Читать онлайн "Лицо орбитальных ферм"

Шаттл дрожал лёгкой вибрацией, как простой транспортный городской старый автобус на ухабах, только ухабов тут не было — сплошная чёрная тишина. В иллюминаторе тянулась серебристая дуга Земли, а впереди уже угадывался комплекс куполов и цилиндров орбитальной фермы «Агристанция-7».
Кирилл сидел в кресле, проверяя оборудование. Камера, стабилизатор, микрофон — всё в порядке. Главное оружие продюсера. На поясе висела карта доступа с корпоративным логотипом, рядом с которым была надпись: *“Мы дарим человечеству еду и тепло”.* Кирилл фыркнул.
— Тепло… — пробормотал он. — А где его тут взять, если роботы поливают роботов?
Пилот робот шаттла обернулся, усмехнулся:
— Привыкай. На «Семёрке» люди для фона. Настоящая работа за машинами.
Кирилл поёрзал. Он знал, что задание звучит просто: показать «человеческое лицо технологий». Выложить улыбки инженеров, пару дружеских сцен, а потом смонтировать в сладкий ролик для инвесторов. Но его уже грызла мысль: если на станциях люди — всего лишь статисты, то выкладывать будет попросту для некого.
Вдалеке, в холодном сиянии прожекторов, ферма раскрывалась как гигантская лилия: купола с зеленью, цилиндры с орбитальными полями, длинные коридоры-сцепки. И всё это выглядело до обидного бесчеловечно.
Кирилл вздохнул, включил камеру и сказал в объектив — скорее для себя, чем для будущего монтажа:
— Добро пожаловать на Агристанцию-7. Место, где даже улыбка алгоритмизирована.
Шаттл мягко пристыковался, и люк открылся в сторону идеально стерильного коридора. Кирилл поднял камеру, сделал первый кадр и шагнул внутрь — в новый заказ, который, как он ещё не знал, перевернёт его жизнь.
Внутри «Агристанции-7» пахло стерильностью и слабым ароматом травы, будто воздух пытались специально сделать «более земным». Купола сияли ровными рядами: золотистая пшеница до горизонта, аккуратные грядки салата, вверху медленно жужжали дроны-опылители. Словно гигантский каталог идеальной фермы.
Кирилл шагал по прозрачной галерее, снимая на очки каждое движение, и сразу чувствовал: **картинка есть, но жизни нет**. Всё выглядело как рекламный рендер из презентации.
Он заметил инженера в комбинезоне и махнул:
— Эй, улыбнитесь, я продюсер, делаем имидж для Земли. Нужно немного человеческого тепла!
Тот быстро отвернулся и прикрыл лицо ладонью:
— Не надо меня в сеть. Я здесь только за смену, а родственникам я вообще сказал, что остался на Луне.
Кирилл нахмурился, пошёл дальше. В техническом отсеке техник в масле проверял крепления дрона. Кирилл кивнул:
— Давайте короткий комментарий? Люди любят живой труд.
Тот даже не поднял головы:
— Сними лучше робота, он фотогеничнее.
В столовой тоже не повезло. За столом сидел повар, перебирая меню на планшете. Кирилл подошёл ближе:
— Ну хотя бы пару слов для зрителей? Что готовите для команды?
Повар устало посмотрел на него и сказал:
— Я тут только разогреваю полуфабрикаты. Если хочешь, сними, как автомат варит суп. Это и есть наш «человеческий вклад».
Кирилл выключил запись. Ему хотелось ругнуться. Всё, что он собрал за день, выглядело пусто и бездушно. Ни одной сцены, которую можно выложить в корпоративную ленту: ни улыбок, ни историй, ни маленьких «чудес человечности», за которые цепляется публика. Он сел у огромного прозрачного окна, за которым светились ровные поля под искусственным солнцем. И вдруг подумал:
— А может, именно это и есть правда? Что люди тут не герои, а просто тени среди машин? Эта мысль уже не впервые зазвенела в нём тревожным эхом.
Кирилл сидел в маленьком медиа-блоке станции, окружённый экранами. По регламенту продюсер должен был свериться с архивом, чтобы «соблюдать фирменный стиль». Он запустил подборку: **«Лучшие моменты Агристанции»**.
На экране ожили улыбающиеся фермеры: двое в комбинезонах держат серп и косу, будто из старого земного агрофильма; за длинным столом идёт обед, где мужчины и женщины смеются и пьют сок из пластиковых стаканов; на закуску — группа рабочих у шлюза, поёт под гитару песню о доме.
Красиво. Трогательно. Почти слишком идеально. Кирилл замедлил ролик, остановил на лице одного из «фермеров». Слишком ровные зубы. Слишком одинаковая форма глаз. Он открыл метаданные. Секунды спустя экран мигнул серой строкой: *“AI montage v.14, auto-generated sequence, source: synthetic data set.”*
Кирилл ударил ладонью по столу:
— Ну конечно! — выдохнул он. — Опять эти шаблонные болванчики…
Это было не впервые. За годы работы он уже не раз сталкивался с «синтетическими» роликами: корпорации часто экономили на реальных людях и снимали их «цифровые версии». Но тут масштабы пугали — **весь архив станции оказался подделкой**.
Он щёлкал одно видео за другим. На всех роликах лица подозрительно совпадали: один и тот же фермер «случайно» появлялся то за гитарой, то за косой, то в роли техника, то в роли повара. Клоны под разными углами. Алгоритм даже не заморачивался на разнообразие.
Кирилл откинулся в кресле.
— Значит, настоящих роликов тут не было вообще… Станция живая, а выходит — мёртвая картинка.
В его голове крутилась тревожная мысль: **корпорации нужны не люди, а образ людей. Фотогеничные тени.**
Он смотрел в тёмный экран, где ещё мигали замершие лица «счастливых работников». И впервые ощутил, что попал в настоящий медиа-обман, из которого сам же и кормился.
Станция погрузилась в «ночной режим» — искусственные солнца в куполах погасли, остался только холодный технический свет. Коридоры вымерли. Кирилл тихо бродил с камерой, отключив все маячки и официальные датчики записи.
Он включил линзу — и та ловила пустоту. Длинные переходы, где лампы мигали без звука. Гладкие металлические стены, стерильно блестящие.
В одном из отсеков он наткнулся на **механические руки**, которые обслуживали сами себя: один манипулятор смазывал шарниры другого, тот в ответ проверял контакты первого. Всё это происходило без слов, без глаз, без свидетелей. Система замкнута на себе.
— Рабочие руки без рабочих, — пробормотал Кирилл, фиксируя кадр.
Дальше — цех сортировки. Рой дронов подхватывал ящики, перекладывал их, проверял сканерами. Никто не командовал ими. Никто даже не наблюдал. Они работали для алгоритма, который отчитывался другому алгоритму.
На складе, в углу, Кирилл заметил двоих людей. Они сидели на ящиках, уткнувшись в планшеты. Вид у обоих был такой, будто они ждут конца смены, которая никогда не закончится.
— Эй, — Кирилл направил камеру. — Что вы здесь делаете?
Один поднял глаза, зевнул и сказал:
— Присутствуем. Тут по регламенту должны быть люди. Чтобы отчёты сходились.
Второй даже не отвлёкся от планшета.
Кирилл опустил объектив. Всё, что он видел, было откровенно унылым — но именно в этой унылости впервые появлялась **правда**. Люди были лишними, и это казалось страшнее любой синтетической улыбки.
Он отключил запись и шёпотом сказал себе:
— Вот он, настоящий ролик. Не для инвесторов. Для всех.
Впервые у него возникло желание не просто выполнить заказ, а рассказать миру, что тут на самом деле происходит.
******

