Читать онлайн "Желаем счастья"

1
Воздух в конференц-зале застыл мёртвым грузом — кто-то будто пережевал и выплюнул обратно. Виктор вдыхал медленно, через силу: лёгкие сопротивлялись этой смеси затхлого ковра, жжёного кофе из термоса и чужого пота. Запах коллективного отчаяния имел консистенцию. Прислонившись спиной к стене, он вдавливался в шершавые обои с уродливым узором, пытаясь стать частью рисунка. Исчезнуть. Язык различал медь — вчерашний виски смешался с сегодняшней ненавистью. В ушах гудело, и сквозь гул пробивался единственный голос.
На возвышении метался тренер по мотивации — живой конспект из журнала для менеджеров, весь в поту. Голос пронзительный, липкий, впивался в барабанные перепонки, не оставляя пространства для мыслей.
— Команда — это сила! Сила — это успех! — выкрикивал тренер, и глаза горели маниакальным блеском, будто человек только что открыл формулу вечной жизни. — Давайте ощутим! Встаньте в круг! Крепче возьмитесь за руки!
Внутри Виктора зашумело, как помехи в эфире: «Крепче. Чтобы ощутить трепет соседней ладони, влажной от стресса. Чтобы передать по цепочке стадный импульс. Чемпионы чего? Скоростного вырождения достоинства в бонусы к KPI?»
Машинально прикинул стоимость часового спектакля, перевёл в бутылки выдержанного шотландского односолодового. Вышло на полгода. Полгода тишины и одиночества, где не нужно притворяться. Внутренний мир оказался единственным убежищем — предательски богатым, когда снаружи пустота.
Взгляд тренера, сканирующий зал в поисках жертвы, намертво зацепился за Виктора. Хищный. Радостный.
— А вот наш скептик! Выйди к нам! Покажи, что значит настоящее доверие!
Десятки пар глаз развернулись одновременно — пустых, любопытствующих, уставших. Экспонат в музее странных людей. Упражнение «Доверие»: упасть спиной на руки коллег. Руки, которые утром листали бумажки и стучали по клавиатурам. Руки, в силе которых он не был уверен ни на грамм.
— Верю в законы Ньютона, — голос прозвучал глухо, будто доносился из-под толщи воды, из той самой квартиры с виски. — А не в корпоративный энтузиазм. Простите.
Тишина упала плотным слоем. Можно было резать ножом для масла с буфетного стола. Давила на уши, гудела. В этой тишине родилось двойственное чувство — стыд, едкий и обжигающий, поднимающий жар к щекам, но странным образом смешанный с гордостью, холодной и острой. Прокажённый, которого вытолкнули из круга, но при этом — единственно чистый в комнате. Виктор молча, не спуская с тренера холодного, почти отстранённого взгляда, сделал шаг назад. Отошёл к буфетному столику, держась чуть отстранённо, пряча облегчение от выполненного внутреннего долга.
***
Угол у массивной фальш-колонны, пахнущий остывшим кондиционером и пылью, стал крепостью. Отсюда, как из каземата, Виктор наблюдал за ритуалами чужого мира. Воздух звенел от притворного смеха, который раскалывался о слух, как стекло. Коллеги, пара за парой, исполняли танец нетворкинга: вскидывали брови в унисон, синхронно кивали, обменивались визитками с важностью дипломатов на переговорах. Улыбки, натянутые на лица, казались масками, под которыми сквозил лишь ровный, загрунтованный нуль. Таксидермия душ — чучела, набитые корпоративными лозунгами.
К нему подплыла Ольга, начальница. Улыбка была служебным инструментом, как смартфон в маникюренной руке.
— Виктор, ну что ты как не в своей тарелке? — голос струился тёплым сиропом, под которым угадывалась острая игла. — Мы же все здесь одна команда. Расслабься, получи удовольствие!
Затошнило от фразы, от идеально отполированного, конвейерного вранья. Слова застревали в горле комом протеста, но Виктор лишь беззвучно кивнул, чувствуя, как лицо костенеет в маске вежливой отстранённости. Каждый мускул напрягся, изображая подобие человеческой реакции.
И тогда увидел Марка.
Марк, с которым вчера в баре, приглушив голоса, клеймили это идиотское мероприятие, делились одним виски на двоих и бросали в сторону начальства едкие, точные словечки. Тот самый Марк сейчас, с азартом, который казался почти подлинным, тянул канат в идиотской эстафете. Лицо раскраснелось от напускного усердия.
