Читать онлайн "Спасибо, что предал"
Глава: "Глава 1"
Пакеты впивались в пальцы целлофановыми ручками, словно тонкие лезвия, оставляя на коже багровые полосы. Не три, не четыре, а целых шесть кульков — расчет на три дня вперед для ее ненасытной армии. Таня брела, как подстреленная лошадь, которая уже не чувствует боли, а лишь тупо переставляет ноги, движимая инстинктом добраться до стойла. Сознание отключилось, остался лишь автопилот, ведущий ее усталое тело домой.
Впереди, спотыкаясь о трещины в асфальте, неслись три вихря в одинаковых синих куртках и серых шапочках с помпонами. Они были похожи на стайку суетливых воробьев, но для нее — на три урагана, выжимавших из нее последние соки.
— Мам, а Сашка меня стукнул!
— Это он меня первый!
— А я не стукнул, я так... задел!
И тут, как ножом по стеклу, — пронзительный вой Паши. Этот звук впивался в ее измотанные нервы острее любого лезвия. Она остановилась, чувствуя, как дрожат от натуги руки.
— Хватит! — ее голос прозвучал хрипло и пусто, будто доносился из глубокого колодца. — Идите уже домой. Там и будете выяснять.
Дети, на секунду притихшие, тут же возобновили пререкания, но уже шепотом. Они привыкли к этому уставшему голосу матери, к ее глазам, в которых погас свет. Таня глотнула воздух, густой от выхлопных газов и осенней сырости.
Ее жизнь... Нет, это было не жизнь. Это был режим выживания, доведенный до автоматизма. Подъем в пять, чтобы успеть все: завтрак, сборы, уговоры, крики. Затем дорога в сад — бесконечный марафон с тремя неугомонными спутниками. А после — восемь часов в отделе кадров, под прицелом взгляда Жанны Викторовны. Не Жанны, а самой настоящей жабы в человеческом обличье, худосочной и злой, с лицом, заостренным вечной брезгливостью. Она появилась, пока Таня была в декрете, и с тех пор словно питалась ее истощением, заваливая работой вдвое больше остальных.
А венцом каждого дня был этот вечный марш-бросок с пакетами и тройняшками, замыкавший порочный круг.
Олег. Самый главный мужчина в их доме, чье присутствие все больше становилось мифом. Они познакомились на работе: он — начальник автотранспортного отдела в крупной логистической компании, она — перспективный специалист. Его мир был полон напряжения и ответственности, ведь над ним довлел Илья Андреевич Резак — человек, чья фамилия полностью оправдывала стиль работы. Он не обходил конкурентов, а срезал их под корень, и оказаться в его немилости означало полный провал. Поэтому постоянные задержки на работе, частые командировки стали неотъемлемой частью их семейной жизни.
Таня все это понимала. Она верила, что он старается для семьи, что это временно. Но в минуты выматывающей усталости, как сейчас, это знание не согревало. Оно лишь подчеркивало ее чудовищное одиночество. Рядом с ней были дети и бесконечные заботы, а где-то там, далеко, — его РАБОТА с большой буквы. Важная, сложная. А ее собственная жизнь превратилась в каторгу, имя которой — быт.
И тогда в память прокрадывалось «раньше». Всего четыре года назад... Она весила шестьдесят, а не восемьдесят килограмм. Носила не эти уродливые ботинки, а элегантные туфли на каблуке, в которых чувствовала себя женщиной. Спала по девять часов, а в выходные позволяла себе нежиться в постели все одиннадцать — неслыханная роскошь по нынешним меркам. Ее волосы были не собранными в жидкий «крысиный хвостик», а струились густой и блестящей русой волной. И Олег... Олег смотрел на нее тогда иначе. В его глазах читалось не терпеливое ожидание ужина, а восхищение, страсть, любовь. Сейчас же она не могла подобрать слов, чтобы описать ту пустоту, что легла между ними непроходимой пропастью.
Наконец, дверь квартиры. Дети, скинув обувь, понеслись внутрь, словно ураган, врывающийся в тихую гавань. Таня заставила себя разуться, занести пакеты и... рухнула на маленький кухонный диванчик. Просто села, и все. Тело гудело, спина ныла тупой, привычной болью, ставшей частью ее существа. Ей бы отпуск... Но ее отпуск закончился месяц назад. Она провела его не на море, а в аду, вытирая сопли и сбивая температуру всей своей «банде», включая мужа, который болел громче и требовательнее всех, словно ребенок.
Дети, между тем, в минуты затишья становились ее маленьким спасением. Вот и сейчас ее банда, шустрые электровеники, вдруг преобразились в удивительно заботливых помощников.
— Мам, мы все разложим! — донесся голос Сашки.
— Я молоко в холодильник убрал! — добавил Паша.
— А я хлеб! — подхватил Ваня.
Таня сидела, уставившись в стену, и слушала, как они возятся на кухне. Доносившийся грохот кастрюль и спор о том, куда положить сыр, казались такими далекими. Она не могла двинуться с места, ощущая себя выжатой лимонной коркой. Старый кашель снова подкатил к горлу, заставляя ее согнуться пополам. Слабость накатила такая, что хотелось лечь на пол и не шевелиться. Она закрыла глаза, мечтая всего об одном часе тишины и полного забвения.
Но тут с грохотом что-то тяжелое упало на пол, и тишину разорвал испуганный, отчаянный взвизг.
Таня поднялась с дивана — медленно, тяжело, будто каждое движение давалось ценой невероятных усилий. Не женщина тридцати пяти лет, а дряхлая старуха, изношенная жизнью до предела. Она подошла к детям, застывшим в немом ожидании. Их испуганные взгляды были прикованы к полу, к жёлтой луже со скорлупой, растекавшейся по кафельной плитке, — зрелищу то ли комичному, то ли трагическому, что идеально подводило итог всему её дню, её жизни.
В этот миг в прихожей щёлкнул замок, и послышались чёткие, уверенные шаги. И через минуту в проёме кухни возник Олег. Он был свеж, бодр и пах дорогим парфюмом. Его тёмно-серый костюм сидел безупречно, а голубая рубашка, которую Таня с такой любовью гладила еще вчера, выгодно оттеняла цвет его глаз. Галстук был слегка расслаблен — единственная деталь, выдававшая в нём уставшего после трудового дня человека.
Его взгляд скользнул по замершим детям, по жене, стоявшей посреди кухни в позе загнанного зверя, по жёлтой луже на полу. В его лице не было ни удивления, ни сочувствия, лишь холодная, отстранённая оценка обстановки, которая его явно не устраивала.
Прежде чем Таня успела открыть рот, он выпалил на одном дыхании, резко и без паузы, словно зачитывал заранее подготовленный ультиматум:
— Собери мне вещи. Я ухожу.