Читать онлайн "Безвирник"

На тропе, ведущей к Речи, следов Сенияр не обнаружил. То и немудрено было в это время года, когда от северных дождей смывало всё, что успевали натоптать многочисленные бродяжные, залётные, да и местные охотники тоже. Но всё же хоть что-то должно было найтись, даже после небесной воды.
От Речи, поселения которое и стало жертвой набега, к нагорьям вело сразу несколько тропинок, но Сенияр был уже на всех, не найдя там следов разбойников, и надеялся что уж здесь то ему повезёт, ведь этот путь был самым выгодным для тех, кто не хотел попасть под патрули Речи, и кому грозила за его преступления участь поистине страшная.
Такой казни даже Сенияр не пожелал бы своим врагам, ведь их охотник уважал. А наказание, ожидавшее тех, кого он выслеживал, не имело ничего общего с уважением.
Только с болью.
Куда же могли запропаститься убийцы? Почему не оставили следов, ведь не бывает же так, чтобы следов не было!
Сенияр встал с корточек, окинув взглядом деревья и виднеющуюся вдалеке Речь, прищурился и не спеша начал движение обратно к поселению.
Схрон, укрытие где-то на выходе из поселения? Такое могло быть. Такое яростный охотник мог пропустить, ибо после того, что попалось ему на глаза, Сенияр действительно был ослеплён гневом.
Пусть и недолго .

- Аааааа! Дитяти!
Хор истерических, полных боли криков засеял двор Речи так, что мужики, стоявшие подле девчат да баб, и слова сказать не могли.
Бывалые воины, старики, охотники закрывали лицо руками, принимали на грудь жён, умытых слезами да растрёпанных девиц, красных от крика и тех же слёз, и молчали.
Молчать тут было от чего.
Только жрец Реченский, Виржа с высоты лет поглядел разок на ужасающее зрелище да покачал головой, уходя к себе на двор.
Всякое Виржа повидал да о многом мог поведать. Но от такого даже он, калик всех племён залесных, да и всего севера, желал сторониться.
За всем этим восходящим безумием никто и не услышал, как по двору зазвучали топот и клюка, будто бы шли друг за другом два человека - могучий и мощный, дружинник, а то и батька дружины. И старец, хромой, но уверенно волочащий бессильные ноги вслед за верным дубовым посохом.
Но был это один человек.
Могучий голос старого воеводы пронёсся над двором:
- Гнать! Вырвать, с Нави выволочь!
И тотчас всё стихло, только беззвучные слёзы давили на глотки безутешных матерей да сестёр.
Увечный воевода, батька поселения Речь, Кречет стоял посреди расступившейся толпы на одной ноге, сжимая двумя руками посох. Будто сама Мать Земля в эту минуту держала его могучую тушу на весу. Кречет с силой сжимавший дубовый посох свой, от чего тот будто бы готов был затрещать, даже не пошатнулся. И заругался так, как батьке не пристало:
- Шкурожье отродье! Выползни бурожные!
- Ой!
Раскрасневшаяся Сивица, малая дочка кузнеца, спряталась в полог сестры Поруси, смущённая такими словами. А ведь, казалось бы, дочка кузнеца то уже ничему дивиться не должна. Но такого даже он никогда при младшей не говорил.
Так бы и стоял Кречет пока не упадёт, так бы и плакали девицы да рвали волосы от ужаса, да только позади толпы раздался голос, никому из Речи незнакомый. Голос спокойный, уверенный, но надломленный.
- Таким и в Нави места нет! Как подохнут, так погниют тута
Люди из толпы по одному обернулись на голос, начиная перешептываться.
«Признал уже кто поди…»
- Но порубить колюжных надоть , княже! Ты же князь, Кречет?
Кречет развернулся вслед за остальными, опираясь на свой посох. Всмотрелся в говорившего. Помолчал. Затем заковылял в его сторону, попутно громогласно бормоча:
- У нас земли не крещшоные, у нас князей нету.
Кречет вплотную подошёл к внезапному гостю, снова встав на одну ногу, но посох от земли не оторвал.
- Я не княже, я тут дядька! Или батька! Как душа желает.
«Или не признали?»
Гость подал Кречету руку, по-мужицки кивнув воеводе:
- Ну раз не княже, то и по-людски можно говорить. Я Сенияр, охотник.
Кречет пронзил его взглядом, а шёпот толпы стал столь громким, что всхлипы матерей уже никто и не слышал. Уже не шёпот даже, а гомон.
