Читать онлайн "Анна и Мария"

Анна и Мария

– И как это у тебя все ловко получается, Симеон?

Девочка с ногами забралась на высокий грубо сколоченный табурет и, оперев голову на сложенные ковшом ладони, во все глаза смотрела, как мужчина готовит какой-то отвар. Тот положил в ступку несколько высушенных корешков и сноровисто перетирал их каменным пестом.

– Так, не сразу, Анна, – он выпятил нижнюю губу и сильно дунул вверх, сбрасывая в сторону сбившуюся на глаза челку: волосы с годами хоть и поседели, но все еще были густыми, как в молодости, – не сразу. Живу-то давно, вот и пришло с опытом. Видать, Господь сподобил людям помогать, я и стараюсь.

– Меня тоже Господь сподобит, – девочка выпрямила спину и приняла строгий вид, – Он добрый, Он всем помогает.

Симеон хмыкнул – не зло, одобрительно и чуть свысока, как человек, который, разговаривая с несмышленым собеседником, и при этом, одобряя его намерения, собирается втолковать тому прописные истины.

– У Бога нет других рук, кроме твоих.

Анна вопросительно посмотрела на мужчину.

– Я хочу сказать, что не стоит ждать чудес свыше, надо делать их самой, а потом благодарить Творца, что позволил осуществить задуманное. А так Он не злой и не добрый, Он – справедливый.

– А-а, – протянула девочка, задумчиво кивая.

– А сколько тебе лет, лекарь? – Внезапно сменила тему она.

– Зачем тебе?

– Знать хочу.

– Не те знания ищешь.

– А какие надо?

Симеон тяжело поднялся.

– Анна, – он отставил в сторону ступку с пестиком, – ты сегодня совсем замучила меня своими вопросами. И почему именно сейчас ты особенно любознательна – это вовсе неплохо, но неужели тебе нечем заняться? Разве коровы и овцы не разбрелись по полю?

Девочка соскочила на землю.

– Ничего они не разбрелись, – надула она и без того пухлые губки; но в десять лет долго обижаться невозможно, – а ты научишь меня лечению травами?

– Самое эффективное лечение травами – это крапивой по чьей-то вертлявой попе.

Девочка пропустила шутейную угрозу мимо ушей.

– Я научусь у тебя искусству врачевания, стану помогать людям, а потом поблагодарю за это Бога.

И она пошла прочь, туда, где на горизонте виднелись полтора десятка коров, с такого расстояния казавшихся размером с муху, и штук десять овец и баранов, вовсе уж едва различимых. Небольшое стадо, принадлежавшее ее родителям, было всецело отдано под надзор маленькой пастушки, которая в силу своего юного возраста частенько относилась к порученному делу несерьезно, все время отвлекаясь то на сбор ягод, то на купание в реке, а то и просто заигравшись с какой-нибудь стрекозой, ящерицей или птичкой – и звери, и птицы, и даже насекомые не боялись девочки и доверчиво позволяли себя гладить, а то и сами лезли на руки. Но больше всего Анне нравилось убегать к старцу Симеону, и смотреть, как он готовит свои чудодейственные снадобья, поставившие на ноги далеко не одного из тех, кого куда более титулованные лекари Иудеи сочли безнадежным.

Каким-то удивительным образом стадо, порученное ее заботам, не разбредалось за время ее легкомысленного отсутствия, даже если на месте, где его оставила маленькая озорница, заканчивался корм, а терпеливо дожидалось хозяйку, после чего вместе с ней переходило к новому пастбищу с густой сочной травой.

Анне скоро должно было исполниться одиннадцать лет, но, несмотря на столь юный возраст, она уже считалась перспективной невестой. Выйти замуж в тринадцать – пятнадцать было вполне нормально, причем верхняя планка находилась уже где-то на пределе. Младшая дочь священника Матфана из первосвященнического рода и Марии из колена Иудина жила вместе с родителями в Назарете Галилейском. Отличалась она редким трудолюбием, сызмальства помогала отцу и матери по хозяйству, и нрав имела веселый и добрый, за что и любили. Ее тонкая сострадательная натура, желание помочь, даже, по возможности облегчить страдание попавшему в беду неважно кому – человеку или животному, или пусть бабочке, пчелке умиляла всех, кто более-менее близко знал ее, или хотя бы несколько раз общался, чуть ближе, чем просто поздороваться.

Не удивительно, что при таком чувствительном характере, она, в конце концов, пришла к намерению выучиться врачеванию. И кто же в этом мог помочь ей наилучшим образом, как не старец из Иерусалима Симеон. Ну, старец – не старец, а было ему на вид лет пятьдесят пять или немного больше. Впрочем, наверняка этого никто не знал, а если озвученная цифра была правдивой, то надо признать, что для своего возраста сохранился он великолепно. Старец лечил людей травами и, по слухам, умел предсказывать будущее. «По слухам» – это для абсолютного большинства, а Анна знала это наверняка, так как близко общаясь с Симеоном, не раз могла убедиться в этом сама.

