Читать онлайн "Григорий Ефимович Распутин (1869-1916 ) Жизнь."

Григорий Ефимович Распутин - 1869/1916 - Жизнь.

По мотивам воспоминаний дочери Распутина. Матрёны Григорьевны Распутиной — 1898/1977.

Предисловие — Много дано да мало понятно «В его мозгу роились вопросы, ответы на которые, казалось, вот-вот откроются ему. Но ответы в последний момент ускользали.»

Так маленький чудотворец постигал мир.

«В этом мире он появился, и мир ради него появился, и мир его не узнал.

Радуйтесь, потому что из Божьей полноты Его мы все приняли, и милость взамен благодати.

Вот агнец Сын Божий, который берёт и удаляет весь грех из мира.

Он вас будет омывать духом святым в огне.»

- Свидетельство Иоанна.

Глава 1. Чудотворец.

Небо над деревней в Тюменской области (Село Покровское Тобольской губернии) ночью осветила падучая звезда.

В ту же минуту жена зажиточного крестьянина и старосты деревенской общины Ефима Алексеевича Распутина -- Анна Егоровна -родила второго сына. Его крестили Григорием.

Родился он семифунтовым и этим почему-то очень гордилась, свекровь, а не его мать, но крепким здоровьем он не отличался.

Двор зажиточного крестьянина и старосты деревенской общины Ефима Алексеевича Распутина. Так же при дворе был «Ямской приказ (Яма)» где можно было заменить лошадь и нанять кучера из жителей деревни. Дом был лицом деревни и самым красивым.

Шло время и однажды, еще не оправившись от болезни, отец уверял бабушку, что у его постели сидела красивая городская женщина и успокаивала его, пока жар не прошел.

Никто ему не поверил. И не обратил внимание на то, что ребенок выздоровел внезапно.

Отец когда был маленьким говорил: "Братик, хлебушек, небушко, милой, маленькой". Для него все было равно одушевленным, равно заслуживавшим любви.

Григорий сидел на завалинке, сжимая в руке ломоть свеж-испечённого хлеба. Воздух звенел от июльской жары, пахло полынью и нагретой смолой. В его голове, как пчелы в улье, роились вопросы: Почему вчерашний синяк на коленке соседа Мишки сегодня стал желтым, как одуванчик? Почему корова Марфы мычала во сне — и он это видел, будто стоял в хлеву? Ответы кружили рядом, яркие, как стрекозы над озером, но улетали в самый миг, когда он протягивал руку мысленно.

С рождения Григорий видел то, чего не видели другие. Образы всплывали внезапно: вот изба бабы Капитолины вчера — с провалившейся крышей, а вот она же завтра — с новыми жердями. Видения пугали: то младенец захлебывается кашлем, то конь спотыкается на тропинке, где еще и ямы-то нет. Но постепенно мальчик научился шептать им: «Небушко, помоги… милый, не болей» — и картинки таяли, как снег на печке. А наутро соседи дивились: «Чудо! Телица Марьюшкина встала на ноги!»

В Покровском, большой деревне в Западной Сибири, была одна церковь -Покрова Богоматери. Богомольные крестьяне, ставившие ее давным-давно, еще до всякого поселения, надеялись призвать таким образом ее защиту. И Богородица не отвернулась от них.

В 1642 году здесь был поставлен острожек и деревянная церковь во имя Покрова Святой Богородицы.

В середине XIX века через село прошёл Сибирский тракт.

В 1854 году построена каменная церковь Покрова Пресвятой Богородицы.

Село Покровское Тобольской губернии жило размеренно: Землю пахали сообща, а лес для изб брали в двух верстах — длинные деревья, которые Гриша звал «братками». В церкви Покрова Пресвятой Богородицы у реки Тура, выстроенной в 1854 году, звенели колокола, а Григорий, стоя на службе, видел, как купола излучают теплый свет — такой же, как от печи. Для него все было живым: «хлебушек» в печи, «небушко» над рекой, даже комья грязи на дороге — «маленькие, усталые»

Тишина в избе была звенящей, разбиваемая только пощёлкиванием дров в печи. Григорий, с глазами цвета голубой чистой воды, смотрел в окно, но видел не двор покрытый снегом. В его голове, как калейдоскоп, сменялись картины: старый дуб за окном вдруг был покрыт листвой, а воробей на ветке – вдруг превращался в птенца, выпавшего из гнезда. Он моргнул – и снова была зима. Снова был воробей.

«Почему?» – прошелестело у него внутри. Почему он видит то, чего нет? Почему картинки меняются? Почему они приходят без спроса, яркие, как настоящие, а потом тают, как дым?

В его мозгу, будто встревоженный улей, роились вопросы. Казалось, вот-вот – и он поймет. Вот-вот откроется дверца, и все станет ясно: почему у отца вчера болела рука, а сегодня не болит? Почему он, просто глядя на вчерашний синяк на коленке у соседского мальчишки, видел его чистым? Почему, когда он шептал папе: "Братик, там яма большая, скользко!", – папа вдруг сворачивал на другую тропинку, а потом они видели, как именно на той тропинке поскальзывался другой человек?

Ответы были близко-близко, они кружили, как бабочки перед самым носом. Он уже протягивал руку мысленно, чтобы поймать одно хрупкое крылышко понимания… И – раз! Бабочка растворялась. Ответ ускользал в самый последний момент, оставляя лишь слабый след недоумения и легкий звон в ушах.

У отца не было в детстве друзей. Как и позже. Нуждался ли он в них? Вряд ли. Слишком хорошо все видел. Буквально видел душу кто честен а кто лгун. И говорил всегда правду.

Это было одновременно и чудо, и тяжелый груз. Много дано – да мало понятно. Сила росла в нем, как диковинный цветок, пугая своими корнями и колючками. Он был маленьким чудотворцем, постигающим мир не через учебники, а через этот поток любви и образов.

И любовь эта была в нем безгранична и всеобъемлюща. Он смотрел на мир глазами, не знающими разделения. Хлеб на столе был ему «хлебушек», небо над головой – «небушко», соседский сердитый пес – «братик», а муравей, ползущий по тропинке – «милой, маленькой». Все было для него одушевленным, все было частью одного огромного, живого целого. Все равно заслуживало его тепла, его тихого шепота, его попытки помочь, изменить плохую картинку на хорошую.

Рассказывали, что с детства, если пропадала какая-то вещь, он видел, кто ее украл.

Говорили да же, что он и мысли умеет читать.

Бабушка рассказывала мне, что никогда не знала, чего ждать от сына. Сегодня он бежит в лес, надрывая сердце плачем и криком; а завтра крутится под ногами домашних

или в непонятном страхе забивается в угол.

Его дар – этот странный, божий дар, полученный с первым криком, – раскрывался все сильнее, и это пугало его не на шутку. Видения прошлого и будущего, всплывающие прямо перед глазами, как живое кино, когда он смотрел на человека, животное или даже на старый забор… Они были яркими, настоящими, но такими непонятными! В детстве они просто пугали: почему он видит дедушку молодым? Почему видит плачущую маму, хотя сейчас она смеется?

Григорий научился постигать мир вместе с ними. Он стал их тихим собеседником. Увидит картинку – болезненную кошку под дождем – и задумается надолго, сидя на крыльце, гладя настоящего, здорового Ваську. Он всматривался в образы, пытался их упорядочить, как пазл: «Это было?» «Это будет?» «А что я могу сделать?»

Бывало стоя рядом с норовистым конем, он мог, положив ему на шею ладонь, тихо произнести несколько слов молитвы, и животное тут же успокаивалось.

А когда он смотрел, как доят, корова становилась совершенно смирной.

Как-то за обедом дед сказал, что захромала лошадь, возможно, растянула сухожилие под коленом. Услыхав это, отец молча встал из-за стола и отправился на конюшню. Дед пошел следом и увидел, как сын несколько секунд постоял возле лошади в сосредоточении, потом подошел к задней ноге и положил ладонь прямо на подколенное сухожилие, хотя прежде никогда даже не слышал этого слова. Он стоял, слегка откинув назад голову, потом, словно решив, что исцеление совершилось, отступил на шаг, погладил лошадь и сказал утверждающее: "Теперь тебе лучше".

Кульминация настигла его у заводи. Старый телок захрипел, упав на бок. Взрослые суетились: «Дохляк! Резать надо…». А Гриша увидел две нити: черную — где теленок лежит холодный, и золотую — где он бодается у плетня. Упав на колени, он прижался лбом к влажному боку, шепча:

— Миленький… дыши, родной. Небушко, помоги!

Тепло, как ручеек, полилось из его ладоней. В голове вспыхнула картинка: здоровый теленок жует клевер. Через час животное встало, недоуменно мыча. Василий перекрестился: «Чудотворец малый…». Но Григорий сжался от страха — кто он? Откуда эта сила?

После того случая отец стал вроде ветеринара-чудотворца и лечил всех животных в хозяйстве.

Вскоре его"практика чудотворца-лекаря" распространилась на всех животных Покровского.

Потом он начал молитвою лечить и людей. "Бог помогает"-говорил он.

К осени слухи о «малом чудотворце» поползли по округе. К избе Распутиных, где жил Гриша , потянулись бабы с платками, полными яиц, мужики с поклонами: «Помоги, касатик!». Он клал руки на больные места, шептал «небушко, миленький» — и лихорадка отступала, хромые начинали шагать тверже. Но по ночам, глядя на звезды, он сжимал подушку, повторяя один вопрос: «Зачем?». Ответ, как всегда, ускользал. Но в сердце росла тихая уверенность: его дар — не колдовство, а любовь, ставшая зрячей. И мир вокруг, одушевленный и бесконечно родной, откликался ему шелестом листьев, криком журавлей, теплом печеного хлеба — благодарным шепотом земли

В четырнадцать лет, отца захватило Святое Писание.

Григорий стоял, прижавшись спиной к прохладной каменной стене церкви. Воскресная служба кончилась, мужики кучковались у паперти, бабы перекликались, но в его ушах все еще гудело, как от удара колокола. Не от медного звона – от слов. Слов, которые только что произнес священник, читая Евангелие. Григорий, не знавший грамоты, ловил каждое звучание Писания на лету. И вот одно семя упало в самую глубину его души, проросло мгновенно и опалило корни:

*«Не придет Царствие Божие приметным образом... ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:20-21).*

Он повторил про себя, шевеля губами без звука: «Внутрь... вас есть». И мир перевернулся. Небушко над головой, земля под ногами, его собственные руки – все вдруг стало тонкой пеленой, сквозь которую пробивался Огненный Смысл. Внутри. Не там, где звонят колокола или сияют иконы, а здесь – в тихом тепле под сердцем, в той самой глубине, откуда всегда приходили его видения и целительная сила.

"Батюшка... – мысленно простонал он, глядя вслед удалявшейся фигуре священника. – Да как же... Внутри? Во мне?" Страх, острый и липкий, сдавил горло. «Увидят!» – пронеслось в голове панической искрой. Увидят, что с ним творится невообразимое! Что внутри него сейчас – буря, землетрясение, врата распахиваются! Что он вот-вот закричит или упадет, истекая этим невыносимым Светом. Колдовство? Беснование? Деревня и так шепталась о его даре.

Он рванул с места, не слыша оклика матери. Бежал слепо, спотыкаясь о кочки еще сырой земли, не разбирая дороги – только бы в чащу, под сень вековых «братков»-лиственниц, туда, где можно спрятаться от людских глаз, чтобы выплакать, выкричать это открывшееся бездонное Чудо.

Отец рассказывал мне, что первыми поразившими его словами из Писания были: "Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, оно там. Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть".

