Читать онлайн "Краснолесие. Небосвод лебедя"

И пылал Йолиаль

1.

И пылал Йолиаль. И плавились небеса. И мертвые ужасались, видя страданья живых. Крик и кошмар повсюду. Солью засыпали землю, детей изрубили вусмерть, женщин угнали в рабство. Огню и мечу предали все, что было родным. И звёзды померкли от дыма, когда пылал Йолиаль.

2.

И пылал Йолиаль. Прощальная песня весны звучала во трёх сердцах у трёх великих древес - Хайя, Луэль, Элиа. Мать моя, Гильдарад, владычица лунных вод, осквернена светлица, опалы у ног врага. Мать моя, Эльсхейяр, младенец отъят от груди. Крови повыше порога в доме твоих чудес. Насильник шагал по трупам, когда пылал Йолиаль.

3.

И пылал Йолиаль. И Рода прервалась нить. Янтарь Тэтэль Ильсильдарэ гарь и пепел впитал. Один за другим сгорели последние светлячки. Разрушен чертог Альгазар, в покоях наследников - ночь. Так на колени встала, узрев дракона, Миэль. И жертвы к ногам сложила, когда пылал Йолиаль.

4.

И пылал Йолиаль. Роза семи столиц. Стража его мертва, разгромлен алтарь вождей. Плачьте по нам дожди. Мы - те, кто не бросил дом. Плачьте по нам, ветра. Мы - те, кто не стал бежать. Плачьте по нам, журавли, и к солнцу держите путь. Обуглены кости тысяч, уверовавших в мечту. Мы пели о том, что надежда не умрет никогда. И не было песни печальней, когда пылал Йолиаль.

Пролог. Летописец

24 апреля года 1174

Изо всех откровений великих и малых, коим несть числа в бумажном свидетельстве, особняком стоит пророчество об Эре Презренных, чье название само по себе премудрость. История сия горькая, волчья, что воронец-ягода, и нет в памяти Гардарии ей сродни, коли правда всё, чему довелось мне быть очевидцем и чему не случилось. Коли правда существование мое во плоти и духе, ибо книга, лежащая предо мною, сомневается в очевидности оного.

О тех временах поведу я рассказ. О страшных временах из памяти живых, с кем посчастливилось говорить, записывая воспоминания в приличествующем обрамлении, где от первого лица, где от третьего, как того требуют замыслы летописца.

Будет неспешным повествование мое, в чем не вижу дурного. Не вымаливаю прощения и единственно таким признаю свое детище, на благородство породы читателя уповая. Рукописному слову чужда пустота торопливого, обретшая признание во праздности умов. Не всякому потребно браться за перо, ибо не всякому дано вывести пером нечто, помимо срама. Равно с тем славлю дерзания созидателя, в огонь швыряющего ничтожность собственных строк, как и сам я поступал несчетное множество раз, но уж боле не стану. Здесь конец моих трудов и здесь же их начало.

Берусь называть историю наукой ветреной, властительной воле подчинённой, а посему, избегая ненужных трактовок, вперёд привожу лишь те немногие сведения, наилучшему пониманию написанного способствующие. Таково правило хорошего тона, дурному же не бывать.

В начале была Эпоха Первопроходцев.

Первые нордиане пришли из-за моря, покорили дикие земли, возделали поля, воздвигли замки, основав четыре королевства.

Западное - Мерукан - в Опаловых горах на границе с Сальмонтом, у истоков Нильдора - великой реки.

Южное - Вышеград - на землях равнинных и холмистых, граничащих с Птахиром.

Восточное - Повесс - в краях речных и озёрных, выходящих к брегам Рассветного Моря.

Северное - Излеб - среди сосен и скал, шириною от моря до моря (Рока - на западе, Рассветного - на востоке), на севере граничащее с Краснолесием - исконной землёю друидов.

За Эпохой Первопроходцев настала эпоха Вольных Королевств.

