Читать онлайн "Все, что ты не сказал"

Всё, что ты не сказал

Я бы решила, что он мне нравится, но чувства были другие. Находиться рядом с ним было тяжело, как и без него. Его присутствие меня тяготило, внешность казалась отталкивающей, а личность вызывала много вопросов. Тем не менее я продолжала общаться с ним. Пока однажды не решила: Иван Орлов должен умереть.

Не мучительно, не в отместку, просто уйти. Оставить этот мир, а заодно и мою голову. Я посильнее натянула перчатки и, скрывая улыбку за маской, произнесла: – Как твои дела?

Он промолчал. Как и всегда, когда я задавала подобные вопросы. Он их не любил. Или просто не хотел отвечать. Но охотно делился тем, что считал нужным.

Руки скользнули глубже в его волосы, и я слегка взъерошила их пальцами. Взяв в руки кисточку, я начала работу. Краска ложилась хорошо, даже на его русые волосы. Без осветления фиолетовый цвет смотрелся на них блекло, но это создавало особый шарм. Словно он сам красился тоникой из ближайшего магазина в крохотной ванной. Так, по сути, и было. Только красила его я, на своей кухне, в ущерб собственному сну.

Он крутил широким лицом перед маленьким зеркалом, то и дело поправляя челку.

– Давай сегодня полностью.

– Даже не прядь?

– Нет, хочу сегодня полный цвет.

Я кивнула, стараясь не пропускать пряди, как делала раньше.

– Ты завтра будешь? – он спросил буднично, между делом, но в голосе звучала хорошо подавляемая заинтересованность.

– А как же... Как я могу пропустить твое выступление.

Он улыбнулся и нашел мои глаза в отражении зеркала. Я посмотрела на него в ответ. Мимолётный, ничего не значащий, но такой тяжёлый и давящий взгляд. Он продавил меня сквозь защиту стекла и пригвоздил сердце к желудку.

Я вздохнула, словно ничего не произошло. Словно я ничего не почувствовала. Он усиленно пробивал мою ментальную защиту. Осознанно или нет, но это доставляло ему удовольствие. Я поняла это по блеску его лёгкой улыбки и расслабившимся плечам.

– Не пропускай пряди, – холодно добавил он, следя за моей реакцией.

Я посмотрела на него, но ничего не ответила. Как и всегда.

Он не говорил ничего плохого, ни к чему меня не склонял, не обзывал. Но я всегда чувствовала – он морально давит меня, а я покорно на это соглашаюсь.

– Уже выбрал песню для выступления? – спросила я, стараясь разрядить обстановку.

Искра, вылетевшая из его глаз, задела меня и стала опускаться вниз: от сердца – к желудку, а затем ниже, к лону. Я чувствовала, как его странная, почти незаметная энергия, проходит сквозь меня и оставляет несмываемый отпечаток.

– Да. Одну из тех, что скидывал тебе.

А присылал он много песен. Я мысленно прокрутила самые запоминающиеся из них. Были ли намеки от него в текстах этих песен? Или он просто делился со мной частью своей жизни?

Задумавшись, я сильно дернула прядь, и парень цокнул.

– Осторожнее, – тепло сказал он, придерживая мою руку своей. – Если ты устала, я могу продолжить сам.

Я знала, что это уловка. «Хочешь быть хорошей девочкой? Значит, не устала» – читалось в его голубоватых глазах.

Они смотрели на меня пристально, с вызовом. Словно он чувствовал во мне силу, которую сам боялся, поэтому и старался меня подавить.

– Нет, нормально. Хочу сделать как следует, – кивнула я, продолжая ощущать теплоту его руки. А он не спешил убирать ее с моих пальцев.

– Давай отдохнем немного. Я сделаю чай.

Я кивнула и присела на стул, с которого он только что встал. Такой заботы я от него не ожидала. Но, видимо, это была моя награда за вовлечённость в его очередную историю.