Слова священника так поразили отца, что он бросился в лес, опасаясь, как бы окружающие не увидели, что с ним происходит нечто невообразимое.

Он рассказывал, что именно тогда почувствовал Бога.

Он рассуждал: "Если Царство Божие, а, стало быть, и сам Бог, находится внутри каждого существа, то и звери не лишены его?

И если Царство Божие есть рай, то этот рай -- внутри нас?!!

Отец рассказывал, что как только он понял это, покой снизошел на него.

Лес принял его, как родного. Он упал на колени у подножия самой старой лиственницы, сучья которой, как руки, тянулись к небу. Дышал, как загнанный зверь. Слезы текли ручьями, смешиваясь с весенней грязью на щеках. Не от горя – от узнавания. Вот Оно! Здесь! В этом бешеном стуке сердца. В тепле, разливающемся из груди по жилам. В тихом шепоте сосен. В упругой силе мха под коленями. «Ибо вот...» – эхом отозвалось внутри. Бог... был здесь. Всегда. В нем. В той самой точке, откуда он, маленький, посылал любовь больной корове или шептал «братик» ветру, меняющему путь.

Он утер лицо рукавом грубой рубахи. Взгляд упал на муравья, деловито тащившего соломинку по морщинистой коре. Раньше он просто шепнул бы: «Миленький, маленькой, неси с Богом». Теперь же мысль ударила, как молния:

«Если Царство Божие внутри человека... то зверь? Птаха? Муравей сей? Неужто и в них... Оно? Неужто и они не лишены Его?»

Он замер, потрясенный. В его сознании, привыкшем видеть образы будущего и прошлого, всплыла картина: старая кобыла кузнеца Никиты три зимы назад. Он тогда видел черную тень в ее боку, чувствовал ее боль как свою. И он менял картинку – вкладывая всю теплоту души, шепча ласковые слова, представляя ее здоровой. Кобыла поднялась. Разве не было это прикосновением к тому самому Источнику Жизни в ней? К Царству, сокрытому в твари? К Самому Богу, живущему в ней?

А если так... то рай? О котором бабки на завалинке судачили как о месте с золотыми воротами и реками медовыми? Неужели он... здесь? Внутри? Не далекий сад за смертью, а состояние? Глубина, где нет страха, нет разлуки, только чистая Любовь и Свет? И он, Гриша, с детства, сам не ведая как, лишь помогал этому раю, этому Царству в других – в людях, в скотине, в самой земле – пробиться сквозь тьму болезни, страха, неведения?

"Господи... – вырвалось у него хриплым шепотом, обращенным уже не к далекому «небушку», а к Тому, Кто вдруг стал ближе собственного дыхания. – Так это... Ты? Во мне? В Марфушке-корове? В этом муравье? И я... я просто... помогал Тебе в них светить?"

Он встал, опираясь о шершавый ствол. Страх отступал, сменяясь тихой, всепоглощающей радостью и более глубоким бременем. Зачем мне этот дар? Если Бог и Царство Его – внутри каждого, зачем нужен я? Чтобы видеть боль этого Царства в других? Чтобы... помогать? Но как? И почему я?

Отец рассказывал, что когда он возвращался домой из леса, его не оставляло чувство светлой печали, но не тягостной тоски. Ему представлялось, что он чуть было не увидел Бога.

Он вернулся домой поздно. Мать, молча поставила перед ним миску щей. Он ел, не видя еды. В голове крутились слова из Писания, услышанные в разные воскресенья, складываясь в новую картину. «Люби ближнего...» – но если Бог внутри ближнего, то любить ближнего – значит любить Бога в нем? «Исцеляйте больных...» – но разве он не исцелял, прикасаясь к тому Свету внутри больного, помогая ему пробиться?

Отцу надо было поделиться с кем-то. Его мать пришла в ужас -- это же святотатство, только святым дано видеть Бога!

В "Житии" написанным самим Григорием Распутиным есть такая фраза: "Все меня интересовало. И хорошее, и худое, а спросить не у кого было, что это значит?".

Из рассказов бабушки и деда я поняла, что таким он был с ранних лет — "опытным, всё познающим самим, странником".

"В природе находил утешение, и нередко помышлял о Самом Спасителе".

Он мог уставиться на небо, а мне он говорил: "Вера - это небо на земле, тут и спасайся".

Или на долгие часы погрузиться в созерцание обыкновенной травинки, да так увлеченно, что мать иногда пугалась, в своем ли он уме.

Но самыми странными и не понятными для окружающих были его чудесные способности предсказателя и ясновидящего.

Он мог сидеть возле печки и вдруг заявить: "Идет незнакомый человек". И действительно, незнакомец стучал в дверь в поисках работы или куска хлеба.

Обладал он и чудесным даром, без которого был-бы гораздо счастливее; - способностью предсказывать смерть.

Его никто не тянул за язык, а он не лез в душу, но иногда слова сами вылетали кто когда умрёт.

Отец рассказывал нам, детям, о том, как бабушка, напуганная его замкнутостью, задумчивостью даже отрешенностью, пыталась подтолкнуть сына к сверстникам.

Она называла это "развеяться". Отец ни за что на свете не хотел бы "развеяться", перестать быть "странным чудотворцем".

К ужасу родителей он твердил: "Не надо мне никаких друзей. У меня есть Бог".

Как-то торговец лошадьми, пытаясь взвинтить цену, нахваливал свой товар. Отец отвел деда в сторонку и предупредил:-- Он врет. Дед, разумеется, отмахнулся.

Через некоторое время лошадь ни с того ни с сего как казалось деду, околела.

Отцу исполнилось шестнадцать.

Хозяйственные дела у Распутиных шли все лучше. Ржи собирали много.

Вдоволь осталось и после того, как сторговались с местной мукомольней. Дед вошел в азарт. Решил подзаработать на остатках. Куда податься? В город, ясное дело. Ближе всего -- Тюмень.

Она казалась немыслимо большой: в то время там жило пятьдесят-шестьдесят тысяч человек.

Единственным членом семьи, которого дед с наименьшими потерями мог оторвать от хозяйственных работ, был мой отец. Ему и поручили ехать в город.

Это был первый его выезд так далеко. Думаю, именно тогда он почувствовал вкус к странствованию, к смене впечатлений, к возможности постигать и сравнивать.

Отец благополучно добрался до Тюмени и с выгодой продал товар.

Он обескуражил деда, привезя денег гораздо больше, чем тот рассчитывал.

И стал уже постоянно ездить и продавать товар.

Как то в деревенской общине выпороли до полусмерти и изгнали блудницу так молодой Распутин нашёл её после этого в лесу, остановил кровь и убрал боль и ничего не взял с неё, в итоге она поправилась живя в лесу и собиралась уезжать, и когда он узнал что сверстники хотят с ней позабавится остановил их.

В 17 лет он стал осознавать присутствие в себе того, чье существование согревало и дарило ощущение благополучия и покоя.

У отца никогда не было духовного наставника.

Приход в то время был что то вроде контрольного органа за сельчанами и сбора подати.

Все, что он понял, он понял самостоятельно.

Отцом же руководил только его разум и жажда познать Истину.

"Пахал усердно и мало спал, а все же таки в сердце помышлял как бы чего найти, как люди спасаются?". -Говорил он дочери о своём детстве.

Григорий вонзил плуг в пласт земли. Конь, его «братик-работяга», напряг могучую шею. Пахота была яростной, почти отчаянной. Мускулы горели, пот заливал глаза, но ничто не могло заглушить главную боль – тихое, неотвязное чувство Потери.

«Где Ты?» – билось в такт шагам под грубой рубахой. «Почему молчишь?»

Три года прошло с той весны в лесу, когда слова о Царстве Божием внутри опалили его душу. Тогда Бог был ощутим – как дыхание за спиной, как тепло в груди на морозе, как тихий голос в глубине, объясняющий мир. Он жил в присутствии. В непрерывном диалоге:

— Братик-ветер, не ломай яблоню...

— Хлебушек, расти, солнышко в тебе есть...

Каждое действие, каждое ласковое слово твари или человеку было молитвой, прикосновением к тому Свету внутри всего. И он чувствовал отклик – не голос с неба, а... благополучие. Глубокий покой. Уверенность, что он не один, что его дар – лишь крошечная часть огромной, любящей Воли.

Но постепенно Присутствие стало таять. Как пар от конского крупа на утреннем холоде. Сначала Григорий думал – грешен. Перебирал в уме каждый день: злился ли? Завидовал ли? Не помог ли кому? Но совесть была чиста. Потом решил – мало молится. Вставал до петухов, уходил в глухой уголок за овином, шептал слова, выловленные из церковных чтений, или просто стоял в тишине, открывая сердце. Молчание в ответ было лишь глубже.

Отец говорил, что жизнь его с того дня превратилась в сплошное ожидание какого-нибудь знака свыше. Но знака не было.

Он искал Истину в:

Тишине поля – но слышал лишь ветер.

Глазах больной коровы – видел боль, но не Свет внутри.

Своей памяти – вспоминал то огненное ощущение Бога в 14 лет... и плакал от тоски.

Жизнь превратилась в сплошное ожидание знака.

— Может, удар молнии в дуб у околицы?

— Или сон вещий?

— Или странник придет, старец прозорливый?

Он ловил каждую тень, каждый шорох. Но небо молчало. Земля молчала. Даже видения – те самые картинки прошлого и будущего – стали тусклыми, как выцветшая синяя краска на ставнях.

Ему все труднее становилось молиться. Казалось, весь запас его духовной энергии был растрачен в одной вспышке, и ничего не осталось. И пошёл тогда он в разнос по кабакам заглушая отчаяние.

И на гуляньях тогда чудным образом отец и встретил свою суженую.

Мама была доброй, основательной, сейчас бы сказали, уравновешенной, уравновесила и отца.

Она была на три года старше отца.

Начало семейной жизни было счастливым.

Отец с усердием, какое раньше замечалось за ним не всегда, работал по хозяйству.

Потом пришла беда -- первенец прожил всего несколько месяцев.

Смерть мальчика подействовала на отца даже сильнее, чем на мать.

Он воспринял потерю сына как знак, которого так долго ждал. Но не мог и предположить, что этот знак будет таким страшным.

Его преследовала одна мысль: смерть ребенка -- наказание за то, что он так безоглядно "тешил плоть" и так мало думал о Боге.

Он молился. И молитвы утешали боль.

Прасковья Федоровна сделала все, что могла, чтобы смягчить горечь от смерти сына.

Через год родился второй сын, Дмитрий, а потом -- с промежутком в два года -- дочери Матрена, или Мария, как я люблю, чтоб меня называли, и Варя.

И отец затеял строительство нового дома, большего по размерам, чем дом деда, на одном дворе. Это был двухэтажный дом, самый большой в Покровском.

***

Но когда в доме и в душе воцарился опять покой, отцу начали сниться странные сны.

То ли сны, то ли видения. Образы мелькали слишком быстро, и отец не мог понять их смысла и значения.

Хозяйство Распутиных было крепкое и прибыльное, работников много. За всем приглядывал дед староста деревенской общины Ефим Алексеевич Распутин.

Как-то раз, возвращаясь с мельницы, куда отвозил зерно, отец подвез молодого человека. Разговорившись с ним, узнал, что попутчик - студент-богослов Милетий Заборовский. Спросил у него совета, что делать и рассказал о видениях.

Тот просто ответил:-- «Тебя Господь позвал. И если Господь позвал — то ослушаться грех».

Милетий посоветовал идти в монастырь в Верхотурье. Так Григорий и поступил.

