Читать онлайн "Коленвал"
Глава: "Коленвал"
— Коленвал, Коленвал, за мной гнался — не поймал! — пронзительно выкрикнул Петька Воробьёв известную всем малолетним пацанам нашего села дразнилку и со всех ног бросился к кривому дощатому забору, одним махом перескочил через него и скрылся затем между сараев. Остальные мальчишки стремглав разбежались кто куда, заливаясь смехом и сверкая пятками, а я почему-то немного замешкался, оставшись стоять на месте, и растерянно вертел головой, пытаясь выбрать наилучшее направление для бегства.
— Ну, собачьи выродки! Сейчас я до вас доберусь! — разъярённо прорычал Гришка Сопотин по прозвищу Коленвал и, нескладно размахивая руками, поспешил прямиком в мою сторону.
У меня всё похолодело внутри в предчувствии неизбежной расплаты за издевательские насмешки, причём сорвались они вовсе не с моих уст, и я мысленно пообещал себе расквитаться с Петькой в ближайшем будущем за то, что он необдуманно спровоцировал мужика в очевидно неблагоприятный день, ведь Сопотин был совершенно трезв, а значит, вполне мог догнать одного из нас, даже несмотря на свою ущербность. Коленвал неотвратимо надвигался на меня, как грозный вражеский танк в фильме про войну, его причудливая, дёрганая походка, чья гротескность ещё больше усиливалась из-за высокого темпа движения, внушала неподдельный страх, хотя ещё пару минут назад лица потешавшихся над ним ребят — и моё тоже — украшали ехидные ухмылки при виде комичных шагов этого человека, обусловленных разной длиной ног. Никто из нас никогда не задавался вопросом, вследствие чего у Григория появилось данное физическое отклонение. Родился ли он таким на свет или же получил когда-то давным-давно серьёзную травму и остался на всю жизнь инвалидом? Причины его колченогости были нам абсолютно безразличны, и мы с присущей многим детям жестокостью не упускали случая подшутить над несчастным односельчанином, особенно если он находился, как говориться, под градусом и поблизости не было других взрослых.
Физиономия Сопотина приобрела тёмно-багровый оттенок, пальцы сжались в кулаки, сухое, жилистое тело в майке (дело было летом), широких штанах и стоптанных башмаках сильно «штормило» — оно с большой амплитудой раскачивалось вверх и вниз, в зависимости от того, какая нога опускалась на землю, а выпученные, остекленевшие глаза налились кровью. Вероятно, именно его взбешённый взгляд неким поистине гипнотическим образом сковал мою волю и лишил сил к сопротивлению. Ступни у меня словно намертво приросли к земле, а на спине выступили капли холодного пота, я чувствовал предательскую, позорную слабость внизу живота и не смел пошевелиться от внезапно нахлынувшего ужаса. Коленвал шустро преодолел расстояние, отделявшее нас друг от друга, взял меня одной рукой за грудки, незамедлительно приготовив вторую для удара, и шумно выдохнул мне в лицо, обдав крепким табачным запахом.
— Попался, гадёныш! — злорадно процедил он сквозь зубы. — Достали вы меня, демоны!
Гришка широко размахнулся открытой ладонью, по-видимому, намереваясь отвесить мне звонкую затрещину, но потом вдруг опустил руку и спросил:
— Что молчишь, сопляк? Очканул небось?
— Нет, — коротко ответил я и сам удивился собственной смелости.
— А почему тогда дрожишь, как кутёк?
— Не знаю. — Мой голос звучал явно виновато.
— Врёшь, щенок! Всё ты знаешь... И дружки твои знают. — Сопотин покачал головой и слегка оттолкнул меня. — Ладно, живи, мелюзга... Считай, что тебе сегодня крупно повезло. Не хочу пачкать руки о твою безмозглую башку. Передай своим кентам-малолеткам, что в следующий раз им стопудово не поздоровится, если я опять услышу что-нибудь этакое!
Коленвал многозначительно сплюнул на траву и заковылял дальше, а я обескураженно глядел ему вслед, гадая, чем же заслужил нежданное «помилование», поскольку он мог запросто надавать мне «лещей» и, как пить дать, никто бы его за столь справедливое, по мнению многих деревенских обитателей, телесное наказание не осудил...
После этого жуткого для детского восприятия эпизода прошёл достаточно длинный отрезок времени и я стал взрослым человеком, тем не менее он крепко отпечатался у меня в памяти. К великому сожалению, мне пришлось ещё раз испытать похожие ощущения при очередной встрече с Григорием Сопотиным, но уже в ту пору, когда я был студентом. Между прочим, после неприятного происшествия я больше ни разу не пытался язвить по поводу физической неполноценности Коленвала и по возможности старался избегать его, если наши пути невзначай пересекались на территории сельского поселения. Жизнь текла своим чередом, и тягостные воспоминания постепенно утратили былую остроту и надолго забылись в круговороте событий, захвативших меня благодаря наступившей буйной молодости. Лишь только лёгкий намёк смутной тревоги возникал в моей голове, когда я видел фигуру Гришки, с другой стороны, негативный всплеск эмоций носил сугубо непродолжительный характер, и его быстро вытесняли повседневные заботы, дерзкие юношеские мечты и грандиозные планы на будущее, одним из которых являлось пылкое намерение провести долгожданную ночь с Ольгой Симихиной. Эта девушка была старше меня на один год и давно мне нравилась, однако в школе практически не замечала моё присутствие или искусно делала вид, что я ей глубоко безразличен.
