Читать онлайн "Гении"

В самом сердце Битцевского леса, где переплетение троп рождало живое дыхание парка, под сенью мудрого, векового дуба расположился мужчина. Его внешность не ослепляла и не заставляла женские сердца трепетать в безумном восторге, но и отталкивающим его облик назвать было нельзя. Легкая серебряная пыль тронула его виски, но густые темно-русые волосы хранили нерушимую верность цвету. Тщательно выбритое лицо с прямым носом, отмеченным едва заметной горбинкой, и серые глаза, внимательно скользившие по лицам проходящих мимо девушек. Одинокую фигуру мужчины с фотоаппаратом, уютно расположившимся на груди, невольно отмечали взглядом проходящие мимо женщины, это вызывало у него легкое раздражение, отражавшееся в едва заметном подергивании полных губ.

В его одежде чувствовался отголосок молодежной моды: светлый вязаный свитер с синей галочкой, скромно выглядывающий из-под ворота ослепительно белой рубашки, синие джинсы и белоснежные кроссовки. Поза излучала расслабленность, а на запястье поблескивали золотые часы GENTLEMAN. Не самый кричащий предмет роскоши, но вполне уместный штрих в общей картине. Золотая печатка на пальце, как казалось Антону Матвеевичу, добавляла ему весомости в глазах юных особ и наделяла неким статусом. В заднем кармане джинсов покоились телефон и ключи от его гордости – недавно приобретенного Toyota Land Cruiser. Автомобиль с пробегом, о чем знал лишь он сам, согревал душу. Ведь без машины, по мнению Антона, обольщение было немыслимо. Девушки, главный объект его внимания, так падки на все яркое и модное.

Внезапно с ветви дуба на лавочку спрыгнула рыжая белка и устремила на Антона свои черные, как бусинки, глаза. Нахалка… явно требующая угощения. Пухлые губы Антона Матвеевича расплылись в улыбке. Он извлёк из кармана заранее припасённый пакетик с орешками и, широко улыбаясь, обратился к проходившей мимо блондинке:

— Девушка, не хотите покормить белку орешками?

***

Подполковник Барсуков Петр Сергеевич, по прозвищу Барсук, заместитель начальника оперативно-розыскной части по линии уголовного розыска ГУВД по Москве, утопал в своем кабинете в густых клубах табачного дыма. Очередной бычок, отправленный на дно переполненной пепельницы, лишь ненадолго отвлек его от терзаний голодного желудка.

Двухнедельная щетина неприятно колола кожу, а живот протестующе урчал, напоминая о том, что о нормальном завтраке или обеде можно только мечтать. Лишь к ужину, если повезет, удавалось наскоро утолить голод. Но вчерашний разнос у начальства оставил после себя лишь горький привкус во рту и пустой желудок.

Москва – огромный мегаполис, где люди исчезают ежедневно. Иной раз – бесследно, словно растворяются в воздухе. Его отдел захлебывался в потоке заявлений о пропаже. Хорошо, если заплутавший гуляка объявится у любовницы, или загулявшая молодежь, сбежавшая за город, вдыхая чистый воздух, растеряет остатки разума и явится домой, как только иссякнут запасы спиртного. Тогда – радость в глазах родных, облегчение на душе, а у его группы – лишь синяки под глазами от бесконечных бессонных ночей.

В доме его никто не ждал. С Нинкой разошлись давно, еще по молодости. Петр не винил ее, понимал: молода, кровь кипит, нужен рядом мужчина. Да и сыну отец необходим, не тот, что видит лишь мельком, по утрам, сонным взглядом провожая на работу. Пятилетний брак, словно замок из песка, сначала медленно обветшал, а потом и вовсе рассыпался под натиском взаимного непонимания.

Что ж, любил Петр свою работу, уходил в нее с головой, воздвиг на пьедестал выше семейного счастья. Расплата не заставила себя долго ждать: к сорока пяти годам остался одинок. Женщины мелькали в его жизни, словно призрачные видения, но и сам он избегал серьезных отношений.

Сына воспитал другой мужчина, ставший для него настоящим отцом. Нельзя сказать, что Петр вовсе не уделял внимания своему чаду. Каждый отпуск брал его с собой в путешествия по России. Больше всего любил Байкал, его кристальные воды и пьянящую чистоту воздуха.

