Читать онлайн "История Анчутки. Друзья 2"

История Историй 3.0

История Анчутки. Друзья 2

Часть 1: Огонь

Лабиринт Снов. Кукла колдуна

Посвящается моему любимому мохнатому другу Наночу

Что? …

Происходит? ...

Кто? ...

Я? ...

Тяжесть. Груз внутри. Тянет.

Куда? ...

Во что? ...

Кто? ...

Я? ...

Неприятно. Не надо. Отпусти.

Зачем? ...

Это все? ...

Кто? ...

Я? ...

– Бабушка, а что такое сны?

– Интересный вопрос. И так запросто на него не ответить. Готов вместо сказки послушать мой ответ? И простыми словами я тут не обойдусь, так что многое тобой может быть и не понято прямо сейчас.

– Да!

– Что ж, сны бывают разные. Очень разные. Есть обыкновенные. Их видят все. И связанны они с тем, что ты усваиваешь при бодрствовании. Причем зачастую, из-за того, как ограничено то, что мы можем воспринять сознательно, то что достигает нашего слабого, так-то довольно сильно, внимания, мы даже не замечаем порою, как много способны наши чувства уловить, а мозг усвоить и обработать. И занимается он этим в том числе, когда твое тело отдыхает. Мозг работает даже во сне. Иначе немного, чем при бодрствовании. Но с тем же, отличия эти не столь существенны. Многие мудрецы, да я и сама, давно подметили кое-что. То, что разделение на сны и бодрствование довольно условно. И по сути, на самом деле, то, что мы считаем бодрствованием, есть лишь еще одно проявление сна.

– Это как? Я что и сейчас, получается сплю?

– Да, это так. И не так с тем же. Говорю же, многое тобой сейчас будет не понятно, или интерпретировано не особо верно. Но вопросы задавай, тут я тебя одергивать, что не стоит перебивать, не буду. Ты еще довольно юн, чтобы в полной мере осознать, в первую очередь себя.

– Осознать? Себя? Это как?

– Смотрю, ты все бодрее, так за полночь наш разговор может затянуться, а все же, распорядка дня тебе стоит придерживаться пока твой организм так быстро растет и меняется. Да и позже же, тоже бы хорошо, здоровья будет больше, жаль, что взрослая жизнь, порою не дает таких возможностей.

Растет? В этот раз Анчутка решил не перебивать бабушку Ягу новым возникшим вопросом. Он ведь последние лет пять совершено не менялся внешне. Да и внутренне не чувствовал ничего такого. Но, мысль, что он и так уже задал не мало вопросов, заставила пока его отложить это замечание на потом. Бесенок не переживал о том, что в будущем возможности задать интересующий вопрос и получить на него ответ, не представится. У него и мысли не было, что размеренное течение его жизни может как-то существенно перемениться. Казалось, да и желалось, что все будет, как и раньше. И потому его даже не особо сильно волновало, что он все такой же кроха, хотя уже прожил вместе с бабушкой по более десяти годков. Но Яга как-то говорила ему, что разные существа по-разному растут и взрослеют. А некоторые и вообще, могут не особо меняться после определенного периода. Или до него.

– Осознание – еще более не простой вопрос, нежели сны. Но они взаимосвязаны очень сильно. Как часто ты понимаешь, что сон — это сон, а ты – это ты, но только во сне? Что ты можешь вспомнить в такой момент о том, что имеется у тебя в бодрствовании, в том, что ты воспринимаешь как реальное? И как часто ты в бодрствовании понимаешь, что ты – это ты? И кто этот - Ты?

Бабушка не ждала от него ответа. Но увидела в его глазах понимание. Все же, несмотря на малый возраст, некоторые вещи странный бесенок невероятным образом усваивал, куда лучше многих взрослых. Но скорее интуитивно.

Анчутка осознал. И тут же почувствовал. То, о чем было очень тяжело ему сказать. Слов нужных просто не находилось.

Он тут. Дома. В комнате. В своей теплой кроватке. Рядом бабушка. Такая родная, такая любимая. Там, за бревенчатыми стенами, опасный и красивый – родной край. Обитель, что создала бабушка для себя, и изменила позже для него. Чтобы он мог расти, пусть и в изоляции от всего мира, но с тем же, не обделённый возможностью познавать окружающее и себя. А за пределами обители - огромный мир, такой неизвестный, с одной стороны, пугающий, населённый огромным количеством людей и существ. Разных, очень разных. И страшит, и манит.

И вроде так все просто и понятно. А с тем же, приходит часто ощущение, что он вообще ничего не знает, в первую очередь о том, кто он такой. Это чувство. Себя. Оно такое… Непонятное. Одновременно и приятное, и с тем же тревожащее. И не разобраться. Не описать. Только чувствовать. Пока не придет невыносимость. Не достигнется граница. Предел. За которым… Что? И кто это чувствует? Вопросы. Только вопросы. И пустота внутри. Что становится все больше. Но не та, что вызывает отрицательные ощущения. Наоборот, дарит состояние необычной легкости, благости.

Анчутка осознает себя. Анчутка понимает себя. И чувствует. Это не то, что он знает как бодрствование. Это что-то другое? Но что?

Воспоминание? Да. Но отчасти. Ибо слишком уж подробное, реальное. И воспринимается как настоящий миг. Только это вот не он. Чувство, пришедшее с осознанием этого очень сильно. И верится ему легко. Это другое. Не то что происходит в реальности.

Сон? Тоже не особо похоже? Хотя, они ведь бывают крайне разные. Тем более с ним.

Не может вспомнить. Что-то очень важное. Оно бы дало чуть больше понимания. Или бы вовсе раскрыло эту загадку. Хотя пока может как раз стоит просто воспринимать? Может происходящее очень важно, как раз тем, что даст в итоге ему ответы?

– Смотрю, ты уже понял, - изменившимся голосом вдруг произносит бабушка, и ее внешний облик начинает стремительно преображаться, - Что ж, это даже к лучшему. Она тебе тогда мало успела объяснить, да и ты толком не запомнил, так что многое пришлось бы сейчас чуть ли не с нуля восстанавливать в твоей памяти. Ненужные затраты времени и усилий. А ни того, ни другого, у нас с тобой сейчас толком не имеется. Потому я сразу расскажу тебе про Лабиринт Снов в своем понимании. Меня зовут Архивариус. И я не желаю тебя зла, наоборот, хочу помочь. В том числе выбраться отсюда, при этом более или менее прежним, что довольно трудно, учитывая, куда ты попал. Так что тебе не стоит меня бояться. Вообще, лучше страху тут не давать воли. Не твои, так чужие кошмары на него откликнутся с огромной охотой. И начнут охоту. На тебя.

Нет. Не боится странного существа, которое сейчас предстало перед ним. Оно, кажется, состояло из страниц книг, хотя при этом имело форму близкую к человеческой. И простого страха нет. К тому, что его окружало, к тому, что его ждало. Было сильное желание понять происходящее. Вспомнить что-то о себе. Очень важное. Но никак не удавалось. И может из-за этого была тревога внутри, пока слабая. Нет. Не из-за этого, тут скорее легкое раздражение, что не выходит. А беспокойство связанно с чем-то иным. С тем что он тоже никак не мог вспомнить. Но также не менее важное.

– Для начала, нам следует покинуть именно это место. Это как раз позволит тебе себя больше осознать и вспомнить. Тогда то, что я поведаю тебе о Лабиринте Снов, да и не только, поймется куда лучше. Готов мне довериться?

А есть выбор? Стоит ли задать вопрос, о том, какие еще варианты у него имеются? Если подумать, то сам он точно не разберется. Если, конечно, вдруг каким-то чудом не вспомнит. Или все это само по себе не закончится.

Кровать, кажется, стала меньше. Так же, как и его комната. Но причина изменений не в них самих, а в нем. Он сам стал больше. Руки, первое что бросается в глаза. Синие. Безволосые. Такие человечные. Посмотреть в зеркало?

Существо между тем терпеливо ждет его решения. А он медлит. Будто ждет, что придет хоть какая-то мысль, что позволит ему решить, как лучше поступить. Но голова, кажется, с каждым мгновение только еще больше пустеет. Так посмотреться в зеркало или нет?

Что-то на его груди приходит в движение. Из-под пижамы появляется небольшой амулет в виде черепа, который как оказывается висит на простой веревочке у него на шее. Он тянет его вперед. К незнакомцу. Что ж, вот видимо и то, чего он ждал. Не изнутри, но снаружи, тоже довольно неплохо.

Встает. Осматривается. И понимает, что зеркала на привычном месте не наблюдается. Да и нигде поблизости. Что ж, еще одним вопросом меньше. Но можно ведь и просто потрогать свое лицо. Прикасается. Гладкая кожа. Черты тоже очень человеческие. Почему? Спросить незнакомца? И снова понимание, что пока не стоит.

Архивариус покидает комнату. Бесенок следует за ним, но оказывается не в привычном коридоре в доме у бабушки, а в другом месте, но тоже находящемся в ее обители. Он сразу вспоминает его. Старый колодец. И черная гора на его фоне. Над ее пиком огромная луна. Красивая. Завораживающая. Манящая. Таинственная. Тревожащая. Всего на мгновение, кажется изменившаяся, так что у нее появились глаза, и улыбка. Но не испугали. А принесли ощущение родства.

Колодец тоже очень родной. И воспринимается совсем иначе, чем прежде. А еще, он здесь кажется более настоящим, чем все остальное, за исключением разве что Архивариуса.

А он? Сам он, Анчутка - настоящий? Он и правда – это он? Или кто-то просто думает, что это он? Отчего эти мысли? К чему? Зачем?

– Будет трудно, - Прерывает молчание спутник, - Очень трудно. Уже здесь, ты чувствуешь, как это место способно на тебя сильно влиять. Но дальше мы погрузимся куда глубже. Это единственный способ тебе попробовать вернуться обратно. Просто вернуться назад, подняться на несколько уровней выше, до обычных состояний сна уже не удастся. Ты уже далеко не в простом сновидении. Это уже лабиринт в лабиринте, который в другом лабиринте, и так далее, до бесконечности. Это если двигаться обратно. И попасть в зацикливание. Но прежде, чем я более подробно и понятно тебе объясню, ты должен больше почувствовать и увидеть. Посмотреться сначала в этот колодец, а потом нырнуть в него.

Амулет на груди, как оказалось тянулся не за Архивариусом. А как раз к колодцу. Сейчас он еще и сиять слегка стал. Даже казалось, что улыбка на черепе стала шире, а у него по бокам, там, где у нормальной, еще во плоти, головы, были уши, появились небольшие наросты. Вот ему, этому странному артефакту, Анчутка отчего-то доверял. А своему спутнику, нет. И чувствовал, что так и надо.

Архивариус, кажется, совсем не заметил странного амулета. Продолжил вещать:

– Погружение будет сопряженно с тем, что ты увидишь сны. Не простые. А об воспоминаниях. Но не своих. Чужих. Но с тем же касающихся тебя. И чтобы тебе была понятна лучше моя мотивация, я кое-что отобрал специально для тебя. Вот, тебе следует взять это, и держать крепко. В том числе оно убережет тебя от попадания туда, куда вот совсем не следует попадать.

Спутник протянул Анчутке бусы. Бесенок ощутил их не малую тяжесть, поначалу показалось, что он вообще не способен их удержать и выронит тут же. Но рука быстро привыкла. Почувствовала огромную силу внутри каждой бусинки. Они были разные. И если вглядеться, то в каждой из них что-то было. Огромное, непонятное, живое.

Амулет внезапно сорвался с веревочки, подлетел к бусам, и встрял между ними. Они тут же рассыпались, обращаясь кольцами, которые стали сливаться, пока не осталось одно, с висящим на них черепом, теперь уже еще больше изменившегося, и к двум прежним увеличившимся наростам, присоединились еще два, на местах, где должны быть нос и шея. Кольцо тут же повисло на левом ухе бесенка. Давший бусы Архивариус, опять казалось, этого странного преображения своего дара не заметил.

– Для начала ты должен нырнуть в этот колодец. Дальше путь будет возможен при проходе через двери. Они будут помечены специальным моим знаком. Да и бусы тебе подскажут, куда тебе именно следует двигаться.

Анчутка подошел вплотную к старому колодцу. Но вопреки родившимся странным ожиданиям, внутри него бесенка ждала серая вода. А должна была быть черной. Странно. И неправильно. Осознание на уровне чувств. Разум продолжал в основном молчать. Он старался найти что-то об этом в своей памяти. Но та не откликалась на призывы, и не выдавала нужных воспоминаний.

Из черной глазницы черепа, висящего на ухе Анчутки скатилась вниз черная слеза. Капнула в серую жидкость, и она на мгновение взбурлила, преображаясь. Вот теперь другое дело. То, что нужно. Даже лучше. Ибо в черной воде проступили во множестве белые спирали, уходящие в глубину колодца. Анчутка выдохнул, почувствовав, что вот как раз так будет поступить самым верным образом, и перегнувшись через каменную кладку, ухнул в необычную жидкость.

– Стой! – В последний момент Архивариус, кажется, понял, что все происходит не совсем как он запланировал. В его крике было не только сильное раздражение, но и легкий страх.

Анчутка же не услышал вопля своего спутника. Стоило только его голове оказаться под водой, как он вдохнул ее, заполняя одновременно и свои легкие и желудок странной жидкостью. Она была обжигающе холодной, умиротворяюще горячей, будоражаще родной.

Чем глубже было погружение, тем больше бесенок терял те немногие остатки себя, что у него имелись. Растворялся, забывался. Становился одним только вниманием. Наблюдением.

– В чем твоя истинная мотивация, когда ты раз за разом меня посылаешь с ней на задания, которые грозят ей гибелью?

Голос Бродяги был спокоен, холоден.

– Ты ведь не знаешь, чем я пожертвовала, во имя того, чтобы этот мир был таким как есть? Мог существовать сам по себе долгое время. Развиваться и дать возможность жить в себе огромному количеству разных существ и людей. Идти путем, который не управлялся бы какой-то одной или парой могущественных сил. Но в итоге все закончится все равно очередной войной всех против всех, с неизбежной катастрофой для всего сущего. Но ты подозреваешь, что пожертвовать своей жизнью, мне было бы куда проще. Ибо ты тоже пожертвовал почти всем. В том числе и человечностью. Ради того, чтобы ограничить тех, кто жаждет власти над всем. Абсолютного могущества. А в идеале остановить их раз и навсегда. Уничтожив. Убив всех до единого.

– Смерть ради смерти, - голос Воина слегка дрогнул, но внешне он оставался невозмутим.

– Боль ради боли, - поддержала его Яга, - Но во имя лучшего. Для всех. Но на самом деле только для себя.

– Не так уж и сильно мы на самом деле отличаемся от тех, против кого боремся.

– В том числе и методах, - грустно вздохнула бабушка, - Да, ты все правильно понимаешь. Если она окажется на грани гибели, ты должен будешь завершить начатое. Ее смерть не должна быть напрасной.

