Читать онлайн "Притяжение Керчи"

Татьяна Левченко

ПРИТЯЖЕНИЕ КЕРЧИ

Левченко Татьяна Владимировна

родилась в 1957 г. в Севастополе, живёт в Керчи, секретарь «Керченского городского литературного объединения «Лира Боспора». Публикации: альманахи «Лира Боспора» (Керчь), «Поэтическая карта Крыма» (Симферополь); журналы: «Крымуша», «Брега Тавриды» (Симферополь). Авторские поэтические сборники: «Крошка Мир», «Звезда над Керчью» (Симферополь, 2005 г.). Член Союза Российских писателей, Крымской Ассоциации писателей.

Левченко Т. В. «Притяжение Керчи».

Редактор Вдовенко А. Н.

СКИФИЯ

Скифия-земля…

Горькая вода…

Это — горечь слёз

Всех от века вдов.

Запах знойных трав

Маревом встаёт.

По степи — холмы

В ковылях седых…

Дробный стук копыт!

Зоркий скорый взгляд

Из густых ресниц:

Всадник из легенд

Вихрем налетел

И — ушёл за грань,

В маревую даль.

Не Пегас конёк:

Коренаст и гнед.

Но взметнулась пыль,

И — пустая степь!

Всадник из легенд

С маревом взлетел

К блёклым небесам,

Растворился в них.

Сорванной струной

Звон в степи плывёт.

Шепчут ковыли

О былых веках.

Да в курганах спит

Скифская печаль…

МОЯ СТОЛИЦА

Ты по народностям — столица,

Моя любимая столица.

Моя скромнейшая столица на Земле!

Мой древний город — словно птица:

Она пролив обнять стремится

И взмыть, неся свою свободу на крыле.

А кто тебя не понимает,

Тебя провинцией считает.

Пренебрежительных усмешек не тая,

Они в столицы улетают

И в толпах там бесследно тают.

Мы их жалеем и прощаем — ты, да я.

Моя Боспорская столица,

Я так люблю тобой гордиться!

Тем, что живу с тобою общею судьбой.

Мой город-птица — Феникс-птица:

Сжигая перья, возродится!

И даже в три тысячелетья — молодой.

ОТЕЦ И СЫН

(версия)

Отец Евпатор не любил Боспор.

Сидел в Синопе венценосный папа.

При нём Пантикапей познал позор,

Совсем, как Керчь на нынешнем этапе:

Упадок, спад, тупик… Ну, что ещё?

Медвежий угол — от врагов укрыться…

А тут сынок подрос. Совсем большой…

Не с теми, с кем бы надо, стал водиться…

И — царство захватить… чтоб возродить

Былую мощь его и славу, видно?

Ах, юность, юность! Ей дано торить

Мечтами путь к недальнему Аиду.

Отец за трон, — последний свой оплот,

А сын — за край, что должен же быть славен!

Так кто ж предатель?… Шут их разберёт…

История ведь пишется не нами.

Историкам работы — на века:

Судить-рядить о всём разносторонне.

Но — не судите строго Фарнака:

Он родину любил не меньше трона.

НА СЕМИ ВЕТРАХ

Неоткрытою планетой,

Как в иных мирах,

Существует город этот

На семи ветрах.

Он свои раскинул крылья,

Словно белый птах,

Что кружится над проливом

На семи ветрах.

На семи ветрах

Город мой,

Словно белый птах,

Кружит над волной.

Где бы ни был я на свете

И в каких морях —

Возвращаюсь в город этот

На семи ветрах!

Здесь Грифона — диво-птицы —

Слышится полёт.

Здесь Истории царица

Памятью живёт.

Над волною белопенной,

На седых холмах,

Бьётся Парус Эльтигена

На семи ветрах.

На семи ветрах

Город мой,

Словно белый птах,

Кружит над волной.

Где бы ни был я на свете

И в каких морях —

Возвращаюсь в город этот

На семи ветрах!

Здесь ветра играют вечно

Стаей облаков.

И несётся от Предтечи

Звон колоколов.

Эта древняя столица

Славится в веках.

И летит мой город-птица

На семи ветрах!

На семи ветрах

Город мой,

Словно белый птах,

Кружит над волной.

Где бы ни был я на свете

И в каких морях —

Возвращаюсь в город этот

На семи ветрах!

ОСКОЛОК ВОЙНЫ

На Митридате, мрачно отдалённый,

Заброшенный, загаженный, пустой,

Войны осколок — старый дот бетонный —

Зарыл свои глазницы в травостой.

Косится хмуро он на мирный город,

Неся собой напоминание ему

О той поре, когда он, в спеси гордой,

Владычествовал — в прошлую войну.

Толсты его исписанные стены,

Следы гранатных взрывов он хранит,

Угрюмый, в одиночестве надменном,

Но никому не страшный монолит.

Пред его взором город возрождённый

Живёт бурливой мирной суетой.

А он, непобедимый, — побеждённый,

Заброшенный, загаженный, пустой.

А за его спиной, лицом к восходу,

Лицом к проливу, прямо в солнца диск

Стрелой вознёсся памятник народный —

Мечом, войну пресёкшим, — Обелиск.

А рядом полыхает над вершиной

Огонь народной памяти о том,

Чтоб никогда глазницы не ожили

В бетонном этом логове пустом.

1991 г.

ГОРОД, БОЛЬ МОЯ

Древние стены и новостройки,

Каменоломни, порт…

Город упрямый, гордый и стойкий

Словно попал в цейтнот.

В древность рождённый,

В вечность идущий,

Город морских ворот,

Ласковый город

И добродушный,

Что впереди тебя ждёт?

Город, ты сжался,

Весь искорёжен.

«Корчев» — от «корчевать»?

Весь перерыт,

Как осадой обложен!

Призванный врачевать,

Город курортный —

Смогом ты дышишь,

Выбросами из труб!

Город портовый —

Моря не слышишь:

Шёпот мазутных губ.

Выбросы, сливы

И теплотрасса —

Варварство и рабой!

Уж Митридат —

Не гора, а — насыпь,

В море — дерьмом прибой.

В буйном цветенье

Керченских вёсен —

Пасти голодных рвов…

Город мой, что же ты

Строже не спросишь

С тех, кто к тебе суров?!

Кто издевался

Над Митридатом

И над Святым Огнём,

И теплотрассы

Стальным канатом

Петлю связал на нём?!

Город у моря,

Город портовый

С именем славным — Керчь.

Неповторимый —

Древний и новый —

Как мне тебя сберечь?!

* * *

Не торопи меня, мой друг, не надо:

Меня совсем не знаешь ты ещё.

Тебя я, правда, видеть очень рада.

Но это нам не скажет ни о чём.

Безмерная случайность нашей встречи

Ведь не зажгла в душе твоей огня.

Не обнимай меня, мой друг, за плечи

И не пытайся целовать меня.

Пойдём! Я покажу тебе мой город.

Мой город — мои сердце и душа!

По древней лестнице поднимемся на гору,

В торжественности строгой, не спеша.

Мы молча постоим у Обелиска,

Ты тронешь пушки легендарной колесо…

Пусть этот город станет тебе близким.

Ты повернись теперь к нему лицом.

И разольётся ширью пред тобою

В кайме портов мой Керченский пролив.

А там, взгляни: холмы бегут гурьбою

В туманистой и призрачной дали.

И город — пусть войдёт он в твою душу —

Тебе протоки улиц распахнёт,

Приветливый, прекрасный и радушный,

Как и народ, который в нём живёт.

Мы спустимся к нему под строгим взглядом

Двух воскрешённых древних сторожей.

Мы выйдем в город с древним храмом рядом.

Он нам сейчас как раз всего нужней.

Мы в храм войдём торжественно и молча,

В саму историю шагнём через порог!

Перед Марией — Девой Непорочной —

Свечи затеплим страстный огонёк.

И, выйдя, просветлённые, из храма,

С возвышенным стремлением души,

Пройдём к морской волне солёной прямо,

Чтоб утвердить возвышенность в тиши.

Вдохни морской солёный, свежий ветер

И оглянись на город за спиной:

Ведь в этом городе меня ты встретил.

И вот теперь — целуй меня, родной!

ИСТОРИЯ КЕРЧИ

Затерялся порог отеческий

За безвременья синей далью.

Оставляют следы на Вечности

Мои греческие сандалии.

Примеряю одежды скифские,

Генуэзские и татарские,

Вышиваночки украинские,

Сарафаны русско-славянские.

Говорю языками разными —

То певучими, то — гортанными.

Никогда не бываю праздною:

С городами сливаюсь, странами.