Щелчок стрелки настенных часов вырвал его из воспоминаний. Взглянув на циферблат, Барсук поднялся. Девять утра. Время нанести визит в кабинеты подчиненных и проконтролировать, чем заняты опера. Зачем вызывать кого-то в кабинет и устраивать допрос с пристрастием, когда можно на месте застать их за работой… или за раскладыванием пасьянса на служебном компьютере.

Барсук толкнул дверь и вошел в кабинет, где обитали тени – группа по раскрытию особо опасных преступлений. Месяц, как их переименовали, наделив правом копаться в самых запутанных, многослойных делах. Одно из них, казалось, лишено логики преступной спирали, но стоило полиции стряхнуть пыль с архивов, как проявилась зловещая картина.

В Москве исчезали девушки. Банальность, пока некоторых из них не вылавливали в мутных водах Москвы-реки. На телах – ни единой царапины, словно смерть даровала им свою тихую благосклонность. Но была одна жуткая закономерность: в крови обнаруживалось сильнодействующее снотворное, а их легкие были полны питьевой воды. Приговор был однозначен – сначала утопление, потом река. Мотив оставался призрачным. Просматривая лица утопленниц, собранных за два десятилетия – мрачная галерея из сотни потерянных душ – стало ясно: столицу терзал серийный маньяк, ускользавший от правосудия, словно тень в ночи. Его мотивы – загадка, темная и необъяснимая. Жертвы не имели ни общего типажа, ни возраста. Шатенки, блондинки, рыжие – лишь красота объединяла их в трагическом хороводе обреченных.

— Что накопали? — спросил он, окидывая оперативников цепким взглядом.

Старший лейтенант полиции Агафон Свиридов по прозвищу Медведь с трудом разомкнул заспанные глаза и тут же отвел взгляд. Недавно в его и без того беспокойном семействе случилось пополнение — третий ребенок, и снова от новой жены. В свои тридцать лет Агафон и правда больше напоминал медведя: двухметровый рост, косая сажень в плечах. Но вот в глубине его темных глаз таилась какая-то детская наивность, трогательная беззащитность, на которую и падки были женщины. Впрочем, иллюзии быстро рассеивались, столкнувшись с угрюмым, упрямым нравом Агафона и их вечным одиночеством. Не выдержав, они, забрав детей, покидали его берлогу. Свиридов мог бы сниматься в сериалах про суровых мужчин, но, как и Барсук, страстно любил свою работу.

— Кофе мне и себе, — буркнул Петр Сергеевич, занимая теплое место, освобожденное лейтенантом.

Пока Агафон колдовал над кофемашиной, наполняя помещение густым ароматом жареных зерен, подполковник перевел взгляд на криминалиста. Панфилов Олег Демьянович, сухощавый мужчина лет пятидесяти, носивший прозвище Хамелеон. Одинок. Его визитной карточкой было умение появляться из ниоткуда. Словно гриб после дождя, он возникал в самом центре разговора или находил улику там, где у других оперативников глаз замыливался. Агафон, бросив взгляд на Барсука, тяжело вздохнул и снова уставился в монитор компьютера, всем своим видом демонстрируя: пока ничего.

Старший лейтенант полиции Каблуков Никита Михайлович, по прозвищу Митяй, задумчиво вертел карандаш между пальцами, словно тот был нитью Ариадны, ведущей к разгадке. Эта привычка, неизменная, как восход солнца, служила безошибочным сигналом: Митяй плетет в уме сложную паутину событий, и лучше его не трогать. В такие моменты он мог со злости и зашвырнуть подвернувшимся под руку пресс-папье. Никита, атлетически сложенный мужчина тридцати трех лет, с черными, как южная ночь, глазами и каштановыми волосами, нес в себе горячую кровь кавказских предков. Никита состоял в браке восемь лет, но детьми пока не обзавелся. Тяжесть ипотеки, словно невидимая цепь, удерживала его от этого шага.