– Какая сегодня будет погода? – Спрашивала она, хитро прищурившись и наклонив голову набок.

– Жаркая, очень жаркая, – отвечал мужчина.

И на улице действительно стояла изнуряющая жара. Анна была в восторге, и никто не мог убедить ее в том, что это вовсе не предсказание, а здравый смысл, что здесь просто такое место, что из 365 дней в году у трех четвертей из них к полудню температура переваливает далеко за тридцать градусов.

Однажды старец действительно предсказал песчаную бурю, но никто не послушал его кроме маленькой Анны. Перед назначенным часом она, не слушая возражение родителей, сняла и убрала в сарай постиранное белье, загнала скот в хлев, и уговорила родных закрыться в доме.

С опозданием на десять минут началась реальная буря, которая бушевала несколько часов и засыпала полуметровым слоем песка все вокруг. После этого случая Симеон, и без того уважаемый соседями, снискал себе славу настоящего предсказателя будущего, и надо признать, те, кто верил в его пророчества, никогда не обманулись и не пожалели о том, что прислушались к его словам. Был он человек праведный и носил в себе какую-то тайну. Какую – не знал никто; порой казалось, что и сам он этого не ведает, а просто напускает на себя таинственный вид для пущей значимости и загадочности. Только все точно понимали, что такого быть не могло – Симеон всегда казался и был одним человеком, ему не нужно было что-то дополнительно из себя воображать.

Как-то мужчина в одной из бесед, которыми так любила мучить его маленькая пастушка, проговорился ей:

– Я ожидаю пришествие Спасителя.

– Кого? – Не поняла Анна.

– Мне было предсказано Святым Духом, что не умру до тех пор, пока не увижу Христа Господня, пока не подниму его на руках своих и не возглашу слово про него истинное.

Сколько не пыталась девочка дополнительными вопросами расшифровать для себя сказанное Старцем, он не вымолвил больше ни слова. И впредь больше никогда не упоминал эти непонятные для маленькой Анны имена.

Как было упомянуто выше, родители девочки держали небольшое стадо скота, а также постоялый двор в Назарете, через который проходили караваны, следующие из Египта в Индию и Великую Тартарию. Понятно, что недостатка в постояльцах – купцах, менялах, просто путешественниках – не было, и семья, состоящая кроме Матфана, Марии и Анны, из старшей сестры Исмерии и ее детей – дочери Елизаветы и сына Элиуда, не бедствовала. Но средний достаток давался весьма непросто – только упорный труд всех членов семейства позволял держать ледники полными всякой снеди – от студеного молока и сыра до мороженной рыбы, вяленой говядины и свежего мяса. Рожь и овес не сеяли – хлеб выменивали на мясные запасы по мере необходимости, или просто покупали на деньги, которые выручали с останавливающихся на ночь гостей.

Так и текла полная забот и трудов, но размеренная, привычная, спокойная и счастливая жизнь…

Hora ruit. Прошел год, потом еще несколько месяцев. Мало что менялось в семье Матфана. А если стабильность имеет положительный знак и зависит только от тебя, значит, ты живешь правильно, и Бог поселился в твоем доме.

Как-то днем Анна, выгнав на тучный луг свое небольшое стадо, по обыкновению оставила его там и побежала к лачуге Симеона: теперь он учил ее врачеванию травами вполне, если так можно выразиться, официально. Она застала старца за молитвой. Симеон не услышал босоногую поступь девочки, и она невольно подслушала то ли окончание осанны, то ли самую необычную из когда-либо слышанных молитв.

– Господи, – стоя на коленях, тихим голосом вещал он, – сегодня я не хочу ничего просить, я просто хочу сказать спасибо за все, что Ты мне уже дал.

– За что ты благодаришь Господа? – Спросила она.

Он вздрогнул, поднялся и обернулся. На секунду Анне показалось, что старец смущен, будто его застали за чем-то неприличным, но в его глубоких голубых глазах было столько убежденности и веры, что сама мысль об этом показалась абсурдной.

– Тебя не учили, что подкрадываться сзади нехорошо? – Лукаво прищурился он.

– Извини, Симеон, я не нарочно, так получилось. И все же, ответь мне: за что?

– А разве тебе самой не за что поблагодарить Его?

– Есть, – согласилась она, – у меня есть отец и матушка, сестра, большой дом, скот и полный ледник всякой всячины. Наконец, я молода и здорова. А что есть у тебя?

Он ответил не сразу, опустил голову, задумался, и лишь спустя некоторое время, произнес:

– И я был молод, и дано это было свыше, от щедрот и без условий. Я и сейчас молод, может не телом, но душой. И есть у меня значительно больше, чем ледник со снедью и большой дом.