Отца после недолгих расспросов приняли послушником. Отец оказался упорным и в поле, и в учении.

Отца не учили читать и писать, как почти всех деревенских детей. Грамоту и письмо он не без труда освоил только взрослым в монастыре. Но у него была необыкновенная память, он мог цитировать огромные куски из Писания, всего один раз услышав их.

В самом же монастыре единства и стройности в мыслях не было. Одни придерживались жесткого традиционного взгляда на православные догмы. В большинстве своем это были старые монахи, их за глаза называли староверами. Другие были настроены, как им казалось, свободнее. Правыми себя считали, разумеется, и те, и другие. Споры между враждующими лагерями начинались, как правило, вполне благостно, а заканчивались, тоже как правило, рукоприкладством.

Далее в жизни были странствия - поиска веры за пределами монастыря. Были сектанты «хлысты». Были чудесные исцеления молитвою. И было возвращение домой.

Один человек точно не радовался возвращению отца -- новый деревенский священник.

Отца Павла, много лет служившего в церкви Покрова Богородицы в Покровском, перевели в другой приход. На его место прислали нового батюшку -- отца Петра. Вот он-то и почувствовал в возвратившемся страннике соперника.

Священник увидел в отце врага, способного лишить его, по крайней мере, части доходов.

Слава Распутина стала распространяться далеко за пределами села Покровского и соседних деревень. Приходили бабы, водя за собой кликуш, хромых, слепых, больных ребят".

Часто у отца спрашивали, как он умудряется узнавать сразу, чем болен человек. Отец отвечал:

-- «Так ведь я в душу заглядываю. Без этого никак. А там Бог помогает».

-- А если кто не верит в Бога?

-- «Тогда и ты про Бога не поминай, а главное - полюби, и узнаешьот чего страдает человек.

Не можешь полюбить -- и не вылечишь».

Отец сделал дворовую часовенку. Апо доносу священника приезжал разбираться епископ из Тюмени, монахи и полицейские. Но ничего того что наговорил на него местный священник не было, так и уехали.

Прошло время и отец опять отправился странствовать.

Он говорил, что поступил так по слову св. Симеона Верхотурского.

Отец исходил почти всю Россию. Носил вериги. Молился. Постился. Ко всем с миром относился.

В конце 1902 года, в ноябре или декабре месяце, среди студентов Санкт-Петербургской духовной академии пошли слухи о том, что где-то в Сибири, в Томской и Тобольской губерниях, объявился великий пророк, прозорливый муж, чудотворец и подвижник по имени Григорий.

Глава 2. Санкт-Петербург 1900г. «Содом и Гоморра».

Современники того времени писали:

Ф. М. Достоевский

"Преступление и наказание" (1866): - Описывал Петербург как город нищеты, психических расстройств и морального разложения. Район Сенной площади с его трактирами, публичными домами и "жёлтыми" доходными домами символизировал социальное дно.

"Идиот" (1869):- Павловский вокзал и аристократические салоны показаны как места разврата и скандалов.

А. П. Чехов

В письмах и публицистике: Неоднократно называл Петербург "трясиной" 1904. Критиковал город за духоту, грязь и моральную разобщённость.

"Рассказ неизвестного человека" (1893): Создавал атмосферу декаданса и нравственной неустойчивости. Петербург здесь — пространство политических интриг и разрушенных судеб

М. О. Меншиков (газета "Новое время"):

В некрологе Чехову (1904) закрепил формулу "Петербург — трясина", акцентируя развращающее влияние города на творческую интеллигенцию.

"Петербургская газета" и "Новости дня":

Регулярно публиковали разоблачительные материалы о проституции, коррупции и криминале. Например, описывали "Малинник" — бордель у Сенной площади, где царили антисанитария, алкоголизм и эксплуатация несовершеннолетних

И т.д…

---//---

К началу века Петербург впору было называть не Новой Венецией, а Новым Содомом. В то время Петербург или «просветлённое общество» захватила педерастия, мужеложство, скотоложство, инцесты, проституция и мракобесия, образовывались соответствующие кружки по увлечениям и это не считалось постыдным.

(Короче по библейскому факту, это надо было всё сполить, только нужны были «фитили» и «огниво» и чей то замысел.)

Церковь 1900 года напоминала бюрократический полу полицейский институт, где:

Административные функции преобладали над пастырскими;

Контроль за лояльностью населения подменял заботу о нравственности;

Отсутствие автономии делало невозможным социальное служение.

Как отмечал историк А. Щапов, раскол XVII века стал точкой не возврата: церковь, выбрав союз с государством, утратила моральный авторитет для борьбы с пороками общества. Результатом стала не пассивность, а подмена миссии — вместо исцеления язв времени, она сама стала их частью.

Полиция сбивалась с ног, следя за порядком в бесчисленных домах терпимости а чаше просто подкупалась. Девушек для них привозили из Азии, Южной Америки и Африки, в том числе от 3 до 10 летних, спрос на которых был весьма велик.

146 заведений терпимости (данные 1890-х гг.), сконцентрированных в районе Сенной площади, Лиговского проспекта и Таирова переулка.

"Рынки" детей - В парке у Народного дома (ныне территория Александринского театра) "тетки-комиссионерки" торговали несовершеннолетними, выдавая их за племянниц. Цены были минимальны — иногда достаточно было коробки конфет.

Большинство таких девочек погибали от венерических болезней, насилия или самоубийств. Выжившие, как правило, оставались в проституции до конца жизни из-за клейма "желтого билета" (документа, заменявшего паспорт проституткам).

А детская проституция в Москве достигла просто угрожающих масштабов: в этом бизнесе, по оценкам специалистов, находятся более 50 тысяч детей, возраст которых колеблется от 3 до 14 лет. Многие полагают, что основной причиной массового распространения детской проституции в России является крайне либеральное законодательство.

В 1901 году официально зарегистрировано 2400 легальных домов терпимости по всей империи. В них работало свыше 15 000 чел.

«Библейский пожар очищения» начался с 1917 года.

Отец называл Петербург смердящей бездной (яма, куда затянуло их с братом в пруду в детстве).

Говорил, что в Петербурге "воздух пахнет гнилью" как жижа со дна пруда, где он едва не утонул.

После убийства Александра II (1881) Петербург воспринимался как центр революционного подполья и террора, что усиливало образ города-разрушителя.

А из слов Симановича видно, что за атмосфера царила тогда в столице. Она вполне соответствовала настроению умов. «Клубок змей, готовых жалить любого, в ком только заподозрят покушение на свой покой. Шпионство, заговоры, полное непонимание или нежелание понимать выгоды государства».

Александр III скончался 1 ноября (20 октября по старому стилю) 1894 года

Коронация императора Николая II состоялась 14 (26) мая 1896 года.

В записках великого князя Александра Михайловича мне бросилось в глаза следующее. Он описывает разговор с тогда еще великим князем Николаем Александровичем (будущим Николаем II), наследником Александра Третьего.

Тот только что узнал о смерти отца и, значит, о близости своего коронования.

"Сандро, что я буду делать?! -- патетически воскликнул он. -- Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем! Я не могу управлять империей. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами. Помоги мне, Сандро! Помочь ему? Мне, который в вопросах государственного управления знал еще меньше, чем он! Я мог дать ему совет в области дел военного флота, но в остальном... Я старался успокоить его и перечислял имена людей, на которых Николай мог положиться, хотя и сознавал в глубине души, что его отчаяние имело полное основание и что все мы стояли пред неизбежной катастрофой….".

У Гурко: "В личности Николая Второго наблюдалось странное и редкое сочетание двух по существу совершенно противоположных свойств характера: при своем стремлении к неограниченному личному произволу, он совершенно не имел той внутренней мощи, которая покоряет людей, заставляя их беспрекословно повиноваться. Основным качеством народного вождя -- властным авторитетом личности -- государь не обладал вовсе. Он и сам это ощущал, ощущала инстинктивно вся страна, а тем более лица, находившиеся в непосредственных сношениях с ним.

Всецело побороть природную застенчивость не удалось Николаю Второму до самого конца его довольно продолжительного царствования. Застенчивость эта была заметна при всяком его выступлении перед многолюдным собранием, и выработать внешние приемы непринужденного царственного общения со своими подданными ему так и не удалось.

---//---

Распутин прибыл в Петербург не по железной дороге, а пешком и при этом босиком. Он остановился в монастырской гостинице как гость архимандрита Феофана.

Город ему не понравился. Потом он говорил мне, что ему душно здесь. Нежелание свое сразу уехать обратно объяснил так: "Меня держит здесь".

Он уже давно слышал о священнике из собора в Кронштадте -- знаменитом Иоанне Кронштадтском и решил поехать в Кронштадт, на проповедь.

Отец простоял на коленях всю службу. Молился, вручая свою судьбу Господу.

Архимандрит Иоанн вышел из алтаря, остановился перед отцом, взял его за руку и заставил встать. Сказал, что почувствовал присутствие отца в храме: -- В тебе горит искра Божья. Отец попросил благословения у архимандрита. -- Господь тебя благословляет, сын мой, -- ответил тот.

В тот день отец принял причастие из рук Иоанна Кронштадтского, что было большой честью. После архимандрит позвал отца к себе. Отец рассказал Иоанну о себе все. "Как на духу". Впрочем, он и воспринимал происходящее как продолжение исповеди, начатой еще в храме во время службы.

Архимандрит, пересказывая другим встречу с отцом, называл его "истинным старцем".

Вскоре он пригласил отца пожить в монастыре. Отец приглашение с радостью принял.

Иоанн Кронштадтский, искренне расположившийся к отцу, познакомил его с Гермогеном Саратовским, в то время одним из самых популярных церковнослужителей в России; монахом Илиодором (в миру -- Сергей Труфанов), известным тогда суровыми проповедями, собиравшими огромные толпы слушателей; и архимандритом Феофаном, инспектором Духовной академии Санкт-Петербурга, духовником семьи императора.

Они были поражены высказываниями простого мужика. За простодушием таилось глубокое понимание религиозных истин. "Распутин своими религиозными познаниями приводил в изумление даже епископов и академически образованных богословов".

Превосходная память позволяла отцу цитировать длинные куски из Священного Писания. Уже только одно это поразило искушенных собеседников. Умением толковать священные тексты образованных богословов удивить было сложнее. Но и это удалось сделать отцу.

Итак, отец стал жить в Кронштадтском монастыре. "Этот -- настоящий, не верхотурский", -- говорил он.

Именно Феофан познакомил отца с великими княгинями Милицей и Анастасией, черногорскими принцессами и женами великих князей Петра Николаевича и Николая Николаевича. (В доме первого, кстати, отец был представлен царю и царице.)

Делая это, архимандрит намеревался воздействовать на великую княгиню, поскольку и она, и ее сестра, великая княгиня Анастасия, как и их мужья, очень интересовались мистикой и оккультизмом.

Вводя отца в их дом, архимандрит предполагал, что "тобольский старец" сумеет "отвадить" великосветских дам от "богопротивного дела".

Не будет дерзостью сказать, что государь Николай II и отец двигались навстречу друг другу. При этом внутренние устремления государя в значительной степени входили в противоречие и даже столкновение с тем, что окружало его.

Белецкий, описывая отца и Николая II, замечал: "Это была сильная воля и слабая воля". Все события сходятся к тому, что именно поиском такого энергического начала государь был озабочен ему не хватало Александра III .

Николай II провел начало своего царствования, сидя за громадным письменным столом в своем кабинете и слушая с чувством, скорее всего приближающимся к ужасу, советы и указания своих дядей.