Барсук пригубил обжигающий кофе из одноразового стаканчика, бросив взгляд на двоих оперативников. Иван Иванович Магов, старший лейтенант полиции, двадцати восьми лет, известный в узких кругах как Маг. Светловолосый, с пронзительно-голубыми глазами, он не торопился обзаводиться семьей, хотя женское внимание Мага явно не обделяло. Казалось, девушек манила его необъяснимая харизма, окутывавшая парня, словно легкий туман. В розыскной группе Маг был незаменим – обладал звериным чутьем на самые запутанные дела. Казалось, он нутром чуял убийц. Сейчас Иван, сосредоточенно хмуря брови, быстро водил мышкой по экрану компьютера, стараясь избегать взгляда капитана, всем своим видом показывая, что никаких зацепок пока нет.

Недавно к их пестрой команде присоединился еще один оперативник. Младший лейтенант полиции Глушаков Степан Степанович – угловатый юноша, словно сотканный из одних сухожилий и острых костей. Детдомовец, взращенный казенным домом, выпускник юридического, отслуживший в армии при штабе, он познал изнанку человеческой натуры, вороша грязное белье уголовных дел, где фигурировали не только рядовые, но и высокие чины. Эта неприглядная правда заворожила его настолько, что Степан решил продолжить борьбу с преступностью в рядах полиции. Не обремененный семьей, получивший скромное жилье от государства, Глушаков пока оставался загадкой для коллег. Но одна деталь в его личном деле бросалась в глаза, словно вспышка красного: «Феноменальная память. Виртуозный компьютерщик».

Барсук допил кофе и, смяв стаканчик, швырнул его в урну. От резкого треска пластика все присутствующие в кабинете вздрогнули, инстинктивно втягивая головы в плечи, словно ожидая громового разноса начальства. Но к их облегчению, тишину прорезал хрипловатый голос новичка:

— Кажется, я нашел, — просипел он, смачивая пересохшее горло остывшим кофе.

Десятки взглядов мгновенно обернулись к нему, а затем, повинуясь невидимой команде, все разом повскакивали со своих мест и ринулись к его столу.

— Вот, смотрите, — Степан развернул экран компьютера, демонстрируя два изображения.

На одном – черноволосая утопленница. Сине-черные круги залегли под глазами, губы отливали синевой. Одета она была повседневно: летний брючный костюм бежевого цвета и белые босоножки. Второе изображение представляло собой неземное видение – скорее фею из сказки, ожившую Белоснежку, но избавленную от хрустального гроба. Она медленно погружалась в водную пучину. Нежно-розовое платье, словно лепестки диковинного цветка, плавно расходилось в слоях воды, а черные волосы, тонкие, как шелковые нити, расплывались в разные стороны. Неописуемая красота девушки завораживала, будоражила воображение своей ледяной загадочностью. Казалось, она совершенно не ощущает плотной хватки воды, сомкнувшейся над головой.

— Совместимость сто процентов, — Степан Глушаков разрушил тишину. — На этой фотографии — Анна Медведева Геннадьевна. Пропала пять лет назад, найдена в водах Яузы. А вот эта же девушка, спустя год, появилась на страницах знаменитого американского журнала «Красотка». Журнал о моде, но между показами одежды вот такие девушки, погруженные в воду. Лица безучастны, кожа кажется фарфоровой, и весь их вид — квинтэссенция женской загадочности и непостижимости. Я загрузил остальные фото, и нейросеть принялась за кропотливую работу по сопоставлению, но даже один-единственный снимок дал надежду выйти на след убийцы. Осталось лишь решить, как наладить контакт с американским издательством. Согласятся ли они на сотрудничество?

— Да куда они денутся, — прорычал Барсук, в его голосе клокотала ярость. — У самого генерала внучка пропала! Он землю рогом взроет, любого вывернет наизнанку! Если что, сам в Штаты полетит и подвесит за то, чего у них там нет!

— Ё-моё, — выдохнул Симен, когда монитор расцвел табличками: «Стопроцентное совпадение». В его взгляде читалась виноватая растерянность, словно он сам был соучастником этих чудовищных злодеяний.

— Так, гений, быстро скинь данные на флешку. Полечу к генералу с прекрасными новостями. А вы все — по коням! — скомандовал подполковник и, выхватив флешку, стремительно вылетел из кабинета.

— Ну ты и гений, — с усмешкой повторил слова Барсука Митяй и дружески хлопнул парня по плечу.

— Отличная кликуха, — поддержал Медведь и наградил Степана увесистым шлепком по другому плечу, от которого тот невольно согнулся.