– Что же?

– У меня есть надежда, которая больше уверенность, что не умру я, покуда не увижу Спасителя.

– Опять ты упоминаешь какого-то Спасителя. Кто это, Симеон?

Взвешивая каждое слово, старец ответил:

– Мессия, тот, кто новой верой спасет мир Иудеев.

– А разве мир нуждается в спасении?

– Я не хочу говорить с тобой на эту тему, – старец рассердился.

– Почему? – Искренне удивилась Анна.

– Ты еще мала и недостаточно умна для таких разговоров.

– Боишься спорить?

– Никогда не стоит спорить с глупцами, – мужчина отвернулся, – люди могут не заметить между нами разницы.

– Не сердись, Симеон, – девочка дернула его за рукав тоги, – я не хотела тебя обидеть. Только чудной ты какой-то: говоришь складно, а про что – не понятно. Ну, а про меня, что сказать можешь? Что ждет меня? Дождусь ли я твоего Спасителя?

Предсказатель вновь повернулся к Анне лицом. Он долго смотрел в глаза девочке, а потом спросил:

– Зачем тебе? Разве если тебе дадут в руки книгу твоей жизни, ты начнешь читать ее с последней страницы?

– Я хочу знать, – твердо сказала девочка, – и если ты не скажешь мне, мы поссоримся.

Старец улыбнулся.

– Не тот дорог, с кем хорошо, а тот, без кого плохо, – таинственно сказал он, нагнулся и очертил на земляном полу довольно ровный круг, после чего, достал из-под грубой деревянной лавки, заменяющей ему кровать, гадальные камни.

Он перекладывал их из ладони в ладонь, что-то бормотал, поцеловал девочку в обе щеки и лоб, потом примерился, отвел руку, и ловко бросил камни так, что они, отскочив от стены, упали на землю четко в периметр очерченного круга.

Старец долго рассматривал выпавшую комбинацию, после чего с какой-то опаской взглянул на Анну, нагнулся, поднял камни и ногой затер круг на полу.

– Dies nefastus, – пробормотал он, – не может быть.

– Что там, Симеон? – Тревога предсказателя передалась девочке.

Мужчина молча вышел из лачуги. Юная пастушка выбежала за ним.

– Скажи мне, что случилось, – топнула она маленькой ножкой.

Он молчал.

– Так не честно, – захныкала Анна, – ты теперь что-то знаешь, а мне не говоришь! А ведь ты бы ничего не узнал, если бы я не попросила тебя погадать.

Симеон молчал.

– Ну, пожалуйста! – Взмолилась девочка.

Тишина.

Ей было пора возвращаться к стаду.

Три дня Анна доставала старца своими вопросами, а вернее сказать, одним вопросом: что он разгадал о ней? Три дня она не слышала от него ни одного слова. Три дня не разглаживались над его переносицей суровые морщины.

Наконец на четвертый день, когда девочка не выдержала и горько разрыдалась, Симеон нарушил молчание.

– Тебе действительно надо знать? – Спросил он.

От неожиданности Анна вздрогнула, и слезы мгновенно высохли на румяных щечках.

– Да, да, да! – Часто закивала она.

– Что ж, – вздохнул мужчина, – ты сама этого хотела. Слушай: скоро ты выйдешь замуж и счастлива будешь ты в браке том. И родятся дети у вас, и вырасти успеют они, и у них родятся свои дети… И когда уже никто не будет ждать, когда пройдут все сроки, когда уже к земле гнуться будешь, родиться у тебя девочка, маленькая и слабая, но убьёт тебя ее на свет появление, и случиться это на пятьдесят пятом году жизни твоей…

– Все? – Анна смотрела исподлобья, – это все?

– Нет, не все, – покачал головой Симеон, – вырастит та девочка и, превратившись в девушку, в свое время родит Иисуса, того самого Мессию, которому суждено веру новую основать, и ценой жизни своей мир спасти… А ты Святой Анной зваться станешь, и впредь почитаема всеми сынами Израиля будешь, и не только ими. Salve, cara Dea!

И он низко поклонился слушательнице.

Анна, сидевшая на жестком ложе старца, спрыгнула на пол.

– Совсем ты, Симеон, зациклился на своем Спасителе. Это у тебя навязчивая идея такая. Одинокий ты, вот и придумываешь себе друзей воображаемых.

И пошла по делам своим.

– Non solus, non solus, – прошептал он и поклонился ей в удаляющуюся спину.

Впервые Анетта старцу не поверила, но слов его не забыла.

