Красный телефон вздрогнул. Лейтенант Воронцов, помощник дежурного, машинально потянулся к трубке, левой рукой уже нащупывая журнал — дата, время, номер входящего. Взгляд скользнул по циферблату: 15 ноября 1989 года, 3:11.
И тут — щелчок.
Одновременно вспыхнули все лампы сигнализации, ослепительно, яростно, будто пульт рвался вперёд, пытаясь кричать. Воздух в комнате дежурного 9-го управления КГБ — того самого, что курировал ЦНИИ-13 — вдруг стал густым и липким. Движения замедлились, словно сквозь сироп. Даже дыхание давило, как будто лёгкие наполнялись не кислородом, а чем-то другим.
Воронцов поднёс трубку к уху — и услышал.
Не голос. Не шум. А что-то, что разорвало привычную ткань звука. Обрывки слов, но не человеческих — скорее, пародий на них, вывернутых, искажённых до неузнаваемости. Шёпот, переходящий в вой, мольбы, перекрученные в проклятия. Кто-то кричал — нет, визжал — но даже этот звук рассыпался, как гнилое дерево под пальцами.
Трубка выскользнула из онемевших пальцев.
Он не сразу понял, что случилось. Только когда в стекле пульта мелькнуло отражение — лицо, которое он не узнал.
Чёрные волосы побелели. Не поседели — иссякли, будто выжженные изнутри. Будто сама тьма, что висела за стенами ЦНИИ-13, дотронулась до него через ту проклятую трубку...
Этой ночью объект погиб.
Почти весь персонал — научный, охраны, технический — нашли мёртвыми. Тела были... неправильными. Как будто смерть пришла не извне, а из них самих. Немногих выживших эвакуировали, но расследование упёрлось в глухую стену. Никаких выводов. Никаких причин. И ЦНИИ-13 предали забвению. Дорогу, и ту было принято решение уничтожить.
А потом — началось.
В последующие три года, те немногие, кто выжил, сгинули. Несчастные случаи. Самоубийства. Пропавшие без вести. Слишком много для статистики.
Но это уже никого не волновало. Советский Союз доживал последние дни.
А ЦНИИ-13...