Читать онлайн "Погоня за судьбой"

Рок.

Фатум.

Судьба.

Какое место она занимает в мире, который представляет из себя непрерывное взаимодействие явлений, нанизанных на время? От вращения электрона в атоме сквозь законы физики до танца галактик в пустоте, затем ещё дальше, к феноменам, перед масштабами которых пасуют человеческая фантазия и обобщённый научный опыт. Всё непознанное остаётся таковым лишь в силу отсутствия возможности познания на данный момент времени – и нас так и тянет назвать это чудом или тайной.

Если время, как фактор судьбы, отвечает за неповторимую последовательность произошедших и длящихся в эту секунду событий, промежуточный итог которых находится здесь и сейчас, то дальше, в будущем времени ещё нет. Оно пока не пришло туда, оставляя любой энергии пространство для выбора, будь то направление, точка приложения усилий или шаг вперёд.

Человеку было суждено измерить всё вокруг себя инструментом познания, дарованным эволюцией, и он придумал себе числа. Посчитав с их помощью реальность, человек стал оказывать осознанное воздействие на порядок вещей. Он стал определять направление для своей энергии, по мере развития приумножая её силу – бросая вызов стихиям, болезням, расстояниям и даже самой смерти.

Но что из себя представляет сама судьба? Череда случайностей или выверенный до мелочей план неизвестного архитектора? Возможно ли вообще выявить её суть и разгадать самую таинственную её загадку – будущее? А главное – получить возможность взаимодействия с ней, имея на вооружении всего-то человеческий мозг. И можно ли перейти к самому дерзкому из всех возможных вопросов? Не «что такое судьба?», а «можно ли с ней договориться?».

Всех чисел мира не хватит, чтобы посчитать, сколько раз человек подступался к этой загадке или старался избежать её удара. Иной раз говорят, что от судьбы не уйдёшь, и эту, единственную и неповторимую партию выиграть невозможно. Но что, если догнать её и потребовать свои карты обратно?

* * *

… Основательно побитый временем двухместный аэрокар плавно спускался сквозь стратосферу Джангалы на автопилоте. Где-то наверху, на стационарной орбите висел наш транспортный челнок, а внизу разрастался и густо клубился сероватым вспененным молоком грозовой фронт. Вокруг, насколько хватало глаз, мерцал ярко-голубой кокон разреженных верхних слоёв атмосферы, погружая небо над нами в ультрамарин…

Я нанесла на мизинец бирюзовый электролитический лак и удовлетворённо полюбовалась результатом. Мехапротез руки, сверкающий титаном, заиграл новыми красками, тонкий слой бирюзы на механических пальцах сиял под лучами солнца, и я протянула ладонь в сторону Марка, развалившегося на месте пилота, будто весь мир принадлежал только ему.

— Как тебе? Цвет огонь, правда? Прямо как циконийский супер-океан.

— Тебе нездоровится? — спросил Марк, задрав бровь, и покосился на меня. — Я начинаю беспокоиться. Сегодня у тебя спонтанный маникюр, завтра – туфли на шпильке, а послезавтра ты вставишь себе полимерную грудь и уйдёшь в закат с каким-нибудь киберпринцем. Я знал, что пребывание в обществе денежных мешков тебя испортит, но чтобы настолько…

— Вы всё равно не оставите в покое, — фыркнула я. — Так пусть хоть ногти будут красивыми… Знал бы ты, как мне надоело таскать на себе это бренное тело… Я столько времени трачу на всякую ерунду – пища, сон, туалет… Постоянная разбитость по утрам и ещё этот дурацкий нейр опять глючит…

— Ты только третий десяток разменяла, а уже брюзжишь, как старая бабка, — усмехнулся Марк. — Даже наш дед в свои полторы сотни лет чувствует себя бодряком. Ну, или по крайней мере, хорошо притворяется.

— Когда твой мозг заспиртуют в кастрюле с нейроприводами, я обязательно пройдусь по нему наждачкой, — парировала я. — Посмотрим, как ты себя почувствуешь.

— Твоя разбитость от того, что сидишь допоздна, — наставительно заметил Марк. — Если ты будешь любить своё тело, как Ваня – свою консервную банку, ты забудешь о том, что такое недосып…

Снова в затылке нестерпимо шипел нейронный интерфейс, словно старая радиола, пытающаяся поймать сигнал из другого мира – небольшая мембрана суперкомпьютера, скрытая под синтетической кожей с её «протоколом синаптической интеграции», который взаимодействует с телом на нервном уровне… Этакий интернет тела… Эти глюки я помнила ещё с тех времён, когда Такасима сбросил прошивку на заводскую, затерев рекламные импринтинги, а теперь он фонит чуть ли не через день…

Если встречу того, кто придумал транслировать рекламу в сны – обязательно отвинчу ему башку…

— Вспоминая твою косматую заспанную физиономию по утрам, — глядя на линию горизонта, продолжал Марк, — я прекрасно понимаю твоё желание переселиться в механическое шасси. Но, Лиз, законы Конфедерации не спрашивают, чего ты хочешь. Пятьдесят процентов аугментаций тела – как бетонная стена. Перелезешь через неё, и упадёшь прямо в «банку». А там стеклянные стены, кислород по расписанию и ревизоры в халатах, которые вынут из тебя импланты, как семечки из подсолнуха. А потом выставят счёт «за утилизацию механического мусора».

— Да плевать я хотела и на «банки», и на ревизоров, — буркнула я. — Я уже наверное полжизни балансирую на этой стене, как кошка на заборе. Сканеры и копы смотрят на меня как на гранату без чеки – знают, что вот-вот рванёт, но не знают, когда. Пусть смотрят и считают, сколько там того мяса осталось.

Впрочем, после последнего сома-сканирования я решила свести к минимуму выходы из корабля. Только по делу. Только на очередное дело…

— Мясо, между прочим, тебя кормит, поит и иногда даже спасает. — Марк повернулся, и в отражении его «хамелеонов» вспыхнул бирюзовый блеск моего маникюра. — Но да, с тобой никогда не соскучишься. Горькая ты пилюля…

Тем временем до точки прибытия оставались считанные километры. Я мысленно собирала воедино разрозненные кусочки информации о планете, над которой оказалась впервые в жизни.