Взгляды встретились. Всего на секунду.
В глазах Марка Виктор не увидел ни смущения, не извинения, не товарищескую усмешку. Лишь быстрое, испуганное скольжение в сторону. Пустоту. А затем — улыбку, такую же натянутую и безжизненную, как у всех остальных. Предательство, которое было даже не поступком, а простым, трусливым отсутствием.
Глухое разочарование, тяжёлое и влажное, как комок глины, упало куда-то вглубь, перекрывая кислород. Затем вытеснилось холодной, окончательной брезгливостью. Понимание пришло резко: даже те, в ком готов был признать своего, при первой опасности надевают униформу и растворяются в толпе манекенов. Подойти позже, ткнуть язвительной шуткой — показалось вдруг мелким, унизительным и бессмысленным, как попытка объяснить что-то дрессированной собачке.
Марк перестал существовать. Просто стал частью пейзажа. Ещё одним предметом мебели в зале абсурда. Цель сузилась до примитивного, животного импульса: выжить. Просто дожить до конца дня, не сломавшись, не надев маску. Сохранить внутри хоть крупицу того, что ещё можно было назвать собой.
***
Финальный акт. Ольга, словно жрица перед алтарём, собрала остатки «команды» для заключительной рефлексии. Льстивые лучи заходящего солнца били в огромное окно, окрашивая и без того фальшивую атмосферу в сюрреалистичные тона. Начальница парила в центре зала, произнося пламенную речь о «семье» и «общих ценностях». Жесты широки, театральны, отточены до автоматизма. Виктор стоял в тени, наблюдая за ней как биолог за редким видом ядовитого гриба — с холодным, беспристрастным интересом.
— ...и именно в единстве наша сила! — воскликнула Ольга, с пафосом воздевая руки.
Локоть задел край высокого бокала на столе. Хрусталь звякнул, пронзительно и не к месту. Тёмно-бордовая жидкость, словно живая, устремилась вниз по стеклу, а затем медленно, почти церемониально, начала растекаться по белоснежной шёлковой блузке начальницы. Алый поток полз, впитываясь в дорогую ткань, прожигая цветом. Напоминал свежую, пульсирующую рану на стерильном бинте.
Виктор замер, затаив дыхание, всё существо сжалось в ожидании. Ждал взрыва, крика, досадливого восклицания, хоть какой-то искры нормальной, человеческой реакции на проблему, пусть и мелкую.
Не последовало.
Пауза длилась вечность. Ольга не вздрогнула. Не ахнула. Широко распахнутые, ничего не выражающие глаза не изменились. Липовая улыбка застыла маской, не выдавая ни тени эмоций. Не посмотрела на пятно, не попыталась стереть. Рука, с которой стекали алые капли, словно кровь с лезвия, просто опустилась. Голос, ровный и вдохновенный, не сбился, не потерял пафосных интонаций.
— ...и именно так мы, преодолевая любые преграды, — продолжала, словно ничего не случилось, — идём к нашей общей цели!
Внутри Виктора что-то перевернулось, оборвалось и рухнуло в ледяную пустоту. Не цинизм, не раздражение. Физическое отвращение, подступающее к горлу едкой волной. Леденящий душу ужас, пронзительный и тихий. Перед ним было не лицемерие. Лицемер бы смутился, изобразил досаду, сыграл в прощение. Это было Нечто. Пустота, идеально имитирующая человека. Механизм, который даже при очевидном сбое в программе продолжал воспроизводить один и тот же код.
Старый вопрос, мучивший весь день — молчать или взорваться негодованием, — мгновенно сгорел, рассыпался пеплом. Родился новый, куда более страшный и неразрешимый: он один сохранил рассудок в курятнике безумных роботов, или сам начинает сходить с ума, видя демонов там, где другие видят лишь будни офисной суматохи?
Виктор отступил. Медленно, стараясь не выдавать внутренней дрожи, сжал в руке пластиковый стакан. Вода была тёплой, отдавала пластмассой, но сделал большой глоток, чтобы смыть подступающую тошноту, сбить комок паники, застрявший где-то в пищеводе. Роль снова изменилась. Больше не изгой, не циник. Исследователь, затерявшийся в стае существ, чья природа непонятна и оттого пугающе враждебна.