Читать онлайн "Девиант. Изнанка"

Глава 1. Кара. Скейт, насилие и смерть
Для тех, кто принимает свою внутреннюю тьму и не скрывается под личиной святости.
Мир несовершенен. Совершенна ваша искренность. Даже если она разрушительна.
────────────────────────────────
[Погрузись глубже, читай с музыкой: Olivia Rodrigo - brutal]

Весеннее робкое солнце слепило глаза. Уже греющее, но без хищных клыков. Маленькие бусинки пота выступали на лбу, пропитывая дешёвую синтетическую повязку в белый горошек, выделявшуюся бледной зеленью на собранной рыжей копне волос. Кара смахнула несколько длинных прядей, небрежно зачёсывая их ладонью назад. Даже не верилось, что все прогнозы как под копирку талдычили про сильный дождь вечером, на небо разлили чистейшую голубую краску. Жаль, что ясная красота неба не могла утихомирить едва сдерживаемую злость во взгляде девушки.
Несправедливо. Сегодня ей всё казалось ужасно несправедливым.
Она раз за разом прокручивала в голове сегодняшний отстойный день: к ней прикопались на ровном месте. Опять. Вообще-то у нее День рождения! Ей исполнилось 18, ей срать на то, что там вещал препод. Её не прельщало зарабатывание отметок и молитвы на учебники, но это ещё не значило, что она тупее болонки директорского сынка.
Ну и что, что осталась на второй год?! Подумаешь! Теперь ее постоянно тыкали этим, не учитывая обстоятельства!
Она соизволила-таки подготовиться к тесту, чтобы все наконец захлопнули свои пасти, а ее обвинили в том, что она всё списала! Да и у кого? Вокруг рассадили откровенных идиотов, которые сами у неё подглядывали без спросу, пока она копошилась в рюкзаке в поисках нового карандаша.
Кара надолго запомнила разочарованный взгляд учителя, ни хрена на самом деле не понимавшего, и еще много чего: как нахамила ему, вспыхнув ярче собственных волос, скомкала идеальную работу, оценённую на “неуд”, швырнула ему в лицо и выбежала из кабинета, а потом из неприветливого здания школы, недавно отремонтированного как подарок от богатеньких свыше.
Отличный подарок для Кары Фостер! Браво! Пусть засунут себе его в зад!
Всё вокруг стало таким стерильно неживым, и запах краски, казалось, всё никак не мог выветриться уже целый год. Тошно.
Скейт с глухим деревянным стуком упал на асфальт, жалобно подпрыгнув от удара, и девушка ловко запрыгнула на чёрную поверхность, с силой оттолкнулась и отправилась в путь. Чёрные кеды уже давно намекали о замене, но придётся походить с почти стёршейся подошвой на левой ноге ещё как минимум несколько месяцев… или пока не порвутся.
Незапланированные траты её тоже бесят.
Обычно езда помогала ей проветрить голову, но сегодня Кара лишь безбашенно наращивала скорость, никого и ничего вокруг не замечая. Несколько раз ей просигналили машины, покрывая трёхэтажным матом, когда она вылетала на перекрёсток, проклинали старушки на пешеходных переходах, а один ребёнок заплакал, когда от неожиданности выронил рожок мороженого на тротуар. Хотелось бы ей сказать, что всё у неё под контролем, но он трещал по швам, как и вчерашняя порванная ветровка, зацепившаяся о торчащую ветку дерева.
Без этого зачёта к сроку школьного заключения точно прибавят ещё один год, а ей бы ну очень не хотелось продолжать это терпеть…
Шумно выдохнув, она оттолкнулась ещё раз и почти сразу резко крутанулась, развернувшись перед грязным жилым зданием, где постоянно вырубался свет и ломались трубы, а краска давно слезла с унылого фасада, обнажая ржавчину, потёки, птичье говнецо.
Дом, уютный милый дом.
Кара уже давно сбилась, какой по счёту за её недолгую жизнь.
Мать должна была находиться на работе. Ну, или бухать, а то и всё сразу, а очередной горе-отчим… да тоже наверняка бухать. Лишь бы урод не нашёл и не подчистил с трудом собранную заначку Кары. Тупо держать деньги в ящике с бельём, но и таскать их постоянно с собой — верх глупости. Она не для того их зарабатывала, чтобы кто-то их пропил.