Hora ruit. Через два с небольшим года, еще и четырнадцати исполниться не успело, Анна вышла замуж. Ее супругом стал девятнадцатилетний Иоаким. Люди не могут дождаться милости от Бога не потому, что он не замечает их, а потому, что идут против него ради наживы. Много, много позже в стране, называемой Россией, пришедшей на смену великого Союза пятнадцати больших и малых государств, деньги стали называть «лавэ» от чуждого им английского liberal values, что в переводе означало «либеральные ценности». А когда у людей такие ценности, Бог не станет помогать им.

Но все это не касалось Анны и мужа ее. Достаточно большое по тем временам хозяйство – скот, маслобойня, дом и сад – служило не для целей наживы, а всего лишь являлось средством выживания, позволяя содержать себя и детей (двух девочек и мальчика) в сытости и относительном довольстве. Никогда семья Иоакима не отказывала в помощи, если кому-то случилось попасть в беду. Деньгами ли, советом, делом готовы были помочь, и не просили за то благодарности, и не требовали отдачи долгов, полагая, что если могут – непременно вернут, а не могут – так чего зря себя и других нервировать.

Говорят, счастье – это когда Бога благодаришь чаще, чем у него просишь. Так и было в семье Анны и Иоакима.

Она по-прежнему виделась со старцем Симеоном, но в силу занятости такие встречи становились все реже и реже. И то сказать – жизнь у каждого своя, особенно взрослая жизнь; семья не стадо коров, даже ненадолго оставить нельзя. А предсказатель как будто и не менялся вовсе, лишь шевелюра стала совсем уж серебряной, да немного морщин прибавилось на высоком благородном лбу.

Анна и думать забыла про давнее его предсказание; дети ее выросли, обзавелись своими семьями, внуки появились. Да и у мужа возраст солидный – шестьдесят лет исполнилось, а сама-то только шестью годами моложе. Какие уж тут дети!

Но вдруг, как и предсказывал старец много лет назад, когда все мыслимые сроки прошли, Анна вновь ощутила забытое чувство зарождение новой жизни внутри себя. Муж ее был в то время по делам где-то в пустыне, и Анна отправилась встретить его, как воротиться, у Золотых ворот Иерусалима.

– Я вновь беременна, Иоаким, – просто сказала она, как увидела мужа в город вступившего.

Он обнял жену.

– Я знаю, – ответил, – привиделось то мне, когда возносил молитву Господу нашему. Каюсь, грешен – не поверил тому, но вижу теперь, что благая весть оказалась правдой.

И они пошли к дому.

В тот же день собрала женщина всех своих родных и близких и рассказала о давнем пророчестве Симеона. За прошедшие годы многое предрекал старец, и все сбылось, так что теперь не одна Анна верила ему. Все верили. Ну, или почти все.

В большое замешательство привело всех услышанное: если правда то, что Анне умереть скоро, то Иоакиму, в силу возраста и слабого здоровья, одному девочку не вырастить, крепко на ноги не поставить, а дети не хотели обременять свои уже многочисленные семьи еще одним ртом, зная пределы своих возможностей.

Но выход нашелся: у старшей сестры Исмерии была дочь Елизавета, стало быть, племянница Анны. Жила она с мужем Захарией, и детей у них не было. Вот и дали они согласие приютить еще не родившегося ребенка. На том и порешили, а до поры поминать не стали.

Как и было предсказано, Анна не вынесла тяжелых родов и скончалась. А девочка – Марией назвали – родилась слабенькой, и убитый горем по смерти жены Иоаким не стал записывать ее сразу в семейные списки, опасаясь, что та не выживет без материнского молока. Но напрасно боялся отец, выжила и силой налилась, и через два месяца записал он ее. Так и получилось, что не в конце июля, как на свет появилась, день рождения у нее отмечено, а в конце сентября только. И так как ребенку тому величайшую роль в истории человечество суждено сыграть было, то младенцы все, кому родиться между двадцать первым июля и двадцать первым сентября посчастливилось, под покровительством Девы Марии находились и до наших дней находятся. Но это позже ясно стало.

А пока Елизавета и Захария забрали маленькую Марию к себе в небольшой городок Тарихею, где проживали на берегу Галилейского моря недалеко от реки Иордан, в двух десятках километров от Назарета. Здесь и суждено было расти Марии.

Через несколько лет стало ясно, что девочка многое взяла от матери, как по внешности, так и в характере. Она росла такой же доброй, трудолюбивой и отзывчивой, как Анна; уважала старших, заботилась о слабых и немощных. Была любознательной и мечтательной, и в силу этой мечтательности часто сидела на берегу небольшого озера близ дома и любовалась гладью воды. О чем думала в те минуты девочка, то ведомо было только ей, а так как спросить никто не удосужился, потому и нам не известно.

В семье, как приемной, так и родной, ее любили, и братья и сестры часто навещали ее, приносили гостинцы и подарки.