К моменту, когда наступил последний весенний месяц 1994 года, я учился вместе с Петькой — он к тому времени приобрёл кличку Петюня — на третьем курсе сельскохозяйственного института в столице области, правда, мы с ним выбрали разные факультеты, ну а Ольга уже почти заканчивала педагогическое училище в одном из районных центров. Я и Оля начали наш любовный роман в период студенческих каникул, встретившись как-то в посёлке Серебреки, где мы родились и выросли, на ночной дискотеке, проходившей в здании местного дома культуры, или в просторечии — «клуба», но дальше совместных вечерних прогулок, жарких объятий и жадных поцелуев наши отношения пока ещё не зашли. Полагаю, она специально держала меня на расстоянии, не позволяя предпринимать более серьёзные сексуальные действия, ну а я, подталкиваемый юношеским максимализмом, интерпретировал её поведение как вызов и самонадеянно собирался во что бы то ни стало испытать с ней восхитительные ощущения в тёплой и уютной постели. После парочки свиданий мы разъехались по разным городам и учебным заведениям, и вот, спустя внушительный срок, майский праздник случайно соединил нас на родной земле. Длительная разлука щекотала мне нервы, и я был настроен максимально решительно, собираясь претворить свой нехитрый замысел в жизнь.
Как ни странно, уже довольно скоро подвернулась отличная возможность совершить задуманное, к тому же с совершенно неожиданной стороны. В пятницу вечером ко мне подошёл в клубе мой бывший одноклассник Артур Шнайдер и сообщил, что у него есть крайне заманчивое предложение. Было бы неверным утверждать, что меня связывали с ним прочные узы дружбы, однако и вражды между нами никогда не наблюдалось, мы хорошо понимали друг друга ещё в школе и неоднократно пересекались в общежитиях, если земляки из числа студентов организовывали там периодические тусовки и весёлые попойки. Он учился в политехническом институте и порой навещал Петра Воробьёва. Что было общего у Артура — красивого парня с мускулистой, спортивной фигурой, от кого с ума сходили многие девчонки в Серебреках, вызывая этим зависть у других пацанов, видевших в нём соперника, — и Петюни, чей внешний облик наверняка с женской точки зрения оставлял желать лучшего, я уразуметь не мог, да и, в принципе, не пытался. На мой взгляд, оба они имели весьма несхожие увлечения, жизненные понятия и цели, но что-то их всё равно объединяло, впрочем, данная загадка никак не повлияла на ту историю, которую я решил донести до читателей этих строк...
Итак, Артур приблизился ко мне с многообещающей улыбкой (я стоял у окна и наблюдал за юношами и девушками, лихо отплясывающими под громкую, ритмичную музыку популярного чернокожего европейского певца) и сказал, что нам нужно поговорить. Как правило, на сельских дискотеках с подобными словами обращались исключительно при намерении набить морду, но Шнайдер был не из тех парней, кто мог беспричинно затеять драку, потому я без малейшего волнения вышел вслед за ним из клуба. Как всегда, на пятаке перед зданием столпилось множество молодых людей мужского пола, большинство из них разбилось на мелкие группы и, присев на корточки, азартно обсуждали, судя по всему, планы на вечер и ночь. Мы удалились от гомона толпы и свернули за угол строения, где было намного тише и спокойнее. Я достал из кармана брюк зажигалку и открытую пачку сигарет, закурил и предложил Артуру присоединиться ко мне. Он отказался, и это не вызвало у меня особого удивления, так как мне хорошо было известно его пристрастие к спорту, что отнюдь не мешало ему от случая к случаю употреблять алкоголь, естественно, в разумных пределах.
— Ты почему один? Ольга не придёт, что ли? — поинтересовался Артур с располагающей улыбкой.
— С чего ты взял, что она должна быть со мной? — ответил я вопросом на вопрос.
— Так ведь это ни для кого не секрет. Все уже просекли, что ты с ней плотно закрутил.
— Ну я, вообще-то, и не скрывал. Она попозже подойдёт... А где Марина?
Видеть его без Маринки на дискотеке было довольно-таки необычно, мы, их сверстники, уже привыкли, что по вечерам эта симпатичная пара всегда появляется вместе.
— Она приболела. Решила дома остаться.
— Совсем не боится конкуренции? — усмехнулся я и глубоко затянулся дымом. — Вдруг какая-нибудь сексапильная чикса сегодня на твоей могучей шее повиснет?