— Давай к делу. Что там внизу? — спросила я Марка, переводя тему. — Про местные дикие нравы не врут? Общины с шерифами, частные охранные конторы, вооружённые грузовые караваны – прямо Дикий Запад какой-то…

— Любой фронтир выглядит именно так. Закон здесь подкрепляется не трёхтомным сводом правил, а увесистым стволом, — наставительно подняв вверх палец, сообщил Марк. — Там, внизу даже случаются стрелковые дуэли.

— Что, прямо так и гремят шпорами по главной улице в чапсах и шляпах и разряжают друг в друга Кольты? — Я живо представила себе пустынную улочку промеж деревянных домов, чёрный зёв салуна, едва покачивающий дверьми, и перекати-поле, степенно проплывающее между стрелка͐ми. — В поединке есть только одна задача – не дать противнику выстрелить в ответ. Никто в здравом уме не станет ждать, пока в тебя разрядят обойму, и предпочтёт лупить из окошка.

— Поэтому лично я в дуэли играться не намерен, — кивнул Марк. — В нашей паре моя задача думать, а твоя – стрелять из окошка.

Ещё раз придирчиво оглядев бирюзовые отсветы на механических пальцах, я сообщила:

— Значит, правило одно. Пальцы на спуске, глаза в оба. Я не собираюсь тут ставить рекорд по долгожительству. Зайдём, вынесем – и уйдём. Поделим куш – и я выхожу. Выкуплю себе аэростат где-нибудь над Венерой, выкину нейрофон в туманность и буду любоваться золотыми облаками, пока кости не разложатся. А вы со стариком – катитесь колбаской, и можете оставить себе мой оружейный шкаф со всем содержимым. Только не открывайте без перчаток. Некоторые игрушки кусаются.

Вылив на Марка накопившуюся желчь, я уставилась вперёд, за обтекатель, где над облачным покрывалом наконец показался далёкий диск диспетчерского узла. Марк поднял бровь, поглядел на меня поверх солнцезащитных «хамелеонов», но промолчал. Он знал – когда я начинала говорить так – спорить бесполезно. Словно пытаться остановить ураган, размахивая флажком. И он также знал, что стоит ему применить немного своего обаяния – я растаю, словно лёд на солнцепёке…

Уже в который раз по ногам побежал зябкий холодок – из-под сиденья снова задувало.

— Опять откуда-то снизу сифонит. — Я наклонилась и принялась внимательно разглядывать тёмный пол под ногами. — Чувствуешь? Машина разваливается буквально на ходу.

— Чувствую только твою паранойю, — устало ответил Марк. — «Шинзенги» цела, исправна и полностью герметична. Дед её две недели назад перебирал и проверял с компрессором.

— Да нет же, поддувает. Откуда-то из-под сиденья, вот же, где-то здесь.

Я шарила рукой понизу, пытаясь уловить, откуда в салон затягивает холодный разреженный воздух. Ощущения были притуплёнными, слабыми – мехапротез не мог передать все тактильные оттенки и нюансы, доступные настоящей живой коже.

— Хорошо, как вернёмся, я попрошу старика ещё раз всё проверить, — проговорил Марк тоном усталого родителя, пообещавшего капризному ребёнку купить игрушку – лишь бы только тот успокоился…

После долгого спуска мы приближались к месту назначения. Вдали, пронзая кучевые облака, вырастал высокий шпиль Музея. На верхушке его мерцали целые россыпи разноцветных сигнальных огней, в разные стороны топорщились навигационные антенны самых причудливых форм, а чуть пониже, поверх округлой макушки станции, торчащей над самой каймой серой грозовой громады, медленно вращался плоский «блин» пункта управления воздушным движением. Вокруг шпиля сновали точечки челноков и глайдеров, издалека похожие на плодовых мушек, суетящихся вокруг спелого фрукта.

Из динамиков салона грянул голос диспетчера:

— Гражданский «Шинзенги Моторс», номер четыреста, частота семь-семь-сто один, вы входите в воздушное пространство Музейного комплекса. Согласно правилам безопасности, вы должны подтвердить передачу управления для автоматической швартовки.

— Передачу подтверждаю, забирайте, — лениво отозвался Марк и нажал несколько кнопок на приборной панели.

— Швартовочный док номер сорок два, — удовлетворённо сообщил голос. — Приготовьтесь к проверке. Мягкой посадки…

— Что ещё за проверка? — напряглась я.

— Наркотики, взрывчатка… Ничего особенного. — Марк легкомысленно махнул рукой. — Здешние воротилы не особо разоряются на автоматику. В основном закупают простейшие системы, да и те – пользованные, с Земли. Так что это будет лёгкой прогулкой…

Навигатор просчитывал маршрут, принимая команды от автоматики Музея, и наш планер мягко нырнул в облака, следуя вдоль рассчитанной компьютером глиссады. В моменты, когда машина шла на автопилоте, мне всегда становилось не по себе, ведь мы отдавали свои жизни на откуп механизмам. А если что-то пойдёт не так, и нам наперерез выскочит другой челнок, или чего хуже – тяжёлый грузовой корабль? В плотном облачном слое не то, что среагировать не успеешь – даже ахнуть. А ведь сейчас мы спускались прямиком на досмотр. «Лёгкая прогулка», сказал Марк… Именно в такие моменты начинались совсем не лёгкие проблемы.

* * *

Планете дали имя «Джангала», «джунгли» на древнем санскрите, что в переводе означало «невозделанные земли». И имя, данное в надежде, стало пророчеством. Этот изумрудный ад давно манил человечество, задыхавшееся на Земле, но путь сюда оказался долог. Джангала, затерянная на краю Сектора, стала его младшей, дикарской дочерью, которую колоизировали в спешке, предпочитая более сговорчивые миры.