Никто не делал тайны из давнего предсказания Симеона, касаемо ее будущего предназначения. Все окрестные жители знали, согласно словам старца, она будущая мать Мессии. Но, даже не смотря на непогрешимую репутацию предсказателя, люди не очень-то этому верили: во-первых, никто не слышал этого пророчества от него самого, а Анна, кому сказано оно было, уже давно покинула этот мир; во-вторых, не может же Спаситель появиться в семье скотовода! Он должен быть самого, что ни наесть царского рода. Так считали маловерные.

Подсмеивались над Марией, а порою старались задеть побольнее, а то и обидеть в явную. В силу ее малого возраста, сделать это мог любой, но девочка как будто ничего не замечала, и по-прежнему приветливо всем улыбалась. Доброму сердцу не дано было ожесточиться, и она смиренно сносила все испытания, не замечая обид.

Навещал ее и родной отец Иоаким.

– Захария, – сказал он, – я хочу взять Марию и отвести на Храмовую гору.

– Конечно, – ответил тот, – но не слишком ли она мала для посещения храма? Ей не исполнилось и четырех лет.

– Ничего, – усмехнулся Иоаким, – будущей матери Мессии не след бояться Иерусалима.

Когда отец Марии, стал молиться, то на какое-то время оставил девочку без присмотра. Предоставленная самой себе, та с недетским интересом пошла осматривать Храм и случайно забрела во двор для мужчин. В еврейских традициях мужчины и женщины молились отдельно, места для молений были отгорожены специально построенными переборками.

Сначала на маленькую нарушительницу порядка не обратили внимания, такое попущение ритуала трудно было себе представить, и все стоящие на коленях мужчины ничего не поняли и просто оторопели. Но вот один указал на Марию пальцем.

– Девочка! – Вскричал он, – девочка на мужской половине!

Все повскакивали на ноги, и поначалу находились в страшном замешательстве, не зная, что делать. Но вот тот, кто первым заметил ее, подошел к Марии.

– Тебе нельзя находиться здесь, – он наклонился и, взяв Марию за руку, повел к двери.

Появились священнослужители храма, но решили не вмешиваться, так как посчитали инцидент исчерпанным – еще минута и маленькую нарушительницу выведут за пределы двора для мужчин – но вдруг раскат грома с такой силой обрушился на головы паствы и клириков, что на время оглушил их, а с абсолютно ясного неба пролился дождь. На минуту все растерялись, но старший из священнослужителей уже собрался с мыслями и объявил:

– Прихожане! Мы стали свидетелями гнева Божьего за осквернение храма. Нарушительницу следует наказать!

Прибежал Иоаким. Но напрасно он просил простить маленькую Марию, ссылаясь на ее юный возраст, напрасно уверял, что во всем происшедшем виноват он один, напрасно говорил, что готов понести наказание за дочку. Марию все равно приговорили к пятичасовому стоянию на коленях.

Она не спорила и не плакала, опустилась и встала на колени. И пока Иоаким рвал на себе волосы, спокойно стояла так, смотря перед собой и моментами что-то бормоча себе под нос. Может, молитву, хотя вряд ли в три года она помнила хоть одну.

Когда время истекло, она не смогла подняться, и отец, взяв ее на руки, отнес домой к Елизавете и Захарии.

Мария была ребенком неординарным. Ее необычные способности пугали людей, близко ее не знающих. Она видела вещие сны, могла предсказывать погоду и знала наперед события, грозившие бедой окружающим ее людям. Ей было только пять лет, когда она прибежала к приемной матери и заявила той:

– Матушка, мне привиделся пожар в овчарне, надо на время убрать оттуда животных.

– Не придумывай, Мария, – отмахнулась Елизавета, – там отродясь не зажигали ни свечей, ни лучин, и от дома она находится далеко. В овчарне неоткуда взяться огню.

– Мамочка, – твердила свое Мария, – но я видела, как она горит.

– Хватит говорить ерунду, – сказал вошедший в этот момент Захария, и слышавший весь разговор, – мать права – там не зажигают огня, а тебе просто приснился страшный сон.

А через два дня в хлев попала молния, и быстро распространившийся огонь уничтожил почти все. И это был далеко не единичный случай демонстрации пророческих способностей Марии. Одни люди прислушивались к ее словам, верили ей, другие считали чушью, а третьи считали ее колдуньей, побаивались и избегали общения с необычной странной девочкой.

Шло время и Марии исполнилось восемь лет. Как-то утром она за завтраком сообщила приемным родителям:

– Мама, не пройдет и двух лет, и у тебя родиться мальчик. Это будет необычный человек, и прославиться он на века, а судьба его станет неразрывно связана с судьбой моего будущего сына.

– Откуда ты взяла такое? – Спросила Елизавета, ни на секунду не усомнившись в правдивости слов приемной дочери.

– Я видела это во сне, – просто ответила девочка.

– Ешь, – женщина придвинула тарелку поближе к Марии, – как будет, так пусть и будет.