— Не... У нас с Мариной всё серьёзно! А как у тебя с Ольгой?
— Фиг его знает. Пока ещё не понятно...
— Мало дней у тебя осталось. Скоро нам опять в город.
— Ага, но децел времени ещё есть. А чё ты хотел-то?
— Помочь тебе хотел. С Ольгой.
— Каким макаром?
— Они же родственницы. Троюродные сестры или что-то типа того. Короче, седьмая вода на киселе.
— Да, так и есть. Я сам недавно узнал.
— Их тётка на эти выходные уезжает в Новомелинку. Выходит, её квартира будет свободной.
— И что?
— Ключи от дома она оставляет родителям Ольги на хранение. Врубаешься?
— Ты предлагаешь затусить на хате у тётки? — догадался я.
— Мы устроим там вчетвером сейшен: ты, я, Марина и Ольга. Сначала маленько бухнём, а потом разойдёмся по комнатам. У вас двоих будет отдельная кровать в спальне или диван в зале. Как тебе такой вариант?
— А вдруг стрёмные следы останутся после наших «посиделок»? И тётка, когда вернётся, быстро вычислит, что у неё в избе проходил сабантуй? — Для меня его неожиданное предложение выглядело несколько рискованным.
— Мы же не будем вести себя как свиньи. Просто немного выпьем пивасика и шампусика и расслабимся. Марина и Ольга потом приберутся. Они часто бывали в гостях у тётки и знают, где и как её вещи стоят или лежат. Ну а если старуха всё-таки разузнает, что в доме кто-то был, то наши девчонки без проблем придумают, как отмазаться. В понедельник нам с тобой уже утром надо будет сваливать, и другого такого шанса точно не представится. Ты ведь тоже с батей Петюни поедешь, а не на рейсовом автобусе? Петька говорил, что у его пахана вроде и для тебя в машине место есть.
— Да, в этот раз я с вами, до кучи... А Ольга в курсах ваших с Маринкой планов?
— Пока нет. Тебе придётся перетереть с ней.
— Может быть, она не подпишется.
— Постарайся её уломать. Это в твоих интересах.
Я видел по лицу Артура, что ему самому сильно хочется воплотить в жизнь смелую затею, чтобы уединиться со своей любимой и провести с ней целую ночь в нормальных «квартирных условиях», что было не так уж легко сделать обыкновенному пацану в нашей деревне, особенно если родители той или иной девушки придерживались строгих принципов. В городе подобных проблем фактически не существовало, и сельская молодёжь, как только попадала туда, в большинстве случаев, вдохнув заманчивый воздух свободы, с радостью и воодушевлением пускалась во все тяжкие.
— Ладно, согласен! — произнёс я и бросил на землю тлеющий бычок. — На бухло и хавчик скидываться будем?
— Само собой. Кстати, Марина не пьёт. Не переносит алкоголь.
— Ого! Не повезло ей. Значит, нам больше достанется.
— А как у Ольги с этим?
— Таких проблем нет. Она рассказывала, что в училище с подружками иногда нехило отрывается.
— Ясно... Я передам Маринке, о чём мы с тобой договорились, а ты попытайся убедить Ольгу раздобыть ключ. Завтра днём я зайду к тебе домой, и тогда конкретно побазарим.
После беседы мы возвратились в клуб и я обнаружил, что Ольга уже успела появиться там и в настоящий момент времени увлечённо танцует в кругу приятельниц. Артура подозвал к себе Ербул — его старший друг и признанный авторитет по части «искусства мордобоя» среди местных пацанов, который очень любил «помахаться», преимущественно с приезжими парнями и мужиками из соседних посёлков или солдатами, присланными для вывоза на грузовиках урожая с колхозных полей, — и они вместе покинули помещение, а я принялся с удовольствием наблюдать за грациозными движениями желанной девушки и в мельчайших подробностях представлять в воображении, как будет ощущаться её стройное и полностью обнажённое тело в моих руках...
На следующий день потенциальные участники предстоящей вечеринки на удивление быстро нашли общий язык и принципиальных разногласий между нами не возникло. Мы условились, что соберёмся вместе вечером в воскресенье, всю ночь будем «зависать» на хате, а ранним утром в понедельник я и Артур отправимся сначала к себе домой, заберём наши вещи и встретимся потом у Петюни, чтобы «отчалить» в город. Сам факт того, что Ольга без каких-либо возражений приняла план Артура, не мог не обнадёжить меня. Я был весь в предвкушении, и моё чувство времени сыграло злую шутку, растянув ожидание намеченного события на неимоверно затяжной период. Мне казалось, что часы, минуты и секунды протекают мучительно долго, бесполезно и бестолково, хотя это, конечно же, не соответствовало действительности.