Сенияр ждал. А Кречет думал что пожать руку здесь и сейчас этому человеку это дело, за которое княжеская дружина бы точно голову с плеч снесла. Но ведь и он с Речью уже который год вне закона.
А народ ждал.
- Ты по чью душу, бедовый? - Кречет спросил об этом так и не подав руки, но Сенияр ещё ждал. Продолжал стоять на своём, ибо кто-кто, а эти люди заслуживали того, чтобы Сенияр заслужил их доверие. И Кречет знал, что охотник это знает. - Как тебя сюда занесло?Уставший с дороги, после многих недель последней охоты Сенияр хотел есть и пить, хотел спать, но, увидев то, из-за чего на селянском дворе собралась вся Речь, даже не думал о крове. Только об охоте
- Краем шёл, по горам, вдоль сосновика. Да услышал крики. И теперь вот думаю…
Повисла пауза. Все ждали, что скажет этот странный и жестокий человек, которого каждый уважал как равного, но боялся как смерти.
Ждал и воевода, бывший князь и нынешний лидер северного поселения, Кречет.
Ждал и молчал.
Стало так тихо, что посреди этой тишины даже слабенький шепот донёсся до острого слуха охотника. Шёпот, который его не удивил, но который ясно дал ему понять, что за слухи связывают с ним в народе. Волею Владимирских прихвостней, что нашли себе угол в каждой стороне, даже среди староверов.
Шёпот в котором ясно слышалось: - «…со степняками».
Сенияр бросил взгляд в ту часть толпы, откуда послышалось это презрительное выражение, и продолжил:
- И теперь думаю, что подождут мои дела. Что вам подсобить мне писано, ибо неспроста сюда занесло. И да! - оглядев толпу, он медленно пошёл вперёд, огибая могучую фигуру воеводы Кречета. - Да, знался Сенияр со степняками, знался и с варягами. Все люди. Даже на востоке, братцы, те же люди. Но вот что против своего рода бился за них… - Остановившись возле той самой девицы, что прошептала дурное, Сенияр посмотрел прямо на неё, а затем на всех остальных, заставив людей расступиться ещё больше. - То кривжа, то слушки, дабы меня с вами со всеми рассорить. И вот вам моё слово, слово сына племени Лесьян, последнего!
Сенияр быстрым шагом направился к Кречету, мимо полных и страха, и уважения взглядов толпы, остановившись в шаге от воеводы.
- Никакой крови на мне нет, кроме той, что пролилась во имя мести за моё племя. Вот вам моё слово!
Стоя супротив Кречета, Сенияр снова протянул ему руку, раскрывая свою изрезанную, зарубцованную ладонь глазам местного лидера и всех его поселенцев. Воевода уважительно посмотрел на Сенияра, кивнув ему в ответ, и протянул руку в ответ :
- Будь гостем, изгнанник. В память о твоём племени.

Не до гуляний было. Тяжёлое время нынче в Речи.
После трапезы гостю выдали ковш с водой да обтиральную тряпицу. Потом сразу повели в дом к Кречету. Там дочки воеводы запарили настоя трав и дали Сенияру свежего кафтану, дабы гость посидел с их отцом в домашнем.
- В другое время баньку бы протопил друже, да как теперь топить-то…
Воевода хотел плакать.
Было от чего. И если б это не было ему не по статусу, то и плакал бы, наверное. И Сенияр понимал, почему мысль о бане сейчас казалась ужасающей.
Он ещё помнил запах.
Запах на площади Речи.

- Сявка!
Маленький рыжий мальчик с присвистом запустил камешком в сторону русовласой девчушки, целясь аккурат…
- Огнеша! Лапоть ты!
в её носочек.
- Ай! Болюче как!
Мальчик захохотал, потеряв бдительность. Этого времени Сявке хватило, чтобы отыскать такой же камешек и ответить Огнеше. Прямо в то же место, куда попал он. В носочек.
- Уооой! Какая!
На самом деле больно не было. Толстые лапти с обвязками хорошо защищали от камней и большего размера. Но что-то да ощущалось.
Мальчик с силой прыгнул вперёд, целясь ровно в девчушку, но Сявка успела среагировать и увернуться.
Пропахав лицом траву, Огнеша снова захохотал.
- Сявка! Женой моей будешь! Сильная ты!