Звякнули ключи, скрипнула входная дверь, взывая ко всем известным в этом мире сквознякам. И даже когда захлопнулась за Карой, из щелей вырвался приятный холодок. Это сейчас-то хорошо, а зимой была жесть, приходилось постоянно подкладывать полотенца.

— Мама?
Дежурный вопрос, дежурная тишина в ответ. Желудок урчал, но еда в их доме водилась не на кухне, а в нычке Кары. Хрустеть пустыми бутылками дешёвого пива, вонь от которого давно въелась не только во все стены квартирки, но и, казалось, пропитала весь дом, как-то не хотелось. Нравилось это или нет, а жила девушка в гостиной на диване. Для неё выделили аж целый комод, а по ночам врубали звуки ебли: то с одной стороны, то с другой — от соседей, чтобы не было скучно, видимо, и спалось получше.
Кара швырнула полупустой рюкзак на не застеленный с утра диван, куда любовнее прислонила к подлокотнику скейт, и с шумным выдохом плюхнулась на жесткое спальное место, раскинув руки в стороны. Расслабиться не получилось, пальцы сразу скомкали простыни в напряжённые кулаки. Несколько минут праздного безделья и попыток испепелить периодически протекающий потолок, и Кара раздражённо фыркнула, усевшись, и протерла горячее лицо ладонями.
Гребаный День рождения.
Один хрен, никто не поздравит.
Ей бы принять ванную, да только потом опять начнётся ор на тему, что она нифига не экономит ресурсы… С другой стороны, он ведь и так начнётся, и вновь попытаются выпотрошить всю её заначку на коммуналку.
Иногда она чувствовала себя сплошным комком злости, а иногда — безысходности. Её тянуло что-то раскрошить и уничтожить, да только убогая обстановка и без неё пострадала ещё в прошлом веке.
Насилие — не выход, но весь мир вокруг неё, удерживая на лицах белоснежные маски, за спиной кричал в черноту об ином. Один надавил на самооценку, назвав бесполезной, лишним голодным ртом. Другой накричал, за что более ровных хвалят. Синяки от рук третьего до сих пор сходят с правого бока, сколько гадко пахнущих мазей в них не втирай. Каре казалось, что дешёвые лекарства намертво въелись в её руки, забились под коротко остриженные ногти и изъели всю душу.
Конечно, у неё всё в порядке. Как могло быть иначе?
Не в порядке случается лишь у тех, кем хоть кто-то иногда интересуется.
Где-то не слишком глубоко внутри она всегда завидовала не только богатеньким, но и тем, кто заикался о том, что торопится на семейный ужин, ведь дома его действительно ждут. Мелкой ей особенно тяжело приходилось это переносить, ну а теперь она даже находила преимущества в своей самостоятельности: никто ей не указ, помимо тренера, но и его полномочия не выходят дальше спортивных указаний и встреч. И пока другим отвешивают лещей за то, что они шастают поздно непонятно где, Кару бы и рады выпроводить подальше из дома в любое время суток.
Если только, конечно, она резко не понадобилась матери или очередному отчиму.
Сука, как же она устала.
Широко зевнув, она пригладила назад выбившиеся пряди и ловко пересобрала пышный хвост, сняв повязку с головы. Чего там сегодня нужно было сделать, кроме как закидать дротиками дартс фотки ненавистных учителей и не менее омерзительных одноклассников? Её сегодня не ждали на рампах, но как будто Каре некуда больше приткнуться. Только закинуть бы постираться старые шмотки, чтобы было, что носить ещё несколько дней.
— Ладно, не все великие заканчивали школу, — пробормотала она, обращаясь к самой себе, и свидетелем её монологу был лишь инертный ко всему живому паук. Кажется, и тот сдох. — А не великие легко остаются без аттестата. Зачетно, ага, шикарная перспективка.
В стареньких наушниках с облупившейся краской заорала энергичная мелодия, ударяя басами по барабанным перепонкам. Домашние дела всегда протекали немного бодрее вместе с любимыми рок-исполнителями, как будто и они прикладывали руку к тому, чтобы оттереть с любимых джинс кровавое пятно.
Кара всё сильнее давила на несчастную ткань куском хозяйственного мыла, вымещая всю свою злость, пока в какой-то момент с резким выдохом не заставила себя остановиться.
Дырка в штанах её жизни явно никак не поможет.