В конце концов вожделенный момент всё-таки наступил. Мы основательно «затарились» алкогольными напитками и дешёвой закуской в частном магазине одного сельского коммерсанта и в приподнятом настроении благополучно преодолели незначительные препятствия в виде калитки и входной двери дома, коему суждено было стать пристанищем для жаждущей плотской любви молодёжи. Обстановка комнат в полной мере совпадала с типичным интерьером хижины небогатой среднестатистической деревенской женщины пенсионного возраста со всеми сопутствующими атрибутами: в прихожей — старый, видавший виды коврик на полу и хлипкая этажерка; в зале — цветной телевизор советского производства, красный ковёр на стене, широкий диван и вместительный шкаф «стенка» с посудой, вазочками, фотографиями в рамках, книгами и бумажными папками для документов; в кухне — деревянный стол с простенькой клеёнчатой скатертью; в спальне — металлическая кровать с панцирной сеткой и большими пуховыми подушками, накрытыми белыми кружевными накидками. После короткого совещания мы вчетвером разместились на кухне и разложили на столе принесённые съестные припасы, а также расставили бутылки с шампанским, вином и пивом. Водку мы с Артуром покупать не стали, потому что это коварное пойло могло увести нашу вечеринку в радикально иное направление, отличное от того, какое мы с ним изначально планировали.
Детально описывать наше застолье, пожалуй, не имеет смысла, мы пили спиртное (одна только Марина даже не стала его пробовать), беззаботно шутили, добродушно дурачились и безудержно хохотали. Я и Артур делились впечатлениями о студенческой жизни, Ольга рассказывала про собственные приключения в педучилище, а Маринка, которой только предстояло поступить в то же самое заведение, где училась её родственница, слушала наши городские басни с широко раскрытыми глазами и задорно смеялась. Непроизвольно наблюдая за ней, я мысленно сравнивал её с моей девушкой и не уставал дивиться тому, как же повезло Артуру. Не хочу, чтобы меня неправильно поняли, — я действительно по-настоящему любил и желал Ольгу, но редкостной красотой, милой непосредственностью и в какой-то степени детской наивностью Марины, и это притом, что ей недавно исполнилось восемнадцать лет, нельзя было не восхищаться... Часы для всех нас летели незаметно, и мы, бесспорно, могли бы просидеть так всю ночь: веселиться, общаться, беспечно радоваться жизни и строить умозаключения о прекрасном будущем. Как бы там ни было, некоторое время спустя, когда непредвиденно образовалась длинная пауза в дотоле оживлённой беседе, Артур и Марина вдруг заговорщически переглянулись, после чего он уверенно взял её за руку и увёл в спальню. Перед тем, как закрыть за собой дверь, они с довольными улыбками на лицах пожелали нам спокойной ночи, и в воздухе сразу же повисла напряжённая тишина.
Я почему-то совсем по-ребячьи смутился и не знал, как продолжить разговор, а Ольга окинула меня загадочным взором, присущим лишь представительницам прекрасного пола, молча встала со стула и направилась в зал. Глаза мои ошарашенно смотрели на тёмный открытый проём, в котором исчезла её высокая тонкая фигура, и через несколько мгновений меня осенило, что она не соизволила включить в той комнате свет. Кровь молниеносно ударила мне в голову, жарким потоком смыв неуверенность, все сомнения были отброшены в дальние закоулки сознания, и ноги сами понесли туда, где ждала меня моя любовь. Я накинулся на девушку, будто голодный дикий зверь, и неуклюже упал вместе с ней на диван. Мы впопыхах снимали друг с друга одежду, подгоняемые страстными стонами Маринки и ритмичными скрипами кровати, звучавшими из-за двери спальни, и по причине чрезвычайной спешки нелепо путались в вещах, не забывая между делом упоённо целоваться. Мои руки дрожали от возбуждения, но мне всё же удалось относительно быстро выудить из узкого кармана презерватив и разорвать зубами упаковку. Ольга легонько охнула, когда я неистово проник в неё, и вонзила ногти мне в спину. Я надеялся задержать семяизвержение, вот только тело не поддалось голосу разума и пару секунд спустя меня сотрясли неукротимые волны оргазма.
— Ты уже всё? — Горячий шёпот обжёг моё ухо и мою гордость.
— Прости, в следующий раз будет дольше... — Спасительная темнота не позволила Ольге увидеть, как сильно у меня от стыда покраснело лицо. Собственно, это был не первый мой сексуальный опыт, однако чувственное напряжение последних дней и жгучее желание обладать этой очаровательной юной женщиной ослабили организм в наиболее неподходящее время.
— Не переживай. Всё нормально, — промолвила она и прильнула к моим губам.
К счастью, Марина уже перестала стонать в соседней комнате, иначе мне было бы тяжело выдержать моральное унижение, которое могла спровоцировать мужская «выносливость» Артура. Вдосталь насладившись нежными поцелуями, мы разомкнули объятия, я лёг на спину, стянул презерватив и кинул его на пол к личным вещам, затем поднялся с дивана и обронил:
— Пойду, покурю. Скоро вернусь.
