стремительно, почти грубо, потом обнял Элиана, прижал так сильно, что тому перехватило дыхание. — Сынок… прости. Будь сильным. Живи. — Его голос сорвался.

Потом Каэл вытолкнул их в заднюю дверь, в кромешную тьму и вьюгу, а сам шагнул навстречу огням, распахнув входную дверь настежь. Элиан, цепляясь за мать, оглянулся в последний раз. Он увидел, как отец встал в дверном проеме, высокий и прямой, как дуб. Увидел, как его руки сжались в кулаки, а вокруг них заплясали крошечные, почти невидимые искорки воздуха, сбивая снежинки в причудливые вихри. Увидел, как первый камень, брошенный кем-то из толпы, со звоном ударился о притолоку. — Вот он! Колдует! — завопил чей-то голос. Рев толпы стал оглушительным.

Лира схватила Элиана на руки и бросилась в лес, в кромешную тьму, уворачиваясь от стволов, спотыкаясь о корни. За спиной грохотали крики, звенели камни о стену хижины, потом — страшный, шипящий звук и яркая вспышка. Элиан вскрикнул — это был голос отца, полный нечеловеческой боли и… силы. Воздух содрогнулся от кратковременного удара ветра, сбившего с ног часть преследователей. Но огни факелов не отставали. Преследователей было слишком много.

Они бежали, пока ноги не стали ватными, пока легкие не горели огнем. Лира споткнулась, упала на колени, прижимая Элиана к себе. Факелы уже окружали их, освещая злобные, перекошенные лица соседей. Староста Барк, кузнец Горм, даже старая Мэгги, которой мама только вчера принесла целебный отвар от кашля… Все смотрели на них, как на чуму. — Ведьма! И детеныша привела! — выплюнул Барк.

Лира встала, поставив Элиана за спину. Ее фигура, обычно такая мягкая, вдруг выпрямилась, стала твердой. В ее глазах не было страха. Только бесконечная скорбь и ледяная решимость. — Элиан, — ее голос был тих, но пробивался сквозь вой ветра и ропот толпы. Он звучал прямо у него в голове. — Беги. Не оглядывайся. Беги в самую глубь леса. Что бы ни случилось. Беги!

Она толкнула его в спину с такой силой, что он кубарем покатился вниз по заснеженному склону, в непроглядную чащу. А сама развернулась к толпе. И когда первый мужчина с дубиной шагнул к ней, Лира вскинула руки. Не для мольбы. Из ее ладоней, из самой земли вокруг, рванулись корни и лозы, спавшие под снегом. Они взметнулись, как змеи, оплели ноги нападавших, сбили с ног, создав хаотичную, живую стену между ней и склоном, куда исчез Элиан. — Колдует! Жги ее! Сейчас же! — заревел Горм, вырываясь из цепких лоз.

Последнее, что увидел Элиан, цепляясь за корягу на склоне, — это как его мать, маленькая и хрупкая на фоне разъяренной толпы и пляшущих факелов, вскинула голову. Ее фигура на мгновение озарилась тусклым, но упрямым зеленоватым светом. Потом этот свет накрыло багровое зарево факелов, брошенных на сплетенные лозы. Страшный, пронзительный крик матери прорезал ночь — крик не только боли, но и последнего усилия воли, удерживающего магическую преграду.

Элиан не помнил, как бежал. Бежал, спотыкаясь, падая, царапаясь о ветки, оглушенный этим криком, вонзившимся ему прямо в мозг. Бежал, пока силы не оставили его, и он не рухнул без сознания в сугроб под скелетом огромного, обгоревшего в прошлогоднем пожаре дуба. Запах гари и пепла навсегда смешался в его памяти с запахом горящей матери.