Фыркнув, она закинула их внутрь барабана к куче собственных шмоток, ведь пихать туда грязные мужские носки и пропахшую алкоголем футболку матери она брезговала. Сами постирают, не маленькие, а скорее всего, им будет даже похрен, чистое оно или грязное. Их же в школе не шпыняют, у них мир и идиллия среди такой же алкашни, для которых и небо зелёное, и всё по умолчанию их хочет.
Пип.
Пришлось подпереть крышку и подождать несколько секунд, прежде чем машинка сожрала приказ сделать шмотки чистыми через сорок минут. Для этого Каре пришлось едва ли не лечь на вскоре завибрировавшую поверхность и от души пнуть коленом бок ржавого монстра.
Вот только при всей его многолетней работоспособности вряд ли он сумел бы исправить ощущение мерзлотной грязи на девичьих бёдрах.
В наушниках наяривали децибелы, и, может, ей показалось?..
Нет.
К её заднице - сквозь, спасибо, что штаны - прислонились мужские причиндалы в состоянии полной готовности к размножению. Кара резко дёрнулась, но было уже поздно валить.
Выходит, любимая ею музыка заглушила и открывшуюся входную дверь, которую отчим всегда пинал от души, и его грузные, неразборчивые шаги. Всегда сопровождавшее его омбрэ ударило в нос, он находился слишком близко. Бормотание колыхнуло рыжие вьющиеся волосы девушки, боль прострелила голову: вцепившаяся в затылок рука, грубо прижала к гудящей стиралке. Кара дернулась сильнее, а ущербный хахаль матери резко навалился, давя всем весом.
Это не мог быть кто-то другой. Только он. Только его отвратительный запах, только его сальные пальцы, добравшиеся, наконец, до нее.
— Слышь, отвали, пока я… — она сглотнула, чувствуя на языке желчь. Холодный пот выступил на ладонях. — Пока тебе еще есть что вставлять в мою мать.
Кара не испытывала недостатка ни в смелости, ни в резкости, но сейчас оказалась застигнута врасплох.
Это был ее страх.
Страх, что липкими грязными руками проходился по ней и проникал в сны с каждым новым мужиком ее ненасытной матери. Или несчастной? Кара не собиралась узнавать, что в голове у той полоумной, бросившей ее однажды в приют. Разве они не могли справиться вместе? Разве тогда мама докатилась бы до такого? Разве ее били бы эти отвратительные отбросы общества?!
— Зад-кнись, — мужик со всей силы ударил девушку головой о многострадальную машинку, и кожу Кары обожгло новой болью и обидой.
А музыка била басами, и кровь стучала в висках. Кара брыкнулась, стиралка сильнее задребезжала, кости девушки будто сотрясло изнутри.
— Твою мать! — зарычала она, бесясь на невыгодное положение, на этого мудака, на мамашу, на дерьмовый день, на гребаную, сука, жизнь! Но ничто из этого не помогло бы ей…
Кроме самой себя.
Наушник вылетел из уха, но лучше бы, как прежде, глушил звуки музыкой… Жесткой, выбивающей каждый противный чавкающий звук, вылетающий из отвратительного рта:
— Сма-ри, какая взросла стала, — шлепок. — Не ломайся ты-ы... х-ха, чё целку из себя строишь?
Мужская рука схватила Кару за промежность. Девушка дернулась, но лишь чтобы оцепенеть: это не могло происходить с ней. Не могло быть по-настоящему. Почему она?!
— …те понравится, ха-ха.
Ресницы дрогнули, взгляд заметался. Умом Кара понимала, что нужно делать, но рассудок спрятался глубоко — туда, где не саднила от боли кожа, где потные руки не тянули ее джинсы, чтобы их содрать. Она зарычала, глотая зарождавшуюся панику, схватилась за ремешок, не позволяя оголить зад.
— Да лан те, я ж... со всей, ик… душой к тебе, бля.
— Отвали! — зло крикнула Кара, но голосом овладела предательская дрожь.
Футболку рванули, милый принт треснул. Склизкие губы присосались к юной, нетронутой никем прежде, коже. Кару затрясло от отвращения, сжало в комок нервов до пульсирующих черных точек перед глазами. Или всему виной гребаная тряска стиральной машинки? Зрачки в темноте отражали кромешную тьму — такую же, какая расползлась в душе девушки.
Нельзя, нельзя!
— Отвали, сказала, иначе убью, — процедила рыжая сквозь зубы: почти спокойно, почти угрожающе, почти без дрожи, что звучала дребезгом в грудной клетке.