— Я с тобой, — порывисто сообщила Ольга. — Тоже хочу сигарету.
На улице было свежо и необычайно тихо. Ясная, безоблачная ночь накрыла село, и казалось, что деревянные и кирпичные хибары крепко уснули, как люди, живущие в них, чтобы отдохнуть перед неизбежным приходом нового рабочего дня. Дом тётки Маринки и Ольги располагался на окраине деревни, в конце длинной улицы, и, несмотря на тот факт, что вокруг не было видно ни живой души, мы решили свернуть за дальний угол двора, из опасения быть обнаруженными любопытствующими соседями, если те нежданно-негаданно выйдут из своих жилищ с целью облегчить мочевой пузырь или кишечник. Всего лишь в нескольких метрах от забора начиналась плоская безоглядная степь, и только белый свет полной луны, холодный блеск звёзд и алые огоньки наших сигарет нарушали её сумрачное величие. Я неторопливо курил, устремив отрешённый взгляд в бесконечность, Ольга, по всей видимости, в эти минуты также не собиралась начинать разговор. Нам было хорошо, и мы интуитивно понимали, что пустые слова способны в один миг испортить воцарившуюся блаженную идиллию.
Тёмное, расплывчатое пятно, причудливо подскакивающее над землёй с устрашающей цикличностью, внезапно материализовалось на горизонте. Оно стало резво сокращать расстояние до нас двоих, пробуждая тревожное, липкое чувство у меня в груди.
— Что это такое, Лёша? Ты видишь? — взволнованно пролепетала Ольга, и, выронив окурок, стиснула мою руку.
— Вижу... Не бойся! — машинально вырвалось у меня, хотя у самого сердце ушло в пятки. В сущности, я был не робкого десятка, но в ту секунду здорово струхнул.
Постепенно пятно приобрело отчётливые человеческие контуры и рваный ритм движений позволил мне легко его идентифицировать.
— Коленвал, чёрт бы его побрал! — возбуждённо выдохнул я и щелчком отбросил от себя недокуренную сигарету.
Хватка Ольги моментально ослабла, её пальцы соскользнули с моих, и она робко улыбнулась:
— Блин, как же он меня напугал!
— Да уж... — Мне больше нечего было добавить, я засунул ладони в карманы брюк и с любопытством наблюдал приближение Григория.
Он направлялся к нам с широкой ухмылкой на физиономии, его ноги, как обычно, выписывали кульбиты, кудрявая голова ходила ходуном вверх и вниз, а руки разлетались в разные стороны, помогая телу сохранять равновесие при ходьбе. Сопотин держал какой-то предмет в правой кисти, и когда нас отделяли уже буквально последние метры, я разглядел, что это букет тюльпанов.
— Привет! — сказала Ольга, как только он остановился в двух шагах от нас.
— Вечер добрый, молодые люди! — гаркнул он, и по тембру голоса, мутным глазам и глуповатой улыбке мне не составило особого труда определить, что Коленвал изрядно пьян.
— Ты откуда нарисовался? — с деланным безразличием буркнул я.
— Как это откуда? — удивился Гришка так, словно любой в человек в посёлке обязан был знать, где он пропадает ночами, и, хмыкнув, провозгласил: — С аэродрома!
— Ты, наверно, перебрал с выпивкой? У тебя белка? — нахмурившись, подозрительно спросила моя девушка. — Какой ещё «аэродром»?
— Ну... Это... Кукурузник там базируется.
— Теперь понятно, — усмехнулся я. Определенно, речь шла о самолёте Ан-2, известном подавляющей части граждан страны под названием «кукурузник». Такой летательный аппарат каждый год навещал наш колхоз с целью распыления над полями удобрений или химических веществ для борьбы с насекомыми-вредителями посевов. Никакого аэродрома поблизости однозначно не было, и самолёт, скорее всего, просто стоял на относительно ровном участке степи, удобном для взлёта и посадки. — А что ты там забыл?
— Караулил! — заявил Сопотин, важно выпятив подбородок. — Для меня даже будку соорудили!
— Сторожем устроился? — немного презрительно поинтересовалась Ольга.
— Так и есть! Председатель строго-настрого приказал следить за бортом.
— Тогда с какой стати ты сейчас находишься здесь? Получается, оставил дорогую технику без присмотра! — Меня, как студента сельскохозяйственного института и будущего агронома, возмутила подобная безответственность.
— У меня уважительная причина, — смущённо пробормотал Коленвал и небрежно взмахнул в воздухе букетом. — Днюха сегодня у Лариски. Вот, решил сюрприз замутить и цветы ей подарить. Специально на лиман ходил, чтобы нарвать. Вы же меня не выдадите председателю? Стучать не будете?
— Нет, конечно, — нехотя заверил я, промолчав о том, что его «самоволка» была мне не по душе. — Можешь спокойно топать к жене. Она наверняка обрадуется.
