Читать онлайн "Ежегодное собрание на Тисовой улице"

Приглашение пришло в пятницу, написанное безупречным почерком на кремовой бумаге: «Миссис Энскомб имеет честь пригласить вас на ежегодный коктейль в воскресенье, третьего сентября, в семнадцать часов». Никакой подписи, никаких лишних слов. Чернила были странного фиолетового оттенка, который менялся при разном освещении.

Элен сначала подумала, что это ошибка — она переехала на Тисовую улицу всего месяц назад и едва знала соседей в лицо. Но когда она выглянула в окно, то заметила, что такие же конверты лежат в почтовых ящиках всех домов на их улице. Странно было то, что она не видела почтальона.

В субботу вечером она попыталась узнать у соседки миссис Картер подробности о вечеринке, но та только улыбнулась и сказала:

— О, вы обязательно должны пойти, дорогая. Это традиция.

В ее голосе звучала какая-то настойчивость, которая заставила Элен почувствовать себя неловко.

В воскресенье к пяти вечера все окна на Тисовой улице были темными, кроме дома номер двенадцать. Элен посмотрела на себя в зеркало, поправила черное платье и направилась к дому миссис Энскомб.

Дверь открылась еще до того, как она успела постучать. Миссис Энскомб встретила ее с радушной улыбкой, какую обычно дарят старым знакомым.

— Элен, дорогая! Как я рада, что вы смогли прийти. Проходите, все уже собрались.

Хозяйка была элегантной женщиной неопределенного возраста — ей могло быть как сорок пять, так и шестьдесят пять. Ее серебристые волосы были уложены в безупречную прическу, а на шее сверкали жемчуга такого же оттенка, как и приглашение.

В гостиной стояло человек пятнадцать — все взрослые, все одеты с безупречным вкусом, все держали одинаковые хрустальные бокалы с чем-то золотистым. Разговоры велись приглушенно, смех звучал мелодично. Когда Элен вошла, все одновременно повернулись к ней и улыбнулись абсолютно одинаково.

Дом был совершенен до болезненности. Каждая подушка лежала под правильным углом, каждый цветок в вазе занимал предназначенное ему место. На журнальном столике идеальными рядами расположились серебряные подносы с канапе, все одинакового размера и формы. Даже книги на полке стояли по росту, их корешки образовывали ровную линию. В воздухе висел аромат лаванды и чего-то еще — чего-то сладковатого, похожего на жасмин.

Элен приняла поданный бокал. Напиток оказался теплым и оставлял странное металлическое послевкусие.

— Вы, должно быть, с Восточного побережья? — обратился к ней мужчина в сером костюме. У него были очень светлые, почти бесцветные глаза.

— Да, из Бостона.

— Замечательно. А работаете в сфере образования?

Элен удивилась точности догадки.

— Да, я преподаю в начальной школе.

— Прекрасно. Дети — наше будущее.

Он произнес эти слова с такой торжественностью, словно цитировал священный текст. Затем отошел, и к ней тут же подступила женщина в жемчужном ожерелье. У нее были такие же светлые глаза.

— Вы, должно быть, с Восточного побережья?

От внезапного беспокойства по коже Елен пробежали мурашки.

— Да, из Бостона.

— Замечательно. А работаете в сфере образования?

Слова прозвучали с той же интонацией, тем же ударением. Даже пауза перед вопросом была идентичной.

— Прекрасно. Дети — наше будущее.

Миссис Энскомб материализовалась рядом с подносом канапе.

— Попробуйте паштет, дорогая. Семейный рецепт.

Элен взяла канапе и заметила, как все гости одновременно подняли бокалы и сделали одинаковый, размеренный глоток. Движение было таким синхронным, что она невольно подумала о хоре или балете. Еще более жутким было то, как они глотали — все в один момент, с одинаковым тихим звуком.

Пожилой мужчина рассказывал анекдот о том, как его кот застрял в дымоходе. Все смеялись в одинаковом ритме — три коротких смешка, пауза, еще два. Смех звучал механически, словно воспроизводился с пластинки. Элен попыталась улыбнуться, но шутка казалась не особенно смешной, да и кота у рассказчика явно не было — на его доме Элен видела табличку «Животных нет», которая выглядела странной для обычного жилого дома.