Девочка засияла, заливаясь красным румянцем. Она остановилась и посмотрела прямо не Огнешу. Мальчишка робеть не стал и, отбросив ещё один подобранный камень, подскочил к ней и что есть сил обнял. Сявка положила голову ему на плечо, прошептав:
- Только ты вырасти к свадьбе, ладно? Чтобы меня выше был.
- Ладно, вырасту.
Отпрянув от Огнеши, Сявка побежала в сторону селения, распугивая мирно гуляющих гусей.
- Догоняй! Тогда ещё обниму.
- Ну держись!
Мальчик рванул было через поляну в её сторону, но чья-то сильная рука остановила его, отбросив на землю.
Большая фигура незнакомого Огнеше воина склонилась над мальчиком и принялась вязать ему руки.
Огнеяр не кричал, дабы Сявка не вернулась на его крик. Пусть бежит невеста, а с ним будь что будет.
Было страшно. Сявка или Северина не должна была его видеть таким, пытающимся утереть предательские слёзы. Было страшно и больше всего хотелось кричать. Но Сявка ещё могла услышать. Пусть подумает, что Огнеша идёт за ней молча, след в след.
Ещё потерпеть. А потом хоть волком вой. Когда резать будут.
Прислонив его к дереву, воин связавший его отошёл в сторону, уступив дорогу другому. Лицо его было в шрамах, жуткое и помятое жизнью. Он сел на землю перед Огнеяром и внимательно посмотрел в глаза заплаканного ребёнка.
- Ты агнцем будешь, дитя. Людей к богу приведёшь.
Огнеша не понимал смысла этих слов, как и того, почему собеседник разговаривает иначе. Теми же словами, но другими смыслами будто. Воин поцеловал Огнеяра в лоб и перечеркнул в воздухе, будто ставил на дерево зарубку. Только крестиком.
- Истинному!
Внезапный крик разорвал и тишину смирения Огнеши, и саму суть реальности.
Это была Северина. Совсем близко. За спиной.
Значит поймали.
Её вёл за связанные руки прямо к нему ещё один разбойник. Видимо, это всё же были именно разбойники.
- Огнеша!
Девчонка бросилась к нему, и схватилась связанными руками за его руки, упав головой на колени. Увидев Сявку, Огнеяр беззвучно расплакался.
Теперь вместе пропадут.
Она жалась к нему, надеясь, веря, что всё ещё можно поправить. Что они спасутся. А он к ней , потому что всем сердцем был верен ей.
Их связали вместе, затолкали в мешок и куда-то поволокли. Они, воспитанные племенем свободных воинов и гордых людей, не сказали разбойникам ни слова. Только жались друг к другу всё больше.
Дабы умирать было не так страшно.

Город проснулся от криков.
От одного женского, который перекрыл крик мальчишки. Крик боли. Ужаса. Крик без слов, просто крик.
Когда источник нашли, живых уже не было. В мешке, который затащили под брёвна, лежавшие для костра в честь солнцестояния, нашли два тела, двух детей - Северину и Огнеяра.
Грудь Северины была пробита чем-то острым. Огнеяр же умер явно от огня, хотя тоже имел рану в груди.
- Не пойму Сенияр, кем быть надо чтобы дитятко с трупом в мешок затолкать…
Охотник хмыкнул.
- А ты не понял воевода? Это не убийцы сделали с ней. Это сам он.
Кречет от удивления расширил глаза так сильно, что Сенияр быстро понял - ума местному лидеру понять это самому не хватит. Придётся объяснять.
- Когда понял, что загорелись, что не спасут, изловчился и в грудь её. Любил видать.
Отхлебнув из чана с водой, Сенияр пошёл к выходу. И у самой двери из дома Кречета повернулся к воеводе и неуверенно, но твёрдо сказал:
- Повенчать бы их! По смерти…

У Храма главного Бога племени Речи собралась толпа. Зеваки да праздные жильцы - все хотели сказать слова за двух ребятишек. И просить о кровной мести.
На постаменте для державших слово долго было пусто. Никто не решался выйти первым, ибо все ждали слова Кречета.
Зажглись факелы у алтаря Семаргла, расположенного ровно в центре площади перед храмом. Зажглись фонари вечерние огни в селении.
Наступила полная тишина.
Медленно к постаменту поднялась массивная фигура, скрывавшая лицо накидкой. Все узнали костюм охотника. И все увидели, что у него было две ноги.
Толпа зашепталась. Десятки голосов наперебой произнесли, уведомляя соседа о том, что происходит. Будто соседи не видели этого сами
«Сенияр», «Изгнанник Сенияр», «Убийца».