То — империей, то — причалом я.

То — историей, то — поверьем.

То — Деметрой скорблю, печальная,

То я — Феникс, сжигаю перья.

Путешествую я по Вечности:

Путь причудлив и бесконечен.

А на вечной той бесконечности —

Вся история моей Керчи.

НАШ ПРОЛИВ

За проливом на холмах алеют маки.

Впрочем, может быть, это — тюльпаны.

Всё — под солнцем там краснеется, однако,

За проливом. Там — берег Тамани.

А чуть ближе — цепочка деревьев

Среди моря виднеется ясно.

Вы — приезжий? К чему недоверье?

Там — Тузла; да и воздух прозрачный:

Все отчётливо, да и не дальше,

Чем от Ак-Буруна до Змеинки.

Наш пролив, словно речка — домашний,

Будто пруд в деревенской глубинке.

И, поди ж ты, границею стал он!

Не района, не области — страны

Разделил! И теперь до Тамани

Расстоянье — как за океаном!

Что политика-то сотворяет!

Так порою умеет, что даже

Самых близких людей разделяет,

Словно гоголевских персонажей.

Но одна остаётся надежда:

Что — Природе людские замашки?!

И в сердцах у керчан, как и прежде,

Наш пролив, словно речка — домашний.

* * *

Я люблю, без всяческой бравады,

Без намёка подленькой игры,

Город, где — красивые фасады,

Вдребезги разбитые дворы.

Здесь повсюду отыщу дорогу:

За версту предчувствуя беду,

Даже где сам чёрт сломает ногу,

Даже без фонарика пройду!

Это — город мой, и хоть ты тресни!

Это — город каждого, кто с ним.

С радостями, с горестями вместе

Как уродец мамою — любим.

Весь такой: расхистанно-доверчив,

Так вот величаво горделив,

Гордо величается он Керчью,

Обнимая Керченский пролив.

Ворчливое признание в любви

Вы знаете, где улица Счастливая?

Пржевальского? А Глинки, Гоголя?

Не приходилось в пору вам дождливую

По этим тихим улицам гулять?

Ещё, представьте, есть такая: Дальняя —

Там рядышком на переправу путь.

А есть ещё Интернациональная.

Не приходилось как-нибудь взглянуть?

Мы любим воспевать красу и древности,

Красивые фасады любим мы.

Перед гостями хвалимся, из ревности,

Что, мол, в Керчи почти что нет зимы.

Чудесный центр и море — окаёмкою,

Предтеча, Митридат, ещё — грифон... —

И этой нитью, тонкою-претонкою,

Гордишься, говоря, мол в Керчь влюблён.

А любишь ты — зелёные окраины,

Речушки и озёра в камыше,

Как абрикос цветёт весною раннею?

Иль только кипарисы по душе?

Наверно, по натуре я — сварливая.

Но Керчь люблю, отвечу головой.

Вы знаете, где улица Счастливая?

Она — в конце торговой Полевой.

* * *

Опять туман с волны поднялся.

Как будто город своё имя

Сменить на «Лондон» вдруг собрался.

Мы станем с ним тогда чужими.

Не надо, город, умоляю:

Я не смогу стать англичанкой

Лишь потому, что ты в туманы

Решил седые облачаться!

Мой древний город, Керчь родная!

Тебя люблю — и в пыль, и в слякоть.

Но только, горечь нагоняя,

Туманами не надо плакать!

Мой город, имя твоё славно,

Такого в мире больше нету.

Давай, прогоним все туманы

И выйдем к солнечным рассветам!

Давай, туман поднимем тучей

И — разорвём её грозою:

Ведь вешний ливень будет лучше,

Чем плач туманистой слезою!

Ты после ливня очищенья

Мне улыбнёшься, несравненный!

Я попрошу тогда прощенья

За подозрения в измене.

ПРИТЯЖЕНИЕ КЕРЧИ

Я не знаю, как там,

на других континентах,

Для других городов,

полустанков, посёлков

Разрешается эта проблема,

Бесконечная эта дилемма:

Навсегда!

иль — остаться?

Или вечно мотаться:

то — туда, то — сюда,

то — туда, то — сюда!

Возвращаться,

бежать,

возвращаться,

бежать…

Рвать билеты,

ужаснейшим матом ругаться,

И — опять возвращаться.

Опять

возвращаться…

И однажды понять:

ни к чему суета,

ни к чему

ностальгии тоски маята. —

Вот вам РОДИНА:

Не государство,

не эта страна и не та.

Просто — улица, дом,

а быть может — весь город…

И просто — остаться.

Навсегда.

ДОМОЙ!

Из краёв далёких, северных,

Я тащу туман за поездом.

Там — леса посеребрённые,

С позолотою берёз.

А туман самоуверенно

Прячет степь и лесополосы,

Оставляя только ровную

Рельсов нить из-под колёс.

Ох, пути-дороги долгие

Домоседке, мне не по сердцу!

Я тоскую в отдалении

За прибойною волной.

Где лесов просторы строгие —

Моё сердце к морю просится.

И живёт одним стремлением —

Возвращением домой!

И спешит вагон, торопится,

Перестук на стыках множится.

И туман морскими бризами

Разметало, отогнав.

Мой далёкий путь закончится,

Где из бликов солнце сложится,

Где волна, осыпав брызгами,

Упадёт к моим ногам.

СПИРАЛИ

По-за окном,

за двойными вагонными стёклами,

Время свернуло пространства в тугую спираль:

Там, где на деле горят фонари одинокие —

Гроздья огней освещают плывущую даль.

В лес обратило вращеньем аллейку убогую,

В небо вползают поля, горизонт накреняя.

А через них —

показался широкой дорогою —

След за комбайном: на чёрном желтеет стерня.

Всё остановится, только я выйду из поезда:

Мигом исчезнет, как не было, эта спираль.

Время с пространством

легко побеждаются скоростью.

Проще простого!

Их даже немножечко жаль.

Может поэтому,

даже наверно поэтому,

Что не желаю на них я смотреть свысока,

Предпочитаю остаться керчанкой —

отпетою —

Здесь,

где пространство

в спираль закрутило

века.

* * *

Ойкумены обрыва бровка…

Так задумали, видно, боги:

Здесь — конечная остановка,

Где подводятся все итоги.

Дальше — только врата Аида,

А над ними, где чайки реют,

За туманами еле виден,

Путь в загадку — в Гиперборею.

По итогам и выбор будет:

За врата или по-над ними.

Здесь никто никого не судит,

Здесь становятся все иными.

Все дороги ведут не к Риму,

А сюда, где путей основа,

Где теченье столетий зримо

Вьёт начало дороги новой.

* * *

Город мой — конечной остановкой

Для судьбы, уставшей от транзитов.

Смесь ленцы с уверенной сноровкой.

Город «ВХОД»-ов. Город без «exit»-ов.

То ли петли врат Аида стонут,

То ль Пандоры беды носит ветер, —

Не тревожьте спящий тихий омут,

Не будите сон тысячелетий.

То ль войны следы на старых школах

Мысль толкнут войною не задетых:

К этим ранам не добавить новых,

Ни единой школе на планете.

Зуммерит с вершины Митридата

Тишина тревожною морзянкой.

Как покой бывалого солдата,

Здесь покой с нежданною изнанкой.

Взор его спокоен и пронзительн —

Так творец глядит на заготовку.

Для судьбы, уставшей от транзитов,

Город мой — конечной остановкой.

ПОКРОВ

Над Предтечею — снег искристый.

На кресте золочённом тает.

Словно слёзы самой Пречистой,

Капли с купола вниз стекают.

Я ладони под них подставлю

И лицо — как Любви навстречу:

Тает снег, на морозе — тает,

Освящённый крестом Предтечи!

Кто-то, обняв меня за плечи,

Охнет: «Мокрая — на морозе?!

Или плакала?» — «Да, — отвечу,

Это — слёзы. Пречистой слёзы».

Я слезами её умылась,

Словно душу саму омыла!

В храме долго потом молилась,

Об одном лишь её молила:

«Защити чистотою новой

Город мой ото всех напастей!

Будет он под твоим Покровом,

Жить в нём люди почтут за счастье.

Защити стариков, младенцев,

Молодых, пожилых и юных,

Чтобы в каждом раскрылось сердце,

Чтобы не было лиц угрюмых.

Защити все его строенья,

Все деревья, животных, травы:

Сотворения и творенья

Все под Богом, Единым, Правым».

Я стояла под ясным светом.

Истекал он с очей Пречистой.

Знаю: был он Её ответом!

Снег над Керчью кружит...

Искристый!..