Колонизация едва ползла. Планета душила пришельцев: её атмосфера была сладковатым ядом, а респиратор выдавал каждый глоток как одолжение. Миллионы гектаров кишащих живностью непролазных болот под беспощадными ливнями стали вызовом человеческому высокомерию. А пионерам этого мира пришлось по-настоящему горько. Джунгли пожирали выжженные под робкие, словно первые весенние проталины, поселения, поляны за считанные дни. Жилые модули тонули в трясине или, словно добыча, опутывались лианами. Воздух гудел от туч насекомых, чьи тошнотворные миазмы и переносимый бактериальный арсенал делали каждый неосторожный глоток пищи лотереей с выигрышем в виде мучительного забега к ближайшему ватерклозету.

Но именно эта смертоносная красота стала магнитом для учёных. Биологи и ботаники стекались сюда, словно алхимики, нашедшие рецепт золота. Энтомологи охотились за хитиновыми сокровищами, орнитологи – за птицами, чьи переливающиеся всеми цветами перья были воплощённым безумием природы. Генетики же в стерильных лабораториях вскрывали тайны доисторических тварей с их алмазной бронёй иммунитета.

Следом за наукой пришли и дельцы, почуявшие золотую жилу, и превратили ад в товар. Джангала постепенно превращалась в гигантский парк развлечений для скучающих миллиардеров. Продавалось всё. Впечатления, острые ощущения и даже сам воздух, разлитый по баллонам с бреновой символикой. Заплати – и тебе устроят адреналиновое сафари по джунглям в поисках зубастого рипера-невидимки или охоту за бабочками, чья цена измерялась целыми состояниями. Жаждущие новых забав богачи привезли с собой звонкие деньги и ненасытный спрос на недостающие удобства.

И тогда родилось решение. Корпорация «Вэйтлесс Дайнамикс» быстро сориентировались в ситуации, набрала подрядчиков, и авиастроители развернули кипучую деятельность по сооружению парящих платформ. Бесконечным серебряным ручьём с Земли через Врата пошли караваны транспортников, под завязку загруженных астат-водородными двигателями большой тяги, топливом и гигантскими газовыми аэростатами, и вскоре в средних слоях атмосферы повисла целая дюжина исполинских летающих городов. Здесь, наверху, было прохладно, но по-земному комфортно. Не было ни удушающей концентрации углекислоты, ни надоедливого гнуса, да и проливных дождей можно было избежать, подняв платформу чуть выше сплошного одеяла хмари.

Предложение рождало спрос, и вскоре орбитальные платформы стали пользоваться бешеным, как лихорадка, ажиотажем – они обрастали, как коралловый риф, модульным жильём, магазинчиками и мелкими производствами, а снизу их подпирала всё более мощная подушка из аэростатов…

И сейчас мы приближались к самой массивной платформе – суетливому полуторакилометровому муравейнику, который был витриной планеты и её пульсирующим сердцем. Здесь продавали всё – безделушки с местной символикой, одежду из дыхательных мембран, сдавали сияющие хромом гостиничные номера для избалованных туристов, а в ресторанах подавали инопланетные деликатесы, завезённые со всех уголков Сектора. Это место было дальнемагистральным хабом, через который проходили все жизненные соки маршрутов, идущих на Джангалу, с неё и через неё.

Цены за аренду площадей были запределными, грабительскими – позволить себе поселиться здесь или открыть бизнес могли только толстосумы из влиятельных корпораций. Остальным же, кому не повезло оторваться от тины и воспарить в облака, приходилось сражаться в зелёном аду внизу, где Джангала по-прежнему правила бал.

* * *

Тем временем наш планер, словно крот, прогрызал туннель в мокрой туче и теперь медленно дрейфовал к огромному швартовочному шлюзу. Титановый бок Музея, плавно закругляясь, скрывался где-то в стороне, а слева и справа от нас сквозь ливень проступали ряды очерченных яркими сигнальными огнями проёмов. Кипело броуновское движение – внутрь станции всасывало компактные глайдеры и небольшие грузовички, словно кит заглатывал планктон; наружу выплёвывало челноки и коробки беспилотных грузовых дронов – юркие, мокрые, сразу исчезающие в молочной мгле.

Автоматика взяла нас за шкирку и поставила в очередь к одному из шлюзов. Из тучи над нами, словно из ведра, извергался проливной дождь. Струи воды стекали по стёклам, и яркое голубое небо, из которого мы несколько минут назад рухнули сюда, теперь казалось выдумкой. Затылок пульсировал в такт дождю – медный барабан, настроенный на боль. Из шлюза в стороне медленно и неуклюже выбирался толстяк в сине-белой рубахе – десяток двигателей держали его в воздухе, как десяток крепких друзей-подпорок. Борт медленно проплыл мимо, и я прочитала большие белые буквы: «Почта России».

— Вот и она, вездесущая, — пробурчала я, оттирая запотевшее стекло. — Даже сюда своё корыто дотащили. «Диэйчэл» и «Амазон» уже давно куда-то делись, а эта всё летает и летает. Весь Сектор захомутала?

— Давненько. — Марк щёлкнул ногтем по приборной панели. — Скупали конкурентов пачками, а кого не купили – загасили. Департамент Обороны накачивает их деньжищами, которые тебе, Лизуня, даже не снились. Вояки их гоняют туда-сюда, как почтовых голубей, только грузы у них зачастую не письма, а пули, порох и всякая токсичная гадость… Такие вот «почтовые голуби» целыми стаями над Каптейном кружили, пока шла война…

— Забавно, — я прищурилась. — Страны уже давным-давно нет, а они до сих пор называются «Почтой России».

— Узнаваемость бренда, Лиза – это главное. Когда-то над этой компанией смеялись, про неё сочиняли анекдоты. Кто теперь об этом вспомнит? Как-то там было у одного из древних мудрецов… Сначала над тобой смеются, потом на тебя злятся, затем ты побеждаешь.

— Махатма Ганди, — вспомнила я.