– Ну, конечно, – скептически покачал головой Захария, – мне уж седьмой десяток, да и жене пятьдесят шесть. Столько времени ничего не получалось, а тут вдруг получится! Ерунда все это.

– Моему отцу было столько же, когда появилась я, – с серьезностью взрослой женщины возразила Мария, – однако это ничему не помешало.

Аргумент был весомый, но Захария не поверил дочери. А Елизавета на следующий же день встретилась с Симеоном и рассказала ему про предсказание Марии.

– И что тебя смущает? – Старец посмотрел ей в глаза.

– Знать хочу: правда то или нет?

– Кто же ведать наверняка может такое, – он пожал плечами, – это больше веры вопрос.

– Ты можешь… должен… много ты всего напророчил, все и сбылось. И ей предрек тоже. Тебе и вера великая, безмерная.

– Не ищи пророка в своем отечестве. Но если мне веришь, верь и ей.

– Я верю, люди не верят. Муж не верит.

– Что тебе до людей, а ему скажи, что правду надо искать там, где никто ее видеть не хочет.

– Все одно, не поверит.

– Ступай, все будет, как должно, и это будет правильно.

Как Елизавета и сказала, Захария так и не уверовал в слова приемной дочери. И, тем не менее, через два года у Марии появился сводный брат, которого нарекли Иоанном. Радости родителей не было предела, а Мария в очередной раз подтвердила свою необычную способность к пророчеству.

Прошло еще два года, и в жизни девочки произошли серьезные перемены. Связаны они были главным образом со смертью ее родного отца Иоакима, похоронили которого вместе с его женой, умершей десятью годами ранее, на краю Иосафатовой долины, в Гефсиманском саду, под Елеонской горой, неподалеку от Иерусалима. А Марии в уплату налогов пришлось пойти работать при римском храме в Назарете.

Обязанности были простые и знакомые, в основном уход за скотом, но и любую работу приходилось выполнять, какую потребуют.

И здесь отличилась Мария. Привиделось ей, что настоятель скоро умрет, а она по нему будет горько печалиться и плакать. Пришла она к нему и предупредила об этом. Рассердился настоятель, выгнал ее и приказал не пускать к нему боле. Да только как сказала она, так и вышло – преставился он через двое суток, скончался скоропостижно от вен закупорки, как лекари определили.

Еще пуще стали римляне Марию опасаться, но более ничего странного за ней не замечали и привыкли понемногу. Прошла опаска, и стали они с ней советоваться по поводу погоды, урожая будущего и других бытовых вопросов. Все с точностью сбывалось, что пророчила. Через то великое уважение к себе она имела. Так и жила до поры.

Но вот стали Марии сны приходить, как ей казалось с ее будущим связанные. Все чаще в них видела человека в парчовых одеждах и с сияющим нимбом над головой. Ильей-пророком в снах тех он ей назвался, и подтвердил давнее пророчество Симеона: родится у нее сын Иисус Христос, который своими проповедями и примером своим приведет людей к новой вере.

«Не будет людьми понят Спаситель, – вещал Илья, – перенесет он жестокие испытания и казнят его».

«Что хочешь ты от меня? – Спрашивала во сне Мария, от слов таких содрогаясь всем телом».

«Готовлю тебя к будущим событиям; хочу, чтобы осознала положение свое, место свое в миру чтоб поняла».

«Страшно мне, пророк, за будущее такое. Не хочу, чтобы именно мой ребенок принял смерть за чтение проповедей».

«Потому и предупреждаю, что изменить ничего нельзя. Смирись и прими как есть все».

Жгло Марию новое знание, а в том, что знание это, а не фантазии всего, сомнений у нее не было. Но не решалась о них поведать соплеменникам свои, насмешек убоявшись. Рассказала о снах этих лишь священнику римскому Пандере, тому, кто близкое участие в ней принимал, пусть и на словах только, другом кого считала. А тому только того и надо было. Решил этот 62-летний служитель культа услышанное по-своему использовать, недостойно и грязно.

Нарядился он в белые одежды, лицо кремами разноцветными вымазал и ночью прокрался в спальню девушки. Мария, даром что юна была очень и наивна, в людях только хорошее видевшая, как и прихода Бога постоянно ожидавшая, почти купилась на речи священника, приняла за Него похотливого святошу и не противилась тому. Но тут грянул раскат грома, и освятил келью. Узнала она Пандера, отпрянула.

– Что ты тут делаешь? – Спросила.

Не ответил ничего священник. Устыдился замыслов своих и молча покинул помещение. Мария девой осталась.

А вскорости жениха подыскали деве, плотника Иосифа из Вифлиема сорока восьми лет. Недавно овдовел он, и остался один с четырьмя детьми: Иаковом, Иудой, Симоном и Иосией. Познакомились они, понравились друг другу. Только до свадьбы Мария жить при храме осталась, а Иосиф в доме своем.