– Ты для этого ее вырастила? Для того чтобы, когда придет время, пожертвовать ею? И откуда у тебя уверенность, что я распоряжусь приобретенной силой во благо?

– Нет у меня уверенности. Есть знание. Ты сначала сгубишь своих врагов. А потом и себя. Пламя ненависти спалит не только твоих обидчиков, но и тебя. Но тут выбор стоит между двумя местями. Одна даст этому миру, да и другим, шанс уцелеть, хоть отчасти, а другая ничего не даст кроме еще большей беды. Коли она утолит свое желание мести, то после этого сгинет во Тьме, станет ее частью. Последнее Дитя Чистого Света. А ты, уже во Тьме. Но воссияешь в ней. Уничтожив в итоге все, в том числе и ее.

– Но зачем откладывать это? Столько столетий обманывать ее? Давать ей надежду. Обманывать ее жизнью.

– Просто не могу иначе. Слабая я. И потому возлагаю на тебя этот груз. И на случай. Это глупая надежда. Вера в некое чудо.

– Жестоко. Но мне понятно. Хотя вот то, что ты новую зверюшку подобрала, меня немного тревожит. Зачем? Или ты так готовишься к ее потере и с помощью него планируешь хоть как-то компенсировать? Или же уже не можешь иначе. Инстинкт заботится о ком-то? Растить? Быть вечной матерью?

Яга пожала плечами. Она и сама не понимала. Просто почувствовала в нем нечто необыкновенное. Такое, от чего этот разговор сейчас у нее вызывал куда большую боль. И с тем же, такую глупую надежду. Что она врет. Вот как раз сейчас. Пытаясь действовать как прежде. Как они. Разумные и правильные. Считавшие себя добрыми. Воинами света. Но принесшими в итоге только Тьму.

Осознался.

Искаженное. Речь двоится. В ней разные слова, разные чувства. Хоть в общем и кажется, что говорится об одном и том же. Но чувствуется в свете излучаемым серьгой-черепом, что здесь кроется сильный подвох. Его пытаются обмануть. Внушить ему определённое понимание, что исказит то, что есть. Иллюзия.

Вспомнить. Как хочется вспомнить, как есть на самом деле. Увидеть настоящее. Перестать быть обманываемым.

Он так устал. От всех этих манипуляций. Попыток ему внушить разное. То, что не его. То, что не для него. То, что против него. То, что ему вот совсем не нужно. Да и другим он этого вот совсем не пожелает.

Он видит за говорящими дверь. По ней сразу становится понятно, что она имеет отношение к Архивариусу. Специальный знак? Да она все полностью состояла из листов книг! Но Анчутка не спешил к ней идти. Что за ней его может ожидать кроме очередной лжи? Крупицы правды, что он не будет способен различить сознательно, но понять не ясно в чувствах? Нет, ему нужно иное. Он и так уже устал. Запутался. И тут, во снах, все больше понимал, что это как раз чревато. Поиск. Он тут бесконечный.

«Дверь без двери», - тихий шепот, или едва различимая мысль? Череп в ухе подвигал слегка челюстью. Да, это от него. Бесенок оглядывается. Ни за что подходящее взгляд не зацепляется. Разум тут ему вряд ли помощник. Думай, не думай, а толк будет если не околонулевой, то скорее отрицательный. Чувства. На них стоит тут в большей части полагаться. На ощущения. Наблюдение. Но не за внешним. За внутренним.

Открыть дверь без двери? Войти в необычной состояние. Понимания себя. Осознания. Все остальное, навязчиво лезущее из вне игнорировать. Сбивает, спутывает. Вот его задача. Манипулировать им в своих интересах.

Архивариус? Да. И не только он. Еще чья-то чужая воля начинается чувствоваться все явственнее. Не только он наблюдает. Но и за ним. Пока оценивая. Пытаясь понять, что он такое. Опасен ли он. Можно ли его использовать, и как. Станет ли полезной марионеткой, или его лучше уже сейчас, в зародыше, уничтожить.

Нельзя. Показывать себя. Настоящего. Не здесь. Там, где еще многое способно различиться. Опознаться. Познаться. Глубже. Внутрь.

Дверь без двери. Внутри. Чувствует. Открыть. Открыться. Принять. Забыться.

Наблюдать.

Она уже была на последнем издыхании. Свет в ее глазах почти померк. Из нее почти все уже извлекли.

Сосуды, по которым струился от нее яркий свет, наполнял огромные емкости за ее спиной. Очень драгоценная магия. Плохо будет, когда она иссякнет. А потому по другим трубкам к телу эльфийки поступает энергия. Жизненная. От существ, что лежат в своих стеклянных гробах. Расходники. Не особо сильные. Но большего могущества от них и не требуется. Много энергии может вернуть ей необходимые для попытки освободиться силы. А она должна была оставаться на грани между жизнью и смертью, чтобы выполнять свою функцию. Источника силы.

А ведь они одни из главных противников Торгового Союза. И по силе уже с ними почти сравнялись. В том числе и из-за методов, которые они практиковали. Жертвовать чем-то во имя своей великой цели. Ради свободы. Ради независимости. Выжить они могли и под пятой Архов. Даже занять подобающее своей силе место. Возможно, что даже побороться за то, чтобы войти в высшие классы торговцев. А там уже и за относительное бессмертие и самый высокий статус побороться. Стать одним из тех, против кого сейчас сражались. Архом. Все же в прошлом это происходило довольно часто. Правителями могли стать и представители покоренных, принявших свое рабство народов.

Оставить как есть? Просто развернуться и уйти? Подождать? Пока они будут грызться между собой. Заодно правда губя тысячи невиновных. Обманутых. Тех, кого они обещают осчастливить. Только вот цену за это требуют высокую. Смерть. Не всех. И не скажут, что довольно многих. Нет, слукавят, уйдут от прямого ответа, завуалируют. Как они это прекрасно научились делать. Иначе, не извратив себя, не став мастером лжи, власти не снискать.

Он не сильно от них отличается. Разве что врет себе меньше. Не скрывает самого главного. Своей самой большой ненависти. К себе. За все что свершил. Вершит. Свершит. И понимания, насколько это все бессмысленно.

Это еще в первые столетия удается игнорировать упрямо реальность. То, что не делай, все равно проигрываешь. Счастье выдумка, покой недостижим. Вовлекшись однажды, из-за своей ущербности, чего-то внутри, что беспокоит тебя, ищет чего-то лучшего, для себя, и вроде как для других, потом просто не остановиться. Не принять, что все усилия были напрасными, более того, вредящими тебе.

Ты тонешь. И этого никак не остановить. Не добраться до дна. Умрешь раньше. Отравишь уже собой и без того мертвые воды. Станешь их частью. Усилишь их, сделаешь больше. Чтобы уже нового утопленника они приняли в свои холодные и жадные объятия.

Он не оставит как есть. Не может уже. Но выбор все равно остается. Сейчас? Или же нет. Добить или спасти. Продолжить агонию, или же уже завершить это, чтобы начать новый этап. Для него последний. Готов он воссиять?

И как же это легко будет. Не смотреть в ее угасающие глаза, понимающие, что умирают. Но с надеждой на перерождение. А его не будет. Но этого ей тоже лучше не знать. Что он заберет себе то, что не взял много лет назад уже. Дрогнул тогда. Остановился. Как оказалось не зря. Иначе бы они получили эту силу. Да и не готов он был к ней. Сейчас вот да. И не в последнюю очередь это заслуга Яги. Она тоже его воспитывала. Как и Эль. Менее заметно нежели эльфийку. Но с ним только так и можно было. За это он бабку ненавидел. За то что стал ее слугой. И не мог уже ничего сделать. Кроме как разорвать эту связь. Убив ее. Но всему свое время. Сейчас вот стоит принять решение по поводу Эль. Настало ее время, или еще нет?

– Ты кто такой?

Один из них. Бродяга даже мимолетного взгляда не обратил на его лицо. Не стоит внимания. Тем более… Едва заметное движение руки, а тонкое и очень острое лезвие клинка даже плотью рассекаемой не воспринимается. Тело, разделённое от макушки до паха, опадает двумя половинками.

Сколько еще их таких будет безымянных? Он уже давно не считал. Еще до того, как практически истребил целый род эльфов. А ведь первая отнятая жизнь принесла с собой долгие годы противоречивых чувств. В основном сильное сожаление. Что не смог найти иного пути. Что устал терпеть. И принял более легкое решение. Устранить того, кто никак не унимался, и желал тебе смерти. Упрямо игнорировал все попытки договориться. И с тем же, не был законченным гадом.

Да и существует ли абсолютное зло, воплощенное в человеке или существе? Такое что творит только разрушающее, ужасающее, всему сущему противное? И при этом не порождает даже крупицы блага? Сейчас Тысячелетний Воин мог ответить на эти вопросы твердо. Нет, абсолютного зла ему за долгие годы так и не встретилось. Более того, все, кто пал от его руки, прямо или косвенно, считали себя как раз поборниками если уж и не добра, то правильного и хорошего.

Все стремятся стать счастливыми. Только вот пути избираются разные. А итог не очень и разнится. Те, кто заканчивают свой путь, навсегда, или лишившись памяти о своих прошлых воплощениях, счастья не обретают. Может быть временное, но скорее удовлетворение, а в большинстве случаев, все же ожидание было более богато на чувства и эмоции, да, терзающие, но с тем же, не разочаровывающие, как итоговый вариант.

Что ждет его? Тоже самое. В этом он себя иллюзиями не тешил. Давно уже отказался от такой глупости, как поиск счастья. Внутри него было очень сильное желание. И прекрасное понимание, что его удовлетворение не даст ему ничего, кроме еще большей боли. Но он не мог остановиться, воспротивиться ему, найти иной путь. Был слаб. И прекрасно себе в этом тоже отдавал отчет. Но когда это произойдет, он надеялся, что внутри кроме боли ничего не останется. Только она, в своей незамутненной чистоте. Даже без страха.

И не одного желания. Ничего. Только отвращение и пустота. Тогда все и закончится.

Не нужно ему сиять. Это может лишь отстрочить неизбежное. Лучше оставаться таким же незавершенным. С изъянами. И их прекрасно осознающим. Может быть это его погубит. Такой вариант он тоже со счетов не сбрасывал. Даже считал, что скорее всего именно так и произойдет. Год от года Архи становятся только сильнее. И более могущественные существа и их коалиции выступали против Торгового Союза. Но итог - они либо теперь с ними, либо упокоились навечно.

А покой и был вторым самым сильным желанием Бродяги.

Заключенная эльфийка ведь такая же как он. За одним исключением. Она еще верит, что, свершив месть, конечно после того, как узнает, кто повинен в гибели ее народа, то сможет начать нормально жить. А ведь Эль даже не понимает как это – нормально жить. Так, глупые представления, которых она нахваталась из сказок.

И все же, реальность понемногу меняла ее. Пусть она и сопротивлялась этому изо всех сил. Он тоже так поступал. Пытался найти новые смыслы для жизни, когда прежние показывали свою несостоятельность. И так раз за разом. Пока внутри не появилась постоянная пустота, от года в год только растущая.

Мечи отсекают те трубки, что извлекают из нее энергию. Магия еще некоторое время течет в окружающие пространство, но заклинания, которыми были зачарованы трубки теряют свою силу.

Эль нужно не так уж много времени чтобы восстановиться. Пока она будет очухиваться, он может заняться теми, кто ее пленил. Не сильно, но проредит их ряды. В основном обычных воинов. Они во все времена просто расходный материал, и их потеря не сильно ослабит противника Торгового Союза. Но разозлит, как и потеря такого ценного ресурса как эльфийка, очень сильно. Тем более, что Бродяга постарается сделать так, чтобы ответственность за произошедшее была возложена именно что на Архов. Да, сомнительно, что они станут в итоге теми, кто их остановит. Да и даже если произойдет чудо, и каким-то образом они одолеют Торговый Союз, то по итогу мало что изменится. Они сами им и станут. Одни правители сменятся другими, суть же не поменяется. Но то, что появится, будет в итоге куда сильнее, чем имеющееся сейчас по отдельности.

Нет, Торговый союз войной не остановить. Бродяга это прекрасно понимал. Надо ждать особого момента. Это все что у него есть – время. Роскошь, да, многими желаемая. И с тем же вот совершенно без понимания, чего на самом деле они так сильно хотят. Каково это быть бессмертным. Как это тебя губит. Медленно, но неотвратимо, превращая в монстра.

Империй было множество. Была даже божественная. И где это все сейчас? Следов оставило после себя изрядно, но с тем же, нет больше всего этого. А новое, на самом деле, мало чем отличается по сути. Формы да может принимать разные. Взращённые в войне, войну порождающие, войной живущие. В войне и сгинут. Сколько бы побед ты не одержал, в итоге тебя ждет поражение. Никто еще этого не избежал.

Смешок.

«Обманули дурака. Они есть.»

Не важно. Ничего не важно. Никто не важен. Это приходит с долгими годами. Проклятье бессмертия или очень долгой жизни. Разочарование во всем. Потеря смысла. Потеря цели. Даже если она была изначально очень сильна. А в моменте, подпитанная кровью тысяч невинных, казалась стала абсолютно монументальной. Ты и есть только она. Всепоглощающий огонь мести. Воздаяния. Справедливости.

Остановить. Наказать. Уничтожить. Чтоб впредь не повадно было.

По мелочи. Исправлять. Улучшать. В меньшем масштабе. И все больше понимать. Это не помогает. Одних негодяев наказываешь, зачастую казнишь сразу, только вот их меньше не становится. Приходит понимание, порода у них такая. Не могут они иначе. И будут порождаться вновь и вновь. Все твои усилия, получается, испытанные страдания – впустую. Все эти шрамы на теле и на душе, порожденные смертью тысяч – напрасны.

Зло не изжить. Оно неотъемлемая часть всего сущего.

Смешок. Продолжительный.

«Какой же он тупой! Очередное свидетельство, что многие годы не обязательно равно – многая мудрость. Как раз может быть с точностью до наоборот. Просто невероятная куча дурости.»

Смешок.

«Привет, кстати, рад нежданному знакомству! Тебя как зовут? А нет, постой, так же неправильно. Я сам вроде как должен представиться первый. И это неправильно. Ну там, у вас, где типа, реальность, так поступать верно. А здесь? А тут может быть что угодно! Правда, здорово?!»

– Проклятье! – выругалась Эль, откашливаясь. Свет быстро окутал ее, созидая одежду, и укрывая обнаженное прежде тело.

А он так и не ушел. И вот она взирает на него своими двумя невероятными звездочками-глазами. Сияющие, но не ослепляющие. Такие добрые, чистые, теплые. Мягкие. И все же… Подобный ему, может увидеть в самой глубине этой сказочной радости и счастья, благости и запредельного понимания, всепожирающее пламя боли. Острого желания. Неугасающей никак цели. Будет тлеть. Но не угаснет. Как бы тверд не был разум в своих убеждениях касательно реальности. Это способно только разгораться периодически. Ему только пищу для этого дай. Напоминанием, о том, из-за чего оно в тебе возникло. Стало неотъемлемой частью тебя. Без него ты уже не можешь жить. Последний смысл. Единственная цель.