Он боялся оставаться наедине с ними. В присутствии посторонних его мнения принимались дядями за приказания, но стоило племяннику и дядям остаться с глазу на глаз, их старшинство давало себя чувствовать.

Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Александрович повелевал моряками. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств.

Любимая жена и ненавистная невестка. Почти все, кто писал о семье Николая II и императрицы Александры, отмечали, что они составляли счастливую пару. И, судя по всему, это действительно так. Но кроме собственно супружества их союз был сопряжен с исполнением государственных обязанностей. Счастье "на двоих" -- не для монарших особ.

Императрица страдала неврозом сердца. И каждые роды усугубляли болезнь. Вообще же для сердечных больных характерно обостренное как бы вслушивание в себя. Именно маска надменности скрывала у императрицы Александры Федоровны страх внезапной остановки сердца.

Дам слово Симановичу: "Между царем и царицей возникали очень часто ссоры. Оба были очень нервны. По несколько недель царица не разговаривала с царем -- она страдала истерическими припадками. Царь много пил. выглядел очень плохо и сонно, и по всему было заметно, что он не властен над собой".

В чем причина? - Николай разрывался между матерью и женой, любя и ту, и другую. Мария Федоровна тоже, разумеется, любила сына. Но это была безотчетно "изводящая" любовь. Она не могла простить императрице Александре Федоровне, что под давлением некоторых обстоятельств вынуждена была согласиться на брак сына.

Уступив в этом, она поставила себе целью развести их. Империи нужен цесаревич. Но оставались вопросы, так сказать, физиологические. Время шло, а наследника -- мальчика -- все не было. Были только девочки….

Царь был идеальным мужем и любящим отцом. Он хотел иметь сына. От его брака с принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской у него родились в течение семи лет четыре дочери. Это угнетало его. Так как мальчика не получалось….

После рождения четырех девочек вдовствующая императрица тотчас же распространила теорию, с большой охотой подхваченную сплетниками из ее окружения, будто императрица Александра Федоровна, отказываясь родить наследника престола и предает интересы России ради Германии, поскольку она по происхождению немка!

Не умея сразу рассмотреть истинные намерения людей, стремившихся во дворец, Николай II и императрица Александра пришли к тому, что их постепенно захватили как действительно благочестиво настроенные странники и тому подобные, так и псевдосвятые, гадалки и шарлатаны, мистики и жулики.

Всех их радушно встречали, а особенно тех, кто брался предсказать появление наследника мужского пола.

За год до первой встречи с отцом царица, наконец, родила сына, царевича Алексея Николаевича. Вот как пишет великий князь Александр Михайлович:- « "30 июля 1904 года императрица разрешилась от бремени долгожданным сыном. Так как роды были очень тяжелыми, понадобилось вмешательство грамотного хирурга».

Николая II поставили в известность о риске для жизни и матери, и младенца. Однако все обошлось благополучно. Но больше Александра Федоровна не могла иметь детей.

Императрица разрешила епископу Феофану привезти Распутина и после краткой с ним беседы пожелала не ограничиться этим первым свиданием, а захотела ближе узнать, что это за православный человек из Тобольской губернии.

Мой отец никогда не называл мне точной даты своей первой встречи с царской семьей, но, вероятно, это случилось 31 октября 1905 года, так как на следующий день, первого ноября, царь записал в своем дневнике: -"Мы встретили Божьего человека -- Григория Ефимовича из Тобольской губернии".

Труфанов: "Феофан рассказывал: Вот Божий человек! И говорит-то не так, как мы, грешные. Было раз так. Государь, государыня с наследником на руках, я и он сидели в столовой во дворце. Сидели и беседовали о политическом положении России.

Старец Григорий вдруг как вскочит из-за стола, как стукнет кулаком по столу. И смотрит прямо на царя.

Государь вздрогнул, я испугался, государыня встала, наследник заплакал,

а старец и спрашивает государя: "Ну, что? Где екнуло? Здеся али тута?" -- при этом он сначала указал пальцем себе на лоб, а потом на сердце.

Государь ответил, указывая на сердце: "Здесь; сердце забилось!" -- "То-то же, -- продолжал старец, -- коли что будешь делать для России, спрашивайся не ума, а сердца. Сердце-то вернее ума..." Государь сказал: "хорошо", а государыня поцеловала его руку, произнесла: "Спасибо, спасибо, учитель".

Случай, описанный Труфановым со слов Распутина.

"Ты хочешь знать, как у меня явилась новая фамилия, Новый? Слушай! Когда я однажды поднимался во дворец по лестнице, в это время цари, дожидаясь меня, сидели в столовой. Государыня держала на коленях наследника, тогда еще не говорившего ни слова. Как только я показался в дверях, то наследник захлопал ручонками и залепетал: "Новый, Новый, Новый!" Это были первые его слова. Тогда царь дал приказ именовать меня по фамилии не Распутин, а Новый".

Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал и получил ранение, вызвавшее кровотечение. Вызвали придворного хирурга, который применил все известные медицине средства для того, чтобы остановить кровотечение, но они не дали результата. Царица упала в обморок. Ей не нужно было слышать мнения специалистов, чтобы знать, что означало это кровотечение: это была ужасная гемофилия -- наследственная болезнь мужского поколения ее рода в течение трех столетий.

Старый двор, то есть двор вдовствующей императрицы Марии Федоровны, не унимался в своей злобе по отношению к Александре Федоровне и после рождения ею наследника.

Старому двору просто нужна была другая царица, которой можно было бы управлять, а через нее и Николаем II.

Николай II нашел опору в императрице Александре. Объединившись, они пытались противостоять -- разумеется, в разные моменты с разным успехом.

Великий князь Александр Михайлович писал: "Императрица отказывалась подчиняться судьбе и болезни сына. Она непрестанно говорила о невежестве врачей.

Она обратилась к религии, и ее молитвы были полны отчаяния". Императрица Александра Федоровна повторяла: "Для Бога нет невозможного. Нужно только быть достойным его милосердия, и чудо придет".

К Алексею приставили телохранителя (камердинера) -- матроса по фамилии Деревянко.

Он должен был ограждать ребенка от малейшей опасности, могущей послужить причиной непоправимой трагедии.

Однажды мальчик играл в присутствии камердинера в дворцовом саду, где два матроса были заняты обрезкой кустов. Один из них бросился с большим ножом на маленького Алексея и ранил его в ногу. Царевич закричал. Матрос наподдавший побежал проч. Находящийся поблизости камердинер нагнал матроса и задушил его тут же.

Второго матроса также поймали и по приказу царя без суда повесили.

Положение Алексея было весьма опасным, и он поправлялся очень медленно. После этого родители постоянно опасались за жизнь своего сына.

Они боялись новых покушений, со стороны своих родственников и не смели никому его доверять. Мать почти никогда не оставляла его одного.

В возрасте четырех лет царевич во время игры споткнулся и упал, но в отличие от своих сверстников, которые падают, поднимаются и продолжают играть, Алексея тут же охватила сильная боль, и началось внутреннее кровотечение.

Его отнесли в постель, он сильно мучился, поэтому спешно послали за доктором Боткиным, личным лекарем царской семьи но он был бессилен.

Шел третий день с момента начала приступа, а Алексею становилось все хуже. Он корчился от боли, лицо его приняло пепельный оттенок и покрылось потом. В этот момент во дворец приехала великая княгиня Анастасия. Имея доступ в комнату больного, она смогла поговорить с измученной царицей и предложила -- как последнее средство -- позвать во дворец моего отца: - "Григорий Ефимович поможет".

Не прошло и часа, как отца нашли.

Он, разумеется, тут же согласился ехать к больному царевичу.

Приехав отец благословил крестным знамением всех находящихся в комнате. Потом подошел к царской чете, поздоровался сперва с царем, а затем, с царицей своим обычным троекратным поцелуем (в "Житии опытного странника" отец несколько раз ссылается на слова апостола "Приветствуйте друг друга святым лобзанием") и сердечным объятием.

В ответ на приветствие отца императрица Александра Федоровна почтительно поцеловала его руку как Святому отцу и пастырю.

Отец повернулся к страдающему мальчику, посмотрел на его бледное, искаженное болью лицо, опустился на колени и начал молиться.

По мере того, как он молился, присутствующих охватывало ощущение покоя, и вне зависимости от степени религиозности, все опустились на колени и присоединились к его немой молитве.

В течение десяти минут ничего не было слышно, кроме дыхания.

Потом отец поднялся с колен. Он обратился к Алексею: "Открой глаза, сын мой! Открой глаза и посмотри на меня!" Услышав его слова, остальные тоже встали и с изумлением увидели, как веки Алексея затрепетали и приоткрылись.

Сперва мальчик оглянулся вокруг с некоторым замешательством, но потом его взгляд сосредоточился на лице моего отца. На губах царевича появилась слабая улыбка.

Радостный возглас царицы нарушил тишину комнаты.

К ней тут же присоединились остальные. Но отец махнул им рукой, призывая к молчанию, и снова обратился к мальчику: "Боль твоя уходит, ты скоро поправишься. Ты должен возблагодарить Господа за свое выздоровление. А теперь спи".

Алексей закрыл глаза и вскоре погрузился в спокойный сон, впервые за несколько дней.

Отец повернулся к родителям мальчика и сказал:- "Царевич будет жить". И никто из присутствующих не усомнился в том, что он говорит правду.

Произошло чудо, на которое так все уповали….

(Какая мать откажется от лекарства которое лечит её сына ?)

Гурко: "Государыня почти сразу настолько уверовала в Распутина, что сочла его за Богом посланного человека, имеющего специальную миссию - спасти и сохранить наследника русского престола".

С того дня пути царской семьи и моего отца -- простого сибирского мужика — соединились.

Маленький Алексей полюбил Распутина. чудотворные способности и знахарство Распутина оказывали свое действие.

Однажды, когда опять наступило кровотечение из носа, Распутин вытащил из кармана ком древесной коры, разварил ее в кипятке и покрыл этой массой все лицо больного. Только глаза и рот остались открытыми. И произошло чудо: - кровотечение прекратилось!

Болел кто-нибудь головой или лихорадкой -- Распутин становился сзади больного, брал его голову в свои руки, нашептывал тихо-тихо молитву и толкал больного со словом "Ступай". Больной сразу чувствовал себя выздоровевшим!

После двух лет, проведенных вдали от дома, отец решил съездить в Покровское. К тому времени строительство "железки" -- Транссибирской магистрали -- закончилось, и он ехал домой "как барин".

В честь его приезда устроили праздник на всю ночь. Причин для радости было несколько. Во-первых, вернулся отец. Во-вторых, мама отлично управлялась со все расширяющимся хозяйством и могла похвастаться успехами перед мужем.

Пусть и не надолго, но вся семья снова была вместе.

Здесь надо сказать, что в тот приезд отца в Покровское, к нему даже из города приезжали просители за болящих. Слава о нем как о целителе уже распространилась так широко, что никем не ставилась под сомнение что он Святой чудесник.

Распутин надевал тогда свои старые валенки, холщовую рубашку, портки и в таком виде щеголял по селу с надушенными, в модных шляпах барынями, которые под руку вели его в церковь, не стесняясь местных крестьян. Дамы заглядывали ему в глаза и величали его Святым отцом".

---//---

Как-то, уже в Петербурге, придя поздно из дворца, где провел целый день у больного царевича, он зашел ко мне в спальню и долго гладил меня по голове, плакал, повторяя: "Слава Богу, что ты здорова!"