Кирилл сидел перед консолью, пальцы дрожали над кнопкой *«Опубликовать»*. Он понимал: после этого назад пути не будет. Видео не согласовано, контент не отредактирован алгоритмом, а значит — нарушение всех протоколов. Но он уже знал: *иначе нельзя*.Заголовок он написал наугад:
«Без фильтров: настоящая ферма будущего».
На экране замелькали кадры:
пустые коридоры, где свет моргает без свидетелей;
механические руки, которые чинят друг друга;
дроны, сортирующие урожай без единого человека рядом;
два уставших работника на ящиках, тихо скучающих в углу.
Финальный кадр — крупный план глаза одного из техников, без блеска, без актёрской игры. Просто взгляд живого человека, которому нечего сказать.

Кирилл нажал *«Публиковать»* и откинулся в кресле.
Через час началось то, чего он не ожидал. Сеть вспыхнула: комментарии, репосты, обсуждения. Миллионы зрителей на Земле и в колониях писали:
«Вот это правда!»
«Лучше холодная честность, чем пластиковые улыбки!»
«Красота машин — это тоже красота!»
Алгоритмы сетей подхватили волну. Видео вышло в тренды. Журналисты писали заголовки вроде: *«Наконец-то мы видим, как всё устроено на самом деле!»* Кирилл сидел, ошеломлённый. Он ожидал скандала, блокировок, выговора. Вместо этого публика аплодировала. Он понял странную вещь: **людям надоело смотреть фальшь. Их впечатлила тишина и пустота больше, чем любые подставные улыбки.**
И всё же, в глубине души, Кирилл понимал: корпорации такой успех придётся не по вкусу.
******
В переговорной было стерильно тихо. Кирилл сидел напротив длинного стола из прозрачного пластика. На стенах — логотип корпорации: золотой колос на фоне звёзд. Перед ним проецировалась голограмма топ-менеджера: идеально уложенные волосы, ровный голос, никаких эмоций. Кирилл сжал кулаки. В голове вертелись фразы: *«готов к увольнению», «буду защищаться», «надо было сохранить копию видео у себя»*. Он ждал худшего.
Менеджер пролистал невидимые отчёты, поднял взгляд и произнёс сухо, как приговор:
— Миллионы просмотров. Рост лояльности инвесторов. Рекордное вовлечение аудитории.
Кирилл сглотнул:
— То есть… меня не увольняют?
Менеджер склонил голову набок.
— Наоборот. Нам нужны такие, как вы. С сегодняшнего дня вы — официальное лицо нашей медиа-программы. Хотите или нет, вы станете героем новых роликов.
Кирилл растерянно моргнул.
— Я? Но я же… за камерой…
— Теперь вы будете перед ней, — безжалостно перебил менеджер. — Люди хотят видеть честность. Вы — символ этой честности. А символ не имеет права отказаться.
Через неделю Кирилл стоял в куполе среди золотой пшеницы, в новом скафандре с идеально отполированным забралом. Перед ним завис дрон-оператор.
— Улыбнитесь, Кирилл, — раздался голос из динамика. — Миллионы зрителей смотрят.
Он послушно изогнул губы в кривой, неловкой улыбке. Где-то внутри его всё протестовало, но объектив безжалостно фиксировал именно этот момент.
За его спиной бесконечно трудились роботы.
А он — человек, который хотел показать правду, — превратился в ту самую картинку, против которой восстал.