— Да, он самый! — Марк многозначительно поднял вверх указательный палец. — Страны давно уже нет, а имя осталось, и если тебе нужно быстро и качественно перевезти большую партию груза – к кому ты обратишься в первую очередь? Правильно! К тем, про кого сочинили больше всего анекдотов!

Наконец, грузовая махина скрылась в густой дымке, путь был свободен, и наш аэрокар вплыл внутрь. Стену дождя словно отсекло огромным ножом, и через несколько секунд глайдер коснулся металла демпферами на потёртом пузе. Двери поднялись, и Марк проворно спрыгнул на палубу. Я же натянула на биотитан мехапротезов чёрные кожаные перчатки, дабы не привлекать к себе излишнего внимания, и выбралась следом. К нам тут же подкрался регистрационный автобот и вежливо попросил документы. Моё удостоверение было у Марка, и пока он проходил сканирование, я огляделась по сторонам.

Мы находились в ярко освещённом, высоком – метров пятидесяти – ангаре, который плавно загибался и по параболе уходил куда-то за пределы видимости. Перед операцией Марк внимательно изучал чертежи летающего комплекса, в котором ранее нам бывать не доводилось, и всё твердил, как заведённый, про швартовочное полукольцо.

Только теперь я смогла оценить масштабы этого сооружения. Сюда легко могла уместиться целая флотилия кораблей. Жизнь кипела и бурлила. Туда-сюда сновали роботы-погрузчики с тюками, сумками и коробками, прибывали и отправлялись в путь челноки, а в воздухе царила какофония – смесь голосов, механического перестука, лязга, шуршания материи, гула двигателей под аккомпанемент порывистых завываний свободно гуляющего по открытой местности ветра. Чуть поодаль, в ожидании посадки на свой рейс, перетаптывалась на месте группка дорого и элегантно одетых людей, похожих на чёрно-белых пингвинов. Под передней стойкой большого блестящего лайнера, формой напоминавшего плавно закруглённую сигару, стояли двое пилотов в лётной форме и о чём-то горячо спорили, яростно размахивая руками…

Автобот закончил формальности с Марком, подкатился ко мне и механическим голосом попросил:

— Мадам, пожалуйста, не двигайтесь. Я провожу сканирование и проверку наличия запрещённых предметов. Взрывчатые вещества, оружие, наркотики…

— Да хоть обсмотрись, кусок железа. Стволы, наркоту и взрывчатку я оставила дома.

Проигнорировав мой сарказм, робот окончил процедуру и заученно прожужжал:

— Спасибо за проявленное терпение. Хорошего дня!

— И тебе не хворать, — проворчала я, а робот укатил дальше, к прибывшему на соседнюю посадочную платформу обшарпанному грузовичку…

Итак, мы были на месте. Теперь предстояло разведать обстановку и проработать детали плана действий – самая ответственная часть. Без пристального внимания к деталям вся операция пойдёт насмарку.

Я уверенно направилась в сторону выхода из ангара, а Марк последовал за мной. В конце широкой галереи сверкала серебром добрая дюжина лифтов, откуда навстречу нам двигалась группа пожилых туристов. Они следовали за гидом, словно стайка утят за мамой-уткой, чем вызвали у меня непроизвольную улыбку. Завидев меня, впрочем, туристы несколько притихли – мой мрачноватый образ резко контрастировал с чопорным и опрятным внешним видом посетителей станции. Взгляд исподлобья, кожаная куртка, перчатки, чёрная же футболка, серые потёртые джинсы и военные ботинки вызывали у них подспудное чувство тревоги – как есть, уголовница. Старательно отводя взгляды, с деланным безразличием они просеменили мимо…

Ещё на корабле, который сейчас висел далеко наверху, дядя Ваня высказал одну из своих замечательных идей – почему бы нам с Марком не мимикрировать и не притвориться богачами, переодевшись в соответствующие наряды? Благо, был ведь уже опыт на арктическом лайнере. Через пару минут красавчик Марк уже любовался своим облачённым в костюм-тройку отражением в зеркале, а я, завидев старика, который протягивал мне алое вечернее платье, покрутила пальцем у виска.

Интересно, как бы эти интеллигентного вида туристы смотрели на меня сейчас, будь в роскошном вечернем наряде? Наверное, как на гранату в кружевах. Слишком нарядно для оружейного склада, за который меня можно было бы ошибочно принять – протезы военного образца вызывали вопросы и без лишнего внимания…

* * *

Этому огромному летающему Музею положил начало частный исследовательский комплекс. Его основал один из сказочных богачей после прогремевшей сенсации: на Джангале обнаружили каменные руины явно искусственного происхождения. Неизвестно, кто тут жил – останков до сих пор так и не нашли, но, судя по тому, что находили на археологических площадках – посуде, оружию, украшениям из глины, меди и золота – стало ясно: это были гуманоиды.

Настоящий же археологический бум случился, когда в подземных руинах был найден артефакт, названный «Книгой судьбы».

«Книга» являла собою дюжину отстоящих на расстоянии сантиметра друг от друга щербатых пластин из неизвестного ранее сверхтяжёлого жёлтого металла. Периодическая таблица Менделеева пополнилась новым элементом, однако находка не представляла из себя ничего особенного на вид, пока одна из пластинок не попадала под чей-нибудь прямой взгляд. Тогда на поверхности начинали проявляться иероглифы, видимые только наблюдателю. Они слеплялись в подобия слов и быстро сменяли друг друга, появляясь и исчезая. Комбинации символов всегда были разными, сами символы иногда повторялись, но перевести этот калейдоскоп на одно из земных наречий не представлялось возможным. Дело осложнялось тем, что символы эти невозможно было запечатлеть с помощью технических средств, а человек, рискнувший продлить зрительный контакт с артефактом, начинал слышать в голове голоса, шепчущие на незнакомом языке.

Учёные принялись биться над этой загадкой, ощупывая, осматривая пластинки, переписывая и разбирая комбинации символов на составляющие, просвечивая элементы всевозможными видами излучения. Археологи же схватились за лопаты и начали с утроенной силой раскапывать Джангалу в поисках новых находок подобного масштаба.