Сенияр дождался пока наступит тишина, положил руку на поверхность постамента, дав знать людям, что готов говорить и, оглядев всех собравшихся, начал:
- Речане! Я взял слово в это тяжёлое время с согласия вашего старшего! Воеводы Кречета! Князя Кречета, хоть об этом здесь говорить и не принято.
Он дождался, пока люди на площади перед храмом переварят эту мысль, и продолжил:
- Я чужеземец. Гость здесь. У меня нет права на кровную месть, но выслушайте меня.

Плеть наставника ударила промеж рёбер так неожиданно сильно, что мальчишка взвыл. Голос седого пьяного и озлобленного воина, который был учителем этого мальчонки, служил, казалось, самым грозным оружием ему, ибо был одновременно глубоким, хриплым и грубым:
- Чего за возня? Вражина то по тебе лупить не плеткой будет!
Один удар. Он пропустил всего один удар из последних 23-х, но этого хватило, чтобы потерять равновесие и упасть в холодную, сырую от дождя землю.
Мокрый и ослабший, он тем не менее не поднял руки для демонстрации жеста перемирия или остановки тренировки, и продолжил своё движение к цели - обойти все препятствия и достичь вершины древа.
Его учитель сделал взмах, и плеть попала аккурат в кору маленькой берёзки, содрав с невинного деревца шкуру и даже не оцарапав ногу только что находившегося там мальца.
- Дюже прыткий!
43 стрелы - такая цифра была в голове у наставника. Такое количество стрел друг за другом в минуту за раз выпускает средний отряд степных племён. Не больше.
Так он помнил,
И хотя мальчику казалось, что наставник его не щадит, задачей Ружа, воина и бывшего дружинника, было заставить этого ребёнка двигаться так быстро, чтобы ни одна из этих 43-х стрел не нашла своей цели! И пока что не более.
Пока что…
Удар! Ещё! И след от плети остался на камне!
- Разуметь не надоть! Разумник какой! Беги пуще плётки!
Оставался последний прыжок, но секунда это много. Плетка Ружы движется быстрее, чем тело ребёнка.
Что говорил наставник? Отвлекать?
Камень в сторону и так, с такой силой, чтобы удар слышал весь лес! Главное бить быстро, не думая и доверяя телу.
Хлоп!
Ружа всего на секунду отвлёкся, но юному воину хватило этого, чтобы проскочить мимо плетки и начать карабкаться на ветвистый старый дуб, скрываясь от наставника в листьях.
И хотя Ружа ликовал, виду он конечно не подал. Ибо вот сейчас ученику расслабляться не стоит точно.
Пошли стрелы.
Не смертельные, с затупленным наконечником, но покалечить вполне способные.
Ружа прошептал сквозь зубы, будто пытаясь докинуть мысль до ученика
- Упомни, что делать надобно!
И мальчик вспомнил.
Удар топора перебил верёвку, сдерживающую механизм 20-ти натянутых с разной силой луков, сдерживающих по две, а то и по три стрелы.
Больше 43-х.
И смертоносный град накрыл чащу, вонзаясь в плоть деревьев, траву и случайную живность, отчего то тут, то там послышались повизгивания и хрипы. Часть стрел разбилась о камни, разлетаясь в стороны десятками осколков. Но одна…
Мальчишка, нашедший убежище на одном из деревьев, коснулся своего бока, ощутив боль, пронзившую тело, и увидел на пальцах кровь. Значит, задело. Как бы быстро он не двигался, одна из стрел оказалась быстрее.
Значит, надо двигаться ещё быстрее.
Залепив рану снадобьем из трав и папоротником, он обернул пояс куском верёвки. На первое время хватит.
Если выживет.
Осталось ещё несколько препятствий, всего ничего. Но теперь каждый прыжок может обернуться против.
Мальчишка закрыл глаза. Прислушался к лесу. К себе. Остановил дыхание.
Теперь он ясно видел, что зря суетится. Нужно просто совершить прыжок чуть дальше и достичь точки окончания испытаний. Это хватит, чтобы победить.
Да, было больно, но это не рана, верно? Это не рана. Это царапина.
Открыв глаза, он сгруппировался и прыгнул вперёд, но не на землю, а на следующее дерево. Удалось достичь ветки, и, подтянувшись, совершить еще один прыжок.
Ружа не видел ученика, но слышал, как он скачет по деревьям где-то вдали. Не видел, это было главным. Но слышал. И это его не радовало.