Он начал издалека. О цветах, кофе, девушках. А потом перешёл к главному – какими должны быть девушки, которые ему нравятся. И я не подходила ни под один критерий. Он чеканил подробности списком, вспоминая прошлых пассий. В ход пошли фото, о которых я не просила, но которые он так хотел показать.

– Когда дело дошло до главного, она просто сказала мне: «Ты думаешь, у нас что-то будет?», – усмехнувшись, произнес он, подкрепляя свои слова фото. Девушка, смотрящая на меня с фото, была довольно симпатичной и даже милой.

"И как она на тебя повелась?"– крутилось у меня в голове. Но я прекрасно знала, как это происходит именно с ним.

– Бывает же такое, – выдавила я из себя.

– Да, некоторые люди просто не умеют говорить прямо о том, чего они хотят, ­– философски констатировал он, ставя чайник на плиту.

– А чего хочешь ты? – вырвалось у меня.

Он загадочно улыбнулся и переспросил:

– Я? Хочу отыграть концерт и пойти домой.

Ну вот, как и всегда. Вроде бы ответ есть, но совсем не тот, которого ожидаешь. Хорошо, что он вообще ответил на вопрос, а не как обычно.

– А чего бы хотела ты? – спросил он, с вызовом глядя на меня.

– Покоя, – не задумываясь ответила я.

– А сейчас ты его не чувствуешь?

– Я никогда его не чувствую.

Ответ был обтекаемым и слегка грустным, но его это устроило. Перестав копать вглубь моей души, он снова начал выворачивать свою наизнанку.

Чай уже был разлит по кружкам, а он все говорил. Про родителей – как те его не понимают и ограничивают. Про домашних питомцев, которые обгадили каждый угол его квартиры. Про друзей – которые не хотят с ним видеться достаточно часто.

А я продолжала слушать, пропуская половину слов мимо ушей. Мне было тяжело, тревожно. Страх давил изнутри, руки дрожали, и я пыталась скрыть эту слабость. Но, кажется, он только ждал этого. Протянув мне конфету, он произнес:

– Угощайся.

Я взяла ее, словно отравленный дьявольский дар. Но я была готова съесть у него это угощение прямо на глазах. Размазать по лицу и ожидать, когда же вкусит свой же плод с моей плоти.

Отогнав эти мысли подальше, я запихнула конфету поглубже и запила чаем. Парень придвинулся ко мне, почти касаясь моих коленей своими.

– Нужно поскорее закончить, хочу ещё прорепетировать.

– А как же сон?

– Посплю пару часов, может быть. А потом отосплюсь как следует.

Я кивнула, допивая чай, и снова принялась за покраску. Остаток работы прошел в обмене странными и колкими фразами. В каждой из них я видела двойное дно, но не могла уличить Ивана на этих двойных смыслах.

Смывая краску с его головы, я медленно ощупывала пряди. Волосы были мягкими, напитавшимися водой. Фиолетовый оттенок хорошо подходил его тону кожи, и я невольно засмотрелась. Что не осталось незамеченным.

– Ты меня сейчас обольешь.

– Ой, прости.

Я быстро отодвинула лейку душа на безопасное расстояние.

Я стала обтирать его волосы. Оставляя фиолетовые следы на бежевой ткани, прикосновения к Ивану казались грязными. Неправильными и даже жуткими. Руки тянулись сами, но разум отчаянно просил остановиться.

Закончив с его новой прической, я стала убирать краску и инструменты. Пока он осматривал мое творение в зеркале, я невольно любовалась им. Как только он откинул челку, обнажая форму своего черепа, меня передёрнуло, и я отвернулась. Он был красив только под определенным углом, только с определенного расстояния и только вдали от него.

Руки нервно забарабанили по столу, и я потянулась в карман за телефоном. Поскорее бы открыть какой-то диалог, мем, пролистать ленту – что-то спасительное, чтобы избежать его давящей ауры.