Культурная коллегия Сектора быстро смекнула, что на этом можно заработать, и исследовательский комплекс моментально превратили в музей, привлекавший туристов и учёных со всей Конфедерации. Коллекция регулярно пополнялась находками с поверхности планеты, и сейчас главным гвоздём программы была именно «Книга судьбы», переданная учёными Музею на трёхдневную экспозицию…

* * *

Поднявшись на лифте, мы вывалились в зал, где свет бил в глаза, будто кто-то поймал солнце и подвесил его под потолок. Витрины сверкали, переливаясь радужными чешуйками и красками, по потолку скакала голографическая реклама, как стая ярких рыбок. Шум стоял городской: тысяча голосов, топот тысяч ног, кто-то смеялся, кто-то ругался, кто-то уже жевал, а кто-то только искал фудкорт, где можно повкуснее набить брюхо. Люди горстками и поодиночке бродили по залу, спешили по своим делам и закупались в магазинах сувенирами перед предстоящей поездкой. По залу сновали роботы-уборщики, до блеска вылизывая пол, в котором окружающую суету передразнивали зеркальные отражения, которые двоились, троились, превращая мир вокруг в живой калейдоскоп.

Я отыскала взглядом пилон в центре зала с огромной, усеянной условными обозначениями картой, и потянула Марка за рукав. Нужно было сориентироваться на местности.

— Так… Магазины, туалет, гостиница, спа… — Провела пальцем по схеме, будто по карте сокровищ. — Вот бы щас в спа… Представь – горячие камни, масло сандала и никаких нейрошумов на хороший массаж, — мечтательно протянула я, но тут же одёрнула себя. — Ладно, фантазии. Вот он, главный вход в Музей, в самом центре комплекса. Значит, нам вон туда.

Я махнула рукой в сторону эскалаторов, исчезавших где-то вверху.

— А может, сначала жракнем? — с надеждой в голосе спросил Марк.

— Ты же на корабле перед самым вылетом две тарелки заложил! — в недоумении воскликнула я. — Сколько можно? Такими темпами тебя раздует, как парус, и нам с дедом придётся выкинуть тебя в вакуум, как балласт.

— Ладно тебе, не бухти… У меня метаболизм – как у гоночного двигателя. — Он похлопал себя по животу. — Горю, а не толстею. И скорее ты перестанешь пролазить в дверь, чем я наберу лишний килограмм.

— Дело прежде всего, Марик. — Я выставила затянутый в кожу кулак перед его лицом. — Чревоугодием будешь заниматься потом.

— Ты же знаешь, что я своего не упущу. — Он широко улыбнулся и попытался приобнять меня за талию.

Ловко увернувшись, я невозмутимо сообщила:

— Сейчас оглядимся на месте, а дальше будем действовать по плану. Шашки в машине?

— В багажнике, под экраном, как всегда.

— Линзы?

Марк молча указал пальцем на глаз и кивнул.

— Тогда вперёд. — С этими словами я двинулась в сторону эскалатора. — Понюхаем, чем их вентиляция пахнет.

По лабиринтам заполненных людьми коридоров мы наконец добрались до центрального атриума станции. До отказа заполненный богато одетыми людьми, предбанник Музея был монументален – по бокам арочного входа нас встречали две огромные каменные статуи воинов – на головы их были водружены подобия бургиньотов, в руках сверкали трезубцы, рельефные латы покрывали тело. Такими, в представлении скульптора, могли быть покинувшие свой дом обитатели Джангалы.

Погодите, это что, серьёзно? Аляповатая смесь экипировок из всех исторических эпох Земли представляла из себя жуткий китч. Но кто я, чтобы спорить с деятелями искусства, особенно когда сильные мира сего ходят мимо результата их трудов с открытыми ртами? Лишь бы деньги несли.

Откуда-то сверху раздалась мягкая трель – наши посетительские абонементы, купленные за баснословные деньги, были отсканированы и подтверждены, и наконец мы оказались в главном зале.

Куполообразная макушка самого Музея торчала прямо из облаков, и через прозрачный потолок в огромный неф струился рассеянный свет местного светила. Всматриваясь сквозь толстое стекло купола, я различала тусклые точечки далёких звезд, проступавшие на фоне чёрно-фиолетового неба. Стены были увешаны художественными фресками, изображающими предполагаемый быт и архитектуру цивилизации, которая когда-то владела этой планетой. И снова здесь – безудержная фантазия пост-авангардистов-самоучек. Холст. Масло. Пластик, подделка под красное дерево и неон.

Чуть сбоку широкая резная каменная лестница полукругом уходила на открытую смотровую площадку – оттуда веяло холодом несмотря на тепловой экран, отделяющий лестницу от остального помещения.

У дальней же стены, под каменным обзорным балконом, накрытая стеклянным коробом, покоилась она – «Книга судьбы», выставленная на самом видном месте. Издали казалось, что по позолоте плывут чёрные пятна, рисуя причудливые узоры. По сторонам от артефакта стояли двое охранников и скучающе разглядывали посетителей, намеренно отводя глаза от артефакта. Полусонный взгляд одного из них на секунду задержался на мне и скользнул дальше.

— Лиза, что видишь? — спросил Марк.

— Наши тридцать миллиардов, светящиеся в позолоте, — прошептала я, не отводя взгляда от «Книги». — Они здесь. Только руку протяни.

— Теперь нужно сделать так, чтобы эту нашу руку не откусили…

Я мысленно включила сигма-сканер, и мир накрылся зелёной сеткой изображения с тактических линз. Теперь я видела то, что было скрыто от взора – под самым потолком весь периметр выставочного зала был усеян скрытыми автоматическими турелями. Лазерная сетка паутиной покрывала купол с «Книгой» внутри. За неприметной дверью скрывалось сторожевое помещение с дюжиной вооружённых охранников, которые по первому сигналу были готовы появиться, словно черти из табакерки.

