Читать онлайн "Бродячие Звери: Рододендрон Ржавый"

В один октябрьский вечер, когда музыканта убегал от мужчины с оружием на другой конец города, холод сковывал его, пробираясь до самых костей и вызывая табун мурашек. И всё чаще стали мелькать плющи с розовыми цветками, чей ядовитый запах начинал незамедлительно одурманивать разум.

— Ты не можешь вечно убегать от нас!

«Всё-таки не стоило шутить над ним в этот раз...» — со злостью думал музыкант и в очередной раз увернулся от пули.

— Луис, ты слышишь меня? Ты жалкий трус!

Тот лишь горько усмехнулся.

Вдруг в глазах начало двоиться — всё вокруг стремительно размывалось и соединялось в одно серое грязное пятно. Дыхание стало тяжёлым, к горлу поступал мерзкий ком, от которого в эту же секунду хотелось избавиться, но в итоге музыкант только захрипел, не имея возможности остановиться и перевести дух. А затем Луис перестал чувствовать ноги, он игнорировал нарастающую боль в области сердца и раздражающий, на грани слышимости рядом с ухом, шёпот. И почему-то именно в этот момент внутренний голос требовал опуститься на четвереньки и продолжать мчаться, а ещё лучше — отдаться своей животной сущности и впиться зубами в шею Клода.

Мужчина зажмурился, отгоняя эту мысль прочь. Его ноги, больше похожие на задние лапы волка, громко шлёпали по лужам и мяли под собой выцветшую траву. Намокшая от только что закончившегося дождя одежда неприятно липла к меху на теле, а небольшой синий камешек на золотой цепочке тихо звенел.

Клод что-то крикнул ему и сделал несколько выстрелов из ружья мимо мужчины, не сводя глаз с фигуры музыканта.

Луис изо всех сил ускорялся, а затем резко вбежал в один из заброшенным домов. Пока Клод справлялся с дверью, музыкант быстро пересёк всю комнату, минуя разломанный стол со стульями, и выскочил из здания через окно, но в моменте зацепился за раму с выпирающими гвоздями и неудачно приземлился на дрова. Мужчина мгновенно поднялся, держась за пострадавшее бедро, и затаился в тени.

Клод выглянул в окно и стал рыскать глазами беглеца. Никого не найдя, он выпрыгнул наружу и заметил несколько свежих капель крови на брусках дерева. Вскоре он перезарядил ружьё и принялся тихо передвигаться, ища новые следы. А в это время Луис потихоньку обходил дом и сворачивал за угол между старых покосившихся пристроек. Дождавшись, пока Клод отойдёт достаточно далеко, музыкант помчался наутёк. Мужчина услышал его и пустился за ним.

Музыкант с трудом перепрыгивал через сгнившие заборчики и, перебежав ещё несколько домов, стал лисой петлять, путать следы, не давать возможности поймать его. В голове уже не оставалось места для лишних мыслей, которые сейчас могли лишь мешать.

Ещё один выстрел. И снова не в цель.

Чем дальше они бежали, тем быстрее вокруг образовывался туман. В какой-то момент из-за плохой видимости оба мужчины потеряли друг друга из виду и не на шутку напряглись, прекратив погоню.

Сердце Луиса заколотилось в бешеном ритме. В ушах стучали оглушающие барабаны; острые зрачки сузились. Нарастала паника. Луис поднял голову и втянул носом воздух — среди запахов мокрой земли, опавших листьев, крови и человеческого тела неожиданно появился новый, слишком резкий, кислый и абсолютно чужой. Мужчины здесь были не одни, и рядом с ними находился кто-то не из их города.

Музыкант прижал руку груди, пытаясь восстановить дыхание и успокоить сердцебиение; его лицо, полностью покрытое серой шерстью, на несколько секунд исказилось от боли.

Луис услышал, как Клод сложил оружие и тяжёлыми шагами направился к центру города, бросив попытки догнать музыканта — тот всё равно сбежит.

Он положил руку на разбитую каменную стену и оглянулся: только туман и бездушные дома. На улице было слишком тихо. Столь непривычное безмолвие угнетало его, заставляло чувствовать себя беззащитным, маленьким человеком, силком вытащенным в этот пугающий и угрюмый мир. Ему не хотелось здесь долго задерживаться — слишком подозрительным всё было, даже несмотря на то, что он прекрасно знает эту заброшенную часть Вилльмодита[1].

Всё то время, пока он шёл, ему постоянно казалось, что на него обращены десятки глаз неизвестных, прячущихся в белой дымке. Туман мягко подпитывал его воображение различными жуткими образами, что могли таиться в нём. Они будто стремились прожечь одинокую фигуру музыканта, превратить его в горстку пепла.

Проходя по узкой улочке, Луис время от времени с опаской оборачивался. Чужой запах не пропадал, наоборот, он только усиливался, приближался к мужчине. На один миг музыкант перед глазами увидел до боли знакомый образ человека в синих одеяниях, что, похоже, и был источником запаха.