Пальцы моментально нашли нужный контакт. Подруга ответила быстро, буднично. Это вернуло мне ощущение заземленности. Пришлось объяснить ей, почему не сплю так поздно. Но она все поняла. Хоть и не знала всей ситуации до конца.

Когда Иван подошел, я подняла ленивый взгляд на него. Сколько усилий мне стоило разыграть эту обыденность и незаинтересованность, когда в душе бушевала буря! Сердце снова заколотилось, руки затряслись, предательски выдавая мой физиологический страх.

Но он словно не видел этого. Молча прошел мимо, собирая свои вещи в потертый, с виду кожаный портфель.

– Такси скоро приедет, – холодно произнес он.

Чего он от меня ждал? Почему снова наказывал таким тоном? Я отложила телефон и скрестила руки на груди. Иван снова уловил мой взгляд и зацепился за него, как лев, вцепившийся в бок антилопы.

Он не говорил. Продолжал молчать. Но ждал слов от меня.

– Удачи в репетиции, – сказала я под грузом его голубых глаз.

На его лице ничего не отразилось.

– Мне кажется, уже поздно для этого. Пока приеду, достану гитару... Да и усталость накрывает. Мне бы сразу спать лечь.

Так вот, чего он хотел. Остаться у меня. Ну уж нет. Как бы я ни была парализована перед ним, как бы ни боялась его холодности, и, одновременно, заинтересованности, ­– я не могла этого позволить.

– Надеюсь, ты выспишься перед концертом.

Парень с легким прищуром кивнул. Застегнув портфель и направившись к выходу, он вскользь кинул:

– Обязательно приходи. Буду ждать только тебя.

Сердце замерло, пропустив один удар. А затем его стук вернулся с удвоенной силой. За грохотом собственных клапанов я не услышала, как Иван закрыл дверь.
Мои же руки держали меня у пропасти, чтобы не скатиться вниз. Я обхватила себя за плечи, словно хваталась за спасительную соломинку.

Тело не выдержало, и я сползла по стене коридора вниз. Я сидела на полу, прижимаясь к холодным обоям, и не могла понять: когда же это все закончится?

Когда он наконец отпустит меня? Он мучил меня, как дьявол, получивший мою душу в обмен на кучу золота. Иван вскрывал каждый мой страх, как нарыв, и с мастерством обращал его против меня. Он то пропадал, то снова появлялся в моей жизни, все глубже втягивая меня в эту порочную игру.

Тело затряслось, ознаменовав выход тревоги в мир.

Добравшись до своей комнаты, я упала на кровать. Меня трясло. Я дрожащими пальцами достала колоду. Старую, исцарапанную, но родную. Пропитанную моими мыслями, страхами и желаниями.

Я выдохнула.

Пламя свечи чуть колебалось, отражаясь в темном стекле окна, словно кто-то другой уже смотрел на меня изнутри. Я достала карты. Они пахли пылью, кожей и чем-то ещё... чем-то забытым.

— Что он чувствует ко мне? — спросила я, как будто вслух, но голос застрял в горле. Колода молчала — пока я не сдвинула первую карту.

Девятка мечей.

Темные тени, истерзанный разум. Ночи, где его мучают кошмары. Где он не спит. Где он видит меня. Или то, что он сделал из меня.

Восьмерка кубков.

Он пытается уйти. Пытается оставить это позади. Но уходит с сожалением. Как будто знает: я всё ещё за его спиной. Как пустота, которую не заткнуть ничем новым.

Двойка пентаклей.

Он играет. Балансирует. Метается между мной и собой, между своей маской и тем, кем является на самом деле. Он и сам не знает, кто он. Но знает, как управлять.

Я вытащила ещё одну карту. Руки дрожали, как будто через них пропускали ток.

Маг.

Он управляет. Он манипулирует. Он творит реальность под себя — искажая меня в процессе. Он не любит. Он владеет. И хочет, чтобы я забыла, что когда-то была свободной.

Я закрыла глаза и снова провела рукой по рубашке карт. Вылетели три, словно сами.