Но вот встретились заново, и увидел жених, что беременна Мария. А как то получилось сама она не знала, на Пандеру думала. Да только ведь не было ничего! Как же так? Непонятно… Видно и впрямь от Святого Духа понесла.

И слушать ничего не хотел из объяснений ее про непорочное зачатие. Жениться наотрез отказался. Какое там жениться – позорище одно, ноги бы унести по добру по здорову от срама эдакого. Что Марии делать? Как ей поступать дальше?

И вновь пришел на помощь Илья-пророк. Явился он во сне обиженному жениху и сказал тому:

«Должен ты взять в жены деву Марию».

«Как же я возьму ее в жены, когда она под сердцем чужого ребенка носит, давши слово только моей быть?»

«То сын Божий, и обладать он будет необычайными, сверхчеловеческими способностями, и станет тебе ближе, чем дети твои родные от первого брака, и возлюбишь ты его безмерно. Что ж еще тебе надобно, плотник?».

«Правду знать хочу. Это ли она есть?»

«Искать правду легко, принять правду трудно. Уверуй в услышанное и да будет с тобой Божье богословение».

Через вещие сны Бог разговаривает с нами, послания передает – это все знают. И Иосиф внял словам пророка, и как человек верующий перечить не посмел. Так и поженились Мария и Иосиф.

Страшно было девушке в доме мужа со взрослыми детьми его – как там с ними сложиться? Но зажили они ладно. Мария к труду с детства привычна была, все в дому делала, всем угодить умела, а кроткий нрав и не сходящая с лица улыбка помогали сгладить порой возникающие разногласия и неприятия со стороны детей мужа своего. Иосиф же быстро прикипел к супруге своей новой, видя, как она о нем да о сыновьях его заботится.

Только все равно, всяк по-своему все видит и понимает, особливо, когда времени проходит достаточно, и дети взрослые не так терпимы к мачехе были, как отец их к жене, да и в историю с непрочным зачатием не слишком-то все верили. А потому по здравому размышлению Иосиф принял решение перебраться из Вифлеема в Назарет, чем весьма Марию порадовал. Давно ей хотелось в родные края вернуться, быть подальше от слухов всяких и людей чужих.

Заново пришлось Марии привыкать к жилищу своему. Досталась ей часть имущества прежнего от родственников, да только нет там теперь отца родного Иоакима, а матери своей Анны она вообще не знала. Не было с ней и приемных родителей, по которым скучала сильно и даже плакала по ночам. Все по-новому в жизни Марии, новые люди, новые события. Много что в сторону отошло, а иное и безвозвратно потеряно. Но, чем скорбеть о потерях, лучше радоваться тому, что имеешь. К тому же, судя по сильно округлившемуся животу, приближались роды. Да и по срокам так выходило, коль правильно начальную дату беременности посчитала.

И вот приснился Иосифу вещий сон. Будто подходит к нему незнакомец и говорит: «Скоро, плотник, родиться у тебя сын, но он будет в большой опасности: из-за предстоящих тяжелых родов и людей злых, недобрых, может и не выжить. А потому надо тебе и жене твоей на время скрыться от людей».

Странным показался Иосифу такой совет человека неизвестного, но так как он сам трепетно относился к вещим снам, то пошел он к жене и сказал одно лишь слово:

– Собирайся.

Мария беспрекословно мужа слушалась, и уже на следующий день переехали они за город, в скромный летний домик, с яслями для животных, кроватью, покрытой свежей чистой соломой, столом и печкой. Откуда он достался Иосифу, супруга допытываться не стала – может купил когда, или сменял на что, а может и загодя имел: не столь важно это и раньше-то было, а в тот момент и вовсе на задний план отошло – У Марии вскорости начались роды.

Заранее приглашенные две бабки повитухи за роженицей смотрели, а сами роды, как и предсказано было, были очень тяжелыми. Трое суток девушка была между жизнью и смертью, трое суток не спали акушерки, трое суток не находил себе места Иосиф. Но вот утром седьмого января родился мальчик, маленький и слабый, со сморщенным личиком и весом менее двух килограмм. Уж на что обессилена была Мария, но взяла его на руки, прижала к груди и заплакала – то ли от боли, то ли от жалости, но, скорее всего – от радости.

И воссияла тогда звезда в небесах, и видна она была и днем, и ночью, и с любого места Иудеи, Идумеи, Самарии и Переи. И вообще с любой точки этого земного полушария, сколь бы далеко она не отстояла. И на Мертвом море, и на Средиземном, и на Черном, и на Балтике. Это позже заговорили, что то комета небесная недалеко от земли пролетала, вот и светила светом ярким несколько дней, а тогда светоч тот за знак свыше сочли, а те, кто надо, поняли – появился на свет Мессия! Спаситель рода людского и веры новой истинной основатель, проповедник, пророк и чудотворец.