— А ты как думал? Зуб даю, обрадуется! Я мою Лариску досконально изучил, — закивал головой Сопотин. — Ну, мне пора, а вам желаю удачи!
Безмятежно насвистывая, он зашагал по уличной дороге к своей ненаглядной, а я взглянул на Ольгу и заметил:
— Вот что любовь с мужчинами делает!
— Это самогон делает, а не любовь, — саркастически прокомментировала она.
— Дикие тюльпаны посреди ночи... Наш Коленвал, видать, романтик!
— Болван он, а не романтик! — не унималась Ольга.
— Почему ты такая циничная?
— В отличие от тебя, я реально смотрю на вещи. Твой Коленвал — либо слепой, либо конченный дебил, а его Лариса — последняя шалава. — Я в немом удивлении уставился на подругу, а она рассмеялась, увидев моё ошеломлённое лицо, и продолжила: — Эту шлюху уже каждый второй женатый чувак в селе успел трахнуть. Если не второй, то третий точно! Даёт всем без разбору, пока дорогого муженька дома нет. Озабоченная дура! Все семейные бабы на неё злые.
— Ого! Первый раз об этом слышу.
— Ты это серьёзно? — не поверила она.
— Абсолютно. Я не слежу за деревенскими слухами.
— Ну и зря! Хотя вы, мужики, все такие. Ничего не видите дальше собственного носа. А потом ещё и обижаетесь...
Слова про «мужиков» больно задели меня, поскольку они подразумевали под собой, что у неё имелся какой-то печальный и, должно быть, неприятный опыт отношений, о котором я не знал. Мне было известно, что я далеко не первый её парень, и в мыслях у меня не присутствовало никаких иллюзий на этот счёт, и всё-таки моё влюблённое сердце заныло от нахлынувшего приступа ретроспективной ревности, заставляя рассудок сердиться и страдать из-за незначительной (если объективно смотреть на вещи) ерунды.
— Может, пойдём обратно? — примирительно предложила Ольга и ласково обняла меня.
Во дворе мы встретились с Мариной и Артуром — видимо, кому-то из них захотелось в туалет, — а после того, как зашли в дом и приютились на диване, терпеливо дождались возвращения наших друзей, и только потом, когда они скрылись в спальне и оттуда вновь раздались соблазнительные девичьи стоны, занялись любовью. Я был ещё зол и несколько груб, благодаря чему половой акт затянулся, но Ольгу это не смутило, наоборот, она явственно наслаждалась моими яростными толчками и стонала даже громче Маринки. Мы обильно вспотели, а по завершении длительного секса неподвижно лежали, утомлённые, обнявшись и вдыхая запах друг друга. Я и Оля ещё два раза сходились в интенсивном интимном «бою», однако лишь последний «раунд» принёс ей оргазм — яркий и мощный, вынудивший нагое гибкое тело конвульсивно содрогаться и истекать влагой. Затем она обмякла, обессиленно раскинув руки в стороны.
Ни один звук не нарушал тишину, и несколько мгновений спустя я проговорил:
— Что-то больше не слышно Марину. Похоже, уснули.
— Нам бы тоже не помешало, милый, — отозвалась Ольга и зевнула, прикрыв рот ладонью. — Ты меня убил, Лёша! Я теперь неделю ходить не смогу... И, вообще, пора уже спать. Вам с Артуром нужно рано вставать.
— Ты спи, а я выйду, хочу немного подышать свежим воздухом.
— Хорошо, только возвращайся скорее, — прошептала она и свернулась калачиком.
Я аккуратно укрыл её пледом, оделся и на цыпочках покинул комнату. На улице стало чуть прохладнее; прежде всего я посетил туалет, потом выбрался со двора, но не стал далеко отходить от калитки и торопливо закурил сигарету, не собираясь тут долго задерживаться. На душе у меня было спокойно и сладостно, как будто мне удалось совершить великое дело и получить за это наивысшую награду, к которой я стремился всю сознательную жизнь. К сожалению, умиротворённое состояние достаточно быстро улетучилось из-за того, что до моего слуха донеслось отдалённое специфическое постукивание. Я развернулся на источник шума, сообразив, что так могут звучать только неровные удары подошв обуви по плотно утрамбованной земле, и увидел Коленвала... Он удалялся от центра поселения, и путь его, очевидно, пролегал мимо меня и вёл куда-то в степь. В прошлую нашу встречу с ним на лице у него играла жизнерадостная улыбка, а сейчас оно отчётливо осунулось, уголки губ опустились, щёки втянулись, нижняя челюсть безвольно отвисла, и крупный нос выдался вперёд, создавая впечатление, что он, как массивный якорь, тянет за собой вниз лохматую голову своего владельца. Руки Григория по-прежнему судорожно мельтешили, правда, на этот раз уже в каждой из них было зажато по предмету. Заметив меня, он на секунду замер, впрочем, почти сразу продолжил пеший марш и, поравнявшись со мной, остановился. Я бросил взгляд на его стиснутые кулаки и с удивлением обнаружил, что из одного из них всё ещё торчит букет тюльпанов, а из другого — длинный кухонный нож с широким лезвием.