Страшный суд. Дьявол. Башня.

Меня едва не вырвало от крика — настолько точной, почти издевательски выверенной была эта последовательность. Это были не просто чувства, не эмоциональный след, оставшийся после чьего-то прикосновения. Это был суд — финальный, беспощадный. Это была верёвка зависимости, медленно затягивающаяся на шее. Это было разрушение, которое начиналось внутри и уже стремительно выходило наружу.

У меня больше не было сил. Я откинулась на кровать. Слезы быстро заполняли глаза и текли не переставая. Все лицо горело, и я чувствовала, как едва дышу забитым носом. В этой боли рождались злость, ненависть. Почему именно я? Почему со мной? Зачем он меня мучает? Будто его собственные страдания могли стать оправданием.
И тогда появилось оно – страшное желание мести. Не просто убийство, а колоссальное мучение в тюрьме собственного разума.

«Хочу, чтобы он плакал и дрочил, вспоминая обо мне!» – вырвалось из моего рта. Зловонное, почти осязаемое проклятье подарило мне недолгое облегчение. Но слезы принесли мне гораздо больше опустошенности, чем я думала.
Когда они прекратились, я уже почти спала. Тяжёлые веки сомкнулись.

«Завтра буду выглядеть опухшей­» ­– это была моя последняя мысль перед сном.

Ее полное осознание пришло ко мне только утром, когда в зеркале я увидела совершенно чистые глаза. Никаких припухлостей, красноватых склер – глаза были абсолютно чисты.
Собиралась я быстро, но все время думала о том, как Иван отреагирует на мой макияж, что скажет о платье. Хотя я знала – никаких комплиментов не будет.

Выбежав из дома, я уже прекрасно осознавала, что опаздываю. Волосы путались на ветру, а черное платье колыхалось в такт моим жалким попыткам бежать.
Актовый зал был совсем близко, но оставалось еще несколько этажей. Иван выступал вторым, а от начала прошло всего пятнадцать минут – я еще успевала. Главное прийти, не разочаровать его. Смотреть, как он играет, ловить смыслы в его песне и примерять их на себя. Ведь он никогда не скажет прямо, не прояснит наши отношения. Потому что сам не знает, чего хочет.
Туфли на небольшом каблуке звонко отдавалось в холле университета, и из-за этого я не заметила приближающуюся фигуру. Та врезалась в меня с тихим «Ай», и мы оба застыли.
Напротив меня стоял парень. Высокий, с темными волосами, почти такой же длины, как у Ивана. Глаза растерянно смотрели сквозь призму стекол. Черная оправа очков хорошо подходила к его официальному костюму. И я сразу осознала – он куда симпатичнее Ивана.

Парень резко наклонился, поднимая то, что выронил. Я кинулась ему помогать. Перебирая ноты, беспомощно распластавшиеся по полу, я краем глаза заметила название песни на верхнем листе.

– «R U Mine?» Arctic Monkeys? – восхитилась я, поднимая глаза на молодого человека. Но тот уже давно смотрел на меня. Оставив сбор своих нот, он рассматривал меня с восхищением и какой-то детской искренностью.

– Да, знаете ее?

– Конечно, одна из моих любимых.
– Я сегодня играю ее на концерте. Хотите послушать?

– Да! Вы про концерт в актовом? Я как раз туда спешу, там сейчас выступает мой друг.

– О, это замечательно. Надеюсь, вы успеваете. Уже отыграли три музыканта.

– Три? – удивилась я и внутри все похолодело. – Но он второй в списке.

– Оу… – грустно протянул парень. – Он еще может выступить на бис, если попросят. Давайте я вас провожу.

Я кивнула, не совсем понимая, на что соглашаюсь. Парень аккуратно забрал ноты из моих рук, и мы направились в сторону актового зала. Эти считанные шаги я преодолела на ватных ногах. Что он скажет? Как объяснить ему мое отсутствие?
Гадать не пришлось, как только я зашла в зал, то сразу заметила знакомую фиолетовую макушку. Иван отстранённо наблюдал за происходящим. Заметив открывшуюся дверь, он посмотрел будто сквозь меня, больше обращая внимание на моего спутника, а затем безразлично отвел взгляд.