* * *

«… Здесь — круг номер ноль, преддверие…»

«… Я жил на подступах к Аиду…»

(Злата Андронова)

Смерть моя не за горами — за плечами.

Дышит радостно в затылок: «Поспеши, мол!

Уведу тебя я в край, где нет печали,

Где любые все проблемы — разрешимы».

Я отвечу, как всегда, не торопливо

(Я не гений, у которых сроки сжаты):

«Что ты, старая, оскалилась игриво?

Выйдет время, — обойдусь без провожатых.

Знаешь плохо географию ты, видно.

Почитай хотя бы Златы нашей строки:

Мы здесь все живём в Преддверии Аида.

И какие там условия и сроки?!

Здесь ведь самая невзрачная речонка

Оказаться может Летой или Стиксом.

А простая «абиссинская» девчонка

Превращается в загадочного Сфинкса.

Чао, старая! Гуляй пока: свободна!

Время выпадет — сама узнаю, где ты.

Коль не сыщешь ни лодчонки ты, ни брода,

Так и быть уж, переправлю через Лету».

«ХЕРСОНЕС»

Совсем немногое осталось от романтики.

И даже мы — стальные корабли. *

Но, слава Господу, что есть ещё фанатики —

Под парусами обойти вокруг Земли!

А у Земли широты — необъятные!

Но каждый парусник — немного ветрогон.

И били ветры паруса мои крылатые

У мыса Горн.

У мыса Горн…

Всё было там — романтика с экзотикой,

Когда вставали волны на дыбы.

Но я волнам не поклонился клотиком,

Не посрамил я имя «Херсонес».

И многое встречал на океане я.

Но впереди — прекрасная из встреч:

Когда вернусь я из далёких гаваней

В свой порт приписки —

славный город Керчь!

Пускай не алы паруса мои просоленны —

Не обязательно все сказки повторять.

И мои Грэи на свидания с Ассолями

Под парусами белоснежными летят.

Их ждёт любовь, конечно, необъятная!

Но каждый Грэй — немного ветрогон.

Они держали паруса мои крылатые

У мыса Горн.

У мыса Горн…

Всё было там — романтика с экзотикой,

Когда вставали волны на дыбы.

Но мы волнам не поклонились клотиком,

Не посрамили имя «Херсонес».

И многое встречали в океане мы.

Но впереди — прекрасная из встреч:

Когда вернёмся из далёких гаваней

В свой порт приписки —

славный город Керчь!

Пусть океан тайфуны и торнадо

Швыряет вдоль и поперек пути.

Но если мне под стать моя команда, —

То что нам — все широты обойти?!

А у Земли широты — необъятные!

Но каждый парусник — немного ветрогон.

Ловили ветер паруса мои крылатые

У мыса Горн.

У мыса Горн…

Всё было там — романтика с экзотикой,

Когда вставали волны на дыбы.

Но мы волнам не поклонились клотиком,

Не посрамили имя «Херсонес».

И многое встречали в океане мы.

Но впереди — прекрасная из встреч:

Когда вернёмся из далёких плаваний

В свой порт приписки —

славный город Керчь!

МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО

* * *

Каждым летом из всех моих лет

На всю ночь растворяю окошко.

Яркой звёздности призрачный свет

Перелью из ладошки в ладошку

И — плесну: возвратись в небеса

Их ладоней моих — обогретым!

Потому и парит полоса

Млечного Пути во всё лето.

Потому к теплу моему

Звёзды льнут, от восторга плача.

Удивляться тут нечему.

Так и должно быть.

Не иначе.

* * *

В такую ночь торжественно-печально

Симфония стекает с небосвода.

Луны дорожка, словно путь начальный,

Ложится серебром на тёмных водах.

В такие ночи призрачного света

Волшебный мир сливается с реальным.

Находятся простейшие ответы

На сложные вопросы идеально.

В такие ночи пишутся сказанья,

И звёзды шепчут о невероятном.

И кажется — загадки Мирозданья

Становятся доступней и понятней.

* * *

Было чудо. Ночью лунной,

В звёздах крупных, словно блюдца,

Ниоткуда семиструнной

Звуки нежные прольются!

Ах, гитара! Ты рыдаешь,

Ты смеёшься, стонешь томно…

Затихаешь, исчезаешь

Под луной такой огромной.

Зазвучала и затихла,

Непонятно, ниоткуда…

Нежной грустью охватила

Ночью лунной… Было чудо…

ПРОБУЖДЕНИЕ

Вот и снова холмы зеленеют.

Вот и снова цветы расцветают.

В небе синем не тучи чернеют —

Это птицы домой прилетают.

Что весна так влияет на сердце,

Я впервые узнала лишь ныне:

Словно кто-то забытую дверцу

Приоткрыл — даже петли заныли!

Оказалось, что сердце умеет

Трепетать, как листва молодая!

А казалось — уже не посмеет

Даже дрогнуть, не то, что оттаять!

Я пьянею от запахов нежных

И смеюсь над собой, опьянённой,

И, прощаясь с холодною прежней,

Не узнаю себя обновлённой!

ПЕРВЫЙ ЛИВЕНЬ

Зацепились тучи за антенны,

От натуги густо потемнев.

Ветер стих.

И вдруг — порыв мгновенный

Как-то снизу, сбоку налетел!

Пыль взвихрилась.

Воробьи примолкли.

Застучали капли о стекло.

Ливень — вдруг!

И сразу всё промокло.

И ручьи до речки повлекло.

Врассыпную бросившись к подъездам,

Радостно визжала детвора.

Вешний ливень!

Нужный и полезный.

Да при чём полезность тут?!

Ура!

Вешний ливень!

Первый, долгожданный —

Он погожим дням откроет путь.

Прошумел…

Осталось лишь дрожанье

Капель.

Да ручьи ещё текут…

ВЕСЕННЯЯ МЕТЕЛЬ

Играет симфонию ветер.

И в лунном серебряном свете

Танцуют деревья в цвету,

Кружат лепестки на лету

Весенней прозрачной метелью.

Как будто с ветвей облетели

С серебряным блеском огни.

Летят над землёю они,

Спеша передать эстафету

В метель тополиную — лету,

И — под ноги лягут, грустны,

Угаснув до новой весны.

* * *

Подсвечен огнями города,

Туман завитками холода

Свою распускает бороду

По улицам засыпающим.

Туман этот к утру синему

Густым распушится инеем —

Приветом прощанья зимнего

Весне наступающей.

* * *

Ночь над морем крылья раскинула,

Звёздный Ковш в волну опрокинула,

Серебром расплескала луну.

С тихим плеском море прихлынуло,

След любимый с берега вымыло,

За собой унесло в глубину.

На песчинки там он рассеялся,

По морскому дну он развеялся,

Растворился, исчез навсегда!

Значит, зря ты столько надеялся,

Зря глазам лучистым доверился:

Не осталось даже следа!

СВИДАНИЕ

Щеголиха-яхта у причала —

Что твоя красотка после бала:

Вся от возбуждения дрожит.

Пусть, едва заметно здесь волненье, —

Яхта не спокойна ни мгновенья:

Глядь, швартовы сбросит и сбежит.

Рядом — коренастое созданье,

Парнем деревенским на свиданье —

Черномазый труженик-буксир.

Чуть качнётся, как вздохнёт устало:

Он здесь отдыхает, у причала,

Он в соседки яхту не просил.

Но теперь покой его нарушен.

Что ж ты теребишь стальную душу,

Яхта, что покорна всем ветрам?!

Ветреная девочка… Игрива…

Как нежна! И как же ты красива!

Но свиданье ваше — до утра.

Вот и вся история простая.

Поутру туман над морем стаял,

Новый ветер яхту подхватил.

Без оглядки вдаль она умчала!

А буксир остался у причала.

Лишь вослед немного погрустил…

* * *

Увядали тюльпаны, забытые кем-то.

Их поставили в воду — давайте-ка жить!

В мире ведь ничего необычного нету, —

И заботою можно цветы окружить.

И тюльпаны проснулись, и тянутся к свету,

Как подсолнухи к солнцу — вертя головой.

В мире ведь ничего необычного нету…

Почему же мы так необычны с тобой?

Так, на чьи-то вопросы давая ответы,

Мы кому-то стараемся путь осветить.

В этом ведь ничего необычного нету?..

Так зачем же об этом тогда говорить?!

* * *

Вот и август уж мёда причастился.

Припоздняется к утру восток.

Алой ягодкой ландыш украсился:

Плодоносен душистый цветок.

Разрешаются ночи от бремени,

Зёрна звёзд осыпая в росу.