Я знала, что отца, в отличие от прочих, окружает какая-то чудесная тайна. Знала, что он обладает даром целительства. Знала, что мой отец особенный.

Но при этом воспринимала только как любимого отца. До остального мне дела не было.

В своей одежде Распутин всегда оставался верен своему крестьянскому наряду. Он носил русскую рубашку, опоясанную шелковым шнурком, широкие шаровары, высокие сапоги и на плечах поддевку.

В Петербурге он охотно надевал шелковые рубашки, которые вышивали для него и подносили ему царица и его поклонницы. Он также носил высокие лаковые сапоги

Другие люди, и их было много, изо дня в день приходили и выстраивались в очередь, предъявляя на него свои права и требуя внимания. Если я и ревновала его к толпе почитателей и льстецов, а я ревновала!, то меня также интриговало их поклонение ему.

А теперь, когда распространился слух и о том, что отца принимают при дворе, к нему стали стекаться и толпы карьеристов. Матери просили пристроить сыновей на государственную службу, дельцы стремились получить выгодный контракт, политики жаждали попасть в кабинет министров — и все слетались к отцу.

Отец никогда не умел отказать нуждающимся в помощи, и трудился самым старательным и добросовестным образом. Некоторое время он пытался принять всех. Молился за здоровье больных. Многие из них чудесным образом исцелялись, а очереди становились тем длиннее, чем шире распространялись слухи о его способностях чудесного врачевателя.

Многих, однако, он и отвергал, если они не выдерживали острого взгляда отца, умевшего тут же разгадать их корыстные и лживые цели.

Таких людей он отсылал прочь с большим тактом, давая им понять, что они не сумели пройти испытания.

Важно заметить, что отец никогда не брал на себя смелость осуждать мотивы приходивших к нему людей. "Только Бог, -- говорил он, -- имеет право судить".

Отец очень любил картошку и кислую капусту. Надо ли говорить, что гости, и самого аристократического разбора, ели то же, что и он, за одним столом у нас в гостях.

Императрица очень опасалась, зная нравы своих придворных, и за жизнь отца. Она приставила к отцу свою охрану -- у дома дежурили полицейские в мундирах.

Дом оплачивался казной государства.

Анна Александровна передавала мне слова императрицы Александры Федоровны:

- "Я не могу позволить, чтобы с Григорием Ефимовичем что-нибудь случилось.

Он -- спаситель Алексея, а, значит, и наш спаситель. Григорий Ефимович пришел к нам вместе с Господом, когда уже никто не мог помочь.

Он сделал невозможное. Пока Григорий Ефимович с нами -- я спокойна за всех нас".

Вот свидетельство Руднева' "Вообще Распутин по природе был человек широкого размаха; двери его дома были всегда открыты; там всегда толпилась самая разнообразная публика, кормясь за его счет".Правилом был прием между 10 часами утра и 1 часом дня.

---//---

Как-то отец попал в монастырь на Охте, это в пригороде Петербурга. Сестры пригласили его разделить с ними ужин. Когда собравшиеся только приступили к трапезе, до них донесся дикий вопль, от которого мороз продирал по коже. Так, должно быть, кричат в аду.

Потом вопль сменили хриплые, но тоже очень громкие стоны. Все, кроме отца сохраняли полное спокойствие.

Монашки в ответ на расспросы отца рассказали, что это крики несчастной молодой послушницы, страдающей падучей. Ни молитвы, ни усилия докторов ей не помогают.

Отец попросил отвести его к больной. Настоятельница поспешила исполнить просьбу.

Разумеется, отец не в первый раз видел подобных больных. Но то, что ждало его сейчас, было душераздирающим. В келье, чья дверь представляла собой частую решетку, на куче зловонного хлама, ощерившись, лежала женщина, имевшая вид безумной -- волосы всколочены, лицо и тело, видное сквозь разорванное платье, исцарапаны до крови. Увидев пришедших, она как будто очнулась и снова начала завывать, теперь -- почти басом.

Из ее горла вырывались крики, в которых можно было различить ругательства и богохульства. При этом тело больной извивалось, она загораживалась руками, словно пытаясь защититься от удара. Потом вдруг затихла, будто удар все же достиг цели…..

Таких называют одержимыми. В перерывах между мучительными припадками, лишающими их, кажется, всего человеческого, женщины ничем не отличаются от остальных. По их виду в обычные дни ничего заметить нельзя. Все это вполне относилось и к Акулине -- по словам настоятельницы -- очень красивой и спокойной.

Отец вызвался помочь. Он вошел в келью, остановился на пороге, осенил себя крестным знамением и несколько минут молился молча.

Затем подошел к одержимой и обратился к ней.

Акулина повернула к нему лицо, окровавленное и покрытое синяками, изуродованное животным оскалом, выражающим ненависть.

Отец опустился рядом с ней на колени и стал молиться вслух.

Он просил Господа о том, чтобы тот простил тяжкие грехи несчастной.

Настоятельница и сестры недоуменно переглядывались, так как не знали за послушницей никаких грехов, тем более тяжких.

Но в голосе отца звучала такая скорбь и уверенность, что становилось ясно, он знает, о чем просит…..

По мере того, как продолжались молитвы отца, взгляд Акулины прояснялся, вся ее фигура как-то преображалась. Из зверя она на глазах превращалась в женщину. Несчастная даже пыталась стыдливо прикрываться, натягивая лохмотья то на грудь, то на колени. Постепенно девушка совсем успокоилась.

Казалось, невидимая рука сняла с нее груз ненависти и греха.

Следующей была молитва отца "о здравии болящей рабы Божьей Акулины".

Когда отец замолчал, Акулина имела вид здоровой.

Отец три раза широко перекрестился, потом так же перекрестил Акулину и сказал:

-"Господь услышал мои молитвы. Она исцелилась. Казанская Божья Матерь дала ей отпущение грехов".

Присутствовавшие при исцелении Акулины приняли происшедшее за чудо. Позже это событие было занесено в монастырскую книгу с подробнейшим описанием всех действий отца, как подтверждение проявления милости Божьей, к этой обители.

---//---

Руднев: "Распутин несомненно обладал в сильной степени какой-то непонятной внутренней силой в смысле воздействия на чужую психику, представлявшей род гипноза. Так, между прочим, мной был установлен несомненный факт излечения им припадков пляски св. Витта у сына близкого знакомого Распутина -- Симановича, студента Коммерческого института, причем все явления болезни исчезли навсегда после двух сеансов, когда Распутин усыплял больного".

---//---

Коковцов: Взрыв на даче Столыпина:

12 (25) августа 1906 года. Теракт на Аптекарском острове в Санкт-Петербурге стал одним из самых кровавых в истории Российской империи.

Доч - Наталья Столыпина (15 лет):

Взрывной волной её выбросило с балкона второго этажа на набережную Невки. Получила множественные переломы ног — врачи рассматривали ампутацию

Сын - Аркадий Столыпин (3 года):

Взрывной волной сброшен с балкона, получил тяжёлую черепно-мозговую травму и переломы. После взрыва спрашивал: «А этих злых дядей, которые нас сбросили, поставили в угол?». Испытывал проблемы с речью и двигательными функциями.

Служанка - Няня детей, Анна Останкевич,

погибла на месте, пытаясь прикрыть их собой.

Вскоре в клинику доктора Калмайера, так как она была ближе к даче, чем другие медицинские учреждения пришёл Распутин и попросил разрешения посмотреть больных и помолиться над ними.

-- Ничего, все будет хорошо, -- сказал он.

Так и вышло".

К 1914 году через Императорское Православное Палестинское Общество (ИППО) в Палестину по святым местам ежегодно отправлялось 12–15 тыс. паломников ездил с ними и Распутин после подставы с фотографиями по настоянию Николая II. После прибытия обратно отправился в Покровское домой.

Отцу не было известно о том, что за день до его отъезда в Покровское, Коковцов напросился на аудиенцию к царю и предъявил ультиматум: если Распутин останется в Петербурге, кабинет министров уйдет в отставку. Так что уехав, отец избавил Николая II от необходимости вступать в постыдный для самодержца торг.

Перед отъездом императрица попросила отца придти, чтобы благословить ее и детей. Тогда же она сказала, что надеется на скорое возвращение отца.

Снова в деревне.

Отец и я приехали в Покровское глубокой осенью. Он был встречен с восторгом. С месяц я не спрашивала у него, вернемся ли мы в Петербург. Боялась, что он ответит мне: "Никогда". Потом все-таки спросила. Он ответил: "В свое время. В свое время. Об этом знает Бог".

В Петербурге отца осыпали подарками -- деньгами, драгоценностями и другими ценными вещами. Из них он оставлял средства, необходимые на жизнь себе и домашним, на содержание квартиры на Гороховой. Остальное отсылал домой и передавал общине.

На присланные им деньги, среди прочего, отремонтировали церковь, подновили утварь и т.п. Все, что касалось устройства церкви, равно и другого в деревне, отец делал от чистого сердца, не рассчитывая на благодарность.

Но был в Покровском человек, готовый, без всякого сомнения, представить для "Журнала наблюдений" нужные сведения. Это Петр, местный священник, давний враг отца. Что бы отец ни делал, Петр продолжал относиться к нему враждебно. Казалось, что священник обезумел от зависти. По какому бы случаю ни произносил Петр проповедь, он с проклятиями поминал в ней отца.

Религиозность отца никогда не доходила в нем до ханжества. Это случилось как раз во время поездки в Тобольск. Вместе с толпой молящихся мы провели полдня у мощей Иоанна Тобольского. Был какой-то большой церковный праздник. Настроение было благостное. Отец даже прослезился, что бывало с ним редко. Сказал: "Славно помолились". И тут же: "Теперь хорошо бы закусить". Отойдя недалеко, мы сели на лавку, развернули баулы с припасами и стали есть. Я и заикнуться не смела о карусели. Но отец сам предложил нам покататься и на ярмарке не отставал в развлечениях от детей.

Отец, как все народные пророки-чудотврцы, воспринимал Слово Божье как нечто живое, осязаемое.

Когда он говорил об искре Божьей, он видел перед собой ее свет…..

Глава 3. Агнец божий.

В Петербурге отец привлечет к себе внимание великого князя Николая Николаевича как раз тем, что вылечит его любимую собаку, казалось, безнадежно больную.

Подходящие слова я нашла у Арона Симановича, человека, совершенно чуждого православию. "Распутин был верующим, но не притворялся, молился мало и неохотно, любил, однако, говорить о Боге, вести длинные беседы на религиозные темы и, несмотря на свою необразованность, любил философствовать. Его сильно интересовала духовная жизнь человека".

Французский посланник Морис Палеолог, как почти весь великосветский Петербург, не любил отца. Но передавал приметы событий часто верно. Он вел дневник, сейчас доступный всякому любопытствующему. - "Среда, 26 апреля 1916 г. Обедню служил отец Васильев в раззолоченной нижней церкви Федоровского собора. Царица присутствовала с тремя старшими дочерьми; Григорий стоял позади нее вместе с Вырубовой и Турович. Когда Александра Федоровна подошла к причастию, она взглядом подозвала "старца", который приблизился и причастился непосредственно после нее. Затем перед алтарем они обменялись братским поцелуем. Распутин поцеловал императрицу в лоб, а она его в руку.

Перед тем "старец" подолгу молился в Казанском соборе, где он исповедался в среду вечером у отца Николая. Его преданные друзья, г-жа Г. и г-жа Т., не оставлявшие его ни на минуту, были поражены его грустным настроением. Он-же несколько раз говорил им о своей близкой смерти. Так, он сказал г-же Т.: "Знаешь ли, что я вскоре умру в ужаснейших страданиях…. .