Я быстро заняла место почти в начале рядов, то и дело оглядываясь на Ивана. Он игнорировал зрительный контакт со мной, его взгляд был прикован к сцене.

– Кажется, ваш друг расстроился, – грустно произнес мой спутник. Он сел рядом, продолжая наш небольшой диалог.

– Да, – сдавленно ответила я.

– Не переживайте, он обязательно сыграет для вас после концерта.

– Он не играет для меня.

Парень удивленно хмыкнул и, чтобы заполнить неловкую паузу поспешно добавил:

– Тогда давайте я для вас сыграю. В моем арсенале еще много песен арктических мартышек.
Я хохотнула, скорее нервно, чем весело.
– Кто вообще переводит дословно название группы? – вырвался у меня по привычке едкий комментарий. И тут же мне стало стыдно. Парень неловко улыбнулся, заливаясь красным румянцем, и отвел взгляд. Мне захотелось немедленно исправить ситуацию, и я перевела тему.

– А Chase Atlantic играете?

– Конечно! – воодушевленно ответил он, почти избавившись от пунцовых щек. Его серые глаза загорелись, переливаясь голубым. – Но для этого нужна электрогитара, так они звучат мощнее.
– Полностью с вами согласна.

Парень улыбнулся и произнес:

– Я, кстати, Алекс.

– Элла, – кивнула я и пожала протянутую в ответ руку. Его ладонь была теплой и мягкой. Пальцы, слегка подрагивающие, приятно сжимали мою. Затем он повернул ее и поднес к своим губам.
– Как я могу исполнять Arctic Monkeys и не поцеловать руку прекрасной девушки? – Алекс подмигнул и снова улыбнулся.
Он явно заигрывал со мной, и мне это было приятно. Его мотивы были понятны, он ничего не скрывал. И я надеялась, что Иван видел этот поцелуй.
Когда очередь дошла до выступления Алекса, настроение между нами стало еще теплее. Я с нетерпением ждала эту песню в его исполнении, потому что чувствовала – мне точно понравится.

Так и было. Чувственные ноты текли из его гитары, а бархатный голос без акцента напевал знакомые слова. Я смотрела, не отрываясь, и он тоже не сводил взгляд с меня.
На секунду я позабыла об Иване. Мне было не важно, смотрит ли он на меня сейчас. Не важно, что чувствует ко мне и что думает. Было только одно – я сама и то, что нравилось мне. И это определённо был Алекс.
Выступление закончилось, но мне было мало. Я подошла ближе к сцене.
– Это было круто! – воскликнула я.
– Спасибо. С музой все даётся легче.

Его серые глаза дрогнули – словно он сказал что-то лишнее.
Я улыбнулась, но он не спешил заканчивать.
– Как насчет кофе?
– Это свидание?
– Определенно да, – в подтверждение своих слов он удовлетворенно кивнул, глядя мне в глаза. В них я не видела ни тяжести, ни грусти. Ни подавленных желаний, ни пороков. Он смотрел открыто и честно, так, как смотрела на него я.