Она огляделась более внимательно. Все гости были похожи друг на друга — не внешне, но каким-то неуловимым образом. Все мужчины носили костюмы одного покроя, все женщины держались с одинаковой грацией. И у всех были эти странные светлые глаза, которые, казалось, отражали свет, а не поглощали его.

Элен поставила недопитый бокал на край стола, не заметив салфетки. В ту же секунду разговоры мгновенно стихли, словно кто-то выключил звук. Все повернулись к ней с выражением мягкого, но непреклонного укора. В наступившей тишине было слышно только тиканье старинных часов на камине.

Миссис Энскомб бесшумно подошла, взяла бокал и переставила его точно в центр белоснежной салфетки.

— Вот так лучше, дорогая. У нас здесь все должно быть на своих местах.

Беседы возобновились с того самого места, где прервались, словно кто-то нажал кнопку воспроизведения.

Третий гость подошел к Элен:

— Вы, должно быть, с Восточного побережья?

Сердце забилось чаще. Элен почувствовала, как выступает холодный пот.

— Да, из Бостона.

— Замечательно. А работаете в сфере образования?

— Прекрасно. Дети — наше будущее.

Четвертый, пятый, шестой — все задавали те же вопросы, произносили те же фразы. К тому времени, когда к ней подошел десятый гость, Элен уже едва сдерживала панику. Она попыталась пройти к выходу, но обнаружила, что дорогу ей мягко, но настойчиво преграждают. Кто-то всегда оказывался на пути — предлагал канапе, начинал разговор, случайно загораживал проход.

Часы на камине пробили половину седьмого, и все гости одновременно замерли. Затем, словно по невидимому сигналу, они начали медленно отходить к стенам, освобождая центр комнаты.

Миссис Энскомб появилась в дверях с тортом в руках. Это был небольшой круглый торт, покрытый белой глазурью, и в центре его горела единственная свеча. Пламя было необычно высоким и совершенно неподвижным, словно нарисованным.

— Время для нашей особенной традиции! — объявила хозяйка, и в ее голосе звучали нотки, которых раньше не было.

Все гости образовали идеальный круг. Элен оказалась в центре, перед тортом. Свеча мерцала ровным желтым пламенем, и в ее свете лица окружающих казались восковыми. Их глаза больше не отражали свет — теперь они поглощали его, становясь черными провалами.

Затем началось пение. Мелодия была странной, навязчивой, слова на языке, которого Элен не понимала, но который пробуждал в ней первобытный ужас. Это были не слова — это было что-то более старое, что-то, что знали ее предки, когда прятались от тьмы в пещерах. Голоса сливались в гипнотическую мантру, от которой кружилась голова и подкашивались ноги.

Пение становилось все громче, все настойчивей. Элен почувствовала, как что-то темное и липкое начинает оплетать ее разум. Комната начала медленно вращаться вокруг свечи, лица гостей размывались и превращались в белые пятна.

Когда пение наконец стихло, тишина показалась оглушительной. Миссис Энскомб шагнула вперед. Ее улыбка была материнской и абсолютно неумолимой.

— Теперь, дорогая, задуйте свечу и загадайте желание стать частью нашей дружной семьи. Навсегда.

Элен смотрела на пламя и видела в нем движущиеся тени. В его танце она увидела будущее — себя на следующий год, стоящую в этом же кругу, поющую эту же песню, задающую новому несчастному соседу те же вопросы. Она увидела себя с такими же пустыми светлыми глазами, с такой же механической улыбкой.

Но если откажется...

В пламени свечи промелькнуло другое видение. Элен увидела себя лежащей в темной земле под тисами во дворе, а сверху миссис Энскомб аккуратно утрамбовывает землю серебряной лопаткой. Она увидела следующее собрание — тот же дом, те же гости, ту же вежливую беседу. И кто-то обязательно скажет: «А помните новую соседку, как ее звали... Элен, кажется? Такая приятная была девушка. Жаль, что она так внезапно уехала. Хотя сад миссис Энскомб стал еще прекрасней».

Пламя свечи слабо колыхалось, ожидая ее решения. В комнате стояла тишина, но Элен чувствовала, как пятнадцать пар глаз буквально жгут ее кожу. Воздух стал густым, давящим.

— Дорогая, — мягко произнесла миссис Энскомб, — мы ждем.

Элен наклонилась к свече. Ее дыхание заставило пламя задрожать, но она еще не решила — задуть его или нет. Время замерло, а с ним и ее сердце.