На слух он пустил стрелу в то место, откуда послышался последний звук - удар тела о поверхность дерева.
- Прыткий!
С гордостью за ученика тронув бороду, Ружа довольно крякнул, уже не думая о том, попал ли он в него. Даже если мальчишка не переживёт своей посвяты, достойного воина и охотника он уже выковал.
Но он не попал.
Стрела вошла в ствол дерева ровно, со стороны открытой взгляду учителя. А мальчишка висел с другой, недоступной ни стрелам, ни взору Ружы.
И оставался последний прыжок.
Ноющие от каждого прыжка ноги сигнализировали ему, что их ресурсы на пределе, а руки просто перестали болеть, дав тем самым понять, что чувствительность притуплена от слишком большого количества ударов сегодня - камни, земля, ветви деревьев.
Но оставался последний прыжок.
- Сбереги Волос!
С этими словами мальчишка подпрыгнул и, достигнув ближайшей ветки, обеими руками яростно, но сосредоточенно схватился за твёрдую поверхность векового древа. Шум привлёк внимание противника.
Остроконечная стрела пробила дубовую ветвь насквозь, не оставляя шанса ничему живому. Но мальчика там уже не было.
Прыжок! И вот он уже висит на ветке другого дерева, рывком влезая на неё сверху. И пробежав по ветке под свист еще нескольких стрел, взбирается по стволу выше. Туда, где на отвесе горы, в пещере, обозначена финальная точка его испытания.
Ещё одна стрела бьет ровно в цель. Но опаздывает на полсекунды, которых мальчишке с лихвой хватает, чтобы взобраться ещё выше. Ещё ближе к цели.
Натянув тетиву трофейного степного лука, Ружа с уважением глядит на то, как его ученик быстро, всего за несколько секунд преодолевает большое расстояние, взбираясь вверх по стволу. С уважением и гордостью.
И всё с тем же уважением выпускает очередную стрелу, стараясь успеть.
Успеть вонзить стрелу в плоть молодого охотника.
И жреца!
Выстрел!
Свист стрелы и ошмётки случайно попавшейся на пути птицы разлетаются в стороны.
А мальчишка продолжает двигаться к цели.
Точный глазом вымерив расстояние до цели, Ружа хмурится и выпускает последнюю стрелу.
Удар! И вскрик ребёнка. Но звука падающего тела нет.
- Нешто попал?
Не хотелось. Попасть в него Ружа хотел меньше всего, но и слабину давать тому, чьим делом станет хождение между мирами, не мог.
Тишина.
- Али прибил к дереву?
Бывало в его боевом прошлом и такое. Так что Ружа уже начал думать страшное и оплакивать своего лучшего, возможно, воспитанника.
Но тут же послышались звуки карабкания. И пока наставник осознавал это, мальчишка уже добрался до выступа и перебрался в пещеру.
Ружа усмехнулся. Его так глупо обманули.
Испытание было окончено.

Собрав вещи, охотник направился туда же, в пещеру. Когда он добрался туда, мальчишка уже грел на костре видимо ранее добытую дичь.
Ружа присел рядом. Потрогав ученика за плечо, старый воин улыбнулся и покачал головой:
- Ты таперича свой! Воин и охотник Сенияр!
Мальчик серьезно посмотрел на наставника, расплетая лохмы на ночную пору, дабы дать источнику племенной силы отдыху. Он зашептал, дабы не привлекать внимание пробуждающихся ночных зверей.
- Почему Сенияр? Я ведь Юрода. Что мне имя менять из-за того?!
Ружа одобрительно покачал головой. Верно мальчик говорил - не по чести охотнику жрецу Волоса имя менять. Даже такое, оскорбительное.
Да и не только Волоса уже.
- Верно говоришь, да не всё.
Где-то там за краем пещеры собирался дождь, распугивая жителей старого леса. И гром вторил ухарю, служа добрую службу всем. Про такой говорят - чистит.
- Сенияр будешь. Ибо глаза синие и ярость в них с младых когтей!
Старый воин снял с пояса меч и протянул его Сенияру:
- А этим ты себе путь прорубишь!
Обоюдоострый клинок из иноземной стали, гордость заморского Кузнеца, что сделал его подарком молодому Руже в те далёкие времена, когда его дружина билась за границами Роси. С врагом беспощадным.
Клинок-песня. И какого только злата не предлагали ему за этот меч.
- Это Сурган. Так его кузнец кликал. Да и я стал.