Выходя из зала, я уже не думала об Иване, но по привычке искала его лицо в толпе. Я больше не хотела, чтобы он умер, теперь я желала одного – чтобы он оставил меня в покое.
Он так и поступил. После концерта больше не было ни единого сообщения. Никаких мемов, смешных видео. Н И Ч Е Г О. Поначалу это меня задело. Я ждала хоть какого-то ответа. Но его не последовало. Цикличные мысли об Иване текли в голове как привычная река, но, когда ее поток наконец иссяк, я осознала, как приятно быть в тишине.
Спустя полгода, прогуливаясь с Алексом по центральной улице, мы заглянули в одно маленькое кафе. Мой парень нежно чмокнул меня в макушку и пошел делать заказ, а я осталась у стойки с тортами. Выбрав нужный, я подошла к Алексу, и только тогда поняла, что на меня кто-то смотрит. И даже не просто смотрит, а прожигает взглядом. Спину пронзило обжигающими осколками осознанием. В воздухе я ощутила запах духов. Его духов. «Черная молекула» – его избранная страсть, которой он никогда не изменял. Стабильность, которую он так боготворил, проявлялась даже в этом. Наверняка, оставив меня, он нашел себе новую жертву. Это осознание окатило меня ледяной волной, погасив тот огонь, что вспыхнул во мне при воспоминаниях об Иване.
Я покрепче сжала Алекса за руку. Ощутила тепло его ладони и мне стало спокойнее. Только тогда я смогла повернуть голову. Голубые, но такие темные глаза поджидали меня в конце зала. Иван смотрел пристально, изучал. Меня, Алекса, наши руки, сплетённые вместе.
И я сделала то, что делала всегда, когда видела Ивана, – помахала ему рукой. А он сделал то, что и раньше, – ничего. Я покачала головой и отвернулась. Алекс передал мне кофе, и мы вышли из кафе, заливаясь смехом от случайной шутки бариста.

***

Она была не одна. Этот парень крутился вокруг нее, держал за руку, протягивал кофе. Я видел их вместе множество раз. Но они никогда не замечали меня. И это было мне на руку. Я мог наблюдать за Эллой со стороны. Не бояться, что она снова меня заметит, снова начнет махать и спрашивать, как дела.
Потому что я не знал, что ей отвечать. Не знал, как реагировать. И не понимал, почему меня к ней так тянет.

В тот день я хотел сказать все через песню. Она должна была понять, всегда понимала. Мы наверняка были родственными душами, хоть и судьба развела нас. В тот день, я хотел сказать ей, как она красива в этом платье. Мне всегда нравилось, как она одевается и как выглядит. Ее лицо манило меня каждый раз, когда я смотрел в эти пронзительные карие глаза. Мой взгляд невольно соскальзывал на ее губы, и я миллион раз представлял, как целую их. А затем беру ее. Нежно, страстно. Для начала. А потом грубее, чтобы она почувствовала, сколько сил я скрывал все время. Я привязываю ее к кровати и делаю с ней все, что хочу. А она просит еще. Нет, умоляет. Потому что со мной по-другому нельзя. Она должна умолять меня о внимании, просить его, а не убегать с другим. Почему она выбрала его? Почему не меня? Чем я мог быть хуже?
Она всегда так тянулась ко мне, и без ее света мне стало слишком темно. В собственной голове я остался в ней. Мысли о ней соседствовали со всей моей жизнью, преследовали меня. Эта умственная жвачка не давала мне покоя. Иногда я брал веревку из ящика – холодная, грубая. Прикидывал вес. Но пока хватало сил класть её обратно.

А что, если бы она успела на концерт и все поняла? Что еще я мог сказать, когда уходил из ее квартиры, чтобы она точно пришла?
Я разрывался между желанием забыть о ней и быть с ней.

Я прятал ее фото под подушкой и смотрел каждый раз, когда мысли одолевали меня. То есть, каждый день. В своей голове я так часто раздевал ее, что забыл, как она выглядит одетой. Мне больше никогда не представиться шанса быть с ней. Я все проебал. Мне оставалось только смотреть на нее и представлять: ее губы, пальцы, тело. Теплое, нежное, манящее. Руки сами тянулись облегчить мою ношу, но после короткого финиша я ощущал только опустошение. Липкое. Всепоглощающее. Тотальное. А потом текли слезы – тихие, жалкие. Унизительно. Мерзко. Я – мерзкий.

Я больше не мог бороться с этим.
Поэтому, я пишу это сейчас. Никто не прочитает этих строк, ведь я сожгу лист. А когда найдут мое тело в петле, всем уже будет все равно.

Ваш покорный, И.