Острый локоть ударил ублюдка по печени, и тот ослабил прыть. Она смогла извернуться, ее пальцы случайно мазнули по чему-то теплому, липкому и отвратительному, но ей некогда было думать о приспущенных штанах горе-отчима.
— Нелабгорарная! Не-баго-лар… Дур-р-ра! — он кое-как удержался, сшибая неудачно подвернувшиеся под руку предметы. — Ща-с ты узнаешь, как подчиняться!
Мужик взревел, а Кара рванула прочь. Она пробиралась сквозь кошмар, воплощенный наяву. Долбанный вещий сон, да лучше бы судьба ей денег навалила, когда голубь насрал на школьный рюкзак! Но денег не таких… Не грязных, не за подобные услуги, в какие ее хотел бесплатно втащить этот урод.
Нет, нет, нет! Больше никогда не возвращаться! Никогда!
Мысли звучали в голове набатом, заглушая грязные ругательства. У Кары был лишь один путь: бежать. Хотя нет, был второй: развернуться и расфигачить эту наглую рожу, чтобы отчим никогда больше не смел прикасаться к ней. И третий: кастрировать его на хрен, чтобы отбросу нечем было присунуть.
Никогда!
Время истончалось, а инстинкт самосохранения гнал лишь вперед, мысли безнадежно смазывались. Руки вцепились в замок входной двери, дернули, толкнули… ничего. Только бедро ударилось о заклинившую дверь.
Как же не вовремя! Если у удачи был какой-то лимит, то он явно исчерпался при рождении Кары, не иначе.
Хрюкающий смех прозвучал позади. Голосовых связок девушки не хватило на крик, когда ее схватили за волосы: только на молчаливую ярость, на сжатые накрепко, до скрипа, зубы. В маленьких комнатушках негде скрыться, в узком коридоре далеко не сбежать.

Крик никто не услышит, ведь всем насрать. Но ведь… это ее дом. Ее матери. Почему Кара должна убегать? Почему должна бояться? Когда, черт возьми, жизнь стала настолько хреновой?! Неужели ей и так было мало дерьма?!
Волосы мешали… пышные огненные кудряшки — предмет зависти и насмешек — рвались под грубой хваткой, натягивая до боли кожу. Глаз рассекло болью, влага скользнула по щеке.
Кара не слабая, не ущербная… Сознание поплыло, в пелене перед глазами мутнел гребаный мир. Тонкий детский голосок в голове отчаянно захныкал: «Может, сдаться? Просто перетерпеть…»
Нельзя…
— Мама! — прорычала Кара, будто мать действительно находилась здесь, могла все слышать и видеть… — Этот уёбок хочет меня! Смотри, кого притащила домой!
Произнесенное хотелось сплюнуть, а еще лучше — вывернуть желудок наизнанку. Хотелось заново удариться головой, чтобы забыть всё это. А еще лучше — проснуться.
Проснуться где-то в другой жизни, совсем не такой, как эта, которая не давала ничего, кроме испытаний. Где-то там увещевали, что на долю человека выпадает ровно столько, сколько он способен вынести, но разве Кара была похожа на ту, кто снесет всё? Кто примет весь шлак мира, будто манну небесную?
— Мама!!!
Отчим остолбенел, глупо обшаривая пьяным взглядом пустоту вокруг. Испугался? Кара дернула свои волосы из хватки, рванула наперерез, сдерживая рвущийся злой всхлип. В висках пульсировала кровь, узкие стены квартирки давили. Ей нужно просто выбраться через какое-нибудь окно, просто сбежать отсюда, тогда ее не достанут… Потом придет мама и…
Нет.
— Эта сука, — замахнулся мужик, успев ухватить девчонку за край рваной футболки, — не дома!
«…когда придет мама, она поверит ему», — мысль обдала Кару холодным потом.
Ткань натянулась на теле, девичьи руки невпопад заколотили кулаками по уродливой роже. Это не дворовый мальчишка, с которым она бы справилась проще. Грузный мужик схватил ее за грудь, сжал, и мозг снова захотел дать сбой, лишь бы абстрагироваться от всего этого дерьма. От перегара тошнило, трещали швы на футболке, ломались нервы… Рыжую тащили к дивану.
— Сбежать, тварь, собралась?! — рявкнул отчим, рыгая, но слышала Кара это уже эхом.
Не надо! Пожалуйста!
Она сглотнула мольбы, потому что никому они не нужны. Сколько не кричи, никто не поможет, только посмеются в лицо или останутся глухи. Кара прикусила до крови губу, отчаянно сопротивляясь, но откуда же столько сил было у того куска дерьма?!