Мальчишка протянул руки навстречу дару учителя, не веря своим глазам. Крепко сжав рукоять и подставив ладонь под острие, он наконец решился поднять взгляд и посмотреть в лицо учителю. Впервые за много лет подготовки, смотря в это лицо так, как смотрят в лица родителей. Как вглядываются в глаза родных. И лишь теперь мальчик увидел, что лицо наставника изъели рытвины, а шею венчал огромный шрам.
Он отвёл глаза, ибо уважение к учителю не позволяло ему видеть в нём всё это, выводящее на передний план старость и даже уязвимость.
Но Руже было уже всё равно, как его видит лучший ученик.
- Только ты береги его, Сенияр!
Мальчишка засунул клинок в свои изорванные самодельные ножны и кивнул Руже.
- Я буду.

Ружа сказал, что посвяту ему намедни справят, дабы племя знало, что теперь он не Юрода, а Сенияр.
Да и по-всякому выходило, что сделать это надо. Ибо теперь место Сенияра будет в дозоре, перед тем как Ружа или вождь не дадут задание.
Он шёл по тропе, издалека приметив огонь дозора, но чем ближе подходил, тем больше казалось, что башня дозорных в другой части деревни. И горит там, где не должно.
Кто-то поджёг кумирню!
Подкравшись ближе, Сенияр увидел их.
Дружинники обступили стоявших у кумирни людей, зачитывая им княжескую бумагу.
- «…и всех, кто не желает повиноваться и спорит с волей великого князя Новгородского Владимира надлежит казнить».
Закончив читать, воевода отдал бумагу другому.
- Кто принимает крещение, того князь пощадит. И наградит монетой!
Но никто не шелохнулся.
Стояли мужики, готовые биться с дружиной Владимира, стояли женщины и дети, прижавшиеся к ним. Стояли старики, не согласные предать своих богов.
Воевода махнул рукой, и владимирские воины достали клинки, дабы порубить пулатной сталью добрых язычников. И первый клинок уже занесся для удара, как вдруг…
Они весят больше. И их значительно больше. Но они не знают что ты здесь.
Хлопок. Взрыв бочонка с брагой отвлёк всех и этого хватило.
Из пробитого насквозь горла хлынула кровь, заливая лесьянина, которого только что собирались зарубить. И, видимо оценив сохранённую ему жизнь, мужик не стал долго думать, а тотчас схватил упавший из рук воина меч, готовый отбить следующий удар.
Как и почему это произошло воевода не знал, но прекрасно видел, как двое доблестных воинов подряд лишились рук, перебивая теперь криком невообразимой боли страх уже готовых расстаться с жизнью лесьян.
И страх был перебит.
Подбирая мечи, вытаскивая кинжалы, хватая палки, люди шли в атаку на тех, кто посягнул на их веру.
Но всё же дружина Владимира была хорошо вооружена.
Воевода не успевал увидеть тех, кто отрубал его воинам руки, но успевал увидеть, что воинов способных держать мечи становилось всё меньше. И даже дети лесьян уже нападали толпой на истекающих кровью дружинников. Сообразив, что им конец, воевода вскрикнул
- Лучники!
Но крик потонул в его крови, ибо в тот же миг невидимые убийцы добрались до него, перерезав кинжалом горло. В последний миг воевода Ольгий увидел, что его убийцей был мальчишка, уже не ребёнок, но совсем юный для дружины. Подросток. И умирая возле кумирни преданных им богов, Ольгий оценил эту иронию.
Скинув с себя тело воеводы, Сенияр резко развернулся и с силой пробил ещё одного дружинника, прямо в грудь, чтобы использовать его как опору. Кто-то ведь сейчас целится ему в спину, чтобы нанести смертельный удар. Но не успеет.
И кто-то решил, что стоит попробовать, нарвавшись на резко выставленный вперёд кинжал в другой, свободной руке Сенияра. Он отбросил тело дружинника в сторону, решив, что есть секунда чтобы выдохнуть. Сейчас никто не решится броситься на бешеного воина
Красный от крови, Сенияр стоял по другую сторону от поля боя, оценивая силы противника.
Они сильнее, да. Но пока что Сенияру хватало сил, чтобы справиться с ними. Их больше. Было. Уже нет. Теперь силы почти равны. Почти было не в их пользу.
Значит, всё получится
Прыгнув в замес, Сенияр свернул шею одному из ближайших дружинников.