В Другой раз, проезжая с теми же своими поклонницами Мимо Петропавловской крепости, он так пророчество-Вал: "Я вижу много замученных; не отдельных людей, а толпы; я вижу тучи трупов, среди них несколько великих Князей и сотни графов. Нева будет красна от крови".

Отношения Витте и отца представляют собой пример того, как образованнейший человек, сановник может точно понять душу простого крестьянина. Граф Витте писал: "Нет ничего более талантливого, чем талантливый русский мужик. Распутин, абсолютно честный и добрый человек, всегда желающий творить добро".

Сошлюсь на слова Жевахова, верно отражающие одну деталь в манере отца: "Я несколько раз встречался с Распутиным в 1910 году, то в Петербургской духовной академии, то в частных домах, и он производил на меня, хорошо знакомого с монастырским бытом и со старцами, такое впечатление, что я даже проверял его у более духовно сведущих людей и сейчас еще помню отзыв епископа Гермогена, сказавшего мне: "Это раб Божий: Вы согрешите, если даже мысленно его осудите".

Ковалевский свидетельствует: "Распутин побывал на богомолье в Абалакском монастыре, Саровской пустыни, Одессе, Киеве, Москве, Казани. Возвратившись, он стал еще более богомолен, являлся на клирос раньше священника, истово крестился, бился лбом о землю до крови". Обращу внимание на слова -- "стал еще богомольнее". Значит, и был богомольным. Это расходится с характеристикой, которую дают отцу другие.

Симанович: "Своей внешностью Распутин был настоящий русский крестьянин. Он был крепыш, среднего роста. Его светло-серые острые глаза сидели глубоко. Его взгляд пронизывал. Только немногие его выдерживали. Он содержал суггестивную силу, против которой только редкие люди могли устоять. Он носил длинные, на плечи ниспадающие волосы, которые делали его похожим на монаха или священника. Его каштановые волосы были тяжелые и густые. Он всегда носил при себе гребенку, которой расчесывал свои длинные, блестящие и всегда умасленные волосы. Борода же его была почти всегда в беспорядке. Распутин только изредка расчесывал ее щеткой. В общем он был довольно чистоплотным и часто купался".

Симанович отмечает, что отец часто мылся. Это совершенная правда, что бы там ни говорили другие. Однако делал он это не только из стремления к чистоплотности. Собственно мыться он ходил в баню. Прием же ванны был для отца целым ритуалом. Он говорил: "Все равно как в купели при крещении". Льющаяся из крана вода представлялась отцу неиссякаемым источником. Из-за этого, кстати, у Дуни происходили разбирательства с домовладельцем -потолок соседа снизу часто бывал в разводах от просачивающейся через щели в нашем полу воды. Отец так увлекался, что подолгу не закрывал кранов.

Руднев: "Вообще надо сказать, что Распутин, несмотря на свою малограмотность, был далеко не заурядным человеком и отличался от природы острым умом, большой находчивостью, наблюдательностью и способностью иногда удивительно метко выражаться, особенно давая характеристики отдельным лицам".

Идея о служении миру в миру составляла центральную часть взглядов отца.

---//---

Отец -- не судил. Зато его судили.

Желающих позлословить об отце тогда, как и всегда, было более чем достаточно. В их числе -- лжецелители и ясновидящие, отправители мистических культов, другие мошенники, лишившиеся расположения царского двора или аристократических салонов.

Постоянно обвиняли в пьянстве и разврате.

Тютчева была одной из первых недовольных появлением моего отца во дворце.

Наконец Тютчева дошла до того, что стала настраивать великих княжон против матери.

Этого императрица Александра Федоровна снести не захотела. Карьера Тютчевой при дворе была закончена.

Однако таким образом Тютчева и получила в руки свой главный козырь -теперь она представлялась как невинная жертва Распутина.

Распутина бывало спаивали и заставляли говорить то, что может в пьяном виде выговорить только русский мужик; его фотографировали в этом виде, создавая инсценировки всевозможных оргий, и затем кричали о чудовищном разврате его, стараясь при этом особенно резко подчеркнуть его близость к их величествам;

Он был постоянно окружен толпою провокаторов и агентов Думы, которые следили за ним, измышляя поводы для сенсаций и создавая такую атмосферу, при которой всякая попытка разоблачений трактовалась не только даже как защита Распутина, но и как измена престолу и династии. При этих условиях неудивительно, что молчали и те, кто знал правду".

По достойному сожаления обычаю, отставники-хулители очень быстро объединили свои усилия. И самое прискорбное, что роль пастырей этого стада охотно взяли на себя церковные иерархи. Равно прочим смертным они оказались во власти греха зависти.

Был и церковный суд и обвинение отца и после лжесвидетельствовавий на него Илиодор был выслан из Петербурга в монастырь за сто верст от столицы. А за потакание лжесвидетелю наказали и Гермогена. Но они продолжали распространять различные извращённые слухи.

На руку врагам трона были и "невинные" забавы молодых балбесов аристократов.

Анна Александровна как-то рассказала, как ее невестка, придя на чай, смеясь, сообщила:

-- «Мы распустили новые слухи о Николае. Это так весело!»

Отец часто на всякие пересказанные ему слухи повторял: "Все минется, одна правда останется".

---//---

А в Петербурге Алексей Маленький, как называл его отец, упал и ударился коленом о камень. Болезнь возобновилась. Началось сильное внутреннее кровотечение. Затем приступ прошел. Александра Федоровна возблагодарила Господа за быстрое выздоровление сына, но через несколько дней Алексею опять стало плохо. Длительная поездка в карете по неровной дороге закончилась новым кровотечением. На этот раз оно не унималось. Царевич очень страдал от боли. Нога в паху неимоверна распухла. Врачи были уверены, что мальчик при смерти. Такого тяжелого положения еще не было.

В тот самый день (очевидно, 11 октября 1912 г.) мы с отцом гуляли у реки. Вдруг он схватился за сердце:-- Ох, нет!

Я испугалась. Подумала, что ему плохо. Видя на моем лице испуг, он сказал только одно слово: -- Царевич.

В ту минуту отец ничего не мог знать о болезни мальчика. Он почувствовал.

Позже нам стало известно, что, будучи в забытьи, Алексей вдруг открыл глаза как раз в ту минуту, когда императрица Александра Федоровна произнесла имя моего отца.

Ничего никому не сказав, Александра Федоровна тут же послала ему телеграмму с тем, чтобы он как можно быстрей приехал.

Мы как раз садились обедать, когда принесли эту телеграмму. Отец прочел ее и тотчас же вышел из-за стола, опустился на колени перед иконой Казанской Божьей Матери и стал молиться.

Это продолжалось очень долго. Мы сидели, замерев, Дуня так и застыла с посудой в руках.

По лицу отца крупными каплями стекал пот.

Наконец, он перекрестился в последний раз.

Потом поднялся и велел отправить телеграмму императрице: "Не бойся. Бог увидел твои слезы и услышал твои молитвы. Не горюй, твой сын будет жить".

К тому времени, как телеграмму вручили императрице, у Алексея упала температура, боль стихла, и он крепко уснул.

Если раньше на вопросы Александры Федоровны о том, почему отсутствие отца затягивается, Николай II отвечал: "Так будет лучше для всех нас", то после приступа болезни у Алексея он был вынужден приоткрыть истинное положение дел.

Николай II ясно дал понять императрице Александре Федоровне, что враги трона не оставляют попыток использовать отца как орудия нападения на их семью. Это для царицы новостью не было. Однако у нее имелись более веские доводы в пользу возвращения отца. Что, если у Алексея случится новый приступ болезни, а отец окажется вне пределов досягаемости? Николаю нечего было ответить - жизнью царевича рисковать нельзя.

Вскоре мы (отец, Дуня, я и моя младшая сестра Варя) выехали из Покровского в Петербург.

Это был 1912 год. Предпоследний год "добрых старых времен". Политика царя в отношении простого народа никуда не годилась. Но точно также никуда не годилась она и в отношении других сословий и политических партий.

Результат -- царя не поддерживал никто.

Если бы Николай II не прятался от своих подданных, если бы он ближе подпустил их к себе, за его спиной труднее было бы интриговать против трона.

У революционеров были развязаны руки, газеты писали что хотели. К тому же все уже очень хорошо успели понять натуру царя.

Врагам трона была в действительности выгодна нерешительность Николая II в ведении государственных дел. Они полагали, что смогут в нужный момент подсунуть ему документ, передающий им всю власть в империи.

Так в конце концов и получилось, только по слабости уже собственной они вырванную власть тут же упустили…..

Отец говорил: "Жизнь жалости к человеку не знает. Ей и не положено, на то Бог есть".

Никакого политического влияния отец во дворце не имел, иметь не мог и не желал. Он видел свой долг только в том, чтобы укреплять волю царя и поддерживать жизнь наследника.

Коковцов в записках признает, что отец во дворец "не лез, его туда звали". И звали не ради сугубых политических разговоров.

Белецкий пишет: "После долгого размышления я всесторонне взвесил склад мистически настроенной духовной организации государя, который видел в даровании ему долгожданного наследника проявление милости к нему высших и таинственных сил Провидения вследствие его молитв и общения с людьми, как бы имевшими особый дар предвидения будущего.

Я учел постоянные опасения государя и императрицы за жизнь наследника и единственную веру их в то, что только одна незримая мощь тех же сил и лиц способна спасти и продлить эту дорогую им жизнь".

Гурко: "Если у государыни вера в Распутина была безгранична и всеобъемлюща, то вера государя в него ограничивалась, по-видимому, убеждением, что он обладает целительной силой по отношению к наследнику".

Однако правда и в том, что, по словам Евреинова, "Николай II считал Григория Ефимовича Распутина-Новых за праведника, за "человека Божьего", равного святому, быть может даже за равного Христу".

Он же приводит и такое: "Вот, посмотрите, -- говорил однажды Николай II одному из своих адъютантов. -- Когда у меня забота, сомнение, неприятность, мне достаточно пять минут поговорить с Григорием, чтобы тотчас почувствовать себя укрепленным и успокоенным. Он всегда умеет сказать мне то, что мне нужно услышать.

И действие его слов длится целые недели!".

Отец был для Николая II лекарем, а не советчиком.

Правила «русской дворянской» жизни таковы, что чем тяжелее приходилось Николаю II, тем шире становился круг врагов императора и, значит, врагов отца.

При этом они с легкостью преодолевали сословные барьеры, соединяя свои возможности - бюрократы и купцы, аристократы и промышленники.

Чуть ли не впереди всех шла великая княгиня Елизавета Федоровна, старшая сестра императрицы Александры Федоровны. Благодаря свойствам своего характера -- властности, самолюбия, переходящему в тщеславие. Она считала, что тёмное влияние Распутина довело императорскую чету до «состояния слепоты, которое бросает тень на их дом и страну».

(Хотя в чём то она права но в этом и замысел)

---//---

Родзянко прямо сказал Феликсу Юсупову,(Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон (11 (23) марта 1887, Санкт-Петербург)

что законным путем с моим отцом ничего нельзя поделать - "никаких он выдающихся преступлений не совершал" Есть только один выход, утверждал он, -- "убийство".

К моменту появления моего отца в столице, богатый отпрыск Феликс Юсупов только что отметил свой 18 день рождения.

Когда Феликс Юсупов слушал рассказ придворной дамы и одногодки Марии Головиной о моем отце ему было 22 года, на лице его играла какая-то странная улыбка. Он действительно предвкушал игру. Ставка в этой игре была высокая. Не просто жизнь его или жизнь отца, а нечто большее.