Прорастут эти зёрна ко времени,

На Земле возрождая красу.

АКВАРЕЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ

Акварельный портрет, —

как плывущий мотив:

исчезающее мягок,

пронзительно нежен.

Был и нет.

Был и — нет…

Так, ладони раскрыв,

лепесток мотылька

отпускаешь, в надежде,

что ладонный запрет,

от ветров защитив,

не сломил ему крылья, —

взлетит он как прежде

к облакам.

Был и — нет!

Как плывущий мотив…

Акварельный портрет…

ПЬЯНЫЙ ВЕТЕР

Вечерело. Лентами тумана

Ветер разукрашивал платаны.

Был полёт его немного странным:

Он пьянел в рекламах ресторанов.

От огней рекламных разноцветный,

Бесшабашно прыгал он на ветви,

Падал вниз и снова возносился,

И ко всем в попутчики просился.

Раздувал подолы он и вихры,

И кружил с листвой шальные вихри:

Веселился, ветреный проказник,

Сам себе устраивая праздник!

И когда погасли все рекламы,

Он ещё в ночи шумел упрямо,

Всё шуршал в потёмках чем-то где-то,

Пьяный ветер…

Славный вечер..!

Лето..!

РЕПЕТИЦИЯ

Вот и август.

И, по давней традиции,

У дождей начинаются репетиции.

Ветер тучи к земле прижимает,

Запевает…

Вспоминают дожди старую песенку.

Словно лето убегает вниз по лесенке —

Без конца эту дробь повторяют:

Вспоминают…

Но опять сбой ритма, — диссонанс.

Переходит ностальгия в ренессанс,

Пробиваются вдруг дискантом лучи…

А в ночи

По давно заведённой традиции,

Перед осенью у дождей — репетиции.

Шелестят, навевая грусть…

Ну и пусть!

МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО

Перемешались волны с небом,

Переплелась трава с кустами.

Срывает ветер пенный гребень

И вжалась в берег чаек стая.

Ещё мгновенье — тишь Вселенной.

Мгновение, — и грохот взрыва!

И, вал вздымая белопенный,

Стихия моря дико взвыла!

И — круговерть! И — гром прибоя!

И выше скал волна взлетела,

Как будто тучи за собою

Сорвать с небес она хотела!

Рёв, скрежет, ветра свистопляска!

И вдруг одна волна незлая

К моим ногам прильнула с лаской

И улыбнулась, исчезая…

* * *

Облаками — стаями гусиными —

Затянуло ласковую просинь.

И глазами синими росиными

По утрам проглядывает осень.

Закружило вновь, закуролесило

По аллеям пёстрою листвою.

Тополь за окном моим невесело

Закачал седою головою.

Что ж, старик, родне твоей осиновой

На роду написан трепет вечный.

Ну а мне, под взглядами росиными,

Как всегда, идти ветрам навстречу.

Сквозь дожди, метели ошалелые,

Забывая горечь потрясений,

Разметав обиды — листья прелые —

Выйти к росам радужным — весенним.

* * *

Затихают перезвоны в редколесье,

Облака темнеют, в тучи превращаясь.

И кружатся, и кружатся в поднебесье

Стаи птичьи, с нами надолго прощаясь.

Паутинки — струны лютен грустных эльфов —

Еле слышную мелодию играют.

Куст сиреневый, обманут бабьим летом,

Почему-то жёлтым цветом расцветает.

Набираю горсть цветков трёхлепестковых —

Обещанье исполнения желаний:

Загадаю впечатлений себе новых,

Чтоб короче были сроки ожиданий.

Листья, влажные от рос, легли под ноги.

Я по их ковру шагаю осторожно.

Путь лежит мой через трудные дороги,

А порою — и совсем по бездорожью.

Но не тянет меня «птицей в поднебесье» —

Человеком на земле хочу остаться,

Чтоб души моей тревожащая песня

В сердце каждом научилась отзываться.

променад не взирая на лица

Хруст под «платформами» раковин мидий:

К вечеру. Море штормит.

Тихо фланируют мини и миди,

Брючный костюмчик сидит.

Рядом — бутылочки лонгера, колы

И «мак-дональдс» — натюрморт.

Вот рюкзачок пробегает из школы

На сериалопросмотр.

Човгают шлёпанцы на босу ногу,

Джинсы лоснятся — модерн!

Кто-то в кустарнике строит берлогу —

Архитектуры шедевр.

Падают сумерки, сбитые с толку...

Чем бы стишок завершить?

Влезу-ка в стог, раскопаю иголку:

Надо колготы зашить.

* * *

самой романтической поэтессе Керчи

Ларисе Алексеевой

Взгрустнула осень, моросью заплакав,

Поблёкли краски яркого наряда.

Что ж, погрусти, родная. Но, однако,

Не торопи сегодня листопада.

Печально листьям мокрыми под ноги

Слетать и тут же превращаться в слякоть.

Не торопись, родная, ради Бога,

Так безутешно, безнадежно плакать!

Пускай дождутся листья на деревьях,

Покуда ветер тучи поразносит.

Ах, как прекрасна будешь ты, поверь мне,

Под яркой синью — золотая осень!

Тогда уйдёшь легко и беспечально,

В мелодии звенящей листопада —

Тебе, прекрасной, — песней величальной,

А мне — как наивысшая награда.

И мы с тобою, в дивном вальсе этом,

Кружиться будем, листья разметая.

Ах, как легко быть осенью поэтом!

Как поэтична осень золотая!

* * *

Низко тучи октябрь распростёр.

Снова плачут дожди на стекло,

Чтобы кто-то их слёзы утёр,

Чтоб у них на душе отлегло…

* * *

Ларисе Алексеевой

В самом центре зимы,

посреди необъятной вселенной,

Расцветает Душа,

словно дивный и нежный цветок.

Это в сердце твоём

из звезды родилась хризантема,

Это сердцем твоим

согревается дружбы исток.

Оставайся всегда

всё такой же прекрасной и нежной,

Улыбайся легко,

как умеешь одна только ты!

Даже в сердце Зимы

ты растопишь покров её снежный,

Чтобы вырастить в нём

нежно-хрупкое диво — цветы!

* * *

(коту Мишке)

Это просто был тающий снег.

Это просто светила луна.

Но рождала русалочий смех

Серебрящаяся тишина.

Плошки лешего! Скрипнула дверь.

Сон лицо рукавом обмахнул:

«Самый нежный и ласковый зверь»

Потихоньку в ресницы дохнул.

Домовым на груди примостясь,

Всё увидев, поняв и приняв

С полусказкой волшебную связь,

Сторожит полусон, полуявь.

* * *

Слышен шорох паутинки о стекло, —

С лёгким скрипом,

как ботинки из сельпо.

Сколько времени бесследно истекло

С этой древности

по детство,

юность,

по…

Нет, не старость! —

Это мудрость:

так светло

Отраженье тишины глазами пить,

Слушать шорох паутинки о стекло,

Не задумываясь: быть или не быть.

* * *

Отражение тополя

тихо качнулось в окне.

Может, просто ему

отражением быть

надоело.

И тянуло оно

свои тонкие ветви ко мне, —

То ли жизни вдохнуть,

то ли чтобы я их обогрела.

Даже взгляда тепло

отражению — солнце как будто.

Даже мысли моей доброта —

как любви торжество.

Отраженье, качнувшись,

ко мне постучалось под утро

Тонкой тополя веткой,

с живой, шелестящей

листвой.

ЗВУКИ ДОЛГИХ ШАГОВ

ОДИНОЧЕСТВО

По карнизам моих окон

Пробегает кособоко

И в мои стучится двери

Дождь.

Дни проходят одиноко.

Мне от веры нету прока:

Всё, чему я ни поверю —

Ложь.

Будто бисером нанизан,

Дождь стучится по карнизам

И стекает словно время

В ночь.

Счастье было мне сюрпризом,

Поздней осени капризом,

И умчалось поскорее

Прочь.

Ночь проходит, — мне не спится,

И фонарный не ложится,

А струится по асфальту

Свет.

Мне под шум дождя грустится,

И слезой из-под ресницы

На стекле сверкает капли

След…

ТЕМНОТА

Как мотает на стыках вагон!

Снова соткана ночь из печали.

«Это он?» — «Нет, не он! Нет, не он!» —

Мне колёса в ответ отстучали.

Мне всегда на пути — темнота.

Только редкие отблески света.

Темнота, чернота, немота:

Хоть кричи — не дождёшься ответа!

Ты откликнулся с той стороны,

Из которой не ждать мне подмоги.

Как следы прошлогодней стерни,

Мне — осколки любви на дороге.