Невысказанные вопросы застряли у меня в горле, я застыл, как статуя, и со стороны выглядел, без всякого сомнения, довольно-таки абсурдно. Но Сопотин не удостоил мою персону вниманием, его рассеянный взор был устремлён вдаль, будто меня вовсе не существовало рядом с ним.
— Вот ведь незадача... — сухо прошелестел надтреснутый мужской голос. — Аллергия у неё, оказывается...
— Что? — откликнулся я и нервно сглотнул.
— Незадача, оказия, облом, — пояснил Коленвал и странно посмотрел мне в глаза, словно лицезрел меня впервые в жизни.
— Не понял...
— Аллергия у Лариски. На тюльпаны. Уйму лет живём вместе, а только сегодня довелось узнать. Обматерила меня, выставила из хаты и отправила работать. Назад к кукурузнику... Типа, не фиг ерундой заниматься и будить её по ночам.
— И что дальше?
— Ничего. Пусть спит. Может, наконец-то выспится...
— А нож тебе зачем?
— Какой нож?
— Который в руке.
— Ааа... Этот... У меня жирный барашек есть на аэродроме. Решил зарезать и сварганить шашлык, раз жена мне не рада, ну и отпраздновать в одного всем назло! А теперь желание совсем пропало... Хочешь, тебе подарю? Бери, он ништячный, острый!
Гришка меланхолически усмехнулся и протянул мне нож.
— Не нужен мне твой тесак! — резко выпалил я. — Оставь себе. Он тебе ещё пригодится.
— Что ж, ты верно подметил, — подытожил Сопотин, коротко рассмеялся дребезжащим смехом и объявил: — Если нож не берёшь, возьми цветы! Подаришь своей красотке.
Мне показалось неуместным дважды отказывать ему и тем самым ещё больше расстраивать, поэтому я, недолго думая, согласился. Он кивнул, пробубнил что-то незначительное на прощание, и уже через пару минут его фигура растворилась в ночной мгле. Я вернулся в дом, тихо проскользнул на кухню, набрал воды в пустые бутылки из-под шампанского, вина и пива и старательно запихал в их горлышки тонкие стебли, разделив букет на несколько частей и приукрасив скучную поверхность стола красными, жёлтыми и белыми тюльпанами, вслед за тем, целиком и полностью удовлетворённый выполненной работой, отправился в зал к моей любимой, улыбаясь в предвкушении грядущего радостного удивления девчонок. Мне думалось, что она уже видит десятый сон, но Ольга вдруг приподнялась с дивана и спросила, когда я вошёл в помещение:
— Почему у него такая кличка?
— У кого?
— У Сопотина.
Я вздрогнул от неожиданности. Она физически не могла наблюдать нас с ним или слышать наш разговор, потому что окна из зала были обращены на другую улицу. Неужели женское чутьё каким-то неведомым мне образом подсказало ей, что я только что общался с Григорием?
— Оля, ты знаешь, что такое коленчатый вал, или, сокращённо, коленвал?
— Понятия не имею.
— Это важная деталь в двигателе внутреннего сгорания.
— В моторе машины?
— Да... Как бы тебе объяснить попроще... Короче, сложная штуковина, которая крутится внутри двигателя, но она не симметричная и обладает весьма своеобразной формой, так что её отдельные узлы при вращении то поднимаются, то опускаются. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. И делают это непрерывно.
— Как Сопотин, когда он переставляет ноги?
— Ага. Очень похоже на его походку.
— Жестокое ему дали прозвище... Не могли, что ли, подобрать другое?
— Обычно люди не выбирают себе клички, они возникают в определённый момент времени у кого-нибудь в голове и прилипают к человеку, как банный лист к заднице. И потом от них тяжело избавиться.
— Лёша, хватит нам обсуждать Коленвала! Давай-ка лучше спать. Я устала...
Во второй половине понедельника мы с Артуром уже находились в областной столице, и нас неумолимо затянула в свой бурный омут беспокойная студенческая жизнь. Лишь где-то полтора месяца спустя до меня дошла информация, что в ту роковую ночь, пока мы четверо предавались любовным утехам, Григорий Сопотин совершил особо тяжкое преступление. Следствию по большей части удалось восстановить детали содеянного им. Вероятнее всего, он застал собственную супругу в одной постели с Бикбулатом Асанралиевым — односельчанином и по совместительству давним собутыльником самого Коленвала. Пребывая в состоянии аффекта, Григорий схватил нож и нанёс множество ранений Ларисе и Бикбулату, что в конечном итоге привело к смерти обоих, потом расчленил топором их тела и бросил в хлев на съедение свиньям. Вечно голодные животные порядочно «обработали» человеческие останки, к примеру, они начисто отгрызли на отрубленных головах носы, уши и щёки. Осознав весь ужас того, что он натворил, Сопотин покинул территорию поселения Серебреки и отправился к месту временной стоянки самолёта Ан-2, где работал на должности охранника. Там, заперевшись в сторожевой будке, он вскрыл себе вены на руках тем же ножом, каким ранее убил двоих людей, и умер впоследствии от потери крови. Его труп обнаружили на следующий день.