Пастухи, пасшие стада неподалеку, были напуганы необычайно ярким свечением на небе. Прибежали они к дому Иосифа, чтобы ему об увиденном поведать, а он опередил их с новостью о рождении Христа. Рад был безмерно и за ребеночка народившегося, и за жену, что жива осталась, и за себя самого, в пятый раз отцом ставшего. Что зачатие непорочное, и от Святого духа – в расчет не принимал. И то сказать – раз он муж Марии, значит и отец сына ее. Как радушный хозяин, пригласил он в дом пастухов напуганных, усадил за стол гостей хороших, словами успокоил и угостил щедро вином и яствами всякими.

А тем самым днем, когда Мария разрешалась от бремени, из Египта в Индию, шел караван индийского царя Ракшми. И повстречался на его пути старец Симеон, тот самый, что рождение сына Божьего предсказал. Случайно ли встретились или намеренно, то тайна для нас.

– Ты, царь, – сказал Симеон, который по сияющей звезде Вифлеемской уже знал о появлении на свет Иисуса, – посети семью с новорожденным мальчиком.

– Зачем мне плотник и скотовод со своим маленьким никчемным отпрыском? – Удивился царь.

– Важно не то, кто ты, а то, каков ты, – ответствовал Старец, – и неисповедимы пути Господни. Но вижу я, что, когда случиться у тебя великое горе, именно рожденный сегодня мальчик спасет любимого твоего сына.

Симеон был известен своими пророчествами не только в Иудее. Слава предсказателя простиралась как на юг от Иерусалима, там далеко на запад и восток.

– Я верю тебе, пророк, и обязательно сверну к дому Иосифа, – ответил царь.

Как сказал, так и сделал.

Новоиспеченный отец встретил царя с большим удивлением, но виду старался не подавать. Низко поклонился он монарху, но не было в поклоне том подобострастия, ибо знал Иосиф и верил теперь безоглядно, кто есть сын его недавно рожденный. Нет равных ему царей на свете.

– Зайди, владыка земель восточных, – сказал он, знаком предлагая Ракшми проследовать в дом, – отведай угощений, какими богаты.

Царь не побрезговал простым, но обильным угощением, и даже выпил вина, предложенного хозяином.

– Знаю, – сказал он, – настанет день и выручит меня возмужавший Иисус. Тогда и награжу его по-королевски! А пока прими, радушный хозяин, что в казне походной сохранил.

И одарил Иосифа дарами богатыми: золотом, смирной, ладаном и одеждой дорогой шелковой да парчовой.

– А это, – царь снял с перста безымянного перстень с камнями самоцветными по периметру и родовым царским гербом посередине в золоте оттесненном, – мальчику передай, как вырастет. По нему годы спустя и узнан он будет, когда в страну мою придет паломником.

На том и расстались.

На восьмой день от рождения, согласно Иудейской традиции, мальчику официально дали имя Иешуа, где «Ие» – первый слог имени еврейского бога Иеговы, а «шуа» означает спасение. В целом же имя могло трактоваться, как «помазанник».

На сороковой день после рождения Иисуса следовало провести обряд очищения матери. Для этого все семейство отправилось в Иерусалим, в главный храм. Там их уже встречал Симеон, в ожидании исполнения пророчества, сделанного Святым Духом, что не умрет он до поры, пока не увидит Христа Господня. Никто так и не узнал, сколько же было старцу лет. Одни говорили сто тринадцать, другие – триста. Одному Богу известно то было. Но не о том речь.

По внушению свыше пришел он в храм, и когда Мария с Иосифом внесли Иисуса, Симеон встретил их, взял Младенца на свои высохшие от времени старческие руки и громко возвестил:

– Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром; яко видеста очи мои спасение Твое, ежи еси уготовал пред лицом всех людей, – свет во откровение языков, и славу людей Твоих Израиля!

– Что говоришь ты такое, старик? – Вопросил изумленный Иосиф.

Мария была удивлена не меньше мужа. Симеон же поклонился им и сказал:

– Благословляю вас, чада мои любезные, – и далее продолжил, к одной Марии обращаясь, – вот из-за Него будут спорить в народе: одни спасутся, а другие погибнут. А Тебе Самой дано будет пережить великое горе за Сына Своего, когда страдать будет Он.

Опять напомнил Старец о пророчестве, что когда-то Анне, матери Марии сделал, чем очень ее опечалил. Да так, что захотела она уйти из храма, но остановил он ее.

– Прими, как есть все, – сказал, – а я теперь и упокоиться с миром могу, но то, когда Бог решит.

Исполнивши, что по закону следовало, Божья Матерь с Младенцем и Иосиф возвратилась домой.

Начинался 6508 год от сотворения Мира.