Снова стылый, усталый вагон

С перестуком на стыках качает.

«Это он?» — «Нет, не он! Нет, не он!» —

Мне дорога моя отвечает.

И опять впереди — темнота,

Только робкие проблески света.

Темнота, чернота, немота…

Не зови — не дождёшься ответа!

ЧАЙКА ЛУННОГО ЦВЕТА

Я сказала тебе: «Не спеши!»

Было ль, не было ль это —

Пролетела над нами в тиши

Чайка лунного цвета.

Отгорела, угасла любовь,

Не дождавшись ответа.

И тогда я увидела вновь

Чайку лунного цвета.

Сердце, памятью светлой маня,

Убеждает, что где-то

Окликает тебя и меня

Чайка лунного цвета.

Ожидает она, чтоб опять

Ты, спросив, ждал ответа:

Прилетит мне ответ подсказать

Чайка лунного цвета.

ГОЛУБЫЕ СТИХИ

«Заметался пожар голубой…» * —

Эти строчки прочла я впервые

В день, когда повстречалась с тобой,

Заглянула в глаза голубые.

Сколько глаз промелькнуло потом:

Тёмно-карих, зелёных и серых!

Только сердце стучало о том,

Что пожар загасить не сумела.

И везде — даже в чёрных глазах —

Голубую искорку искала.

Голубым зацветало в садах,

Голубым свои строки писала.

Не гасился пожар голубой!

И, покинув всех глаз разноцветье,

Вновь искала я встречи с тобой.

Ты пришёл. И отказом ответил.

И остался ты прав, это да.

Но моё ты исполнил желанье:

Твой отказ, голубой, как вода,

Загасил голубое метанье.

ОПОЗДАНИЕ

Ночь морозная. Осень поздняя.

Отшумел давно листопад.

Ветер северный. Небо звёздное.

И слова твои невпопад.

Снова ты пришёл только к поезду.

Снова грусти полны глаза.

Говоришь ты мне в осень позднюю,

Что весной не сумел сказать.

Ты весной не сумел отважиться.

Столько времени потерял!

И теперь, дорогой, мне кажется:

Безнадежно ты опоздал!

К нам под ноги слетала медленно

Подмороженная листва.

Ты мне вслед говорил последние,

Опоздавшей любви слова…

* * *

Расплескали мы любовь

Брызгами.

Как в сердца вернуть её

Сызнова?

Птицам певчим замолчать

К осени.

Как сначала всё начать? —

Спросим ли?

Не словами, то хотя б

Взглядами:

Расставаться навсегда

Надо ли?

Сколько тучам ни греметь —

Пасть дождём

Не спроси и не ответь —

Переждём.

* * *

Ушёл!..

Но не свободен ты

От этих глаз тревожных:

Они глядят из темноты,

И скрыться невозможно!

Они везде тебя найдут

И в душу глянут молча.

Они покоя не дадут

Тебе, ни днём, ни ночью!

Пока,

покинувший меня,

Сживёшься с новой ролью, —

Как два палящие огня,

Ворвутся в сердце болью!

И на свидание с другой

О них ты не забудешь:

Ты их тревожной глубиной

Навеки проклят будешь!

* * *

Степь рвала туман

козодоя криками

И с дымком костра

он смешался.

Ты ушёл.

Даже не попрощался.

Лишь сказал:

«Ты такая дикая...»

Я смеялась вслед,

Вспоминая прежнее,

Вспоминая первое

расставание

И нелепо-странное,

на прощание:

«Извини…

ты такая нежная...»

… А туман плывёт

безнадежности

Одиночества

дикой нежности...

* * *

Б. П. И.

Я усажу тебя у ног моих,

Как Коломбина — верного Пьеро,

И расскажу тебе печальный стих,

Который ляжет под моё перо.

А в том стихе — как журавлиный клин

Слова звучат. Тебе их не забыть:

Что Коломбине нужен Арлекин.

И что Пьеро не может так любить.

ПОХОРОНЫ ЛЮБВИ

… Потом ты мне приснишься.

Будет дождь

Мне по стеклу вызванивать Маркони.

Мой сон открыт,

и ты в него войдёшь.

И — взвоет кот, забытый на балконе.

Мой сон открыт —

я выйду из него,

Чтобы впустить кота

в тепло квартиры.

Ты снишься… снился?..

Ладно, ничего! —

Ещё не то бывает в нашем мире.

Я возвращусь,

закрыв балкон и сон.

Кот тихо запоёт.

Твоя же песня — спета.

А утром, глядя в дождь,

скажу: «Мне снился он…

Покойники — к дождю… —

правдивая примета».

ПОЛЫНЬ-ЛЮБОВЬ

И за что я судьбою наказана?! —

Я не раз вопрошала себя:

Почему-то любовь несуразную

Подарить мне решила судьба.

Что ж, теперь эту боль, эту рану мою

Мне довеку по жизни нести —

Несуразную, очень странную,

Очень злую — до ненависти?!

Прокляну я любовь, отшвырну её прочь:

Пусть полынью идёт по степи цвести,

Горьким духом своим опаляя ночь —

Мне такую её не стерпеть снести!

Выйду в степь, о тебе во плачу забыть.

Наберу я полынь в горевой букет…

Я полынь-любовью не хочу любить!

Только без неё вовсе жизни нет…

* * *

Так о чём я хотела тебе рассказать?

Этот шалый весенний ветер

Перепутал, как волосы, мысли опять

Обо всём, обо всём на свете!

Всё смешалось: и первый счастливый взгляд,

И печаль от случайной ссоры,

И внезапный, в апреле, густой снегопад,

Бесконечные наши споры…

Так о чём я хотела тебе рассказать?

Как однажды, в начале лета,

Нам пришлось через ливень друг к другу бежать?

Как смеялись для нас рассветы?

Как брели сквозь метель голубых тополей,

А симфония осени поздней

Закружила нас в вальсе багряных аллей

И роняла снежинки-звёзды?

Ты прости: перепутал все мысли опять

Этот шалый весенний ветер!

Так о чём я хотела тебе рассказать

В день, когда ты другую встретил?..

* * *

Я тебя приглашу в осень,

Где деревья сквозят синью,

Где на травах седых — росы

В ожиданье зимы стынут.

Позову тебя в зиму снежную,

Вскружу голову, как метелью!

Посмотри: я такая нежная

В белоснежной её постели!

А потом — убежим в лето! —

Прямо в солнечное искрение!

А весну… не люблю: это

Повторение возрождения.

А ты любишь весну? Странно…

Я не знала, любовь празднуя, —

Одинокой опять стану:

Мы такие с тобой разные…

Позабудь! Убежим в лето! —

В звёзды крупные, в зори ранние!..

… В ненадписанном мной конверте —

Неотправленное послание…

* * *

По дорогам метель заметает следы.

И последних надежд золотые зарницы

Отражаются в капельках стылой воды,

Опадая снежинками нам на ресницы.

Мы пройдём сквозь метельный холодный заслон.

Нашей нежной любви и надежды крупицы

Охраним жарким пламенем ласковых слов,

Чтоб не гасли в душе золотые зарницы.

Мы согреем снежинки дыханьем своим,

Превратив их опять в синеокие росы.

Мы прорвёмся в весенние светлые дни,

Где растают холодные злые вопросы

И сбегут ручейками подальше от нас.

Их до дна осушит золотистое лето.

И подарят зарницы в назначенный час

Озарённые нежною лаской ответы.

* * *

Дождь, ты стучался в стекло,

Грусть принося с листопадом.

Так, с расцветающим садом,

Ты постучись весело!

Дождь, мою душу омой

Влагой живительной, свежей.

Вымой из сердца надежду,

Словно песок золотой.

Дождь! Ты умеешь ведь, дождь,

Горько рыдать и смеяться.

Может ведь так оказаться —

Счастье ты мне принесёшь?!

* * *

Будут смеяться росы,

Август обронит звёзды,

Будут кричать вопросы:

— Поздно?!

Будем бежать по травам —

Прямо под ливнем грозным.

Эти вопросы правы:

— Поздно?!

Ах, как звенят цикады:

«Остановитесь!» — слёзно…

Что им ответить надо?

— Поздно!

* * *

Быть может, в этом весь секрет

Простого бытия,

Что — никого на свете нет,

Есть — только ты и я.

Но ты уходишь за порог,

Теряешься в толпе.

И измышлений сих итог —

Глупейшего глупей.

И ты, и я среди других —

Такие же, как все.

И жить нельзя в стенах глухих,

В нарциссовой красе.

Но не хочу принять закон

Я усреднения:

Мне, средь мгновений и веков,

Есть — только ты и я!