Каждое из четырех воевало за межу, заключались и рушились союзы, сменялись династии; зародилось прославленное рыцарство; Птахир грозил Вышеграду и Мерукану, а из Сальмонта явились проповедники, дабы над королевствами нордиан наравне с верою предков воссияла Вера Господня, менее всего - над Излебом, традицией вросшим в скальный гранит.

После пришла эпоха Элбертов.

Роланд Объединитель мечом скрепил Рыцарскую Гардарию, положив начало династии, единой для трех Великих Герцогств, некогда - Вольных Королевств и стольной земли Излебской. Откуда явился герр Роланд - безземельный рыцарь и будущий государь - во хрониках многие разночтения имеются. Пред знамёнами его потомков - золотыми с черным орлом - трепетало полмира. Многие годы процветания даровали Гардарии деяния Роланда. Когда же в году 1097 Рольф Элберт копьём указал на юг, и герр Эстольд Исхиге повел на Скрипсу - столицу Птахира - могучую рать, дабы навсегда уничтожить заклятого врага, наступило новое время, известное как эпоха Эортэ.

Богато поведали мне языки у камина (слякоть и холода верно их развязывают), но вдесятеро больше своды Меруканской библиотеки, хранилища коей давно сделались моим полуночным пристанищем. Перед началом повести осмелюсь приложить хронологию по десятку трудов проверенную, сократив до писательских нужд. Всё лишнее - вон. Пытливому читателю не раз предстоит воротиться туда, однако утверждаю (и в том убежден) смыслом работы своей не имена или даты. Посему, презревший историю, смело листай вперед к началу первой главы, пропустив тот скучный раздел.

Дабы не сложилось у читателя представления обо мне, как о сиром пересмешнике старонордианских легенд, широтою слова несносных современнику, откажусь от принятых в ту пору оборотов. Нет прока смотреть надменно и молвить прихотливо тому, кто сам есть плоть от плоти дня сегодняшнего.

Я веду жизнь тихую и размеренную, каковая меруканцу высокого сословия кажется скучной, однако мне видится в том особая прелесть. Книга заменяет мне пирушку, ибо шумная компания - первая прародительница тоски. Напротив, шелест пергамента и запах его распахивают сокровищницу чудес, откуда не хочется выходить ради порожнего заточения в суете. Когда дождь барабанит в окна, в камине моем уютно потрескивает огонь, над кружкой крепкого чаю (весомая доля расходов) поднимается пар, свеча освещает пожелтевшие страницы, и я погружаюсь в мечтания, навеянные прочитанным. Так проходит день за днём. В погожую пору я прогуливаюсь одним и тем же маршрутом: по мощеным улочкам квартала Грицхальда вверх на террасу Эльге́н, откуда открывается вид на город, обласканный солнцем. Островерхие крыши - мои старинные приятели, заснеженные пики Опаловых гор - мое вдохновение. Глядя на них, я вспоминаю слова, сказанные когда-то, но не берусь утверждать, было ли то на самом деле.

Есть ли вокруг меня что-то реальное? Крики толпы, скрип телеги, прачка, выплёскивающая воду...В солнечном свете они кажутся настоящими, но, стоит поглядеть на долину Нильдора, где великая река, изогнувшись, устремляется на юг, я замечаю ломаную линию, и мне становится не по себе. В закрытом хранилище среди сотен томов я изыскиваю ответы, и к трепету своему, нахожу их.

Месяц назад мне доставили срочное послание Ланца. Он узнал где найти третью нить: оказывается, все это время она была в Мерукане, у меня под носом! Вскоре прибыл и сам Ланц. Мы обо всем договорились, и под утро он передал мне искомое. Назавтра я поспешил к барону Лидендорфу, где по стечению обстоятельств имел удовольствие присутствовать на вечере художеств. Гостей было десять человек, все мне знакомые. Играл Йохан Шалле, читали прозу, угощали упитанными угрями. После трапезы я отважился заглянуть в зеркало, где увидел такое же упитанное лицо: с двумя подбородками, лоснящееся, с одной глубокой залысиной, темной бородой и тяжелыми брылями. По счастью, то был сам барон Лидендорф, тогда как я стоял от него по левую руку и не мог видеть своего отражения, в чем благодарю Господа, страшась того, что скрывается на той стороне. Для читателя я останусь безликим сказителем, ибо личина летописца искажает суть творения его.