Но Степан не возражал. «Гений» звучало гордо, гораздо лучше, чем унизительное «Глушак», и с лихвой перекрывало все обидные прозвища, которыми награждали его в детском доме. Парень улыбнулся и расправил плечи. Его первое раскрытое дело! Не беда, что маньяк еще на свободе — это лишь вопрос времени, может, даже нескольких часов.

***

Во рту Алеси Русаковой поселилась зловещая сухость, а голову пронзала острая, пульсирующая боль. Последнее, что всплывало в памяти, — знакомство с обаятельным незнакомцем. Он предложил покормить белок, и она, сама не понимая почему, согласилась. Хотя прекрасно знала, что с незнакомцами лучше не связываться: кто знает, что у них на уме. Но терзавшая душу боль от разрыва с Романом сыграла свою роль. В сердце зияла пустота, и она решила хоть немного отвлечься. Что плохого в кормлении белок? Как забавно они морщат свои крошечные носики, как ловко хватают лапками орешки и тут же скрываются, пряча добычу в укромных тайниках.

Вскоре орешки закончились, и незнакомец, словно излучая добродушие и искреннюю улыбку, поднялся с лавочки.

– Я часто бываю в этом парке. Люблю фотографировать природу, а иногда, если повезет, и милых животных… или людей. Знаете, в атмосфере природы люди преображаются. Они становятся более расслабленными, чаще улыбаются. А вы почему-то такая грустная. Наверняка с молодым человеком поссорились, – небрежно бросил он и, не спеша, зашагал по тропинке.

Алесе ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Незнакомец не внушал страха. Напротив, он с таким увлечением возился со своим старомодным фотоаппаратом, щелкая затвором, что невольно располагал к себе. Девушке даже померещилось, что он несколько раз щелкнул и ее. С нее не убудет.

– С чего вы взяли, что я поссорилась с молодым человеком? – спросила она, догоняя и подстраиваясь под его шаг.

— Это очевидно, как то, что сейчас день. У такой красивой девушки просто не может не быть мужчины. А вот грусть и печаль в ваших глазах говорят о том, что вы по какой-то причине расстались. Как вас зовут? — спросил он и, тут же узнав ее имя, добавил: — Я ведь фотограф, а таким людям, как мы, Алеся, легко заметить отражение состояния души на лицах. Глаза — зеркало души, они отражают всю нашу внутреннюю суть. Кстати, свежий воздух разыгрывает аппетит. Здесь неподалеку есть отличный ресторан. Мы могли бы посидеть, отдохнуть, и я бы вам поведал о том, в каких экзотических уголках мира мне довелось побывать.

Она не понимала одного: почему она согласилась? Почему не насторожилась, когда Антон открыл дверцу своего автомобиля? Осознание ударило ее, когда она открыла новенькую бутылку воды и сделала несколько глотков. Голова почти мгновенно закружилась, веки отяжелели, и она, проваливаясь в темноту, успела подумать о том, что в этой глуши ее никто не хватится.

Битцевский парк она выбрала не по расчету, а по велению случая – словно играя в жмурки с судьбой, ткнула пальцем в карту города с закрытыми глазами. И палец, словно зачарованный, замер над этим мрачноватым, но притягательным участком зелени.

Ощущение чужих рук на теле отозвались ледяной паникой, сердце бешено заколотилось в груди, словно птица в клетке, готовая вырваться на свободу. Но едва она приоткрыла рот, чтобы издать крик, к губам прикоснулся холодный край стекла, и ледяная вода хлынула в горло, заставляя ее судорожно глотать в бессильной агонии.

— Ну чего ты всполошилась, куколка, — прозвучал до боли знакомый мужской голос, пропитанный зловещей лаской. — Я не трону твою плоть. Мне нужна лишь твоя красота, незапятнанный холст совершенства.

Если бы у нее остались силы, она разрыдалась бы от безысходности, но вязкая тьма вновь накрыла сознание, унося в небытие.