БОГИНЯ

Я по небу прошагала.

Что с того, что небо — в луже?!

Мне Земли для счастья мало:

Мне простор Вселенной нужен!

От сего дня я — богиня!

Всем стихиям повеленье:

Я — богиня-берегиня,

Охраняю эту Землю!

Я сильна своей любовью —

Охраню свою планету,

И созвездие — любое —

Будет мною обогрето!

… А когда дарить устану

Счастье звёздам в небе чёрном,

Пред тобой покорно встану:

Пожалей свою девчонку!..

* * *

Ты — не дождь, а всего лишь туман.

Или иней пушистый, быть может.

Безобидный, как в сказке обман, —

Ты не сможешь меня растревожить.

Над тобою нельзя пошутить —

Ты в обиде такой безответный…

Бесприбойное море ты в штиль.

Ты — ласкающий бриз, а не ветер.

Листопадом шагов прошуршав

По ночной одинокой дороге,

Ты ушёл. И — тоскует душа.

И заходится сердце в тревоге.

… Пролетал ураган надо мной

И прибоем волна рокотала…

Но под ливнем, шумящем весной,

Мне так часто тебя не хватало!

Я приду, как ночной снегопад,

Заметая невзгоды и лихо.

И увижу прощающий взгляд,

Опускаясь к ногам твоим тихо…

КОЛОКОЛЬЧИКИ

Мы пойдём босиком по высокой траве —

Колокольчиков звоны услышать успеть.

Ветер спутает мысли у нас в голове,

Под свою заставляя мелодию петь.

Мы споём: нам не сложно, под шорохи трав,

Под мелодию ветра и вальс облаков,

Подобрать нашу песню из ласковых слов:

Этих слов не понять, о любви не узнав.

Пусть подхватит слова шалунишка степной

И разносит по свету, чтоб слышали все,

Как звенят колокольчики в синей росе:

«… Я люблю!.. Я с тобой!.. Я люблю!.. Ты со мной!..»

* * *

Утоли мои печали

Из любви горсти.

Мы — в пути, а не в начале —

Не простись, прости.

Не подласти, не подсласти —

Говори, как есть:

Нет уж прежней во мне страсти,

Ни к чему мне лесть.

Сердца жар — не обжигает:

Ровное тепло

В стуже горя помогает,

В мраке бед — светло.

Захотелось тебе буйства

Юности в крови…

Но ведь я… не обойдусь я

Без твоей любви.

Не кори и не вини же

В том, что жар утих.

Всё равно тебе я ближе

Всех-превсех других!

* * *

Вот луна притомилась

за нами следить у окошка,

Отдохнуть опустилась

на крышу соседнего дома:

У трубы затаилась

ангорскою белою кошкой…

А быть может, не так,

и, наверное, —

всё по-другому…

Этой сказочной ночью

волшебными кажутся вещи.

И слова приумолкли —

не просятся больше на волю.

Не звучат они глупо,

а, может быть,

даже и веще:

Они стали бессильны

пред нашей великой любовью!

* * *

Травы сникли под синими росами.

Я тебе принесла запах осени:

Тонкий грибной аромат

Мокрой подпрелой листвы.

Не осыпай ты меня вопросами!

Я тебе принесла запах осени!

В глазах моих — листопад,

А сквозь него — только ты!..

* * *

Ах, как томится

Душа в разлуке!

Ах, мне бы — птицей —

В твои бы руки!

Не вздохом-плачем,

Но — дуновеньем,

Живым, горячим

Сердцебиеньем.

Ах, нет! Не птицей! —

Я только жажду

Тобой присниться

Себе однажды.

* * *

Звуки долгих шагов

замирают вдали…

Для кого-то они

отзвучать не спешили.

Для кого-то они

много значили.

Или,

Может, целую жизнь

за собой увели.

Заиграет нам март

на апрельской свирели

Мы пойдём, не разняв

наших сомкнутых рук.

Наших долгих шагов

замирающий звук

Отразится

в размытых мазках

акварели.

* * *

Посмотрю — за окошком осень.

Посмотрю — в облаках просветы.

Так давай нашу грусть отбросим

За уже отшумевшим летом.

Посмотри: в синеве кружатся

Вперемешку с листвой снежинки.

Посмотри: летят отражаться

Они в каждой-любой витринке.

Это осень знакомит зиму

С тем, что люди своим считают.

А снега пролетят мимо, —

Заметают, не замечают.

Но давай нашу грусть отбросим

И не будем сейчас об этом.

Посмотри — за окошком осень.

Посмотри — в облаках просветы.

БЕССОННИЦА НА ДВОИХ

А Вдовенко

Давай уснём, —

и ночь скорей промчится.

Давай уснём, —

и будем видеть сны.

Мы в этих снах

друг другу будем сниться, —

Так юны и легки,

и… так грустны…

Грусть — от того,

что с нами не случится:

Нам не успеть…

так много не успеть…

Но Вальс Цветов

искрится и кружится,

И танцевать —

не то ли, что и петь?

А Вальс плывёт

меж звёзд и между прочим.

Мы под него…

и мы кружимся в нём…

Спокойной ночи?

— Да, спокойной ночи!

Давай уснём?

— Да, да —

давай…

уснём…

ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО

* * *

Начинать я не люблю

Всё сначала.

Я подобна кораблю

Без причала,

Что несётся по волнам

Неустанно,

Чуждый рейдам и портам

Иностранным.

И не ждут меня в гостях,

И не ищут.

А в израненных снастях

Ветер свищет.

Только мой кораблик мчит

Против ветра,

Моя рация молчит,

Безответна:

Не зовёт она спасать

Мою душу.

А муссоны слёз — пассат

Мне осушит.

Снова близко «не люблю»

Прозвучало.

Снова — мимо кораблю…

Без причала…

* * *

Порожки колодверные

Вызванивают болью…

Пойду-ка я, наверное,

За хлебом и за солю —

Встречать гостей непрошенных,

Непрошенных, незваных:

Стишонков доморощенных,

Любимых, нежеланных.

Вам скатертью дороженька,

Уродливые детки!

Кто — крив,

кто — хромоноженька…

Кто — как сухая ветка…

Вы горе-счастье сложите

В негромкое застолье.

Вы делите и множите

Простое хлебосолье.

Мне долго с вами мучиться,

Выравнивая строчки!

А если не получится —

Останутся три точки…

ПОДРАНКИ

Мы — подранки эпохи.

Мы — эхо столетия

Отшумевшего, отгремевшего,

Поперёк наших жизней прошедшего

Не чертой, не косой,

Не межою и не полосой

Безвремением.

Но ни слёзы, ни вздохи

И ни междометия

Не последуют.

Через беды ведь

Нас, упрямых изгоев, преследует,

И влечёт, и зовёт

На израненных крыльях — в полёт!

Вдохновение.

Потеряли истоки,

Границы не ищем мы:

Нам привычнее безграничное

Не конечное и не первичное.

А в пути нам — идти,

Даже если тропы не найти.

Но — не падать ведь!

И поборемся с роком

Мы, духом не нищие.

Мы — парящие и творящие,

На израненных крыльях летящие

Вне дорог, вне эпох.

И останемся — славный итог!

В вашей памяти.

* * *

Мы песни разные поём

И молвим разным слогом.

В итоге ж мы с тобой придём

К тождественным итогам.

Мы дело делаем одно,

Но каждый — в своей нише.

Нам в уравнение дано

Совсем не «принц и нищий».

На эмпиреи обречён,

Ты в облаках витаешь.

До истонченья утончён,

Так облаком и стаешь.

А я шагаю по земле,

Своим весомым ритмом

Вселяя души кораблей

В «разбитые корыта».

И ты, и я, и сотни нас

Единому лишь служим.

У каждого есть свой Пегас,

И каждый в деле нужен.

И не хвалить, и не хулить

Патрициев, плебеев,

Нам в души свет дано пролить

От недр до эмпиреев.

УТРАЧЕННЫЕ СЛОВА

Ах, как всё в стихах прекрасно!

Зачем только так, ответьте:

«Спасибо тебе, мой ясный,

За то, что ты есть на свете!»?

А в жизни — совсем иначе.

Слов будто бы не достало!

Мы любим не так, как раньше:

Любовь молчаливой стала.

Всё слышно: «Я не умею…»

И: «Слов я таких не знаю…»

Иль чувства твои мелеют,

Простая любовь земная?

Когда в лексиконе нашем

Слов было гораздо меньше,

Какие слова были раньше!

Какая была в них нежность!