— Охрана в подвешенном режиме, — буркнула я. — Но если чихнуть – легко превратится в град пуль. Вижу турели под потолком, шесть штук. За скрытой дверкой справа от колоннады – взвод бойцов… «Лёгкая прогулка», ты говорил?

— Тихо, не буди эхо, — пробормотал Марк. — Похоже, здесь уже институтские постарались под выставку.

Переть в лоб и просто вынести «Книгу» вряд ли получится. Как и предполагалось изначально, лучше будет устроить искусственное задымление, вызвав панику. Вентиляция… Вот и узкая решётка в настенном углублении ярусом выше. Вторая, третья…

Я изучала обстановку, а Марк тем временем, гармонично вписываясь в окружающий бомонд, неспешно обошёл зал и поднялся на балкон. Сделав несколько шагов, облокотился на перила прямо над «Книгой». Он переводил взгляд с одной фрески на другую, с нарочито умным видом разглядывая изображения, однако я знала – сейчас посредством его глаз наш пожилой координатор, оставшийся на корабле, прощупывает систему охраны, считывает параметры и прикидывает, сколько времени у нас будет, пока внутренняя сеть будет бороться с вирусом, который перегрузит и отключит систему датчиков и сенсоров в зале…

На самом краю зрения – тень. Инстинкты взвыли сиреной раньше, чем мозг успел осознать, что угроза существует. Зрачки расширились – я почувствовала это физически, – и биомеханика ног уже швырнула меня в сторону до того даже, как я начала пытаться сообразить, что это такое летит сверху прямо в стеклянный купол.

Грянул металлический гром, и свод с лязгом и грохотом протаранила груда железа и обрушилась прямо туда, где я только что стояла. Обнаружив себя возле стены, я прикрыла лицо рукой – купол над артефактом превратился в осколочный дождь из стекла и армированных прутьев.

Ножом в ухо завизжала сирена, загрохотали под потолком крупнокалиберные пулемёты. Люди – муравьи посреди топочущего стада – кинулись врассыпную.

Распахнув глаза, я смотрела, как к выставленному напоказ артефакту уверенно шагает трёхметровый боевой робот, чьи конечности больше походили на пулемётные грозди, а суставы выгибались под нечеловеческими углами. Кузнечик-убийца, механический бог войны, сошедший с чертежей безумца. Он не замечал никого – ни людей, ни охранников, застывших с открытыми ртами охранникам. Только «книгу». Ощетинившиеся оружием верхние конечности, раскинутые в стороны, поливали потолок ураганным огнём, а от бронекупола робота с искрами отскакивали пули, рикошетами выбивая звонкую крошку из мраморных стен.

Бьющее по ушам эхо канонады затихало по мере того, как пулеметы под потолком один за другим выходили из строя. Мне же только и оставалось смотреть, как бот подступил к реликвии и одним ударом стальной лапы сочно расколотил стеклянный колпак. Манипулятор, словно жало, выстрелил из его чрева, впился в «Книгу» и спрятал её под броню, словно простую сувенирную ложку.

Развернувшись, он всё также невозмутимо зашагал в сторону лестницы к смотровой площадке. Из охранного помещения уже вырвались полдюжины вооружённых бойцов –рассредоточиваясь по залу, залпами магнитных винтовок они полосовали пространство нефа. По корпусу машины с треском разливались молнии электрических разрядов, но бот не обращал на это никакого внимания.

Я – вдоль стены, гуськом, в сторону лестницы. Робот прорвался сквозь тепловой экран и теперь, с хрустом ломая каменные ступени, поднимался наверх, откуда доносился тяжёлый басовитый гул. Я в несколько прыжков добралась до ступеней и стала восходить следом, пока навстречу с ужасом в круглых глазах бежали обалдевшие посетители Музея.

Механизм тем временем добрался до края площадки, а сверху уже спускался источник гула – древний пузатый транспортник без опознавательных знаков с откинутой грузовой рампой, словно с высунутым языком. Реактивное пламя со́пел срывало с пола площадки металлические листы и сдувало их куда-то в сторону. Рампа корабля с грохотом ударилась о твёрдую поверхность, робот тяжело прошагал по ней и скрылся в тёмных недрах машины. Грузовик же, накренившись, неловко развернулся, с лязгом срезал трапом кусок площадки, и начал отдаляться. Через несколько секунд гулкий хлопок рассёк воздух – неизвестный корабль на форсаже уходил прочь…

Рядом появился запыхавшийся Марк. Его некогда великолепный коричневый костюм-тройка был покрыт пылью, а кое-где – разодран.

— Ну что, Лизонька, — протянул он, почёсывая затылок. — Как тебе представление? Несколько грубовато, но с размахом. Ребята-то не церемонятся. Есть чему поучиться, а? — Он легонько пихнул меня локтем в бок.

Скрипя зубами от злости, я стояла и бессильно наблюдала, как наша «Книга» и тридцать миллиардов, помахав на прощанье крылом, улетали в неизвестном направлении…

* * *

… Ни юридически, ни фактически дядя Ваня уже не был человеком. Постепенно заменяя части своего тела нелицензионными механизмами, он превратился в странную помесь промышленного робота и кофеварки. От человека у него остались лишь мозг и корешок позвоночного столба, погружённые в жидкость внутри жёсткого металлического каркаса, – командный центр для всей этой сложной архитектуры, к которому он подключал всё новые и новые модули.

Ваня был скромен, и так и называл себя – «мозг команды». Он отвечал за информационное сопровождение нашей деятельности, добывал разведданные и вторгался в любые доступные сети, чтобы зачистить наши следы, ввести в заблуждение систему охраны или вовремя подбросить какую-нибудь «утку» для отвлечения внимания. Помимо прочего, он был отличным врачом и мастером по приготовлению горячих напитков.