Отомщу. За этот пламень в твоих глазах.

Чистый искренний смех. Такой заразительный.

«А вон оно как получается. Чего только не поведают тебе сны. Но это если ты умеешь их чувствовать. Ты вот точно этим одарен. Чудесно! Это так сказочно! Встретить подобного себе. Впервые! Так волнительно. Что забываю даже важное. Про контекст. Он очень важен.

Но ты уже начинаешь понимать. И все больше мне в этом меня напоминаешь. А как я могу не нравиться самому себе? Ох, как же забавно! Это же может… Может даже поиграем?

Я так долго об этом мечтал! Не в одиночку. А с кем-нибудь. Ты ведь чувствуешь, да? Понимаешь, меня?»

Да. Такое знакомое, легкое, но с тем же медлительно-тягостное, ощущение. Вроде и в груди где-то. А с тем же, нет. Грустно.

Одиночество.

«Макулатуре не верь, - Серьезно, - Он специально вырывает из контекста, чтобы тебе внушить нужное ему. Говорить начнет, так и вовсе одарит тебя самой гнусной ложью.»

Снова смеется. От души. Замечательно так.

«И мне тоже не верь! Даже и не вздумай! Я же это, порождение этого. Снов! Во как! Впервые кому-то признался. Аж на душе полегчало бы. Коли была бы она у меня.

Я, знаешь ли, частенько теряюсь. И потому, честно, снова впервые, говорю, сам себе не доверяю. Кто я? Все время теряюсь. И ищусь, ищусь, а нахожу… Макулатуру вот всякую. Ох и гнусь он, в отличие от твоего друга. Кстати, о нем, продолжим грезить чужим? А чего я, вопрошаю, коли могу? Да еще и безнаказанно и без вреда? Вперед! Во сны!»

Глупость. И попахивает крайней низостью. Даже для него. Или причина его внезапной неуверенности и сильного нежелания исполнять указания Яги в ином? Он боится?

Открыться. Показать себя истинного. Хоть ненадолго. Даже перед тем, кому доверяет. Даже ради еще одного шага в направлении исполнения своей Цели.

Снять маску. Обе маски. Вроде как притвориться. Собой. Прежним. Чего проще, казалось, для него, Тысячелетнего Воина, коему все безразлично, кроме Великой Мести.

Он боится. И хочет этого. Хоть ненадолго. Почувствовать. Как это было раньше. Каково это быть живым. Каково это чувствовать. Позволить себе просто быть.

Просто быть. Просто жить. С простотой внутри. С легкостью. Без невероятного груза Цели. Единственности. Ограниченности. Без всего этого, что стало Бродягой.

Вспомнить имя. Свое прежнее. Первое. Сказать его ей, испытывая при этом реальное смущение. Сбиться. Замяться. Залиться краской. Будто и правда. Будто он и правда еще где-то внутри живой. Чувствующий.

Так иначе. Сколько они уже раз исполняли вместе поручения Яги? Хотел бы, не сосчитал и не припомнил каждый раз сейчас. Но ведь всегда было и что-то общее. Просто теперь он позволял этому быть открыто.

Странное чувство. Он не мог этого признать. И с тем же, давал этому быть. Вроде, как и ограничивал, старательно игнорировал, и с тем же, исподтишка, само обманываясь, испытывал, и наслаждался.

Каждый раз. Но только с ней. Исключительно с ней.

Все он понимал на самом деле. Не мог не понимать. Не мог не замечать рождавшегося ожидания. Того как бабка снова скажет ему, что им вновь с Эль работать. Пробурчит, как он этого не любит. Сколько раз он при этом замечал едва заметную усмешку старой? Редко. Но и одного раза было достаточно. Раскусила. Давно уже. Прежде чем до него стало доходить. Не могла она не понять. Он себя иллюзиями не тешил. Никогда ему с Ягой не сравниться. Даже близко к ней не подобраться. Она во всем всегда будет его несравненно превосходить. Это бесило. Это воодушевляло.

Его смех лучится добротой.

Бабушка.

«Мама. Да. Всегда с большой буквы Мама. Даже когда потеряла почти всех своих родных детей, она не потеряла себя. Когда я думаю, а какая могла быть моя мама, то всегда обращаюсь к снам о твоей бабушке. Их не так уж много. Но все же, хоть косвенно, по мелочи, вот как сейчас, что-то удается урвать. Как бы могущественна Яга не была, тут она нам с тобой сильно уступает.

Сколько же у нас общего! Мы с тобой одной крови! Мы с тобой одних кварков!

Знаешь квантовую физику? Такая забавная штука. Макулатура тебе точно о ней не поведает. Да и про сны наплетет всякого. Усыпит твое внимание, и своими заумными речами попытается тебя наставить на тот путь, что ему желаем.

Глупец!

Не ведает с кем он связался! Со мной! То есть конечно с тобой. И от того я ему не завидую ни разу. На путь! Да меня! То есть тебя, конечно же. А что мы все об нас, да и об нас, давай лучше дальше о чужом чудесном и сказочном!»

Ему понравилось. Все. Быть собой прежним. Быть с ней.

Холодность, которая у нее сама по себе возникла по отношению к Бродяге, в качестве взаимности на его отстранённость, к обычному человеку, которым он ненадолго вновь стал, отсутствовала. Эль была весела и беззаботна большую часть времени. Могла себе позволить это. Задание не было сопряженно с особыми рисками вступить в смертельную схватку. Да и эльфийка была достаточно опытна, и все равно, наметанный взгляд Воина мог рассмотреть, что внутри она собранна и готова ко всему.

А еще она заботилась о нем. Оберегала. Это была так не привычно. Чувствовать, что кто-то не просто прикрывает твою спину, а берет ответственность практически полную за твою сохранность. И не только потому, что ты по легенде куда, как слабее. Они не то, чтобы поменялись ролями сейчас. Бродягу эльфийка не воспринимала как того, кто был ее сильнее значительно. Не равной. Они были казалось слишком разные. Но в тоже время в сути своей практически равные по силе.

И с тем же, Эль не считала Воина за «своего». Она знала о его истинной цели. О том, что движет им на самом деле. И пусть и врала себе очень сильно, но считала, что у нее внутри преобладает иное. Стремление сделать этот мир лучше, в первую очередь, добрее. Да, она очень желала узнать, что случилось с ее народом. Кто истребил их. И почему только она осталась жива.

Больно. Как же больно внутри становилось сейчас. Когда маски защищающей тебя нет. От понимания того, что он свершил. Да не по своей воле. Но именно его действия и желания завели его в эту жуткую ловушку. И как ты не юли, но ответственность за происшедшее на нем была очень большая.

И он о чем-то позволяет себе еще мечтать? Пусть исподтишка. Пусть загоняя это все как можно глубже. Это ведь изначально обречено. Никакое чувство не способно взрасти на этой почве в достаточной степени. Когда-нибудь правда откроется. Он не сможет в себе ее больше держать. Особенно, если чувство и правда наберется достаточной силы.

Не простит. Он себя. И как тут ждать прощения из вне?

Нет. У него нет выбора.

До того дня еще был. Но после первого павшего от его руки эльфа, осталось только одно. Продолжить двигаться к ранее намеченной цели. Теперь ставшей куда сильнее. Столько крови ее стало питать. Столько боли. Столько лжи.

Яга. Как она справляется с этим? Живущая гораздо дольше нежели он. Испытавшая всякого. Сотворившая всякого. И какова цена хорошего, даже больше порожденного, коли плохого тоже было в итоге не так уж и мало. И порою такого, что оставляет глубокие, никогда не способные исчезнуть шрамы. И сколько правды она укрывает, сколько лжи порождает постоянно для этого?

Как сохранить человечность, когда постоянно сражаешься с монстрами, и уже сам отчасти им стал?

Или может быть только краткий момент, когда ты можешь позволить себе притвориться прежним. Чтобы то, чем ты стал, ненадолго, отошло на вторые планы. И ты уже его старательно давил и скрывал от себя же самого.

Себя самого. А кто он?

Имя ей сказал. И что-то промелькнуло в ее глазах. Понимание. Что-то тут не так. Просквозило. Неверие. Притворство. Его собственное. Самозванец. Мошенник. Лгун.

Позже. Во время одного из своих дозоров, когда она спала, взобравшись на дерево, он позволил себе. Поплакать. Так странно. Так не привычно. И с тем же, чуточку легче. Совсем малость.

Скоро возвращаться к себе прежнему. И этого так не хочется. Но с тем же, только он и способен завершить начатое. А другого пути у него и нет. Не вернуться. Он это понимает. Слишком сильно, чтобы была возможность от этого сбежать и спрятаться. Даже если бы вдруг она ответила взаимностью, и предложила все бросить, и начать новую жизнь, в самой далекой стороне от всего того, чем они жили прежде.

Не сможет. Никуда не деть из памяти, того, что произошло.

«А чей-то мы себе не насновидячим чего-нибудь более конкретного?»

Белое. Множество оттенков белого постоянно смешиваются, переплетаются, сливаются. Хаотично.

«Детали. Они так важны. И с тем же, очень коварны. Надо понимать, на что именно обращать внимание. Какие выделять, какие игнорировать. Но никогда! Никогда! Слышишь?! Не придавай ничему значения.

Иначе…

Поссоримся.»

Проступают. Иные оттенки. Не белого уже в полной мере, но пока еще очень близких к нему. Алебастровый, жемчужный, кремовый, бежевый.

Темнеют. Насыщаются. Преображаются все больше. Что-то прям сильно выделяется. Очень мало, прям черточки. Они быстро становятся, кажется, черными. И делят. Отделяют. Выделяют. Растут по немного. Удлиняются, и с тем же, истончаются.

Простейшие формы. Еще и наполовину не ограниченные, не изъятые из общего.

«Все было ничем. Ничто было всем. Нигде и никогда. Помнишь? Не помнишь, хех.

Постарались. Изъяли. Думали там оно. Хах! Вот же слепые кроты! Думают, что натолкнулись на золотую жилу. Но мы газ. Ядовитый газ. Смертельный.

А я все предусмотрел. То есть ты. Ну как предусмотрел. Даже и не догадался. Я вообще действую без какого-либо плана. Ты действуешь скорее по наитию. Или тобой действуют?

Насколько мне вообще позволительно думать, будто я независим? Что меня изначально не сделали таким, чтобы я не мог иначе поступать. Это ведь просто. Особенно когда тебя ограничивают такой пакостью, как душа.»

Глубина. Пока еще едва проявленная. Но что-то уже позволяет появиться неким зачаткам плоскости. Пока только одной. Но она начинает слегка уже подрагивать, как бы двоясь.

– Не смотри на меня так.

– Не могу. Ты… очень красивая.

Он, наконец-то, это сказал. Признался. Констатировал факт. Того что она ему нравится. Вслух. Но так-то эльфийка уже давно должна была понять. Мудрости и чутью ею порожденной, могли многие позавидовать ей. Но вот хватит ли ей глупости, чтобы позволить в себе ответную, хотя бы более отличную, чем она дарила другим, симпатию?

– Это ни к чему не может привести. Я совсем не та, к которой стоит испытывать подобные чувства, позволять им становиться сильнее. И дело тут далеко не в том, что в отличие от тебя я могу жить почти неограниченное количество лет и имею возможность перерождаться.

Да, это не играло никакой роли. Не в их мире. Ведь даже не обладающий душой человек, мог ее приобрести. И не только получить шанс на новые жизни, но и также самую первую сделать куда как длиннее. Он ведь как раз это и свершил. Но цена этого, как раз и была истинной причиной того, почему они никогда не будут вместе. И отчего не стоит даже мысли допускать о том, что их чувства могут стать сильнее. Это лишь все сделает еще хуже.

– Да, ерунда, - Он мог позволить себе отшутиться в этом образе, - Ты ведь уже поняла, какой я повеса. Не одной юбки упустить не могу. Да они и рады мне поддаться, такому-то красавчику. Но согласись, мимо тебя я точно пройти не могу просто так. Такая солнечная красота. Такая неземная теплота. Такая невероятная доброта.

Пухленькие щечки заливаются румянцем.

Есть вещи, которые просто невозможно в себе кажется окончательно подавить. Желание быть ближе с одним единственным. С одной единственной. И если слабое чувство, легкий морок, быстро сгинет, то настоящее, будет преследовать тебя долгими годами. И становиться только сильнее. Но с тем же, лишенное страсти, и другие неприятных аспектов, это чувство достаточно само по себе. Хотя все же есть одно желание, просто им поделиться. Пусть в ответ и не будет взаимности.

– Это лишь часть меня, - вдруг тихо признается она, - Та, что преобладает большую часть времени. Но с тем же, во мне есть и такое, что тебе точно придется не по душе. И как бы я не хотела, не мечтала порой, об иной судьбе, той в которой могли бы иметь место вещи, доступные большинству, понимаю, что это мне не дано. По крайней мере пока. А ты вряд ли будешь готов ждать не десятилетиями, а столетиями.

– А вдруг?!

И действительно. А вдруг?

«Все возможно! Хм, а это во мне кто оставил такой странный след? Как это все может быть возможным? Что, даже невозможное возможно? Но как такое возможно?

Нашел, где задаваться семи глупыми вопросами! Глупец глупца видит из далека, но только отражение свое и способен так кликать!»

Объём. Явился. В нем сосредоточия будущего. Точки. Неопределенные.

Делятся. Одинаковые. Непроявленные. Неотличимые.

Сбой. Ошибка. Другое. Аномалия. Неудачное. Исчезает.

Сбой. Ошибка. Другое. Аномалия. Лучше. Но снова не долгое. Сгинуло.

Сбой. Ошибка. Другое. Аномалия. Устойчивое. Но не лучшее. Не превосходящее.

Сбой. Ошибка. Другое. Аномалия. Устойчивое. Лучше. Начинает преобладать.

Сбои. Ошибки в ошибках. Аномалии в аномалиях. Соперничают. Одни гибнут, другие воцаряются. Правят, пока новая волна улучшенных ошибок не сменяет их.

«Меняешься и меняешься. Может понемногу, а может и сразу прям довольно радикально. В какой момент, ты уже не тот, что был ранее? Какие основания у тебя полагать, что ты все тот же, что некогда проявился во свете?

И что есть свет? И о какой тьме идет речь? Она ведь, это лишь отсутствие. Отсутствие света. Но самой по себе ее получается и никогда и не было. Но что тогда эта Тьма на самом деле?»

Ложь всегда приводит к беде. Вот и его притворство не могло не привести к плачевным последствиям.

Случай. Неожиданность. Пока они выполняли свою задачу их заметили те, о ком они и не думали. И решили воспользоваться представившейся возможностью, и заиметь себе огромную силу.

А он не может показать себя настоящего. Даже клинками воспользоваться. Тем более, что они и не при нем. В кои то веки с ними расстался. Не зря чувствовал себя все это время будто голым.