***

Оперативная группа неслась по объездной дороге, презрев все мыслимые и богопротивные правила. Два часа – лишь два часа – потребовалось генерал-полковнику Русакову Федору Олеговичу, чтобы обрушить свой авторитет на телефонные линии, надавить, где нужно, и в итоге получить на свой стол вожделенный расчетный счет некоего Антона Матвеевича Муравьева, а следом и его личные данные, и адрес прописки. Профессионального фотографа, уже десять лет обласканного вниманием крупного американского журнала и купающегося в гонорарах за свои дерзкие и необычные снимки.

Добытые сведения уже были отправлены, и теперь Федор Олегович, словно пригвожденный взглядом к невидимой точке, истово молился лишь об одном. Чтобы этот маньяк действительно обитал по месту прописки, чтобы оперативная группа успела вырвать его внучку из цепких лап безумца, а идеальным исходом было бы, если бы Алеся, назло всем опасениям, отсиживалась у какой-нибудь подруги. Хотя все подруги уже были обзвонены не единожды, и ни у кого ее не оказалось. Еще этот хлыщ Роман, будь он трижды проклят. Точно из-за него внучка, растерянная и подавленная, впуталась в эту кошмарную передрягу.

***

Антон Матвеевич, опьянённый эйфорией успешной охоты — именно так он окрестил свои вылазки в город за новыми «жертвами» для объектива, — не торопился приступать к работе. Ему требовалось время, чтобы вдохновение заиграло в полную силу: подобрать для Алеси утончённый наряд, обновить хрустальную воду в бассейне, безупречно настроить аппаратуру и лишь затем, с замиранием сердца, предвкушать рождение шедевра.

Для своей сто десятой музы он задумал образ невесты. Эта идея озарила его, словно вспышка молнии, заставляя порхать по столице на крыльях восторга. Платье должно быть безупречным: никакого декольте и открытых плеч, руки — сокрыты в целомудренной ткани. Особое внимание он уделил фате — невесомой дымке, призванной подчеркнуть невинность и хрупкость девичьей души. Туфли были излишни — все его модели представали перед камерой босыми. Эта причуда, этот маленький фетиш, нередко становился яблоком раздора с чопорными американскими коллегами. Но ему было плевать. Никто еще не дерзнул погружать дев в слои воды, запечатлевая их эфемерную красоту. И в этом Антон видел свою гениальность, свою ни с чем не сравнимую уникальность. Он был маэстро, виртуозом, волшебником в своем ремесле.

Вдохновение посетило его не сразу, словно робкий луч солнца, пробивающийся сквозь густые тучи. В школе учился без особого рвения, к физическому труду душа не лежала, и он, недолго думая, подался в училище, овладев ремеслом фотографа.

Коренной москвич, он легко устроился в одну из столичных студий, едва получив диплом. Работа нравилась, особенно привлекала его съемка женщин. Со многими завязывал знакомства, мечтал о женитьбе, но все надежды рухнули в лихие девяностые. Кому нужны фотографии, когда ветер гуляет в карманах? Спасала лишь молодежь, спешащая запечатлеть себя на паспорт.

Едва оправившись от голодных времен, на пороге возникли двухтысячные, принесшие с собой еще более радикальные перемены. Мобильные телефоны неумолимо отдаляли человечество от объектива фотоаппарата. Пришлось приспосабливаться, переключившись на свадебные и торжественные съемки. Денег хватало, но не на то, чтобы купаться в роскоши, а лишь на то, чтобы позволить себе чуть больше, чем обычному обывателю.

Годы текли, словно мутная река, и Антон всё глубже погружался в пучину разочарования. Однажды он осознал, что устал от бешеного ритма мегаполиса. Не медля ни секунды, продал свою двухкомнатную квартиру в центре Москвы и приобрел трехэтажный коттедж в тихом пригороде.

Уезжать слишком далеко от столицы не хотелось, и Антон продолжал заниматься своим ремеслом, пока однажды вечером не подобрал на обочине дороги проститутку. Нельзя сказать, что он был ненасытным до женщин, но иногда плоть требовала своего.

Девушку звали Настя, и она занималась своим ремеслом еще с тех самых девяностых. Ей давно перевалило за тридцать, но она тщательно следила за собой, одевалась со вкусом, а умелый вечерний макияж искусно скрывал предательскую сетку морщинок вокруг глаз.