После вызванного его внешним видом оцепенения, которое неизменно испытывал новый, незнакомый с ним человек, его природная доброта и покладистость сразу же располагали к себе. Он умел создать вокруг себя какую-то лёгкую домашнюю атмосферу, подогревая непринуждённую беседу этакой дедушкиной заботой – вежливо предлагал присесть в мягкое старомодное кресло; походя угощал бодрящим напитком, вынимая откуда-то из недр своего стального брюха керамическую кружку, полную душистого янтарного чая, в котором утлыми лодочками плавали редкие чаи́нки. Он по-доброму шутил и частенько, к месту и не очень сыпал анекдотами.

Биологический возраст Вани давно уже перевалил за сотню лет, а его единственным местом обитания был наш «Виатор» – из-за изобилия имплантов ему запрещалось появляться на поверхности планет, и корабль уже давным-давно стал его настоящим домом. Ваню это не беспокоило. Напротив – он извлёк из этого множество плюсов, умудрившись превратить старое списанное грузовое судно в настоящую обитель комфорта и уюта. Коридоры и каюты были устланы безумно дорогими киносурианскими коврами с замысловатым рисунком, коих старик собрал целую коллекцию; в жилых отсеках тут и там в прикрученных к полу «умных горшках» обитали цветы, кактусы и кустики, собранные по всему Сектору.

Живость характера и любовь к жизни толкали дядю Ваню осваивать одно хобби за другим – от вязания он переходил к изготовлению плюшевых игрушек, от собирания многосложных трёхмерных паззлов из тысяч кусочков – к покорениям высот кулинарии, от живописи – к изготовлению деревянных фигурок. Полдюжины механических манипуляторов могли дать фору любой самой умелой паре рук, а материалы и ингредиенты, которые он заказывал через сеть, ему доставляли прямо на корабль курьерские службы.

Дядя Ваня явно получал удовольствие от такой странной жизни, по которой он передвигался с помощью пары прорезиненных гусеничных траков, питаясь глюкозным коктейлем и энергией корабельных батарей.

И лишь одно оставалось под глухой завесой молчания — его прошлое. О нём он не говорил никогда, словно за той дверью не было ничего, кроме глухой каменной стены.…

* * *

Откидная дверь глайдера была поднята. Свесив ногу наружу, я полулежала в водительском кресле и крутила верньер допотопной спутниковой рации, вслушиваясь в шорох и гул атмосферных помех. Марка не было – он, кое-как отряхнувшись от пыли после происшествия, ушёл-таки набивать брюхо. Марка хлебом не корми – лучше накорми его каким-нибудь деликатесом. Казалось, он поставил целью своей жизни попробовать вообще все возможные и существующие блюда…

Снаружи, в почти бесконечном пространстве ангара, вид на который открывался отсюда, из парковочной ниши, с утроенной силой кипела необычайная суета. Сразу после происшествия, спохватившись, явилась планетарная полиция со всего полушария. Тяжёлые голубые фургоны один за другим прибывали на станцию, исторгая из своего чрева десятки полицейских. В синих мундирах, перетянутых ремнями, в галифе и белых касках они с важным видом расхаживали туда-сюда по летающей станции, проверяя документы у случайных прохожих, допрашивая охрану и в целом создавая видимость бурной деятельности. Смысл в их присутствии после перестрелки стремился к нулю. Скорее, они просто воспользовались случаем сбежать с душной поверхности Джангалы хотя бы на время. Их можно было понять.

Из радиоприёмника послышалось:

… Дорога, вдаль идущая, –

Наш первый шаг в грядущее.

И звёзд, и земли целина…

— Ну наконец-то! — воскликнула я и в нетерпении щёлкнула тумблером, сменив радиорежим на передачу.

— Дед, как слышно? У нас тут небольшая накладочка вышла. Кто-то вломился в Музей с боевым ботом и прямо у нас из-под носа увёл артефакт. С крыши его забрал тяжёлый «крыс» то ли восьмой, то ли девятой линейки – в суете не смогла разобрать. Опознавательных знаков не было…

Сквозь шипение искажённый помехами и модулятором дребезжащий голос Вани прошелестел:

— У меня все ходы записаны. Этот незваный гость ускакал на тёмную сторону Джангалы, где его минут пять назад подобрал большой военный «Голиаф» Конфедерации. «Голиаф» махнул крылом и был таков – до сих пор висят квантовые возмущения от гиперпрыжка. В радиусе тысячи километров на поверхности повышибало всю электронику – слишком низко он висел… Ты бы знала, что сейчас творится в эфире… — Некое подобие добродушного смеха донеслось из динамика. — Происшествие невиданного масштаба для этой дыры. Все на ушах, носятся и не знают, что делать…

Я переваривала полученную информацию. Матрёшка, значит? «Книга» в роботе, робот в грузовике, грузовик в боевом линкоре – флагмане Конфедерации, – а линкор теперь движется неведомо куда в гиперпространственном туннеле, траекторию которого Ваня, при всей его технической продвинутости, будет расшифровывать пару недель.

По всему выходило, что музейную реликвию похитили военные. И не просто похитили, а использовали для этого военный «Голиаф» с единственным прототипом прыжкового двигателя. Не слишком ли много чести для какого-то музейного экспоната? История была крайне странной, и одно никак не вязалось с другим. Я молчала, а Ваня тем временем продолжил:

— Ты только не нагружайся раньше времени. У меня кое-что интересное есть – мы с Надей тут посмотрели-поглядели записи полётов, да и высмотрели точку взлёта грузовичка с планеты… Он вчера спустился в джунгли и простоял там почти полсуток. Сейчас, Лизонька, скидываю тебе координаты… Посмотрите там с Мариком, что к чему, может и найдётся какая зацепка. А я пока посижу с данными голиафова прыжка. Возможно, нарою чего…

— Спасибо, деда, — ответила я. — Я тебе свистну, когда надо будет водичку кипятить.