После этих трагических событий прошло много лет. У меня на голове прочно обосновалась лысина, живот стал большим и круглым, и мне не нравится то лицо, что я вижу каждое утро в зеркале после пробуждения. Я женат, но не на Ольге Симихиной. Наш роман с ней не выдержал испытанием временем и продлился не дольше года. Она нашла себе нового парня и быстро вышла за него замуж, ну а я женился значительно позже, когда мне уже перевалило за тридцать. У Артура и Марины тоже не получилось сохранить отношения, хотя тогда, когда мы были молоды, мне казалось, что их взаимная любовь способна выдержать любые испытания. Он в конце 1994 года перебрался вместе с родителями на постоянное место жительство в другую страну, а она вскоре после его отъезда навсегда покинула Серебреки. С тех пор я о них ничего не слышал.
У меня, можно сказать, всё хорошо — есть семья, дом, приличная работа и вроде бы нет надобности вспоминать давнее прошлое, тем не менее, вопреки здравому смыслу, какая-то отдалённая область моего сознания подчас настойчиво напоминает о нём. Дело в том, что мне периодически снится один кошмарный сон. Точнее, эти повторяющиеся сны всё же имеют небольшие вариации относительно развития хода действия, но основный сюжет практически неизменен. Мне видится, что я снова очутился в Серебриках в злополучную первомайскую ночь... Крупная полная луна ярко освещает безлюдную улицу и невзрачные сельские хижины по её краям, вокруг царит звенящая тишина, и бодрящий весенний ветерок дует с той стороны, где раскинулась необъятная степь. Через некоторое время я замечаю там неясную тень, которая проворно приближается с тревожной неумолимостью судьбы, выписывая в воздухе вихляющие зигзаги. Холодная, как лёд, мысль жжёт мне мозг: «Это Коленвал!» Краткий миг спустя он уже стоит передо мной, сжимая в правой руке пышный букет багровых тюльпанов. Я пытаюсь хоть что-нибудь сказать ему, однако язык отказывается повиноваться, а челюсти прочно сковывает необъяснимый ужас. Григорий пугающе ухмыляется и резко бьёт в мою грудь левым кулаком. Я падаю плашмя на спину, и он рывком прыгает на меня, садится на живот и той же, левой, рукой крепко прижимает голову к земле. Мои конечности враз каменеют и будто врастают, пуская кряжистые корни, в плотную коричневую почву. У меня недостаточно сил, чтобы оторвать их и сбросить с себя Сопотина. Он дико хохочет и тычет в моё лицо букетом, и вдруг цветы оживают: кроваво-красные бутоны закрывают мне жёсткими, как наждачная бумага, лепестками щёки, нос, губы и уши, тонкие тычинки и мелкие пестики начинают утолщаться и многократно удлиняться, они приобретают форму спирального сверла и внедряются — вкручиваются виток за витком — в ноздри, рот и слуховые проходы, проникая всё глубже и глубже, в то время как гибкие зелёные стебли обвивают шею узкой смертельной петлёй. Мне невероятно, нестерпимо страшно и хочется свободно дышать, громко кричать и слышать свой крик, но почти все лицевые отверстия заполнены растениями; внезапно я в панике осознаю, что у меня есть ещё два, и в ту же секунду вращающиеся нити устремляются к глазам...
В этот момент я просыпаюсь, мокрый от пота с головы до ног. Сердце лихорадочно стучит в груди, а тело словно налито свинцом. К счастью, челюсти и язык больше не противятся моим желаниям, и я тихонько шепчу, боясь разбудить спящую рядом супругу, надёжное защитное заклинание родом из детства: «Коленвал, Коленвал, за мной гнался — не поймал!» По обыкновению, мне требуется несколько минут, чтобы успокоиться и замедлить сердцебиение, и затем меня ещё долго мучают мысли о том, что было бы, если бы я взял нож Григория, когда он предлагал его в подарок после учинённых им жутких убийств. Выжил бы он тогда и предстал перед правосудием или нашёл бы иной способ покончить с собой? Я прекрасно знаю, что никогда не найду ответы, и всё же мой внутренний голос не устаёт снова и снова задавать неудобные вопросы.
Наверное, прочитав эту историю, несложно будет догадаться, что меня воротит уже от одного только вида тюльпанов, а вот моя добрая и легковерная жена искренне уверена, что столь лютая неприязнь вызвана исключительно аллергией. И я, честно признаться, за это ей очень благодарен!
ЛитСовет
Только что