Юсупов был весьма образован. Но лишь "в научном настроении духа". В смысле нравственном он был совершенным невеждой. Он был нераскаянный.

В юности Феликс, не знающий дисциплины, рос в обстановке полной вседозволенности.

В молодом возрасте Феликс где то в 13-14 лет с братом который был его старше на 4 года переодевались в женские платья и развлекались в городе и тогда же участвовал в групповушке с новым знакомым и его подружкой который был старше его. Позже он говорил: "Меня так поразило только что сделанное открытие, что по своему юношескому невежеству я не разбирался, кто какого пола".

Как то по возвращении из Парижа в Санкт-Петербург Николай его брат и Поля невеста брата устроили Феликсу двухнедельный ангажемент на выступления в фешенебельном кафе-кабаре "Аквариум". Феликс позаимствовал для такого случая драгоценности матери. Его выступления в кабаре пользовались колоссальным успехом у публики 7 дней, пока его не узнали друзья матери. Дома ждала бурная сцена. Николай, его брат ,взял всю вину на себя, и дело было вскоре забыто.

Феликс оставил карьеру певицы кабаре, но продолжал искать приключений под видом женщины и пускался во все более рискованные предприятия.

И вот отец Феликса накинулся на сбившегося с пути сына и пересказал все слухи о нём а на самом деле лишь стыдливо приуменьшенную правду, ходившие в обществе и открывающие истинную картину жизни сына.

Он представил Феликсу длинный список проступков, опозоривших имя семьи. Феликс сделал некоторые выводы. Но ни в коем случае не желал перемены в своем образе жизни.

Причем необходимо заметить, что пребывание на той ступени общественного положения, на какой находились Юсуповы вообще, все-таки с возрастом вынудило Феликса умерить желания эпатировать. Он старался загнать внутрь свой порок, но не для того, чтобы, раскаявшись, изжить его. Напротив, он пестовал его. Феликс стал более изощренным в своем разврате. Он сделал порок частью собственных светских манер.

Юсупов слыл любителем странностей разного рода. Он сам неоднократно заявлял, что его буквально тянет к "экзотическим лицам" и пояснял: "к маньякам, садистам, хамам...".

После встречи моего отца (где то 40лет) и Феликса Юсупова (22года) в 1909 году Мария Головина спросила у отца, как ему показался Феликс, тот ответил: "Напуганный мальчик и страшный".

"Кем напуганный?" -- спросила Мария Евгеньевна.

"Собой и напуганный", -- ответил отец.

"А почему страшный?"

Отец промолчал, чем привел Марию Евгеньевну в полное замешательство. Больше в тот день отец не хотел говорить о Юсупове.

---//---

Известно, что такое 1913 год. К сожалению, 300-летие династии Романовых стало последним праздником империи. Приближалась война, которой многие в Петербурге хотели.

Только двое были против нее -- граф Витте и отец.

Не знаю, что именно подействовало на Николая II, но он издал манифест, в котором заявил, что Россия не вступит в Балканскую войну.

Я своими ушами слышала, как великий 56 летний князь Николай Николаевич будущий верховный главнокомандующий сухопутными и морскими силами Российской империи в начале Первой мировой войны, ворвавшись в нашу квартиру и не смущаясь моим и Варимым присутствием, поносил отца, называя его неблагодарной свиньей.

По словам Анны Александровны, именно тогда у великого князя Николая Николаевича родилась идея сместить Николая II. Императрицу в психушку и убить моего отца чужими руками…..

Но случай с Николаем Николаевичем был особым. Болезнь его многие воспринимали как часть его военной профессии. Доктор сказал бы, что великий князь страдает болезненной «жаждой крови». Всякий другой заметил бы — он наслаждается.

Впервые это открылось во время русско-турецкой войны. Тогда Николай Николаевич был совсем еще молодым офицером. Но военные предприятия случались недостаточно часто для получения желаемого удовлетворения. В мирное время нашлась замена -- охота. В силу обычаев своего сословия сильное пристрастие к охоте долго ни у кого не вызывало вопросов. Но потом нашлись свидетели, видевшие, как именно великий князь утолял свою жажду крови на животных.(короче больной садист при дворе).

---//---

Мне исполнилось 15 лет. Я чувствовала себя вполне взрослой.

Но отец установил мне очень строгие правила: меня всегда сопровождал кто-нибудь из взрослых, и я обязана была вернуться домой до 10 часов вечера.

Чаще всего мы гуляли с Марусей Сазоновой по Невскому и делали вид, что рассматриваем витрины магазинов. Конечно же, мы использовали их как зеркала, чтобы видеть идущих следом за нами юношей.

Добравшись до Тобольска, мы пересели с поезда на пароходик и на нем приплыли в Покровское.

На следующий день было воскресенье, стояла прекрасная погода.

Наступило 28 июня 1914 года.

По возвращении из церкви наша семья с друзьями собрались за воскресным обедом.

Обед проходил очень весело. Раздался стук в дверь. Дуня пошла посмотреть, кто это. Через секунду она вернулась и сказала, что староста принес телеграмму от царицы. Отца просили немедленно вернуться в Петербург.

Улица была полна народу: односельчане, принарядившись, вышли на воскресную прогулку.

Уже совсем недалеко от почты отец столкнулся лицом к лицу с незнакомой женщиной, лицо которой было закрыто платком так, что видны были только глаза потому что нос впал от последней стадии сифилиса. Это и была Хио-ния Гусева. Она протянула руку, словно за подаянием, и когда отец замешкался, доставая деньги из кармана брюк, она второй рукой стремительно выхватила из-под широкой накидки нож и вонзила его в живот, пропоров его снизу до самой груди.

Глава 4. Конец империи.

Отец пришел в себя. Он очень страдал от боли. Доктор хотел дать эфир, но отец отказался. Попросил только вложить ему в руку крест, подаренный епископом Феофаном.

Середина Июля, отец все еще находился в больнице между жизнью и смертью.

В Сербии убили австрийского эрцгерцога. Австрия направила Сербии ультиматум, потом объявила войну. А сторонником войны первым был великий князь Николай Николаевич -- и взял верх в убеждениях царя.

Была объявлена мобилизация вдоль западной границы. 31 июля немцы предъявили ультиматум с требованием прекратить подготовку к войне вдоль ее границ с Россией, а в семь часов вечера 1 августа 1914г. Германия объявила войну России.

А до этого, в конце июля, когда отец только смог, наконец, сидеть, (есть много фотографий его в кровати) написал письмо царю:

"Мой друг! Еще раз повторяю: на Россию надвигается ужасная буря. Горе... страдания без конца. Это -- ночь. Ни единой звезды... море слез. И сколько крови! Не нахожу слов, чтобы поведать тебе больше. Ужас бесконечен. Я знаю, что все требуют от тебя воевать, даже самые преданные. Они не понимают, что несутся в пропасть. Ты -- царь, отец народа. Не дай глупцам торжествовать, не дай им столкнуть себя и всех нас в пропасть. Не позволяй им этого сделать... Может быть, мы победим Германию, но что станет с Россией? Когда я об этом думаю, то понимаю, что никогда еще история не знала столь ужасного мученичества. Россия утонет в собственной крови, страдании и безграничном отчаянии. Григорий".

Когда стало ясно, что отец поправляется, все вернулись в Покровское, а меня оставили с отцом в Тюмени, чтобы он не скучал.

В Покровском Дуня заметила, что в уголке глаза Пресвятой Девы появилась капля влаги.

Не прерывая молитвы, Дуня смахнула каплю. К ее изумлению, тут же появилась следующая, потом еще одна. Она снова вытерла икону, но, как ни старалась, не могла вытереть ее досуха.

Когда я прочитала отцу письмо из Покровского с рассказом о чуде, его лицо побелело: -"Пресвятая Богородица плачет о России. Это знак большой беды, грозящей всем нам".

А через неделю весь мир узнал, что это за беда.

Несколько месяцев после объявления немцами войны царь был уверен, что поступил мудро, последовав советам сторонников войны, и что удача, наконец, повернулась к нему лицом. Его армии наступали на всех фронтах, народ поддерживал своего императора так, как никогда за все годы правления. Беспорядки на фабриках прекратились, граждане мужского пола записывались добровольцами в армию, апатию сменил патриотизм. Русский флаг развевался на каждой улице, в каждом театре пели гимны союзных государств: за гимном России следовали гимны Англии, Франции и Бельгии.

А когда 3 сентября русская армия одержала победу подо Львовом, всех охватило лихорадочное стремление помочь армии. Именно в это время столичные патриоты опомнились, что живут в городе с немецким названием -- Петербург.

Решили изъясняться по-русски и переименовали столицу в Петроград.

Николай II упивался народной любовью, не понимая, что не его личная популярность, а военная лихорадка покончила с внутриполитическими неурядицами. Он был совершенно убежден в правильности своей позиции.

Насколько я помню, то был единственный период, когда царь по-настоящему холодно относился к отцу.

В мыслях царь уже видел, что победит в войне, а после позора японской кампании об этом только и мечтал, что его начнут любить подданные и уважать собственные приближенные и, главное, что он оставит Алексею Россию, в которой монарх не должен будет бояться за жизнь свою и своих близких.

---//---

Как то отец разговаривал с царём и просил не продолжать войну, Николай II не прерывал отца. Когда тот замолчал, царь встал из-за стола и подошел к отцу.

Николай несколько холодно-нетерпеливо сказал:

-- «Есть время слушать и время что-то делать. Нам представилась великая возможность спасти империю и доброе имя Романовых.

Ты верно служил нам, мы это знаем. Но чего же еще ты от нас хочешь? Стать царем?»

Отец застыл... Лицо его побледнело, а пронзительные, гипнотические глаза, казалось, потеряли свою силу.

Его дух был сломлен одним вопросом человека, которого он так уважал и любил.

Царица опустила глаза. Она не проронила в тот вечер ни слова. Ей тоже было больно. Она, как и отец, выступала против войны.

Николай II продолжил:-- «Я вынужден просить тебя не осуждать публично мои начинания».

Николай II простился с отцом и вышел из комнаты.

Потом к отцу подошла императрица Александра Федоровна.

Царица положила ладонь на щеку отца, а он взял ее руку в свою и поцеловал.

Александра Федоровна сказала:

-- «Не отчаивайся. Твое время не кончилось. Ты нам нужен, теперь и всегда».

Это был дружеский жест.

Но прежние времена вернуться не могли.

Казалось отец, не хотел выздоравливать после покушения. Думаю, виной тому непонимание и даже разлад между ним и горячо любимым им Николаем II .

Дело усугублялось тем, что вместе со здоровьем из отца уходила и чудесная способность исцелять людей.

---//---

Пытаясь заглушить боль и стыд, отец начал пить.

Отец молился с прежним рвением, но его молитвы оставались без ответа. В те дни отец был похож на внезапно ослепшего.

Вести с фронта во второй половине 1915 года приходили плохие и становились все хуже. Львов пришлось сдать, следом русские войска, испытывавшие нехватку в оружии, оставили Варшаву. Вся Польша была захвачена немцами и австрийцами.

Душевно терзаясь от невозможности как-то помочь несчастным на фронте, отец, как его ни отговаривали, послал великому князю Николаю Николаевичу записку, в которой просил разрешения приехать в передовые части, чтобы помолиться вместе с солдатами.

Великий князь, упивавшийся собой даже в поражении русских войск, ответил: "Приезжай, я тебя-повешу".