Поздней ночью Антон привез ее в коттедж. С нескрываемой гордостью, словно демонстрируя добытый трофей, провел по своим владениям. На втором этаже, в одной из спален, последовала плотская утеха. Антону хватило и одного раза, а по облегченному выражению лица девушки он понял – осталась довольна: клиент оказался не изнуряющим и, слава богу, не садистом.

Пригласив Настю на цокольный этаж, Антон с легкой усмешкой наблюдал за ней. Еще не демонстрируя всего великолепия дома, он повел ее дальше, вниз, где их взору открылся мерцающий бассейн.

Разлив французское вино по хрустальным фужерам, Антон протянул один Насте и, откинувшись в кресле, завороженно следил, как она, скинув халат, словно богиня, ступает в прохладную воду. Сделав глоток вина, поставив бокал на влажный кафель, она оттолкнулась от бортика и, расправив руки, поплыла, скользя в полумраке бассейна, словно русалка в зачарованном озере.

Волна восторга захлестнула его, и Антон, словно юркий мальчишка, взлетел по лестнице, схватил фотоаппарат и принялся жадно ловить ускользающие моменты, выстраивая калейдоскоп кадров.

Настя, упоенная прохладой, вышла из бассейна. Взмахнув головой, она рассыпала по воздуху мириады водяных брызг, словно россыпь драгоценных камней. Внезапно, оступившись на мокрой плитке, она потеряла равновесие и страшно ударилась виском о жесткий борт бассейна. Жизнь покинула ее мгновенно, но ослепленный восторгом Антон, не замечая трагедии, продолжал фотографировать ускользающую под воду девушку. Прозрение наступило внезапно, как удар молнии: слишком долго она не всплывала. Сквозь толщу воды он увидел ее неподвижный взгляд, устремленный в небеса. Леденящий ужас сковал его сердце. Бросившись в бассейн, он вытащил ее безжизненное тело и с отчаянием осознал непоправимое.

Паника и ужас сжали его в тиски. Он метался по дому, словно раненый зверь, в его воспаленном сознании рождались чудовищные картины тюремных застенков. Мысль о том, что его непричастность может быть доказана, даже не мелькнула в его голове. Он был один в этом мире, некому было за него замолвить и слово. На худший конец, он живо представил, как те, кто приедет, чтобы расследовать это «несчастье», вежливо предложат ему «откупиться», переписав особняк на одного из них. С домом, наполненным воспоминаниями, он расставаться не желал.

Облачив бездыханное тело Насти в ее одежду, он уложил ее на заднее сиденье стареньких «Жигулей» и повез прочь от своего дома. В лесной глуши, свернув на едва заметную тропу, он вытащил ее и бросил в темные бурлящие воды реки.

Целый месяц Антон жил в аду. Бессонные ночи терзали его кошмарами: ему казалось, что дом окружен оперативниками, готовыми ворваться в любой момент. Но время шло, а желанное облегчение не приходило. Постепенно страх начал отступать, и Медведев с удвоенной энергией погрузился в работу, пытаясь забыть о случившемся.

Спустя год, в один из тоскливых вечеров, на глаза ему попался фотоаппарат, который он не трогал с того рокового дня. Взяв его в руки, он с дрожью в сердце просмотрел негативы. Антон был потрясен. Запечатленные кадры, безмолвное падение в бездну девушки, вызывали в нем странное, болезненное восхищение. Невозможно было определить, жива ли она на этих снимках, но подспудный страх разоблачения не давал ему покоя. Он спрятал фотоаппарат, но зерно искушения уже проросло в его душе. Через неделю он вновь достал его, одержимый мыслью о поиске новой «кандидатки» для своего альбома прекрасных водных нимф.

Два десятилетия канули в Лету. От юношеской угловатости Антона не осталось и следа – перед нами предстал респектабельный мужчина в самом расцвете сил, чье общество дамы искали не без охоты. Он подходил к выбору спутниц с щепетильностью знатока, порой месяцами выискивая ту самую нимфу. Но результат всегда оправдывал ожидания, а особенно – увесистая сумма, с приятным шелестом оседающая на его счету. С каждым выходом «на охоту» планирование становилось всё более кропотливым и сложным. Камеры слежения, казалось, прорастали даже там, где их и быть не могло. Приходилось изворачиваться, уклоняясь от их всевидящего ока, или же искать укромные уголки, не тронутые цифровой паутиной.