Я отключила приемник…

С момента выхода людей за пределы Солнечной системы скачкообразное увеличение расстояний между точками связи требовало принципиально нового подхода к средствам доставки информации. Передача данных на большие расстояния осуществлялась направленными лазерными пучками, а для межпланетного сообщения эти пучки паковали в сверхплотные энергетические пакеты и загоняли в Гиперврата. Вне планетных атмосфер для широкого вещания применялись светоимпульсные технологии – мощные вспышки света, не подверженные радиопомехам и влиянию космического излучения, веером разлетались по площади и гарантированно достигали адресатов…

Дядя Ваня был техником старой закалки, умело используя технический прогресс против тех, кто двигал его вперёд. Он оснастил «Виатор» парой микроспутников-ретрансляторов, которые отстреливались от корабля в случае надобности, а на глайдер поставил высокочастотную рацию с триодным усилением и динамическим шифрованием сигнала. Мы могли спокойно обмениваться информацией, почти не обращая внимания на помехи от астрономических объектов и не опасаясь, что кто-то вклинится в передачу и узнает наши секреты.

Однако, помимо дяди Вани торчали в эфире и другие радиолюбители, поэтому фирменным отличием Ваниных частот вещания была трансляция в эфир старинных песен, которые он называл «советскими». Некоторые звучали наивно, некоторые – глуповато, но они все без исключения были воодушевляющими. Они буквально хватали за шкирку и поднимали с дивана на подвиги. Что-то в них было не от мира сего, как будто бы и не люди их писали вовсе, а какие-то сверхсущества, свободные от человеческих пороков…

У радиотрансляций был только один недостаток – ограниченный радиус действия. Уже за стратосферой сигнал начинал теряться, а когда высоте стационарной орбиты переставало хватать и микроспутников, приходилось переходить на светоимпульсы…

Мои размышления прервали двое полицейских, которые, подбоченясь, направлялись к глайдеру. Один из них встал поодаль и, важно расставив ноги, осматривался по сторонам, а второй подошёл, коротко приложил руку к козырьку шлема и произнёс дежурную фразу:

— Младший шериф Уиллард, спецполиция Джангалы. Мэм, можно увидеть ваши документы?

— Конечно, офицер, сейчас, — спохватилась я. — Где-то они у меня тут…

Я похлопала себя по карманам, и вдруг в макушку молнией ударило осознание – я ведь так и не забрала паспорт у Марка! Легонько нажав пальцем под скулой, я включила коммуникатор. Сплошные помехи – похоже, они решили заглушить на станции все частоты. Это было совсем погано и несвоевременно. Я не могла связаться с Марком, а он – со мной.

— Кажется, мои документы у моего друга, — сказала я с наигранной беззаботностью. — Мы могли бы подождать его здесь, он обещал скоро вернуться.

— Боюсь, это невозможно, — возразил полицейский. — Вам придётся пройти с нами в отделение.

Я закатила глаза – этого мне ещё не хватало… Как обычно, меня подвело презрение к бюрократии. «Носи документы с собой!» – каждый раз заклинаю я себя и каждый раз пренебрегаю собственным дельным советом…

Заперев транспорт, в сопровождении полицейских я покинула парковочную нишу, и мы направились в глубь станции. Петляющие коридоры привели нас в местный «околоток», полный важно суетящихся копов. Они выходили и заходили, приводя с собой и уводя каких-то уборщиков, официантов, туристов и даже грязных бомжей – оказывается, бездомные способны пробраться даже в места вроде этого. Мельком среди задержанных я заприметила пару опрятных джентльменов, которые активно жестикулировали и взволнованно втолковывали одному из непреклонных офицеров что-то про торговлю акциями, совещание с собственниками и грозящую сорваться посадку на межпланетный чартер. Из-за соседней двери слышались надсадные крики – не стесняясь в выражениях, кого-то распекал начальственный голос из селектора.

Миновав коридор, мы очутились крошечной комнатушке. Следом за мной вошёл полицейский – ещё один. Совсем молодой юноша – румяный, будто его только что сдёрнули с рекламы молока. Он запер за собой дверь и жестом указал мне на металлический стул. Я села и улыбнулась самой невинной улыбкой, которую смогла выдать. В руках копа словно из ниоткуда возник синий планшет, а сам он опустился напротив меня и снял каску, обнажая взъерошенную светлую шевелюру.

— Младший инспектор Николс, — представился он, и голос его сорвался на полтона выше, чем ему, должно быть, хотелось. — А вы… — Включив устройство, он принялся сосредоточенно зачитывать с экрана, будто боялся, что данные сбегут, пока он не договорит: — Волкова Елизавета Александровна, две тысячи сто двадцать четвёртого года рождения. Место рождения – планета Кенгено Икс, Симерийская окружная больница… Ага… Модификации – сорок процентов тела. Так… В тридцать девятом найдена у ворот интерната имени Каниди на Каптейне-4 с памятью, как у новорождённой… Здесь пробел… Через несколько месяцев вас усыновил Алехандро Сантино… Да уж… А дальше – сплошные пометки. Мелкое хулиганство, кражи, нарушение общественного порядка, нанесение телесных повреждений…

— Все долги погашены, я чиста как стёклышко, — сообщила я и откинулась в кресле. — Но, если хочется зря потратить время, ищите дальше.

— Май тридцать девятого… В интернат вы попали не сразу после Большого Исхода с Кенгено? Нет, не сразу… — Он посмотрел на меня поверх планшета. — Между Исходом и спасением – дыра… Кстати, мой дядя там пропал – работал в спасательной службе, когда всё случилось. Они даже улететь не смогли – на всех просто не хватило кораблей. Так и забились в здании местной ратуши в ожидании помощи, которая не пришла… Как вы через это прошли?

— Неужели нельзя просто проверить документы? — устало вздохнула я. — Зачем всё это? Для чего рвать старое?

— Живых с Кенгено можно по пальцам пересчитать, — пробормотал он, и в этот момент он был не инспектор, а мальчик, который всю жизнь хранил старую форму дяди. — Не каждый день встретишь человека, выжившего в Большом Исходе.

Я выдохнула сквозь зубы:

— Ну что ж, младший инспектор Николс, раз уж вы настаиваете… Только без обид, если история окажется не для ваших ушей…