Ненависть вымещала страх, и единственная мысль зудела ясно:
— Сдохни!
Кара пнула отчима в пах, толкнула, что есть силы. Вопя, он потянул ее за собой, напарываясь на скейт: колеса жалобно скрежетнули под ногой и подались вперед… За грохотом последовал тупой удар.
И тишина.
Дыхание выбило из легких.
Потные руки отяжелели, соскользнули с юного тела. Широко распахнутый взгляд девушки встретился с выпученными глазами — покрасневшими, нездоровыми и совершенно остекленевшими.
Кара резко отползла, не до конца осознавая произошедшее. Вернее, совершенно не принимая его. Пока…
— Твою мать! Твою мать! Твою мать! — машинально звучало на повторе, лишь бы не слышать звон пустоты, который накрыл ее разум теперь.
В глазах темнело, будто отвратное электричество решило вырубиться ко всем чертям. Снова.
— Твою мать!
Кара сглотнула вязкую слюну, слыша какой-то вой, похожий на… вой сирен?
А ее глаза никак не могли оторваться от застывших мертвых глаз. Ей бы так хотелось почувствовать освобождение, но всё что она чувствовала: растерянность.
Этот мудак... Как его там звали? Уилл? Да, определенно. Он ведь сейчас очнется, вскочит и снова повалит ее на диван, а она оцепенела!
Шум голосов в ее голове закружился, сметая пустоту. Нет, сирены не могли выть, никто не знал, что здесь произошло. Еще никто не назовет ее шлюхой, убийцей или черт знает кем. Тени заплясали перед глазами девушки, комнатушка вокруг дернулась и стала еще более убогой и страшной, чем была. Холод пробрал до костей, руки тряслись.
Не удосуживаясь осмотреть себя, Кара схватила ветровку и задергала ручку окна. Створка отворилась, и девчонка бросилась прочь. Прочь, как того и хотела.

Всё это ведь было частью плана, она должна была выбраться отсюда!
Должна!

***

Холодный, колкий дождь бил по лицу и глазам, тело трясло изнутри, будто Кара бежала по зимнему холоду. Бежала и не могла остановиться. Когда погода так успела испортиться?
Сердце в груди Кары стучало так отчаянно, что готово было вырваться и разбиться. Но грязному асфальту не достанутся его осколки. Никому не достанутся: никто и никогда не разобьет ее. Не заставит так же, как сейчас, кусать до крови губы и чувствовать металлический привкус, сдерживая долбанные слезы.
Почему я?
Она спрашивала у себя, давя жалость к собственной жизни. И бежала так, что легкие горели, но это лучше, чем жгучие слезы. Кара ненавидела показывать их. Ненавидела чувствовать себя никчемной. Голубые радужки в покрасневших от злости глазах смотрелись особенно яркими. И так же ярко полыхнул в них огонь.
Настоящий.
Куда она прибежала?
Кара едва не споткнулась, удержавшись за шершавую, покоцанную стену какого-то здания. Отшатнуться не смогла, застыла. Пальцы сжались на кирпичной кладке, рваное дыхание замерло, чтобы со свистом вылететь изо рта - с кашлем.
«Вот дерьмо», — думала она, упершись ладонью в колено, пока пыталась восстановить дыхание. Но отвратительный запах дыма лез в нос. «Дерьмо, дерьмо, дерьмо…»
Какой-то завод горел, Кара не была уверена, какой. Все они выглядели одинаково уныло и производили какую-то гадкую, никому не нужную ерунду. Нужно было позвонить в 911, вспомнила она школьные наставления, но телефона у Кары с собой не было — остался в той вонючей дыре, где сдох поганый Уилл. Хоть какая-то дыра ему досталась, ага.
По телу вновь побежали липкие мурашки, и от отвращения Кару затошнило. Дым вдруг показался лучше запаха чужого пота со смесью пойла, он хотя бы не вызывал рвотные позывы. В груди стало тесно, перед глазами снова темнело, пересохшие губы приоткрылись. Кара уставилась на огонь, смотрела и дышала, отсчитывая секунды. Дым… он был лучше.
И так считала не только она.
Пламя выхватило мужскую фигуру неподалеку, обрамив светом во тьме. Струйка сизого дыма терялась, смешиваясь с пожарищем, и Кара, сама не осознавая порыва, пошла нетвердой походкой вперед.
К нему.