«… Лебёдушка!..»,

«… Сокол мой ясный!..»,

«… Голубка моя сизокрыла!..»

Ах, как же была прекрасна

Любовь, когда говорила!

А нынче мы любим молча.

И молча же мы страдаем.

И слов самых нежных полчища

Мы попросту забываем.

Иль трудно нам выбрать слово,

Чтоб не было так избито?

Но — не придумано новых,

А старые — позабыто!..

ОГНИ

Один поэт, читала я, любил

Писать стихи перед стеною белою.

А мне нужны в окне моём огни,

Машин ночных по стёклам блики беглые.

Когда закат багрянцем озарит

Мой город, Обелиском Славы венчанный,

Со мною снова ночь заговорит

Стихом огней, манящих в бесконечное.

И снова повторится волшебство,

Не становясь привычным в повторении:

Огни ночные лягут в строчки слов,

И будет рождено стихотворение!

НОСТАЛЬГИЯ

Я недавно прошла мимо дома,

Мимо этой калитки знакомой.

Сквозь штакетник, уже обновлённый,

Я тайком заглянула во двор.

В том дворе, с моего малолетства,

С босоногого милого детства,

Сохранилось дорожек соседство,

Их знакомый кирпичный узор.

Только старые срублены вишни,

Только скворушки больше не слышно:

Нет скворешни под самою крышей —

Перемены хозяина след.

Нет землянки, исчезла беседка,

В огороде не бродит наседка.

Даже рядом — другая соседка

Неприязненно глянула вслед.

* * *

(ирония судьбы)

Троллейбус тянет провода

Из долгостроя нашей юности.

Мы предаёмся иногда

Трагикомической угрюмости.

Мечты скрывает синева

Годов, сгустившихся в туманности.

Когда седеет голова, —

Всё страннее бывают странности.

И не поделишься ни с кем! —

Нам отвечают равнодушные,

Что строим замки на песке.

А мы их строили — воздушные!

Мы б и взлетать ещё могли

Под облака. Да больно падать-то!

Не отпускает от земли

Икара душу разум Гамлета.

* * *

Ни к чему Судьбы

колесо вращать.

И Фортуна пусть

хоть подавится!

Лучше проиграть,

чем потом дрожать, —

Чем такая жизнь

вам не нравится?

Можно рисковать

без надежды — взять,

Ни реваншей ждать,

ни тайм-аутов.

И узлы порой

легче развязать,

Чем сплеча рубить

чьё-то «занято».

Можно даже жизнь

без врагов прожить:

То ли «буфером»,

то ль «нейтральною».

И на гроб себе

маску положить,

Жизни роль сыграв,

театральную.

Можно, как скала,

неприступным быть,

Когда рядом

боль чья-то корчится.

Можно честь забыть,

клятву преступить…

Можно, можно-то…

Да не хочется!

* * *

Владимиру С.

Был ты — весь из прозы колючей,

Как песок под солнцем палящим —

Обжигающий и текучий.

Был ты раной моей болящей!

Что ж, внезапно ушло светило?

Затянуться решила рана? —

Что вдруг сердце твоё остыло?!

Слишком рано! Ох, слишком рано!..

После чёрного многоточия,

Не признав никаких условий,

Стал стихом моим неоконченным,

Оборвавшись на полуслове…

ПОТЕРЯННОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Аллюром бешеным несутся годы в прошлое.

Самих себя стремимся мы опередить.

В том прошлом было — и плохое, и хорошее.

Но ни к чему нам эти раны бередить.

Ведь, даже если мы в самих себе уверены,

Мы не врисуемся в мир этот никогда:

Нас объявили поколением потерянным,

Как будто вычеркнув из жизни без следа.

Вот так рождаются на свете приведения:

Мы существуем, но нас, вроде бы, и нет.

Мы — люди, странного, до жути, поведения

Мы «ставим на уши» отвергнувший нас свет.

Аллюром бешеным уносится привычное.

И знаем: будет время бег свой ускорять.

Меж поколений наше племя — пограничное.

Нас потеряли.

И нам нечего терять!

* * *

С неба снег опадал,

Укрывая земли наготу.

Он дождём быть мечтал,

Но замёрз на ветру на лету.

Как печально порой,

Что судьба нам иное сулит:

Мы по жизни идём

Не туда, куда сердце велит.

Только поздно, иль рано

Сбываются наши мечты:

Выпал снег и — растаял

В горячих ладошках листвы.

* * *

Правя правила игры ли,

Жизни, — помни это сам:

Пририсованные крылья

Не поднимут к небесам.

ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО

Всё так же суетливы города.

Всё так же от причалов

рвутся цепи.

И с проводов приносят провода

Всё те же «жди меня… жди…»

и ответы…

Ответы те же.

Те же, что всегда.

Их суетой размоют города.

А горечь смытая

уйдёт полынью в степи…

Так что же нового?

Не вертится Земля?

Или Луна изнанкой повернулась?

Се Вавилон:

народы разделя,

История

в повторы окунулась.

* * *

Иду под ливнем солнечно-искристым.

И струи жгучи — словно из огня!

Как — сотни радуг: чистых и лучистых

Благословляют грешную меня!

Мне этим ливнем душу исхлестало,

Смывая всё — и зависть, и злобу.

И я опять самой собою стала.

И в том благодарю свою судьбу,

Что, как бы мир жестокий ни старался

Меня в коросту жёсткости одеть,

То здесь, то там — луч доброты прорвался:

Из всех щелей душа стремится — петь!

Петь — чтоб другие души раскрывались,

Как на заре бутонов лепестки.

Петь — чтобы жизни нить не оборвалась,

Как в урагане осени листки.

И буря чувств, и волны нежной ласки,

И жар любви чтоб в душах клокотал.

Хочу, чтоб в мире каждый, без опаски,

Раз навсегда самим собою стал!

* * *

Пути-дороги, водится,

На перекрёстке сходятся.

Но часто снится мне:

Девчонкой босоногою

Шагаю — не дорогою,

А просто по стерне.

Она лоскотно колется.

Зато — какая вольница:

Иди, куда влечёт!

То — радуга порадует,

То — звёзды с неба падают,

То — ливнем иссечёт.

Вот так мне в жизни сложено:

Дороги не проложено,

Сама торю пути.

Стерня всё жёстче колется.

Зато — какая вольница:

Иду, куда захочется!

И — хочется идти!

ЖИТЕЛЯМ ПЛАНЕТЫ «Интернет»

Мир уносится в парадоксальности.

Нынче норма —

матерщина и сальности:

Всё, что осталось от языка человечьего.

Он устарел, и учить его — нечего.

С нами —

остатками эпох докомпьютерных

Детям нашим уже неуютно.

Мол, о чём говорить?!

«Дай поесть и попить!

и отшить:

Не мешайте нам жить!»

Наши дети,

живущие в Интернете,

Не имеют понятия о рассвете.

Бледные тени

полночных бдений:

Вы их на заре не разбудите!

Здравствуйте, дети!

Из какого измерения

будете?

Из какой виртуальности?

(Это, представьте, не блеф —

взбрыки реальности!)

Или вы — скорым,

по кабелям телефонным,

Прямиком — с Матрицы?

Здесь, понимаете, люди живут,

по другим законам.

Вам здесь неуютно —

спешите сматываться!

Бледные тени

полночных бдений

Дети,

живущие в Интернете...

Выходит, мы —

«потерянное поколенье»

Последнее поколенье детей на планете...

Мир расколот.

Уходит в парадоксальности.

А мы остаёмся жить в этой реальности:

Встречать рассветы,

звёзды отслеживать,

Грозам радоваться,

бегать по лужам...

Мы —

это мы:

осколки мира прежнего,

Который нашим детям —

не нужен...

Так порадуемся последней радости:

После нас на Земле будет трава расти!

Некому будет вытаптывать.

Так-то вот...

БЕДА

Не аукнется —

не откликнется.

Покричи —

Стая воронов

в небо вскинется

С каланчи.

Покачнут они

тяжкий колокол —

Гул пойдёт.

Этот гул тебе

сердце холодом

Обожжёт.

Видно, быть беде, —

так тревожен он,

Так тосклив.

Чей-то взгляд мелькнёт,

настороженный,

Боль разлив.

Так беда беды

криком чинится —

Заучи.

Не аукнется —

не откликнется.

Помолчи.

* * *

За спиной заалел рассвет.

Значит, путь мой лежит в закат?

Но желания вовсе нет

Повернуть и пойти назад.

Да и стоит ли время вспять,

Словно стрелки часов, крутить?

Просто надо минуть закат

И с рассветом опять светить.

Это просто. И проще нет.