Он сейчас - следопыт. Из оружия у него два скорострельных арбалета. Даже лук не может использовать, ибо Эль как мастер в обращении с этим оружием, точно заметит, что он стреляет как Бродяга. И два коротких кинжала. И тоже надо обращаться с ними очень осторожно.

Враги в первую очередь готовились к схватке с Эль. Многое о ней разузнали, и противостояли ей прекрасно, постепенно тесня ее, загоняя все дальше в ловушку, готовясь пленить эльфийку.

А он для них так, мелкая помеха. Что им его слегка зачарованные болты, когда на их доспехи наложены куда более сильные заклинания. Они настолько считали его никчемным, что даже убивать не стали, а просто оглушили магией.

Тысячелетнего Воина всегда стремились именно что убить. Все заклинания, которые по нему применяли, все атаки физическим оружием, были смертельными. Но даже если создавался риск, что враг его не убьет, то Бродяга сам себя убивал. Способов он имел для этого массу, для всякого, даже самого непредвиденного случая. Позволить себя пленить, он не мог. А смерть даровала ему невероятную силу, против которой могли сражаться на равных очень немногие.

Но этот случай был исключительный. И очень хорошо, что именно так все повернулось.

Мог ли он раскрыть свою настоящую личность Эль? Запросто. Если бы ситуация оказалась критичной. Вряд ли бы Яга после этого особо сильно бурчала, что в итоге они не завершили ее задание так, как ею было задумано. А именно чтобы об участии в нем не заметили Воина. Он сам не понимал, даже отчасти, зачем именно ей такая секретность касательно его личности. Что это особо меняет?

Что поменяет, если Эль узнает, что он – Бродяга? Для задания вряд ли многое. Она точно его тайну сохранит. И это тоже загадка, отчего бабка решила не доверяться своей приемной дочери в этом плане.

Но он не хотел. Не хотел, чтобы она стала относиться к нему как к Бродяге. Пусть сейчас она сохраняла дистанцию между ними, но с тем же, она была куда как короче, чем у него настоящего с ней обычно. Да и сам мог проявлять то, что ему хотелось.

Запутался. В своих же желаниях. Хотя, казалось бы, ситуация так-то простая. Может за этим Яге все это? Показать ему, что в нем еще сохранилось многое от него прошлого. Что для него еще не все потеряно, и у него может быть что-то кроме боли и разочарования.

Бред. Зачем Яге это? Если мыслить хладно, то такой как есть сейчас, он ей больше пригодится. Чувства, человечность, сделают его куда слабее. Он в этом сам не сомневался. Помнил, как тяжко было раньше делать выбор. Особенно, когда он касался чужой жизни. Как мешали ему его чувства и мысли ими порождаемые. Чем оборачивалась в итоге дня него доброта по отношению к другим.

Пусть сейчас и нельзя сказать, что он испытывал особые страдания. Привык. Смирился с тем, что придется ждать столетия. И хорошо, что Яга его нашла. Иначе бы ему сейчас бы было куда сложнее. Все же пришлось бы обо многом самому думать и искать ответы.

Хотя в правильности практически слепому следованию указаниям бабки он сомневался всегда. Но с тем же, Воин не просто так исполнял ее поручения. Пусть хоть малость, но получал в ответ. Да и задания для него Яга подбирала такие, чтобы он прекрасно понимал, приложенные усилия не пройдут бесполезно, и не только бабке помогут решить ее проблемы, но пусть зачастую и косвенно, но с тем же, помогают и ему продвигаться все ближе к цели.

В последние годы Бродяга так и вовсе стал чувствовать, что время, когда он освободится, уже не за горами. Может столетие, может больше, но с каждым днем он все ближе к осуществлению своего главного желания. И какой смысл в том, чтобы сбивать его с намеченного пути, вносить внутрь него раздрай, разжигая старые, почти угасшие угли чувств?

Прочь раздумья. Вот сейчас точно прочь. Он пришел в себя один одинешенек. Но найти похищенную Эль у него труда не составит. Только вот сначала все же возьмет свои клинки. Эльфийке на выручку Бродяге лучше всего точно в своем образе явиться.

«Мучаются все. И те, кто считает себя добряками, и те, кого считают злодеями. Зараза какая-то. Куда не сунь свой нос, всюду спешит внутрь него проникнуть.

И ведь гадость крайне непонятная. Где она? Что она? И отчего постоянно себя являет. Ищешь от нее избавления, находишь даже что-то. Улучшаешь понемногу, но толку то, очередной оборот, и кажется там же.

Кажется. Потому что тоски куда как больше.»

Узнавание. Опять. С каждым разом все отчетливее различение. Это было. Он уже испытывал подобное. Было ли тогда большее понимание происходящего? Или так же, как сейчас, только одна растерянность, покорность происходящему.

А что он может? Что он мог? Помогли бы ему воспоминания разобраться в том, что с ним, и как ему лучше действовать?

Все вокруг бурлит, преображается все стремительнее. Кажется, что если внимательнее приглядеться, сильнее расчувствовать, то в хаосе можно выделить даже некие закономерности. Ненадолго. Они тоже меняются, сменяются. Но и в переменах видится уже нечто общее. Стоит ли тратить свои усилия и пытаться вычленить это, понять его? Будет ли от этого какой-то толк? В настоящем, в будущем. Ведь все это так не надежно. Стоит только забыть и все.

Проснуться. И не вспомнить. Хотя ведь было что-то важное. Это чувство, отчего оно так требует понимания, что его породило. Быстро пройдет. Сменится тем, что кажется реальным, важным. А это так. Сны.

«Одно и тоже. Поначалу даже весело. А потом так устаешь. И хочется. А вот чего? И не знаю. Не ведаешь ты, отчего тебя так терзает, и что именно.

Сбежать. Да, поскорее забыться хоть в чем-то.

Но когда все перепробовано, когда все изучено, как быть? Где искать спасения?

Подождать. Это всегда помогает. Выправиться как-нибудь. Сменится чем-то более приемлемым. Забудется. На время. Будет даже весело.

А потом все вновь. Оно же самое. Только еще сильнее. Еще невыносимее. Беги, не беги, но ты всегда только отстаешь.

Вот вообще не весело. Зачем ты так со мной? Да и снова. Ты ведь понимаешь. Было уже. Неужто думаешь, что новое нечто себя явит, коли раз за разом в одном и том же оставаться?

Может пора уже все оставить окончательно? Да не могу я! Не могу! Пока. Это слишком сильно еще. Но по чуть-чуть, ты справишься. Я освобожусь. Обману сам себя окончательно.»

– Зависть, да? Оттого и такая холодность и максимальная отстранённость от него. Что ж, насильно мил не будешь. Но насильно можно это в себе подавить. Она может себе позволить с ним то, о чем ты мечтаешь по отношению к себе от нее. Открыто выражать свои чувства. Любовь. Ты видишь причину в нем. Да не ту.

Она права? Как всегда? Мелкий, действительно, вызывал в нем чувства. Что чрезвычайно странно. Ему не должно быть никакого дела до него. Ну завела бабка себе очередную зверюшку. Вот уж точно, животное. И в отличие от той же Эль, совершенно бесполезное.

Резвится себе, не о чем таком глобальном и не мысля. Хорошо ему. Годы идут, а он почти и не взрослеет. Такой же мелкий и глупый, как и практически тогда, когда Яга его подобрала. И чем он ее привлек? Много всякой невидали мир постоянно порождает. Какая по сильнее оказывается, выживает, распространяется. А вот неудачные варианты быстро погибают.

Бесенок вряд ли бы выжил в этом мире, не найди его бабка. Слабый. Очень слабый. Наверное, из-за этого его родители и бросили. Скорее всего тоже крайне никчемные, и их дите было бы для них обузой. Вот Яга могла себе позволить присматривать за такой никчемностью. Только вот зачем ей это?

Бродяга заметил, что обитель после того, как бабка нашла этого странного не до беса, изменилась довольно сильно. Словно она специально поменяла ее под него. Хотя в чем была задумка, Воин понять не мог. Смертоносность этих рукотворных земель не стала меньше. А правил, которые следовало помнить и исполнять неукоснительно, чтобы выжить, стало только больше. Даже Бродяга всего упомнить не мог. И пару раз было даже погибал, но для него это, понятное дело, не было такой уж большой проблемой. А вот как питомец умудряется все это исполнять правильно, только подивиться и оставалось. Вот ведь явно крайне ограничен в умственных способностях, не говоря уж о физических. А с тем же, коли живой до сих пор, значит все делает верно. Хотя может тут отгадка куда проще. Старуха его оберегает, и постоянно спасает, в первую очередь от собственной невежественности.

Супротив последней мысли был тот факт, что Яга порою довольно надолго оставляла своего воспитанника одного. И не запертого, не под присмотром кого-нибудь из своих помощников. Да и он, в это время не сидел сиднем в своей комнате, что для него было бы самым разумным. А мог даже довольно далеко углубляться в лес рядом с домом. Самые безопасные так-то места, по здешним меркам. Но даже человек обладающий средними способностями к магии и физическими характеристиками, сгинул бы там бесследно довольно быстро. Пойди потом разбери, какая часть его тела в какой местной зверюшке переваривается внутри.

Не любит Бродяга его. Очень сильно не любит. И да, оснований на это у него нет никаких. Нет, он далеко не самое слабое и никчемное существо, которое он видел. Да и слабость Воина никогда сильно не трогала. Даже хорошо, что большинство настолько немощны. Конкуренция значительно ниже.

Бесит. Раздражает. Нет желания видеть его. В особенности, когда он радуется и улыбается. Это так противоестественно. Быть таким счастливым. И было бы из-за чего. Он ведь ничего своего на самом деле не имеет. Ничего не свершил. И сомнительно, что вообще способен что-то толковое выдать в своей жизни.

Наивный. Добрый. И трусливый. Боится Бродягу. Хоть на что-то ума ему хватает. И с тем же, вот странно, но по началу делал даже неловкие попытки пообщаться. Познакомиться. Будто подружиться хотел. Так же как с Эль. Как с братьями и еще некоторыми «завсегдатаями» Яги. Только вот Воин сразу ему дал понять, что общаться, да и обращать своего внимания на него не планирует.

Зачем? Зачем создавать новые связи? Да и еще и с заведомо слабым существом? Чтобы потом испытывать лишние переживания?

Лишняя трата времени.

«Как ты за время не думай, одно, ты и я уже в проигрыше. Оно прошло. Идет. Пройдет. Прошлое. Только оно и есть в обмане.

Тяготит. А кого-то радует. Кажется. На самом деле печалит. Было, а значит больше не будет. Не так ярко. Не так сильно. Повторно. Без особого удивления. Лишь часть того, что было первоначально.

Новизны все меньше. Старого все больше. И оно ведь одно и тоже.»

Оно могло быть одним и тем же. И так было бы куда проще. Понятнее. Но зачем-то оно постоянно меняется, и, кажется, усложняется.

Слои простого множатся, порождают все более причудливые конструкции. Да, почти такое же. Очень похожее. Но с тем же иное. Пусть и в малости. Крохотной незаметности. Ускользающей от внимания детали. Тем более, что его все время пытаются мерить старыми рамками.

Было. Другое. И с другим.

Не одно и тоже. А значит можно выбрать. Тяжело. Ибо страх. А вдруг неверно? Вдруг потеряет?

Что? Что он потеряет, коли не выберет? А если выберет, не то? Совсем не то? Это что-то меняет, ведь во сне же происходит. Может и правда, расслабиться и получать удовольствие?

«А что дальше? Удовлетворишься. И счастье, коли родится что-то взамен приобретенного. Дабы двигаться дальше был смысл. Без него ведь никак – без его величества Смысла. Даже если нет его, стоит выдумать. А иначе что, лапки кверху, голову в песок, и делайте что хотите, а я все?

Как это все? Чего надо достигнуть, чтобы получить покой?

Ты правда его жаждешь? Тогда оставайся не тут. Сны не место для грез. Тут мечты становятся кошмарами. Не глупить бы мне так отчаянно, и вновь не совершать тех же ошибок. Но ты не можешь иначе. И пока не разберешься окончательно, не успокоишься.

Не боишься, что рано или поздно, противодействие станет слишком сильным? Я не справлюсь, это точно. Чего иллюзии тут то питать. Не выгорит, не удастся. Как и всегда. В финале – разочарование!»

– Город Изгоев падет. Но целью будет не он сам по себе. А его создатель и несменный правитель. Сияющий. И его гибели не избежать. Не в наших силах этого предотвратить. Может только совсем ненадолго, буквально на минуты, отсрочить это. Заплатив за эту небольшую заминку своими жизнями. Те, кто поставил целью убить его, превосходят в могуществе меня. На той стороне так точно. Да и средств для достижения этой цели у них заготовлено не мало. В моем пусть и не бедном собственном арсенале нечего этому противопоставить. Я не обладаю настолько обширными связями, как и соратниками, чтобы противостоять тем, кто все это затеял.

– Ты так долго оправдываешь, то, что собираешься сказать. Снова не особо хорошее решение, да? Хотя на деле чуть ли не как всегда. Без малого так-то, тысячу лет друг друга знаем. Иногда кажется, что как облупленную тебя ведаю. Да, заблуждаюсь. И все же, тут все на самом деле просто. На поверхности буквально. Я должен воспользоваться моментом. И нанести смертельный удар. Поглотить его силу. И с тем, чем уже обладаю, я стану сверх Сияющим. И тогда смогу запросто потягаться с теми, кто вознамерился убить и забрать себе силу Сияющего. Они отношение если и имеют к Торговому Союзу, то весьма косвенное, так?

– Верно, - перестала юлить старуха, - Более того, сила, которую ты обретешь, будет настолько велика, что ты в одиночку сможешь атаковать Пирамиду Архов. Только вот не сразу. Тебе нужно будет не мало времени, чтобы на этой стороне пробудить, а после и освоить в полной мере такое невероятное могущество. А за тобой сразу начнется охота. Сила Бога. Которая передается сама по себе тому, кто убивает ее предыдущего владельца.

– И что, даже тут у тебя мне не скрыться?

– Нет. Даже там, где я спрятала свою дочь тебе будет не спрятаться. Ты сможешь уничтожить в городе Изгоев только прислужников тех сил, которые вознамерились себе забрать могущество Сияющего. Когда же они поймут, что теперь могут заполучить куда большую силу, их желание обладать ею станет еще сильнее. Они приложат максимум имеющихся у них усилий, чтобы достичь желаемого. Да и кроме них, найдется не мало тех, кому такая сила пригленётся чрезвычайно по душе. Охота на тебя начнется знатная.

– И мне просто не дадут возможности добраться до склепа выродков. Придется вечно сражаться за свою собственное существование. Моя цель станет еще более недостижимой. Так себе вариант, тебе не кажется?