Луис остановился напротив одного относительно хорошо сохранившегося дома. Он помнит его. Когда-то это было старое гнездо некогда живших здесь егерей, трепетно заботившихся о жителях Вилльмодита. Скромное здание, полностью обвитое плющом с обманчиво нежными и притягательными розовыми цветками, издалека сильно похожие на сирень. Музыкант насторожился — эти бутоны, славившиеся своим сильным ядом, отравили львиную долю города.

Рядом с домом стояла одинокая и разбитая тележка с вещями, накрытыми тканью. Он нахмурился и перевёл взгляд на расколотое сидение, на котором лежала чёрная треуголка. Луис подошёл ближе и отметил свежие царапины от когтей на колёсах. Он аккуратно приподнял ткань и увидел, что все вещи остались нетронутыми, поверх них лежал алый камзол с чёрным воротником. На земле валялся мушкет, под ним был помятый свиток с золотой печатью. Луис никак не мог вспомнить, где он в последний раз её видел и кому она принадлежит. Музыкант вынул свиток и раскрыл его: гласилось, что некий Гилбер Огюст Лакруа[2] досрочно освобождается из тюремного заключения по приказу Её Величества Королевы Антуанетты и подлежит возвращению в свой отчий дом в Вилльмодит.

Луис призадумался: за последние несколько дней он не замечал новых лиц в городе и не видел, как стража открывала ворота и впускала того же Гилбера. Значит, тот приехал ночью, но тогда ему всё равно пришлось бы дождаться утра из-за псов, патрулирующих улицы от заката до рассвета.

Когда Луис положил свиток на тележку, со стороны дома раздался болезненный стон, и со скрипом открылась дверь. Навострив уши, он медленно повернул голову в сторону дома егерей и замер. В паре метров от него стоял сгорбившийся мужчина, по всему телу покрытый чёрными перьями, отливающими синевой, кроме лица и ключиц. Меж его бровей залегла глубокая морщинка, делая его взгляд суровее. За спиной лежало два чёрных массивных крыла, а ниже спины трясся длинный вороний хвост.

И сейчас несмотря на то, что он выглядел слабо и изнеможенно, тот представлял всё же опасность и мог вытворить что угодно. Луис бросил взор на сжавшиеся кулаки мужчины и сделал шаг назад, сохраняя молчание и перебирая возможные варианты очередного побега.

Затем мужчина шелестящим голос отчеканил:

— Мне... нужна ваша помощь, — и, подойдя ближе, медвежьим капканом вцепился в плечи музыканта, едва стоя на ногах.

— Как к Вам обращаться? — осторожно спросил музыкант.

— Огюст Лакруа.

Зелёные глаза музыканта недобро загорелись.

— Луис. Я... — он открыл рот, как вдруг зазвучала труба, а затем, вспомнив про комендантский час, повернулся к мужчине. — Прошу прощения, месье, но вам необходимо сейчас зайти в дом — сейчас начнётся патрулирование улиц, и Вас могут схватить ночные псы...

— Чего? — лицо егеря сморщилось. — Какие ещё псы?

— Местные надзиратели. Я не могу долго здесь находиться, но я могу вызвать Вам врача и...

Егерь подозрительно прищурился и сильнее сжал чужие плечи. Не верил. Подсознательно чувствовал подвох, сомневался в достоверности происходящего и с трудом принимал решение.

— Вы лжёте.

— Мне нет никакого смысла врать Вам.

Огюст закашлял.

— Нет… Вы втираетесь в доверие. Заманиваете в свою ловушку. Нападаете. Как все… как она… — злобно прошептал он с совершенно безумными глазами и по нему было видно сожаление о том, что вообще обратился за помощью. — Вы ведь такой же зверь, как все остальные, — под конец предложения Луис едва разбирал слова.

— Возможно, но не меньше, чем Вы, — музыкант оглянулся, слыша вдали крики; хватка стала болезненной, — и... пожалуйста, отпустите меня, если Вы всё ещё хотите, чтобы я помог Вам.

Послышался смешок. Лакруа стал нагло разглядывать внешность Луиса, отмечая его неопрятный и помятый вид, неухоженный мех и недовольно поддёргивающийся волчий хвост.

— Нет, вы не отличаетесь от них. Хотя... — егерь фыркнул и проигнорировал его просьбу — Я видел Вас, бежащего на той улице, … и вы не выглядели как тот, кто действительно спасался от смерти, — музыкант нахмурился, — ведь так убегает только охотник, которому просто не повезло встретить медведя на своём пути, — сквозь маленькие отверстия из-за длинных когтей на плечах Луиса появились ранки. — Вы знаете, как ведёт себя жертва, но абсолютно не умеете ею притворяться, — он криво ухмыльнулся.

— Месье... я не понимаю, о чём Вы вообще говорите.

Егерь резко замолчал и побледнел.

— Месье, Бога ради, отпустите меня, — Луис попытался освободиться. — Чем дольше мы стоим на улице и упрямимся, тем быстрее нас схватят. Я не шучу... Месье? Да что с вами?!