Не отчаивайся, шути:

Если сзади остался свет,

Значит, с ним тебе по пути.

* * *

Иду к осеннему Азову —

Под грохот волн, под небо в тучах,

Где чаячьим скорбящим зовом

Закат алеющий озвучен.

Где на рассвете виден запад

И солнце всходит за спиною,

Неся в лучах полынный запах,

Сияя нимбом надо мною. —

Такое дарит очищенье

Осеннего Азова облик:

Преображенья освященье,

На вечный зов летящий отклик.

И, где полынями сухими

И горькой солью пахнет ветер —

Уйти тропинками глухими

Лучом пронзающего света.

И для себя найти ответы —

Что на Голгофу путь не торный,

Шипы шиповниковой ветви

Сыграют роль венца из тёрна.

СИНИЙ ВЕЧЕР

Синий пасмурный вечер

Так печально и робко

в окошко моё постучался.

И с чего бы грустил,

и с чего бы стеснялся?

Так давно его не встречала!

Или попросту не замечала

(И оправдываться-то нечем!),

Что меж днём и ночью есть вечер.

Синий пасмурный вечер

Залетает в брызгах дождя

и с порывом ветра.

И не хочется мне сейчас

разжигать света:

Так давно уж не отдыхаю!

И корю-то себя, и ругаю.

И оправдываться-то нечем...

Плачет он от радости встречи

Синий пасмурный вечер.

Сколько свежести после

дневного полыханья зноя!

Не спеши превратиться в ночь,

побудь со мною!

Я забыла, что так бывает

День угаснет, и наступает

Синий пасмурный вечер.

И оправдываться мне — нечем...

* * *

Словно отпускаются

мне грехи:

словом возвращаются

мне стихи.

Дом свой стерегущая?!

Будет вам! —

Снова я — Бегущая

по волнам,

Снова я — парящая

средь стихий,

Вещая и вящая,

как стихи!

* * *

«Опять дождит…» —

и, глядя за окно,

Закрою сборник

с Вашими словами,

Марина…

За —

меча —

тельно!

Мне нравится…

Но…

Я больна — не Вами…

* * *

Милый мой бес,

посуливший сокровища мира!

Мне тебя жаль:

безуспешен твой каторжный труд.

Есть у меня

из миндального дерева лира,

Струны которой

так жёстко и больно поют.

Всё, что ты мог

предложить, обещать, — так ничтожно!

Песни одной

моей лиры не стоит оно.

Милый мой бес,

мне тебя пожалеть ещё можно.

Но вот тебе

полюбить мою лиру,

увы, не дано.

* * *

В жизни делала я глупости и странности. —

За чертою мне Господь зачтёт ли их?

На заснеженных проулках моей памяти

Много видится следов Его отчётливых.

След стопы — не отпечаток Божьих помыслов.

Но зачем-то мою память Он обследовал.

Я надеюсь робко, что хоть пара слов

Из моих стихов за Ним посмеют следовать.

* * *

На пламя, — и не однажды, —

Палящее жарким светом,

Судьба меня заносила,

Как парусник злые ветры.

Но я мотылёк отважный.

Я буду играть на флейте,

Покуда достанет силы. —

Вы только меня согрейте…

* * *

Душа моя — как тропка полевая:

Чем больше выбита, — тем более нужна.

Плывёт над ней, не мёртвая — живая,

Рождающая звуки, — тишина.

Больно ль тропе от сотен ног ударов,

Её избравших, — поле жизни перейти?

И значит: я живу уже недаром,

Став для кого-то символом Пути.

* * *

Под жизнь не подведу

итоговой черты,

И даже многоточья

не оставлю.

Вот полстроки.

Её допишешь ты.

Но проследи,

чтоб не был слог разбавлен

Водицею святой

иль розовой слюной,

Притворною слезой,

соплями умиленья…

А, впрочем, знаешь, что?

Ведь ты не станешь мной.

Пусть будет — полстроки.

Не порть стихотворенья.

* * *

Алексею Вдовенко, мужу моему любимому, единственному, неповторимому во все Времена и во всех Пространствах

И каждому Землянину

посвящаю

Ты пришёл нагишом,

И уйдёшь, в чём родился.

Даже если тебя

разнарядят в парчу.

Чтобы в мире большом

Ты с толпою не слился,

Не стремись из неё выделяться

ничуть.

Из толпы выделяет

Не рост и не внешность,

А лишь свет твоих глаз —

отраженье души.

Этот свет проницает

Вселенскую Вечность,

Где Пространство Времён

звездопадом шуршит.

Миру этому ты

Отдан будто бы в жертву.

Будь возвышенно горд

наказаньем таким:

Под венцом золотым —

Голубая планета,

Чьей наивною нежностью

Космос раним.

Охрани! Сбереги!

Возроди все потери!

Без тебя

этой милой планете не жить!

В справедливость любви

Возврати её веру,

Чтобы вновь

не боялась планета

любить!

Только это!

Ни грана тщеславного лоска!

Пусть тщеславие прахом с тебя опадёт!

Ты пришёл на планету

Вернуть её Звёздам.

Всё иное —

фальшивый

сусальный налёт!

… Ты пришёл нагишом.

И уйдёшь, в чём явился.

Так живи,

чтоб суметь

в окончательный час,

Улыбнувшись, подумать:

Не зря ты родился

На Планете Любви

под созвездьем Пегас!..

* * *

«Пыль бездушных дорог, наших воинов прах…

Да поможет вам Бог, да простит вас Аллах…»

(….)

Мы уходим в туман,

в зарождённый рассвет.

И за нами рассеются

горечь и страх.

И роняем вопрос,

и находим ответ —

«Да поможет вам Бог,

да простит вас Аллах…»

А на рейде ещё возвещают огни

О пока не покинувших нас кораблях.

И всплывают слова,

и взывают они —

«Да поможет вам Бог,

да простит вас Аллах…»

Что сказать вопреки очевидным делам? —

Что деяния всех не разнятся в веках?..

Боль и хлеб нас растят.

Боль и хлеб пополам…

Да поможет нам Бог!

Да простит нас Аллах!

* * *

Взять тему…

отболеть и — позабыть,

И — никогда потом не возвращаться…

И стоит ли тогда стихи любить?

И стоит ли Поэтом называться?..

Я — именем Поэта дорожу.

Пишу о том, что сердце повелело.

Но, ставя точку, вряд ли я скажу,

Мол, этим я уже переболела…

* * *

Оденет осень в рыжий переплёт

Стихов моих печальные страницы.

Их шелестом напуганные, птицы

Умчатся в свой далёкий перелёт.

Стихи мои сугробами падут,

Подтают и застынут ропаками.

А после, сговорившись с рыбаками,

На сейнерах потрёпанных уйдут.

Узнают много в странствиях своих

Как дико свищут шквалы, рвутся снасти.

И, может быть, сочтут потом за счастье,

Что каждый стих — всего лишь только стих.

Они увидят то, что не дано мне

Узреть воочию, в плену у суши.

И может, обретут они там душу

Глубокую, как море, до бездонья.

А я, как суеверная морячка,

Их дожидаться буду у причала,

И слушать: что там чайка прокричала?

Вернутся же?! Ведь так, а не иначе?!

Но с мачт они сорвутся, раскрывая

Всё шире крылья — улететь, умчаться!

И больше нам уже не повстречаться:

Проносятся, меня… не узнавая…

МЕЛОДИЯ ВЗЛЁТА

Снова просится песня из сердца на волю,

Словно крыльями птица забила в груди.

Дайте музыку мне! Задремали вы, что ли?!

Ведь у песни полёт ещё весь впереди.

Ах, маэстро, сыграйте мелодию взлёта!

Песня ждать не желает, а хочет звучать.

Если я не успею, — допойте, хоть кто-то:

Ваше сердце ведь тоже не может молчать!

Пусть слова под мелодию льются свободно,

Пусть тревогу и радость несут они вам.

Ну, а если повеет вдруг вьюгой холодной, —

Вы мелодии верьте, не верьте словам!

Ах, маэстро, сыграйте мелодию взлёта!

Песня ждать не желает, а хочет звучать.

Если я не успею, — допойте, хоть кто-то:

Ваше сердце ведь тоже не может молчать!

Мне всегда одного не хватает куплета,

Чтобы крылья расправить, рвануться в полёт!

Если песня останется вдруг не допета, —

То пускай её кто-то другой допоёт.

Ах, маэстро, сыграйте мелодию взлёта!

Песня ждать не желает, а хочет звучать.

Если я не успею, — допойте, хоть кто-то:

Ваше сердце ведь тоже не может молчать!