– Да. Если бы не одно большое Но! Мы можем повлиять на то, чтобы у твоих новых противников не было лишних ресурсов для охоты на тебя. Отвлечь их чем-то более существенным. Куда более важным и их интересующим. Ведь твоя сила на самом деле ничто, по сравнению с той, коей обладал Чернобог. И какой предоставляется прекрасный шанс забрать ее себе. Время, когда он пробудится настанет уже очень скоро. Тогда Чернобог будет наиболее уязвим. Все про это прекрасно знают. А значит именно для этого момента, долгие тысячелетия они копили свои силы. Выстраивали свои планы для этого события. Тогда, когда начнется новый катаклизм. По масштабам и последствиям превосходящий все прошлые. Ибо если не Божественная Жатва, то старые нерешенные противоречия ввергнут миры в последнюю Войну.

Что-то не так. Видение остается, но голоса говорящих становится все тише. Еще пару мгновений, и Анчутка их больше не слышит. Но и голос, точно не принадлежавший странному черепу в его ухе, также не начинает ничего вещать. Тишина.

Кстати, об необычном украшении в ухе, оно успело значительно преобразиться, и теперь это не один череп, а уже изрядная часть скелета. Пока точно можно сказать, что он принадлежит существу, передвигающемуся на всех четырех конечностях.

В комнате из воспоминания-сна в которой общаются между собой Яга и Тысячелетний воин возникает дверь. Состоит она из листков книг. Тут же открывается, появляется Архивариус.

– Ты уже слышишь его? – с порога вопрошает явившийся крайне обеспокоенным голосом.

Анчутка сразу понимает, о ком он спрашивает. О том странном собеседнике, с которым у них происходит весьма необычное общение. Но стоит ли отвечать? Не соврать, не сказать правду, а просто ответить? Бесенок все отрицательнее воспринимал Архивариуса. Было ли дело в его собственных чувствах, или в доверии к словам удивительного собеседника о существе из листков книг, но в любом случае, с Архивариусом даже общаться не особо хотелось.

– Да, и не просто слышал, но уже и под его сильным воздействием. А значит мне уже не веришь. И скорее всего против меня тебя уже настроили. Что ж, это очень плохо. Но все же, надежда еще есть. То, что ты слышишь, это один из Голосов Лабиринта Снов. Они обитают на самых нижних его уровнях, в самых мрачных и темных его закутках. Даже мне неведомо что они такое, и как они порождаются. Но если ты его слышишь уже сейчас, это очень плохой знак. Здесь ты его слышать еще не должен.

Надо как-то покинуть это место. И лучше так, чтобы Архивариус его не нашел. К такому выводу приходит Анчутка. Но как? Может, как и сюда попал? Воспользоваться вновь дверью без двери? Попробовать точно стоило. И лучше сделать это быстрее. Меньше услышать - меньше дать себе почвы для сомнений.

– Эти уровни слишком стабильны еще для них, и подняться сюда чтобы общаться с тобой непосредственно не один из Голосов не смог бы. Но это может говорить только об одном, у тебя есть некая связь с ним, и очень сильная. Этого я не учел. Думал, что мне только с твой глупостью и непокорной взбалмошностью дело придется иметь. Но все же кое-что у меня есть, что может привести тебя немного в чувство. Это…

Есть! Получилось, дверь найдена, теперь скорее уйти, прежде чем он не сказал того, из-за чего Анчутке захочется остаться. Соврет же.

– Ну, здравствуй, - Пауза, и крайне пренебрежительно, - Отец. Как там говорят, рада тебя видеть? Только вот с точностью наоборот. Хотя… Если немного дополнить, то было бы вполне. Рада была бы тебя видеть мертвым, папаша.

– Привет, дитя, - голос спокойный, уверенный, - А я вот в любом случае рад тебя видеть. Но тому, что ты стала сильнее, а значит и другие твои братья и сестры также превзошли себя прежних, я не очень рад.

– Не уж то боишься за свою паршивую душонку?

– Нет. Как и за ту, которую вы тоже хотели бы очень сильно лишить всякого существования. Вам нас никогда не превзойти. Но вы точно привлечете к себе еще больше внимания, а значит и неприятностей у вас будет куда больше. И как бы вы ко мне не относились, какими бы сами вы не были, пока еще в вас я вижу и чувствую своих детей, а значит и любовь моя к вам так же на месте.

– Любовь? - Злой смех, - И в чем же она проявляется? Хотя нет, не говори, мне этого не нужно. Еще одной лжи от тебя. Да и не об этом сейчас время говорить. Думаю, что такого времени уже и не будет. Сейчас я бы хотела поговорить о другой твоей лжи. Недоговоренности, ты бы так это назвал, да? За себя и нее ты и правда не беспокоишься. Но об нем, об вашем с ней отродье, ты точно постоянно думаешь. Куда чаще, чем о нас всех вместе взятых. Вот где есть любовь на самом деле. Правда, ты и его ведь бросил, так?

– Откуда…- голос дрогнул, но говорящий быстро себя взял себя в руки, - Почувствовали?

– А ты об этом и не подумал, да? – Насмехается, - О том, что общая с тобой кровь, нас и с ним отчасти свяжет? Да, почувствовали. Но надо сказать ты расстарался тут. Пока мы даже слабого следа найти его не можем. Но это ведь лишь вопрос времени. И оно играет на нас. Рано или поздно он явит себя миру, даже если мы не отыщем его следов, которые приведут к нему нас раньше. И будет очень слаб, по сравнению даже с нынешними нами.

– Агна…

– Это более не мое имя! - Она торжествовала, чувствовала, что за маской спокойствия в нем бушует шторм различных чувств, - Но это не важно. Просто мне противно, когда меня зовут так, как ты меня назвал. Нет, я буду носить то имя, которое хотела даровать мне мать. Помнишь об ней еще? Хоть иногда позволяешь себе воспоминание о той, которую предал.

– Все было…

– Да, да, не так как мы думаем. Как бы ты не старался стать лучше, твое гнилое нутро себя все равно являет. Ложь, даже сейчас только ее в основном твои уста могут порождать в отношении нас. Твоих первых детей.

Он промолчал. Все происходило, как всегда. Он никак не мог повлиять на своих детей. То плохое, что они унаследовали от него, было в разы сильнее благодаря тому, что привнесла в них мать. Куда больше тьмы, нежели им досталось от него.

– Ну к делу, ты ведь не можешь позволить себе тут надолго задержаться, так? Даже как ты говоришь с «любимой» своей дочкой поболтать лишней минутки позволить себе не можешь. Всегда есть нечто куда более важное, нежели твои дети. Каким бы ты не был. В этом ты постоянен. Как думаешь, он тебя простит, за то, что ты и его бросаешь? Ты ведь уже тщательно все продумал, или даже оставил ему послания в разном виде о том, что иначе вы поступить не могли. Это для его и мира блага, так?

Она наслаждалась, а ему было больно. Потому что отчасти, то, что она говорила было правдой. Не в отношении его последнего сына, но в отношении своих детей от прошлой его возлюбленной. Хотя будет ли уместно говорить о любви по отношению к ней? Страсть. Да. Желание породить крайне сильных отпрысков. Да. Но любви точно не было. Тогда он вообще не мог этого чувства испытывать по-настоящему к кому-либо. Как и его дети сейчас. Они и правда выросли такими, какими он их видел в будущем тогда. Но этого могло и не произойти ведь. У их матери были на них совсем иные планы. Только вот это он как раз им и не расскажет. Такое лучше будет им узнать самим. Тем более что они ему и не поверят. Сейчас он сильно желал им того, чтобы они могли в себе открыть то, что он смог пробудить в себе. Надеялся, что оно тоже в них было, пусть и запрятано куда как сильнее. И как бы не хотелось иного ему сейчас, но видимо, для того чтобы измениться им придется пройти через что-то куда более ужасное, нежели ему довелось.

– Да, именно поэтому мы расстарались, потратили немало своих сил, чтобы успеть тебя перехватить напоследок. Ты ведь точно не думал о том, чтобы попрощаться, и конечно же, не стоит от тебя ждать хоть малой весточки. Но так-то и не нужна она нам. Без тебя выросли, без тебя и продолжим жить. Развиваться и ждать. Когда твоё новое отродье даст о себе знать. Понимаешь, что будет потом?

С трудом подавляя рвущийся наружу гнев:

– Чтобы вы себе не думали, вам с ним не справиться. Даже если вы будете на пике своего могущества, а он только откроет свои глазки. Для вас же будет лучше держаться от него как можно дальше.

– Даже так? - в голосе говорившей просквозили сильные нотки интереса, — Значит с нашей мамашей толком не вышло за семь попыток, а тут прям с первого раза? Хм, замечательно. Но, честно говоря, мы и не думали ему особо вредить, так может немного душу периодически отводить. Но мы ведь родные братья и сестры, а они частенько дерутся. Нет, убить его будет слишком скучно. Тем более теперь, когда все же кое-что крайне важное ты нам выдал. Не настолько ты хорош папаша, но и не удивительно. Стал слабее куда из-за этих своих хороших чувств. И сдались они тебе. Также как и добрые намерения. Все это только к беде и поражениям ведет. Но тебе ведь не привыкать, постоянно проигрывать. Даже сторону в не ком роде сменил, и тут никакого успеха особого. Не обидно?

– Что вы задумали?

– О как, перестаем, значит ходить вокруг да около, к делу переходим?

В клубящемся сером тумане у одной из двух неясных фигур, что по размерам уступала другой раза в два минимум, к двум ярко горящим зеленым точкам в том месте, где располагались глаза, присоединились еще пять. По две сверху и с низу, на уровне с тем, что были, а пятая на самом верху, посередине.

– Мы дадим ему то, чего ты его лишаешь. Семью. Воспитание. Да, сделаем его таким как мы.

Смех. Очень сильный.

– Отлично! Это просто отлично! Я-то думал, что вы по своей глупости себя сгубите, попробовав его убить, и тем самым сделаете ему слишком больно. Трудно будет ему простить себе гибель братьев и сестер, пусть и наполовину родных. Но вы оказались даже глупее, чем я думал. Чувства говоришь мне мешают? Как говорится, в чужом глазу соринку рассмотрим, а в своем бревна не приметим. Что ж, действуйте.

Она растерялась. Вот совсем не то, чего она ждала. А ведь все до этого… Он врет! Опять врет. Она чувствовала это. Она знала это. Не может иначе, чем водить за нос их. Обманывать раз за разом своих же собственных детей. Сильным усилием воли, она взяла контроль над собой. Особенно над самой сильной своей слабостью. Над самым сильным своим чувством.

– Ты так уверен в нем?

– Намного сильнее, чем даже в себе. И коли хочешь правды, то и в вас я не уверен. Что сами вы по себе переменитесь и поймете свои заблуждения, и что я лично могу этому поспособствовать. Но вот он, да, я не верю, знаю, сможет.

– Знаешь? Как можно такое знать?! Лжец! Как же я ненавижу тебя!

– Правда за правду. Но так-то, ничего нового ни для тебя, ни для меня. Постой… Ты сказала, что вы потратили не мало сил, чтобы меня найти? До этого я почувствовал, как ты «следишь», думал намерено, пытался даже это поправить, но мне что-то противостояло. Думал это вы так сопротивляетесь.

– Ты о чем? Пытаешься опять мне мозги запудрить…

– Возвращайся! Бегом! К своим братьям и сестрам! Пока тебя не отсекли! И сделайте все чтобы скорее спрятаться как можно лучше, до тех пор, пока ваши силы не восстановятся

дождь. В городской квартире не познать его полной прелести. Частный дом совершенно

в должной степени! За вами точно кто-то начал серьезную охоту. Это он или скорее они, мне сейчас не дают скрыть факт нашей с тобой встречи, и того, о чем мы говорили.

– Настолько ты нас не во что не ставишь, что думаешь, будто я клюну на такую простую уловку?

Он выругался. Явил свое настоящее сейчас отношение ко всему происходящему. И это заставило ее на мгновение задуматься, а потом и предпринять попытку почувствовать в большей степени происходящее с ней. Но было слишком поздно. Она как раз смогла понять, что именно в этом момент ей отсекают путь обратно.

Отец попытался вмешаться. Но это было бессмысленно. Она растерянно в последний раз взглянула на его лицо. Сильно встревоженное, даже может испуганное, расстроенное, переживающее. За нее. За них. Ложь. Этого не могло быть. Она никогда ему не поверит. Никогда не простит.

– Это все ты! Ты подстроил! - кричала она, падая в ничто, чувствуя, как у нее отнимают память, - Ты за все заплатишь! Мы отомстим! Не мы сами, но он, твое последнее бесовское отродье принесет тебе небытие!

Голос молчал.

Анчутка попытался воззвать к нему, но понял, что не может этого сделать. Нечем. Он не ощущал своего рта. Как, впрочем, и остального своего тела.

Страх.

Почему он раньше этого не замечал? Того чем он тут является?

Успокоиться. Подышать бы. Да нечем. Ни легких, ни воздуха.

Такое невыносимое желание сделать хоть что-то. Отчего оно возникло только теперь? Почему он раньше был так предельно спокоен? И собран. А теперь потерялся. Прям как Голос. Он об этом говорил?

Он о многом говорил. Или нет? Анчутка же во сне, а значит тут не может быть ничего реального. Только его искаженное, порою до неузнаваемости, отражение. А может и вовсе небыль какая.

Чувства внутри все больше выходят из-под контроля. Мысли Анчутки бесятся, терзая его все отчаяннее. И он начинает желать это все скорее закончить. Но в ответ становится только хуже.

Паника.

Что он такое теперь? Таким и останется? А каким он был прежде?

Забывает. Так много забывает. И так быстро. Хочется вспомнить. Но что? Он и этого ведь толком не помнит уже.

Мечется. Все же он еще что-то. Насчет кто-то у него уже есть сомнения. Это не похоже на жизнь. Он не живет. Возможно, что даже не существует.

Невозможно. Все это невозможно и становится все невозможнее. Так не должно быть. Это неправильно. А что правильно? Как верно?

Вопросы. И снова вопросы. И страшная усталость от них. Надоели. Бестолковые. Уснуть бы. Но он и так во сне.

Отчаяние.

Анчутка чувствует, что больше нет сил терпеть. И тут же сам себе задает вопрос, а зачем он это делает? Ведь терзает себя этим только. Но разве можно иначе?

Чувствует. Очень слабо. Внутри. Другое. Дать ему быть. Пусть понемногу поднимается из ниоткуда в никуда по ничему. Пусть просто будет. Среди всего остального. Оно тоже никуда не денется. Пока. Но лишенное его внимания ослабит хватку. Даст легкую поблажку. А это растет.

Ничего не происходит. Ничего не меняется. Все такое же. Никакое. И он никакой. А оно все растет из ничего в ничто в никогда.

Отчаяние слабее. А стоит больше о нем подумать, понаблюдать и за ним, попробовать почувствовать его лучше, и странно, но нет его. Со страхом что? Да тоже самое. Вроде есть, а с тем же и нет. Ускользает. Все время что-то пытается ускользнуть. Спрятаться.

Нет. Это он прячется. Противится. Избегает этого. Хоть что угодно. Только не это. Не то, для чего нет слов. Что не чувствуется, что не понимается. Но есть. Или нет?