И краем глаза увидел, как девочка так яростно размахивающая маленьким кинжалом защищая раненую мать, упала на землю. Глаза ее, ясные точно небо по весне, были полны слез. А ещё через секунду она, схватив обеими руками стрелу торчащую из груди, перестала двигаться
Всё.
Лучники не слышали приказа, но поняли, что их люди слишком долго не возвращаются и пришли на помощь.
Прикрывшись ещё живым дружинником, Сенияр начал хватать всех подряд и тащить в дом позади. Это был дом жреца.
Но сейчас это не имело никакого значения.
Надо было придумать, как обезоружить лучников. Но выходило по всему, что это невозможно. Почти.
В дом ввалился раненый, но бодрый Рубгур, седой воин, что теперь командовал дозором. И, ругаясь и кряхтя, принялся наскоро наматывать на стрелы тряпьё, дабы поджечь. На секунду задержав взгляд на Сенияре, он протянул ему несколько стрел.
- Ты Юрода, потрепал-то их ладно!
- Сенияр!
Рука Рубгура дрогнула, но тут же, собравшись, воин кивнул.
- Так оно даже лучше. Сенияр!
Скрутив несколько стрел, Рубгур указал ему на крышу. Одним ловким прыжком Сенияр оказался на чердаке, принимая протянутые ему оружие и факел. Здесь на чердаке, в углу, сжавшись в комок сидела девица, явно не в племенной одежде
- Ты чего здесь?
Девица не слышала, от страха, видимо, потеряв дар речи. Сенияр подскочил к ней, подозревая в красавице лазутчика, и, схватив за плечи, как следует тряханул.
- Чего ты здесь? Откуда?
Всхлипывав от ужаса, девушка надломленным голосом ответила:
- Мы купечьи дочки. Мы с сестрой Ярмилой… Она в лесу где-то… лежит
С этими словами она заревела в голос, так что Сенияру пришлось шлепнуть истеричку по щеке.
- Как звать?
Плачущая девушка схватилась за Сенияра, будто боясь отпустить его и снова остаться одной на чердаке.
- Марфа я
- Крещеная что ли?!
Таких имён Сенияр здесь не слышал с роду, и знал, что эти люди в их владения не заходят. А если и захаживают, то тихо, без лишних слов и главное проповедей.
Марфа кинулась в ноги отпрянувшего от неё охотника , сбивчиво объясняясь:
- Да то от роду ещё, в Новгороде. А так Ярилина я, клянусь! Славянка!
Не выпуская руки Марфы, Сенияр дал ей в руки факел, и, погладив по голове, проговорил:
- Ладно Марфа. Помогать будешь. Потом всё решим

Шквал из нескольких горящих стрел впился в отряд лучников с двух сторон, лишив боеспособности половину отряда, который итак обмельчал за время битвы с непокорными лесьянами.
Но лучников всё ещё было достаточно, чтобы добить большую часть сражавшихся с дружиной язычников.
Пока Марфа и Рубгур продолжали слать стрелы в отряд Владимира, Сенияр скрытый темнотой ночного леса, хоть и попадал в отблески огня от горящей кумирни и схватившихся следом идолов, но всё же не был виден отряду лучников, позади которых теперь стоял.
Они готовы выстрелить. Придётся дать им эту секунду, даже если стрела попадёт в кого-то из лесьян.
Натянутые стрелы были отпущены в свободный полёт, и в этот же миг Сенияр встал в полный рост, готовы броситься на любого из воинов.
Как учил Ружа.
12 живых воинов. Сильных и подготовленных. Каждый из них хорош, но всё же не охотник.
Всё же не Безвирник.
Сенияр зашептал имена неименуемых богов, пропуская через своё нутро чёрную силу Нави, и замер, напитываясь потоками иномирья, дарующими охотнику огнь Чернобога и сквирной луны.
Всего того, чего христианская Рось страшилась более всего. То, что защищало нехристь, то есть язычников севера уже не один десяток лет.
И новым наследником этой силы стал единственный сын убитой Новгородцами семьи.
Невзрачный, но полубезумный от горя мальчик Юрода, который теперь уже был почти юношей.
Могущественным и яростным воином Северных богов, который только закончил своё обучение и тотчас нарвался на врага.
Какая удача.
Хрустнули кости, оторванная голова первого лучника, уже готового зарядить новой стрелой по несчастным лесьянским отрокам, посмевшим взять в руки мечи, упала к ногам его соратника, и вот уже застывший крик ужаса от смерти двух своих товарищей оглушил всех остальных лучников, тут же затихнув.