Как-то к нам пришла незнакомая старуха, изувеченная артритом настолько, что походила на сгоревшее дерево. Она страдала от невыносимой боли и умоляла отца помочь. Отец взял ее руку в свою и начал молиться. По его лицу было видно, что он растерян. Он не чувствовал в себе прежней силы. Несчастной не становилось лучше. Отец, сглатывая слезы, сказал:

-- «Прости меня, бабушка. Господь отнял у меня силу».

Наступило Рождество. Всегда такое радостное, сейчас оно казалось неуместным и даже кощунственным. Отец таял на глазах. Дуня уложила его в постель. Она ухаживала за ним, как за ребенком, и одновременно тянула на себе весь дом. Катя вернулась в Покровское.

Анна Александровна подруга царицы попала в ужасную железнодорожную катастрофу.

Она ехала из Царского Села в Петроград.

Еще час назад отец не мог самостоятельно поесть, но страшная весть заставила его двигаться -- он был нужен Анне Александровне, которую искренне любил.

Отец молча прошел мимо Николая II. Царица стояла у изголовья кровати Анны Александровны.

Отец опустился на колени у постели больной, взял ее за руку и произнес мягко, но настойчиво:

-- Аннушка, Аннушка, проснись, поглядь на меня!..

Не дождавшись ответа, он снова позвал, на этот раз громче.

Веки ее задрожали и приподнялись.-- «Отец Григорий, слава Богу.» -- И она снова впала в

забытье.

Я заплакала, уверенная, что Анна Александровна умирает.

-- Тише, дитя, -- сказал отец, с трудом поднимаясь с колен. Затем каким-то непривычным, чужим голосом обратился к царю и царице:-- Она будет жить, но калекой.

Казалось, отец хочет сказать Николаю II и Александре Федоровне еще что-то, но он повернулся ко мне:-- Пойдем.

Мы вышли из комнаты. Я шла позади него и видела, насколько ему самому плохо. Когда за нами закрылись высокие двери, отец зашатался, колени его подогнулись. Он упал навзничь, сильно ударившись о пол. Я закричала.

Мы вместе с Дуней смотрели на отца. Дыхание его было поверхностным, щеки ввалились, лицо белое, почти как наволочка, кожа туго натянута на скулах и похожа на пергамент. Тело холодное, как у мертвого.

Позже отец говорил, что, входя в комнату, где лежала Анна Александровна, он не знал, способен ли вылечить порез на пальце, не то, что сломанные ноги и разбитую голову. Но уже поднимаясь с колен у постели больной, отец почувствовал, как сила возвращается к нему.

---//---

Война складывалась для России неудачно. Завсегдатаи салонов стали искать козлов отпущения. Первыми подняли крик, как водится, именно истинные виновники: тыловые генералы, армейские поставщики, зем-гусары, чиновники высших классов, советчики царя в Ставке и во дворце.

Петроград узнал, что такое погромы магазинов и лавок, чьими хозяевами значились люди с немецкими фамилиями. При этом никто не думал о действительном отношении их к России.

Зима 1916 года даже для России была суровой. Приходилось туго всем. Хуже всех -- солдатам на фронте. Плохо одетые, плохо накормленные и плохо вооруженные, они совсем пали духом. Началось повальное дезертирство. В Петрограде и Москве женщины выстраивались в очереди у хлебных лавок и стояли на морозе целый день. Подойдя к заветной двери могли узнать, что хлеба нет. Ввели нормы на уголь и дрова.

Отец впал в глубокое уныние.

Все сорок пять лет своей жизни, за исключением очень коротких периодов, мой отец был оптимистом. Он всегда считал, что -- «на всякое зло найдется добро, которое победит это зло; на всякое страдание всегда найдется утешение; милостивый Господь всегда рядом с теми, кто обращается к Нему в нужде. Но все-таки нужно, чтобы люди к Нему обратились».

Обрывки видений являли отцу картину ужасающих несчастий. Он бродил по квартире, придавленный грузом своих предвидений.

Из-за небывалых холодов работы по хозяйству в Покровском замерли. Мама разрешила Дмитрию поехать навестить нас. После приезда Дмитрия отец немного повеселел. Но когда настала пора Дмитрию возвращаться в деревню, отец, предвидя будущее, попросил его остаться на Рождество. Сказал:-- «Это Рождество будет последним, которое суждено

встретить вместе».

Отец начал совершать длительные прогулки в одиночестве. Его сопровождали лишь охранники. Теперь он был слишком погружен в мрачные раздумья и не болтал с ними, как прежде.

Однажды под вечер, после прогулки по набережной, отец рассказал мне, будто видел, как Нева стала красной от крови великих князей. Потом отвернулся и, пошатываясь, прошел в кабинет. Там он написал длинное письмо, запечатал и отдал мне.

-- «Не открывай, пока не умру.»

Отец зачастил на "Виллу Родэ". В ответ на наши увещевания он раздражался что было совершенно для нас непривычно, и так с ним, прежним, не вязалось и буквально стонал в ответ:-- «Скучно, затравили... Чую беду! Не могу запить того,что будет потом.-- Только бы не видеть, только бы не видеть…»

---/---

Подошло время ужина. Отец пил, но не пьянел. Даже вдруг пришел в веселое расположение духа. Катя подала ужин -- рыба, черный хлеб, мед -- все его любимые блюда.

Отец ушел в спальню переодеться. Позвал меня. Я отметила, что он выбрал самую лучшую свою рубашку шелковую, с голубыми васильками, ее вышивала Александра Федоровна.

Около семи часов раздался звонок в дверь. Пришел Александр Дмитриевич Протопопов -- министр внутренних дел, часто навещавший нас. Вид у него был подавленный. Он попросил нас с Варей выйти, чтобы поговорить с отцом наедине. Мы вышли, но через дверь слышали все:-- «Григорий Ефимович, тебя хотят убить.-- Знаю.-- Я советовал бы тебе несколько дней не выходить из дома. Здесь ты в безопасности.-- Не могу.-- Отмени все встречи.-- Поздно.-- Ну так скажи мне, по крайней мере, куда ты собрался.-- Нет. Это не моя тайна.-- Ты не понимаешь, насколько серьезно твое положение. Весьма влиятельные особы замыслили посадить на трон царевича и назначить регентом великого князя Николая Николаевича. А тебя либо сошлют в Сибирь, либо казнят. Я знаю заговорщиков, но сейчас не могу назвать. Все, что я могу -удвоить охрану в Царском Селе. Может, ты сегодня все же останешься дома? Подумай. Твоя жизнь нужна их величествам.-- Ладно?».

Когда Протопопов ушел, отец сказал, ни к кому не обращаясь:-- Я умру, когда Богу будет угодно». Потом около часа мы сидели в столовой.

По просьбе отца я читала Евангелие от Иоанна:--"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог..." И отец толковал:-- «И Слово было плотию и обитало с нами».

Часы в прихожей пробили десять. Отец поцеловал Варю, потом меня, пожелал доброй ночи, потом отослал нас спать. Они с Катей поговорили еще, вспомнили о прежней жизни в Покровском, о купаниях и рыбалке на Туре, о хозяйстве. В назначенный час отец вышел из дома. Его ждал присланный Юсуповым автомобиль…..

---//---//---

Феликс был уверен в собственной безнаказанности. Уверенности ему добавляли телеграммы и телефонные звонки от представителей высших кругов общества, включая членов императорской семьи. Все они считали Феликса главным исполнителем пока еще не доказанного убийства, и все давали понять, что поддерживают его.

Потом я вспомнила о письме, которое передал мне отец вечером накануне. Села читать вслух Варе и Кате:

"Мои дорогие!

Нам грозит катастрофа. Приближаются великие несчастья. Лик Богоматери стал темен, и дух возмущен в тишине ночи. Эта тишина долго не продлится. Ужасен будет гнев. И куда нам бежать?

В Писании сказано: "О дне же том и часе никто не знает". Для нашей страны этот день настал. Будут литься слезы и кровь. Во мраке страданий я ничего не могу различить. Мой час скоро пробьет. Я не страшусь, но знаю, что расставание будет горьким. Одному Богу известны пути вашего страдания. Погибнет бесчисленное множество людей. Многие станут мучениками. Земля содрогнется. Голод и болезни будут косить людей. Явлены им будут знамения. Молитесь о своем спасении. Милостью Господа нашего и милостью заступников наших утешитесь.

Григорий".

При опознании на льду Я подошла близко. Это был, безусловно, он.

Один висок вдавлен от удара. Грязь и водоросли покрывали лицо. Самым ужасным зрелищем -- так как худшие увечья были скрыты грубым одеялом -- был правый глаз, висящий на тонкой ниточке. На запястьях виднелись глубокие, кровавые борозды -- он боролся, стараясь освободиться от пут, когда пришел в себя подо льдом. Закоченевшая правая рука лежала на груди, пальцы были сложены щепотью, как для крестного знамения.

Помню, что открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука.

---//---

1917 год. Празднуя свободу, толпа пьяных солдат разорила могилу отца. Они подняли труп на штыки, потом бросили его в костер, устроив дикий хоровод. К солдатам присоединилось несколько женщин из ближайшей деревни. Веселье закончилось оргией.

Р.S - РПЦ считает Распутина трагической фигурой, использованной для дискредитации монархии, правления Николая II, церкви, но не святым и канонизации не подлежит.

Распространение "икон" Распутина (например, написанной в 1924 г. рязанскими монахами) и акафистов ему осуждается как кощунство.

Пожертвования Распутиным на храмы и школу в Покровском, помощь мусульманам-татарам на строительство мечети и как следствие Установка жителями"часовенного столпа" в Покровском (2016 г.) Тобольская митрополия назвала "каноническим преступлением".

Патриарх Алексий II назвал инициаторов канонизации "провокаторами и врагами Церкви"

Глава 5. 27 сентября 1977, Лос-Анджелес, Калифорния.

День был долгий, ворох бумаг с записями всё никак не хотели укладываться в стройный рассказ об отце. Всё время чего то не хватало, не хватало каких то дат, имён, свидетельств. Рассказ об отце то выстраивался то терялся за ворохом бумаг и мыслей. Стук в дверь заставил посмотреть на часы, уже почти полночь подумала Матрёна, кто там припозднился.

Социальное жильё в многоквартирном социальном доме Матрёна получила уже как два года и подруги периодически навещали её. Но вот в полночь…. Не поздновато ли подумала она. «Матрёна открой, сколько можно ждать» услышала она голос. Матрёна остановилась как вкопанная думая что ей померещилось, отец…, сказала она тихо нерешительно не веря.

«Вот так ты гостей встречаешь» сказал всё тот же голос из за двери. Открыв замок она распахнула дверь. Отец... сорвалось с её губ. «А кого ты ещё ждала?».

Но я… сказала она, замешкалась, она не верила своим глазам, это был он, каким она его помнила видя его в последний раз. Он протягивал ей руку и сказал пойдём нам пора. Она не верящим взглядом смотрела на улыбающегося ей отца и пролепетала, я ещё не дописала о тебе..., мне ещё так много нужно вспомнить и расспросить тебя… мне нужно узнать….! « Не нужно, им хватит, у них своя судьба» Отец взял её за руку обнял за плечо и поцеловал в лоб. Она расплакалась как в детстве. Это был он её отец и он здесь. «Пойдём» сказал он обняв за плечо он сделал шаг от двери. Пойдём сказала она обняв отца идя с ним. Коридор стал отдалятся куда то вниз, стали заглушатся звуки города, ещё миг и все печали и заботы куда то исчезли только бескрайний золотистый мир и ощущение чистой любви. Вот я и дома подумала она…..