Столица разрослась в гигантского спрута, раскинувшего свои щупальца-улицы во все стороны. Чтобы раствориться в этом хаосе, не оставить ни малейшего следа оперативникам, он намеренно плутал по лабиринтам московских проспектов и переулков. В этой игре в прятки с правосудием его до сих пор не заподозрили в тех страшных убийствах. Да и сам он не чувствовал вины за их смерть. Одурманивал снотворным зельем – да, погружал в беспамятство – да, но тонули они, по его мнению, не от его прикосновения. Злой рок, не иначе. Будут знать, как доверять улыбке незнакомца в машине. Тела, словно ненужный груз, вывозил за околицу, в глушь, порой за сотню верст, и безжалостно швырял в холодные объятия рек.

Фата Алены запуталась в волосах, словно паутина в лучах заходящего солнца. Антон залюбовался ею – невинностью, обреченной на гибель. Он легко спрыгнул в лазурную прохладу бассейна и, подойдя к краю, с нежностью поднял на руки ее безвольное тело. Медленно, словно драгоценную ношу, понес к кушетке, что одиноко стояла в самом центре водной глади..

Давно уже этот стол с хитроумным механизмом складывания служил ему для создания жутковатых, но завораживающих кадров. Девушки тонули так быстро, упуская драгоценные мгновения, и хороших снимков получалось до обидного мало. Ему нужно было растянуть этот момент, словно тугую тетиву, насладиться каждым щелчком затвора, каждым движением, медленно погружая тело в воду, фотографируя его со всех сторон, вылавливая ускользающую красоту смерти в поисках идеального кадра.

Бережно опустив Алену на стол, Антон выбрался из бассейна. Щелчком выключателя он вызвал к жизни рой ламп и прожекторов, готовясь сотворить волшебство. Подводные светильники, рассеянные по дну бассейна, обещали окутать будущий снимок мистическим радужным сиянием.

Схватив фотоаппарат, Антон осторожно спустился по ступеням лестницы в прохладную воду. Подойдя к неподвижной невесте, он сделал первый кадр, затем второй — кураж захватывал его всё сильнее. Медленно, с замиранием сердца, он начал погружать стол, наблюдая, как вода, словно шелковая ткань, обволакивает лицо Алены, оставляя лишь тонкую грань между жизнью и безмолвной глубиной. Этот миг, когда реальность искажалась, превращаясь в призрачный сон, Антон любил больше всего. В эти секунды он чувствовал себя не просто фотографом, но демиургом, дирижером водной стихии. Легкое движение руки — и тело девушки полностью исчезало под зеркальной гладью, растворяясь в подводном царстве его фантазии.

Все произошло с молниеносной жестокостью, не оставив Медведеву ни секунды на осмысление. Камуфлированные тени, вооруженные автоматами, ворвались в пространство бассейна, словно предвестники бури. Лица, скрытые за глухими шлемами, не могли скрыть испепеляющей ярости, от которой у Антона заледенела кровь в жилах.

Его не вытащили из воды, а вышвырнули на кафельный пол, как отработанную ветошь. Холодная сталь затвора врезалась в зубы, наполняя рот соленым вкусом крови и хрустом осколков.

— Жива! — раскатилось по гулкому помещению хриплое эхо, от которого по коже Антона побежали колючие мурашки первобытного ужаса.

— Барсук… Что будем делать с этим отродьем? — прозвучал над ним чужой, зловеще-спокойный голос.

— Никакого правосудия. В бассейн его… И к столу привяжите. Пусть эта гнида прочувствует на собственной шкуре, что он творил с девчонками. И чтобы я не слышал ни слова! За болтовню язык вырву на месте.

— Нет! — взвизгнул Медведев, силясь вырваться, но его грубо схватила за горло чья-то стальная хватка и, приподняв, с силой швырнула обратно в прохладную воду.

Антон отчаянно барахтался, пытаясь отбиться от безжалостных рук, захлебываясь хлорированной водой, разъедающей горло и легкие. В мутном омуте сознания пульсировала единственная мысль: «Где я допустил ошибку? Ведь все было продумано до мелочей. Я же гений…»

И не ведал маньяк в своем слепом самолюбии, что на каждого гения злодеяний всегда найдется гений правосудия.