Вырванный позвонок еще одного почившего воина послужил Сенияру орудием, дабы разодрать плоть последнего лучника, но тот, истекая кровью, пал на землю, даже не сумев достать клинка для защиты.
Все они были мертвы.
Теперь оставались только дружинники в самой деревне.
Но Сила, с которой он теперь совладал для защиты племени, могла смести всех их дочиста, ибо была не для людских глаз.
Ружа так учил. Никогда нельзя вызвать к Древним, если рядом есть те, кого ты желаешь защитить.
Сенияр влез на дерево и прокричал что есть мочи, чтобы все кто мог слышать, его слышали
- Эй, воины Христовы. Коли веруете в силу Бога своего, идите и бейтесь! Все до единого! На меня одного.
Они боялись. Грош цена была их вере после того, что случилось с их лучниками. И сделать ничего они не могли. Но и сдаться не могли тоже.
Воевода Ольгий был мёртв. Теперь слово было у ратника. Но и ратник молчал. И лишь несколько вояк, уже седых за годы службы, обнажив клинки, направились прочь от кумирни к выходу из деревни.
Сенияр видел их. Он мог спрыгнуть на этот небольшой отряд, убив всех одним точным ударом клинка, но, как говорил Ружа, - «кровь проливают лишь тогда, когда без крови нельзя. Иначе чем ты лучше половца будешь».
Охотник заговорил тихо, так, чтобы только эти воины его и слышали.
- Я могу вас отпустить. Если вы более никогда не ступите на наши земли.
Воины замешкались. Кто-то готов был биться и пасть. И Сенияр решил, что он имеет на это право.
- Кто желает биться, те останьтесь. Но едва я спущусь, ваша кровь удобрит наши земли. И вы не увидите своих родных.
Сенияр сдержал своё слово.
Отряд ушёл. Готовый погибнуть от рук Безвирника, бросившийся в бой желая сохранить честь, отряд заслужил это право.
Но были и те, кто остался.
Их будут судить? Или же просто казнят. Сенияр не знал, да и не хотел знать. Разве судьба тех, кто готов был зарубить детей ради Византийской веры важна?
Одно было ему известно точно - здесь ему больше не место. Он безвирник, обреченный скверной охотник, который должен защитить это племя, но не может жить среди них. И если его земля позовёт, он будет здесь.
Племя с лихвой поделилось с ним своим добром, дабы в своём странствии Сенияр долго ни в чём не нуждался.
Так он покинул земли лесьян. Дабы, чего он ещё не знал, уже никогда не вернутся.

- Колодезная!
Улыбчивая дочка Кречета, подала Сенияру большую кружку с водой.
Вдоволь напившись, он умылся остатками ледяной воды и обтёр грудь.
- Добро моё где, Радмила?
Девушка выбежала из комнаты гостя и через несколько секунд принесла Сенияру его вещи.
Одевшись, охотник спустился в гостевую, где его уже ждал воевода Кречет, с двумя воинами.
- Это вот два клинка тебе в подмогу ежели надобно
- Не надобно Кречет. Им это дело гибелью будет.
Видавших виды воинов передернуло от холодного тона Сенияра, но виду они не подали. Кречет кивнул своим людям, и они вышли из дома воеводы. Оставшись с Сенияром наедине, он тяжело присел на стул, почти не опираясь на клюку.
- Знаю, что тебе нет ни в ком надобности, охотник. Но решил…
- Верно решил! Они сослужат. Пусть будут готовы

На тропе, ведущей к Речи, следов не оказалось. Схрон и потайной ход он обнаружил рядом с посёлком, и вёл этот ход аккурат в горы. Где-то там затаились они, засланцы византийцев и Владимира. Крестители.
Те, кто забыл, что Севером правят воистину Тёмные боги.
Где-то там они, сжегшие заживо двух детей, ради осквернения праздника Солнцестояния. Какая цена в борьбе за веру.
Но Сенияр не собирался биться за веру. Только мстить. И никто, никто в целом мире не позавидует тем, кто прячется в этих горах, копя силы для нового удара.
Уже достаточно стемнело. И Сенияр достаточно близко подобрался к логову врага, чтобы начать.
Он зашептал имена древних и ощутил, как обжигающее пламя Чернобога пробирает всё его Нутро.
Огнь Северных богов, пробужденный Безвирником, раздался над Речью, лесами и горами, поднимая в небо птиц и ужасая зверей.
И ночь зазвучала криками…

11.10.2025

Уфа