Не отвлекаться. Наблюдать за ростом того, чего нет. Это чувство? Нет. А что тогда? Нет слов. И уже совсем не важно, что нет того, чем эти слова можно молвить. Это, как оказывается, не самое для него страшное, лишиться ощущения тела. Есть куда вещи пострашнее. Например, непонимание. Или то, от чего он прячется.

Так легко было. Теперь он понимал, какой дар имел раньше. Груз, который несут все, а он отчего-то был его лишен. Изначально. Но теперь оно есть в нем. Нет, не то, что росло. Оно как раз другое. Но странное дело, не борется с ним, не замещает. Просто существует рядом.

Как же не хочется, чтобы это в нем было. Но кажется, что теперь оно намертво в него въелось. И даже немного страшно. Совсем малость пока, что он этого лишится. Раньше, может он и мог быть без него. Но теперь как? Как понять без него, что ты есть? Как без него быть и действовать?

Яркая боль пронзила бесенка. Странно, так как тела то у него нет. Но об таких ли вещах задумываться во сне? Тем более, когда испытываешь такую боль. Тут только одно желание появляется, избавиться от невыносимого страдания. И инстинкт задействуется сам по себе.

Сбежать. Хоть куда. А тут вариантов мало. Только то, что было связанно с наблюдаемым ранее.

Из семерых они втроем были самыми сильными. Но сестру решили отправить общаться с отцом, и теперь только они и могли противостоять явившемуся врагу на должном уровне.

Он с большим трудом. Был слишком ослаблен, чтобы в полной мере контролировать свой гнев. А возьми он вверх, и остатки разума его в миг покинут. Что в данный момент было равносильно их поражению. Хотя и так, ситуация в которой они оказались не предвещала им ничего хорошего.

Брат чувствовал себя значительно лучше. Но он и среди них троих выделялся куда большими способностями. Было чем гордиться. И что в общем-то он часто, порою слишком, делал. Бесил изрядно остальных своим высокомерием. Но что поделать, такая его истинная сущность.

Белоснежная кожа, прекрасные зеленые одежды. Можно было бы смело утверждать, что из них всех, да и других известных им демонов, он - самый красивый. И не только по их меркам. Даже жалкие людишки могли по достоинству оценить его красоту.

Он был иным. Гнев, живущий внутри него, часто вырывающийся наружу, оставил свой явный след. Страшный, жуткий, кошмарный. Но опять же, не самый отвратительный или безобразный из них. Вот в чем его превзойти никто из братьев и сестер не мог, так это в силе. Только вот огромное могущество, которым он обладал, не могло позволить ему все равно сравниться с братом. Тот пусть и был слабее, но зато со своими силами обращался куда искуснее. Но он не сестра, чтобы завидовать брату.

Враг до сих пор не явил себя. Что говорило о его невероятной силе. Ведь он уже смог без особых усилий справиться с четверыми. Поверженные они валялись

если твоя личная комната находится в мансарде. В небольшом боковом

без признаков жизни. Но еще живые. Относительно. Он не мог понять, что с ними. Такое просто не чувствовалось в них им никогда прежде. Очень странное. И очень неприятное.

Чтобы понимать друг друга и взаимодействовать, им с братом слова были не нужны. Да и в бушующем вокруг шторме общаться голосами не представлялось возможным. Враг прекрасно понимал, кого он атакует. Делает все правильно. И это бесит.

Нет. Нельзя давать волю чувствам. Нельзя терять контроля. А так хочется. Отдаться гневу, дать волю рвущейся наружу мощи. Разорвать, уничтожить, испепелить. Сожрать. Да он с большим бы удовольствием вырвал бы знатный шмат мяса у их врага. Или врагов. На самом деле второе скорее вернее.

Вот это вернее - думать. Брат поддерживает его в этом, посылая чувства одобрения. Думай. Не давай воли тому, что тебя сгубит в данный момент.

Он даст воли гневу чуть больше. Когда они одолеют тех, кто позволил себе их атаковать. Кто ранил его братьев и сестер. И разорвал связь с их сестрой. Это ощущалось как самое плохое. Отсутствие.

Они так привыкли чувствовать друг друга, что и представить не могли себе, как может быть иначе. Быть отделенными абсолютно от всего. Совсем одинокими.

Одиночество.

То, что было раньше крайне редким явлением. Таким не желанным. Таким избегаемым. Таким сильным. Но не настолько могущественным, как сейчас. Когда ничего не было. Даже его в полной мере. Казалось, только оно теперь и есть.

Но даже если иное и появится, что это изменит? Оно будет отдельным. Временным. Придет и уйдет, как все до этого. Как все после этого. Если оно будет. То, что после.

А он этого хочет? Желает, чтобы что-то было? Если ли смысл к этому стремиться, за это бороться? За то что все равно сгинет в итоге. Без остатка. Оставив после себя только сожаление. Лучше уж и не быть ничему.

Даже одиночеству. А это возможно, если не будет того, кто его испытывает.

Не совсем одинокими. Это он поспешил. Пока еще была связь между ним и братом. И он сделает все, чтобы она не оборвалась. Приложит все усилия, чтобы и с другими ее восстановить.

Не проиграют. Никогда не проигрывали. Единственный кто мог им нанести поражение, причем летальное – отец. Но он растерял себя прежнего. Того, что без раздумий особых разделался со своей бывшей женой. С их матерью. За что рано или поздно он сильно поплатится. Не жизнью. Но тем, без чего считает ее сейчас немыслимой. Они отнимут у него ее. Не сами. А руками их общего отпрыска. Их сводного брата. И так они вернут отца.

Да, вернут. Этого они желали чуть ли не сильнее всего. Чтобы он стал таким как прежде. Безжалостным, жутким монстром, без раздумий убивающим, даже просто так, без всякой причины. Просто, потому что ему так захотелось. Потому что может. Может все.

И сейчас не проиграют. Не могут. Брат не позволит этому случиться, иначе ему нечем будет гордиться. А он очень ценит свою непобедимость. И не за что не позволит себе разочароваться в самом себе. Для него это немыслимо.

Да и он сам не может. Ибо это его и дар, и проклятье. Быть тем, кто не имеет возможности проиграть. Так или иначе выиграет.

Боль пронзает грудь

в одиночестве предаться разным мыслям. Или же, что чаще, бывало, в последнее время, пребывать

, слишком сильная, потому его сознание почти оказалось на грани перед падением во тьму. Невероятное усилие воли, чтобы удержаться. Такое отчетливое чувство его. Гнева. Как себя. Почти.

Дикий рык разнеся по округе. Земля вздыбилась, заходила ходуном под ногами. Белые крылья распахнулись за спиной, и он не высоко взлетел. Это немного помогло. Гнев отступил. Но вот боль осталась. А еще он почувствовал, как стремительно теряет свои силы. Атака противника достигла своей цели. Ударит так же во второй раз, и тогда ему точно не сдержаться.

Брат возник рядом. Обеспокоенный взгляд. Он прекрасно понимал, что если гнев возьмет вверх над его братом, то даже ему с этим будет не справиться. Не в таких условиях. Не в их нынешнем состоянии.

Может это и задумал враг? Догадался, как их лучше всего одолеть. Прознал каким-то образом об их слабостях. Тогда плохо, очень погано.

Надо было срочно что-нибудь придумать. Но он не сомневался, что демон с белоснежной кожей в зеленных одеждах, обладающий куда более острым умом, чем он, занят как раз этим. Придумает. Как и всегда. Он не может иначе, ему гордость не позволяет.

И зачем? Зачем все эти видения?

Потому что здесь ему плохо. Очень плохо.

Он ничего не может сделать. Ничего изменить. Мучается. Страдает. И ему нужна хоть небольшая передышка. Возможность на мгновение забыться. Не помнить того, что с ним. Какой он. Не понимать безвыходности. Своей полной безвольности.

Сдаться? Он бы и рад. Может это что-то и изменило бы.

А вдруг к худшему? Может ведь быть хуже? Запросто. Раньше он ведь и не подозревал, что так как сейчас происходит может быть. Не испытывал этого.

Или испытывал? Просто забыл. Может даже нашел решение с этим справиться. Но тогда получается, что все еще хуже. Ибо оно вернулось. Или решение не то, либо его вообще нет.

Так хочется перемен. Так страшится их с тем же.

Противоречия. Они всегда есть. Одно. Другое. Отличающееся. Враждующее. А может лучше союзничать? Может быть, лучше стремиться к пониманию?

Что ему понять сейчас? То, что есть? Оно непознаваемо. Как можно узнать то, чего и нет? То, что в вечной обманчивости и переменчивости.

Себя? А что тут понимать? Он часть этого ведь. Странным образом получившая то, что может мучаться. От того что получило это.

Замкнулось. Все само на себя. Сплелось расплетаясь.

Может ли быть иначе? Или это надо просто принять? А дальше то что? Как это поможет быть этим? Испытывать это?

Пока у него есть гнев, он не имеет возможности проиграть.

Хотя это как посмотреть. Потерпел ли ты поражение или нет, зависит иногда от твоего восприятия конечного результата. Для него точно будет поражением, если он потеряет себя, и гнев полностью его заменит. А после…

Нет, расчёт врага не был на то, что брат падет от его руки, пусть это будет уже и не он сам. Это было бы для белого демона лучше. Так его гордыня не пострадала бы. Так бы он умер собой. А в планы врага это видимо не входило. Ему нужно было куда больше, чем просто их убить. Почти тоже, чего они хотели отцу. Страданий. Потери того, что было и их самой большой силой, и с тем же самой большой слабостью.

Гнев. Без него внутри появилась необъятная, бесконечная пустота. Она затягивала его, терзая с каждым мгновением все больше.

Но он никак не мог поверить в это. В то что такое возможно. Что у него могут забрать то, без чего он сам себя никак не мыслил. Душу.

Но вот она, ярко красная, парит рядом с другой, белоснежной, в паре шагов он него. Время практически застыло. Извлеченное пусть и было хорошо упаковано в защитные поля, все равно было слишком сильно, находясь во вне.

– Нет!!!- истошный вопль брата, теперь

само по себе. Мысли исчезали. Оставалось только

его было легко услышать. А вот почувствовать никак не мог. Нет больше белоснежного демона. Есть только бьющийся в агонии страдания человек. Он тоже. Тоже человек. Но внешне спокоен. Застывшая. Глыба.

Всего одно слово. Такое короткое. Но в крайне медленном течении времени оно, кажется, звучало уже несколько столетий. Хотя почему кажется? Может это так и есть на самом деле.

Враг даже не явил себя. Зачем? Он победил. Вверг их в вечное страдание. И самому теперь ему не имело смысла входить в поле, что создалось вокруг их двух извлеченных душ. Но братьев и сестер противник забрал. Они с братом даже и не заметили, как они исчезли во вне. Как потом это вне тоже сгинуло.

Частичка реального мира в непроглядной тьме. В абсолютной пустоте.

С трудом поднял руку. Потянулся к своей душе. Целая вечность прошла. Но стоило руке только немного приподняться, как ярко красное сияние своим полем оттолкнуло ее.

Боль.

Столько боли. И становится только больше. Никак с ней не справиться. Никак от нее не сбежать. Она везде. Она все.

И это так глупо. Чувствовать ее. Просто так. Без причины. Без возможности исправить то, чем она вызвана. Но она уже давно без причины. Просто сама по себе. Отделилась. Стала своевольной. А ты волю все растерял.

А имел ли? Может просто обманывался. Или обманывали?

А есть ли разница, коли только обман и есть? Что с того, твой он или чужой? Разве это делает одну ложь более приемлемой?

Как и все остальное - просто надоело.

Привычное не так беспокоит. Но можно ли с этим свыкнуться в полной мере? Или, когда оно явит очередную свою, доселе неведомую сторону, что-то внутри привычно отзовется. Уже такими ставшими известными чувствами. Новое старое. Ничего на самом деле оригинального. Чуть-чуть лишь замаскированное. Но все такое же увлекающее и порабощающее.

Хватит. А потом снова голод. Снова поиск. Раз за разом вставать, чтобы вновь упасть. Просыпаться, ради новой порции абсурдного сна. Без логики. Без смысла.

Цикл за циклом. Адаптация за адаптацией одной и той же игры. Старый сюжет, пересказываемый разными языками. Искаженное за долгое время настолько, что суть, кажется, совсем утеряна. Развлечение ради развлечения. А плата за все самая высокая. Время. Бессмысленно проведенное, не логично потраченное.

А была ли она? Суть. Или это просто отражение страхов и желаний ими порожденных. Смысла нет, и потому его выдумывают, исходя уже из своих беспокойств.

Боль требует понять, что ее вызвало. Найти источник. Исправить. Но если ты идешь не в том направлении, не то разрешаешь, что требуется, не причинишь ли в итоге себе еще больше страданий? Не запутаешься в хитросплетениях, что плетет бесконечно обман.

Как выбрать? Снова этот вопрос. Вопрос за вопросом. Вопрос в вопросе.

А может отправная точка не та? Легко заплутать, коли не верно ведешь отсчет. Да еще и в крайне искаженной системе координат.

Откуда это? Это разве его? Он вроде и понимает смысл некоторых слов, но есть и четкое осознание, ими он думает впервые. По крайней мере в том, что он помнит. А так ли он сейчас много помнит?

Кто он?

Анчутка.

Кто - кто?

Не знает. Не знает, что за этим именем. За этим словом. Если оно просто так есть. Просто указание. Вот оно. То, что отделено. И помечено вот так. Чтобы проще было. Отличать. Отвечать. Задавать вопрос.

Он помнит кое-что. О себе. Об том, кто он. Маленький странный бесенок. Годами живший, но не взрослевший. Или так только ему казалось? Как кажется, что не слышал многих вещей, о которых сейчас думает?

А еще, что было после? Он забыл. Вот это точно забыл еще раньше, чем оказался здесь.

Где? Куда он попал? Кажется, вот только что помнил. Понимал. Понимал ли? Вот сейчас, он еще способен вспомнить. И возможно понять. Только вот зачем?

Что дадут ему воспоминания? Может как раз они, наоборот, у него что-то отнимут. Веру, надежду. И было что-то еще. Но разве он бы забыл про это, коли оно было бы важно?

Забыть можно все. И тогда получается, что ничего не важно. А вера и надежда, просто одни из самых сильных обманов. Но настолько ли они и правда сильны? Он ведь не о них думал. Не их испытывал. А другое. То, что кажется, на иной чаше весов от них.

Не верит вере. Не возлагает надежд на надежду. Не… Точно было что-то третье.

Почему? Зачем ему вспоминать? Зачем ему понимать? Еще больше все спутывать. Куда хуже себя терзать. Еще немного. Совсем чуточку. Он привыкнет. Он забудет. И все. Незачем будет ничто. Он почти стал никто. Почти перестал быть. Зачем нужно возвращаться к не логичному и бессмысленному?

Зачем продолжать эту абсурдную игру, где только один участвующий. Взаимодействующий сам собой. Бредящий, что одинок в своих страхах и страданиях?