С бароном у нас имелась продолжительная беседа. Покуда внизу вильё Кавартон развлекал гостей сальмонтским искусством испития вин, господин Лидендорф любезно выслушал мои аргументы. Заручившись его поддержкой, я дождался исполнения любимой Пятой капеллы (поздний Шалле - виртуоз музыкальной драмы), после чего откланялся, направившись в библиотеку. До рассвета просидел я в безлюдном зале, сверяя редкие копии Толкований - Alaule talaquente с добытым Ланцем великолепием. Наконец, все было кончено. Меня ждали дом, завтрак и забытье до полудня.

Иному читателю описанная жизнь покажется безмятежной. Я был бы рад, окажись оно так вместо бессонницы и ранних седин. Существуют книги, в которые лучше не заглядывать. И другие, которые лучше не писать. Не по причине скудности таланта, о чем говорилось прежде, но ради сохранения себя. Увы, слишком много удалось мне узреть глазами тех, о ком слагаю. Слишком много узнал я в закрытых хранилищах Меруканской библиотеки. Ее собрание - свыше пятидесяти тысяч томов. Некоторые из них стерегутся надежнее королевского дворца. Прочитав сии труды, я заклинаю хранителя ключей трижды проверять засовы. Я повторяю: тем знаниям нельзя позволить вырваться на свободу.

Один из моих героев однажды сказал: "Хорошие книги пахнут кожей, серебром и смолистым лесом".

А чем пахнут другие книги?

В крыле таинств закрытой секции существует Спираль Гелиопеи. Знают про нее немногие, доступ имеют единицы. Она представляет собой широкую винтовую лестницу, восходящую к вершине восточной башни. Каждый виток отгорожен от прочих тяжёлой металлической дверью. Каждый этаж - единственная келья за такой же дверью; на двери - фигура, именованная барьером. Так охраняются запрещенные гримуары. Дверь последнего этажа увешана цепями. Внутри кельи на изрезанной рунами подставке краснолистной березы покоится последний сохранившийся подлинник "Плоти Рода". Под высоким потолком проделано узкое оконце с узорчатым витражом пурпурного, зелёного и красного цветов. Когда луна восходит в Дом Эдель, преломленный узорами свет падает на обложку книги. На выцветшей коже проступают два круга, один внутри другого, соединенные восемью линиями, страницы же обретают иные, доселе скрытые смыслы. Для сохранности томов, хранитель ключей поддерживает в кельях надлежащие условия. Наука сия подвластна лишь ему, но могу сказать наверняка - пахнет внутри полынью.

Эта история писана при свете звёзд кровью и дымом. Она горше воронец-ягоды, и нету ее необъятнее, и нету времён страшнее, о каких поведется речь. Я знаю, немало вопросов оставит она во языцах, буде явится в полноте.

Я смотрю на город, смотрю на горы, на добрых людей, спешащих от дождя, и думаю - реально ли это? Реальны ли нити в моих руках? Апрельская гроза - редкое событие для мирных земель Мерукана.

Небо мерцает.

Сегодня вечером я встречаюсь с Ланцем, и когда он передаст мне последнюю золотую реликвию, я напишу для своей истории подобающий ей эпилог.

Примечание автора: в оригинале романа после пролога следует раздел Хронологии. Данная часть должна прояснить читателю особенности мира и его конфликты. В сетевых публикациях я решил упростить повествование, отказавшись от скучного для многих бета-ридеров раздела. Заинтересованные лучше понять подоплеку событий смогут познакомиться с Хронологией в телеграм-канале. Для всех остальных я буду прояснять важные моменты в самих главах через примечания или отвечать на вопросы в комментариях.