Огюста скрутил жуткий приступ кашля с кровью.

«Вот дерьмо! Он не в себе. Чертовы цветы...» — музыкант бросил недовольный взгляд на розовые бутоны.

Лакруа качнулся вперёд и, продолжая хвататься за плечи Луиса, опустился на колени, уже не в силах стоять на ногах. Музыкант растерянно и отчасти напугано держал его за подмышки и не мог придумать, что делать с мужчиной. В голове проскочила гадкая мысль бросить его здесь на улице на растерзание псам и забыть о нём, как о ночном кошмаре, но позже вместо неё появилась другая...

— Только посмей всё испортить, — прошипел Луис.

Он с лёгкостью поднял егеря и, не теряя ни секунды, отнёс в дом.

* * *

Открыв глаза, Огюст обнаружил себя лежащим на ветхом диване и укрытым по самый подбородок затрёпанным одеялом. Он попытался встать, но конечности едва слушались. Они словно окаменели, как у трупов. На душе было отвратно, а в голове мысли летали подобно пчелиному рою — вразнобой все и сразу, как будто кто-то специально перемешал их всех и раздавил зачатки чего-либо вразумительного.

Чертыхнувшись, егерь с большими усилиями перевернулся на бок и наконец смог рассмотреть помещение, в котором находился. Это был давно заброшенный и очень знакомый дом — он точно не помнит. В почерневших каменных стенах проглядывались небольшие отверстия, точно по ним стреляли из ружья; все окна были выбиты до основания, только осколки лежали на полу вперемешку с пеплом и деревянными щепками от некогда целой мебели. Мужчина устремил свой взгляд на вверх и увидел, что второго этажа почти не было и его части были разбросаны по всей комнате.

По комнатам чинно гулял морозный ветер и пытался затушить огонь в покосившемся камине, который хоть и немного, но сохранял подобие тепла в доме.

Огюст дрожащими руками приподнялся, у него хватило сил на то, чтобы просто сесть и облокотиться об спинку дивана. Он уставился на своё фамильное кольцо с рубином и гравировкой его фамилии «Лакруа», на его золотом ободке остались кровавые фрагменты, а через весь камень шёл неровный скол.

Ле Гюм поднял голову и посмотрел на своё отражение в зеркале, стоявшим напротив него. Ему никогда не приходило в голову, что он когда-либо может выглядеть таким жалким и поломанным человеком. Вернувшись в город, мужчине пришлось признать, что теперь, после того позора, который закончился его тюремным заключением, вновь добиться уважения и почёта будет стоить огромных сил.

Мужчина попытался сосредоточиться на любом объекте дома и временно успокоить свои мысли, но они так и не умолкали. Его сейчас беспокоило многое: от страха быть убитым более сильным противником, если таковой находится рядом с ним, до представления своей жизни после случая, произошедшего несколько часов назад. До момента пробуждения он был уверен, что всё это глупая и ироничная шутка над ним.

Он потряс головой и резко отвернулся к окну. Несколько длинных прядок тёмных волос упало на его посеревшее лицо, которое только начинало обрастать по бокам маленькими чёрными перьями, отливающими синевой. Постепенно его накатывало раздражение. Крылья носа раздувались, губы были поджаты, соединяясь в тонкую ниточку.

Мужчина нервно прикрыл глаза и задремал, невольно прижав хвост.

И в это время солнце полностью ушло за горизонт.

Рядом послышался тихий хрипловатый голос, так и звавший к себе. Хозяин этого голоса словно обращался к каждому сердцу человека, заглядывал в его глубину, и между слов ненавязчиво хотел что-то донести до своего «несмышлёного» слушателя. Он зачаровывал, увлекал за собой, обнимая своими невидимыми руками и будто пытался спрятать ото всех в своём тепле. Егерь представил, как незнакомец сначала аккуратно и неспеша приближается к нему, боясь спугнуть, пытается завоевать его доверие, незаметно давит на его слабости, а затем смелеет и полностью околдовывает, заставляя забыть обо всём на свете.

Лакруа вслушивался и никак не мог вспомнить, кому принадлежит этот колдовской голос. В памяти вспыхнул образ незнакомого мужчины-существа с глубокими зелёными глазами, заглядывающими в самые тайные уголки души. Кажется, он представился неким Луисом.

Огюста клонило в сон, и на грани создания он подумал, что не хотел бы, чтобы незнакомец замолкал.

На улице начало крапать, пока ещё маленькие капли дождя падали на старые доски крыши, грозившие обвалиться в любой момент. Зарождающийся ритм ударяющихся капель, который со временем стал более ровным и монотонным, успокаивающим и медленно убаюкивающим егеря.

Перед тем, как полностью провалиться в сон, он почувствовал, как кто-то бережно укладывал его на спину и кутал в одеяла, о чём-то ворча себе под нос.

[1] франц. яз. Ville maudite. Переводится как «проклятый, окаянный и/или блядский город».
[2] на франц. яз. его фамилия пишется, как «Lacroix».