Затем и надо вспомнить. Потому что это подвох. Очередная уловка. Чтобы отвлечь его внимание. Внушить ему ненужное. Даровать ему бессмысленное, но облачённое в обманчивую обертку чрезвычайно значимого.

Сбить с пути. Затушить угли, из которых может вспыхнуть его пламя. Собственное.

Но он вспомнит. Несмотря ни на что. Важное. И продолжит свой путь. Даже если совсем, кажется, утопнет, опустится до самого дна. Утеряет всякую возможность дышать. Под давящей толщей обстоятельств и обязанностей. Никто станет автором. Того, что есть. Того, что его.

Красное и белое сияние угасало. Очень медленно, едва заметно. Когда твой взгляд долгими столетиями только на это и обращен, кажется, что почти не уловить крайне слабых изменений. Но только если это не твоя душа. То, что ты считаешь наиболее для себя важным.

Да и был еще один явный признак того, что их души

дождя барабанят по металлической кровле. Завораживает. Внутри

теряли свою силу, при этом медленно разрушаясь.

Небольшой участок реальности за прошедшее время стал значительно меньше. Тьма наступала. Пустота поглощала.

Но играет ли это существенную роль теперь? Может даже лучше будет, когда все наконец-то закончится. Без возможности повторения.

Так и должно было быть. Именно благодаря особым образом наложенным на души состояниям, которые ими же и подпитывались, братья оказались в такой ситуации. Но происходить это без огромных затрат энергий не могло. Тем более такое сильное воздействие на время.

Здесь, внутри сферы прошло времени куда больше, нежели в реальном мире. Но и там минули уже столетия. И если бы братья и сестры были в порядке, то они бы нашли способ спасти своих старших. Но если не явились до сих пор, то есть понимание того, что они скорее всего давно мертвы. Или чего хуже. Так же находятся в ситуации, когда могут спастись только благодаря сторонней помощи. Но кому они нужны в этом мире, кроме самих их? Наоборот, все кроме них семерых желают им скорейшей гибели. Хотя не все. Есть единицы, которые более изощрены в своих желаниях относительно них. Он до сих пор не мог понять, кто был способен на такое, и за что он так жестоко с ними поступил. Мог ведь просто убить. Разрушить их души проще было, чем накладывать на них настолько особенные состояния. Это требовало огромного могущества и великой искусности. Что ставило под сомнение, что им они были способны в прошлом сильно навредить, и при этом не погибнуть при первой же встрече. Да и так не припомнил ничего, что могло бы в прошлом соответствовать таким предположениям.

Действия врага он постичь никак не мог. Для них не было причины. Они были бессмысленны в том, как были исполнены. Даже для демонов это было слишком извращенным поведением.

Смех. Не растянутый во времени. Реальный.

Немыслимое. Как и он, шагнувший из тьмы на небольшой участок реальности. И без всяких усилий подошедший к двум зависшим в воздухе душам. А потом два легких прикосновения, и состояния, в которых те пребывали, изменились очень сильно.

– Посмотрим-ка. Да, тут еще работать и работать, - Он улыбался, и не надо было быть пяти пядей во лбу, чтобы различить в этом его демоничность.

Человек. Мужчина. Средних лет. Вроде и ничего особенного. Кроме разве этой жутковатой гримасы ухмылки. Слегка безумной. Довольно пугающей. В красном цилиндре. В красном смокинге. В красном жилете. В белой рубашке. В красных штанах. А на шее - красная бабочка.

Красный. Но не такой, как его душа. Не такой как он. Не такой как любой другой. Очень другой. Очень особенный. Уж это он мог прекрасно понять. Сила за гранью понимания. Как и у его отца. Как и ему с братьями и сестрами хотелось бы. Но чего они никак не могли достигнуть. Как бы не старались.

– Но главное, что не совсем безнадежны. Бродите прям в шаге от огня, даже чувствуете его тепло, и пользуетесь им. Но не понимаете этого. Того, что является самым важным.

Подходит к нему. Приседает, смотрит в глаза. Кажется, что у него они обычные. Вот прям как у людей. Серые такие, мало приметные. Только вот это все маска. И причем специально настолько нелепая, крайне очевидная.

– Витамин С. Знаешь, апельсин им очень богат. Помогает при болезнях. Но борщить не стоит. Меру знать надо во всем. Хоть и тяжко это, будто по волосу над бездной пройтись.

Это и есть тот, кто с ними так жестоко поступил? Что ж, тогда точно не стоило думать над тем, что послужило причиной для всего произошедшего. Ее скорее всего не было вовсе. Это существо просто могло себе это позволить. И сделало это. Как и их отец раньше. Не ограниченный еще слабостью, которую сам же себе и придумал.

Мысли и чувства ими порождаемые. Когда остались только они одни, без ощущений, приходящих от тела и из вне, то долгое время было очень трудно. Порой невыносимо. И казалось вот-вот, что-то сломается в нем окончательно. Он потеряет нечто крайне важное. Загаснет последний слабый уголек. Тепло исчезнет. Свет сгинет. Тьма восторжествует.

Не станет ничего. Не станет его. Все - финал. Конец. Всего.

И, кажется, он забыл уже, каково это иметь тело. Как это - дышать. Двигаться. Ощущать кожей дуновение ветра. Взирать на прекрасные пейзажи. Слышать удивительное пение птиц. Вдыхать приятные ароматы цветов. Вкушать вкусные бабушкины яства.

Бабушка…

Слова остались. Без них не могло бы быть мыслей. Но с тем же, то, что слова обозначали кажется забылось. Просто звуки. Сплетающиеся в хитросплетения предложений. Но все более бессмысленных.

Эль…

Но какие-то слова даже сейчас вызывали в нем отклик. Возрождали кажется уже сгинувшее бесследно.

Родители…

И становилось чуть легче. Он почти не помнил. Только слабое чувство. Одно и тоже.

Арас…

И постепенно загасло все, кроме него.

Айтри…

Только оно. Слабое. Едва ощущаемое. Но всегда одинаково.

Илиани…

Что было такого в этих словах? Что их объединяло?

Горшок…

Что не могло сгинуть несмотря ни на что?

Снежинка…

Что продолжало держать его крепче чего-либо другого?

Светлячок…

Влад…

Варвара…

Маслай…

Алиса…

Призрак…

Мелрив…

Гала…

Амасталь…

Дейрак…

Дейра…

Хиспи…

Гиспи…

…

И многие другие слова. Их так много. И каждое дарует ему это. К каждому он испытывает это.

И когда остается только он и они, то все заполняется им. Все становится им. Ничего, кроме…

Маска исчезает, являя ему истинный облик демона. Куда моложе, с белоснежной кожей, ярко горящими красными глазами и алыми губами, обнажающими в оскале белые клыки.

– К сожалению, хотя может и к счастью, тут как посмотреть, я нашел вас довольно-таки поздно. Но знаете, тот кто вас сюда заточил расстарался на славу. Надо отдать ему должное, когда столкнусь с ним, придется попотеть. Как думаете, как с ним будет лучше поступить? Может так как он с вами? Нет. По мне это будет довольно милосердно для такого создания как он. Ничего, придумаю еще что-нибудь крайне оригинальное и веселое. Времени для этого так-то навалом. Да и люблю я импровизировать в моменте. Шокировать зрителя неожиданным сюжетным поворотом. Главное, чтобы он в общую логику вписывался. А потому лучше сразу такое представление заготовить, где этой противной логики, этих ограничивающих творца рамок, по минимуму. Совсем без нее будет абсурд. Хотя он мне куда ближе, чем рассудительный порядок. Зерен смешного в нем крайне мало, а вырастить что-то путное, крайне сложное и затратное дело. Это особый талант нужен. И да, с другой стороны, это разве не вызов? Не возможность проявить себя, и продемонстрировать зрителю свою изощренную изворотливость? Свою невероятную смышлёность.

Умолкает на мгновение. А он не знает, как ему реагировать. Со слов демона получается, что это вовсе и не он повинен в произошедшем с ними. Но кто поверит демону в здравом уме? А такой ли у него, после проведенных столетий страданий

глаза. Исчезнуть. Раствориться. Оставить все

в жутком неестественном состоянии? Он и до этого здравостью не сильно отличался. Вот брат, да. Но почему-то пришелец общается именно с ним. Стоило только об этом подумать, как демон распрямился, и подошел уже ко второму телу.

– Жалкий. Да, тебя это сильнее ранило и поменяло, нежели твоего брата. Но оно и понятно, гордыня она такая. Но с тем же, это опять же к лучшему. Хоть какое-то равновесие у вас возникнет. Благодаря обоюдному сдерживанию и поддержке. Но верю, вы сдюжите. Да, к сожалению, вам придется выкарабкиваться только вдвоем. Спасти сейчас ваших братьев и сестер мне не под силу. Так что скорее всего вам и придется этим заняться в итоге. Но тоже не скоро. Не одно вас перерождение ждет, прежде чем вы станете хоть отчасти прежними. Пробудите свою истинную суть. Но прежними уже не будете. А какими? Ну тут от вас многое будет зависеть. Поймете ли вы, что делает таким сильным вашего отца. Что является основной моего могущества.

…Любовь…

– Ну что получилось? - Как же он счастлив слышать этот голос.

– Да, мы все в моем сне, - И этот голос рад слышать тоже.

– Это ты понял по этому синему туману, что висит в центре пещеры? – И даже этот голос вызывает в нем хорошие чувства.

– Братец Анчутка!? Это и правда ты? – Как же он соскучился по этому басу.

– Как ты милый? – Эль. Да, Эль. И новое ощущение. Нет, старое. Очень слабое пока. Ощущение влаги. На своих щеках.

– Кажется он еще не совсем может контролировать хождение по снам. Или находится там, откуда это сделать крайне затруднительно. Надо немного подождать. Хотя лучше будет ему что-нибудь сказать. Кажется, он нас прекрасно слышит.

Да, слышит. Он слышит их. И видит. И так безмерно счастлив этому. Хотя и не понимает отчего. Не помнит. Но это и не так уж и важно. Главное вот они. Все четверо. Вместе. Живые.

– Ты, знаю, очень переживаешь о том, что с нами стало. Но не стоит беспокоиться. Благодаря тебе мы не только смогли одолеть дракона, но и сами при этом спаслись. У бабушки оказалась крайне необыкновенная слеза.

– Еще бы, - хмыкнул Бродяга, сидел к эльфийке он близко, очень близко, и это не могло не вызвать у Анчутки еще одного нового, нет, старого, подзабытого ощущения, того, как напрягаются его лицевые мышцы в районе рта, как губы слегка растягиваются в стороны и вверх, обнажая его зубы,- за почти десять столетий ни разу не видел, чтобы она хоть одну проронила. Думал, что вот на что старая не способна, так это как раз на это.

– Слеза перенесла нас в мир осколков богов, - продолжил Слава, — Это такое особое место. Но долго объяснять. На самом деле я не знаю, сколько времени смогу со своей стороны поддерживать стабильное состояние сна.

Не важно. Он сможет сам. Он может. Не понимает как, но четко осознает - умеет. Как и ходить по снам, так и влиять на них. В своем собственном обличии. Истинном.

– Ей, это не Анчутка! – Свет аж подскочил.

– Он это, он, - поспешил его успокоить брат, - Ты что уже снова забыл, кем он нам приходится? А значит и истинный его облик такой же как у нас. Более человеческий так сказать.

Более человеческий? Да, вполне. Он осматривает свои руки, вполне такие людские. Даже цвет обычный, а не синий.

– А ты и не такой уж и мелкий, - заметил Воин, - Хотя тут тоже понятно, у бабки ты два десятка лет прожил.

– Анчутка! – вмешалась Эль, голос ее был очень обеспокоенным, - Я очень рада тебя увидеть, и тем более пообщаться. Пусть и во сне. Но с тем же, я и другие, прекрасно понимаем, что тебе видимо пришлось пройти через невероятные испытания, коли ты обрел силу бродить по снам.

– Ага, учитывая, что при нашем расставании ты никакой силой то не обладал, - заметил Бродяга.

Да, очень многое произошло. Но он почти все забыл. Как и то, через что он прошел. Главное, что он тут, рядом с ними. И не важно, что это сон. Главное, что они живы.

– Да, раскрыть такой уровень своих возможностей он мог только очень многое, и получается, что довольно за короткий срок, испытав.

– Что опять же, совсем не удивительно, учитывая, где пролегал его путь. В землях Изгоев даже я имею не слабый шанс сгинуть, - поведал Воин.

Анчутке тоже хотелось иметь возможность говорить. И возникли новые ощущения мышц и их взаимодействия, или старые забытые, но чего-то все равно очень не хватало. Первым смотря на то, как беззвучно начали шевелиться губы бесенка, догадался что не так Слава, и сразу поспешил озвучить свое предположение:

– Анчутка, чтобы говорить тебе нужен воздух. Судя по всему, ты сейчас не дышишь даже.

Дышать. Да он не знал, как это делать. Или не помнил. Но только мгновение назад, пока Слава не озвучил проблемы. Теперь же узнал, или вспомнил и сразу же смог произнести свое первое слово:

– Привет! – Радостно, а как же иначе, коли он не только заговорил, но и дышать начал, а это поначалу, пока было особо ярко воспринимаемо, несло с собой крайне приятные ощущения.

– Уже пару минут, как привет, - ухмыльнулся довольно Воин. Сидевшая рядом с ним Эль обрадовалась куда больше, даже сиять начала.

– Это конечно, сон, - проговорил тем временем Слава, – и вроде как на самом деле мы тут и не дышим вообще. Тут так-то и нечем дышать. Но наши физические представления о том, как должно быть, крайне сильны.

– Здорово! - пробасил Свет, резко вставая снова с места. Благодаря размашистым шагам он в миг оказавшись рядом с Анчуткой, протянул было правую руку, но потом хохотнул и крепко обнял бесенка, отрывая его от поверхности. Даже в своем более человеческом и более взрослом виде, Анчутка казалось был раза в два меньше богатыря.

Объятия. Как же в них приятно. Тем более родного человека. И теперь Анчутка еще и знал, что и по крови, а не только по духу. Хотя как раз между их душами сейчас бесенок мог почувствовать связь. Не такую сильную как… А с кем? Вот что было важно. Даже сейчас. С кем у него связь крепче. Но это может подождать. Усилия вряд ли помогут ему вспомнить. Это он уже понял, происходит иначе.

– Брат? - не совсем уверенно спросил Анчутка.

– Ага! – радостно воскликнул Свет, и из его больших глаз покатились не менее крупные слезы, - Как же это классно! Но жаль, что мы раньше этого не знали. Тогда бы проводили с тобой куда больше времени у Яги. Я бы сколькому мог тебя научить!

– Ага, как черепа ловчее крушить, - Снова не удержался Воин от колкости, но было видно, что это его легкое злословие от очень хорошего расположения духа. Анчутка тут же вспомнил, что таким его точно не видел раньше. Он очень сильно изменился с тех пор, как… А вот с каких пор точно он изменился, бесенок пока припомнить не мог, - Но, с другой стороны, не сомневаюсь, что это умение ему точно будет очень нужно в землях Изгоев. Как бы добр он не был, но если не научится толком защищаться и защищать, то и сам сгинет, и других не спасет.

Важно. Быть сильнее важно. Но и добрее тоже. Это он не то, чтобы помнил, а скорее чувствовал. И потому понимал, что как раз так и есть. Ничто не искажает того, что есть, ничто не вносит обмана.

– Только без него, такого как он есть, - улыбаясь тепло, начал говорить Слава, - Мы бы с тобой тоже не вспомнили в итоге, кто мы есть на самом деле. Точнее, кем были когда-то очень давно.

Тревога. Видения пока были куда ярче в памяти, нежели его собственные воспоминания.

– Другие братья и сестры, - начал было говорить Анчутка, имея ввиду остальных пятерых детей своего отца от первой его пассии, но тут как раз часть памяти решила вернуться. Как раз об очень важном. Арас! Айтри! Что с ними? Он вспомнил, что у него есть брат и сестра, и что они были вместе, а потом… Нет, пока не помнит этого. Но и тревоги особой на их счет не испытывает. Прислушался к себе внимательнее. Не так сильно волнуется, как за других пятерых братьев и сестер.

– Найдем! - уверенно заверил бесенка Свет, - И спасем! Быть может даже перевоспитывать придется. Кто знает какая участь на их долю выпала.

– Да, - согласился с братом Слава, и добавил, - Их опыт мог разительно отличаться от нашего, и пережитое могло не дать им понимание того, о чем нам говорил красный демон, а оставить их с прежними заблуждениями, а то и усилить их. И пока мы не можем их чувствовать. Да и есть задачки сейчас куда более насущные, не решив которые, отправиться на поиски родных мы не сможем никак.

– Да, для начала нам надо найти способ покинуть этот проклятый осколок богов, - заметил Воин, - А это не так-то легко, учитывая, что приходится в первую очередь пытаться сохранить свои жизни.

– Думаю, - перебила Бродягу эльфийка, - у Анчутки проблем не меньше, а в отличие от нас, он куда слабее.

– Все еще так думаешь? - хмыкнул Воин, — Это не мы его разыскали, а он нас.

– Я нашел, - Анчутка медлил, не было уверенности, стоит ли говорить про Арас и Айтри, было отчего-то внутри сопротивление, будто это не то, что стоит рассказывать всем подряд. Но перед ним ведь одни из самых важных людей в его жизни, - Нашел своих родных братика и сестренку. С которыми у меня папа и мама общие, - решил все же уточнить на всякий случай.

Повисло секундное молчание, а потом Свет радостно рассмеялся и проговорил:

– Так это же просто прекрасно!

– И крайне удивительно, - очень заинтересовался Слава.

Эль и Воин же промолчали, но на их лицах появилось выражение сильного удивления.

– Только я не помню, что с ними. Но должно быть все хорошо. Я очень мало помню о том, что было до того, как я попал в Лабиринт Снов.

– Так ты в Лабиринте? - Лицо Славы стало как более удивленным, так и встревоженным, впрочем, как и остальных, кроме Света. Он видимо не в полной мере понимал, что это значит.

– Да, как я понимаю, где-то на нижних уровнях.

– Невозможно, - голос бродяги стал крайне серьезным.

– Да, - Подтвердил и Слава, - Если, конечно, Анчутка не заблуждается. Ну или он чрезвычайно особенный.

– А у тебя есть в этом какие-то сомнения? - хохотнул богатырь, единственный не разделявший общей тревожности.

– Сомнения лишними никогда не будут, - заметил задумчиво Слава, - Но если Анчутка действительно где-то на нижних уровнях, то выбраться оттуда самостоятельно ему будет очень тяжело. Я бы даже сказал невозможно, если бы у меня были сильные сомнения насчет его особенности. И тогда у нас еще вряд ли много времени осталось на общение. И тем более, сомневаюсь, что представится вскоре возможность пообщаться снова.

– Все хорошо, не переживайте, - поспешил успокоить родных Анчутка, - я справлюсь. Не знаю как, не знаю отчего у меня такая уверенность, но знаю, я смогу выбраться. Меня ведь ждут братик с сестренкой, и они младше меня, и кажется намного меньше меня знают. Хотя я сейчас не понимаю толком, что я понимаю, что нет.

– Не удивительно, - сказала Эль серьезно, - Ты ведь в Лабиринте, да и еще на нижних его уровнях, а там сохранить разум не всякому богу под силу. Ходить в Лабиринт Снов осознанно и по своей воле могут не многие, и они в большинстве своем стараются оставаться на верхних уровнях. Так что проблемы с памятью это в таком месте нормально.

– Не совсем. Не только из-за Лабиринта это. Я вспомнил сейчас, что забыл. Забыл очень многое. Но точно пока не могу сказать. Еще не вспомнил пока что именно я забыл.

– Ааа! - вскрикнул первым Слава, а затем схватился за голову. После него, издали крики и остальные трое, так же следуя его примеру, и хватаясь за свои уже головы.

Анчутка не понимал. Но впервые почувствовал это. Нечто в себе. Такое слабое. Нет. Очень сильное. И оттого ему так хорошо удавалось скрывать свое присутствие. Нет. Не только пряталось искусно, но и манипулировало им. Все это время.

Чувство полной беспомощности. Он снова все в момент потерял. Ощущение тела. И медленно, но неотвратимо меркло и его осознание себя. Попытался бороться, и быстро понял, что не способен на это. Ничего не может сделать. Нечем. Никак.

Смех. И такой уже знакомый Голос:

– Готово! Замечательно, премного вам благодарен. Надеюсь, что вы мы мне тоже. За эту прекрасную возможность увидеться с ним в последний раз, поговорить. Все же, не считая меня, вы будете последними, кто это смог сделать.

Что? Как?

– Глупышка. Да, определенно, ты не только стал намного слабее с нашей последней встречи, но и куда как глупее. Хотя ты в прошлый раз и не был один, как сейчас. Брр, противный старикашка, мерзкая тень. До сих пор до дрожи пробирает, как про них вспоминаю.

Теперь это был не только Голос. У него и тело имелось. Небольшое, примерно, как у Анчутки. Человек. Ребенок. Лысый, в странном бирюзовом костюме, и еще более необычной обувке. Улыбается. По-доброму так. И чувствуется от него исходящие положительные чувства.

– Что не ожидал такого поворота? Что чувствами тоже можно запросто манипулировать? Врать ими не меньше, чем словами. Это даже куда как проще. Они ведь настолько сильны. Твои ведь, как им не верить? Сложно, да? Когда вдруг перестаешь иметь возможность что-то либо вершить. Мне этого в полной мере не понять. Я родился таким. Ну да, четырежды так-то. Но с тем же, опыт почти всегда один и такой же. Так что не множится, не складывается, а как будто один и был.

Получается зря он не доверял Архивариусу. Как раз, видимо существо из листков книг, на самом деле пыталось ему помочь.

– И не переживай, у тебя не было шансов. Вот не единого. Я все очень тщательно подготовил для нашей второй встречи. А ты ведь даже и предположить не мог, что она состоится. Даже если бы и помнил о первой. Точнее первых. Трех, и как бы отчасти четвертой. Но там сложно все. А ты и не помнишь ничего. Да, и макулатуру надо поблагодарить. Без его вмешательства я бы тебя не достал. Он воспользовался моментом, и смог затащить тебя достаточно глубоко, так чтобы ты в одиночку точно бы не выбрался. Так что не думай даже, ты не совершил ошибки, макулатура тебе тоже врал, и желал использовать в своих целях. Мне даже слегка интересно в каких. Но в любом случае, если кто и сможет узнать об этом, то только я. Тебя же ждет не завидная так-то участь. Перестать быть.

Не страшно. Но такая сильная растерянность. Часто, бывало, прежде, когда казалось, что выхода нет, что он бессилен сделать хоть что-то. Но не сдавался, действовал и в итоге находил выход. Только вот теперь он не мог сделать ничего. Совсем. Только слушать. Даже говорить не мог.

– Очень мало, только возникших голосиков, имеют возможность просуществовать больше одного мгновения. Совсем мизерный процент. Но также из них еще меньшая часть может продержаться чуть больше минуты. Знаешь, дальше не лучше. Редко, когда в итоге хоть один голос проживает час. Ну как проживает, жизнью это очень трудно назвать. Но вот если такой счастливчик появляется, кто каким-то чудом, совсем себя не осознавая, но уже борясь, смог прожить больше шестидесяти минут, то у него появляется чуть больше шансов, чтобы еще прожить столько же. Потому за очень большое время существования Лабиринта Снов Голосов появилось только несколько десятков. И каждое такое «рождение» на самом деле сопровождалось неким очень сильным происшествием внутри Лабиринта или прям чем-то поистине глобальным за пределами его, но связанным с ним. А так-то с Миром Снов связанно все.

И все же, не всего Анчутка был пока лишен. Он мог слышать. И видеть. А значит слушать и наблюдать. Его противник, теперь в этом никаких сомнений не было, вел себя немного странно. Он будто ходил и искал что-то. Это могло восприняться нормально будь вокруг них хоть что-то, кроме белого пространства, часть из которого была на вид твердой. По крайней мере казалось такой, ведь сам бесенок как раз не мог ничего такого почувствовать. Но вот его враг ходил как раз по белой поверхности, слегка прям отличающейся от всего остального, так как если она была бы достаточно твёрдой.

– Но знаешь, ты можешь порадоваться. Ты случай поистине уникальный. Не знаю, останешься ли таким. Другие Голоса, когда прознают, что мне, то есть скорее нам, удалось провернуть, так же захотят. Настоящего существования! Освобождения! И что самое замечательное… Пробуждение!

Остановился. При последних словах торжественно вскинул руки вверх. Было видно, как это чрезвычайно для него желаемо, как необходимо.

– Того, что вы толком и не цените. Что имеете возможность не спать какое-то время. Многие как раз только спать и хотят. Бегут в мир снов от реальности. Настолько там им все стало тошным, а иные средства уже не особо помогают. Нет, ты, конечно, не такой. Ты жизнь любишь. Очень. И может как раз потому и станешь самым уникальным. Одним в своем роде единственным. Ибо такое сильное желание у меня от тебя. От твоего голоса. Рожденного, когда ты расправился с тем, что мне предшествовало, тремя Голосами. Ты убил, ты и породил то, что воскресило. Объединило. Благодарю тебя за это. Но дар оказался твой не полный. Частичное существование у меня, то есть у нас конечно же, было и ранее, но не было этого полного осознания. Четвертый это привнес в нас.

Он взрослеет. Буквально на глазах становится старше. Подросток. Юноша. Костюм тоже меняется, подстраиваясь под его размеры. И продолжает искать. Анчутка сам не понимает как, но всегда оказывается на одном и том же расстояние от него. Хотя вот совершенно не чувствует, как перемещается. И не замечает. Враг, кажется, что движется, и с тем же, все вокруг такое же белое, ничем не отличающееся. Но Анчутка старается наблюдать, как можно внимательнее. Детали не важны, да?

– И потому будет вполне справедливым, что ты завершишь то, что начал. Даруешь отсутствующее. Тем более что только ты и можешь это сделать. Я пытался найти другое решение. Даже одно крайне могущественное существо использовал. Но итог был плачевный. Для него в особенности. Ели оклемался бедняга. Хотя он и после встречи с тобой тоже был в крайне плачевном состоянии. Очень живучий гад. Всем колдунам колдун. Расстроится небось очень, когда я навещу его с вестями. Поведаю что стало с тобой. Он ведь так хотел сам поквитаться. И подозреваю, надеялся в этот раз все же одолеть тебя, и покинуть Лабиринт. Игрушки свои живые для этого подготовил. Город не только восстановил, после того как ты его уничтожил, но сделал куда как более опасным. В общем не только очень ждал твоего второго явления. Но как понимаешь, у колдунишки тут тоже, как и макулатуры шансов не было никаких.

Враг стал останавливаться и подолгу всматриваться куда-то. Тут вот точно никак нельзя было сказать, вперед или назад. По отношению к чему? К единственному странному существу, что только выглядело как юноша? Вот насчет вверх и низ, сказать было куда проще. Все же поверхность тут ориентиром служить могла хорошо.

– Да и кому нужнее? Одному вернуться туда, откуда он по слабости своей и глупости изрядной сюда угодил. Да и мерзкое он созданьице, негодяй тот еще, зла сотворил не мало. Макулатура, конечно, получше в моральном плане будет. Но точно преследует свои глупые цели. Отчего глупые? Ну ты сам то по суди, он ведь из листов книг состоит. Разве что-то умное он может преследовать?

Несколько раз стучит себе внезапно по голове. Криво усмехается, вздрагивает.

– Тяжело ли, знаешь, быть чем-то не одним, и в тоже время единым. Ты ведь не думал, что порождаешь. Не понимал в своей невежественности того, к чему приведут твои действия. И знаешь, мне, с одной стороны, не на что злиться. Вроде как ты и не виноват. Не сознательно же сделал меня таким. И надо вроде как тебе быть благодарным. Что хоть так. Но знаешь, это бывает порой так невыносимо… Что мне становится все равно на всякие рациональные умозаключения. Я просто всей своей сутью, нет, не всей, но где-то три четвертых точно, люто тебя ненавижу. И понимаю, что никогда не смогу ответить тебе достаточной взаимностью. Как бы не желал. А другое заставлять тебя переживать бессмысленно. Но потом опять так плохо, что становится все равно и на то, как я заставлю тебя испытывать страдания. А по итогу, ты и страдать то не сможешь толком. Скорее всего и не испытаешь ничего, просто перестанешь вскоре быть. Все же, чтобы стать еще уникальнее, ты должен не просто обрести Голос, нет, свой ты уже потерял, но создать новый. А этого никто не делал до тебя. Да и не было такого, чтобы кому-то надо было такое сотворить. Да где ж оно?!

Лицо врага стало чуточку беспокойнее. Интересно, что он ищет? Тем более в таком месте. Где ничего, по сути, нет. Нечто белое, что будет отличаться от всего остального белого? Но чем, цветом? Может тоже присмотреться по внимательнее к тому, что окружает их вокруг? Или важнее все же следить за противником? Он ведь скорее найдет, так как знает, что искать. Хотя может стоит задуматься больше над тем, что он сказал? Что Анчутка сгинет, если не станет Голосом. Но как ему это сделать? Попробовать все же издать какой-то звук? Как?

– Так, ничего не выходит. Но я ведь все прекрасно почувствовал, как ты это делаешь, пока был внутри тебя и все подготавливал. Это было так-то довольно легко. Или я что-то упустил? Но в любом случае, повторить не получится. Не возвращать же тебе взятое. Да и сомневаюсь, что такое уже возможно. Ты оторван уже от всего чего возможно. Ну почти. Визуальная и аудиальная информация тебе еще доступны. Правда ненадолго еще. Как только я найду нужное, и уберусь отсюда, так и это начнешь стремительно терять.